Дикая магия

Глава пятая

Сладкий запах миндаля наполнил комнату, гладкая серебристая поверхность зеркала зарябила, как вода в пруду от брошенного камня, и на поверхности его закружил целый водоворот красок. Постепенно поверхность зеркала залил черный, словно подсвеченный дальним мерцающим светом, цвет. Ценнайра хмуро смотрела на зеркало — ей на мгновение показалось, что вдали от Кандахара зеркало потеряло свою магическую способность и лишило ее связи с хозяином. А может, все это — проделки Очена? Неожиданно картинка в зеркале изменилась. На мгновение перед ней появились красные угли в жаровне, затем все опять почернело, только теперь с оттенком темной ночи. Поверхность рябила, словно кто-то бросал в зеркало камни с другой стороны. Ценнайра инстинктивно отстранилась. Поверхность вновь потемнела, затем посветлела, и на нем проступило лицо Аномиуса.

Омерзительный маленький колдун вытер рукавом губы и, с раздражением взглянув на нее, пробормотал:

— Подожди.

Поверхность зеркала вновь помутилась, и Ценнайра едва не рассмеялась, сообразив, что связалась с ним в момент трапезы и что рябь на поверхности зеркала была вызвана крошками и остатками пищи. Она сдержала смех.

Из зеркала донесся отрывистый голос:

— Тебя давно не было. Где ты?

— По ту сторону Кесс-Имбруна, — ответила она, — на Джессеринской равнине.

— Что лежит по ту сторону Кесс-Имбруна, я знаю, — грубо, как обычно, заявил он. — Где конкретно?

— В крепости джессеритов, — пояснила она. — Возле Дагган-Вхе.

— С ними? — Лицо приблизилось к заплеванному пищей зеркалу. — С Каландриллом и другими?

— Да, — подтвердила она. — Они нашли меня там, где ты сказал, и поверили в мой рассказ. Теперь я с ними.

— И они ничего не подозревают? — Он провел рукой по грязным, с крошками толстым губам, отвернулся и сплюнул. В жаровне зашипело. — Они доверяют тебе?

— Я не уверена, — честно ответила Ценнайра. — Каландрилл, кажется, да, но Брахт очень осторожен, Катя, похоже, тоже.

Поверхность зеркала заколебалась, колдун протянул руку, поднес к губам кубок и шумно отхлебнул.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Брахт хотел отправить меня назад, — пояснила она, — но Каландрилл вступился.

Аномиус отрывисто рассмеялся.

«Он похож на свинью, — подумала Ценнайра, — лежащую в грязи».

— Ты ему приглянулась? — спросил колдун. — Я на это рассчитывал.

Ценнайра кивнула и сказала:

— Истинно, приглянулась. Он благородный человек.

Вновь раздался смех, теперь презрительный, и Аномиус спросил:

— Ты уже возлегла с ним?

— Нет, — ответила она и вновь повторила: — Он благородный человек.

— Он просто мужчина, — хрюкнул колдун, — но это неважно. Ты знаешь, что делать в таких случаях. У тебя получится. Привяжи его к себе.

Ценнайра вновь кивнула, не произнеся ни слова.

— Итак, — заявил Аномиус, — ты с ними, и они тебе доверяют, по крайней мере настолько, что ты можешь скакать с ними дальше. Это правда?

— Да, — подтвердила она. — Не забывай — я видела Рхыфамуна в лицо. А также…

Колдун перебил ее:

— Вот именно, Рхыфамуна! Что с ним? Где книга?

— Он направляется на север, и это все, что мы о нем знаем. — Ценнайра помолчала с мгновение, пытаясь привести в порядок мысли. Очен прав, она не должна рассказывать всего этому отталкивающему человечку. — Колдовством он перебил весь гарнизон форта. Каландрилл считает, что он оставил после себя магические заклятия, дабы обезопаситься. Он ведь знает, что его преследуют.

— А Каландрилл с Брахтом выжили. — Землистого цвета лицо нахмурилось. — Как им это удалось?

Ценнайра поняла свою ошибку и попыталась оправдаться, смешивая истину с вымыслом.

— У Каландрилла есть волшебный меч, и он перебил колдовских существ.

— Расскажи мне про меч, — потребовал Аномиус.

— Волшебной силой его наделила богиня Дера, — пояснила она. Хозяин ее злился, и ей стало не по себе. — Они говорят, что это случилось в Лиссе.

Аномиус что-то неопределенное хрюкнул, поковырял пальцем в зубах и вытер его о халат.

— Так значит, им помогают Молодые боги? — задумчиво спросил он.

Ценнайре показалось, что в его резком голосе прозвучала нотка сомнения, а может, и ужаса. И она торжественно продолжала:

— Они говорят, будто через Узкое море их перенес Бураш, а в Куан-на'Форе, когда Брахта взяли в плен и собирались распять, Ахрд вытащил гвозди из его ладоней, вернул ему жизнь и провел их через Куан на'Дру.

Колдун резко выдохнул через ноздри и задумался, поглаживая себя по носу. Наконец он произнес:

— Но Рхыфамуна им остановить не удалось. Я имею в виду Молодых богов.

Решив, что это вопрос, Ценнайра сказала:

— Похоже, что нет.

— Как им не удалось остановить и тебя, — задумчиво продолжал он, словно и не слышал ее слов. — Это значит, они ослаблены или на них наложены ограничения. Впрочем, это неважно. Главное, чтобы они не мешали тебе. Продолжай в том же духе.

— Хорошо, — пообещала Ценнайра, вовсе не уверенная в том, что говорит искренне.

— А Рхыфамун направляется на север? К Боррхун-Маджу?

— Они полагают, — осторожно сказала она, — что Фарн упокоился по ту сторону гор.

— Как они туда доберутся? Я плохо знаю джессеритов, но всем известно, что они не любят принимать гостей. Не вынудят ли они вас уйти?

Вопрос застал Ценнайру врасплох. Женщина, менее сведущая в притворстве, наверняка бы сломалась и поведала всю правду, но Ценнайра умела скрывать свои чувства.

— Это не так, — быстро возразила она. — Здесь, в форте, к нам относятся по-дружески.

— Кто? — с подозрением в голосе спросил Аномиус. — Ты же сама только что сказала, что Рхыфамун перебил всех солдат.

Не будь Ценнайра так сообразительна, то непременно выдала бы себя, но она тут же нашлась.

