20. Делят наследство живого монарха

18 октября 1700 года в склеп Эскуриала — дворца королей Испании, находящегося в нескольких километрах на северо-запад от Мадрида, где покоились члены королевской семьи, спустился Карл II. Ему оставалось несколько недель жизни. Он пришел попрощаться с любимыми людьми, покинувшими мир. Открыли гроб матери, умершей три года назад. В экстазе молодой человек поцеловал ее высохшую руку. Затем он направился к гробу первой своей жены — дочери Генриетты и Филиппа Орлеанских, племянницы Людовика XIV. Придворные с трудом оторвали его от гроба и почти насильно вывели из усыпальницы[397]. Король любил Марию Луизу. Она прожила всего пять лет после замужества.


Карл II (1661–1700)

Карл II был единственным наследником Филиппа IV. Типичный отпрыск династических браков между близкими родственниками. Человек неполноценный, тяжелобольной, он умер, не достигнув 40-летнего возраста. Вместе с ним угасла и династия испанских Габсбургов.

Врач Карла II говорил, что король уже в молодые годы напоминал усохшего 80-летнего старика. Маленький рост. Редкие светлые волосы. Рано облысевший затылок. Большой длинный нос. Резко выдвинутая вперед челюсть с отвисшей нижней губой, которая к тому же была значительно толще верхней, придавала странное, ненормальное выражение лицу. Неправильный прикус затруднял пережевывание пищи. Правда Его Величество обладал необычно широким пищеводом и, как удав, легко проглатывал большие куски мяса. Король был прожорлив. О его аппетите в Испании рассказывали легенды.

Когда в 1655 году умер Филипп IV, его наследник попал под опеку матери, сестры императора Леопольда I. Она воспитывала сына в полной изоляции от людей. Карл не знал, что такое труд, едва умел читать и писать. Видимо, поэтому он избегал государственных дел, не любил ими заниматься. На заседаниях Совета Карл упорно разглядывал стенные часы, которые, как ему казалось, шли слишком медленно. Своим взглядом король, как осторожно шутили придворные, «подгонял» время.

Но Испания, казалось, уже никуда не торопилась. Эпоха ее силы и могущества прошла. Сохранились главным образом внешние признаки былого величия. Империя испанских Габсбургов охватывала огромные территории. В ее состав входили Испания, Балеарские острова, Сардиния, королевство двух Сицилии, укрепления на побережье Тосканы, маркизанат Финаль на берегу Неаполитанского залива, испанские Нидерланды, Мексика, Центральная Америка, самые большие острова Антильской гряды, вся Южная Америка, кроме Бразилии. Испанские короли владели также Филиппинскими и Марианскими островами. В Африке им принадлежали Канарские острова и укрепленные пункты: Оран (порт в Алжире), Лараш (порт в Марокко) и другие.

Во второй половине XVII века испанская империя переживала период упадка. Государственный долг составлял фантастическую сумму — 300 миллионов ливров. Король был настолько беден, что не мог выехать в собственной карете. Ему не хватало средств на ее ремонт. 60 конюхов, длительное время не получавших зарплату, одновременно покинули конюшни. Приходилось нанимать бродяг на улицах в качестве кучеров на одну поездку. Нужда проглядывала повсюду. От безденежья страдало и дипломатическое ведомство. Людовику XIV приходилось — и неоднократно — оплачивать курьеров, доставлявших в Мадрид информацию, представлявшую интерес для министров Карла II.

Испанская армия в 1670 году насчитывала не более 2–3 тысяч солдат в Каталонии. Даже при напряжении всех своих сил Испания в случае войны не могла выставить более 8 тысяч солдат, не получавших к тому же ни продовольствия, ни денег и живших за счет награбленного у местного населения. Не только испанская армия была слаба, но и испанский флот не представлял собой серьезной военной силы. Если в начале правления Карла II у него было 18 военных кораблей, то в последние годы жизни он имел в Испании только 2 судна, в Италии — 12, причем 7 из них были наняты у Генуэзской республики[398].

После подписания в 1697 году в Рисвике мирных договоров между Францией и ее противниками, объединенными в Аугсбургскую лигу, Карл II непрерывно болел. Со дня на день ждали его смерти. Актуальным стал вопрос об испанском наследстве. Судьбы его в конце века можно было решать только мирным путем. Европу ослабила длительная изнурительная война. Не думал об использовании вооруженной силы Вильгельм III Оранский — король Англии и штатгальтер Голландии. Он считал длительную мирную передышку необходимой для укрепления личной власти. Императора волновала турецкая проблема. Франция залечивала раны, нанесенные ей в ходе общеевропейского конфликта, и использовать армию в борьбе за раздел гигантской империи Карла II была не в состоянии.

