Дизайн под штампом

Глава III. …Счастье — оно в моменте

Даниэль никогда не верил в совпадения, несчастные случаи или судьбу. Совпадения можно подстроить, несчастные случаи, как правило, заранее спланированы, а судьбу — каждый выбирает сам.

Сейчас он выбирал сидеть под палатой дочери и ожидать результатов осмотра. Еще по дороге в больницу их накачали лошадиной дозой успокоительного, а уже через пятнадцать минут Мэри умиротворенно спала.

На Даниэля успокоительное не произвело такого же эффекта, пусть какая-то его часть этого и желала. Возможно, у него уже нервы были ни к чëрту, или нужно было просто вколоть бóльшую дозу седативных.

Даниэль обошёлся быстрым осмотром и обрабатыванием ран, а после и перебинтовыванием ожога. Врач попытался оставить его на несколько дней в палате и «просто потому что так надо для организма». Мужчина закатил глаза, вспомнив как стойко выдержал эти попытки записать его в пациенты.

Но работу никто не отменял, как и разбираться со случившимся ему никто не мешал. Даниэль должен был сам со всем разобраться, должен был быть в курсе всего. Звонки не прекращались, журналисты пытались пробраться в больницу, а статьи с места пожара уже были в сети.

Чувствовал себя отвратно. Опять всё не так, опять он промахнулся, не смог сберечь даже их с Мэри дом. Даниэль боялся подумать, что было бы, если бы он не проснулся из-за звонка. О таком не то что предполагать, даже думать было страшно.

Много вопросов и ни одного ответа на них так и не дали. Факт того, что пожар не мог сам возникнуть, установили сразу же после взрыва. Взрыва в его спальне. Он точно ещё не настолько кретин, чтобы у себя в комнате держать канистру с бензином.

— Даниэль! — Роберт подошёл к сыну и присел рядом. — Как ты? Где Мэри?

— Я в норме, — Даниэль сжал больную руку в кулак, стараясь не показать её отцу. — Мэри сейчас в палате. Если всё будет хорошо, то мы сможем уехать после девяти.

Роберт положил руку на плечо Даниэля. Он самый первый узнал о пожаре и примчался так быстро как только смог. Кто же знал, что, звоня сыну ночью из-за важного договора, он спасёт и его, и свою внучку?

— В новостях не перестают говорить, что вам повезло, — усмехнулся Роберт. — Одним словом — счастливчики.

Даниэль устало покосился на отца и откинулся на стену, прикрыл глаза. Голова болела, рука тоже не щадила, а беспокойство за дочь не давало нормально сделать вдох.

Мэри — его дочь, самая любимая девочка в жизни. Даниэль нёс за неё ответственность, он должен был оберегать её. Но теперь она лежала в палате, надышавшись гарью, и до смерти испугалась взрыва. Просто отец года, и пора ставить ему памятник.

— Угу, счастливчики, — буркнул Даниэль, удержавшись от смешка рвавшегося в ответ на мысли, и посмотрел вслед удаляющейся медсестре. Надежда, что она направлялась к ним всё-таки была. — Только что-то я себя счастливым не чувствую.

Что могло сделать счастливым? Сгоревший дом? Едва не погибшая там же дочь? Или жизнь, в последнее время превратившаяся в чёрно-белую картинку?

— Мистер Фостер, — медсестра подошла к ним и протянула несколько бумажек, — вам нужно подписать. И уже готовы результаты осмотра вашей дочери. Доктор скоро подойдёт к вам.

— Хорошо, — Даниэль взял протянутую отцом ручку и быстро чиркнул роспись. Вот теперь действительно стало волнительно. Где этот чертов Коуэлл?!

— Роберт, — Крис тут же появился, кивнув отцу друга, и передал Даниэлю планшетку с результатами осмотра. — Доброе утро. Даниэль, идём.

Крис подошёл к палате Мэри и приоткрыл дверь.

— Крис, давай только на человеческом, — Даниэль зашёл следом за мужчиной, и тут же всё его внимание перешло на мирно спящую дочь. — Я сейчас не в настроении разгадывать твои медицинские слова.

Он присел на кровать, попытался отыскать взглядом все видимые и невидимые повреждения. Но взгляд цеплялся только за царапины и немногочисленные синяки. Даниэль бережно, почти не касаясь, погладил Мэри по голове и укрыл пледом, почти лежащим на полу.

Рука уже не так волновала, потому что самое ценное сейчас рядом с ним. Крис мог подождать, да и Даниэль был уверен, что он понимал его. А всё остальное: пожар, размышления о том, кому это нужно, и сгоревшие важные договоры — ушло на задний план.

— С ней всё хорошо, Даниэль, — Ноэ проверил капельницу, что-то чиркнув у себя на бумаге. — Тебе повезло меньше, но жить тоже будешь.