— И я не солгала, — сказала она. — Но кое-кто спасся и сообщил своим о происшедшем. Сюда прибыли другие. К тому времени, когда они появились, Каландрилл расправился с созданиями Рхыфамуна. И джессериты считают его героем.

Аномиус смягчился. Ценнайра перевела дух.

— А ты с ними? — поинтересовался он.

— Меня считают одной из них, — кивнула она, продолжая выдумывать. — Джессериты предлагают нам помощь и обещают свободный проезд по равнине.

— А ведают ли они о Рхыфамуне? — резко спросил колдун. — О «Заветной книге»? Не подозревают ли они, почему вы за ним гонитесь?

— Нет, — быстро сказала она, решив, что колдун становится опасен. — Они полагают, мы едем в Вану, на родину Кати, которая лежит у подножия Боррхун-Маджа.

— Хорошо. Как далеко от вас Рхыфамун?

— Он в нескольких днях пути, — ответила Ценнайра.

— Тогда не задерживайся, — приказал маг.

— Конечно, однако я не должна их обгонять, — предположила она. — Впрочем, они и сами торопятся.

— Что и понятно, — хмыкнул колдун. — Оставайся с ними. Я уверен: они — ключ к уничтожению Рхыфамуна. Так что они нужны мне.

Он рассмеялся отвратительным булькающим смехом.

«Как и я, — подумала Ценнайра. — Я просто инструмент в твоих руках, который ты уничтожишь, как только я потеряю для тебя значение».

Вслух же она сказала:

— А когда мы догоним его, что тогда? Боюсь, что меч Каландрилла способен убить даже меня. Я не сомневаюсь: он воспользуется им, если я попытаюсь отобрать у них книгу.

— Возможно, — беспечно согласился Аномиус и взглянул на нее с высокомерной улыбкой. — Ты думаешь, я об этом не подумал?

— Яне ведаю, о чем ты думаешь и что ты видишь, — честно призналась она.

— Не забывай — ты слуга, я хозяин, — самодовольно заявил он. — Но ты не бойся, когда пробьет час, я окажусь на месте.

— Каким образом? — Ценнайра даже не пыталась скрыть своего удивления. — Ты сбросил с себя колдовские оковы? Или колдуны тирана отпустили тебя?

— Нет пока. Да будут они прокляты. — Нахмурившись, противный колдун стал еще более отталкивающим. — Но скоро я освобожусь от их пут.

— Но как? Неужто ты настолько могуществен? — спросила она, в отчаянии прикрывая беспокойство лестью.

— Настолько, — заявил Аномиус, ни секунды не поколебавшись. — Очень скоро проклятые путы падут с меня. Каким образом я этого добьюсь? Тебя это не касается. Главное в том, что, когда посчитаю нужным, я перенесу себя туда, где находишься ты.

Ценнайра подавила в себе тревогу, пытаясь мыслить ясно. Пока она видела только одну возможность, как он может выполнить свою угрозу, и решила побольше об этом узнать.

— При помощи зеркала? — спросила она и тут же добавила: — Ты воистину великий маг.

— А ты сомневалась? — напыщенно проговорил колдун. — Да, при помощи зеркала. Нужно только, чтобы ты мне показала, что находится в округе.

— Из всех магов, — сказала она льстиво, — ты единственный в состоянии взять верх над Рхыфамуном.

Аномиус расплылся в самодовольной улыбке.

— Истинно, — согласился он, — и я это сделаю, когда настанет время.

— А где ты сейчас? — с покорностью, подогревавшей его тщеславие, спросила она.

— На подступах к Мхерут'йи, — ответил он; лесть развязала ему язык. — Город осажден. Он под защитой таких заклятий, которые снять в состоянии только я.

— А потом?

— Видимо, мы пойдем на юг, чтобы выбить Сафома из оставшихся бастионов. Подожди. — Зеркало внезапно потемнело, словно он сунул его в рукав. До Ценнайры доносились слабые приглушенные голоса, но слов она не разобрала; затем вновь появилось лицо Аномиуса — Меня зовут колдуны, без меня они беспомощны — заявил он. — Свяжись со мной при первой возможности.

— Это может быть нескоро, — предупредила Ценнайра — Здесь мы не задержимся. А в пути, боюсь, мне будет трудно уединиться.

Она ничуть не преувеличивала. На равнине им придется держаться близко друг к другу. К тому же воспользоваться зеркалом без ведома Очена будет почти невозможно. С другой стороны, она надеялась выиграть время, чтобы привести в порядок мысли. А может, и решить, кому служить. Но самое главное — не вызвать подозрений Аномиуса. Колдун нахмурился то ли от беспокойства, то ли от злости: эти две черты были в нем неразделимы.

— Да, верно, — согласился он наконец. — Свяжись, когда сможешь.

— Хорошо, — заверила Ценнайра.

Он кивнул, что-то хрюкнул, пробормотал магическую формулу, и образ его начал таять. По зеркалу вновь закружил водоворот красок. Запах миндаля усилился, а когда развеялся, зеркало опять стало простым куском стекла. Ценнайра отложила его в сторону и долго сидела не двигаясь, глядя на квадрат ночного неба, видимого в окне. Она тщательно обдумала все, что только что услышала, пытаясь сообразить, как этим воспользоваться.

Ценнайра была напугана: Аномиус не сомневался, что скоро освободится от оккультных пут, которые привязывают его к тирану. А когда он обретет свободу передвижения, в ней, Ценнайре, у него уже больше не будет нужды, стоит ей только показать зеркалом свое местоположение. Она достаточно разбиралась в магии и знала, что колдун без труда может перенести себя в любое место. Главное для него — знать куда. Он должен видеть местность или хорошо помнить ее.

Значит, пока Ценнайра вместе с Каландриллом, Брахтом и Катей гонится за Рхыфамуном и за «Заветной книгой», Аномиус ее не тронет. А о ходе их преследования он может узнать только через нее. Следовательно, до тех пор, если только его не злить, она в безопасности.

Удовлетворившись этим выводом, Ценнайра попыталась разобраться в другом. Аномиус сам научил ее перемещаться в пространстве. Однажды она уже воспользовалась этим колдовством и сейчас сообразила, что точно таким же образом сама может перенестись в его покои в Нхур-Джабале, где в шкатулке, если верить колдуну, лежит ее сердце.

