Дипломатия Людовика XIV

23. Мадемуазель Пети — самозваный посол короля

Несколько минут неторопливой ходьбы — и вы, пройдя всю улицу Мазарин, в шестом округе Парижа, выйдете к Сене, на площадь Института Франции. Небольшая улочка — всего 414 метров. Свое нынешнее название она получила в 1687 году. Недолгое время на улице Мазарин существовала академия музыки, колыбель нынешней Парижской оперы[478]. Но не искусством славился во времена Людовика XIV этот городской район. Его главную достопримечательность составляли укромные места развлечений любого рода — от гастрономических до любовных и картежных. Хозяйкой одного из таких заведений — игорного дома, широко известного и активно посещаемого, — была 27-летняя женщина по имени Мария Пети, блондинка с голубыми глазами. Большинство мужчин считали ее красивой.

События, которые, казалось, не могли иметь никакого отношения к истории дипломатии Людовика XIV, произошли в 1702 году, когда в игорном доме мадемуазель Пети появился Жан Батист Фабр, 50-летний торговец из Марселя. Его семья имела коммерческие интересы в Турции. В 1675 году Фабр руководил торговой конторой в Константинополе. Хозяйка заведения и ее гость быстро нашли общий язык, видимо, по всем без исключения волновавшим их вопросам. По крайней мере, откровенность и взаимное доверие возрастали с каждым днем. В одной из особо доверительных бесед Жан Батист сообщил Марии, что канцлер Поншартрен обещал назначить его послом в Персию. Сердце молодой женщины, склонной к авантюрам, не выдержало. Она попросила взять ее с собой и заявила, что, если ее просьба будет исполнена, она отдаст Фабру свои сбережения[479]. Сумма не называлась, но, как говорится в дипломатии, стороны пришли к соглашению.

Но, прежде чем продолжить историю Фабра и Пети, сделаем краткий экскурс в историю.

Далекая Персия привлекала внимание французских государственных деятелей. По инициативе Кольбера в декабре 1664 года из Марселя на корабле «Дофин Франции» отплыла французская миссия в составе администратора компании Восточной Индии и представителей короля (с письмом к шаху). В Измире с помощью французского консула участники миссии присоединились к большому каравану и вместе с ним прибыли в Исфаган (в XVI–XVIII вв. — столица Персии). Их принял шах. Главный результат переговоров состоял в том, что в 1665 году французские товары на 3 года были освобождены в Персии от таможенных и других сборов. Но эту привилегию французские торговцы не сумели использовать: предприятие оказалось слишком дорогостоящим, невыгодным.

Прошло несколько лет. В 1670 году Кольбер послал эскадру на Восток, чтобы создать в нескольких местах укрепленные пункты для защиты французских товаров и самих коммерсантов от многочисленных любителей поживиться за чужой счет, например пиратов. Эскадра действовала в Индийском океане. Но торговые связи Франции с восточными странами развития не получили.

Со времен Кольбера, в течение более 30 лет, «персидская политика» короля безмятежно дремала. Только в 1699 году в Версале от французского миссионера в Персии аббата Годеро стало известно, что шах хотел бы с помощью французского флота захватить у арабов Маскат (столицу Омана). Взамен персы предлагали передать Франции порт Бушир в Персидском заливе и возобновить торговые привилегии 1665 года. Но только спустя несколько лет, в 1703 году, коммерсант из Марселя Жан де Кансевиль прибыл в Исфаган для переговоров. Но они были сорваны английскими и голландскими агентами, стремившимися избежать конкуренции со стороны французов, закрыть им путь в Персию[480].

В таких условиях в Версале решили активизировать действия французской дипломатии в Персии и направить туда посла короля. Пети непременно хотела поехать в составе посольства. Она рассчитывала выгодно вложить свои сбережения во франко-персидскую торговлю, посмотреть новые страны — «проехаться по миру», приобрести дипломатический опыт. Добиться своих целей Пети могла только с помощью Фабра. Со своей стороны мадемуазель-авантюристка обещала новоиспеченному дипломату полную поддержку. 2 декабря 1702 года Пети подготовила следующий документ: «Я, нижеподписавшаяся, обязуюсь следовать за Ж. Б. Фабром в его поездках в Константинополь и в другие места, куда он должен будет выехать либо по службе короля, либо по своим собственным делам»[481].

Прошел год. Фабр все еще не покинул Францию. Но он начал получать зарплату посла — 1500 ливров в месяц. Вместе с Марией они составили список подарков короля шаху и его приближенным — ковры, часы, ткани, вазы, копии картин (всего на 15 тыс. ливров). Обычное дело для дипломатов. Но купили еще на несколько тысяч ливров завалявшиеся вещи для продажи в Персии. Даже не выбирали — торопились.

Правда, странная была торопливость в Версале. Торопливость крестьянской телеги. Только 24 июля 1704 года Фабр получил верительные грамоты, подписанные Людовиком XIV. Теперь действительно пришло время отправляться в путь. Фабр сам разработал маршрут. Из Марселя он намерен был морем добраться до Александрии, затем продолжить путь по суше через владения султана — Халеб в Сирии (в те времена — Алеппо), Багдад. Миссия была многочисленной — 50 человек. После шести недель морского путешествия прибыли в Александрию. Без приключений. Но в Халебе посла ожидали суровые испытания. Визирь заявил, что не даст разрешения на выезд французов в Персию, так как султан является противником франко-персидской торговли. Паспорта Фабра и сопровождавших его лиц оставались в руках у турок.

В Версале были встревожены судьбой Фабра. Посольство в Константинополе получило указания: начать переговоры с турецкими властями. Вел их посол Фериоль, сменивший Шатенефа, против которого долго и упорно вел борьбу, обвиняя в приверженности к исламу. Это был лишь один из эпизодов в сложной карьере Фериоля. В прошлом мушкетер короля, он покинул Францию после неудачной любовной истории. Обосновался в Польше, но вынужден был покинуть и эту страну, ввязавшись в драку, завершившую крупную карточную игру. Фериоль сражался на Крите против турок, а в Венгрии — на стороне турок против солдат императора.

Буйный нрав французского посла не давал никому покоя. И прежде всего самим туркам. В Константинополе только султан и великий визирь имели яхты, покрытые тентом пурпурного цвета. Фериоль построил яхту, выдержанную в тех же тонах. А это уже было недопустимое посягательство на величие монарха и его первого министра. Такое преступление сурово наказывалось. Сначала главный охранник султана приказал дать сто ударов палкой рулевому на яхте посла. А самого Фериоля официально предупредили, что при повторении тяжкого проступка судно расстреляют из пушек.

Фериоль не церемонился и со своими коллегами-дипломатами. Нескольких французов, дезертировавших из германских войск, арестовали слуги посла императора. По приказу Фериоля дезертиров отбили силой. Посольства вооружились, мобилизовали своих граждан. В Константинополе могло начаться настоящее сражение имперцев с французами, если бы не энергичное вмешательство голландского посла, охладившего страсти[482].

В общем, в буйной энергии Фериолю не откажешь. Он активно вмешался и в защиту Фабра и его спутников от турецких чиновников. Но власти султана не уступали. В Версале негодовали. 2 сентября 1705 года Фериоль получил приказ короля: решительно требовать выезда посольства в Персию. Аргументация французской стороны усложнялась. Фабра в качестве посла короля в Исфагане туркам никто не представлял. В документах его должность также не указывалась. Поэтому 7 октября 1705 года Поншартрен предложил послу объяснить туркам, что Фабр является не дипломатом, а коммерсантом, направлявшимся по делам торговой компании, уже имевшей свои представительства в Персии[483].

Мадемуазель Пети, уставшая от бесконечных ожиданий и долгих сборов, чувствовала себя в Халебе свободной. Ее с огромным трудом удерживали от выходов в город в костюме амазонки, в шляпе с перьями, с открытым лицом. В результате такого «выхода в свет» могли возникнуть даже волнения среди оскорбленных поведением «неверной» мусульман. Пети, не получив выхода на городскую сцену, превратила помещение французского консульства в парижскую таверну с азартными играми, выпивками и вольными танцами.

Какое положение занимала мадемуазель в посольстве? Она не имела никакой официальной должности. Фабр взял ее с собой в двух основных качествах: как свою любовницу (что, разумеется, для сопровождавших посла являлось секретом Полишинеля) и как делового партнера, вложившего деньги в «предприятие». «Внешнему миру» Марию представляли в качестве жены первого слуги посла Амеля. «Жене» пришлось из консульства переехать в соседний дом вместе с лжемужем и прислугой. Но тучи над ее головой сгущались. Любопытство местных жителей перехлестывало через край. Дело доходило до драк между охотниками хотя бы одним глазом посмотреть на парижанку. Под угрозой оказался общественный порядок в городе.

А Фабр в Халебе работал. Он направил в Версаль сведения о военных приготовлениях турок в Дамаске, о паше Иерусалима, о морской торговле. Как и полагается дипломату, посол вел свой дневник. Но положение миссии с каждым днем становилось все более тяжелым. Деньги потратили, а о получении жалованья в пути и мечтать было нельзя. Начались финансовые трудности. Появились назойливые кредиторы. Оставался один выход — бежать из Халеба.

В один из февральских дней 1706 года миссия в полном составе покинула Халеб и приплыла на турецкой лодке на остров Самос. Здесь Фабр из-за отсутствия денег, необходимых для продолжения поездки, оставил багаж и. свиту, а сам вместе с Пети отправился в Константинополь. У Фе-риоля Фабр не был, никаких сведений о себе не сообщил: он опасался появляться у французов вместе с Пети, так как знал, что к их совместной поездке плохо отнесутся в Версале. Более месяца Фабр и Пети провели в персидском посольстве, пользуясь гостеприимством посла. Фабр именовал перса «большим господином»: в поездках его сопровождали 700 человек. 8 и 12 марта 1706 года Фабр отправил в Версаль две шифрованные депеши, сообщавшие, что в конце месяца он выедет в Персию. С большими предосторожностями Жан Батист и Мария покинули свое убежище. В Скутари, предместье Константинополя, их встретили специально приехавшие персы — сопровождающие. Поездка до границы Персии прошла без происшествий[484].

Грозный Фериоль рвал и метал. Фабр его полностью игнорировал: не только не посоветовался с ним об организации дальнейшей поездки в Исфаган, но даже и не встретился. Посол писал 15 апреля 1706 года Поншартрену: «Враги Фабра — это и его кредиторы, и его тщеславие, и его разврат. Если он хотел оставаться инкогнито, то ему это удавалось в течение 6 месяцев». Гнев посла не ослабевал, скорее усиливался. Он ставил один вопрос за другим: «Почему Фабр скрывался в Константинополе? Разве можно считать преступлением поездку в Персию? Что скажут его кредиторы? Почему он не обратился ко мне?»[485]. Вопросы, вопросы… — недоуменные, сердитые. На них ответил Поншартрен в своем письме Фериолю 19 мая 1706 года: «Я был информирован о плохом поведении Фабра во время его пребывания в Алеппо. Мне сообщили, что он везет с собой несчастную женщину, хотя считали, что он оставит ее в торговой конторе…Заявите ему, что, если он не отправит девицу, которую выдает за жену своего первого слуги, и большую часть сопровождающих его совершенно бесполезных людей, он будет строго наказан: это послужит примером для других. Если бы расходы в связи с этой поездкой не были столь значительными, король вернул бы его во Францию; но с другим пришлось бы все начинать сызнова, и поэтому Его Величество счел целесообразным продолжать поездку, если он сможет ее осуществить»[486].

Итак, свою репутацию в Париже Фабр подорвал. Но до Парижа было далеко. А маршрут посла и его подруги в персидскую столицу проходил через Ереван. Армения в то время находилась в вассальной зависимости от Персии (частично — и от Турции). Персидские сановники в Ереване не верили ни глазам, ни ушам своим, когда француз, плохо одетый и истощенный, похожий на бродягу, представлял себя послом Франции. Напрасно Фабр рассказывал о верительных грамотах короля, о своей свите, насчитывавшей, по его словам, после выезда из Парижа 550 человек и разогнанной турками, об оставшемся на острове Самосе багаже с богатыми подарками шаху: бесценном рубине, 20 сундуках с золотыми тканями. Наверное, персы не поверили бы рассказам злополучного дипломата, если бы он не догадался представить Пети в качестве принцессы, одной из родственниц Людовика XIV. Хан доверился не столько словам Фабра, сколько привлекательности, обходительности и искренним речам молодой женщины. Тем не менее прошло почти два месяца, пока ереванский правитель признал Фабра послом. Все, казалось, налаживалось. Но Фабр на охоте простудился и 16 августа 1706 года умер в объятиях Пети.

Положение Марии было катастрофическим. Что в таких обстоятельствах случилось бы с женщиной ординарной? Растерянность и паника, нищета и гибель — наиболее вероятная судьба. Ничего подобного не произошло с бывшей содержательницей игорного дома. Она, как принцесса Франции, объявила себя преемницей Фабра, послом короля. Хан не только признал Пети, но и дал ей переводчика — графа Загли, армянина необычной биографии. Он был мушкетером во Франции и женился на дочери исследователя Персии барона Обон. Военное ремесло его устраивало, и граф направился искать счастья в Стокгольм. Но и здесь он не задержался и вскоре уехал, забыв отдать французскому посланнику взятые у него в долг 2 тысячи экю. Авантюрист нигде надолго не приживался. Он мелькал в Польше, Германии, Константинополе и, наконец, появился в родном Ереване, где получил теплое место армейского инспектора. Эта должность не мешала ему служить послу Людовика XIV в образе очаровательной француженки[487].

Неожиданно для графа Загли у него оказалось много работы. Энергичная парижанка всерьез занялась изучением персидской политики. С помощью своего переводчика она ознакомилась с состоянием экономики Персии, ее торговлей, взаимоотношениями с вассальными кавказскими территориями. Сумела ли Мария отправить какие-либо материалы в Париж? Документы не дают ответа на этот вопрос.

Видимо, Пети на роду было написано попадать в трудные обстоятельства. С острова Самоса прибыли «люди Фабра» с оставленным там посольским багажом. Приятный сюрприз для самозваного посла! Но, увы, как часто добро оборачивается неприятностями. Приехавшие в Ереван французы сразу же заинтересовались судьбой первого слуги покойного посла Амеля. А он находился в тюрьме, куда попал по обвинению в воровстве. Это был результат тайной интриги Пети, использовавшей для расправы с лжемужем ереванского хана. «Самосцы», как их называла Мария, штурмовали тюрьму и освободили Амеля. Но тюремщик бросился за помощью к хану. Ночью 500 вооруженных людей окружили помещение, где находились французы. Вместо того чтобы вступить в переговоры, они забаррикадировались, но подверглись штурму и оказались в плену. Через несколько дней Мария добилась освобождения арестованных. Освободили всех, но несчастного Амеля вернули в тюрьму, где он и умер. Пети за него не вступилась. Она обладала жестким характером.

Главная опасность подстерегала мадемуазель-посла не в Ереване, а в Константинополе. Фериоль действовал быстро и энергично. Узнав о смерти Фабра, посол на свой страх и риск, не имея на то никаких полномочий, нашел покойному замену в собственном посольстве. Это был Луи Мишель — выходец из Марселя, 28-летний дипломат, добросовестный чиновник, мечтавший о политической карьере. Он обладал еще одним особенно важным для Фериоля качеством — личной преданностью своему начальнику[488].

Мишель с переводчиком и слугами отправился на розыск Пети. Через 30 дней, в сентябре 1706 года, они прибыли в Эрзурум, город на северо-востоке Турции, и тайно пересекли персидскую границу. Тайно? Разумеется. Мишель не имел официальных полномочий. Он был «вооружен» только письмами своего посла.

Пока посланцы Фериоля совершали свой долгий путь, Пети, наконец, покинула гостеприимный Ереван. Да, все это время она находилась во владениях ереванского хана. Персы и армяне окружили ее вниманием, почестями. Но предстать перед шахом послу короля было необходимо. И из Еревана Мария направилась в Нахичевань. В этом городе ее догнал Мишель. Беседа с молодой женщиной оказалась для него трудной и безрезультатной. Она намерена была продолжать путь в Исфаган, к шахскому двору, в качестве посла (все еще самозваного) Людовика XIV. Правда, и Мишель не получил официального назначения из Версаля.

Пришлось Мишелю отступить, совершить обходный маневр. Он уехал в Тебриз, город на северо-западе Персии, собрал монахов-капуцинов и перед ними провозгласил себя послом короля, хотя не имел на это никакого права. Шаху в его столицу отправили письмо, разоблачавшее самозванку Пети и требовавшее ее ареста. Но, как это нередко бывало, когда верные католики имели дело с верными сынами Аллаха, предвидеть развитие событий оказалось невозможным. В Тебризе хан спросил у Мишеля: тот ли он посол, который сопровождал, по сведениям, полученным из Еревана, дочь короля Франции. Ответ: нет, не тот. На этом и закончились переговоры Мишеля в Тебризе.

Пети благополучно добралась до персидской столицы. При шахском дворе ее встретили вниманием и почестями. Она начала переговоры о заключении франко-персидского торгового договора. Казалось, что они успешно продвигаются вперед. И вдруг без каких-либо известных причин Мария решила расстаться с дипломатической карьерой и выехать в Тебриз для объяснения с Мишелем. Что же случилось? Ее сломила усталость? Сдали нервы? Или появился страх перед угрозой неминуемого наказания? Возможно, и то, и другое, и третье, вместе взятые.

Мария прибыла в Тебриз на верблюде, гордо восседая в ивовой «клетке», окруженная персами. Она попросила приюта у Мишеля, и несколько дней бывшие противники провели вместе. Мишель снабдил Пети деньгами, видимо, в счет расходов на посольство короля в Исфагане. С чеком на 12 200 ливров и 500 экю наличными героиня, заявив Мишелю, что она намерена развлечься и отдохнуть, направилась в зависимую от Персии Грузию (в Тбилиси)[489].

Умевшей себя подать француженке было оказано грузинское гостеприимство. Распространились даже слухи, что она намерена выйти замуж за грузина. Посланцы Луи Мишеля, приехавшие просить местного князя не задерживать гостью, не получили никаких обещаний. Князь не торопился. Автор книги не располагает данными, которые могли бы послужить основанием для обвинений молодой женщины в безнравственности, хотя сомнительно, чтобы подобные условности могли волновать ее мятежное сердце. Известно только, что Пети больше месяца находилась в Тбилиси и уехала из этого города в конце сентября

1707 года в сопровождении небольшого эскорта. Она прибыла в Трапезунд, порт на Черном море, на северо-востоке Турции (ныне Трабзон). Но зима прервала навигацию, и мадемуазель сообщила Фериолю, что вынуждена на короткое время приехать в Константинополь.

А между тем был решен вопрос о назначении посла Людовика XIV в Исфагане. Сложная административная машина в Версале, наконец, сработала, и Поншартрен в марте

1708 года прислал верительные грамоты Мишеля. Правда, Фериоль считал, что «дела, по которым, согласно инструкциям Фабра, следовало вести переговоры в Персии, не стоили расходов и на одного посланца». Но, тем не менее, Мишель получил чек на 16 421 ливр и отправился в путь. Через несколько месяцев, 7 июня, его принял шах, заинтересованный в сближении с Францией. В Исфагане по-прежнему надеялись получить помощь французского флота в захвате Маската. Поэтому и приняли дипломата с особыми почестями. В его честь устраивали праздники, открывали скрытые от глаз помещения дворцов, показали зоологический сад с редкими животными.

В сентябре 1708 года был подписан торговый договор между Францией и Персией, открывший французским товарам в течение пяти лет свободный, беспошлинный доступ на персидские рынки. Никаких политических и тем более военных обязательств Мишель на себя не взял. Но и коммерческий успех оказался мнимым. В Версале договор не ратифицировали, так как англичане и голландцы сорвали его осуществление, не пустили французов в Персию, фактически полностью перекрыли путь для развития франко-персидских торговых отношений. Война за испанское наследство не помешала им защитить в Исфагане свои интересы.

Мадемуазель Мария в марте 1708 года приехала в Константинополь. Стоило появиться привлекательной парижанке, как свершилось чудо: совсем еще недавно метавший по ее адресу громы и молнии Фериоль поселил молодую женщину в своем дворце, поил и кормил ее на свой счет. Удивлению окружающих не было предела. Посла боялись и не любили. Добропорядочных католиков раздражало поведение Фериоля: на мессе он появлялся в тюрбане и в турецкой одежде. Возможно, послу надоела его последняя привязанность — двенадцатилетняя черкешенка. По этому поводу он не оставил никаких воспоминаний. Но факт бесспорен: отпускать Пети Фериоль не хотел, ссылаясь на отсутствие французского корабля в Константинополе. Кардинально изменилось и его отношение к молодой женщине. Если раньше он писал о ней как о «воровке, укравшей казенные бриллианты», то теперь сообщал в Версаль, что все подарки короля целы и невредимы, не хватало только нескольких часов. Более того, посол считал, что Пети всегда действовала в соответствии с обстоятельствами и никакие силы не остановили ее по дороге в Исфаган. Наверное, в Версале не без удивления читали слова Фериоля: «Я не могу осудить ни одного ее действия»[490]. Правда, вскоре нашли простое объяснение: в мае 1709 года после кровоизлияния в мозг у дипломата появились признаки безумия. Его поступки невозможно было предвидеть. На приеме у визиря речь Фериоля была бессвязной. Но сообразительный переводчик придал нужную форму его высказываниям. 18 сентября 1709 года Торси и Поншартрен поручили консулу в Измире взять на себя обязанности посла короля в Константинополе.

Вернемся к Пети. В турецкую столицу одна за другой приходили все более настойчивые депеши из Парижа с требованием ее немедленного выезда в Марсель. «Она будет наказана за устроенный ею скандал и за свое плохое поведение»[491], — писал Поншартрен. Так оценивали в Версале самозваного посла. Грубо и несправедливо! Зная о разыгравшихся вокруг нее страстях, предусмотрительная мадемуазель обзавелась хвалебными письмами Мишеля и грузинского князя. «Защитную грамоту» дал ей и Фериоль. Но к суду в Марселе ее все-таки привлекли. В этот город вернулся и Мишель. Он обрушился на Пети, обвинив ее в воровстве, переходе в мусульманство, преследованиях миссионеров и даже в убийствах французов. Доказательств у Мишеля не было. Но королевское правосудие, проявляя иезуитскую осторожность, несколько лет продержало молодую женщину в тюрьме. Благодаря усилиям Поншартрена она в 1713 году получила свободу. Судя по всему, в своем отношении к молодой женщине канцлер позволил себе не присущее ему чувство — гуманность.

Дело, начатое в Исфагане парижанкой, не пропало даром. Именно она поставила при шахском дворе вопрос об отправке посольства в Версаль. И 15 марта 1714 года из Еревана во Францию выехал посол шаха — Риза Бег. Он на французском корабле прибыл в Марсель. 19 февраля 1715 года состоялась аудиенция у Людовика XIV.

Король был тяжело болен. Ему оставалось полгода жизни. Возможно, это и была одна из причин, по которой прием перса в Версале, последний в истории царствования Людовика XIV, был обставлен с необычной роскошью. Из дворца Турнон Риза Бег выехал на коне. Перед ним везли знамя и сундук с подарками шаха, верительные грамоты, прикрытые шелковой тканью. Огромная толпа (по свидетельствам очевидцев, не менее 50 тыс. человек) заполнила улицы Парижа. Во дворе Версальского дворца посла встречали 2 тысячи солдат — швейцарцев и гвардейцев.

Риза Бег с саблей и кинжалом на поясе поднялся по большой лестнице в знаменитую Зеркальную галерею, где находился в сборе весь двор. Дамы блистали золотыми украшениями и драгоценными камнями.

Трон Людовика XIV, к которому вели восемь ступеней, находился под серебряным балдахином с золотым шитьем. Черная ткань кафтана короля была расшита золотом и сверкала бриллиантовыми пуговицами. Бриллиантами был усыпан и крест ордена Святого Духа. Стоимость драгоценных камней, украшавших Его Величество, исчислялась в 12 с половиной миллионов ливров.

