Дневник Кати Громовой

24 августа (понедельник)

И вот что ещё пришло мне в голову вчера ночью: а ведь я уже журналистка! То есть не надо ждать окончания школы, учиться в ВУЗе, получать диплом. На уроке истории Розалия Андреевна нам рассказывала про дневники девушек, которые они вели во время Второй мировой войны. Помню про Таню Савичеву из Ленинграда, и ещё была какая-то еврейская девочка, умершая в концлагерях, она тоже вела дневник. И эти их записи потом стали очень важными. Почему бы и мне не сделать из своего дневника что-то подобное, типа как «хроники ГЧ»? Нет, я вовсе не собралась умереть — тьфу-тьфу-тьфу! Но если я не заброшу дневник, то потом, когда эпидемия прекратится, смогу на его основе написать целый роман и назвать его, например: «Как я спасалась от чумы». По-моему, неплохо звучит!:-)

Но если я хочу, чтобы так и было, то халтурить с записями больше нельзя. Нужно постоянно описывать то, что происходит со мной, во всех подробностях, а то ведь сама точно забуду — память у меня дырявая. Вот сегодня вечером и начну новые «хроники Кати Громовой».

Так. Начну. Сначала о семье.

За пропущенное время почти ничего не изменилось. Женя лежит, сломанная кость срастается, но ходить пока не может. Скучает невыносимо. Я, как могу, стараюсь проводить с ней время и подбодрить. Честно говоря, в последние дни всё тяжелее, потому что мало того, что Женя стала очень мрачной и раздражительной, так ещё и я сама не вылезаю из депрессии.

Папа и Ваня уже отремонтировали в усадьбе всё, что можно. Бабушка их хвалит, говорит, что они наловчились работать — в первое время у них не очень хорошо всё получалось, а теперь стали настоящими плотниками. К тому же они очень подружились между собой. Я даже ревную папу как-то (не всерьёз, конечно). Время от времени они ходят на патруль. Там тоже всё схвачено: люди в Прохоровку приезжают редко, увидев патруль, быстро разворачиваются и уезжают. Скандалистов, как тот первый тип, пока не было.

Мама держится молодцом — хлопочет по дому, разговаривает с бабушкой, готовит еду, не позволяет себе унывать. Даже телевизор смотреть перестала, мне и бабушке тоже запрещает: «Незачем портить себе настроение — если произойдёт что-то важное, мы всё равно узнаем от соседей». Честно говоря, мне стыдно за себя, когда я смотрю на маму. Женя больна, ей можно грустить, а я-то здорова, но всё равно весь день сижу дома и ничего полезного не делаю. Спасибо, если раз в день вылезу из дома и полью огурцы в теплице.

Владик — так ему вообще лучше всех, целый день играет во дворе на свежем воздухе со своим новым другом. Друга зовут Витя, он соседский мальчик, ему пять лет. Тоже такой же непоседливый и активный мальчуган. Два сапога пара, в общем.:-)

Про бабушку тоже не скажешь, что она подавлена. Хотя это неудивительно: она почти весь год живёт одна, а зимой переезжает в город, где ей совсем не нравится, а тут все в сборе в её домике. Кажется, и чуму она воспринимает как какую-то сказку, в которой всё преувеличено.

Так что в семье Громовых, если не считать прикованную к кровати Женю, маленькая Катя — единственная мрачная тучка. Дело в том, наверное, что я слишком много лазаю в интернет и читаю все новости про ГЧ. Но бросить это занятие я не могу — это почти единственная интересная вещь в моей нынешней жизни.

А теперь о новостях в селе, хотя рассказывать тут совсем нечего. Про патрули я говорила, с местными девчонками и парнями я так и не познакомилась, новые люди к нам в дом не приходят. В Прохоровку подвозят муку, консервы и другие продукты всё меньше и меньше, потому что почти всё со складов забирает армия, чтобы создать запасы для города на зиму. Пока это особо не чувствуется — наверное, потому что мы в основном едим всё своё: картошка, огурцы, варенье, мясо из погреба. Но ведь это всё тоже не бесконечно. А вот хлеба местная пекарня стала выпекать меньше. Приходится с утра пораньше вставать в очередь, чтобы и нам досталось. Туда обычно ходит бабушка: во-первых, она привыкла, а во-вторых, вперёд неё никто не лезет. Я ходила как-то разок, но все местные так на меня глазели, как будто я из другой планеты прилетела. Больше не ходила.

В стране и мире всё плохо, ГЧ и не думает исчезать. Зато болезнь теперь распространяется не так быстро. Лекарства нет, а все эти маски, как оказалось, всё равно не спасают. В городах военное положение и строгий карантин. Я видела в интернете фотографию нашей улицы в Пригорске, снятую кем-то на мобильный телефон. Там стояла военная машина — ну, такая, бронированная, с кучей колёс. И прямо за ней — подъезд соседнего дома, который я знаю с детства. Очень странно видеть такое.

Что меня в последнее время волнует — это то, что пишут: «В последние недели мародерство и преступность ушли из крупных в городов в близлежащие деревни, потому что в городах всё уже находится под контролем военных и полиции, а на защиту деревень людей не хватает». А Прохоровка — как раз такое близлежащее село. Я рассказала об этом папе, и он сказал мне, что всё будет хорошо, ведь у нас есть патруль. Но я поняла, что он встревожился.

Фух. Вот вроде и наверстала всё, что было за те дни, когда я не вела дневник. Написала в три присеста. Рука болит, но ничего, не привыкать. Надеюсь, дальше дело пойдёт лучше.