— Меньше? — Даниэль повернулся к другу, сдержавшись от крика. — Она потеряла сознание, вся в синяках и перепугалась так, что её всю дорогу ещё трясло! Ты называешь это меньше?

Крис ожидал такой реакции и решил просто промолчать на этот выпад. Он впервые видел Даниэля в таком состоянии: обеспокоенного и раздражённого до чëртиков.

— Синяки Мэри пройдут через несколько дней, разодранные коленки — максимум через неделю, а ты, друг мой, ещё как минимум две недели будешь ходить с перебинтованным ожогом.

Мэри завозилась во сне, опять раскрылась, откинула плед подальше и для надёжности ещё пнула его ногой. Даниэль и Крис едва заметно улыбнулись.

— Я сейчас сделаю вам выписку, и можешь забирать Мэри, — мужчина подошёл к девочке и аккуратно убрал иголку от капельницы из ручки. Малышка надула губки, что-то проворчав, и отвернулась к стене, поджала коленки, свернувшись клубочком.

— Хорошо, — кивнул Даниэль и быстро поцеловал Мэри в лоб.

Уже спустя пятнадцать минут документы на выписку девочки были готовы, рука мужчины была вновь перебинтована, и наконец-то можно было уехать. Белые стены клиники уже начинали давить, а запах медикаментов раздражать.

Поставив подпись везде, где только можно было, Даниэль наконец-то вернулся в палату к дочери. Мужчина старался не потревожить её и так, судя по всему, беспокойный сон. Аккуратно поднял на руки так, чтобы не разбудить Мэри, и поцеловал в макушку. Сейчас он действительно смог успокоиться.

— Заберёшь Мэри к себе, пока я перевожу вещи в квартиру? — спросил Даниэль и повернулся к отцу, как только они вышли на подземную парковку клиники.

— Конечно, — Роберт открыл заднюю дверь машины и смотрел, как Даниэль размещался на сиденье, укладывая голову малышки к себе на колени. — Тебя до офиса подвезти или сразу в жилой комплекс?

— Давай домой, нужно забрать документы, как минимум, — мужчина откинулся назад, провёл рукой по лицу, пытаясь согнать усталость.

Даниэль толкнул еле держащуюся на петлях дверь и вошёл в дом. Неприятный запах гари, сожженные обои — и это только первый этаж. На ходу пнул остатки от комода и прошёл к лестнице — следом в комнату Мэри. Подобранного недалеко от комнаты медведя кинул на кровать и сам сел рядом.

Нужно купить нового: постельное для Мэри, вещи. Когда-то розовый и любимый рюкзачок девочки сейчас стоял в углу комнаты ненужным и сгоревшим.

Даниэль встал, подойдя к рюкзаку, присел на корточки. Мэри его даже не успела разобрать после занятия, потому что они вместе ходили гулять, а потом до позднего вечера вместе лежали и смотрели мультики.

Внутри было настоящее месиво. Тюбики красок не выдержали пожара и взрыва и просто расплавились. Кисточки были не в лучшем состоянии точно так же, как и палитра. И вообще вся комната Мэри — оставляла желать лучшего.

Окна вылетели, и остались одни покореженные рамы. Стены с красивыми нежными обоями были спалены. От былого цвета не осталось и следа. А где-то и самих обоев — они валялись на полу, отклеившись от стены из-за огня. Покореженная дверца шкафа висела на одной петле. Одежда была в отвратительном виде — какая-то часть сожжена, другая — порвана.

Да и вообще вся комната выглядела… ужасно. По словам спасателей больше всего пострадало именно это крыло дома. Там, где его спальня, кабинет и спальня Мэри. Но кому нужно от него избавляться? Ладно он, чëрт с этим. Но в чëм виновата маленькая девочка?

Предполагаемый поджог, найденная неподалёку от спальни Даниэля канистра и какая-то дрянь со снотворным эффектом у него и у Мэри в крови, после сдачи миллионов анализов. И, возможно, была ещё какая-то взрывчатка у него в комнате — других предположений у экспертов не было — почему рвануло именно у него в спальне. Это было больше похоже на какой-то дурной и бредовый сон, который, судя по всем разговорам, мог стать для них последним.

К себе Даниэль заходить не стал. Там вряд-ли хоть что-то осталось целым. Мужчина зашёл в кабинет, ничего не рассматривал, просто желая побыстрее уехать отсюда.

Дверцу шкафчика в столе даже не пришлось открывать — она валялась у самого входа. Даниэль пнул её мыском и прошёл к столу, присаживаясь перед сейфом. Документы, договоры и ещё с десяток важных бумаг, хранящихся в сейфе, наверное, единственное, что могло не пострадать.

Ключи от квартиры и от второй машины, которая чудом осталась нетронутая взрывной волной; свидетельство о рождении Мэри; его собственное свидетельство о разводе и… Так, стоп.

