1941 год.


Январь.

1. Много работал над 1-ой частью «Вел[икого] перелома». Снова чистил слог, обрисовывал внешность героев, жесты.


2. Продолжал работать над «Вел[иким] Перел[омом].»


3. Кончил 1-ую часть «В[еликого] П[ерелома]» — теперь почти начисто. Начал вторую.


4–5. Закончил обработку 2 и 3 части «Вел[икого] перелома».


6. Начал снова (после болезни) работу в Ин[ститу]те. После экзамена поехал в Детиздат, получил первый экземпляр «Волшебника Изумр[удного] Города» в школьной серии. Симпатичная книжечка в сером коленкоровом переплете, с зеленым рисунком на лицевой стороне. Приятно...

Вечером переносил поправки в свой экземпляр «Вел[икого] пер[елома].»


7. Целый день работал над вторым экз[емпляром] «В[еликого] п[ерелома].» Почти закончил 1-ую часть.


8. Утром Ин[ститу]т. После занятий был в ДИ [Детиздате], еще взял 10 экз[емпляров] «В[олшебника] И[зумрудного] Г[орода]». Познакомился с Радловым. Разговаривал с Наумовой, она поставила в план февраля сдачу книгина иллюстрацию. Но раньше февраля не обещает приступить к чтению книги.


9. Оформил 1-ую часть «Вел[икого] пер[елома]» (свой экземпляр) Написал и перепечатал 3-ий вариант радио-пьесы «Михаил Штифель» (около половины нового текста; сократил на 28-мин[утную] передачу).


10. Не работал.


11. День рождения Вивы. Вечером гости.


12. Читал материалы для матем[атической] статьи.


13. Перерабатывал статью «Математика и техника». Написал около 10 стр[аниц] нового текста.


14. Экзамен в Ин[ститу]те. Вечером работал над оформлением 2-го экз[емпляра] «Великого Перелома».


15. Писал 2-ую часть радио-пьесуы «Алт[айские] робинз[оны].»


16 Перепечатывал «А[лтайских] Р[обинзонов]» и работал над «Вел[иким] Пер[еломом].»


17, 18. Заболела Галюська. Не работал.


19. Кончил перенос поправок в III часть «Вел[икого] Пер[елома].»


20. Перерабатывал «Алт[айских] Роб[инзонов]», перепечатал.


21. Перепечатка и обработка статьи «Мат[ематика] и техника».


22. Оформил вторые экземпляры «Мат[ематики] и техн[ики]» и «Алт[айских] роб[инзонов].»


23. Отправил Мейеровичу «Мат[ематику] и техн[ику]». Вечеромбыл в ЦК ВЛКСМ на расшир[енном] собрании Комиссии по дет[ской] литер[атуре], по вопросам трудового и военно-физического воспитания. Думал встретить там Фадеева, но он не пришел. Докладчиками были Шкловский и Ивантер. Из выступлений было интересным выступление ген[ерал]-майора Кашубы, котор[ый] призывал писателей создавать книги по оборонной тематике и приводил примеры патриотического воспитания народа за рубежом. Он рассказывал о 13-летней финской девочке, которая стреляла в наших и упорно отказывалась сдаться, пока ее не подстрелили. В госпитале она три дня ничего не ела: когда ее вылечили и спросили, что она будет делать, если ее отпустят, она ответила «Буду бить москалей»! У нас же в СССР делу патриотического воспитания уделяется очень мало внимания.

Видел Ильина, который приглашал работать у него, в подкомиссии научно-популярной литературы.

В общем же, заседание было достаточно бесцветное.

Вечером (вернее ночью), вернувшись с заседания, нашел на столе телеграмму из ССП со срочным вызовом. Вероятно, вопрос о приеме, наконец, сдвинулся с места.


24. Мое предположение оправдалось: 27 янв[аря] на президиуме ССП стоит вопрос о принятии меня в Союз Писателей. Долгожданный день близок! Секретарь Елена Аветовна просила меня уладить вопрос с поручителями: я назвал Шкловского и Ильина. Шкловского я встретил в Литфонде, он дал согласие; с Ильиным договорился вечером на совещании по дет[ской] л[итерату]ре; он даст письменную рекомендацию, против чего не возражает А.А. Фадеев. Кроме того на том же собрании Фадеев обещался выступить и поддержать мою кандидатуру. Из Литфонда взял письменные рекомендации Шкловского и Маршака, их тоже представлю. Как будто бы дело должно увенчаться успехом. Буду ждать 27 января...

Половину дня употребил на глубокий рейд по редакциям и театрам.

Был в ЦДТ. Колосова, конечно, «Волшебника» не прочитала, но мне сказала, что читала, только давно, и ей надо «освежить в памяти». Договорились, что она прочтет к 31/I. Оказывается, унее брал рукопись драматург Швембергер и она ему очень понравилась. Он хотел со мной познакомиться. Я сделал из этого организац[ионные] выводы: записал его адрес, увижусь и поговорю.

В театре Образцова перемены. Шпет ушла в декретный отпуск, ее заменяет Перец (зам[еститель] директора). Я с ним познакомился, дал ему читать сценарий «Рыбки-Финиты» и «Нейтралитет» (где действуют сеньор Перец и сеньор Сахар!). Он обещал прочитать ко вторнику; в таких вещах, как «Нейтр[алитет]» они нуждаются, но об'ем велик и для них. Насчет «Р[ыбки]-Ф[иниты]» он находит, что там нет интересной идеи. Она вскрывает внутр[енние] свойства людей только для зрителя; вот если бы этим пользовался кто-нибудь из действующих лиц, то было бы совсем другое. Над этим стоит подумать.

Был в Радио-Комитете, сдал Лаговской «Алт[айских] роб[инзонов]», дал читать Захарьиной «Мат[ематику] и технику»; о «Штифеле» ничего не выяснено. Сдал в литдрамсектор «Нейтралитет», может быть, что-нибудь и выйдет.Был в Детиздате, сдал рукопись «Вел[икий] перелом». Наумова обещает прочитать в первой неделе февраля, но этого не гарантирует. Вообще-же думает заняться рукописью во 2-ой половине февраля и если у нее не будет особых сомнений и вопросов, она ее одобрит.

Взял у Максимовой рукопись «Алт[айских] Роб[инзонов].»

Вечером был на совещании в ЦК ВЛКСМ. Этот вечер прошел очень интересно и я был весьма доволен, что пошел, хотя цель у меня была очень узкая: увидеть Ильина. Но кроме Ильина, я увидел и Фадеева, а кроме того, приобрел целый ряд ценных и интересных идей. Теперь я знаю, в каком духе надо перерабатывать «Алт[айских] Роб[инзонов]».

Мысли и интер[есные] моменты выступлений записаны в зап. книжке.


25. Утром был в Ин[ститу]те, соверш[енно] напрасно: ко мне не пришел экзаменоваться ни один студент. Вечером — последнее заседание Комиссии по дет[ской] лит[ературе]. Очень интересное выступление секретаря ЦК ВЛКСМ Михайлова: инструктивное, много важных мыслей.


26. Получил из президиума ССП повестку с вызовом на заседание 27/I. Хорошо.


27. Вот он — пришел большой день моей жизни! Я принят в Союз Советских Писателей.

Расскажу все по порядку. Утро прошло в хлопотах. Поехал к 12 часам к Ильину, вхожу в ворота его дома... и встречаю его самого и жену, которые отправились по делам. Оказывается, он забыл о том, что назначил мне свидание. Возвращаться он не стал, условились встретиться в Детиздате. Поехал в ДИ [Детиздат], дождался там И[льина], просидел час, пока он обсуждал рисунки для своей новой книги, и потом он написал мне рекомендацию. На душе, понятно, остался какой-то горький осадок после такого случая.

К 8 часам приехал в ССП. Заседание уже шло, но по другим вопросам. Нас, принимаемых, пригласили в «зал заседаний» в 845. Ввалились всей оравой в маленький зал — человек сорок с лишним, принимаемые и поручители –, и сразу наполнили его шумом, кашлем, разговорами. Многим не хватило стульев, они стоялина ногах у дверей.

К своему большому удовольствию, я заметил среди членов Правления Маршака. Я прошел к нему, спросил, будет ли он за меня говорить, и получил утвердительный ответ. Сел я недалеко от президиума и вскоре получил от Маршака записку, где он просил написать ему список моих произведений; я это сделал.

До моего дела было рассмотрено четыре: Н.Н. Гусева, С. Мицкевича («Револ[юционная] Москва»), Большакова («В чаду костров» — роман из жизни ненцев), Вейсмана (киносценарист).

Затем Фадеев сказал:

— Т[оварищ] Волков, детский писатель...

— Здесь! — откликнулся я для формы.

— Т[оварища] Волкова, наверно, могут рекомендовать многие присутствующие здесь... Но... Маршак, вы будете первый!

— Да! — ответил Маршак. — Т[оварищ] Волков пришел к нам во время горьковского призыва знающих людей в литературу. Т[оварищ] Волков — педагог, работал в сельскойшколе, в средней, теперь работает во Втузах. Он — математик. Первую его рукопись прочитал 6–7 лет назад (Милый С[амуил] Я[ковлевич]! Солгал ли он по своей вечной рассеянности или из похвального желания увеличить мой писательский стаж — кто знает?). Это «Волшебник Изумрудного Острова» (Удивительно он настойчив в своих ошибках!) Рукопись эта пролежала в редакции два или три года, но затем за короткий срок выдержала три издания. Книга эта удивила даже профессиональных литераторов; в ней есть грация (были еще какие-то похвалы, но я их не запомнил; не знаю также, что он говорил о «Чудесном шаре»; какой-то чудак, сидевший рядом со мной, кстати, член правления, узнав, что я математик, подсунул мне бумажку с уравнением x3+y3=z3 и начал расспрашивать, кто им занимался. У меня нехватило мужества отмахнуться от этого неуместного вопроса и разговор меня на минуту отвлек от выступления Маршака. Пробудил меня вопрос его: «Как называется роман Ж[юля] Верна, который вы перевели?» Я ответил.)

У т[оварища] Волкова имеется много ненапечатанных рукописей. Надо его принять в члены ССП, т.к. этовесьма серьезный, талантливый писатель.

(То, что мною записано по памяти, это, конечно, далеко не стенограмма).

Шкловский:

— Волков — это большой детский писатель (прости мне, боже, мои прегрешенья!!) «Волшебник Из[умрудного] Гор[ода]» — это книга с большой выдумкой, изобретательностью. Там очень яркие интересные типы, есть прекрасные находки. Напр[имер], сцена, когда домик летит по воздуху и собачка проваливается в люк... (К сожалению, эта сцена не моя и похвалы за нее не могу принять на свой счет...) «Чудесный шар» — интересная книга; по поводу сюжета мы с автором спорили, но во всяком случае, в этой книге много интересной выдумки. Я рекомендую Волкова в члены ССП. (Я забыл, он еще упоминал об «А[лтайских] Р[обинзонах]» — но без оценки)

Фадеев.

— Я тоже скажу несколько слов. Все те, у кого есть дети, знают Волкова (в зале оживленное движение ((смешно, звучит, как из стенограммы, но это было так)). Да его книги читают не только дети,а и взрослые с удовольствием. «Чудесный шар» — это очень увлекательная книга. Т[оварищ] Волков хороший писатель... Кто еще желает высказаться?

Молчание.

Я:

— Там есть еще рекомендация Ильина.

Фадеев:

— Да, есть рекомендация Ильина — письменная. Он болен, не мог притти. Будем голосовать. Кто за? (Руки всех членов правления поднимаются). Против? Нет. Воздержавшиеся? Нет. Т[оварищ] Волков принят в члены ССП.

Я подошел к столу, пожал руку Фадеева.

— Спасибо, Алекс[андр] Алекс[андрович]! Доверие оправдаю, постараюсь написать новые хорошие книги! (В зале легкий смех и я, радостный, прошел через расступившуюся передо мной толпу у входа).

Итак, Рубикон перейден, взята еще одна крепость!

Елена Аветовна первая поздравила меня очень тепло, сказала, что отдел учета выдаст через несколько дней карточку и я поспешил домой с утешительным известием.Ночью написал письмо Ефиму, хороший он парень и бесконечно его жаль...

Между прочим, Адик вчера назвал меня новоиспечённым писателем — остроумный парень!


28. Написал письмо Анатолию, отправил. Раскритиковал там его поэму «Виталий».

Звонил Ильину, благодарил за содействие. С той же целью звонил Шкловскому и Маршаку, ни того ни другого не оказалось дома.

Ездил в Лен[инскую] биб[лиотеку], выписал литературу. Меня привели в научный чит[альный] зал в новом здании, он мне не понравился, в старом гораздо уютнее.

Был в редакции «Дет[ского] Календ[аря]», взял экземпляр. Там помещена одна моя статья: «Масса земного шара» (листок от 24/XII). Просили поспешить с писанием листков. Обещал дать через неделю.

Завез Цыновскому в изд[ательство] «Искусство» книгу и пьесу «В[олшебник] И[зумрудного] Г[орода].» Если подойдет пьеса, то м[ожет] б[ыть] будет включена в мартовский план. Звонить через 10 дней.

Вечером работал над листками для «Д[етского] К[алендаря]», подбирал материалы.


29 Был в ССП, получил временное удостоверение, что я член союза писателей; заготовил заявление в Литфонд, завтра подам.

Звонил Шкловскому, выразил благодарность.

Звонил Перецу; «Рыбка-Финита» им вообще не годится, а «Нейтралитет» если и подойдет, то лишь с большими изменениями. Хотел заехать, не удалось.

Часа два слишним работал в «Лен[инской] б[иблиоте]ке; подбирал материалы для «Д[етского] К[алендаря]» (а утром написал вчерне два листочка).


30. Ездил в Литфонд; дело там обернулось неожиданно быстро; по пред'явлении удостоверения, что я член ССП, меня заставили заполнить анкету, сразу же выдали карточку, прикрепили к поликлинике (Институт Курортологии на Новинском).

Оттуда отправился в Союз (как это теперь звучит просто и солидно: в С-о-ю-з!); там подарил Елене Аветовне «Чуд[есный] шар», забрал в киоске отложенный накануне словарь Даля (за 200р[ублей]) и абонировался в библиотеке. Выяснил, что там есть и мой «Чуд[есный] шар», но, как сказала библиотекарша,он не лежит на полке, а ходит по рукам.

Вечером написал листочки о Гауссе и Эйлере и перепечатал три листочка, написанных накануне («Взятие Нотебурга», «Матем[атическая] игра» и «Что быстрей всего на свете?»)

Был Розов; теперь он носится с замыслом трагедии о большом человеке нашего времени, погибающем непризнанным, непонятым и затравленным толпой. Сия трагедия, навеянная ибсеновским «Брандтом», должна быть написана белыми стихами. Я показал ему ложность этого замысла и его ненужность. Вероятно, Р[озов], убедился, т.к. на него всякие «отговоры» действуют очень быстро.


