Дикарь

Глава 19

Он распахнул дверь с такой силой, что чуть не сорвал ее с петель. Так и есть! Попались, голубчики! На лестничной площадке толпились несколько незнакомых ему наглецов, которые по очереди подглядывали в замочную скважину в надежде увидеть ее обнаженное тело. Тело Джульет.

Тело его жены!

Гарет пришел в бешенство.

— Вонючие мерзавцы! — заорал он и, ослепленный яростью, бросился со шпагой на того, кто стоял ближе остальных.

Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не рискнул бы напасть на Джо Ламфорда, великана, который был значительно тяжелее и дюймов на семь выше его. Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не стал бы набрасываться на здоровенного мужчину, напоминающего телосложением жеребца-тяжеловоза. Человек, более здравомыслящий, чем Гарет, не полез бы в драку с признанным королем лондонских боксерских рингов.

Однако в тот момент лорда Гарета де Монфора нельзя было назвать здравомыслящим человеком.

Его кулак опустился на челюсть Ламфорда, и этот гигант, удивленно крякнув, рухнул навзничь, придавив мощным телом нескольких своих приятелей, как упавшее дерево давит травинки. На лестничной площадке было тесновато, и кто-то, потеряв равновесие, покатился кувырком вниз по лестнице, вопя во все горло от страха и боли.

Гарет даже внимания на него не обратил. Он видел только безобразную разбитую физиономию своего противника, сломанный нос и рот, в котором не хватало нескольких зубов и который в тот момент изрыгал площадную брань.

Рассвирепевший Гарет продолжал яростно обрабатывать его кулаками. Удар раздробил великану скуловую кость и вышиб коренной зуб. Тогда, взревев от боли, он изловчился подняться на ноги и всей своей огромной массой с размаху впечатал в стену насевшего ему на спину Гарета, едва не раскроив тому череп. Со стены сорвалась картина, которая чудом не пробила Гарету голову. Обезумев от ярости, он снова вскочил на ноги и ринулся в драку, безжалостно молотя кулаками противника. Он бил, защищался от ответных атак и снова бросался на противника, нанося быстрые, резкие удары. Из разбитой губы великана ручьем текла кровь, он ревел, как раненый зверь. Внизу собралась целая толпа; дерущимся что-то кричали, некоторые пытались взобраться вверх по лестнице. Впереди всех, словно флагманский корабль, спешила к месту происшествия пышущая гневом Лавиния Боттомли.

— Прекратите немедленно, вы, оба! Я не позволю устраивать побоище в моем доме! Ни за что!

Гарет, ловко блокировав удар противника, сам нанес ему удар справа. Гигант пошатнулся, но, развернувшись, ударил Гарета под ребра, так что у того перехватило дыхание. За спиной кто-то одобрительно взвизгнул, и Гарет, вне себя от гнева и все еще не оправившись от удара головой о стену, не раздумывая повернулся и нанес сокрушительный удар в скулу какому-то толстому зеваке. Толстяк, потеряв сознание, рухнул на руки своих приятелей.

— Получил, вонючий извращенец? — прохрипел Гарет, снова поворачиваясь к великану. — Я вас всех проучу! Я отобью у вас охоту подглядывать за леди!

Великан покачнулся, крики и возгласы со всех сторон слились в оглушительный нарастающий шум. Кулаки продолжали наносить безжалостные удары. Кровь лилась на ковер, забрызгивала стены. Великан явно терпел поражение. Гарет чувствовал, как чьи-то пальцы хватали его за плечи, пытаясь оттащить, но это вмешательство злило его еще больше. Лицо его было влажным от пота, пряди волос упали на глаза, дыхание стало хриплым и прерывистым. Кто-то, возможно Марио, попытался схватить его сзади, но, отведав мощного кулака Гарета, отказался от дальнейших попыток. Бой закончился полным поражением великана. Он в последний раз вяло взмахнул кулаком, глаза его закатились, он качнулся вперед и тяжело рухнул на ковер. Гарет успел заметить промелькнувшее в дверном проеме бледное лицо Джульет, которая в ужасе смотрела на него.

Было слышно, как, проснувшись, громко заплакала Шарлотта.

Толпа в замешательстве глазела на Гарета, некоторые даже в страхе попятились.

— Боже милосердный! Он нокаутировал самого Джо Ламфорда! — раздавался со всех сторон благоговейный шепот. И тут, перекрывая все прочие звуки, послышался пронзительный голос Лавинии, которая, перешагнув через тело поверженного великана, в воинственной позе остановилась перед Гаретом.

— Как вы посмели! — завопила она. — Я приютила вас, предоставила вам стол и кров, а вы отблагодарили меня тем, что испортили мой коридор, мою лестницу, мою картину! Будьте вы прокляты, лорд Гарет!

Гарет, у которого все еще кружилась голова, медленно огляделся вокруг. Он мало-помалу приходил в себя, и его постепенно охватывал ужас от содеянного.