Даниэль нахмурился, не понимая, куда мог деться договор о поставке материалов в Нью-Йорк. Достал всё бумаги, которые лежали в сейфе. Нет. Договора просто нет — как будто его и не существовало.

— Твою мать, — Даниэль вышел из кабинета, всё же решив зайти в свою комнату, и попытался дозвониться до отца. Не выходило. Скорее всего, из-за спящей в машине Мэри, Роберт отключил звук.

Это было пусть и не серьезной, но проблемой. В ноутбуке, забытым вчера у отца в офисе, остался электронный вид договора, но будет плохо, если и там его не окажется. Даниэль пытался понять, как мог пропасть из сейфа договор, а потом понял, что сам мог его достать и забыть положить назад. Ведь из кабинета его вытянула Мэри, и он напрочь забыл о работе и всех проблемах, которые были до того, как его маленькая девочка потянула смотреть мультики.

Как сказали в больнице, из-за дряни, которую нашли у них с Мэри в крови, в памяти могут быть временные провалы. Поэтому Даниэль предпочёл сейчас не волноваться из-за договора, а просто отключить сейчас эмоции. Просто вырубить их к чёртовой матери, дёрнуть внутренний рычаг и успокоиться.

Даниэль раздражённо захлопнул за собой дверь, выходя на улицу. Голова гудела, запах гари, казалось, въелся в кожу. Уже сидя в машине, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, словно это мешало нормально дышать. Достал телефон и включил звук — отец наверняка увидит пропущенные и перезвонит или напишет, что у них всё хорошо. Даниэлю хотелось в это верить.

Телефон звякнул, уведомляя, что пришло сообщение. Даниэль отвлекся от попыток из каши в голове приготовить что-то нормальное.

От кого: Неизвестный номер

Мистер Фостер, это Одри Расселл — преподавательница Мэри. Надеюсь, что вы и девочка не пострадали. Послезавтра будет занятие, но Мэри может не приходить. Пусть лучше отдохнёт и оправится от случившегося.

Даниэль смотрел на сообщение, пытаясь придумать нормальный ответ. Не успел он изменить имя, как через пару минут пришло ещё одно:

От кого: Неизвестный номер

Если нужна будет какая-то помощь, пишите.

Кому: Одри Расселл

Всё хорошо. Можете не беспокоиться. Если Мэри не сможет прийти, я вам обязательно напишу.

Даниэль завёл машину и выехал со двора, а потом и посёлка. Здания сменялись одно за другим, где-то вдалеке он даже заметил поле. Уезжая на работу рано утром и зарываясь в бумаги по дороге, он практически не рассматривал округу.

Да и сейчас это было не самым важным. Просто нужно отвлечься. И от произошедшего ночью, и от потери важного договора.

Но единственное, о чём Даниэль сейчас мог думать, — Мэри. Пусть Крис и сказал, что она в порядке и обошлась, грубо говоря, испугом, но волнение не проходило. Как она сейчас? Уже проснулась или всё ещё спит? Может, опять притворяется спящей, чтобы дедушка отнёс её в комнату? Судя по времени, которое он провёл в доме, Роберт и Мэри уже должны были приехать.

Немного подумав, Даниэль съехал на обочину и достал телефон, открывая чат с отцом.

Кому: Отец

Как Мэри? Нормально добрались?

Вечером буду у тебя в офисе. Есть серьёзный разговор.

Вечером. Даниэль усмехнулся, ведь прекрасно понимал, что ему этого времени не хватит ни на что. Но всё равно нужно обсудить с отцом пропажу договора и желательно не по телефону.

От кого: Отец

Всё хорошо, Мэри уже убежала на кухню и просит оладьи. Думаю, это значит, что она в порядке. Можешь не волноваться.

От кого: Отец

Буду ждать. Мэри привезти или, может, пусть она побудет у нас несколько дней?

Кому: Отец

Рад, что она в порядке. Возьми её с собой. Я обещал провести с ней эти выходные.

Даниэль постучал пальцами по рулю, пытаясь найти на карте в телефоне нужный ему магазин. И желательно недалеко от жилого комплекса.

Всю дорогу до торгового центра Даниэль старался выкинуть из мыслей всё произошедшее. Мужчина переступил порог художественного магазина и со вздохом провёл рукой по волосам. Видимо, из всех нужных магазинов, тут он проведёт больше всего времени.

Поблагодарив и отказавшись от помощи консультанта, Даниэль прошёл к стенду с красками. От количества различных цветов краски рябило в глазах, но он прошёл ближе, вспоминая хоть какие-то цвета из месева в рюкзаке Мэри.

Красная, зелёная, а за ней и синяя. Даниэль хотел сначала найти, как ему казалось, самые основные цвета. Потом уже можно будет и их разные оттенки. А ещё он понял, что нужно будет привезти сюда Мэри, чтобы уже она сама смогла выбрать всё, что только пожелает.

Розовая и ещё несколько разных оттенков цветов — от яркого рубинового, до нежного практически белого.

— Советую белой краски взять больше, — подсказал знакомый голос сбоку. Даниэль обернулся, натыкаясь на Одри Расселл собственной персоной. — Добрый день.

Одри улыбнулась, пройдя чуть ближе к стенду с краской. Провела рукой по ряду с белой краской. Прочитав название одного тюбика, довольно кивнула. Взяв сразу пять штук развернулась Даниэлю.

— Мы работаем в основном с гуашью, а вы сейчас выбирали акрил и, как мне показалось, даже масло прихватили, — она улыбнулась, протягивая три тюбика. — Расход белой краски у нас больше всего. И выбирайте титановые белила.

— А есть ещё какие-то? — брякнул Даниэль, чувствуя себя нелепо.

— Есть цинковые белила, — Одри рассмеялась внутрь себя. — Но они более прозрачные, поэтому желательно брать титановые. И расход меньше и слоёв краски нужно не так много.

— Кхм, — мужчина кашлянул в кулак. Давно ему никто не проводил лекции, а в художественной лавке — и вовсе никогда. — Кажется, с утра вы предлагали помощь?

Одри кинула выбранные краски в свою корзинку и выпрямилась, сложила руки на груди. Ей казалось, что её с предложением о помощи просто культурно послали на все четыре стороны.

— Все краски, кисточки и вообще всё сгорело ночью, — сказал Даниэль и кивнул в сторону своих покупок. — Но, как вы поняли, я не сильно разбираюсь в рисовании. Не могли бы вы помочь выбрать материалы для Мэри? Я думаю, как её преподаватель, вы прекрасно справитесь с этой задачей.

— Конечно.

Одри улыбнулась и присела на корточки перед корзинкой мужчины. Перебирала все баночки и тюбики, какие-то пихала в руки Даниэлю, а какие-то возвращала в корзину. Посмотрела на все цвета, встала и подошла к другому стенду, с уже нужной краской.

Желто-светлая, лимонная, желто-темная… Выбирая лучшую фирму и нужные оттенки, Одри улыбалась.

Ещё ночью она испугалась до чёртиков. Все новостные каналы, все статьи в телефоне твердили только о том, что случился пожар. И всё. Больше ни одной новости: пострадал ли кто-то или всё хорошо.

Во время полёта назад в Чикаго Одри не могла сосредоточиться на работе. То ли из-за головной боли, то ли из-за переживаний. Она старалась успокоить себя тем, что если бы случилось что-то серьёзное, то все СМИ кричали бы только об этом.

Было безумно жалко Мэри. Ещё малышка, а уже начала узнавать, какой жестокий этот мир. Она не заслужила этого. Для девочки её дом чуть не стал её же погибелью.

В художественную лавку Одри забрела случайно — после аэропорта заехала в самый ближайший торговый центр к своему жилому комплексу и не смогла пройти мимо.

Она уже бродила тут минут пятнадцать, в корзинке было всего несколько тюбиков краски и несколько новых кисточек. Когда заметила в соседнем отделе Даниэля Фостера, Одри сначала не поверила своим глазам. А потом с умилением смотрела, как мужчина старательно выбирал краски. В том, что он делал это для дочери, Одри даже не сомневалась.

Не похож Фостер на того человека, который будет рисовать, а после того, как сгорел дом, ещё и новые краски для себя покупать. Но это было мило. Смотреть как Даниэль — известный бизнесмен — ходит туда-сюда перед огромным стендом с красками и пытается понять, какие цвета нужны.

— Почему именно рисование? — спросил Даниэль, и Одри удивлённо на него посмотрела, сначала не понимая сути вопроса.

— Рисуя картины, можно перенестись совершенно в разные миры, — пожала плечами и указала пальчиком на слишком высоко висящий тюбик. — Достаньте, пожалуйста.

Достав нужную краску с пятой попытки, потому что Одри постоянно поправляла Даниэля со словами: «да нет же!», «левее! Нет, моё левее, а ваше правее» и даже «вы что дальтоник? Это фуксия, а нужно вон ту ярко-розовую». Даниэль усмехнулся, ведь так его ещё никто не называл.

— Спасибо, — поблагодарила Одри и развернулась на сто восемьдесят градусов в попытке сориентироваться и понять, где отдел с кисточками, палитрами и прочей мелочевкой. — Пройдёмте, осталось немного, и вы сможете уйти отсюда.

— Думаете, что мне не нравится здесь находиться? — Даниэль вопросительно посмотрел на девушку, однако послушно последовал за ней. Одри обернулась через плечо, улыбнулась и кивнула.

Больше не сказав ни слова, Одри стала выбирать кисти. Смотрела из какого материала они сделаны и нужные отдавала Даниэлю; тот, в свою очередь, складывал всё в корзинку.

Еле слышная музыка на фоне нарушала тишину. Одри провела пальцем по ворсу кисти, проверяя ту на жёсткость: слишком жёсткая даже для синтетики. Она улыбалась, вспоминала, как папа водил её по таким магазинам, а потом и она водила Камиллу.

Пусть пройдёт хоть год, пять или десять, но воспоминания останутся — всегда будут греть душу. Пусть она уже не так отчётливо помнила улыбку папы и смех сестры, но все их моменты, проведённые вместе, не забудет никогда.

Поэтому сейчас она и помогала Даниэлю. Она видела искренность в нём и то, как он старался понять. Он слушал все её подсказки, обращал внимание на то, что лучше брать, а что — нет. И, кажется, даже запоминал. Похоже, Даниэль не такой ужасный отец, как Одри думала. Или это он так хорошо играл на публике? Впрочем, ей нет никакого до этого дела.

Одри сейчас просто быстро закончит с помощью и побежит домой. А Фостер может делать всё, что захочет. Она не понимала, к чему был вопрос о рисовании, и к чему вообще нужна её помощь, ведь есть консультанты. Она не понимала, какого чёрта вообще согласилась помочь. Просто не смогла отказать и пройти мимо.

— Бумага продаётся только от десяти листов, — Одри посмотрела на Даниэля, рассматривающего полки. — Мэри всю не успеет использовать, но на следующий год она пригодится.

Папка с акварельной бумагой полетела к остальным покупкам. Быстро выбрали простые карандаши, ластики и удлинитель для карандаша. Самое основное и нужное было собрано. Немного подумав, о чем она забыла, Одри свернула в нескольких проходах и всучила Даниэлю в руки пачку вискозных салфеток.

— А это ещё зачем? — мужчина покрутил в руке пачку, уже перестав соображать, что и для чего. А в глаза Одри бросился бинт на руке Даниэля. Как она могла его не заметить?

— Вытирать кисти, — подошла ближе и ещё раз осмотрела все материалы, удостоверяясь, что ничего, что может им понадобиться в ближайший месяц, не забыла. — Ваша рука. Это из-за случившегося ночью?

Одри не смогла сказать «из-за пожара». Знала, что напоминать о худших моментах лучше не нужно. Но не спросить не могла.

— Не волнуйтесь, мисс Расселл, всё хорошо, — Даниэль улыбнулся уголками губ, машинально сжал руку в кулак, чувствуя лёгкое покалывание, — обезболивающая мазь переставала действовать.

— Я думаю, что на этом моя помощь заканчивается. Дальше, мне кажется, вы и сами справитесь. Если Мэри захочет, то пусть лучше отдохнёт вместо занятия. Для ребёнка такие происшествия — очень сильный стресс. Просто будьте сейчас с ней, любите и цените её.

Одри улыбнулась, оставила Даниэля в одиночестве и даже не дождалась ответа. Возможно, её слова были моментами резковаты, но она искренне хотела помочь. Мэри любила папу, она это не раз говорила на уроках, а Даниэль, как ей показалось, любил и дорожил дочкой.

Она не хотела навязываться со своей помощью. Не хотела делать это только из-за корыстных целей, как это обычно делала Элизабет. В СМИ всегда писали, какая она искренняя и переживающая за других людей женщина. Но Одри знала, что всё это делалось только ради связей и новостей.

Она вернулась в отдел с бумагой и холстами. Выбрала формат побольше — А3 — и взяла папку на всякий случай на двадцать листов. Головная боль пройдёт, слабость тоже. Нужно просто вернуться домой, приготовить хоть какую-то еду и выпить кофе на балконе.

Расплатившись на кассе и забрав увесистые пакеты с фирменным знаком художественной лавки, Одри медленно побрела в сторону подземной парковки. Залезла на заднее сиденье, перед этим закинув покупки в багажник, и попросила Блейка выключить музыку.

— Можно ехать в комплекс, — махнула рукой Одри и потянулась за пледом, лежащим рядом на сиденье. Укуталась в него и прикрыла глаза, не понимая, почему так холодно.

Ранние улочки Чикаго не интересовали сейчас Одри так, как сон. Казалось, что у неё просто не было сил на то, чтобы открыть хотя бы глаза. Укутанная в плед и уставшая за два перелёта девушка уснула по дороге, даже не заметив этого.

— Мисс Расселл, — ругнувшись, Одри повернулась на другой бок, в надежде вновь провалиться в сон.

— Мисс Расселл, мы приехали, — Блейк попробовал ещё раз разбудить девушку. Одри разлепила глаза и тут же зажмурилась от яркого солнца. — Вам нужно помочь донести покупки?

— Нет, Блейк, спасибо, — сказала Одри после минутной заминки, за которую до неё наконец-то дошла суть вопроса. — Ближайшие два дня можешь быть свободным. Я тебе позвоню.

— Как скажете, мисс.

Одри толкнула дверь плечом, вваливаясь в квартиру. Два больших пакета опустились около зеркала. Закрыв дверь на ключ, она прошла в гостинную и кинула на диван плед, зябко передернув плечами.

Прохладный душ после перелёта помог немного взбодриться. Одри накинула халат, шёлк приятно коснулся кожи, и затянула пояс. Вышла из ванной и присела на край кровати. Больше всего сейчас хотелось задвинуть шторы, забраться под одеяло и проспать весь день, а потом и ночь. Но перед этим ещё отключить звук на телефоне.

Одри, вздохнув, вышла в коридор. Взяла пакеты с покупками и отнесла их в самую дальнюю комнату. Маленькая, но уютная мастерская встретила её ярким солнцем. Девушка оставила пакеты недалеко от рабочего стола и подошла к окну, открыла его настежь и вдохнула полной грудью свежий воздух.

Две новые папки с бумагой положила на полку стеллажа, стоящего неподалёку от стола. На полку ниже поставила несколько новых стаканов, два из них заняли кисточки и карандаши. Тюбики, баночки и палетки с красками отправились на оставшиеся полки, занимающие больше всего места в стеллаже. Одри мысленно поставила себе пометку, что нужно бы выделить день для того, чтобы перебрать все материалы и избавиться от засохших или закончившихся красок.

Одри сходила на кухню, всё-таки решив заварить себе кофе, после поставила его на стол. Отправила короткую СМС Еве, что с ней всё хорошо и что ждёт её вечером. Звук на телефоне всё-таки отключила. Одри включила песни и слегка сделала громче — так, чтобы музыка перебивала нескончаемые потоки мыслей, но и так, чтобы всё ещё оставалась фоном.

Когда не выходило просто лечь и отдохнуть, она предпочитала заниматься любимым делом — рисовать. Даже если это по работе, даже если это с дюжину одинаковых шаблонов для итогового занятия, Одри всё равно чувствовала, как становилось лучше.

Рисование — это не просто сидеть и малевать кисточкой. Оно помогает забыться, отключиться от мира. Музыка на фоне или в наушниках помогает не слышать, что происходит вокруг, а уже через минуту после того, как садишься рисовать, и вовсе всё теряет смысл. Остаёшься только ты и холст с мазками красок, или бумага с карандашным наброском будущей картины, или просто самая простая и быстрая работа, которую нужно дорисовать.

Одри не соврала Даниэлю, когда сказала, что рисование переносило в другие миры. Это действительно так. Когда рисуешь поле с розовым закатом, переносишься туда и словно видишь всё своими глазами. Рисуя Париж, Румынию или Будапешт, Одри словно гуляла по их улочкам и чувствовала прохладу легкого ветра, или как ярко светило солнце, припекая кожу.

Самым главным была — любовь. Любовь к творчеству. Любовь к тому, чем занимаешься. Только тогда это не будет долгой пыткой, пока не дорисуешь или вовсе бросишь работу. Рисование может стать собственной сказкой, на холст можно переносить свои мысли, эмоции и мечты.

Холст не человек — ему всё равно, что на нём нарисуют, а вот для художника — это прожить ещё одну новую жизнь. И ещё с сотни и тысячи, а может даже больше.

Одри улыбнулась и провела еще одну линию, слегка отстранилась и проверила пропорции. Первый шаблон был готов. Девушка подписала его простым карандашом для того, чтобы потом можно было стереть и написать уже красиво и краской — в специально оставленном в верхнем углу месте.

Спустя два часа работы, две выпитые чашки кофе и одна — чая, девушка подписала последний лист и отложила его на лежащую рядом стопку. Одри откинулась на спинку кресла и потянулась, чувствуя, как захрустели позвонки от неудобного положения, в котором она сидела.

На белый автомобиль, припаркованный недалеко от входа в многоэтажный дом, никто не обращал внимания.

Мелани повернула голову в сторону водительского места и улыбнулась. Дэвид смотрел на неё и о чём-то разговаривал по телефону. С кем и о чём — её не волновало и не интересовало от слова совсем. Не касается её — значит плевать. Будь это чем-то важным, звонок сейчас бы был на громкой связи.

Девушка открыла окно, впуская в машину немного свежего воздуха. Казалось, от напряжения, витавшего в салоне, можно было задохнуться. Мелани потянулась к бардачку, зная, что Дэвид не будет возражать, нашла пачку сигарет и вытащила одну. Нахмурилась, не сумев найти зажигалку.

— Фостер, бесишь ровно так же, как и пять лет назад, — фыркнула, заметив усмешку на его лице.

— Я отправлю все данные договора вам по почте, не переживайте, — Дэвид жестом фокусника выудил зажигалку и передал Мелани. — Последний раз такой напряжённой я видел тебя на суде.

Уайт молчала, лишь смотрела, как пламя лизнуло кончик сигареты. Сделала затяжку и откинулась на сиденье, прикрыла глаза.

— Он не может даже нормально уследить за порядком в доме, — сказала девушка, выпуская кольца дыма. — А потом жёлтая пресса напишет, что я отвратная мать.

— А это не так? — хохотнул Дэвид.

Мелани наградила его убийственным взглядом, сделала ещё затяжку и потянулась за телефоном.

Кто только нашёл эту грёбаную любовь в её глазах? Это же какой нужно быть дурой, чтобы любить то, что приносит отголоски прошлой жизни?

Мелани точно не была дурой. Любила действовать чётко, не подставляя под опасность свою карьеру, но при этом очень умело скрывала личную жизнь. За пять лет ни разу никто её не замечал ни с кем, не было ни одной отвратной статьи. Она показывала себя с той стороны, которую хотели видеть — это была её работа, с которой она справлялась на отлично.

Но сейчас, когда все журналы, новости и соцсети только о ней и вещали, она не могла так просто взять и упасть лицом в асфальт. Как ей всегда говорил букер: дети — это всегда мило. Мелани иногда хотелось послать Уилсона к чертовой матери или ещё дальше, но благодаря ему она сейчас топовая модель.

— Плевать, какая я мать на самом деле, — она легко пожала плечами, ища номер человека, которого предпочла бы забыть. — Все статьи обо мне и Мэри верещат о том, что несмотря на развод, я души не чаю в своём дитятке.

— Без обид, Мел, но когда ты вместе с дочерью, то всё внимание уделяется ей, — ухмыльнулся Дэвид, а девушка закатила глаза.

— Даниэль, — Мелани надменно улыбнулась, когда мужчина ответил на её звонок. Смотрела на его же машину, припаркованную перед ними. — Нужно встретиться.

— Ты ведь уже стоишь под домом? — она слышала, как Даниэль недовольно вздохнул и у него что-то упало. — Пять минут. У меня, если ты не забыла, есть дочь. И нужно…

— Вот о ней и поговорим, — Мелани сбросила звонок. Повернулась к задним сиденьям и достала сумочку. Быстро поцеловала Дэвида в щёку, с отстранением наблюдавшего за разговором, и пулей выскочила из машины.

Даже стучать не пришлось. Ещё не дойдя до нужной двери, услышала, как щелкнул замок.

— Давно не виделись, Даниэль, — Мелани прошлась по квартире, останавливая своё внимание на мужчине.

Даниэль приподнял бровь. Она издевается?

— Предпочёл бы не видеться с твоей персоной до конца жизни, — любезно улыбнулся Даниэль и, не сказав ни слова, ушёл на кухню.

О какой гостеприимности вообще могла идти речь? Что Даниэль не был рад таким гостям, что Мелани пришла сюда, кривя душой и выдавливая из себя улыбку.

— Не спросишь как дочь?

— Ты тут, а не в похоронном бюро, новости не трубят о смерти наследницы Фостеров, а значит, что девочка в порядке.

Даниэль покачал головой, не зная, что ответить. Да и что на такое вообще можно сказать? Подобное стоило ожидать.

— Давай ближе к делу, — мужчина посмотрел на Мелани, устроившуюся на диване. — У меня много работы, Мелани, и у тебя есть не более, чем десять минут. И после попрошу тебя удалиться.

— А было пять минут, — рассмеялась Мелани.

— Ты их потратила на то, чтобы подняться и полюбезничать. Продолжим или ты сразу уйдёшь?

— Дай мне Мэри на несколько дней, — скрипнула зубами Мелани.

— Она не вещь, чтобы её кому-то «давать», — Даниэль в мгновение пришёл в состояние тихой ярости. — Выбирай выражения.

— Тебя не смущает то, что она моя дочь?

— А тебя не смущает то, что она надоела тебе спустя два месяца после родов?

Да что ж за черт-то, а? Мелани вздохнула, пытаясь собраться, а Даниэль наблюдал за ней с совершенно не доброй усмешкой. Наплевательское отношение Мелани к собственной дочери приводило мужчину в бешенство. Обращаться так с его девочкой — не позволит никому. Даже если это будет мать Мэри.

— Просто устрой нам встречу, — Уайт встала на ноги, сверля взглядом бывшего мужа. — Это твой дом сгорел, не мой.

— Десять минут прошло, — Даниэль слегка посторонился, рукой указал в сторону двери. Слишком явный намёк на то, чтобы она проваливала. — Я поговорю с Мэри и, если она захочет с тобой встретиться, напишу. А теперь попрошу покинуть квартиру. Всё-таки в гости тебя не звал.

— Это в твоих же интересах, Даниэль. Ты знаешь, на что я способна.