Февраль.

1. Утром военный сбор. Стрельба, где я проявил для первого раза неплохие успехи (раз в девятку, вторая пуля в двойку и третья около круга, но вне). Правда, получил оценку «слабовато», но это потому, что условия стрельбы очень жесткие, из нашей пятерки я первый; остальные выбили от пяти очков до нуля. Полковник сказал,


Совещание по вопросам детской литературы в ЦК ВЛКСМ 24 января 1941 г[ода]

Очевидно, я начал записывать не сразу, потому что содержание основного доклада у меня незафиксировано, и даже не указано, кто был докладчиком.

Запись начинается с прений и, быть может, с выступления далеко не первого оратора. Она велась довольно бессвязно, отрывочно.

Гуревич (очевидно, Г. Гуревич, писатель-фантаст) говорил о необходимости поднимать интернациональное воспитание.

Мишакова тут же его оборвала и сказала:

— Надо воспитывать национальное чувство, поднимать «на щит» народы Советского Союза.

(Вот как нынче дело обстоит)

Михалков говорил, что, когда везешь дрова, не надо останавливаться из-за упавшего полена...

Романов (секретарь ЦК ВЛКСМ):

— Так без дров останешься!

Михалков:

— Зато машина дошла!Романов:

— Пустая!

Геннадий Фиш очень ярко и образно говорил о необходимости уметь ходить на лыжах. Наши ходили в атаку пешком, проваливаясь по пояс в снег, а финны бегали на лыжах...

Л. Кассиль очень хвалил итальянского писателя Эдмондо де-Амичиса — у него надо учиться писать о детях. Он говорил о книге «Сердце»... (названия я не уловил), посвященной трудовому и военному воспитанию.

Михайлов (секретарь ЦК ВЛКСМ). Детские писатели и даже Правление ССП недооценивают значения этого совещания. Оно имеет огромное значение, ставит проблему коренного перелома в работе каждого писателя. Он говорил также о иждивенческих настроениях нашей молодежи, которой всё слишком легко дается.

(Идеей «Алтайских робинзонов» всё же должно стать перевоспитание Пети, становление его характера).

Барто. У нас очень мало книг, где дети преодолевают трудности. У нас всё благополучные книги с благополучными детьми. Надо говорить о воспитании моральных качеств.

(Вот мне и поставить в центр труд Пети!Это будет кстати!)

Гайдар говорил о том, что надо воспитывать у детей чувство долга, сознание ответственности. Говорил он хорошо, глубоко, хотя и бессвязно. Тогда им и было сделано его знаменитое высказывание о хитрых людях, которые притворились детскими писателями (я точно не помню).

Нат. Забила (укр[аинская] писательница) говорила о развитии смелости и находчивости. Хвалила книгу Тальбота «Старшины Вильбайской школы» (обязательно прочитать).

Г. Фиш (с места). Книги должны быть о страстях!

А.А. Фадеев рассказывал о том радостном трепете, когда он получил винтовку, как он ее чистил, ночью вставал и смотрел, не украли ли ее...

(Это — чувство Пети Арбузова, когда он едет с винтовкой искать помощь отцу и доктору. Но чувство это смешанное: днем гордость, а ночью страх, не надо прямолинейности).

Михайлов. У наших детей развивают неприспособленность к жизни, им даже не дают самим бусы на елку повесить. В результате они не хотять подмести комнату, сварить суп, пошить и т.п.

Количество молодежи, нарушающей Указ о трудовой дисциплине, насчитывается десятками тысяч. ВЦК ВЛКСМ являются делегации студентов по поводу отмены стипендий (очевидно, в то время правила выдачи стипендий в некоторых Вузах стали более строгими).

Писатели несут ответственность за такое отношение ребят к труду. Учить детей при помощи игры можно только до 7-летнего возраста. Надо подчеркивать детям, что труд — дело серьезное, незачем его прикрашивать, а у нас всё идет под лозунгом «счастливого детства». У нас рисуют труд, как путь побед, как дорогу, усыпанную розами.

Как пример отношения к жизни нашей молодежи, докладчик приводит курьезный факт.

Некий ученик 7-го класса из Воронежа написал в ЦК ВЛКСМ, что за отличную учебу и общественную работу его пора наградить орденом!

(Но тут и нет ничего удивительного, если награждали орденом доярку, надоившую за год от коровы 3000 литров молока. Большое геройство!)

Мы мало говорим ребятам, что жизнь коротка, что надо производительно использовать каждый ее час, чтобы подготовиться к вступлению в жизнь.

(Сделать так: показать, какой труд затратил Арбузов, чтобы стать археологом.)Появилась детективная литература с детьми в качестве главных героев. В изображении некоторых писателей поймать шпиона легче, чем выловить щуку из реки! Ребята ловят шпионов почем зря... Носятся с выращиванием собак для Красной Армии. А книжек о физическом воспитании нет.

(Смогу ли я включить этот вопрос в «Алтайские Робинзоны», или получится винегрет?)

Писать о страстях, значит писать о воспитании моральных чувств на конкретных вещах и в конкретной обстановке. Страсти не могут развиваться вообще.

Писатели мало работают над своим марксистским воспитанием — отсюда упрощенный подход к вопросам детского воспитания.

Тов[арищ] Михайлов приводит тиражи книг ведущих детских писателей за период с 1933 по 1940 г.

Маршак 11 700 тыс.

Чуковский 9 500

Михалков 6 400

Барто 8 500

Бианки 2 800

Гайдар 2 250

{Видимо, Михайлов и был основным докладчиком на совещании, но в моих бессвязных записях он почему-то оказался просто выступающим, да и выступление его почему-то разбито на две части.}Александра Бруштейн при смехе всего зала приводит изображение «несокрушимого» профессора из пьесы, присланной на конкурс. Тема военная.

Профессор напевает турецкий марш Моцарта перед серьезной операцией, которую ему предстоит сделать.

Ему докладывают:

— Госпиталь окружен!

— Готовьте всё к операции! — Поет марш.

Получает записку, вынутую из рук убитого сына...

— Готовьте всё к операции! — и уходит в операционную, напевая турецкий марш Моцарта (!!)

Кальман (кажется, молдавская писательница). Рассказывает о русских и молдавских детях, которые учатся в школах Молдавии.

У молдавских ребят большое уважение к своему и чужому труду (к доске бегут галопом, занимаются с энтузиазмом). Они гораздо дисциплинированнее русских.

У русских высокомерие, пренебрежение ко всему местному (очевидно, речь идет о детях военных игражданских работников, присланных в Молдавию после ее воссоединения. Они презирают молдавских учителей и не хотят у них заниматься (!)

Тяжелое, неприятное впечатление производят русские дети. Мальчики передают девочкам любовные записки через директора (Непонятно!)

Надо лучше готовить детей в физическом и военном отношении. Надо показывать удовлетворение от хорошо выполненной работы.

На этом кончаются мои записи, конечно, далеко не охватывающие всего, что говорилось на этом интересном совещании.что из меня выйдет замечательный стрелок.

Потом ознакомление с оружием, маршировка.

Вечером перепечатал «Эйлера» и «Гаусса», написал и перепечатал «Мат[ематика] и артиллерия», «Мат[ематика] и авиация».

Т[аким] о[бразом], готово для календаря семь статей.


2. Был в Центр[альном] Дет[ском] Театре у Колосовой. Пьеса «В[олшебник] И[зумрудного] Г[орода]» ей очень понравилась, хотя она считает, что в живом театре она проиграет. Все же она покажет ее ведущим артистам и Дудину и будет ее «пропагандировать», хотя вопрос о постановке не м[ожет] б[ыть] поставлен ранее 1942 г.

Кроме того Колосова предложила мне сдать пьесу в изд[ательство] «Искусство», а когда узнала, что я уже сдал, обещала дать положит[ельную] рецензию и вообще «оказать протекцию».

Был и в Театре Кукол, но не застал Переца.

Вечером составил новый план для «А[лтайских] р[обинзонов].»


3. Узнал, что о заседании ССП, на котором я был принят в члены Союза, сообщалось по радио (кажется, 31-I). Упоминалась и моя фамилия. Об этом я узнал от Сучкова, на военном сборе.


4. Начал работать над «Алт[айскими] Роб[инзонами].»


5. Свез в «Д[етский] кал[ендарь]» листки.


6–10. Усиленная работа над «Робинзонами». 10-го отправил рукопись Ефиму [Пермитину] на его суждение и приговор. Был в «Д[етском] кал[ендаре]», взял листочки для переработки.


11. Написал Ефиму большое письмо по поводу «Алт[айских] роб[инзонов].» Вечером был в Лен[инской] б[иблиоте]ке, читал «Сердце» («Школьный год») де-Амичиса.


12. Был в ДИ [Детиздате]. Наумова обещает прочесть «В[еликий] п[ерелом]» к 18-му февраля. С Максимовой договорился об отсрочке на «А[лтайских] Р[обинзонов]» (примерно, до 15/IV, но, вероятно, она не будет возражать, если дело протянется до 1/V)

Мейерович сообщил, что мат[ематическая] статья для «Смены» пойдет, он ее урезал и пришлет мне на просмотр.

Узнал от Цыновского, что Колосова дала положит[ельную] рецензию на «В[олшебника] И[зумрудного] Г[орода]», рекомендует к печати. Цыновский еще не читал, обещает к 15/II прочесть.

Вечером немного посидел в Л[енинской] б[иблиотеке], потом был у врача, а остаток вечера прозанимался с Вивой.


13. Был в Моск[овском] Обл[астном] Театре Кукол у Викт[ора] Алекс[андровича] Швембергера. Это человек с большим полысевшимлбом, со свободными и непринужденными манерами артиста. С ним сразу начинаешь чувствовать себя совершенно свободно.

— Так вот вы какой! — загремел он, услышав мою фамилию. — Дайте-ка на вас посмотреть! Настоящий волшебник!

И у нас завязался непринужденный разговор.

«Волш[ебник] Из[умрудного] Гор[ода]» ему очень понравился.

— Когда я прочитал эту книжку, — сказал он, — у меня, признаться, сильно чесались руки сделать инсценировку. Да, думаю, автор живой, он сам сделает!

Для Обл[астного] Театра (где он худ[ожественный] руков[одитель]) «В[олшебник] И[зумрудного] Г[орода]» в настоящем виде слишком сложен. Его надо сократить до 25 страниц, убавить число действ[ующих] лиц и он тогда пойдет повсюду. Идея — советская: все добывается своим трудом, без всякого волшебства. Он не любит пьес, где людей «вывозят» коты и щуки.

«Нам не надо петушиных слов!» — говорит он.

Стеллу, по его мнению, надо превратить в обыкнов[енную] старушку. Основ[ную] идею пьесы — все добыв[ается] трудом и товарищ[еской] поддержкой — надо оттенить ярче.Он просил позвонить ему 17/II, чтобы условиться о встрече. Тогда перечитаем «Волш[ебника]» и наметим пути к переработке. Просил также побывать на читке его исторической пьесы (по эпохе [царя] Алексея Михайл[овича]) Я предложил ему прочитать «Рыбку-Финиту», он не возражает.

Заходил в книжн[ую] лавку ССП и особую комнату при ней; купил несколько хороших книг (однотомник Лескова, «Господа Головлевы», 1ый том Шекспира и т.д.).

Вечером работал в Л[енинской] библ[иотеке].


14. Утром болела голова. Вечером был в Л[енинской] б[иблиотеке], читал биогр[афии] Эйлера и Гаусса, делал выписки по археологии.


15. Утром написал листочек о Гауссе. Вечером — Барановы. Звонил Цыновскому; он не дочитал «В[олшебника] И[зумрудного] Г[орода]» но ему нравится. Однако, они пока (мес[яца] 3–4 по его словам) будут держать пьесу в резерве, т.к. сейчас выпускают два кукольных сборника. Мало радости.


16. Написал вчерне листочек об Эйлере. Вива ходил в 25-к[ило]м[етровый] переход и пришел совершенно разбитыйи больной с темп[ературой] 38,4°. Это называется — тренировка.


17. Работал над листочками. Написал «Математика и авиация» (заново).


18. Был в Малом Театре у Бертенсона. Получил такой отзыв о «Праве на жизнь»:

— Пьеса нам не подходит. Мы ставим мало современных пьес — у нас классика. Кроме пьесы Корнейчука, мы нуждаемся сейчас в героической пьесе. Но ваша пьеса имеет право на существование; в ней очень приятный язык. Имейте ввиду, что если ваша пьеса не подходит нам, это еще не значит, что она не нужна другим театрам.

Он мне сказал, что пьесу читали он сам и два режиссера (значит, считались с ней!) и теперь она передана в филиал Малого Театра, режиссеру Прозоровскому: м[ожет] б[ыть] подойдет для филиала. Когда Бертенсон узнал, что я писал раньше пьесы, он сказал:

— Это видно!

В общем, отзыв обнадеживающий, придется, видно, нести ее в Главрепертком.

— Вредительская тема, — заметил Бертенсон.— Тема о мещанстве, — возразил я. Напишу Розову, и составим аннотацию для Главреперткома.

Сдал Молодых четыре листочка: «Мат[ематика] и арт[иллерия]», «Мат[ематика] и авиация», «Эйлер», «Гаусс». Обещала поговорить с Гарбузовым и прислать мне для новых поправок. Всех больше ей понравилась «Мат[ематика] и авиация».

Заходил в Литфонд — справиться о жилищных делах. Плохо! Никаких фондов нет, а в кооперативе, говорят, 1300–1500 р[ублей] кв[адратный] метр.

Очень долго сидел в «Смене», задержали с перепечаткой моей статьи. Мейерович ее подсократил, и написал около страницы своего, очень интересного материала (что было бы, если бы математика исчезла из жизни людей). В «П[ионерскую] Пр[авду]» занес три статейки: «Как появилась метрич[еская] система мер», «Римские цифры» и «Что всего быстрей на свете?».

Взял в «Пионере» «Матем[атические] очерки». Сафонов предложил мне сделать две заявку на две математ[ические] книжки и прислать их в комиссию по научно-попул[ярной] книге (для включения в план Детиздата). Я обещал сделать и послать в«Пионер» на его имя.

Потом был в Поликлинике — в рентген[овском] кабинете, просвечивали грудную клетку.


19. Написал и послал Сафонову заявку на две книги: «История математики» и «Математика вокруг».

Звонил Прусакову — начальство не одобряет пьесу «Алтайские робинзоны» — придется переделывать! Оказывается радио — это какая то запретная зона и в ней милостиво относятся, повидимому, только к произведениям напечатанным.

Наумова книгу прочитала и имеет о ней положительное мнение, но будут читать еще Еремеева и Воробьева. Вопрос с утверждением откладывается до конца марта (а м[ожет] б[ыть] и дальше, если Еремеева не соизволит одобрить!) Вот несчастье иметь дело с этими редакторами. У них обязательно разные вкусы и что нравится одному, то другой бракует (в этом особенно я убедился в Радио).