Кто входил в число наследников Карла II, не имевшего детей? Людовик XIV претендовал на испанское наследство от имени своего сына — дофина, племянника короля Испании. Шансы Монсеньора получить трон в Мадриде были большие, так как испанская аристократия считала царствование французского принца надежной гарантией сохранения единства Испании и ее владений. Претендовали на наследство и австрийские Габсбурги, родственными узами связанные с испанской королевской семьей. Мать Леопольда I была сестрой Филиппа IV, а жена императора — испанской принцессой. Конечно, возможности повлиять на ход событий у Франции и Австрии были разные. И после окончания войны с Аугсбургской лигой Людовик XIV имел армию в 150 тысяч человек, многочисленный и хорошо оснащенный флот. Власть короля отличалась устойчивостью, стабильностью на всей территории страны. Министры Людовика XIV были людьми надежными, генералы — опытными, дипломаты — умелыми.

Иная ситуация сложилась у Леопольда I. Императорская армия насчитывала не более 40 тысяч человек. Границам империи вплоть до начала XVIII века угрожали войска султана, вступившего в соглашение с венгерскими повстанцами. Власть Леопольда I распространялась главным образом на австрийскую территорию. Голос его дипломатов не был решающим в имперском сейме в Регенсбурге. Союзники Австрии — электоры Баварии и Бранденбурга постоянно испытывали колебания. Австрийское государство ослабляли межнациональные противоречия, отвлекавшие войска императора. Его финансы были истощены. Не хватало денег даже на достойное Империи представительство за рубежом.

Наконец, претендент на испанский трон имелся в Мюнхене. У Леопольда I от испанской принцессы Маргариты была дочь — Мария Антония. В 1685 году она вышла замуж за электора Баварии Макса Эмманюэля и отказалась от всех прав по линии матери на наследство Филиппа IV. Но законным наследником Карла II был ее сын, 5-летний Фердинанд Иосиф. Для императора это был не худший вариант. Он поддерживал добрые отношения с зятем, обещал ему в вечное правление испанские Нидерланды, а Макс Эмманюэль готов был передать Империи 20 тысяч солдат, выплачивать ежегодно крупную сумму в случае войны[399].

Итак, в Версале понимали, что в сложившейся в Европе к концу века обстановке раздел испанской империи можно было осуществить только дипломатическим путем. Курс на мирное решение спорных вопросов и проводили послы Людовика XIV в европейских столицах.

Посол в Мадриде Анри д'Аркур (генерал-лейтенант, в период войны с Аугсбургской лигой командовал армией на Мозеле) большой эрудицией, знаниями страны не обладал. Информация, которую он сообщал в Версаль, часто была неточной. Сведения послу поставляли иезуиты, плохо знавшие нравы испанского двора. Посол не понимал национальных чувств испанцев, стремившихся сохранить единство империи, не верил, что Карл II способен подписать завещание в пользу дофина или одного из его детей. Это был грубый дипломатический просчет[400].

Напутствуя Аркура, Людовик XIV подчеркивал: «Вы будете исходить прежде всего из бесспорного принципа, который не может быть поставлен под сомнение: права моего сына — законные; дофин — самый «естественный» наследник, и ничто не может помешать ему принять титул короля Испании»[401]. Объединение испанской и французской корон неизбежно вызовет «ревность всей Европы». Но у испанцев, как отмечалось в инструкции послу, тем не менее сохранялась возможность избрания королем одного из внуков Людовика XIV — герцога Анжуйского или герцога Берри.

Однако в Версале понимали, что «французский вариант» чреват новой общеевропейской войной, и, избегая конфликта, предпочитали раздел испанской империи между Францией, императором и сыном электора Баварии — Фердинандом Иосифом. Посол должен был выступать в роли защитника франко-испанской дружбы и сотрудничества между двумя державами, подчеркивать уважение Людовика XIV к испанской нации и в то же время решительно опровергать неизбежность «антипатии» между французами и испанцами[402].

Одна из задач Аркура состояла в том, чтобы вести борьбу против германского влияния при испанском дворе, олицетворяемого Марией Нейбург, дочерью электора Пфальца, второй женой Карла II. Это была женщина злая, самоуверенная, не терпящая замечаний, а тем более возражений. При малейшем поводе она изгоняла неугодных ей придворных дам и даже министров. Получив неприятное известие, королева принималась ломать и бить все, что попадалось под руку. И при всем том ей были присущи скупость и жадность. Карл вторую жену не любил. Супругов ничто не связывало. Они с первой встречи и до последнего дня оставались чужими людьми.

Людовик XIV писал Аркуру, что испанская королева стояла «во главе партии императора». Она стремилась ввести германские войска (до 10 тыс. человек) в Испанию. Послу в ходе его переговоров в Мадриде следовало убеждать собеседников, что «вся нация (испанская. — Ю. Б.) испытывала ненависть к имперцам». Аркуру поручалось помешать переходу Миланского герцогства к австрийским Габсбургам. Это был бы, как считали в Версале, «первый шаг к наступлению на оставшуюся часть Италии»[403].