Короля окружали близкие, принцы и принцессы крови. Посол поднялся по ступенькам трона и вручил королю верительные грамоты, тут же переданные в руки, Торси. Состоялся традиционный обмен официальными приветствиями [492]. В Версале считали, что это был исторический день во франко-персидских отношениях. Подобных приемов не знала история французской дипломатии.

Впрочем, внешнего блеска было много, но серьезных результатов миссия не дала. Риза Бег не торопился с отъездом. Слишком хорошо жилось ему в Париже. Прекрасно обставленный дом. Обильный стол. Экипаж с сильными, красивыми лошадьми. Любовные интриги. Подождет далекая и суровая Персия!

Пока Персия ждала своего посла, с ним вели переговоры Торси, Поншартрен, генеральный контролер финансов Демаре. Они старались не объединять политические и торговые вопросы. А именно в этом состояла главная цель Риза Бега. Шах хотел союза с Францией против арабского владыки Омана, державшего в своих руках ключи от Персидского залива. Французам за их военную помощь в Исфагане готовы были отдать город Маскат с его укреплениями. Людовика XIV соблазняла перспектива стать арбитром на Ближнем Востоке, но совсем недавно отгремевшая война за испанское наследство резко ограничила его аппетиты. Дискуссии завершились подписанием политического протокола самого общего характера без каких-либо формальных обязательств. Но устно Торси заявил послу, что персы могут рассчитывать на Францию. В Версале решили отправить в Персию специалиста по Востоку капитана Жеральдена для обмена ратификационными грамотами, изучения положения в районе Персидского залива[493].

Торговый договор был подписан 13 августа 1715 года. В Персию французские коммерсанты могли ввозить промышленные товары, закупать в этой стране сырье — шелк, шерсть, продовольствие, розовую воду, сухие фрукты, табак, тмин. Была достигнута договоренность о вывозе из Персии лошадей.

Прощальная аудиенция у короля, состоявшаяся в день подписания договора, была короткой. Послу вручили подарки для шаха на сумму в 200 тысяч ливров. Сам Риза Бег получил 10 тысяч экю.

Риза Бег выехал из Гавра на французском фрегате и посетил Копенгаген, Гамбург, Берлин. В Данциге у него родился сын: предприимчивый перс увез с собой любовницу — мадам Эпине. Она путешествовала в ящике, служившем ей постелью. Женщина на корабле, по древнему поверью моряков, приносит беду. И беда пришла. У посла украли часть багажа и деньги. 21 месяц добирался Риза Бег до Исфагана, куда он прибыл только в мае 1717 года. Обстановка при шахском дворе изменилась. Торговый договор с Францией сурово осудили как невыгодный для Персии. Увы, Риза Бег прибег к последнему средству — отравился. Но парижанка Эпине не последовала его трагическому примеру. Она поступила умнее: приняла мусульманство и вышла замуж за брата неудачливого посла. Так бесславно закончилась история последнего посольства при Людовике XIV — персидского посольства.

А какова судьба нашей героини? Во время визита Риза Бег она находилась в Париже. Но ее полностью изолировали от перса. Жандарм постоянно дежурил у дома. Это были последние «знаки внимания» со стороны королевской администрации. Еще несколько лет Пети прожила в полном одиночестве и умерла молодой.

Необычную историю самозваного посла короля хорошо знал Поншартрен. Он познакомил с этой историей Алена Лезажа, автора нескольких романов. Писатель живо заинтересовался приключениями Пети. Он пришел к выводу, что она верой и правдой служила королю и нации. Патриотические цели преследовали все ее демарши, «которые французы плохо объясняли»; в большинстве случаев считали, что «она лишь развлекалась; а именно тогда она самым серьезным образом занималась делами»[494].

Но вскоре позиция Лезажа кардинально изменилась. Он получил дневники Пети. Ознакомившись с ними, писатель 18 июня 1715 года сообщил Поншартрену, что его старые представления «ниспровергнуты». Молодая женщина была авантюристкой. И он, Лезаж, не хочет писать о ней, не намерен лгать. Так и не появился роман о противоречивой и легкомысленной, но энергичной и талантливой женщине-дипломате.

А жаль! Она заслужила внимания и писателей, и историков.