Вечером был на чтении пьесы Швембергера «Куземка». Читал он в школе, где-то в районе Трубной площади. Сначала зашли с ним к Нине Павловне Саконской —устроительнице этой читки.

Саконская меня не знала (хотя мы с ней встречались на собраниях, но нас никто не знакомил). Фамилия моя ей ничего не сказала.

— Вы работаете в театре?

— Нет... Т.е. немного пишу для театра.

— Вы работаете в области детской литературы?

— Да. «Чудесный шар» читали?

— Как? Это ваша книга?

— Ну да. И «Волшебник Изумрудного Города».

— Ах, вот что! Ну, так я вас прекрасно знаю. Вы делаете замечательные вещи! Леля! Лелечка! (Это к сыну, находящемуся в соседней комнате). У нас тов[арищ] Волков, автор «Чуд[есного] шара» (Ко мне) Вы знаете, это у него любимая книга. Но вы, по-моему, чересчур уж скромно держитесь!

— А зачем мне нескромно держаться?..

Пошли в школу. Там Саконская нас представила ребятам (их собралось человек 50, 5–7 класса).

— Вот это А[лександр] М[елентьевич] Волков...

— «Чудесный шар» — подсказывает мальчик с первойскамьи.

— Совершенно верно. И «Волшебник...

— Изумрудного Города» — кричат ребята.

Аплодисменты. Я неловко раскланиваюсь.

Швембергер начинает чтение «Куземки», которое затянулось больше чем на два часа.

Пьеса сделана крепко. Кое-какие недостатки я записал и буду ему о них говорить.

Я отдал Швембергеру «Рыбку-Финиту» (сказку и сценарий) — он просил позвонить в понедельник.

Саконская просила меня что-нибудь почитать ее подшефным ребятам. Я обещал. Думаю прочесть им «Рыбку-Финиту».


20. Был на Таганской телеф[онной] станции, сдал заявку на телефон. Что из этого будет — не знаю. Приняли заявку — и то хорошо, потому что вообще они не принимают.

Оттуда проехал в ДИ [Детиздат]. В коридоре встретил Дороватовского и он начал говорить мне от имени научно-попул[ярной] Комиссии — что она хотела бы от меня получить. Я же, как говорится, выдвинулвстречный план и достал ему из портфеля заявку. От «Матем[атики] вокруг» он пришел в восторг и сказал, что это весьма актуально, что «Матем[атика] в военном деле» — это вопрос сегодняшнего дня и что они могут эту книжку выпустить молнией. Он просил меня срочно представить план, чтоб на следующем же заседании Совета (в среду) обсудить. Кроме того, он просил меня указать еще темы и книги старые, которые стоило бы переиздать. Я обещал это сделать.

Затем попал к Наумовой и просидел у нее часа 1½ на заседании Комиссии, обсуждавшей План по классической литературе (там был К[орней] И[ванович] Чуковский и другие).

После этого имел разговор о «Царском токаре». Название «Вел[икий] перелом» — она отвергает, оно очень ко многому обязывает. Надо сделать следующее: больше показать труд Маркова на разных этапах (очевидно на лит. заводе, изобретательство его и т.д.), больше показать созидательную, преобразовательную деятельность Петра; конец плох: он ничегоне обобщает, не дает никакого заключения. Тут надо дать что-то широкое о Петре и значении его деятельности для России. Конец, словом, надо переделать совершенно (ведь не обязательно доводить книгу до рождения Дм[итрия] Ракитина, лучше закончить смертью Петра).

Наумова просила дать заявку на «Искатели правды».

Читал отзыв читателя о «Чуд[есном] шаре» (из Ново-Сиб[ирской] области). Начинается примерно так:

«Я прочитал изданную вашим издательством книгу «Чудесный шар». Книга мне очень понравилась, она очень интересна. В ней хорошо показана нищая и бесправная Россия XVIII века. Из героев книги мне больше всего понравились Ракитин и Горовой...»

В конце он жалуется на то, что листы у книги перепутаны, конец заменен другими страницами. Он заканчивает грозным восклицанием:

«Кто это испортил хорошую книгу!»

(Читатель — комсомолец).

Звонил Молодых; Гарбузов уехал в Ленинград и дело слисточками (как и везде!) затягивается.

— Ничего! Еще успеете их переработать! — сказала она. Успеть-то успею.... Все успеется!

Вечером занимался планом «Воен[ной] матем[атики]» и заявкой на «Искат[елей] Правды».


21. Завез в ДИ [Детиздат] заявки на «Матем[атику] в военном деле» (Дороватовского не застал) и на «Искатели правды». «Царский токарь», повидимому, не движется с места. Был в Лен[инской] б[иблиоте]ке, заказал ряд книг по истории техники (для «Ц[арского] т[окаря]»).


22. Звонил Дороват[овскому], план ему очень понравился, он будет докладывать о книге на заседании Редсовета.

Звонил Циновскому — «Волшебник» будет лежать месяца три; он почему-то считает, что в пьесе образ Элли обеднен и что она какая-то беспомощная. Не знаю, почему у него сложилось такое мнение. Он мне рассказал, как его шестилетний сын увлекается «Волшебником», мать читала ему уже несколько раз и он знает почти наизусть.

Звонил Евгению, он, оказывается, болен. У него колит. Розов вечером (без меня) завез аннотацию на «Пр[аво] на жизнь»


23. Переработал и перепечатал аннотацию на «Право на жизнь». Перечитал пьесу, по моему — хороша.


24. Звонил Швембергеру, не дозвонился. Звонил на телефонную станцию, обещали прислать техника. Звонил Прозоровскому — тоже не дозвонился — его нет, он на репетиции и т.д.


25. Целый день хождение по мукам. Даже заболела голова. Понес пьесы в Главрепертком, оказывается, их надо зарегистрировать в УОАП [Управлении по охране авторских прав]. Пошел в УОАП — надо подписи под пьесами мои и Розова; так ничего и не вышло, а времени потрачено много. Придется опять вызывать Розова.

Был у Переца. Пьесы он вернул с извинениями, стараясь меня не обескуражить (это трудно!)

— «Рыбка-Финита» очень интересна в стилевом отношении. Сюжет оригинальный, не бродячий. Но нет идеи. Ребятам она ничего не дает, для взрослых примитивна. М[ожет] б[ыть], в живом театре можно создать стилизованный спектакль, но кукольного в ней ничего нет. «Нейтралитет» примитивен, синеблузен; кроме того Репертком запретил касаться международных тем. Но выбезусловно можете работать. Язык хороший, некоторые сцены хороши (напр[имер], сцена у бомбоубежища — кстати, целиком моя) Поиски жанра — трудная вещь и не надо терять надежды («Я никогда и не теряю» — ответил я). Писать надо в духе Генри, используя неожиданные повороты и развязки. Нужны спектакли о школьниках (напр[имер] резко осмеять грубость, безразличие ко всему и т.д.)

Обещал пару контрамарок на просмотр «Аладиновой лампы» (13 марта), но надо предварительно позвонить за несколько дней.

Был в Радио-Комитете, разговаривал с Прусаковым об «Алт[айских] Роб[инзонах].»

— Я верю в эту вещь, — сказал он. — Ее надо сделать. Но сейчас в ней нет напряженности и целеустремленности. Не показан Алтай, нет его; действие не происходит именно на Алтае, а где то вообще в горах. Постановка нам нужна, дело ведь идет к лету. Подумайте над сюжетом, я тоже подумаю и сообщу, м[ожет] б[ыть] что нибудь придумаем.

Я обещал подумать и скоро к нему зайти. Пискунов «Штифеля» еще не прочитал.

Был в Лен[инской] б[иблиоте]ке, по технике ничего не нашел из того, что нужно для «Токаря».

Получил в Литфонде 2кгр. [килограмма] бумаги (около 400 листов), в марте опять можно получать.

Вечером лежал с больной головой.

Получил письмо от Ефима с извещением о получении рукописи. Он прочел только несколько страниц, а потому оценки нет.


26. Принял первую серо-водор[ную] ванну.


27. Работал в Л[енинской] Б[иблиотеке]. Наконец-то получил материалы по токарным станкам. Теперь можно писать о работе Егора Маркова. Вечером наметил темы для эпизодов, начал писать и сделал 2–3 странички.

Получено большое письмо от Еф[има] с разбором «Алт[айских] Робинзонов». Перспективы с книгой малоутешительные, но постараюсь сделать, что могу.

Звонил Дороватовскому, конечно, Редсовет не состоялся и мою заявку не обсуждали.

Навестил больного Евгения, просидел у него часа 2.


28. Писал утром эпизоды для «Ц[арского] Т[окаря]». Потом — ванна, прием у н[ачальни]ка телеф[онного] узла Дорошина. Зачислен на очередь — это значит телефона надо ждать 10 лет.

Вечером перепечатал 8 страниц вставок для «Ц[арского] Т[окаря]».


Март.

1. После Ин[ститу]та поехал к Швембергеру. «Р[ыбка]-Ф[инита]» ему очень понравилась, он считает ее вполне кукольной вещью (ср[авни] отзыв Переца!) Сюжет интересен и оригинален, вещь сценична. Но — требуются советские пьесы, а потому их Театр не может сейчас ее принять. Будь у них деньги, он все же заключил бы со мной договор на пьесу, чтоб поставить ее в дальнейшем.

— Стоит ли делать из нее пьесу вообще? — спросил я.

— Обязательно надо. Будет очень хорошая вещь.

И он высказал ряд весьма интересных идей — в развитие сюжета.

Пьеса должна принять оттенок историко-революционный. При помощи рыбки-финиты разоблачается оборотная сторона царизма, срывается маска с царя, патриарха и т.д.

Дыдин должен быть борцом за народ. Абдул — этакий революционный корсар, кормит Дыдина финитой, т.к. чувствует в нем хорошую душу. В Турции рыбку-финиту не едят, она под строгим запретом, ее даже уничтожают (она вносит брожение в народ!).

Словом, мне его предложения так понравились, что я его пригласил быть соавтором пьесы.

Предложение ему польстило (как он сказал сам) и он недолго подумав согласился. По этому случаю мы перешли «на ты» (новый вид брудершафта — творческий!)

Он оставил у себя сценарий и сказку, чтобы подумать несколько дней над планом. В среду просил позвонить.

Звонил Бертенсону, вместо него ответил Попов, видимо важная шишка в Малом Театре, т.к. он заявил:

— Т[оварищ] Бертенсон мне о вашей пьесе докладывал...Оказывается пьеса у него, а к нему (по его же словам) попадают только избранные пьесы, заслуживающие внимания.

Попов будет ее читать и просил позвонить ему во вторник от 3 до 5.

Интересно! Выходит все же, что пьеса обратила на себя в Малом Театре большое внимание (ей-богу не хотел писать каламбура, а получился, хотя и неважный!)

Был у проф[ессора] Базилевича, взял у него на время учебник истории СССР для Вивы. Он опять хвалил «Цар[ского] токаря». Интересная, живо написанная вещь, должна пользоваться успехом».

Утром написал и отправил Еф[иму] письмо по поводу «А[лтайских] Р[обинзонов]» и пару номеров «Лит[ературной] газ[еты].»


2. Утром допечатал вставки к 1-ой части «Цар[ского] ток[аря]». После обеда поехали к Марголиным, пробыли до 12 ч[асов] ночи.


3. Утром Ин[ститу]т, потом ванна. Купил 500 листов копир[овальной] бумаги у агента по снабж[ению] нашего Ин[ститу]та и теперь обеспечен надолго. Вечером — занятия с Вивой. Был Розов. Воодушевился тем приемом, какой встретила наша пьеса в Мал[ом] Театре. Собирается писать новую.


4. Звонил в Мал[ый] Театр. Попов пьесу прочитал.

— Чтобы проверить наше заключение о пьесе, — сказал мне Бертенсон, — мы дали ее читать еще одному режиссеру.

Фамилию его он отказался назвать (конспирация!) Итак, все же пьеса вызвала большой интерес.

Был в ДИ [Детиздате]. Свез вставки к 1 части «Ц[арского] Т[окаря]» Наумовой. Она прочитала при мне же, ей они очень понравились. Она уже говорит о том, что через 2–3 дня выпишет мне утверждение, как только кончит читать Воробьева, а Еремеевой давать на прочтение не будет. Я этому очень рад, т.к. суждение Еремеевой не внушает мне никакого доверия.

— Я верю, что из «Т[окаря]» получится хорошая книга, — сказала Наумова.

Я спрашивал Воробьеву о ее мнении.

— Читается с большим интересом, — ответила она.

Звонил Мейеровичу. «Оружие формулы» пойдет, но, видимо, будут еще сокращения в «артилл[ерийской]» части статьи.

Звонил Молодых, договорился зайти к ней в четверг для разговора с Гарбузовым. В четверг также к Прусакову. Вечером — Вива.


5. Интересный день. Утром немного пописал для второй части «Токаря» (3 стран[ицы]), потом пошел проводить дополн[ительные] занятия в школе.

Оттуда позвонил Швембергеру.

— А мы читаем твоего «Волшебника», — ответил он. — Не можешь ли ты приехать к нам?

Я сказал, что не могу. Договорились встретиться у него часов в 9 вечера.

После процедуры и приема у врачей поехал к В[иктору] А[лександровичу Швембергеру] (захватив экземпляр пьесы). Оказалось следующее:

У них сорвалась постановка одной пьесы ( («Балт» — Матвеева: от автора потребовали переделок, а он гордо ответил, что своих пьес не переделывает, потому что когда он их пишет, то над ними думает (!) И Шв[ембергер] решил ставить «Волш[ебника].»

Читка книги продолжалась часа 3–4, оставила у труппы очень приятное впечатление. Решили: над «Волш[ебником]» работать.

Шв[ембергер] предложил мне срочно поработать над «В[олшебником]» и приспособить его к потребностям кук[ольного] театра.

Постановочн[ый] гонорар — рублей тысяча или около того.Выяснилась интересная вещь: в УОАП'е мне налгали: с кук[ольных] пьес гонорар автору платится, Швембергер получает его и даже показал мне ведомость с росписью театров и указанием переведенных сумм. Мало того: каждый театр платит ему постановочный сбор от 500 до 1000р[ублей]! Не знаю, имею ли я право на эти вещи, поскольку я пьесу продал К[омите]ту по дел[ам] искусств, это надо выяснить. Зайду к Немченко, спрошу.

Кстати правила таковы: при издании кук[ольной] пьесы на стеклографе авт[орские] права на постановочный сбор сохраняются, а для живого театра — нет.

Для живого театра пьеса должна быть размножена на машинке, тогда она считается «на правах рукописи». Автор[ские] отчисления 1½% с каждого акта.

Шв[ембергер] должен выяснить вопрос с начальством и сообщить мне результат через день-два.