Германское влияние при испанском дворе было значительным. Австрийский посол Гарак настаивал, чтобы Карл II написал завещание в пользу императора, и предлагал испанским министрам воссоздать Аугсбургскую лигу с возможным участием Португалии, явно направленную против Франции. Реакция в Мадриде была отрицательной: новая коалиция «бесполезна». Гарак вместе с Марией Нейбург подготовил текст проавстрийского завещания и отправил копию в Вену. Королева, не рассчитывая на успех своего замысла, обещала Гараку, что, по крайней мере, Карл II напишет личное письмо императору с изложением своей позиции. Но и этого ей не удалось сделать. 9 августа 1698 года Гарак покинул Мадрид, не добившись решения вопроса об испанском наследстве в пользу Австрии.

А через месяц Аркур сообщил в Версаль, что завещание Карла II давно сожжено королевой в присутствии ее супруга. Она якобы почти силой вырвала у короля письмо в пользу одного из сыновей Леопольда I, и оно находилось у Марии Нейбург. Ее Карл II назначил временной правительницей королевства. Тревожные сведения, поступавшие из Мадрида, заставляли французских дипломатов действовать быстро, без промедлений.

Испанские министры, влиятельные гранды опасались утраты независимости своей страны. Французы настойчиво доказывали, что со стороны Франции Испании не грозит никакая опасность. Людовик XIV писал Аркуру: «Я не претендую на объединение испанской монархии с моей короной. Пусть испанцы всегда имеют своего короля. И пусть должности и посты не выходят из-под контроля нации, не передаются иностранцам»[404]. Отсюда и цель посла — создать в Испании «французскую партию», привлекая к участию в ней видных государственных и общественных деятелей. Разумеется, в Версале, как всегда, рассчитывали на непреодолимую силу денег. Аркур получил 150 тысяч ливров. Это была половина обещанной ему суммы. Посол располагал также длинным списком почетных званий и выгодных должностей, которые он мог предложить профранцузски настроенным испанцам.

Людовик XIV предлагал Аркуру установить тайные связи с кардиналом Портокарреро — архиепископом города Толедо, с влиятельным при дворе маркизом Лос-Бальбазес. Послу поручалось заверить этих деятелей в том, что Людовик XIV не хочет «низвести Испанию до уровня провинции и управлять этой страной через вице-королей»[405].

Пытался Аркур выяснить и позицию Карла II по вопросу о судьбе его империи. В апреле 1698 года послу с огромным трудом удалось получить аудиенцию у короля. Аудиенция состоялась вечером, в половине восьмого. В маленькой комнате тщедушный человек сидел в напряженной позе, опираясь обеими руками на стол. За его спиной горели две свечи. Свет падал так, что лица Карла II не было видно. Присутствовал только переводчик. Беседа ничего не дала послу. Король ограничился тем, что спросил о здоровье своих французских родственников.

После аудиенции Аркур сделал решительные выводы. Ознакомившись с положением в Мадриде, он в своих письмах в Версаль рекомендовал придвинуть поближе к границам Испании французские войска, «чтобы воспользоваться ими в случае необходимости»[406]. Посол советовал укрепить франко-испанскую границу, призывал к активным действиям, если король Испании даст австрийскому «эрцгерцогу (одному из сыновей Леопольда I. — Ю. Б.) в вечное правление Миланское герцогство».

Аналогичной точки зрения придерживался и кардинал Портокарреро. На вопросы посла, какие меры следует принять во Франции на случай смерти Карла II, кардинал дал четкий ответ: войска Людовика XIV должны быть готовы занять Каталонию и Наварру; нужно также иметь снаряженные корабли и галеры.

Кардинал стал активным проводником профранцузской политики в Испании. К его мнению прислушивались в Версале. Французские суда находились в Кадиксе. На соединение с ними вышла эскадра из Тулона, чтобы совместно курсировать у юго-западных берегов Испании. Были полностью снаряжены 23 французских военных корабля. Галеры готовились к плаванию из Марселя в Аликанте. Уже к 31 июля 1698 года кроме 30 батальонов и 50 эскадронов, размещенных в Руссильоне, 30 батальонов и 30 эскадронов находились во французской части Наварры. В резерве, в провинции Дофине, стояли наготове еще 20 батальонов и 20 эскадронов[407]. Серьезная подготовка.

В Испании — на суше и на море — французы привычно побряцывали оружием. Но Людовик XIV и его министры знали, что пушки едва ли потребуются, и о судьбе испанской монархии следовало прежде всего договариваться с Вильгельмом III Оранским — руководителем Аугсбургской лиги, правителем двух стран — Англии и Голландии, располагавших большими военными, материальными, финансовыми возможностями, которые они могли вновь использовать против Франции. Договариваться. Так французская дипломатия и поступила.