— На полный кретинизм, идиотизм и истерики с пустого места ради внимания, — кивнул мужчина, когда дверь хлопнула.

Этот день Даниэль с лёгкостью мог назвать сумасшедшим. Для фееричного завершения, наверное, не хватало только Санта-Клауса, вылезающего из камина в гостиной, или розовых пони, освещающих пространство радугой.

Заказанная наспех доставка с едой приехала через несколько минут. Остывший чай, так и остался не выпитым, отправился вместе с кружкой к грязной посуде. Заменив обед быстрым ланчем, Даниэль вернулся в детскую комнату.

Последний раз, когда они тут жили, Мэри было всего два годика, поэтому пришлось заказывать новую мебель, одежду и продукты. Они всё равно будут ещё жить здесь какое-то время. Правда несколько дней будут ночевать в одной комнате, но Даниэль понимал, что так, наверное, было бы даже если бы и стояла подходящая для дочки кровать. Мэри перепугалась до чёртиков и наверняка ещё какое-то время будет бояться спать одна.

Время летело почему-то быстрее, чем когда Даниэль сидел допоздна в офисе. Вызванный им же клининг уже успел уехать, оставив за собой идеальную чистоту. Продукты лежали в холодильнике, коробки с любимыми хлопьями Мэри стояли в шкафчике. Экономка, взявшая отпуск после случившегося, привезла щенка Мэри, и он бегал по квартире, выпрашивал вкусняшки и спал на диване.

Ясный день сменился сумерками, Даниэль сидел на диване, прикрыв глаза, и гладил Умку. Ехать куда-либо, особенно в офис, желания не было. Сил тоже. Но он знал слово «надо». И Мэри тоже, наверное, ждёт, когда Даниэль заберёт её домой. Осталось только придумать, как рассказать девочке о том, что их старого дома больше нет.

Даниэль зашёл в спальню за пиджаком и осмотрелся. На его столе стояли краски, лежали кисти и папка бумаги. На кровати лежал огромный плюшевый заяц, заменяющий сгоревшего медведя. На прикроватной тумбочке лежали новые книжки про принцесс. Стоял нежно-голубой ночник, словно тыковка в форме кареты Золушки.

Рядом стояли три фигурки Принца и Золушки: на первой они танцевали и счастливо улыбались; другая была из дополнительной части мультфильма: Золушка была в белом свадебном платье с белой фатой на голове; а третья фигурка была в форме небольшой белой чашечки на блюдце с золотыми узорами, и в ней сидели Жак и Гас.

Даниэль с улыбкой смотрел на фигурки, купленные им сегодня вместо старых. На фоне его стороны: тёмной и строгой, сторона Мэри казалась частичкой совершенно другой части этой квартиры: она не была однотонной, мрачной и, как сказала бы Мэри, взрослой и скучной.

Выключив везде свет и закрыв дверь, Даниэль решил спуститься по лестнице. Он понимал, что чем быстрее он окажется в офисе отца, тем быстрее сможет прижать к себе как можно крепче Мэри.

Сейчас, когда уже вся работа по квартире была сделана, глубоко внутри затаилось сомнение: осталась ли электронная версия договора о поставке товара? Еще несколько часов назад Даниэль был уверен, что всё будет на месте, но сейчас в голове снова была каша.

Всю дорогу до офиса отца Даниэль был на связи со следователем. Нового ничего тот не сказал, только попросил никуда не выезжать ближайшие несколько дней. Пожелал скорейшего выздоровления и отключился.

Заезжая на парковку офиса, Даниэль понял, что ему не помешал бы отпуск. Или хотя бы дня два-три выходных, которые он должен провести с Мэри. Даниэль чувствовал себя виноватым перед дочерью. За то, что не был рядом, за то, что очень мало уделял времени Мэри.

Даниэль надеялся, что Мэри откажется от встречи с Мелани, пусть и понимал, что с его стороны это, наверное, неправильно — отнимать у дочки мать. Но, что у них могут быть за отношения, когда мать просит девочку называть её по имени, если никого нет рядом?

Сейчас Даниэль понимал, что имела в виду Одри. Она ведь тоже пять лет назад не знала, что видела сестру и отца последний раз. Она тоже боялась тогда. Ведь никогда не знаешь, что случится через секунду. Поэтому Даниэль заходил в здание с мыслями, что будет больше проводить времени с Мэри, ведь…

…счастье — оно в моменте. Его нельзя ждать, купить или попросить. Нужно жить, а не существовать. Нужно ценить то, что есть сейчас. В погоне за будущим не нужно забывать о том, что есть «сейчас».

Нужно проживать каждый день, радоваться красивому рассвету, а не утыкаться в лэптоп по дороге в офис. Проводить больше времени с дочерью и семьёй — их смех; просто видеть их рядом — уже самое большое счастье. Многим его нужно заслужить, а многим нужно ещё суметь его сберечь.