Он высказал некоторые мысли о переработке пьесы. Вновь повторил, что не надо Стеллу. Характеры героев ему больше нравятся так, как они даны в книге (более тонко!), но он об этом еще подумает.Жалко, что Элли расстается со своими друзьями. Хорошо, чтобы она взяла их с собой в Канзас и они отказались бы от своих королевств. Кстати, это дает материал для новой книги (и для новой пьесы) — «Страшила и Дровосек в Канзасе».

Вот она — та идея, которую я искал и не находил для второй книги о Страшиле!

Шв[ембергер] также очень хотел бы получить кук[ольную] пьесу на советскую тему и просил меня об этом подумать. М[ожет] б[ыть], мы напишем с ним такую пьесу вместе.

Я просидел у него около двух часов.

Конец 2ой книги дневника.

6-III–1941 г.


Книга третья.

С 6 марта 1941 г.

по 3 декабря 1941 г.


Март 1941 г.

6. На первой странице новой книги подвожу баланс своему «литературному хозяйству». Оно довольно обширно и о некоторых вещах даже по временам забываю.

1. «Царский токарь» — ист[орическая] повесть. Близка к одобрению.

2. «Алт[айские] Робинзоны» — прикл[юченческая] пов[есть] Надо перераб[отать] к 1–15/IV.

3. «Право на жизнь» — пьеса (в сотр[удничестве] с Розовым). На рассм[отрении] в М[алом] Т[еатре].

V 4. «Волш[ебник] Из[умрудного] Гор[ода]» — кук[ольная] пьеса. Собир[ается] ставить Шв[ембергер], издав[ать] «Иск[усство].»

5. «Рыбка-Финита» — пьеса. Думаю писать со Швемберг[ером].

6. Листки для «Дет[ского] Кал[ендаря]» — в стадии переработки.

7. «Алт[айские] Роб[инзоны]» — радио-пьеса. В стадии переработки.

8. «Михаил Штифель» — радио-пьеса. Повид[имому], угроблена в ВРК.

V 9. «Оружие формулы» — мат[ематическая] статья, будет помещ[ена] в 4№ «Смены».

10. «Умн[ый] тракт[ирщик] и глуп[ый] барон.» Обещ[али] помест[ить] в «Костре», но замаринов[али].

11. «Родное знамя» — перев[од] из Ж[юля] В[ерна], м[ожет] б[ыть] будет помещ[ен] в «В[округ] св[ета].»

V 12. «Математика в военном деле» — подана заявка в Детизд[ат].

13. Собираемся писать с Розовым новую пьесу.

Чортова дюжина, но я не суеверен. Если хоть две трети из этих вещей увидят свет в этом году — будет очень хорошо! Сегодня опять целый день «хождение по мукам.»

Был у Прусакова, разговарив. о радио-пьесе «А[лтайские] Р[обинзоны].» Надо почти выбросить начало (до 7 стр[аницы]), но оставить сцену поездки по горам. Алтай показать с точки зрения натуралиста (кедры и пр[очее] — то, что характерно для Алтая, его флора, фауна). Показать страну в духе Ж[юля] Верна или Майн-Рида.

«Михаила Штифеля» прочитал Пискунов и дал положит[ельный] отзыв, но его упорно не пропускает Стрекалова. Захарьина просила подождать еще 2–3 дня. Повидимому, все-же тут — конец.

Звонил Мейеровичу; статья пойдет, но выбросил почти всю артиллерию, т.к. на эту тему в третьем № «Смены» пойдет статья какого-то генерала. А между тем, когда они договаривались со мной, то вопрос об артиллерии ставился во главу угла. Ну что ж — артиллерию сдам в «Пионер». Надо будет только посмотреть, что осталось.

В «Дет[ском] Календаре» переработать 4 листочка; забрал их с собой, надо сделать в ближ[айшие] дни, пока не забылись замечания. Звонил Бертенсону, вопрос еще не решен, просил звонить завтра.

Немножко работал в Лен[инской] б[иблиоте]ке, завтра надо перерегистрировать билет в спецзал.

Был у Немченко. Ей не понравилось, что я хочу работать со Швемб[ергером]. Очень резко говорила о его манере использовать каждую пьесу в двух планах (живом и кукольном).

— Он очень увлекающ[ийся] человек и начнет портить, ломать вашу вещь. Зачем вы с ним связались? Для чего это вам нужно. В «Тюзах» ваша вещь все равно не пойдет, они заключили уже очень много договоров, К[омите]т по делам иск[усств] тоже заказывает пьесы.

Вообще от разговора с ней о Шв[ембергере] остался какой-то неприятный осадок. Оказывается, у них процветает групповщина в полной мере. И Шв[ембергер] мне сказал тоже вчера, когда я сказал, что консультировался со Шпет: «Ну, тоже нашел кого!»

Пожалуй, мысль о сотрудн[ичестве] со Швемберг[ером] лучше оставить, пока не поздно; не стоит замешиваться во все эти группировки и причина отказа будет именно эта.

Немч[енко] тоже говорит о необходимости сократить кукольного «Волш[ебника]» Он не под силу театрам, громоздок. При этом условии он пойдет и в сборнике издательства «Искусство».

— А вещь очень хорошая, нужная по своей идее и очень интересная по типам. Она безусловно пойдет по многим театрам. Принесите мне, я скажу, какие надо сделать сокращения.

Очень просит поработать над советской пьесой. Но не в бытовом плане, а в гротесковом, полуфантастическом, м[ожет] б[ыть] даже с отрицательными персонажами. На такую пьесу может быть заключен договор.

В 10 часов вечера получил открытку от Цыновского о том, что «В[олшебник] И[зумрудного] Г[орода]» включается в издат[ельский] план «Искусства» на март. Он просит срочно заехать.


7. Несколько интересных достижений за этот день. Во-первых Наумова сегодня хотела одобрить «Царского токаря» в об'еме 12 листов, а если не успеет сделать, то в понедельник. Воробьева рукопись прочитала и ей очень понравилось.

— Увлекательная книга, очень легко читается.. Но надо внести ряд поправок: сократить историю Алексея, дать Петра, как реформатора, линию Ильи и Акинфия сплести с линией других героев — они идут по повести изолированно. Образ Ивана Ракитина нуждается в доработке — вы добродушно смотрите на его мошенничества, не осуждаете их, это в старом духе.

Наумова просила внести поправки в книгу к 25 марта. Был разговор с Дороватовским. Заявка на «Математику в воен[ном] деле» принята, написан проект договора (4 листа по 1300 р[ублей], срок 1/VI), но, очевидно, заключение договора затормозится до тех пор, пока я не сдам «А[лтайские] Р[обинзоны]» (с «Токарем» можно считать вопрос оконченным). Придется теперь приналечь на «Робинзонов» и во что бы то ни стало сдать хотя бы к 10/IV.

Наумова также сообщила мне, что принята моя заявка на «Искатели Правды», но опять-таки оформляться будет, когда я очищусь от «грехов».

Был в изд[атель]стве «Искусство», прочитал очень лестные отзывы Цыновского и Колосовой о пьесе «Волшебник». Хотят они ее печатать в сборнике; но выяснилось, что я теряю права на получение постановочных гонораров, а с матер[иальной] стороны это мне очень невыгодно, т.к. я получу в «Искусстве» 1000–1200 руб[лей], а мне один Обл[астной] театр кукол собирается уплатить примерно столько же. Придется, видимо, воздержаться от предоставления им пьесы, хотя они и могут обидеться. Получается это не совсем удобно, но меня никто не посвятил раньше в курс дела. Надо посоветоваться со Швембергером и с Немченко. Цыновский сделал ряд замечаний к переработке.

Звонил Бертенсону — опять напрасно, он не виделся с режиссером, читающим пьесу.

Утром работал над календ[арными] листочками, исправил четыре: Эйлера, Гаусса, Мат[ематику] и авиацию, Взятие Нотебурга.


8. Утром работа над «Цар[ским] токарем». Институт. Звонил Наумовой; она написала рецензию и одобрение на 12 листов. Домой вернулся с больной головой, лежал. Вечером был Розов, читал две первые картины «Бури». Трудно сказать что-нибудь определенное, предложил ему писать дальше.


9. Утром «Токарь». Сначала писал, а потом перепечатывал все вставки к II-ой части. Набралось около 15 страниц. После обеда ездил с Вивой к Колбановским, разговаривали со студентом 1 МГУ о химической специальности.


10. День начался в семь часов (как и все эти дни) работой с «Токарем». Затем Институт.

Звонил в Малый Театр. Как и следовало ожидать, «Право на жизнь» отказались принять; оказывается рассмотрение пьесы велось с целью выяснить, годится ли она для филиала. Оказалось, что она «перекликается» с какой-то другой пьесой и потому не пригодилась. Бертенсон приглашал заехать, надо будет побывать.

Был в ДИ. Одобрение выписано, но, оказывается, Куклис срезал его до 10 листов и хотел даже до 8 (!), но заступилась Персон. Наумова, к сожалению, больна, не вышла на работу, м[ожет] б[ыть] она и отстояла бы. Я пошел к нему, он заявил, что книга тем скорее выходит, чем она тоньше. Новый прием оценки литер[атурных] произведений! На «Матем[атику] в воен[ном] деле» отказывается заключать договор.

— Пишите, а мы посмотрим, что получится.

Но этот номер не пройдет.

Вечером написал два списка книг и тем (по математике и астрономии) для 3-хлетнего плана ДИ.


11. Утром «Токарь». Днем был на заседании комиссии по научно-поп[улярной] книге (предс[едательствовал] Ильин), особого интереса это заседание не представило. Уехал до окончания.

Галюська начала перепечатывать «Царского токаря» в трех экземплярах.


12. Утром написал заключение «Царского токаря», а потом до обеда печатал вставки ко 2-ой части «Царского ток[аря]» и к 3-ьей. Кончил все, остается вставить. Из поликлиники позвонил в Обл[астной] Театр Кукол, пригласили приехать для заключения договора. Поехал, заключил. Это мой первый договор на постановку пьесы. Скоро я увижу своих героев на сцене (на первый раз на кукольной, но и то хорошо!). Первый шаг сделан.

Дома меня ждал Розов; читал начало 2-го действия «Бури». Он все допытывался от меня, что сказал Бертенсон, отказывая в приеме «Права на жизнь» и каким тоном разговаривал со мной.

В 9½ вечера поехал к Швембергеру. Добрался с большим трудом, т.к. свирепствовала снежная буря. Работали до 1 ч[аса] ночи, я читал пьесу, он делал разметки по сценам. Потом занялись вопросом о сведении нескольких сцен в одну и добились того, что вместо 31 сцены стало 10! Домой вернулся пешком, после 2 часов ночи.


13. Почти весь день работал над оформлен[ием] «Ц[арского] Т[окаря]». Начал вычеркивать (гл[авным] обр[азом] линию Алексея). Звонил Цыновскому, об'явил, что «В[олшебник] И[зумрудного] Г[орода]» им дать сейчас не могу, надо много работать, а у меня совершенно нет времени. Он остался недоволен, выразил надежду, что я дам им пьесу осенью.


14. Работал над «Токарем». С 9 час[ов] вечера до 1 ч[аса] ночи был у Швембергера, обсуждали план и сюжет «Волш[ебника]» для кукол.


15. Закончил работу над «Ток[арем]», вычеркнул около 60 стр[аниц]. Был у Бертенсона. Мнение о пьесе, как у всех: «Опоздали. Тематика устарела. Отрицательный герой ярче положительных». Ему нравится язык, типы: Окуньков, Родин и некот[орые] другие. Его совет: переделать пьесу в комедию. Мысль очень хорошая. Окунькова достаточно, чтобы наполнить целую комедию.

Вечером был Розов. Просил помощи в развитии сюжета: я дал ему научную идею большого масштаба, которой должны жить герои пьесы.


16. Много печатал «Токаря». Получил письмо от Ефима с ценными указаниями по поводу «Робинзонов». Ездил к Швембергеру, не застал дома.


17. Печатал «Токаря», помогая Галюське, которая очень устает.


18. До обеда печатал «Токаря», затем поехал в Детиздат. Говорил с Куклисом о возможности перенесения аванса с «Робинзонов» на «Военную математику». «Роб[инзонов]» мне все равно не сделать ни к 1/IV, ни даже к 1/V. Поэтому решил пока эту вещь отложить и не компрометировать себя представлением плохой рукописи. Сделаю позже, а когда она будет хороша, напечатают. Куклис обещал выяснить этот вопрос.

С шести часов был в Обл[астном] Театре Кукол. Обсуждал план «Волш[ебника]» совместно со Швемб[ергером] и труппой. Артисты разрабатывали план пьесы с большим увлечением и дали много ценных указаний. Вечером опять печатал «Токаря».


19. Написал и перепечатал 1-ое действие (четыре картины) кук[ольного] «Волшебника». Действия стало гораздо больше, а об'ем меньше. Вот что значат указания знающих людей.


20. Написано и перепечатано 2-ое действие «Волшебника». Вечером был в Детиздате на мало-интересном заседании Комиссии по научно-популярной книге.


21. Написано и перепечатано 3-ье действие «Волшебника». После ванны (в 6 часов) поехал в Обл[астной] Театр Кукол. Была читка пьесы. Читал Швембергер в присутствии бригады артистов. Пьеса очень им понравилась. Особенный фурор (и даже взрыв рукоплесканий) вызвало «Чудовище, которому нет имени».

— Ну и хитрый автор! — было общее мнение.


22. После Института поехал в Ивантеевку к Губиным. Утром немного попечатал «Токаря».


23. От Губиных вернулись в 5 ч[асов] вечера. Печатал «Токаря».


24. Много сидел за машинкой, печатал «Токаря».


25. С утра «Токарь». После обеда ездил по делам. Был в УОАП, ничего пока не удалось выяснить, повидимому «Волш[ебник]» нигде нейдет. Заезжал к Немченко; она об'ясняет это обстоятельство сложностью и громоздкостью постановки. «Надо упростить» — говорит она. Я обещал принести ей через недельку. упрощенный вариант и она обещала рекомендовать его театрам для постановки к смотру.

Опять разговор о пьесе на советскую тему.

Был в Детиздате, подписал договор на «Математику в военном деле». Разговаривал с Наумовой. «Токаря» надо дать ей к 1/IV. Она хочет в апреле подготовить его к печати. Куклис выразил мнение, что книгу надо дать прочитать еще Нечкиной (проф[ессор] истории 1 МГУ). Теперь это меня не пугает, я за книгу спокоен.

Наумова говорит об «Искателях правды». Когда я ликвидирую свои обязательства перед Детиздатом, возможно заключение договора на «Искателей». Но я 22-го подал Куклису заявление о расторжении договора на «Робинзонов», так что теперь с моей души этот камень пока спал. Приготовлю вещь без договора, будет спокойнее. Теперь на мне только «Военная математика».


26. Весь день (кроме поликлиники) печатание «Токаря». Пока был в поликлинике, лежал в ванне, отдыхал после нее — думал о советской кукольной пьесе.

