ЭПИЛОГ
Пещеры Кирин. Две непростые армии бурлили и клокотали внутри. И только сидя в разных пещерах, они могли сохранить мир меж друг другом.
Незаконнорожденные утверждали, что даже через камень ощущают хамзасы и испытывают тошноту и недомогание. Воскресшие же, в свою очередь, взбешенные бездушным подсчетом черных отметин на костяшках пальцев их врагов, не собирались сидеть тихо и с удовольствием бы приложили свои ладони к стенам, которые их разделяли. Вряд ли это можно было назвать удачным началом. И та, и другая армии готовы была ринуться на своих врагов, желая оторвать у них руки и выкинуть их в ледяную пропасть под ними.
Объяснял Акива своим братьям и сестрам, что магия рун не проникнет сквозь камень, но те не хотели верить. И с каждым часом ему все сильнее хотелось, чтобы был здесь Азаил.
— С ним они бы уже все вместе играли в кости, — жаловался он Лираз.
— По крайней мере, музыка помогает, — отвечала она.
Она не считала, что эти стенания в пещерах можно назвать музыкой. Всех их преследовал свистящий ветер, похожий на стоны очнувшегося от ночного кошмара зверя или ангела. Оказалось, что у них гораздо больше общего, чем они предполагали. Бастардам снилась страна призраков, химерам – гробница, заполненная душами их возлюбленных. И только Кару успокаивала мелодия ветра. Для нее это была колыбельная из ее раннего детства, и, к своему удивлению, все две ночи, что они провели здесь, девушка проваливалась в глубокий сон без сновидений.
Однако, не сегодня. Канун битвы, и они собрались (несколько сотен) все вместе в этой самой большой из пещер. Мик играл на скрипке, наполняя пространство сонатой из другого мира, а они притихшие, слушали.
Общий враг, было сказано им их командирами. Общая цель.
Во всяком случае, пока. Подразумевалось или предполагалось, что скоро это изменится (все вернется на круги своя), и они избавятся друг от друга, чтобы продолжить заниматься тем, что у них получается лучше всего — химера будет продолжать ненавидеть серафима, серафим будет тем же платить химере. Надежда (для Кару, Волка, Акивы и даже Лираз) — вот, что обратило их ненависть в нечто иное, еще до наступления нового дня.
Это было похоже на испытание ради будущего всего Эретца.
Сусанна положила свою голову на плечо Кару, а Исса с другой стороны сделала то же самое. Волк был неподалеку; Зири без труда освоился в своем новом теле, и лежал у костра, приподнявшись на локтях. Он был элегантен и изящен, в его лице отсутствовала жесткость предыдущего владельца до тех пор, пока он не вспоминал о том, что необходимо вернуть ее на место, и, похоже, что он больше не улыбался так, будто почерпнул это умение из какой-то книги. Кару чувствовала его взгляд на себе, но она не смотрела в ответ. Взгляд ее тянулся к другому месту, туда, где у соседнего костра сидел Акива со своими солдатам.
Он смотрел на нее в ответ.
Каждый раз, когда их глаза встречались, в воздухе, между ними, словно вспыхивала искра. За эти последние дни, когда все это случилось, то он, то она тут же отворачивались, едва поймав взгляд друг друга, но на этот раз они позволили этой искре разгореться. Они наполняли друг друга своим присутствием. Здесь, в этой пещере, с этим необычайным сборищем (в этом клокотании сталкивающейся вражды, временно усмиренной общей ненавистью), которое могло стать их давнишней мечтой, отражающейся, словно в кривом зеркале. Не так все должно было быть. Они не стояли бок о бок, как себе это представляли. Они не ликовали от того, что больше не чувствуют себя инструментом какого-то великого замысла. Они — существа, хватающиеся за жизнь запятнанными руками. Между ними было столько всего, столько жизней и смертей, но на мгновение все отступало, и искорка разгоралась ярче и ближе, так, что Кару с Акивой ощущали, будто касаются друг друга.
Завтра они начнут апокалипсис.
Сегодня вечером, они позволили себе смотреть друг на друга лишь украдкой.
... продолжение следует