Она представила себе покои и едва не произнесла магическую формулу, дабы, оказавшись там, отыскать свое сердце и вновь обрести себя. Но сдержалась. Аномиус, конечно, предпринял меры предосторожности, он не такой дурак. Да, он тщеславен, да, он безумен, но он наделен страшной хитростью и наверняка заколдовал шкатулку. Вполне возможно, он заколдовал даже подступы к самой комнате, и при малейшей попытке забрать сердце оно может быть уничтожено.

Нет, решила Ценнайра, горько отругав себя, это не выход. Какое-то время ей еще придется танцевать под его дудку и зависеть от его расположения. Впрочем, он тоже зависит от ее преданности. Надо будет и впредь делать вид, что она усердно ему служит.

Однако мысль о том, что она может перенестись в Нхур-Джабаль, придала ей силы. В будущем, когда она получше разберется в колдовстве… может, вернет себе сердце и опять станет самой собой?

Как это сделать, Ценнайра пока и сама не знала. Очен прав: многие бы позавидовали ее способностям. Она бессмертна и, без сомнения, обладает силой и выносливостью, о коих не может мечтать ни один смертный. Она обладает сверхчеловеческими чувствами, что дает ей огромное преимущество над простыми людьми. Больше того, она уже знает один колдовской трюк, так почему бы ей не научиться и другим?

За окном запела ночная птичка, словно насмехаясь над ней. Да, сила ее велика, и все же она в ловушке: без сердца она всемогуща, однако полностью зависит от того кто держит его в руках. Она смотрела невидящим взором на усыпанное звездами небо и на почти полную луну, начинавшую прятаться за горизонт. Серебристое облако лениво плыло по небу, повинуясь легкому дуновению ветерка. На стенах крепости люди — простые, обыкновенные люди с самыми обыкновенными заботами. На мгновение она позавидовала им, но тут же ноздри ее уловили слабый запах миндаля, и она вспомнила об Очене. Еще одна рука, играющая на струнах ее судьбы. Она была настолько сбита с толку обещаниями и предостережениями вазиря, что не знала, кто он: друг или враг. Говорил он с ней как друг, в худшем случае — как союзник. Но что им движет, зачем ему это? Мотивы его оставались для нее столь же непонятными, сколь непроницаемым было его древнее лицо, на котором отражались только те чувства, которые он хотел показать.

Ценнайра задумалась о том, что расскажет Очену. Вазирь, без сомнения, будет ее расспрашивать. А то, что Аномиус надеется вскоре освободиться от колдовских пут, — важная новость. Что предпримет Очен? Не разобьет ли зеркало, чтобы не дать Аномиусу перенестись сюда? Каков будет ответный ход Аномиуса? Не предаст ли ее Очен? Она мимолетно вспомнила Каландрилла и попыталась представить его реакцию, но тут же отогнала от себя эти мысли. В голове ее и без того царил страшный сумбур. И ей надо думать о том, как выжить.

Так предупредить Очена или нет?

Ценнайра не знала, на что решиться. Насколько ей нужно бессмертие? Но в том, что еще не готова отказываться от жизни, она была уверена.

Когда первые лучи рассвета окрасили небо в серый Цвет, Ценнайра наконец приняла решение: она, как и раньше, будет вести двойную игру и рассказывать колдунам попеременно только то, что необходимо, не больше. Она не расскажет Очену о том, что Аномиус готов сбросить с себя колдовские путы, а Аномиусу — о существовании Очена. Она будет играть роль преданного слуги до тех пор, пока сама не решит, чью сторону занять. К тому времени она, может, еще чему-нибудь научится и найдет ответы на другие вопросы.

Ценнайра отвернулась от светлеющего окна и улеглась в кровать, закрыв глаза, как обыкновенный смертный.

Утро не принесло ей облегчения, а только все усложнило.

Форт пробуждался, птицы пели, мужчины громко переговаривались, лошади храпели и били копытами, звенел металл, скрипела кожа, слышался шум шагов. Тысячи запахов дурманили ей голову: пота животных и мужчин, свежего навоза, дыма, готовящейся пищи, древнего камня, почти очищенного Оченом от колдовства Рхыфамуна. Она встала и привела себя в порядок, размышляя над тем, что надеть: то ли роскошные одеяния, которые были на ней вчера вечером, то ли крепкое кожаное облачение, в, котором она пересекла Куан-на'Фор. Роскошный джессеритский наряд, конечно, очень красив, но, решив, что это будет нескромно, она выбрала простые одежды, более по вкусу ее… Кого? Спутников? Товарищей? Она не по-женски выругалась, недовольная собой, своими сомнениями и тем, что вынуждена плясать под чужую дудку; зашнуровала кожу и небрежно облокотилась на подоконник амбразуры, наблюдая за суматохой во дворе и за утренним солнцем, освещавшим стены замка. В дверь постучали.

Катя, тоже в доспехах, с улыбкой приветствовав ее, предложила воспользоваться баней, пока мужчины спят. Ценнайра согласилась, полагая, что Катя хочет задать ей несколько вопросов. Но ошиблась. Катя была расположена явно по-дружески, словно одобрение Очена предыдущим вечером развеяло все ее сомнения. Катя говорила об их приключениях, о клятве Брахта — это показалось Ценнайре очень странным, — о том, что их ждет впереди. В свою очередь Ценнайра придумала короткую историю о своей жизни в Кандахаре с непродолжительным трагически закончившимся замужеством, после которого у нее оказалось достаточно средств, чтобы снарядить караван и отправиться в путешествие по миру.

Катя рассмеялась и сказала:

— Тогда можешь считать, что тебе повезло. Там, куда мы направляемся, не был еще ни один смертный.

Ценнайра со смехом спросила:

— Вернусь ли я когда-нибудь в Кандахар?

Катя посерьезнела:

— Надеюсь, вернешься. Добраться до Кандахара будет трудно, но не труднее, чем то, что ждет нас впереди.

— Нет, боюсь, в Кандахар я больше не вернусь. — Ценнайра покачала головой и с деланным смущением отбросила с лица длинные локоны. Потом, скромно потупив взор, продолжала: — Я еще сама точно не знаю, но мне кажется… мне судьбой предписано… идти с вами.

— Возможно, — серьезно согласилась Катя. — Иначе как еще объяснить, что ты оказалась у Дагган-Вхе как раз в то время, когда прискакали туда мы?