Рисуется, примерно, такой сюжет.

Четверо школьников, два мальчика и две девочки не блещут своим поведением. Виктор увлекается чеканкой (чемпион района). Рина всюду сует свой нос. Катя любит подсказывать, а Юлик только на подсказках и выезжает.

После родит[ельского] собрания, на котором обсуждались грехи героев, родители ведут их к профессору Витаминову (фам[илия] услов[ная]). Он дает ребятам «витамин Ижица», который заставляет неимоверно разрастаться те органы, которым дается неправильное употребление. У Виктора необычайно удлиняется правая нога, у Рины выростает нос, у Кати вытягиваются губы, а Юлик получает уши, как у осла.

Ребята в ужасе. Бегут к Витаминову (вывеска: «Лечу детские и ученические болезни»). Его нет: уехал в научную экспедицию. Записка: «ребята избавятся от своего груза тогда, когда употребят к добру то, что раньше употребляли к вреду». Ребята отправляются на розыски и переживают ряд необычайных и интересных приключений, которые пока рисуются мне очень смутно. В общем они проявляют находчивость и героизм, отыскивая Витаминова, который скрылся нарочно. Им помогают как раз те качества, от которых они хотят избавиться. У Рины необычайное обоняние, Виктор своей ногой сбивает медведя (медведь говорящий, его научил Витаминов), у Юлика слух, а Катя кричит, как паровоз.

Их терпение и находчивость, наконец, увенчиваются успехом. Они находят Витаминова и становятся нормальными детьми.

Пьеса должна быть очень веселой и насыщенной действием и всевозможными трюками.

Буду понемногу писать сценарий.


26. Печатал «Царского Токаря».


27. Печатал «Токаря». Набросал краткий сценарий кук[ольной] пьесы «Профессор Витаминов». Был в Кук[ольном] театре, просматривал эскизы к постановке «Волшебника».


28. Перепечатка «Токаря». Подробнее развил сценарий «Витаминова».


29. Был на книжном базаре в Клубе писателей. Кое-что купил (особенно доволен тем, что приобрел Вельтмана «Приключения, почерпнутые из моря житейского» и рассказы Ч[арльза] Робертса).


30. С утра печатал «Токаря», а потом свирепо разболелась голова (жег кипятком).


31. Принял последнюю серо-водор[одную] ванну. С сердцем, в общем, стало лучше. Галюська закончила печатать III часть «Токаря». Проделана большая работа — рукопись 375 больших страниц (больше 18 печатных листов.).

Вечером был Розов, читал пьесу «Буря». Над ней еще очень много работать надо. Оставил у себя, будет перепечатывать Галюська, чтоб я имел возможность засесть за нее. Дал ему «Проф[ессора] Витаминова», чтоб он подумал над ним и развил сюжет. Вещь ему понравилась. Поручил ему написать об'яснительную записку, он мастер на эти вещи.

Узнал от препод[авателя] Скарзова, что накануне (30-III, в воскресенье) передавался по радио «Чуд[есный] шар». Скарзов сам «Чуд[есный] шар» не читал, но ему очень подробно рассказывал Полькин. (Кстати, Скарз[ов] рассказал мне, что Полькин очень гордится тем, что я работаю у него в Ин[ститу]те).


Апрель.

1. Опять начал править «Токаря»; после перепечатки это легче.

Был у Наумовой, она просит принести рукопись 4 апр[еля], чтобы сдать в перепечатку и после этого дать на прочтение проф[ессору] Нечкиной. Я не возражал: чем больше мнений и отзывов, тем лучше.

Был в Лен[инской] Биб[лиотеке]. В справочном военном бюро мне рекомендовали ряд книг, часть из них я заказал.


2. Много работал над «Токарем». Получено письмо от Ефима с советами по поводу «Алт[айских] Робинзонов».


3. С утра работа над «Токарем». После обеда был у Швембергера, обсудили изменения, какие надо внести в «Волшебника». Пьеса театру нравится все больше и больше, Шв[ембергер] уверяет, что она пойдет повсюду.

Вечером опять работал над «Токарем», переносил поправки в экземпляр для Детиздата. Завтра сдам.


4. С утра работал над «Волш[ебником]» Написал и переработал несколько сцен. Написал песенки Элли, Страшилы и Железного Дровосека, и песенку трех. Мне они нравятся.

Был у Наумовой, сдал «Токаря». Обещает сдать в перепечатку, хотя предвидит затруднения со стороны Куклиса (автор должен представить рукопись в совершенно готовом виде). Заезжал в Обл[астной] театр кукол, но не застал Швемберг[ера].


5. После Ин[ститу]та был у Швембергера, читал переработанные сцены и песенки. Артистам все очень понравилось, песенки «в плане» героев. Очень восхитило всех заклинание «Бамбара, чуфара...»

Вечером напечатал 8 стр[аниц] «Волшебника» (3 картины 1-го действ.). По дороге домой в трамвае сочинил песенку Льва.

Об'ем пьесы растет — много вставок. Был Розов, он вчерне написал «Витаминова», Виве и Адику очень понравилось, хохотали.


6. Утром напечатал еще 10 стр[аниц] «Волш[ебника]» — 4 и 5 карт[ины] 1 дейст[вия] и 1 карт[ину] 2-го действия. Потом правил и корректировал вновь перепечатанн[ый] экземпляр «Токаря».


7. Звонил Наумовой; «Токаря» будут перепечатывать.

Немного поработал в Лен[инской] Б[иблиоте]ке и ушел (болела голова). Часам к 10 вечера голова прошла, до 2-х часов ночи корректировал «Токаря». Один экземпляр готов.


8. Утром работал над «Волшебником». Прокорректировал те 18 стр[аниц], что написал и перепечатал 5 и 6 апреля. Отвез два перепечатанных экземпляра Швембергеру. Переработал вторую часть «Волшебника». Дополнил некоторые сцены и написал эпилог.

Вечером был Розов. Он начал комедию об Окунькове, но [это] не переделка «Права на жизнь», а похождения его во время постройки дома. Читал первый акт. Забавно, хотя и много недостатков. Язык Окунькова нехарактерен, некоторые сцены слабы. Комедии он дал название «Знак вопроса».


9. Звонил Немченко, сообщил о работе над «Проф[ессором] Витаминовым». Ее это очень заинтересовало, она просила срочно дать заявку. Сейчас в Комитете рассматривается вопрос о заказах пьес и есть возможность получить такой заказ. Кроме того она просила экстренно подготовить «Волшебника», она хочет дать его вновь организуемому Молдавскому Кукольному Театру.

Я сел за работу, написал заявку и в 5 часов был у нее. Там познакомился с будущими «кишиневцами». «Волшебника» я обещал приготовить к понедельнику (15-IV). «Витаминов» (заявка) понравился и Немченко и директору Молдавск[ого] театра.

— Если тут будет немного действующих лиц, мы эту пьесу возьмем, — сказала она.

Немченко обещала поднять вопрос о заказе этой пьесы.

— Только надо, чтобы герои ее росли по ходу действия, как герои «Волшебника».

— Это предусмотрено, — ответил я.

Вечером сидел над «Витаминовым», обдумывал исправления для пьесы.


10. Утром написал и перепечатал сценарий «Витаминова» (шесть страниц на машинке). В 4 часа был у Швембергера, согласовал с ним исправления «Волшебника» и прочитал сценарий «Витаминова». В общем, он одобрил замысел, хотя считает порочным то обстоятельство, что недостатки героев, полученные ими от Витаминова, служат как раз основой успеха их. Это замечание дельное, надо его учесть. Был недолго в Ленинской библиотеке.

От Швембергера пришел с больной головой, выспался и принялся оформлять старый экземпляр «Царского токаря» для посылки Ефиму (он прислал письмо, в котором предлагает прочесть)

Подклеил листы 1-ой части, сидел до часа ночи.


11. Целый день оформлял «Токаря». Проделал огромную работу. Прошел по всем трем частям, перенес туда новые исправления, замазал все зачеркнутые слова (ох, нудная работа! Сконструировал для этой цели особое деревянное перо из щепочки, которое дало возможность быстрой работы). Сшил и обрезал 1 и 2 части, 3-ью не успел, хотя и сидел до двух часов ночи.

Вечером был Розов, читал часть 2-го действия комедии «Знак вопроса». Занятная вещь. Я дал ему ряд мыслей и поправок.


12 Утром сшил и обрезал 3-ью часть «Токаря». Экземплярчик получился хоть куда. Отправил Ефиму с сопроводительным письмом.

Звонил в театры. В театре Революции еще не прочитано (Лурье обещает прочесть через 3–4 дня).

Андреева из театра Лен[инского] Комсомола сообщила следующее: Директор театра против постановки пьесы, но ряд товарищей, которые читали пьесу «Право на жизнь», считают, что пьеса заслуживает внимания. Андреева будет отстаивать пьесу перед директором и предложит прочесть еще раз. Она просила позвонить через 3–4 дня.

Был в Областном Театре Кукол, присутствовал на репетиции 2-ой картины («У Жевунов»). Получается очень приятно, при постановке внесено много выдумки. Особенно интересно чтение заклинаний против Гингемы.

Швембергер дал мне очень жесткий срок: представить вторую половину «Волш[ебника]» на другой день к 1 часу дня (у них будет репетиция). Я обещал сделать.

О «Витаминове» он не думал, но сказал, что это стоющая вещь и над ней надо работать.

Возвратившись, я поспал часика полтора и принялся за работу; до двух часов ночи успел перепечатать восемь страниц.


13 (воскр[есенье]) Встал в 7½ ч[асов] и снова за работу. К 11 часам перепечатал еще 12 страниц и кончил.

В 1215 два экземпляра «Волш[ебника]» уже были сданы Швембергеру. После этого поехал на заседание Дачно-Строит[ельного] К[ооперати]ва.

Вечером разборка и приведение в порядок разных литературных материалов.


14. Послал в «Пион[ерскую] правду» биографии Эйлера и Гаусса.

Проверка состояния литературн[ого] хозяйства

1. «Царский токарь» одобрен.

2. «Алт[айские] Робинз[оны]» — договор расторгнут.

3. «Право на жизнь» — на рассмотр[ении] в театрах.

4. «Волш[ебник] Из[умрудного] Гор[ода]» — ставится Кук[ольным] театр[ом] (Швемберг[ером].)

5 «Рыбка-Финита» — ничего нового.

6. Из листков «Д[етского] К[алендаря]» принят один — остальн[ые] забраков[аны].

7 «Алт[айские] Робинз[оны]» — радио-пьеса. Ничего нового.

8. «Михаил Штифель» — забракован.

9. «Оружие формулы» — готов[ится] к печати.

10. Сказка о трактирщике — ничего нового.

11. «Родное знамя» — вопрос будет согласовыв[аться] с ЦК ВЛКСМ

12. «Матем[атика] в военном деле» — заключен договор

13. Пьеса «Буря» — вчерне написана.

14. Мат[ематические] статьи в «П[ионерской] П[равде]» — ничего нового. 15. Подана заявка на новую дет[скую] кук[ольную] пьесу «Профессор Витаминов». Пьеса вчерне написана Розовым по моему подробному сценарию.

16. Розов работает над новой пьесой — комедией «Знак вопроса» (Похождения Окунькова).

Ездил к Немченко, но неудачно, не застал. Утром оформлял «Волшебника» и сценарий «Витаминова», а вечером работал над военными книжками.


15. Утром был у Немченко, сдал «Волшебника» и сценарий «Витаминова». Сценарий ей понравился, только смущает очень избитый прием сна; будет добиваться от начальства, чтоб нам был дан заказ.

В «Волш[ебнике]» ей не нравится рамка — чтение книги, но это очень легко убрать, восстановив 1-ую сцену по старому варианту и отбросив эпилог. Немч[енко] передает пьесу Молдавскому театру.

Несколько часов плодотвор[но] поработал в Лен[инской] б[иблиоте]ке. Вечером сидел над военн[ой] литерат[урой]. Был Розов, читал 2 и 3 акты «Знака вопроса».


16. Усидчиво поработал утром над «Военн[ой] матем[атикой]». Написал несколько страниц. Правда, все это плохо, сухо, придется переделывать, но все же начало есть; материалы систематизируются.

Днем (из школы) звонил в театры. Ничего еще не выяснилось.

Был у Швембергера, он выписал одобрение на пьесу.


17. Утром, в полусне, пришла в голову мысль: значительно переработать «Волшебника». Ввести целый ряд диалогов, пользуясь пьесой, ярче оттенить беспокойный и напористый характер Страшилы, сентиментальный — Дровосека. Образцом диалогов может послужить «Алиса в стране чудес». Наполнить книгу стихами и песенками, добавить ряд приключений. Книгу довести об'емом листов до 7.

Много работал над «Воен[ной] математикой».

Звонил Немченко, она просила приехать завтра заключать договор на «Витаминова».


18. Был у Немченко, но заключение договора отсрочилось, примерно, на неделю, т.к. Радомысленский, который должен его подписать, срочно выехал на юг. Говорил Немч[енко] о «Цинноб[ере]», мысль понравилась.

Обрадовал Розова, который был вечером, этим приятным для него известием. У него ужасающий финансовый кризис, а главное — жена и дочь его загрызли за «ничегонеделание». А в его литературные способности они не верят. Теперь это невезение кончится и у него получится возможность работать.

Он читал 1-ую карт[ину] 4-го действия «Знак вопроса». Пьеса почти подошла к концу, осталось написать одну картину, но, конечно, она требует большой работы.


19. Почти весь день болела голова. Звонил в Театр Лен[инского] Комс[омола], там вместо завлит Андреевой новый завлит Пудалов, но поговорить с ним не удалось. Театр Револ[юции] тоже не ответил, Лурье не было.

Вечером «Военная матем[атика]».


20, воскр[есенье]. Целый день прекрасно и очень плодотворно работал. Написал целый ряд статей: «Что такое калибр?», «Аполлоний устанавл[ивает] траекторию снаряда», «Тир на Луне», «Огнестр[ельный] бой на дне океана», «Пушка, гаубица, мортира».

Все это об'емом никак не меньше печатного листа.

Работа увлекает.


21. Опять целый день работал над «Военн[ой] матем[атикой]» Написал еще неск[олько] статей. Отдел артиллерии почти пришел к концу.


22. Писал «Воен[ную] матем[атику]» В библ[иотеке] Детиздата случайно встретил Шпет. Договорились встретиться на следующ[ий] день, чтобы поговорить о «Витаминове». Вечером был Розов, читал 1-ую сцену «Витам[инова]», вышло не особо хорошо.


23. Был у Шпет. Вот ее основные замечания: нет единства, смешаны разные элементы (научная фантастика, сказка, советские мотивы — хотя, по моему они не противоречат ни фантастике, ни сказке, а могут быть в нее вплетены). Не нравится ей экзотика, говорящий медведь. «Вообще, поменьше чудес». Слишком много целей у этой пьесы: она должна ударить или по лени, или по разгильдяйству, или по отсутствию коллективизма, а у нас все сразу. Кстати, она сказала, что в тропическому лесу и отличник-школьник станет втупик, т.к. школьные науки не учат практическим знаниям.