Нельзя сказать, что он сожалел о своем поступке. Ведь он защищал честь жены! Но он умудрился лишиться единственного места, где им дали приют на ночь! Хуже всего то, что он поставил в крайне неловкое положение Джульет. Ведь к утру о том, что здесь произошло, узнает весь Лондон!

Ох, Джульет, Джульет. Я очень виноват перед тобой.

Прижав ко лбу кровоточащие кулаки, Гарет прислонился спиной к стене. Как будто откуда-то издали доносились до него гневные слова стоявшей перед ним Лавинии. Он видел, как все вокруг глазели на него, словно он был чудовищем, и пожалел, что кодекс чести позволял драться только с одним противником, иначе он с удовольствием вызвал бы на дуэль всю ораву сразу и скрестил бы с ними шпаги. Тем более что шпагой он владел гораздо лучше, чем приемами кулачного боя. По толпе пробежал шепот, кто-то попытался схватить его за плечо, но он сердито стряхнул с себя руку. Лавиния продолжала причитать об ущербе, причиненном ее картине, ее ковру.

Гарет почувствовал отвращение к себе за то, что поставил Джульет в неловкое положение, и, опустив голову, прижал к вискам окровавленные кулаки.

И тут он услышал легкие шаги по коридору.

Ее шаги.

Все притихли.

Она решительно подошла к нему, отвела от его лица израненные, кровоточащие руки и обняла своего ангела-воителя.

Потом, продолжая обнимать его одной рукой, она обернулась и обвела всех присутствующих жестким, сердитым взглядом.

Никто не шевельнулся.

— Вы заверили моего мужа, что нам здесь никто не помешает, — напомнила она разгневанной содержательнице борделя. — Он обладает не только горячим нравом, но и чувством чести, которым отличаются только настоящие рыцари. А ваше дурацкое развлечение у замочной скважины обострило оба эти качества, превратив их во взрывоопасную смесь. Так что все вы получили по заслугам. Стыд и позор всем вам!

— Но он сломал мою дверь! И моя картина испорчена! Я привезла ее из Франции. Знаете, сколько она стоила? Мой ковер испорчен, в стене трещина, а уж о репутации заведения и говорить нечего! Мне теперь никогда не удастся восстановить ее!

Гарет выпрямился, откинув с лица пряди волос.

— Послушай, Лавиния, я заплачу тебе за картину, — пробормотал он, стирая тыльной стороной ладони ручеек крови, сочившийся из уголка рта. — Скажи мне, сколько она стоит, и я заплачу.

Однако Лавинию Боттомли не так-то просто было урезонить.

— Картина бесценна! — твердила она. — Вы что, не понимаете? Бес-цен-на!

— Мой муж сказал вам, что заплатит, — осадила ее Джульет, которая твердо знала, что все имеет свою цену. Ее изящная ручка все еще обнимала Гарета, сдерживая его и придавая устойчивость, словно спасительный якорь. — Отправьте чек в резиденцию Монфоров, и его светлость, я уверена, возместит вам ваши потери.

— Уж будьте уверены, ему придется это сделать! А теперь выметайтесь отсюда вместе с вашим орущим отпрыском, пока я не приказала Марио вышвырнуть вас.

Эй, Марио!

Итальянец, смущенный и озадаченный таким поворотом событий, а также памятуя о сокрушительной силе кулаков Гарета, потоптался на месте и робко шагнул вперед.

— Не надо, — жестом остановил его Гарет. — Нет необходимости выгонять меня силой, любезный. На сегодня хватит и того, что было, — сказал он и крепко прижал к себе Джульет, бесконечно гордясь тем, что она встала на его защиту. Но когда он перевел взгляд на содержательницу борделя, любой, кто знал де Монфоров, заметил бы угрозу в этом безмятежном взгляде и содрогнулся от страха. — Мы уходим, Лавиния. Но если хоть кто-нибудь узнает от тебя о том, что мы были здесь, я сделаю так, что твое заведение будет посещать только самый мерзкий сброд. Уж я позабочусь о том, чтобы ни один человек из общества на пушечный выстрел не подошел к твоему заведению, и тебе придется закрыть дело из-за отсутствия подходящей клиентуры. Ты меня понимаешь, Лавиния?

Я тебя разорю.

Лавиния, побелевшая как мел, прижала руку к груди и попятилась.

Гарет медленно обвел всех присутствующих ледяным взглядом. Обняв жену за талию, он повел ее назад в комнату, где они молча собрали свои вещи и потеплее закутали в одеяло все еще не успокоившуюся Шарлотту. Потом так же молча они спустились вниз по лестнице, причем Гарет не снимал руку с эфеса шпаги на случай дальнейшего выяснения отношений.

Когда они уходили, никто не произнес ни слова.

И никто не заметил также, что следом за ними из заведения проворно выскользнул какой-то неприметный человек.