В конце 1697 года в Версале начались переговоры между Помпоном, Торси и графом Портлендом, доверенным лицом английского короля. Впервые французы поставили вопрос о возможном разделе испанского наследства. При этом Помпон подчеркивал, что Франция и Испания никогда не будут иметь одного короля. Решили немедленно послать курьера в Лондон. Вильгельм Оранский был удивлен французским предложением о разделе империи Карла II и немедленно проинформировал пенсионария Хейнсиуса, фактически возглавлявшего правительство Соединенных провинций. Вильгельм, посылая в Гаагу письмо Портленда с изложением итогов бесед в Версале с Торси и Помпоном, писал: «Вы поймете значение его содержания»[408].

Разумеется, в Версале отдавали себе отчет в том, что даже намек на возможность объединения под единой властью Франции и Испании будет встречен англичанами и голландцами в штыки. Поэтому Людовик XIV с присущим ему лицемерием подчеркивал: «Я считаю, что вся Европа заинтересована в том, чтобы помешать объединению монархии в Испании с моей короной»[409].

Но встреча в Париже была лишь дипломатической разведкой. Решающее значение имели непосредственные переговоры французского посла Талара с Вильгельмом III в Лондоне. Талар был дипломат образованный, тонкий, обладавший опытом и тактом. В Лондон он прибыл в марте 1698 года. Плохая погода задержала посла в Кале. Он нашел короля Англии встревоженным нестабильным внутренним положением в стране. Вильгельм считал свой режим непрочным. Талар писал: «Король является в значительно меньшей мере хозяином положения, чем это представляют во Франции»[410].

Посол придерживался компромиссной тактики в ходе переговоров в Лондоне. По мнению Талара, Вильгельм III не располагал средствами, необходимыми для содержания армии. Обе палаты парламента выражали недовольство политикой короля. Финансовое положение Англии было тяжелым. Государственный долг составлял 200 миллионов фунтов стерлингов. Парламент ввел новые налоги, увеличил таксу на соль, кофе, чай. Цивильный лист короля (определяет расходы бюджета на содержание царствующего дома) предусматривал ассигнования в сумме 700 тысяч ливров. Таких денег в казне не было. Однако, как подчеркивал Талар, Вильгельма III «поддерживает Голландия, в которой он располагает абсолютной властью, и благодаря этому у него достаточно кораблей и еще более войск, чтобы удержать власть в королевстве»[411].

И Людовик XIV считал необходимым обсуждение «испанского вопроса» прежде всего с королем Англии. Другого варианта у французской дипломатии не было. Леопольд I занимал бескомпромиссную позицию. Карл II не способен был принимать самостоятельные решения. Оставались переговоры в Лондоне. Они «мне кажутся единственными, которые можно вести в настоящее время, — писал Людовик Талару. — Кроме того, они не отменяют ни одну из предосторожностей (имеются в виду меры прежде всего военного характера. — Ю. Б.), которые я намерен применять, чтобы отстаивать права моего сына в случае смерти короля Испании. Мне представляется, что продолжение переговоров не создаст никаких трудностей»[412].

Какова была позиция Вильгельма Оранского? Он считал, что Англия и Голландия после 9-летней войны не могли противостоять французским притязаниям в Европе военными средствами. Король писал: «Франция в состоянии захватить эту страну (Испанию. — Ю. Б.) до того, как мы будем способны принять даже ограниченные меры противодействия»[413].

Первая встреча Талара с Вильгельмом Оранским состоялась 11 апреля 1698 года. В Версале проявляли осторожность, были намерены действовать постепенно, неторопливо. Королевская инструкция Талару, датированная 2 марта, прежде всего затрагивала вопросы взаимоотношений Англии и Империи. Послу поручалось выяснить: действительно ли англичане предоставят свои корабли для доставки австрийских войск в Испанию? Не боятся ли в Лондоне возбудить подобными действиями враждебность Людовика XIV? Одобряет ли Вильгельм Оранский объединение многих государств под скипетром Леопольда I? Не опасается ли король Англии, что германские князья — протестанты сочтут, что он укрепляет опасную для них мощь императора? Вместе с тем в сообщениях из Версаля Талару рекомендовали не портить отношений с английскими лордами, не поддерживать связи с политическими деятелями, недовольными Вильгельмом III, в том числе и со сторонниками бывшего короля Якова II.

Переговоры Талара в Лондоне продолжались с апреля по июль 1698 года. Соглашения сторонам достигнуть не удалось. Предложения Вильгельма III по разделу испанского наследства сводились к следующему: передать испанские Нидерланды сыну электора Баварии, создав тем самым барьер для защиты Голландии (от Франции, разумеется, хотя об этом прямо и не говорилось); внук Людовика XIV получит Испанию и Индию (предостережем от возможной ошибки: Западной Индией Христофор Колумб назвал Америку; Восточная Индия — это нынешняя Индонезия); к австрийцам отойдут Милан и Неаполь. Английские дипломаты настаивали на подписании торгового англо-французского договора, который позволил бы деловым людям Англии и Голландии свободно торговать в Средиземном море. Вопрос, казалось бы, далекий от испанского наследства. Но в Лондоне попытались решить коммерческие дела, используя заинтересованность французов в соглашении по Испании.