— М[ожет] б[ыть], лучше поместить их в подмосковную обстановку? — говорит Шпет.

Образ Витаминова ей понравился, но он не обязательно д[олжен] б[ыть] профессором. Это может быть человек любой профессии.

Дары его должны осточертеть ребятам и принести им массу неприятностей.

В общем, Шпет, как и Швембергер, больших восторгов по поводу «Вит[аминова]» не выразила.

Вечером перепечатал 10 стр[аниц] математич[еской] рукописи.

Звонил Немченко, повидимому, Радомысленский приедет только после 1 мая.


24. Напечатал 14 стр[аниц] рукописи по математ[ике]. Вечером был Розов, но я не мог сообщить ему ничего утешительного.


25. Как зверь, работал над «Воен[ной] мат[ематикой]» Перепечатал 32 стр[аницы] и закончил тот отдел (Артиллерия), который намерен сдать Дороватовскому. Никуда не ходил, никому не звонил. Кстати, была отвратильная погода, снег и слякоть.


26. Сдал рукопись в Детиздат. Редактировать будет Абрамов, что мне очень приятно. Он обещал прочесть и высказать свое мнение после праздников (4 мая).

Узнал печальную новость о том, что Наумова сильно больна (резкое обострение легочного процесса). Ее срочно отправляют в санаторию, в Ливадию. Меня это сообщение чрезвычайно расстроило — она прекрасный человек и хороший редактор.

Был у Швемберг[ера] Пьеса почти отделана в текстовом отношении, многие сцены они порядочно изменили, а сцену с разоблач[ением] Гудвина Шв[ембергер] написал заново. Изменения я в основном одобрил. Они перепечатают и тогда дадут мне для окончат[ельной] правки. При мне труппа репетировала III-е действие. Оно еще не отделано, но создает впечатление.

В этот день я получил письмо от Пермитина с неожиданным предложением — взять его в секретари (при чем, конечно, он остается жить в Павлодаре, но уходит со службы). Для него, это было бы неплохим выходом из положения, но для меня (а стало быть, в конечном счете и для него) это может создать большие трудности и неприятности.

Вначале мне и Галюське это показалось весьма ценным предложением, но после основательного раздумья мы решили, что оно неприемлемо. Так и придется написать ему, хоть и сердечно жаль мне разбивать его надежды и планы.

Для секретаря он слишком большой писатель и Анаст[асия] Ив[ановна] первая пойдет звонить по Москве о том, что я его эксплоатирую и издаю его труды...

Вечером читал Арманд «Как измеряли Землю». Занятно написанная книжка.


27, воскр[есенье]. С утра принялся было за «Бурю», но заболела голова и не смог работать. Прочитал «Пылающий остров» Казанцева.


28. Переработал 1-ое действие «Бури». Из розовского текста едва-ли осталось процентов 15. Схему действий оставил, но все сцены пришлось писать почти заново.

Вечером был А[натолий] М[ихайлович], читал ему действие в новом варианте. Он рассказал свои планы насчет «Витаминова» и опять забрался в страшные дебри. Ввел аллегории: Трудолюбие, Лень, Разгильдяйство, Храбрость. Уж очень все это избито. Тут и «Синяя птица» Метерлинка и Державин («Сказка о царевиче Хлоре») и многое другое...


29. Заново написал 1-ую картину 2-го действия (печатных будет страниц 12). Розовского использовал 2–3 фразы. Содержание совершенно новое. Ввел метеоролога Ваню, очень милый и забавный тип.

Звонил Немченко, просила зайти завтра в 2 часа. Лурье из «Театра Револ[юции]» тоже просила зайти завтра, в 3 ч[аса] для разговоров, каких — не знаю.

Пудалов (Театр Лен[инского] Комсом[ола]) еще «Право на жизнь» не прочитал.


30. Утром немного поработал над «Бурей».

Был у Немченко; она склоняется к мнению Шпет о сценарии Витаминова. Придется переносить действие на советскую почву.

Заезжал в Театр Революции, но разговаривать с Лурье не удалось, она была занята. Выяснил, что она дала читать «Право на жизнь» режиссеру и просила звонить после праздников.

Был в Детиздате. Состояние здоровья Наумовой еще не выяснено. Книга пока что остается беспризорной; на иллюстрацию можно сдавать только после редактирования, а редактировать некому.

А книга вне плана, так что, видимо, будет лежать. Дождусь отзыва Ефима и понесу в другие издательства.

[зачёркнутые слова, возможно «Между прочим,»] Получил от него письмо — немного пишет и о «Токаре», некоторые места очень понравились. Он ушел из Педучилища, не знаю, какие планы строит. Неужели серьезно расчитывает на секретарство?

Вечером был Розов. Я читал ему написанные сцены «Бури». Очень понравилось, сделал кой-какие замечания.


Май.

1. Немного поработал над «Бурей». После 12 пошел к Пермитиным, А[настасия] И[вановна] говорила о страстном желании Ефима заниматься литер[атурной] работой.


2. Закончил 2-ую картину 2-го действия «Бури».

Вечером были Марголины и Розов. Я читал три написанные картины «Бури». Очень всем понравилось. Розов нашел 2-ую картину II дейст[вия] замечательной. Софья Моисеевна неожиданно оказалась сторонницей Алексея.

— Ну что ж такого он сделал? Дал слово Вере, подумаешь, какая важность!

Она даже обвиняла Надю, что та так жестко поступила с Алексеем.

Возник очень интересный литературный спор.


3. Написал 1 и 2 картины III действия. Писал с большим под'емом. Над первой картиной плакал, когда писал ее и Галюська плакала, слушая.


4. Утром 1 карт[ину] III дейст[вия] переработал по совету Галюськи, а вечером пришел Розов и доказал, что она не в плане пьесы, что она, по существу заканчивает пьесу и дальше писать нечего. Я с ним согласился; т[аким] обр[азом] это, картина, которая мне так понравилась, выпадает из пьесы. Жаль, но ничего не поделаешь!

Был в Детиздате. Наумова, к большой моей радости, вышла на работу; она обещает на-днях приняться за редактирование «Токаря».

Абрамов прочитал «Математику»: некотор[ые] статьи ему очень понравились: «Жюль-Верновские пушки», «Огнестр[ельный] бой на дне океана». Все формулы и расчеты надо выбросить, дав их в особом приложении (для желающих). Все сделать живо и занимательно. Это меня устраивает — так как работа будет гораздо легче. С Абрамовым я договорился, что в случае надобности он даст мне отсрочку дней на 10.


5. Утром болела голова. Выпил порошок, отлежался и поехал в Комитет по Делам Искусств. Заключил там договор на «Проф[ессора] Витаминова» (совместно с Розовым).

Был в «Смене», получил авторский экземпляр 4-го номера с моей статьей «Оружие формул».

Поработал в Лен[инской] б[иблиоте]ке (по математике).

Вечером прокорректировал 1-ую часть «Токаря» (перепечат[анную] детиздат[овскими] машинистками).


6. Утром вновь написал 1 карт[ину] III действия «Бури» по соверш[енно] новому плану.

После обеда кончил корректировать «Царского токаря» и написал библиографию для Наумовой (книги, которыми я пользовался. Получилось около 60 названий (из них целый ряд многотомных книг).


7. Работал над «Военной математикой» до обеда. Свез Наумовой «Царского Токаря», она обещала завтра начать чтение.

Вечером был Розов. Я ему читал написанную вчера картину «Бури». С рядом замечаний он с ней согласился. Он мне читал новый сценарий «Витаминова», который я совершенно забраковал. Обсудили совместно план сценария и этой вещи.


8. Закончил драму «Буря» (вчерне, конечно); написал 4-ое действие.

Вечером работал над «Военной математикой», вычеркивая из нее всю математику (формулы и рассуждения) и стараясь сделать материал живее.


9. Ездил к Пудалову (Театр Лен[инского] Комсомола), но не застал. Потом работал в Лен[инской] б[иблиоте]ке.

Вечером был Розов. «Буря» (IV д[ействие]) ему очень понравилась. Теперь остается шлифовка.

Его работа («Витаминов») меня не удовлетворила, все-таки как-то он не может уловить самого главного.


10. До 5 часов Ин[ститу]т (подгот[овка] к лекции, лекция, консульт[ация]). После этого поехал в ДИ. Наумова читает «Токаря». В 1-ой части она сделала значительные перестановки (иное распределение глав). Я не возражал. Есть вычерки, но стилистических поправок мало, слог она находит хорошим.

Был у Швембергера, он просил переработать песни.

Вечером ничего не делал. Кстати: Швембергер сообщил мне, что он выдвигает «Волш[ебника]» на смотр.


11. Литературное хозяйство.

1. «Царский токарь» в работе у ред[актора] Наумовой

2. «Право на жизнь» кочует по театрам.

3 «Волш[ебник] Из[умрудного] Гор[ода]» — пьеса, ставится Швембергером.

4. «Родное знамя» — редакция стоит за напечат[ание] во II-м полуг[одии].

5. «Математика в военн[ом] деле» — пишу

6. «Буря» — пьеса, переписана мной заново.

7. «Проф[ессор] Витаминов» — закл[ючен] договор с Комит[етом]. Раб[отаю] с Розов[ым].

8. «Знак вопроса» — комедия (совм[естно] с Розов[ым]) — ничего нового.

Вечером оформлял «Бурю». Были супруги Орловы.


12. День прошел как-то бестолково. Немного поработал над «Бурей», а, в общем, ничего дельного не сделал.

Вечером ждал Розова, но он не явился.

Поработал над «Матем[атикой]», кое-что сделал.


13. С утра очень хорошо работал над математикой, написал три статьи: «Парашютизм», «Магн[итный] компас и его «штучки», «Ур[авнен]ия Пуассона» (в общем, страниц 10 на машинке.)

В 7 часов утра был неожиданно разбужен телеграммой от некоей Марьи Павловны Алексеевой, которая запрашивала условия, на которых я могу дать ей позволение инсценировать «Волшебника». История этого вопроса такова.

С неделю тому назад, когда я был у Швембергера, он мне сообщил, что Моск[овский] дом пионеров (вернее Кук[ольный] театр при нем) собирается ставить кем-то написанную пьесу «Волшебник». Шв[ембергера] это задело за живое, т.к. он готовит мою пьесу к смотру, а тут вдруг являются конкуренты. Он просил меня позвонить худож[ественному] руковод[ителю] Аристовой. Той, конечно, стало неудобно, она заявила, что совсем не собиралась пьесу ставить, что она только познакомилась с инсценировкой, написанной Алексеевой, но не думала приобретать ее для театра. Аристова просила меня написать для них пьесу, а также уладить вопрос с постановкой «Волшебника». Я обещал им дать пьесу, если не будет возражать Швембергер.

Сегодня эта телеграмма от Алексеевой. Я позвонил ей в 4 часа из Детиздата. Она очень извинялась, говорила, что не знала о том, что мной написана пьеса, что у нее была только «проба пера» и т.д. Но видно было, что ей хочется все же получить от меня разрешение на инсценировку. Я сразу пресек всякие поползновения, заявив, что не считаю нужным появление второго «Волшебника». Оказалось, что она, повидимому, договорилась с Тбилисским театром кукол (через какую то свою приятельницу) и спрашивала меня, как быть. Я ответил, что могу предоставить Тбилисскому театру свою пьесу, а она обещала ее рекомендовать. Вообще, разговор прошел в очень милых, любезных тонах.

С ее стороны: «Не подумайте худого...»

А я: «Что вы, помилуйте! Мне только жаль, что вы сделали напрасную работу...»

Говорил с Наумовой о «Токаре». Она немного продвинула книгу вперед, но сделала ряд существенных замечаний, из которых самое главное: не видно психологии, внутренней жизни героев. Это замечание верное и трудно исправимое. Второе: нет большого захватывающего интереса, главы не заканчиваются эффектами, заставляющими читателя хвататься за следующую главу, чтобы узнать, что будет дальше. Это уж совсем нельзя сейчас исправить — для этого надо перестраивать книгу.

Хороший редактор Наумова! Будь таким редактором Максимова, не угробились бы мои «Робинзоны».

Вечером был Розов. Он читал новый сценарий Витаминова (четвертый, если не ошибаюсь). Он мне понравился и я его одобрил, предложил ему написать заявку для К[омите]та по делам искусств.

Читали «Бурю» всю подряд в первый раз.

Общее впечатление очень хорошее, но выявили целый ряд недостатков и наметили пути к их исправлению. Очень плодотворно проходят наши совместные обсуждения.

В Детизд[ате] разгов[аривал] с Абрамовым и он сообщил мне, что в ред[акции] «Смены» при обсужд[ении] 4-го номера хвалили мою статью. Он сказал, что я должен был получить приглашение, но оно почему-то до меня не дошло.


14. Написана статья «Радиопеленгация». Вечером работал в Лен[инской] б[иблиоте]ке, подбирал материалы.

Звонил Немченко, она вышла на работу. Н[емченко] просит сценарий «Витаминова» предварительно согласовать с Шпет.


15. Сделано очень много. Написал статьи: «Откуда берется под'емная сила самолета», «Библейские разведчики в Палестине», «Древние карты мира», «Что такое шифры и зачем они нужны?», «Шифр по двоичной сист[еме] счисления», «Шифры Ж[юля] Верна», «Сколько весит ледян[ая] пленка». Это все составит, вер[оятно], страниц 15.

Вечером был Розов, читали сокращ[енный] сценар[ий] Витаминова.


16. Утром написал: «Техника прибл[изительных] вычисл[ений] и ее значение», «Мнимые числа при постройке корабля и самолета».

Вечером работал в Лен[инской] б[иблиоте]ке.


17. Утром подготовка к лекции, лекция.

Вива последний раз пошел в десятилетку — потом экзамены. Мой старший мальчик вступает в жизнь, кончается беззаботное детство...

Адик переведен в 6 к[ласс] без экзаменов по болезни. Звонил Наумовой; через день-два она кончает работу над «Токарем». По ее словам она сократила около листа. Это не так еще много, но она намечает дальнейшие сокращения.

Вечером написал статью «Радиомаяк» и выправил «Радиопеленгацию».


18. Встал с головной болью, но все же написал статью «Водоизмещение корабля».

Днем ездил к Шпет по поводу сценария «Витаминова», ей понравилось; есть отд[ельные] замечания. 2 сцену надо изменить, сцену у Вел[икого] Путеш[ественника] можно выбросить, она не конкретна и малоинтересна. Нехорошо, что ребята едут на автомобиле, надо что-нибудь чудесное. Убрать пай-мальчиков, Борю Синицына маскировать, как и Веньяминова. Ленивиху проткнуть не ножом, а пальцем (это, кстати, и будет символично).