Ценнайра кивнула и сделала вид, что намыливается, пытаясь по запахам определить, не подозревает ли ее в чем Катя. Все, что она могла различить, было несколько настороженное, но все же истинно дружеское расположение. Видимо, одобрение Очена и впрямь давало ей некий кредит доверия.

— Вероятно, — продолжала Катя, не дождавшись ответа от Ценнайры, — сюда тебя привели сами Молодые боги. Они помогают нам, чем могут. Вполне возможно, ты тоже часть их божественного умысла.

— Ты действительно так думаешь? — Ценнайре даже не пришлось разыгрывать удивление.

— Я не пытаюсь проникнуть в замыслы богов, — ответила Катя. — Но то, что ты оказалась в определенном месте… в определенный час… — Она пожала бронзовыми от загара плечами, с которых потоками стекала вода, и шаловливо улыбнулась: — Не сомневаюсь, Каландрилл тоже так считает.

Ценнайра скромно потупилась и сказала:

— Он очень привлекателен, к тому же он принц Лиссе. Удивительно, что у него нет супруги.

— Никакой он не принц. Его объявили вне закона, — пояснила Катя. — Когда-то он любил, но она стала супругой его брата.

— Он до сих пор ее любит? — спросила Ценнайра.

— Ее? Нет.

Ценнайра улыбнулась и пробормотала:

— Очень хорошо.

Катя кивнула и, словно закрыв эту тему, предложила вылезти из ванны и идти завтракать. Ценнайра, не желая переигрывать, согласилась.

В столовой их уже ждали. Каландрилл и Брахт завтракали в компании Очена и Чазали. Мужчины вежливо приветствовали вошедших женщин. Ценнайра взглянула на вазиря, но его улыбающееся лицо тут же стало непроницаемым, и он поспешил вернуться к беседе с киривашеном. Катя села рядом с Брахтом, и они едва слышно обменялись несколькими словами. Каландрилл выдвинул для Ценнайры табурет, и она наградила его смущенной улыбкой, пробормотав слова благодарности и довольная румянцем, проступившим у него на щеках.

— Мы выступаем завтра, — сказал Каландрилл, с трудом скрывая смятение, овладевшее им от близости Ценнайры. — К тому времени Очен полностью очистит форт. Мы отправляемся на рассвете.

Ценнайра кивнула и приступила к трапезе. Каландрилл, как мог, развлекал ее разговором. Его собственные слова казались ему неуклюжими, а Ценнайре — очаровательными. Благодаря своей красоте она выслушала немало комплиментов в прошлой жизни, но ими мужчины пользовались для того, чтобы обговорить коммерческую сторону дела. Невинность Каландрилла забавляла ее. Юноше и в голову не приходило, что когда-то она была куртизанкой. Да, он делал ей комплименты, но так застенчиво, будто не знал, что это — обычное начало отношений между мужчиной и женщиной. Ценнайра помогала ему поддерживать беседу, но ровно настолько, сколько требовала от нее новая роль. Она отказалась от множества уловок, которыми пользовалась в подобных случаях. Ее единственной заботой сейчас было помочь ему преодолеть свою застенчивость.

Когда трапеза подошла к концу, Чазали оставил их, чтобы совместно с Тэмченом проверить оборону форта. С уходом киривашена в трапезной стало как-то пусто.

Очен тоже извинился и оставил их вчетвером. Ценнайра позволила бы себе отдохнуть перед продолжительным и рискованным путешествием, но Брахт предложил подготовить лошадей, и все вместе они отправились в конюшни.

Лошади их были накормлены и напоены, но почистить их джессериты не решались. Они даже приближаться к ним опасались: крупные животные, особенно жеребец Брахта, нагоняли на них явный страх.

Керниец принялся чистить вороного, нашептывая ему на ухо ласковые слова, на что конь отвечал тихим довольным ржанием. Человек и жеребец словно беседовали о чем-то, понятном только им двоим.

— Временами мне кажется, — заметил Каландрилл, начиная скрести гнедого, — что Брахт любит своего коня не меньше Кати.

— А ты? — по привычке кокетливо спросила Ценнайра, наблюдая за ним из ворот. — Кому отдаешь предпочтение ты?

В конюшне было темно, но ей показалось, Каландрилл покраснел. Как бы то ни было, он ниже склонился над мерином и принялся тереть его с большим усердием.

— Конь много значит для мужчины… — пробормотал он, — за ним надо ухаживать.

Ценнайра мягко рассмеялась и попыталась помочь ему преодолеть неловкость:

— Может, выберешь для меня коня? Я в них не разбираюсь.

— Брахт в лошадях разбирается лучше, — скромно заметил Каландрилл. — Я ему в этом в подметки не гожусь.

Ценнайра кивнула, отказавшись от кокетства. Ей нравилось просто стоять и смотреть на него, подавая время от времени щетку. Когда пальцы их соприкасались, он смущенно улыбался. Годы словно перестали обременять Ценнайру, и она вновь почувствовала себя девочкой, когда ей доставляло удовольствие наблюдать, как брат ухаживает за их тягловой лошадью.

Вскоре кони были почищены, и Брахт предложил попрактиковаться в фехтовании. Катя и Каландрилл с удовольствием согласились. Через тонущий в полумраке лабиринт коридоров они не без труда вернулись в свои комнаты, где из уважения к гостеприимству джессеритов оставили свое оружие.

Форт пребывал в трудах, люди сновали туда и сюда, выполняя свои обязанности, и никому не было дела до чужеземцев. Так что найти уголок во дворе, где можно было бы попрактиковаться в фехтовании, оказалось не так просто. Они плутали по бесконечным пустынным коридорам с длинными рядами закрытых дверей. Подобных крепостей Каландриллу видеть не приходилось; создавалось впечатление, будто она была вырублена в монолитной скале. Внешние стены были частью внутренних. Форт напоминал ему муравейник, а джессериты — его бескрылых обитателей.

Их общественная организация выглядела столь же четкой и ясной, как и у насекомых.

Наконец они, следуя по узкой лестнице, вышли во двор, где воины в кольчугах и кожаных доспехах тренировались в фехтовании мечами, но их попросили удалиться.

До крайности вежливый начальник объяснил, что это совсем не подходящее место для столь почетных гостей, и голосом, не терпящим возражений, предложил им отправиться во двор для котузенов. Им дали человека, и по сумрачным коридорам он провел их в другой двор, где тренировались воины в черном, как у Чазали и Тэмчена, обмундировании.

Едва они вошли, как все замерли. Проводник их поклонился и что-то сказал. Получив ответ, он отправился назад. Котузены было явно обескуражены и отчасти возмущены, словно чужеземцы нарушили какой-то порядок.

Воин, с кем говорил провожатый, приподнял металлическую сетку с лица и поклонился, карие глаза его были непроницаемы.

— Чем могу служить? — спросил он.

Брахт хлопнул рукой по своим ножнам и сказал:

— Мы бы с удовольствием расчехлили мечи.

Котузен посмотрел на саблю, висевшую на поясе Кати, и глаза его округлились.

— Дамы тоже?

От удивления голос его прозвучал резко.

— Да, — бодро ответил Брахт, ухмыляясь Кате. — Эта дама владеет мечом лучше многих мужчин.

Потрясенные воины что-то забормотали.

— У вас это не принято? — спросил Каландрилл.

Котузен яростно замотал головой, и по лицу его можно было понять, что подобная мысль показалась ему ужасной и диковинной.

— Нет, — наконец с трудом выговорил он. — Женщины коту не занимаются мужскими делами.

— Мужскими? Ахрд! Эта женщина победит любого мужчину.

Каландрилл, уже научившийся читать по выражению лица джессеритов, понял, что собеседник пришел в бешенство, и тут же сказал:

— В Куан-на'Форе и в Вану, откуда родом мои друзья, женщины привыкли носить с собой оружие и умеют им пользоваться. Если мы невольно оскорбили вас, приношу свои извинения. — Он поклонился, как это делали джессериты.

Котузен сглотнул, явно растерянный. Наконец он произнес:

— У нас нет такого обычая.

Брахт собрался поспорить, но в разговор вмешалась Катя:

— Я не хочу оскорблять наших хозяев, лучше уйдем.

Котузена ее слова явно смутили. Закованной в латы рукой он разгладил напомаженные усы, а Каландрилл дружески улыбнулся и спросил:

— Нет ли у вас другого двора, где мы могли бы позаниматься сами по себе?

Воин подумал и сдержанно кивнул.

— Не одолжите нам снаряжение? — спросил Брахт.

Котузен вновь кивнул и, резко развернувшись на пятках, отдал несколько коротких распоряжений. Двое воинов туг же сорвались с места и принесли им куртки из толстой кожи, а третий повел иноземцев в другой двор. Каландрилл и Брахт взвалили на плечи куртки, поблагодарили хозяев и отправились вслед за закованным в латы проводником. Сзади до ушей Каландрилла донесся приглушенный голос:

— Варвары.

И тут же другой голос недоверчиво добавил:

— Их женщины дерутся…

Брахт усмехнулся, покачав головой; Каландрилл повел глазами на проводника, взглядом прося кернийца помолчать. Да, джессериты другие, но они их союзники, так что надо уважать их обычаи.

«Мы кажемся им не менее странными», — подумал он, пока они шли по темному коридору.

Их проводили в небольшой квадратный, словно колодец, двор. Высоко над глухими стенами голубело небо. Двор был скрыт от посторонних взглядов, словно их привели сюда специально, дабы никто не видел меча в руках женщин. Проводник молча поклонился и ушел.

— Странные люди, — пробормотал Брахт, напяливая куртку. — Они что, балуют своих женщин?

Каландрилл пожал плечами.

— Будем надеяться, что нам никто не помешает, — рассмеялась Катя, — ибо, если они на нас нападут, придется удивить их еще больше.

— Или переманить их женщин на нашу сторону, — усмехнулся Брахт.

Ценнайра, привыкшая к образу жизни, похожему на тот, которого придерживались джессериты, не видела ничего странного в том, что женщины не дерутся, и была неприятно удивлена, когда Брахт подал ей куртку из толстой кожи.

— Так говоришь, ты не умеешь фехтовать? — спросил он и, когда она покачала головой, продолжал: — Значит, не помешает кое-чему научиться.

Она переполошилась, опасаясь, что во время тренировки не сможет скрыть свою сверхчеловеческую силу. Каландрилл, неправильно истолковав ее замешательство, галантно произнес:

— Тебе не причинят вреда.

— А позже это может спасти тебе жизнь, — добавила Катя. — Хочешь? Поработай со мной. Начнем с кинжала.

Ценнайре ничего не оставалось, как согласиться. Она натянула куртку и осторожно вытащила из ножен кинжал думая о том, как бы не забыться и не проткнуть кожаные доспехи вануйки. Катя же, полагая, что причиной ее смущения был кинжал, принялась объяснять, как его держать, как правильно ставить ноги и держать корпус.

— Резко вверх, — проговорила она, показывая движение, — словно вгоняешь кинжал под ребра в сердце. Большим пальцем упирайся в чашечку, бей от плеча, вкладывай в удар весь вес тела. Попробуй.

Ценнайра думала только о том, как бы не выказать свою силу, и была удивлена, когда удар ее был отбит почти незаметным движением кисти. Рука Ценнайры отлетела в сторону, а кончик кинжала светловолосой девушки легко коснулся куртки Ценнайры.

— Не выдавай свои намерения, — учила Катя. — Глаза и ноги все мне показали. Удар должен быть неожиданным. Вот, смотри…

Она показала ей несколько приемов, и Ценнайра была околдована этим смертельным танцем. Она поняла, что сила — еще не все и что ей многому придется научиться у Кати. Она усердно следовала указаниям вануйки, учась отбивать удары противника движением кисти, обманывать, выводить его из равновесия. Это совсем не походило на то, в чем она знала толк. Здесь, помимо всего прочего, еще надо предугадать намерения противника. Очень скоро тренировка настолько увлекла ее v что она даже забыла разыгрывать усталость.

Ценнайра почти не замечала звона клинков Каландрилла и Брахта, она видела и слышала только Катю и думала лишь о нападении и защите, о наступлении, отступлении, контратаке. Упражнения с кинжалом доставляли огромное удовольствие. Она поняла, что в будущем они могут сослужить ей очень хорошую службу. Научившись этому мастерству, подумала она, я могу стать непобедимой. Я обладаю неимоверной силой, подкрепленной нечеловеческими чувствами, позволяющими угадать движение противника. Вряд ли кто выдержит со мной соперничество. А даже если и выдержит, то что в этом такого? Удар кинжала под ребра все равно не убьет меня.

Она так увлеклась, что не заметила, как пробежало время.