Шел настоящий торг за спиной живого испанского короля. Ставка была велика: раздел великой империи. Хотели ли в Лондоне договоренности? Несомненно. Поэтому выдвинули и другой вариант, по которому королевство Испания, Индия, испанские Нидерланды передавались Баварскому дому; Сицилия, Тоскана — французам; Миланское герцогство — австрийцам.

Какова была французская позиция? Людовик XIV заявил, что не уступит Дюнкерк, который должен «всегда находиться» в его руках. Не могло быть и речи об отказе от французских крепостей в Голландии. Король хотел получить Люксембург. Однако в этом вопросе Вильгельм не шел ни на какие уступки. Он, по словам Талара, с такой яростью говорил о герцогстве Люксембург, что «едва ли к нему охладеет». Английский король подчеркивал: «Вы владеете Дюнкерком, который был нашим. Вы используете этот город только для того, чтобы доставлять нам неприятности»[414].

Французская дипломатия также разработала несколько проектов раздела. Один из них, предложенный в конце мая 1698 года, предусматривал передачу Франции Наварры с городом Сент-Себастьян, а также Люксембурга. По французскому замыслу, Неаполь, Сицилия и Милан переходили к наследнику австрийского престола. Таким образом, большая часть Италии попала бы под господство Австрии.

В это же время, в мае, в Версале четко определили позицию Талара в ходе переговоров:

1) ни одну из крепостей в испанских Нидерландах король не собирался уступать англичанам;

2) исключен отказ от Гибралтара, от порта Маон;

3) послу следовало исходить из того, что если Англия или Голландия захватят в Западной Индии хотя бы один из укрепленных пунктов, то это разрушит всю торговлю в Европе;

4) Людовик XIV готов был уступить некоторые поселения на побережье Африки и передать Миланское герцогство Виктору Амедею II.

Прошло полтора месяца, и в Версале дали новые инструкции послу: дофин должен получить Неаполь, Сицилию, испанские укрепления на побережье Тосканы; Финаль и Сардинию; к австрийскому эрцгерцогу отойдет Милан; к правителю Баварии — остальная часть империи (Испания, острова Майорка, Минорка, Филиппины), все территории, которые «в настоящее время зависят от испанской монархии, за исключением стран, которые составят наследство моего сына и эрцгерцога»[415].

Переговоры продвигались медленно, с большим трудом. Людовик. XIV не скрывал своего разочарования. Но, тем не менее, он не хотел прекращения дискуссий, повторяя: «Очень важно вести переговоры как можно дольше, даже если мы не сможем подписать соглашение». Почему? «Пока переговоры, — писал король Талару, — которые Вам поручено вести, продолжаются, весьма вероятно, что не будут приняты другие обязательства»[416] (по испанским делам, разумеется).

1 августа 1698 года Вильгельм III выехал в Гаагу, где он чувствовал себя более уверенно и спокойно, чем в Лондоне под постоянным огнем критики парламентариев. Здесь, в Голландии, и было подписано соглашение Англии и Франции о разделе империи Карла II. К французам отходили Неаполь, Сицилия, испанские укрепления на побережье Тосканы, Финаль и его окрестности, провинция Гипискуа (басская провинция Испании с центром в Сент-Себастьяне). Австрийский эрцгерцог Карл, сын Леопольда I, получал Миланское герцогство, а электор Баварии — все остальные владения Карла II.

Договор подписали в октябре 1698 года с английской стороны Портленд, с французской — Талар. Людовик XIV высоко оценил деятельность своего посла в Лондоне. Он писал: «Я весьма удовлетворен Вашим мудрым поведением в ходе этого дела и тем, как Вы его завершили»[417].

«Завершили»? До этого было еще далеко, и на пути возникало много трудностей. В Мадриде тяжелобольной король, узнав, что при его жизни, за его спиной делили империю, пришел в ярость, вызвав страх придворных. Им с трудом верилось, что Карл II способен на такие эмоции. 14 ноября 1698 года король собрал государственных советников и сообщил им, что завещает испанский трон Фердинанду Иосифу, сыну электора Баварии. Он заявил, что если умрет до достижения юным баварцем совершеннолетия, то управление империей перейдет к королеве-регентше Марии Нейбург, которая возглавит правящую хунту. Из Мюнхена Фердинанда Иосифа решили перевезти на воспитание в Мадрид вместе с шестью тысячами баварских солдат (тоже, видимо, в «воспитательных целях»!). Договорились, что кортесы созывать не следует, а надо получить согласие испанских провинций и городов с решениями Карла II. Своим министрам король поручил найти деньги любой ценой, чтобы набрать солдат, вооружить флот и в случае вторжения оказать французам сопротивление.

В Лондоне и Гааге встретили известия из Мадрида с полным одобрением. В двух столицах Вильгельма Оранского, естественно, не опасались увидеть на испанском престоле сына баварского электора, не имевшего армии, средств, а главное — флота и, следовательно, не представлявшего угрозы для морских держав — Англии и Голландии.

Известно, люди предполагают, а Господь располагает. В ночь с 5 на 6 февраля 1699 года от оспы скончался 5-летний баварский принц. В истории не раз бывало, что внезапная гибель наследника, даже в небольшом государстве, оказывала влияние на обстановку в Европе. Так произошло и на этот раз. «Смерть в такой мере меняет положение дел, что я пока не могу даже предвидеть те серьезные трудности, которые она создает нам»[418], — писал Вильгельм III Оранский в Гаагу Хейнсиусу.

Да, непредвиденные обстоятельства нанесли жестокий удар по англо-французскому договору о разделе империи Карла II. Но в Версале не испытывали чувства поражения. Сразу после смерти Фердинанда Иосифа французская дипломатия начала действовать. Рассмотрели самый простой вариант: замену сына отцом — электором Баварии. Но он не был ни родственником Карла II, ни даже его союзником. Итак, Бавария вышла из игры.

Людовик XIV не терял времени. Уже 8 февраля, когда сообщение о смерти юного принца еще даже не было подтверждено, король предложил Талару осуществить дипломатический зондаж в Лондоне: ничего не обещать англичанам, но выяснить их намерения и готовность к возобновлению переговоров. Как всегда, в Версале имели в запасе несколько вариантов соглашения, тасуя европейские территории, как колоду карт.

Новый договор между Францией и Англией был подписан 11 июня 1699 года. В соответствии с ним французская сторона получала из испанского наследства королевства Неаполь и Сицилию, города на побережье Тосканы и прилегающие острова, город и весь маркизанат Финаль, провинцию Гипискуа с ее главным городом Сент-Себастьян. Герцогства Лотарингия и Бар, объединившиеся еще в 1480 году, должны были перейти к дофину в обмен на Миланское герцогство.

Эрцгерцог Карл, сын императора Леопольда I, приобретал собственно Испанию, испанские Нидерланды, острова Майорка и Минорка, поселения на побережье Африки, Филиппины, испанские острова в Западной Индии. Основная часть империи переходила к династии Габсбургов.

Стремление Людовика XIV прийти к соглашению было столь сильным, что он согласился выплатить семье Нассау, представителем которой являлся Вильгельм III, за принадлежавший ей на юге Франции в течение 120 лет город Оранж, захваченный французами в 1673 году, денежную компенсацию не в 4, а в 3 или даже в 2 года. В Версале готовы были пойти и на другие уступки, отказаться от поддержки Якова II, свергнутого монарха, «королевство» которого размещалось на небольшом пространстве дворца Сен-Жермен-ан-Ле.

После обмена ратификационными грамотами император располагал тремя месяцами, чтобы присоединиться к англо-французскому соглашению. Эрцгерцогу запрещалось посещение Испании, Миланского герцогства при жизни Карла II. Гарантами соглашения являлись Англия, Франция и Соединенные провинции. Его участники обязались «всеми своими силами» на море и на суше оказать противодействие любому монарху, попытавшемуся помешать получению поделенных территорий. Существовала тайная договоренность о том, что англичане, французы и голландцы, совместно или порознь, используют свои возможности, чтобы убедить герцога Лотарингского согласиться на обмен его земель на Миланское герцогство.

Соглашение имело одну важную особенность: в нем ставились и решались колониальные вопросы. Людовик XIV взял на себя перед морскими державами обязательство не захватывать владения Испании и с их стороны получил заверения, что они не будут стремиться к восстановлению империи Карла V (1500–1558 гг.), испанского короля и германского императора, власть которого распространялась на Испанию и ее колонии, Фландрию, Австрию, Германию.

«Дело сделано?» — ставил вопрос Торси. И отвечал: «Трудности еще впереди». И действительно, непредвиденные трудности возникали повсюду. В Англии противниками соглашения о разделе были многие коммерсанты, опасавшиеся, что усиление Франции подорвет их торговлю. Имелась серьезная оппозиция и в английском парламенте.

В Голландии текст договора должны были одобрить провинции и крупные города. Но бургомистры Амстердама, например, отклонили условия раздела испанского наследства. Вильгельм III писал Хейнсиусу 24 ноября 1699 года: «Я использую все свои силы, чтобы убедить республику одобрить договор»[419]. Король добился своей цели. Обмен ратификационными грамотами состоялся в конце апреля 1700 года.

Реакции в Мадриде Людовик XIV не опасался. Он писал 11 сентября 1699 года Талару: «Слабость короля Испании — крайняя; смятение царит более чем когда-либо в его правительстве. Власть, разделенная между многими, в сущности не принадлежит никому. Полностью отсутствует порядок в финансах, войсках, на флоте. Всеобщий беспорядок вызывает у всех постоянный страх. Малейшая вероятность войны приводит всех в состояние ужаса»[420].

Обстановка в Испании осложнилась в связи с голодными бунтами 1699 года. Не было хлеба. В столице огромная толпа собралась перед королевским дворцом. На балконе появилась королева и сообщила, что король спит. Раздался чей-то зычный голос: «Он слишком долго спит, нужно, чтобы он проснулся». Карл II появился перед своими подданными. Им это не помешало разгромить несколько дворцов, в том числе дворец председателя Совета Кастилии, ответственного за снабжение Мадрида. Кардинал Портокарраро и его сторонники добились отставки и ссылки председателя, и власть оказалась в их руках.

Известия о разделе Испании вызвали негодование грандов, придворных. Государственный совет заседал несколько раз. Но что можно сделать без армии, без флота, без денег? Дипломаты отправились из Мадрида с протестами в европейские столицы. Людовик XIV не принял испанского посланца, заявив, что его посол Аркур ждал приема у Карла II более двух месяцев.

Решающее слово оставалось за Австрией. Посол Вилар, бригадный генерал (впоследствии маршал), прибыл в Вену в августе 1698 года. При дворе его словно не замечали, полностью игнорировали. Посол не оказывал никакого влияния на решения, принимаемые в австрийской столице. Он чувствовал себя часовым с оружием в руках, убивающим время на берегах Дуная. Вилар, не находя себе дела, просил Торси предоставить ему отпуск: «Когда Вы больше не требуете от меня портреты (он искусно рисовал силуэты австрийских министров и придворных. — Ю. Б.), то мне здесь нечего делать».

Скромность, разумеется, украшает; Особенно, когда она сочетается с трудолюбием. Вилар выполнял обязанности дипломата. Он посылал в Версаль длинные письма, рассказывающие об австрийских государственных деятелях. Посол, например, сообщал, что император Леопольд I — человек набожный, мягкий и порядочный, но слабый и нерешительный. Его старший сын эрцгерцог Иосиф отличался сообразительностью, однако был груб и вспыльчив. Избивал лакеев и давал пощечины пажам. У младшего сына императора — эрцгерцога Карла, еще юного, уже появились такие отрицательные качества, как жестокость и высокомерие. Он не скрывал своей ненависти ко всему французскому. Канцлер — граф Кауниц среди советников императора имел наибольшее влияние. Обходительный, умный, тонкий канцлер был, по мнению Вилара, опасным противником. Среди генералов выделялся принц Евгений Савойский.

Французский аристократ, сын графини Суассон — племянницы Мазарини, Евгений жил при дворе в Версале. Принц просил у Людовика XIV разрешения на покупку роты, но получил отказ в оскорбительной форме. Евгений не блистал внешними данными. Это был человек маленького роста, с плохой фигурой. Король его не любил и называл «маленьким аббатом». Но «аббат» был талантлив в военном деле. Вилар писал о Евгении Савойском: «У него много мужества, больше здравого смысла, чем разума, достаточно образованности, славы и честолюбия. Он стремится стать хорошим офицером и способен добиться этой цели в один прекрасный день»[421].

При австрийском дворе Вилар стремился быть сдержанным, осторожным. Но события вышли из-под его контроля. В январе 1700 года бал в королевском дворце Хофбург проходил в залах, находившихся поблизости от апартаментов эрцгерцога Карла, страдавшего манией величия: он требовал, чтобы ему оказывали королевские почести. Большинство аккредитованных при императоре дипломатов не считались с этими причудами. Как только начался праздник, в ложу для дипломатов вошел воспитатель эрцгерцога князь Лихтенштейн. Он решительно направился к французскому послу, избегавшему встречи с эрцгерцогом, и тоном, не терпящим возражений, заявил: «Вы нарушили этикет и Вам следует удалиться». Вилар ответил, что он является гостем императора, а не его сына. Лихтенштейн настаивал на своем требовании, причем обращался только к французу, не замечая остальных участников этой оскорбительной сцены. Наконец, Вилар поднялся и вышел.

Ко времени событий во дворце Хофбург позиция Людовика XIV в вопросах престижа стала более умеренной, чем в начальный период его личного правления. Но, тем не менее, он потребовал, чтобы австриец приехал к Вилару домой и принес свои извинения. Король предложил послу прервать всякие сношения с императорским двором. Начались переговоры. По существовавшим в Вене правилам воспитатель наследника престола не наносил визитов. А от других форм удовлетворения посол отказывался. Людовик установил дату отъезда Вилара: 15 апреля. Австрийские министры всполошились. По их просьбе Вильгельм III выступил в роли посредника. После его вмешательства Людовик продлил срок пребывания посла в Вене на две недели, до 30 апреля. Слуги дипломата собирали чемоданы.

Положение, как всегда, спасла женщина. Сестра князя Лихтенштейна графиня Трауманздорф, жившая в том же доме, где и Вилар, предложила такой сценарий. Она скажется больной. Брат посетит сестру и пройдет мимо помещений посла, который «случайно» окажется у своей двери. Князь задержится на «нейтральной» территории и принесет свои извинения оскорбленному французу. Посол герцога Савойского сообщил Вилару об этом хитроумном плане. Вилар решительно отказался участвовать в спектакле, не преминув отметить в письме Людовику свою преданность: «Осмелюсь сказать, учитывая известные обстоятельства, что я доказал мое безразличие к собственной участи, если оечь идет о славе и чувствительности Вашего Величества»[422].

В 15 часов карета стояла у дома посла. Подоспел посланец от англичан. Он предложил сделать еще один шаг к примирению. Вилар согласился. Словно из-под земли появившийся Лихтенштейн прошел в салон посла и перед большим портретом Людовика XIV, сверлящего каждого входящего своим презрительным взглядом, принес послу извинения. Вилар их принял. Инцидент, едва не приведший к разрыву дипломатических отношений между двумя странами, благополучно завершился.

Скандал с князем Лихтенштейном на время отодвинул основную задачу Вилара, но, разумеется, не отменил ее. В Версале вначале пытались оказывать давление на австрийское правительство, рассчитывая убедить его поддержать план раздела испанского наследства. Но 6 мая 1700 года, после обмена ратификационными грамотами англо-французского соглашения, Людовик XIV потребовал от посла «изменить поведение» и просить аудиенцию у императора. Вилар получил копию соглашения для передачи канцлеру Кауницу. Цель посла состояла в том, чтобы добиться присоединения Леопольда I к договору без каких-либо дополнений или изменений в его тексте. Цель претенциозная и нереальная! В Версале вскоре в этом убедились.

12 июня 1700 года посол получил ответ императора: договор «не идет на пользу дому короля и его потомкам»; англичане, голландцы и французы решают судьбы территорий, которые «им не принадлежат»; они не соблюдают принцип «равенства и приличий». К тому же переговоры шли. за спиной испанского короля — живого, здравствующего. Договор «был заключен при его жизни и без его ведома, против его воли»[423].

В австрийском ответе подчеркивалось, что дело касалось только двух монархов. Леопольд I готов объединиться с Людовиком XIV, «а не с посредниками», провести франко-австрийские переговоры об испанском наследстве. В Вене хотели подготовить новый текст соглашения, сохраняя его в тайне до осуществления достигнутых между двумя сторонами договоренностей. В Версале сочли этот план провокационным. 26 июня 1700 года король писал Талару: «Предложения, сделанные маркизу Вилару, могут рассматриваться только как уловка, довольно грубо скрытая, имеющая целью отдалить меня от короля Англии и Генеральных штатов». Слишком поздно было начинать франко-австрийскую авантюру. В Версале это прекрасно понимали. И не хотели жертвовать уже достигнутым с Вильгельмом III соглашением. Поэтому Вилар заявил в Вене, что не может быть и речи «о подготовке нового договора»[424].

Австрийцы вынуждены были встать на путь сближения с Испанией. В Мадрид император назначил нового посла. Его задача состояла в том, чтобы восстановить австро-испанские союзные отношения.

В Европе запахло порохом. В Мадриде посол Леопольда I обещал послать своих солдат в Милан, Неаполь, Каталонию. Людовик XIV сообщил Талару 12 августа 1700 года, что, если имперские войска войдут в Италию, французская армия немедленно оккупирует Наварру или Каталонию. Сам Талар был настроен воинственно. Он писал Торси, что считает войну необходимой.

В октябре 1700 года Талар получил из Версаля сведения о том, что французские батальоны готовы вступить в провинцию басков — Гипискуа. Аркур направился в город Байонну, близ Бискайского залива, чтобы возглавить боевые действия. Готовился к выступлению и флот. В Тулоне вооружались корабли, по своему боевому потенциалу превосходившие испанскую эскадру в Кадиксе.

В Лондоне и Гааге откликнулись на французские призывы. Генеральные штаты в угрожающей ноте, направленной в Вену и Мадрид, предупредили, что отправка германских и других иностранных войск в Италию будет рассматриваться союзными державами как враждебный акт.

Напряженность как в личных, так и в межгосударственных отношениях не может длиться долго. Разрядка с тем или иным исходом неизбежно наступает. Так было и на этот раз. В дела живых вмешалась смерть: 1 ноября 1700 года умер Карл II.

Вопрос о судьбе испанского наследства вступил в свою последнюю, самую острую фазу.


Загрузка...