Вечером подбирал материалы по военн[ому] делу.


19 Утром работал над сценарием «Витаминова» и военными статьями. Вечером был в Лен[инской] б[иблиоте]ке.


20. Вива сдавал письменную литературу (1-ый экзамен), а я очень нервничал. Но все кончилось благополучно, он получил отлично, а я поехал к Наумовой, которая просила меня срочно заехать.

Она довела «Токаря» до конца и дала мне рукопись на два дня; я должен сделать ряд сокращений и учесть ее замечания.

Вернувшись домой, работал над «Токарем».


21. Весь день работал над «Токарем», как каторжный.


22. Опять весь день работа над «Токарем». Закончил, перенес многие поправки в свой экземпляр. Днем был у Немченко, показывал ей новый сценарий «Витаминова». Она с ним в общем согласилась, сделала ряд замечаний.

Выяснилась интересная вещь: заставляя нас работать и уверяя, что договор вот-вот будет подписан, она двурушничала. Оказывается, она теперь ставит подписание договора в зависимость от достоинств нового сценария. Милые порядочки!

Вечером был Розов, читал 1-ую картину. Очень растянуто, но материал есть.


23. Свез Немченко переработ[анный] сценарий. У нее сидело три режиссера и она дала им читать. Вещь им понравилась, очень кукольная и оригинальная, но один из них сделал дельное замечание: Ленивиха не должна отпугивать ребят своим внешним безобразием, ведь она для ребят привлекательна. Я с ним согласился, это надо учесть.

Был у Наумовой, полтора часа сидели над «Токарем», согласовали поправки, в общем договорились. Оказывается Наумова рассматривает, как козырь, то место, где Егор сделал дергунчиков: «Русский немца бьет...»

— Это место (и другие аналогичные по смыслу) помогут мне протолкнуть книгу, — сказала она.

Немного поработал в Ленинской библиотеке.


24. Утром Институт (до 5 час[ов].) Затем проехал в Кук[ольный] театр, видел там кукол для «Волшебн[ика]»

Вечером был Розов, но он ничего не привез нового. После того, как он уехал, я работал над матем[атикой].


25. Весь день писал статьи для «Воен[ной] математ[ики].»


26. Утром писал «Воен[ную] м[атемати]ку», потом решил ее кончить, т.к. написано достаточно, вечером начал перепечатывать.


27. Напечатал больше десятка страниц; был на экзамене у Вивы (письменная алгебра).


28. Почти весь день печатал, а в перерывах пилил дрова и занимался с Вивой (подготовка к устной алгебре). Напечатал сегодня 21 страницу. Дело подвигается.


29. Целый день болела голова, но все-таки сидел в школе на экзамене (устная алгебра).

Вечером был Розов, читал 2 и 3 сцены I-го действия, я их в общем отверг; нехорошо сделаны и вдруг появился неожиданный поворот от сюжета. Какой-то Шалтун-Болтун превращается в Витаминова и провоцирует ребят выпить пилюли.

Фантазия всегда уводит его в дебри...

Получил от Ефима письмо и 1-ую часть «Царского токаря» с некоторыми (весьма немногочисленными) замечаниями.


30. Много занимался с Вивой по физике. «При всем при том» успел перепечатать 14 стр[аниц] «Воен[ной] м[атемати]ки». Ездил в Детиздат по приглашению Наумовой. Оказ[ывается], Детиздат переходит в ведение Наркомпроса. Уже назначен новый директор, и, очевидно, начнутся новые порядки. «Ц[арский] ток[арь]» будут отдавать еще раз на рецензию, а в связи с этим Наумова хочет скорее продвигать ее. Она договор[илась] с Куклисом, что книга, хотя и вне плана, но пойдет. Надо ее скорее сдавать на иллюстрацию, а второй экз[емпляр] еще не оформлен — это большая работа. Я взял ее на себя и обещал сделать к понедельнику.


31. До 5 час[ов] Ин[ститу]т. Вечером сделал большую работу над «Ц[арским] т[окарем]» (сидел до 2-х часов ночи).


Июнь.

1. До обеда сидел над «Токарем» и успел оформить обе рукописи. Большая работа.

После обеда ездил к Швембергеру, толковал с ним о «Витаминове». Но конкретных указаний мало — только замечание, что Ленивиха не навсегда исчезает с лица земли. Она, как гриб, — уничтожишь и снова выростает. Вечером напечатал несколько листов «Воен[ной] матем[атики].»


2. Сдал «Токаря» Наумовой; обещает через 2–3 дня сдать на иллюстрацию.

После обеда печатал «Воен[ную] м[атемати]ку». Вечером был Розов, читал снова 1-ое действие; все-таки слабо, нет юмора, нет выдумки. Но у меня связаны руки, пока не разделаюсь с математикой.


3. Был на экзамене у Вивы. Много работал над матем[атической] рукописью. Уже засыпая придумал для нее хорошее название: «Бойцы-невидимки». Надо только обосновать его во введении.


4. Целый день, почти не вставая — часов 15 — просидел за письменным столом. Проделал огромную работу над рукописью «Бойцы-невидимки», совершенно оформил (и даже сшил) два экземпляра.

Остается «под запал» кончить и третий — и тогда, «благословясь» за Витаминова.


5. Утром сидел на экзамене по геометрии, потом занимался с Вивой.

После обеда свез «Бойцы-невидимки» Абрамову. Заглавие ему очень понравилось. Суждение о книге, конечно, будет вынесено не скоро, т.к. она пойдет на рецензию. Но я почему-то за нее спокоен.

Разговаривал с Наумовой: «Токарь» на иллюстрацию еще не сдан.

Был в Ин[ститу]те. В[асилий] И[ванович] Шумилов заявляет, что я должен взять полную нагрузку. Это скверное дело...

Вечером закончил оформление третьего экземпляра «Бойцов-невидимок». Хочу предложить Воениздату и изд[атель]ству Осоавиахима.


6. Немного работал над «Бойцами». Написал в Воениздат и изд[атель]ство Осоавиахима, к заявкам приложено оглавление.


7. Утром на экзамене по тригонометрии у Вивы; днем и вечером занимался с ним же по истории. Был Розов, читал всего «Витаминова», но впечатление неважное. Придется совершенно перерабатывать.

Немченко сообщила, что договор оформлен и что в понедельник, возможно, будут деньги.


8. Сел за «Витаминова», но написал только заглавие; приехали Губины, оторвали, а потом почти весь день занимался с Вивой по истории.


9. Утром экзамены, вечером история с Вивой.

Был в Комитете по Дел[ам] Иск[усств], имел корот[кий] разговор с Немченко. Она сообщила, что их инструктировали о том, какие идеи сейчас надо проводить в худож[ественных] произведениях. Основное — это подготовка к войне, надо проводить идею: «Война теперь — это техника. Не мужество решает дело, а техника». Отсюда везде мысль об овладении техникой. Это как раз то, что я провожу в «Бойцах-невидимках». Надо ее замечания учесть и для «Витаминова», за которого я засяду 11-го, когда Вива сдаст историю.

Звонил Наумовой: «Токарь» сдан в худож[ественную] редакцию, но худож[ественный] редактор еще не назначен.

Накануне узнал от Евгения причину перехода Детиздата в НКП. Детиздат оторвался от школ, мало издавал классиков и вообще тех книг, которые необходимы, чтобы пополнить образование ребят сверх программ (т[ак] н[азываемое] «школьное чтение»).


10. Экзамен в Ин[ститу]те, а потом занятия с Вивой.


11. Вива наконец-то сдал историю, конечно, на «отлично». Так кончилась «история с историей». Теперь можно приступать к «Витаминову».

Узнал новость: Швембергер ушел из Областного Кукольного театра. Причины мне пока неизвестны. Абрамов болен, мне не удалось узнать, прочитал ли он «Невидимок».

Вечером написал две картины «Витаминова». Дело пошло: в вещь включился.


12. Написал три картины «Витаминова».

Вечером был Розов; я читал все написанное, ему очень понравилось.


13. Написал еще три картины «Витаминова».

Остальное время ушло на сборы на дачу.


14. Утром написал только две странички. Остальное время — Институт и переезд на дачу. Нынче мы переехали исключительно поздно — причин две. Небывало холодная весна (такая была, говорят, лет 80 назад), когда в июне несколько раз шел снег и Вивины экзамены. Но сегодня он сдал последний экзамен — химию, конечно, тоже на отлично.

Итак он кончил отличником, труды летней подготовки и волнения экзаменов отпали от него и я за него очень рад. Достался мне этот год, трудов с ним было положено множество. Но и в Институте придется мне вести его 2–3 года, прежде чем он не станет на ноги.

Был в Детиздате. Абрамов еще болен. О «Токаре» известия неутешительны. Куклис без новой рецензии не отдает на иллюстрацию и теперь ищут историка. Начала читать книгу Еремеева — эта старая желчная классная дама и раскритиковала: «Много лишнего, автор развернулся очень широко, слишком много (все еще!) места занимает конфликт Петра и Алексея, много публицистики...»

Но она пока не хочет дочитывать и хотя [бы] это утешительно.


15. Сегодня мой пятидесятилетний юбилей. Прожито полсотни лет. Не верится. В применении ко мне эти слова о юбилее кажутся какой-то нелепостью. Я чувствую себя так же, как чувствовал десять и двадцать лет назад, во мне масса энергии и мне все кажется, что у меня все впереди.

Нет, я не сдаюсь, не хочу поддаться бремени прожитых годов. Есть еще порох в пороховнице, не иссякла казацкая сила!

Жизнь не слишком баловала меня, но она закалила мои силы, дала мне терпение и упорство, способность выжидать и бороться. Литературная работа не слишком хорошо кормит — отступаю в другую сторону. Вчера договорился с В.И.Шумиловым, о том что беру на этот год в Ин[ститу]те полную нагрузку, а осенью, м[ожет] б[ыть], напишу кандидатскую диссертацию. Это будет мне немного стоить, а зато жалованье и пенсия на 2/3 обеспечат мою семью. Нет, меня не так легко «взять за зебры», мы еще повоюем!

Через пяток лет страна будет хорошо знать мое имя и на этом я ставлю точку.


16. Был в Ин[ститу]те на экзамене, потом ездил по разным делам. Вернулся домой поздно, с больной головой и уже ничего не делал.


17. Утром работал над «Витаминовым», в основном пьесу закончил.

Вечером был Розов, читали. Пьеса ему теперь очень нравится. Кое-что решили переделать.


18. Утром перепечатал 12 стр[аниц] «Витаминова»; после обеда приехал Розов. Адик по моему поручению собрал десяток ребят и устроили публичное чтение. Ребятам очень понравилось, даже шестилетняя Галя слушала со вниманием и все поняла. Наметили еще кой-какие исправления.


19. Вечером, вернувшись из Москвы, перепечатал 6 стр[аниц].


20. Вечером, после экзамена, успел перепечатать 12 стр[аниц], т.к. вернулся довольно рано.


21. Вечером (после экзамена) перепечатал 6 стр[аниц].


22. Грозный и решительный день! Германия напала на СССР без об'явления войны... Мы ничего не подозревали часов до 11½; потом Боря сказал, что он слышал передачу из Германии (на англ[ийском] языке), в которой сообщалось, что Германия минировала Балтийское и Черное моря в ответ на то, что СССР собрал войска на западной границе. В воздухе сразу запахло порохом и когда через несколько минут Галюська прибежала и сказала, что будет по радио выступать Молотов, то почти не осталось никаких сомнений о том, что происходит.

И вот в 12 час[ов] 15 мин[ут] 22 июня 1941 года прозвучали первые слова Вячеслава Михайловича: «Сегодня в 4 часа утра германские самолеты перелетели на советскую территорию...»

Проклятые фашисты! И во все время мира с ними я ничего не питал к ним, кроме ненависти...

Гитлер узнает судьбу Наполеона, но война будет жестока и ужасна...

Сейчас только что проводил Борю, который пошел являться на сборный пункт.

Так кончились мирные дни. Даже не хочется садиться и допечатывать пьесу, а все-таки надо. Жизнь должна итти своим чередом.

27 лет... О первой мировой войне я узнал, когда шел по широкой улице Долгой Деревни, возвращаясь с рыбалки, с Хомутиного озера, вместе с Тосей. Больше четверти века прошло с тех пор. Первая мировая война потрясла троны и установила социализм на одной шестой мира. Что-то принесет вторая?

Как бы то ни было —

Это будет последний

И решительный бой!

В какое тревожное и ответственное время мы живем...


Дни войны.

23. С нетерпением ждали сводки. Теперь каждый день будем вставать в 6–7 часов и слушать «Последние известия».

Ездил в город, но студентов экзаменоваться пришло очень мало, кончил рано.

Звонил Наумовой, она просит заехать в Детиздат, чтобы продвинуть «Бойцов-невидимок».

Много времени затратили с Вивой на то, чтобы заверить фото-карточки и с'ездить в Авиационный Институт. Заявление подано на Моторостроительный ф[акульте]т, теперь будем ждать результата. После подачи заявления ездили опять на квартиру, складывали дрова в сарай. Вернулись на «Отдых» поздно.


24. Ездил в Детиздат. По предложению Наумовой пошел к директору ДИ — Дубровиной, познакомился, поговорил о книге. Она вызвала Дороватовского, а он обиделся — почему это я не договорился с ним. А следовало ему за это дело всыпать как следует, потому что оказалось, что книга даже не передана Абрамову. Это мне сказал сам Абрамов после того, как я созвонился с ним. Он обещал взять книгу и срочно прочесть.

Сдал в редакцию «Пионеры в Норландии», но вряд ли эта вещь так уж особенно сейчас актуальна. Взяла его Еремеева, а кто будет читать — неизвестно. Говорил также насчет «Барсака» — тоже не актуально...

Вечером ничего не делал.

Много хлопот мне доставляет отсутствие газет — я их переадресовал и они затерялись. Я хожу в контору и добиваюсь, чтобы выяснить, в чем дело.


25. Был на экзамене. Никого.

Звонил Абрамову. Рукопись он прочитал, впечатления хорошие, но необходимо, конечно, внести ряд изменений. Я очень рад. Абрамов взыскательный редактор, и если книга ему понравилась, это значит, она вышла. Он говорил о необходимости разбить ее на отделы.

Дома не работал, как то нет настроения. Приезжал Розов. «Витаминова» он сдал в Комитет по Делам Искусств и отдал на рецензию Шпет. Он предлагает работать совместно над «Записками военнопленного». Я согласился и обещал завтра поехать в Воениздат для переговоров.


26. Был в Воениздате. «Записки военнопленного» они не берут, сейчас не та установка, не время говорить красноармейцу о плене. Но капитану Матросову вещь вообще понравилась, он рекомендует обратиться в журнал.

Договорились с ним о написании в ближайшие 3–4 дня брошюры «Тыл СССР в первые дни войны».