— На сегодня хватит, — крикнула Катя, когда Ценнайра заняла позицию. — Ты быстро учишься.

— При определенной тренировке она может стать вполне сносной фехтовальщицей, — заметил Брахт.

Ценнайра обернулась. Керниец и Каландрилл, спрятав мечи в ножны, наблюдали за их тренировкой.

— Да будет воля богов, чтобы ей это не понадобилось, — с серьезным видом сказал Каландрилл, словно опасался за ее жизнь.

— Разве у меня плохо получается? — спросила Ценнайра.

— Отлично, — успокоил ее он. — Но все же…

Он пожал плечами и тут же неуклюже увернулся от мощного удара Брахта по спине. Керниец усмехался.

— Ахрд, ты что, уподобился нашим хозяевам? — весело спросил он, и Каландрилл покачал головой.

— Будь мир более спокойным местом, — сказала Катя, — я и сама была бы рада не брать в руки саблю. Но, принимая во внимание, куда мы направляемся и за кем гонимся, Ценнайра должна научиться защищать себя.

Каландрилл кивнул, они скинули куртки и, блуждая по коридорам, отправились назад, во двор, где тренировались котузены.

Солнце перевалило через зенит; воины в черных доспехах уже ушли со двора; вместо них появились люди в серых хлопковых туниках, что, по предположению Каландрилла, означало принадлежность к низшей касте. Они занимались оружием: кто-то оперивал стрелы, кто-то поправлял кольца в кольчугах. Двор был заполнен звоном затачиваемого на точильных камнях металла. Форт явно готовился к битве. Едва чужеземцы вошли во двор, как все тут же замерли и молча уставились на них, словно лишний раз подчеркивая, что они чужеземцы.

Джессериты не проронили ни слова до тех пор, пока Каландрилл не спросил, куда сложить обмундирование. На его вопрос вперед вышел человек, низко и почтительно поклонился и сам предложил убрать куртки, словно работа эта была ниже их достоинства.

— Ахрд, их подобострастие выводит меня из себя, — пробормотал Брахт на энвахе.

— Они приравнивают нас к котузенам, — заметил Каландрилл, — а котузены достойны почитания.

Керниец буркнул что-то невнятное и посмотрел на джессеритов, в молчании ожидавших распоряжений. Видимо, в присутствии высоких гостей серые туники не имели права продолжать работу.

— В Куан-на'Форе все проще, — проговорил Брахт. — Даже в Секке и то проще.

— Но мы сейчас здесь, — ухмыльнулся Каландрилл и передал джессериту свою куртку. — А в чужой земле лучше следовать ее обычаям.

Брахт хмыкнул, но ничего не сказал, бросив снаряжение джессериту. Катя и Ценнайра последовали его примеру, и джессерит удалился.

— Ну что? Поищем трапезную? — предложила Катя — у меня разыгрался аппетит.

— Только бы не заблудиться в этом лабиринте, — вставил Брахт уже не столь бодро, как прежде. — Чем быстрее мы отправимся в путь, тем лучше.

— Брахт, — с наигранной серьезностью сказала Катя, обращаясь к Ценнайре, — всегда чем-то недоволен, если не скачет целый день на коне.

— Каландрилл мне уже говорил, — с улыбкой ответила Ценнайра.

Она вдруг сообразила, что как это ни странно, но ей легко в компании этих троих молодых людей, словно они и вправду стали ее товарищами. Однако сразу же пришла другая мысль, и улыбка слетела с ее лица: тем труднее будет их убивать.

Она отогнала от себя неприятную мысль и вместе со всеми отправилась на поиски трапезной.

В большой комнате, так же скудно освещенной, находился только Очен. Он восседал в одиночестве за высоким столом, на котором были расставлены блюда с холодным мясом, сыром и хлебом. В искореженной возрастом руке старец держал кубок с вином.

Он радостно приветствовал их и жестом пригласил за стол по обеим сторонам от себя. Полуденная трапеза, как выяснилось, уже прошла, и посему на столе оставались только холодные закуски.

— За тренировкой мы забыли о распорядке, — сказал Каландрилл, наливая себе вина.

Вазирь с ухмылкой кивнул.

— Котузены строго придерживаются своего этикета, — заявил он. — Но вы не обращайте внимания, пусть это вас не заботит.

— Нам еще многому предстоит научиться, — как бы извиняясь, сказал Каландрилл.

— Нам тоже, — возразил Очен. — Мы так давно живем в полной изоляции, что наши обычаи могут показаться вам смешными. Для некоторых из нас сама мысль о том, что женщина может носить оружие, крамольна. Однако, не будь у тебя оружия, — он с улыбкой повернулся к Кате, умудрившись при этом подмигнуть и Ценнайре, — боюсь, Рхыфамун уже взял бы над вами верх.

— И мы, скорее всего, уже были бы мертвы, — согласился Брахт, поднимая кубок в честь женщины-воительницы. — Не приди к нам Катя в Харасуле, чайпаку разделались бы с нами.

Катя рассеянно улыбнулась, больше думая о пище, чем о комплименте. Каландрилл сказал:

— Как бы там ни было, я бы не хотел обижать наших хозяев. Если будет у тебя время, я с удовольствием познакомлюсь с вашими обычаями хотя бы в общих чертах.

— Время у меня есть прямо сейчас, — сказал Очен. — Форт очищен и защищен оккультными силами. Чазали и Тэмчен охраняют его с мечами в руках. Так что, если тебе больше нечем заняться…

— Не мне, а нам. — Каландрилл, опасаясь, что Брахт предложит вывести на прогулку лошадей, торопился опередить кернийца. — Да, да, это было бы очень полезно.

— В таком случае можем начать. — Очен опустошил свой кубок и наклонился вперед, облокотившись на стол. — Кое с чем вас уже познакомил Чазали.

— А он — коту, — сказал Каландрилл, кивнув, — и принадлежит к касте воинов.

— Здесь все коту, — пояснил Очен. — Но даже среди коту есть свои различия: Чазали, Тэмчен и те воины, кого вы видели сегодня утром, являются котузенами. Это — высшая каста.

— Они носят черные доспехи? — предположил Каландрилл.

— Верно, — подтвердил Очен, и его морщинистое лицо расплылось в довольной улыбке. — Только котузенам позволено носить подобные доспехи, на кои в свою очередь наносятся знаки их ранга и рода. Обладай я достаточными магическими силами, я бы вложил в вас и знание письменного языка. Но, как это ни грустно, сие мне не по силам.

— Ты дал нам знание своего языка. Это уже много! — Каландрилл улыбнулся вазирю. — Кто же те люди, что носят кольчугу и кожу?

— Они котуанджи, — пояснил Очен. — Это пешие воины, которые при необходимости могут скакать и на коне.

— Люди, коих видела я по ту сторону Кесс-Имбруна, — вмешалась Ценнайра, — были в кольчуге и кожаных доспехах. Тот, в кого вселился Рхыфамун, был одет… именно так.

— Значит, это был котуандж, — задумчиво пробормотал Очен. — В таком обличье найти его будет еще труднее: котузенов относительно немного, а котуанджей гораздо больше.

Брахт едва слышно выругался. Вазирь пожал плечами, и одежды его зашуршали.

— Надеюсь, что, если будет на то воля Хоруля, это не помешает нам его найти, — сказал старик. — Но забудем пока о Рхыфамуне и о его грязных намерениях. До рассвета мы все равно ничего не можем поделать. Так что давайте говорить о более приятных вещах.

Каландрилл был доволен: его тянуло поближе познакомиться с этой странной землей.

— А слуги? — поинтересовался он. — Те люди в серых туниках? Они тоже коту?

— Здесь все коту, — повторил Очен. — Только коту могут служить в крепости, коя охраняет подступы к нашей земле. Посему здесь вы не видите женщин, за исключением, — он кивнул в сторону Кати и Ценнайры, — наших досточтимых гостей. Кто прислуживает за столом и выполняет лакейские обязанности — это котуджи. Прежде чем стать котуанджами, они должны доказать, что достойны этого.

— А котуанджи? — спросил Каландрилл, которому было страшно любопытно разобраться в столь сложной организации общества. — Они тоже стремятся стать котузенами?

— Сие невозможно, — ответил Очен. — Котузеном можно стать только по праву рождения. Это — право крови.

— Ахрд, странная у вас здесь земля. — Брахт, нахмурившись, покачал головой. — В Куан-на'Форе все мужи равны, если, конечно, они того желают.

Очен виновато улыбнулся.

— Сии устои создавались веками, — вежливо пробормотал он. — Куан-на'Фор, видимо, более свободная страна, чем многие другие, ибо, насколько мне известно, в Лиссе и Кандахаре тоже существуют подобные сословия.

— Кандахаром управляет тиран, — сказала Ценнайра.

— А в городах Лиссе заправляют доммы, — добавил Каландрилл, — чуть ниже стоят аристократы.

— А в Вану? — спросил Очен у Кати. — Как обстоят дела в твоей загадочной земле?

— У нас все равны, — пояснила девушка. — Все мы выбираем представителей, которые говорят за нас в советах, дабы был услышан голос любого мужчины и любой женщины.

— Каждому свое, — пробормотал Очен, явно сбитый с толку столь необычной организацией общества. В следующее мгновение он усмехнулся. — Хоруль, если подобные мысли придут в голову нашим женщинам или низшим сословиям, на этой земле задуют свежие ветры.

Такую мысль старик явно нашел забавной. Он широко улыбался, качая головой и сузив в щелки и без того узкие глаза. Каландриллу показалось, что она, мысль эта, была далеко ему не противна, словно он сам желал ветра перемен в своей стране.

— А вазири? — поинтересовался Каландрилл. — Каково положение твоей касты?

Очен несколько посерьезнел, хотя улыбка все еще играла на его устах.

— Мы самый привилегированный слой, — ответил он — Всякие мужи или женщины, обладающие оккультным даром, могут стать вазирями независимо от происхождения. Талант этот проявляется еще в детстве. За обладателями его внимательно наблюдают, и если они того достойны, их направляют учиться на вазиря. Временами дар пропадает, но те, кому суждено стать вазирем, приравниваются к самым знатным из котузенов. Выше них — только вазирь-нарумасу, кои приравниваются к шенгиям, к величайшим из великих.

— И все же, несмотря на все свое величие, — вставил Брахт, — они не в состоянии разгромить восставших, угрожающих Анвар-тенгу.

— Ты прав, — подтвердил Очен. — Но дело тут вот в чем: если вазирь-нарумасу прибегнут к черной магии, то они потеряют власть над воротами, кои держат они запертыми, и тогда… Тогда, если пробудится Фарн, как они помешают ему вернуться в мир?

Брахт нахмурился, поиграл кубком и сказал:

— Если Безумный бог пробудится, зачем ему возвращаться в мир через Анвар-тенг? Он же может пересечь Боррхун-Мадж. Или вазирь-нарумасу охраняют и эти горы?

— Хороший вопрос, — серьезно сказал Очен. — Боррхун-Мадж вазирь-нарумасу не охраняют. На него еще Первые боги наложили такие заклятия, что даже Фарну не по силам их преодолеть.

Теперь нахмурился Каландрилл.

— Но ведь ты сам говорил, что Рхыфамун может попробовать добраться до Фарна через эти горы — тщательно взвешивая каждое слово, произнес он. — Ты сказал: через горы либо Анвар-тенг. Но если и тот, и другой пути так сильно охраняются, то как он доберется до Фарна?

— Я утверждаю, что пересечь Боррхун-Мадж невозможно простому смертному, — медленно пояснил вазирь. — а существование ворот в Анвар-тенге хранится в строжайшей тайне. Но… — Он замолчал и вздохнул, лицо его вдруг еще более постарело. — Но… у Рхыфамуна в руках «Заветная книга», так ведь? А книга сия является одновременно и его проводником, и его хранителем. Она, без сомнения, приведет Рхыфамуна к воротам и поможет ему выжить в Боррхун-Мадже.

Смысл его слов ударил Каландрилла как острый меч; он с трудом перевел дыхание и хрипло спросил:

— Значит ли это, что, добравшись до цели — до Анвар-тенга или до гор, — он одержит победу?

Очен внимательно посмотрел Каландриллу в глаза и вновь покачал головой, пояснив с некоторым сомнением в голосе:

— Сие возможно, но вовсе не обязательно. Дабы пройти через ворота, сначала ему надо добраться до Анвар-тенга и войти в город в новом теле, что не так уж и просто. Скорее всего, ежели он выберет этот путь, то вступит в союз с восставшими в надежде, что осада будет успешной и что в последующей неразберихе он войдет в город. Для того же, чтобы пересечь Боррхун-Мадж, ему надо сначала до него добраться, но даже с «Заветной книгой», надеюсь, ему это быстро сделать не удастся. С благословения Хоруля мы перехватим его до того.

— А если нет? — прямо, как обычно, спросил Брахт. Каландрилл молчал, пораженный. — Ежели мы все-таки его не догоним и он доберется… ну туда, что за горами?

— Тогда те, кто может, должны будут последовать за ним, — заявил Очен. — Пересечь Боррхун-Мадж или пройти через ворота — еще не все. Даже после того, как Рхыфамун найдет опочивальню Фарна, его надо еще пробудить.

— Те, кто может? — переспросила Катя. — Что ты хочешь этим сказать?

— То, что заклятие, наложенное на ворота, и близко не подпустит к ним большинство смертных, — пояснил вазирь. — Были уже в прошлом неоднократные попытки людей моего призвания уничтожить Безумного бога, но уничтоженными оказались они.

Брахт горько рассмеялся, опустошил кубок и сказал:

— Наши шансы тают с каждым днем.

— Значат ли твои слова, что ты намерен повернуть вспять? — спросил Очен елейным голоском. — Еще не поздно.

— Все люди смертны. — Керниец был то ли озадачен, то ли оскорблен. Наливая еще вина, он покачал головой — Разве это достаточная причина, чтобы сдаваться?

— Нет, это не причина, — пробормотал Каландрилл, которого тут же поддержала Катя.

Чуть помолчав, она добавила:

— Как ты думаешь, мы выживем?

— Вам уже доводилось проходить через ворота, так ведь? — Очен твердо посмотрел в серые глаза девушки. — И вы выжили. Разве гадалка в Лиссе не предсказывала вам троих? Древние в Гессифе не повторили того же? Я уверен, что вы трое выживете, даже если весь мир развалится.

— Трое? — Каландрилл взглянул на Ценнайру, едва не схватив ее за руку. — Нас теперь четверо, а может, и пятеро, если принимать во внимание и тебя.

— Пока — да. — Очен согласно кивнул и тоже посмотрел на Ценнайру. — Я уверен, что вас четверых соединили Молодые боги. А я окажу вам всяческую помощь, коя окажется в моих силах. Но если понадобится, чтобы вы вышли в другой мир… Я не знаю.

— И ты даже не попытаешься? — поинтересовался Брахт. — А если это будет необходимо?

— Все люди смертны, — передразнил Очен кернийца. — Я не говорю, что не попытаюсь. Я только хочу сказать, что могу погибнуть.

— Мне кажется, в твоих жилах течет кровь куан-на'форца. — Брахт сверкнул в полумраке белозубой улыбкой, одобрительно рассмеялся, и вокруг голубых глаз его образовались многочисленные морщинки. — Если я обидел тебя, приношу свои извинения.

— В этом нет необходимости, — сказал Очен. — Но я тебе благодарен.

— Значит, если возникнет необходимость, то пойдем мы втроем. — Каландрилл уставился на вазиря. — Стоит ли Ценнайре идти с нами?

Очен с мгновение помолчал, не сводя глаз с кандийки. Ценнайра выдержала его бесстрастный взгляд. Вазирь вдруг вновь улыбнулся, кивнул и сказал:

— Вместо троих вас теперь четверо. Ничего не бойтесь. Госпожа Ценнайра скачет под охраной рода Макузен. Она в безопасности.

— Может, лучше оставить ее в Памур-тенге? — предположил Каландрилл.

— Нет! — выпалила Ценнайра. — Я поеду с вами.

Почему она так сказала? Из страха перед Аномиусом или потому что хочет быть рядом с Каландриллом? Она не знала. Знала только то, что не должна их оставлять. Это вдруг стало для нее превыше всего. О причинах она подумает позже.

— Ценнайра… — Каландрилл взял ее за руку. — Может статься, что тебе нельзя идти с нами. К тому же Памур-тенг безопаснее, чем поле битвы или Боррхун-Мадж.

— Я не оставлю вас, — горячо настаивала она, думая только о том, как бы его убедить.

Каландрилл сжал ей руку, нежно улыбнулся и сказал:

— Ты можешь погибнуть и в воротах, и в горах. Я не хочу брать на себя такую ответственность.

— И не бери. Оставь это мне, — заявила Ценнайра, удивляясь самой себе: может, и вправду у нее появилась совесть, как однажды цинично заметил Аномиус? — Я пойду с вами.

Улыбка его стала шире, и ей даже стало совестно, когда он взял ее за обе руки и произнес:

— Наше путешествие слишком рискованно, я не хочу, чтобы ты подвергала себя такой опасности. Это наша задача — так записано в Книге Богов. Тебе не стоит рисковать.

Глаза его светились. Ценнайра и без сверхъестественных способностей понимала, что он чувствует. Едва сдержавшись, чтобы не крикнуть, что у нее нет жизни, что ей нечем рисковать, что у нее осталась только надежда вновь стать самой собой и освободиться от всяких хозяев, Ценнайра покачала головой. Подыскивая убедительные слова, она уже и сама не знала, чего больше боится: разоблачения или отказа.

— До Памур-тенга долгий путь, — разрядил обстановку Очен. — Подумаем об этом позже.

Ценнайра благодарно кивнула. Брахт и Катя обменялись удивленными, но веселыми взглядами. Каландрилл покраснел и выпустил руки Ценнайры. Уже не столь уверенно он произнес:

— Решим в Памур-тенге.

— Сама по себе дорога туда очень опасна, — вставил Брахт.

— Почему? — Каландрилл посмотрел на кернийца. — С нами Очен и воины Чазали. Ты думаешь, что восставшие или тенсаи посмеют напасть на нас?

— Восставшие — нет, — за Брахта ответил Очен. — Тенсаи могут, если обнаглеют. Но боюсь, товарищ твой говорит о другой опасности.

Каландрилл, не понимая, нахмурился.

— Ты уже забыл, что Рхыфамун имеет привычку оставлять после себя колдовство? — спросил керниец. — Помнишь волка у Ганнских скал? А Морраха? А что он сделал с фортом? Неужели ты думаешь, он ограничится только этим?

— Дера! — воскликнул Каландрилл и со вздохом кивнул. — Истинно, я уже и забыл.

— Вполне возможно, — предупредил Брахт, — что впереди, нас ждут новые колдовские творения.