Ездил в Институт; узнал, что отменяются отпуска и что надо приезжать на службу каждый день, хотя делать там нечего. Это сильно повредит моей литератур[ной] работе.


27. Заезжал на моск[овскую] квартиру; получил там письмо от журнала Акад[емии] Наук — «Наука и Жизнь», просят написать для журнала ряд статей из цикла «Мат[ематика] и война» (очевидно, они узнали о моей книге). Звонил зав[едующей] редакцией Богдановой и договорился о том, что через неделю дам две статьи «Мат[ематика] и авиация» и «Звукоулавливатели» — об'емом до 20 печ[атных] страниц.


28. Экзамен до 4 часов. Потом заехал на Наставническиий, где было условлено свидание с Розовым. Послушал вступление к брошюре «Тыл СССР в первые дни войны» и кой-какие выписки.

С какой жадностью ждешь фронтовых сводок, и какой под'ем, когда они говорят хотя бы об относительных успехах...


29. Воскресенье. День провел дома. Даже с утра играл в городки с Вивой и Евгением. Потом сидел целый день, работал над «Тылом СССР».


30. Утром работал над «Тылом СССР», потом поехал в Ин[ститу]т. Дорóгой ужасное происшествие: между Удельным и Малаховкой наехали на двух мальчиков, которые пересекали линию на велосипедах.

В Институте суматоха, беспорядок. Договорился с директором об отпуске на 10 дней для литер[атурной] работы.

Поехал домой на условленное свидание с Розовым. Там ждали меня два письма: от Анатолия и Татьяны. Оба мобилизованы; он неизвестно для какой работы, она — машинисткой в штаб.

Просмотрел труды Розова — два десятка выписок из местных (провинц[иальных]) газет и больше ничего. Все-таки совершенно не умеет он работать.

Пока мы с ним сидели, под'ехали в такси Николай Барсуков и Вера. Николай мобилизован, как геодезист, едет в этот же вечер в армию.

Распрощались надолго. Выйдя из дому, встретил почтальона. Он нес извещение о том, что Вива зачислен в Авиаинститут. Являться 1го сентября.

Вечером, когда уже легли спать, явился Евгений, привез тревожные известия. Детей из Москвы эвакуируют, немцы начали наступление на финляндском фронте. Его газета закрыта, сам он направляется в распоряжение ЦК.

Новости эти нас чрезвычайно взбудоражили, меня затрясло нервной дрожью. Не спали с Галюськой до 2 часов ночи, все обсуждали, как нам быть в том или ином случае, и, конечно, ни до чего не додумались... А в два часа началась воздушная тревога, очевидно, учебная. Разноголосо завыли сирены, все в доме проснулись, пошли на улицу. Я же заснул и спал до половины восьмого.


Июль.

1. Что то нам принесет июль? Каковы будут дела на фронте?.. Я твердо верю в то, что наша Красная Армия задержит врага на старой государственной границе.

Весь день сидел за очерком «Тыл в СССР». Пришел к твердому решению распроститься с Розовым, как с соавтором. Никакой он пользы не приносит, все приходится делать одному. Предложу ему устраиваться на работу, литература сейчас не прокормит.

В Москву не ездил.


2. Утром докончил очерк, свез Матросову, там встретился с Розовым. Намекнул ему на необходимость прекратить сотрудничество, он не понял.

Матросову очерк не особо понравился, газетно, нет глубины, хотя и написано «с накалом», как он говорит.

Оттуда поехал в Детиздат. С Абрамовым разговор не состоялся. Звонил Немченко, она взяла «Витаминова» у Шпет, которая читать его отказалась (нет времени). Немченко обещала прочитать к 4-му июля, просила позвонить. Спросил, как она приехала с юга, из Мелитополя. Ответ: «Хорошо!»

Узнал, что Обл[астной] Театр Кукол переехал на Сретенку, 6; пошел туда пешком. По пути зашел к Швембергеру — он живет рядом. Настроение у него убийственное: сына взяли по трудовой повинности, дочь тоже готовится к отправке, а жена едет на фронт с бригадой. Денег нет: было несколько тысяч, он накупил на них облигаций 38го года. Из театра ушел из-за каких-то склок и интриг и теперь очень кается.

Зашел в Театр — никого, все разошлись. Но хотя [бы] узнал № телефона.

Трудовая мобилизация меня встревожила — пошел домой, узнать нет ли вызова Виве. Виву спрашивали две девочки, но узнав, что он на даче, ушли. Зато я нашел на столе вызов: немедленно явиться в Обор[онную] Комиссию ССП.

Я поехал; мне предложили записаться в народное ополчение. Я решил сделать {это} в Институте — по месту штатной работы. Так меня и отметили.


3. Поехал в Москву в 3 часа — заклеивать окна.

Был у Вивиных товарищей. Осипов поступает на военный завод, Колодочкин с матерью и с братом уехал в Кандалакшу к отцу и там застрял, Лапшонков в пионер-лагере на Западной ж[елезной] дороге.

Окна, оказыв[ается], заклеили Илюхины, мне пришлось поработать только в спальне.

Они ищут места за городом, в Москве очень тревожно. В эту ночь опять была воздушная тревога; кстати мы с Галюськой и Вивой дежурили до 2-х часов, а она началась в 1 ч[ас] 45 м[инут] ночи. Я заснул около полов[ины] третьего и конца не слышал.

Илюхиным я предложил переехать к нам на дачу и они с радостью ухватились за это предложение.

Домой вернулся поздно.


4. Иван Лукич уезжает со школой — первая брешь в нашем дачном населении. В 3 часа поехал в Институт, записался в народное ополчение.

Приехал на квартиру, там сидел Розов. «Тыл СССР» Воениздат забраковал; конечно, этого следовало и ожидать.

Я об'явил Розову, что наше сотрудничество временно прекращается, мне к нему ездить в город невозможно. Совместные работы м[ожет] б[ыть] как нибудь закончим, а там видно будет.

Он тоже решил записаться в ополчение.


5. Целое утро (до 1 часу) работал над статьей «Математика и авиация» для журнала «Наука и жизнь». Потом поехал в Москву, получил жалованье и пенсию — 750 р[ублей]. Все-таки поддержка на это трудное время. В парткоме узнал, что по ополчению меня пока оставляют.

— Пишите, это ценнее, — сказала секретарь парткома Гуляева.

Вернувшись, узнал, что Нюсю тоже эвакуируют со школой. Итак, Молодовы уезжают. 4-го приехала Кат[ерина] Ив[ановна] со внучкой, заняли пока флигель.

Днем была воздушная тревога, очень волновались за Адика, который был неизвестно где. Ночью опять была тревога, но как потом выяснилось, ложная, вызванная тем, что кто-то провокационно дал сигнал сирены.


6. Перепечатал 21 стр[аницу] — две статьи «Математика и авиация» и «Противовоздушная оборона».

Часов в 6 прибежал Адик с тревожным известием о том, что всем матерям с детьми приказано в 5-дневный срок выселяться с дач. После проверки оказалось, что он перепутал и что это относится к Москве; про дачи ничего не слышно. Но это известие на Галюську произвело сильнейшее действие; у нее случилось нервное расстройство, какой-то подсознательный бред наяву.

Вечером была страшная гроза, сильнейший ливень, удары грома. Мы все сидели на темной террасе — Худяковы, Галюська, Ант[онина] Ал[ександровна] и обсуждали создавшееся положение. Конечно, ничего вырешить и придумать не могли.

Легли спать, но почти не спали.


7. Встали еще до 4 утра. Разговоры, предположения, надежды, сомнения и тревога, тревога... Как быть, что делать? Адика хотят взять с собой Худяковы, которые, повидимому, едут в Астрахань, но еще неизвестно когда. Новый источник горя для Галюськи. Не отпустить нельзя и отпустить жалко.

В 5½ утра проводили Молодовых, им удалось уехать на машине с соседней дачи. Уехали все, кроме Паши. Они так или иначе устроены, а мы не знаем, что с нами будет, что будет с Вивой...

В 1206 выехал в Москву. Выходя, из вагона, обнаружил, что в кармане нет паспорта!

Я тотчас сел в обратный поезд. Полтора часа до тех пор, пока не вернулся домой и не обнаружил, что паспорт забыт на столе, были временем непередаваемого ужаса. Я думал, что паспорт украден у меня при посадке...

В Москву уже не поехал.


8. Утром начал антифашистскую кукольную пьесу «Мясник Фома — большая крома». Расчитываю написать 6 картин (стр[аниц] 15–20). Первую картину написал и перепечатал.

Потом поехал в Москву. Прежде всего направился в ДИ. Там эвакуационные настроения, все рукописи увязаны в огромные пачки, в том числе и мойи «Бойцы-невидимки». Разговор о них т[аким] о[бразом] откладывается на неопред[еленное] время.

Свез статьи по математ[ике] в воен[ном] деле в «Науку и жизнь». Богдановой они понравились, не знаю почему — она только их перелистала.

Был у Немченко. Моя установка на большую кук[ольную] пьесу не годится, надо миниатюры на 1–2 исполнителя и на 10–15 мин[ут] времени.

Около К[омите]та встретился с Розовым, он ничего не делает в смысле писательства. Немченко показала нам образцы того, что написано и уже отдано: халтура страшная! Был в Обл[астном] Театре Кукол, оставил им первую картину «Фомы».


9. Написана и перепечатана кукольная миниатюра (8 стр[аниц]) — «Мясник Фома — большая крома». В Москву не ездил.


10. Поехал в город, прежде всего отправился в Детиздат. Оттуда позвонил Аристовой и узнал от нее новость: К[омите]т по Дел[ам] Иск[усств] эвакуировался! С ним уехала и Немченко и «Проф[ессор] Витаминов» и деньги, которые следовало за него получить. Аристова сказала мне, что теперь кукольные пьесы надо сдавать во Всесоюзное Театральное О[бщест]во (ВТО) — Бархашу.

Поехал в Обл[астной] Кук[ольный] Театр, отдал экземпляр пьесы Андриевичу, зашел к Швембергеру. Он очень не любит Бархаша, называет его бухгалтером, который, неизвестно почему, занялся кукольным театром и ничего не понимает в искусстве.

Мы с Швембергером заключили пари.

— Война кончится в ноябре, — сказал он.

— Твоими бы устами мед пить, — отвечал я. — Ставишь бутылку шампанского?

— Дюжину поставлю!

— Идет!! — хлопнули по рукам.

Действительно, если война кончится в ноябре, за это ничего не жалко.

Швембергер уверяет, что наши войска через 5–10 дней нанесут фашистам сокрушительный удар.

Пока на фронтах установилось затишье.

Отправился в ВТО, Бархаша не застал, оставил пьесу для прочтения.


11. Вспомнил старину и начал писать стихи. Написал «Балладу о советском летчике». Мне она определенно нравится.

Евгений считает, что она не хуже тех стихов, что печатаются сейчас. Я это знаю. Она лучше даже многих «стихоплетений», написанных людьми с именами.

Вот образчик такого «стиховарения», написанного Мих[аилом] Светловым, и напечатанного в «Известиях» 9-VII.

«Я хочу, товарищ Харитонов,

Товарищ Здоровцев, товарищ Жуков, я

Хочу сказать, что в гуще миллионов

Героев увеличилась семья» (!!!)

Ну что за бездарное, халтурное стихокропательство. Чем это лучше «знаменитых» стихов Тредьяковского:

«Екатерина Великая, о!

Поехала в Царское село».


12. Был в Москве. Поехал прежде всего к Бархашу. «Фому» он забраковал. Будто-бы неверна политическая установка, вернее преждевременна. Нельзя, видите-ли, предсказывать гибель Гитлера? Чепуха, не верю я этому. Наши плакаты, лозунги, окна Тасс говорят совсем другое. Но раз он — не пропускает, ничего не сделаешь.

Бархаш — это сладкоголосый прилизанный человек, который в разговоре со мной, усиленно и несколько раз подчеркивал, что он много лет работает в кукольном театре, что у него большие знания, что он может очень много помочь, что он не рецензирует, не ущемляет, а консультирует и т.д. По-моему он напрашивается на соавторство. Что-ж? В этом есть прок, т.к. у него, очевидно, большие связи. Чем работать на Розова, который и писать не умеет и вещь провести не может, лучше работать на Бархаша.

— Работать мы с вами будем, — сказал он. — Приходите со своими замыслами, проектами и т.д. Я буду вам помогать.

Посмотрим.

Занес в «Известия» свою балладу. Думаю, не напечатают. Я ведь не Мих[аил] Светлов.

По дороге на вокзал я встретил профессора Прокопьева и он рассказал мне, что в Ин[ститу]те ведется запись преподавателей, желающих отправиться в Алма-Ата или в Миас.

Эта весть меня встревожила, я поехал в Авиационный Ин[ститу]т, узнать, как там дело обстоит насчет эвакуации.

Доцент Цетлин, зам[еститель] пред[седателя] приемн[ой] Комиссии, сказал мне, что еще ничего пока неизвестно и просил позвонить дня через три.

Домой я ехал в очень паршивом настроении, но дома узнал радостную весть: эвакуация наркоматов отменяется! Настроение сразу резко поднялось. Значит, на фронте дела идут хорошо, и в Москве будет нормальная жизнь.

Позднее известие об отмене эвакуации наркоматов подтвердилось и из других источников. Хорошо!

13. В этот же день звонил в «Науку и Жизнь». Мои матем[атические] статьи очень всем понравились, пойдут. Богданова просила писать следующую статью: «Матем[атика] и артиллерия».

Заходил к Маршаку, но никого не было дома.

А дни стоят чудесные — солнечные, тихие, жаркие — с утра и до позднего вечера можно ходить в одних трусах. Вступил в действие наш душ.

На дачах спокойствие, стаи ребят из детских садов кричат в лесу, как стаи галок в Сибири, в былые дни...


13. Воскресенье. Ничего существенного.


14. Неважно себя чувствовал (желудок, отрыжка), в Москву не поехал.


15. Был в Москве. Свез пьесу «Довоевались». Бархаш заявил, что ее надо переработать, дать больше действия роботу, меньше разговоров людям.

Дал мне для доработки миниатюрку (1 страничка) А. Таланова под заголовком «Партизан».


16. Написал стихотворение «Россия». Далось оно мне с большим трудом и не удовлетворяет меня. Конец скомкан и вообще «не вышло». Переработал талановскую вещичку. Получилась пьеса в 4 стр[аницы] вместо одной, назвал ее «Глухонемой».


17. Был в городе. Сдал «Глухонемого», «Довоевались» еще лежит в ВТО. (Кстати, 15-го Бархаш отказался со мной сотрудничать, т.к. это ему неудобно). Заезжал в Институт и не утерпел, купил в книжном киоске однотомник «Тихий Дон». Долго я стоял у прилавка, вертел книгу в руках и, наконец, желание иметь книгу перевесило. Удачно сел в поезд и начал читать с большим наслаждением.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги