До каких пор? Логика «Капитала» Маркса и современное обществознание

§ 1. Предмет – производственные отношения

Итак, как мы убедились, незнание главного труда марксизма, «Капитала» К. Маркса, является решающей причиной эрозии марксистско-ленинской философии – диалектического материализма. Вместе с тем это незнание в не меньшей степени является решающей причиной эрозии марксистско-ленинской политической экономии.

То, что «Капитал» сложное, «неудобоваримое» произведение, известно. Иначе царский цензор не разрешил бы издание его первого тома, записав: «Книгу не многие прочтут в России, а еще менее поймут ее».

Рассмотрим, по каким же линиям и как происходят многочисленные извращения «Капитала» в современной специальной политико-экономической литературе. Начнем с предмета. Что же является предметом политической экономии? Казалось бы, это до такой степени ясно, что здесь не может быть никакого сомнения. Но так ли это? В «Программе курса политической экономии для вузов» и в соответствующих учебниках нигде не говорится, что предметом являются производственные отношения в чистом виде, но совершенно определенно сказано, что предметом политической экономии является способ производства[17]. Под способом же производства в литературе принято совершенно однозначно и определенно понимать единство производительных сил и производственных отношений. Следовательно, предметом политэкономии являются как производительные силы, так и производственные отношения. Однако это не так! Или же, если признают производственные отношения, то обязательно добавляют «в неразрывной связи с производительными силами».

Производительные силы являются предметом не политэкономии, а других наук. Предметом же политэкономии являются производственные отношения и только! В чистом виде, без примесей! Так, товар есть единство потребительной стоимости и стоимости. Но «потребительные стоимости товаров составляют предмет особой дисциплины – товароведения» [МЭ: 23, 44.]. Там, где буржуазные экономисты видели отношение вещей – товаров, Маркс вскрыл отношения людей. «Это – лишь определенное, – писал К. Маркс, – общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами» [МЭ: 23, 82.]. Маркс неоднократно подчеркивал, что «капитал не есть вещь, а отношение», что «политэкономия – не технология», что задача политэкономии «состоит именно в том, чтобы раскрыть, как закон стоимости прокладывает себе путь» [МЭ: 32, 461.] и т.д.

Ссылка же на слова К. Маркса, что «предметом моего исследования в настоящей работе является капиталистический способ производства», абсолютно беспочвенна, поскольку К. Маркс под этим понимал капиталистический тип производственных отношений. И только! Без производительных сил! Также беспочвенно рассуждение о том, что производительные силы и производственные отношения «тесно», «органически» взаимосвязаны и потому их нужно исследовать вместе. Всякое явление находится в бесконечных связях со всем остальным миром. Оно невозможно без этого. Но если его объективное бытие невозможно в разделении, в членении своих сторон, то его познание невозможно без разделения, без членения этих сторон и без рассмотрения их в чистом виде. Суть принципа рассмотрения в чистом виде состоит в следующем: для мысленного воспроизведения предмета в чистом виде надо оставить в стороне все отношения, не имеющие ничего общего с данным объектом анализа, надо отвлечься от всех тех обстоятельств, которые не вытекают из имманентных рассматриваемому предмету законов и которые скрывают внутреннюю игру механизма исследуемого процесса, затемняют и деформируют его истинный ход. Ибо

Незнание принципа рассмотрения в чистом виде было гносеологической причиной многочисленных заблуждений домарксистских экономистов.

Незнанием этого принципа объясняются многочисленные заблуждения авторов «Программы курса политической экономии» и соответствующих учебников. Включение в предмет политэкономии производительных сил объясняется этим незнанием; им же объясняется путаница в понимании предмета исследования вообще. Ибо прежде чем приступить к исследованию, нужно вычленить предмет исследования из всех связей, отношений, причем его исследование может быть успешным, если он в своем развитии достиг классической зрелости. Так, Маркс, во-первых, вычленил капитал из остальных связей и отношений и рассмотрел его в чистом виде, а во-вторых, вычленил капитал зрелый, развитый – капитал середины XIX в.

Исследуя именно такой капитал в чистом виде, Маркс пришел к совершенно четкому и определенному выводу о двух стадиях капиталистического обобществления труда – мануфактуры и крупной промышленности. Так, он подчеркивал, что

что

Сказано ясно. Однако с некоторых пор в нашей литературе, в особенности политико-экономической, говорится о трех стадиях: простая кооперация, мануфактура, крупная индустрия[18]. Как же могло случиться, что некоторые авторы простую кооперацию включили в характеристику капитализма?

Обычно ссылаются на В.И. Ленина, который на основе исследования развития капитализма в России XIX в. сделал вывод, что

Однако В.И. Ленин исследовал в отличие от Маркса не классическую форму развитого капитализма, а конкретную русскую действительность XIX в., где мелкое товарное производство имело определенный удельный вес, хотя уже шел процесс его превращения в капиталистическую мануфактуру. Как подчеркнул К. Маркс,

Другими словами, В.И. Ленин одну и ту же форму – мануфактуру – рассматривает в двух аспектах: как мелкое товарное производство, т.е. зачатки мануфактуры, и как собственно мануфактуру.

Прямым нарушением рассматриваемого принципа является определение предмета политической экономии социализма в «Программе курса политической экономии». Содержащееся в ней определение «Социализм – первая фаза коммунистического способа производства» вызывает возражение. Во-первых, потому, что социализму соответствует социалистический способ производства, а не коммунистический. Во-вторых, потому, что в социалистический способ производства входят не только определенные производственные отношения, но и соответствующие им производительные силы. В-третьих, потому, что социализм есть единство и материальной, и духовной стороны жизни общества. Но ни производительные силы, ни духовные явления не составляют предмет политэкономической науки. Предметом политической экономии социализма является совокупность материальных производственных отношений (и только), и этот предмет следует вычленить и исследовать, излагать в чистом виде, как это делал Маркс, не смешивая его с другими отношениями. В противном случае действительного научного исследования не будет. И если в предмет политэкономии включаются и другие явления, скажем, производительные силы, то, во-первых, само научное исследование производственных отношений становится невозможным, поскольку оно засоряется всякими примесями – предметами других наук; во-вторых, смазывается, притупляется классовый, партийный характер политической экономии, поскольку последняя разбавляется товароведением, технологией и т.д. Недаром классики марксизма решительно выступали против такой мешанины. Ученые профессора, писал В.И. Ленин еще в 1898 г., плохо понимают политическую экономию, сбиваясь с общественных отношений производства на производство вообще и наполняя «свои толстые курсы грудой бессодержательных и не относящихся вовсе к общественной науке банальностей и примеров» [Л: 4, 35.].

Однако так поступают и те авторы, которые не исследуют предмет политэкономии в чистом виде и которые поэтому не дают полноценных научных результатов. Такие исследования носили и носят спорадический, бессистемный и поверхностный характер. Поэтому и возникла серьезная проблема самопознания социализма, притом самопознания не на рассудочно-эмпирическом, а на разумно-теоретическом уровне.

Январский и июньский (1987 г.) Пленумы ЦК, развивая решения XXVII съезда КПСС, указали на серьезные недостатки, которые как следствие отсутствия этого самопознания стали на практике тормозом социально-экономического развития. Перечислим хотя бы некоторые из них.

1. Конъюнктурная интерпретация концепции развитого социализма исключала исследование назревших коренных экономических задач.

2. Шел процесс игнорирования принципов социалистической кооперации, экономического значения подсобных хозяйств, возможностей индивидуальной трудовой деятельности.

3. Односторонняя абсолютизация централизации порождала скованность инициативы, самостоятельности и социалистической предприимчивости.

4. Недооценивалась роль закона стоимости, товарно-денежных отношений вообще при социализме. Дело доходило до абсурда. В то время, когда партия принимала решения о развертывании производства товаров народного потребления, «антитоварники» отрицали товарный характер социалистического производства. Конечно, такое положение можно объяснить традициями культа личности. Так, в «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин предлагал «постепенно переходить от товарообмена к продуктообмену», а цифры 60 млн тонн стали, 60 млн тонн нефти в год назывались цифрами коммунизма. Однако сегодня мы добываем не 60 млн тонн, а во много раз больше, а до коммунизма еще далеко.

5. Объективный характер экономических законов социализма понимали и понимают до сих пор так, что они «не зависят» от людей: «они сами по себе в одних условиях возникают, а в других – сходят со сцены» (это из той же работы Сталина). Но экономические законы общества – это деятельность людей, а деятельность людей и есть люди. И вполне понятно, что гипостазирование экономических законов социализма, их обожествление, их отрыв от людей не могли не порождать фатализма, а следовательно, недооценки человеческого фактора, и это при социализме, где критерием общественного прогресса является человек.

Поэтому необходимо преодолеть существующее заблуждение, и предмет марксистской политэкономии, как капитализма, так и социализма, нужно вычленить и исследовать в чистом виде, как это делали Маркс и Ленин.

§ 2. Тождество противоположностей

Еще более плохо обстоит дело с овладением логическим богатством «Капитала». Незнание этого богатства является источником многих недоразумений. Маркс в «Капитале» разработал свой метод – диалектический материализм как Логику, теорию познания, все его принципы на высшем уровне. Как было показано выше, еще не все наши философы овладели методом «Капитала». Но это в полной мере относится и к политико-экономам, так как не все из них овладели принципом диалектического тождества, руководствуются формально-логическим тождеством, которое непригодно для понимания «Капитала».

Классики марксизма не отрицали роли формально-логического тождества в познании. Но в то же время они указывали на его ограниченность, односторонность, недостаточность. Это тождество истинно только в определенных границах, в пределах абстрактного совпадения предмета с самим собой (а = а). В силу этого оно абстрагируется от истории предмета, от его изменений, от его внутренней диалектики. Поэтому как только оно выходит за рамки своего применения, то сразу превращается в источник заблуждений. Следовательно, дело не в самом формально-логическом тождестве, а в его абсолютизации, подмене им диалектического тождества.

Формально-логическое тождество есть абстрактное тождество, поскольку оно очищено от различия, не выражает противоположностей единства, в то время как диалектическое тождество заключает в себе и для себя различие, оно конкретно, т.е. является тождеством противоположностей и выражается формулой а = а и не-а.

В.И. Ленин неоднократно подчеркивал, что диалектика есть учение о тождестве противоположностей. Понимание этого недоступно рассудку, оно доступно лишь разуму. Но именно такое разумное понимание тождества имеет неоценимое значение для всего научного исследования. Например, достижения современной физики были бы абсолютно невозможны без применения, пусть даже стихийного, диалектического тождества. Сотни лет физики, руководствуясь формально-логическим тождеством, спорили по вопросу о природе света: одно направление доказывало его корпускулярную природу, другое – волновую. И лишь недавно физика постигла истину – не только свет, но и любой микрообъект есть тождество противоположностей – частицы и волны.

«Капитал» Маркса является классическим, богатейшим по своему содержанию образцом разработки и применения принципа тождества противоположностей. Каждое положение, каждая политико-экономическая категория, каждый параграф, глава, отдел, том, наконец, все три тома этого гениального труда исследуются на основе этого принципа. Так, товар есть тождество противоположностей – потребительной стоимости и стоимости. В связи с этим заметим, что в литературе нередко товар определяют как единство потребительной стоимости и меновой стоимости. Правда, Маркс начинает исследование именно с этого единства, но лишь для того, чтобы восходить от наглядного, чувственно данного, от внешней формы к сущности (стоимости). Следовательно, истина состоит в том, что товар есть тождество потребительной стоимости и стоимости. Меновая же стоимость есть форма проявления, выражения стоимости.

Исследуя стоимость как тождество противоположностей, Маркс сначала показывает, что в обмене один товар принимает относительную форму, другой – эквивалентную. На этом этапе исследования Маркс делает вывод:

Однако на этом нельзя останавливаться, ибо здесь речь идет о противоречии «в разных отношениях». Между тем в дальнейшем восхождении Маркс показывает, что этот анализ фиксирует лишь эмпирическую форму стоимости, и не теоретическую, т.е. не самую стоимость, так как в понятии стоимости выражается не внешнее отношение одного товара к другому, а отношение данного товара к самому себе, рефлектированное через отношение к другому товару. В отношении к другому товару стоимость проявляется лишь односторонне.

В обмене один и тот же товар не может находиться в обеих формах и в то же время должен в них находиться, ибо каждый из двух товаров взаимно полагает в другом ту форму, в которой не может находиться. Владелец холста рассматривает сюртук только как эквивалент, а свой товар (холст) как только относительную форму. Владелец же сюртука мыслит наоборот. Оба товара измеряют свою стоимость друг в друге и взаимно служат материалом измерения. Следовательно, один и тот же товар вынужден одновременно, в одном и том же отношении находиться сразу в обеих формах.

В «Капитале» подчеркивается, что прибавочная стоимость одновременно возникает в сфере обращения и не в сфере обращения. Здесь действует принцип «и – и», а не «или».

Но это, опять-таки, лишь одна сторона дела. Другая сторона его в том, что деньги, пущенные в оборот, приносят прибыль – Д…Д′, при одновременном соблюдении закона стоимости.

Извращение этой диалектики в литературе – не редкость. Так, в учебнике политической экономии под редакцией А.М. Румянцева утверждается: «Анализ сферы обращения показывает, что прибавочная стоимость не может возникнуть из обращения» (с. 62).

Как известно, Маркс во втором томе «Капитала» в разделе (§) «Воспроизводство общественного капитала. Экономические кризисы» условия воспроизводства и условия реализации также исследует на основе принципа не формального, а диалектического тождества. Но учебник их отождествляет.

Возникает вопрос, почему Маркс сначала товар определяет так, а потом иначе, или почему сначала он утверждает, что один и тот же товар не может одновременно находиться в обеих формах, а потом – что может, должен и т.д.? Дело в том, что у Маркса исследование реализуется на основе разработанных им принципов диалектики – тождества противоположностей, восхождения от абстрактного к конкретному, совпадения логического и исторического и т.д. Так же исследуется прибавочная стоимость и все другие политэкономические категории.

Следует подчеркнуть, что любая подмена диалектического тождества формальным или неумение применять тождество противоположностей в научном исследовании мешает изложению самого диалектического материализма как Логики и теории познания марксизма. Нужно всегда исходить из того, что

Труд также исследуется, в отличие от Смита и Рикардо, как тождество противоположностей – абстрактного и конкретного.

А вот пример того, как диалектика Маркса подменяется формально-логическими рассуждениями: «Первый вид труда называется конкретным трудом, второй – абстрактным»[19]. Но ведь это безграмотно. У Маркса нет такой классификации труда. Видов труда множество, но любой вид труда есть тождество противоположностей – абстрактного и конкретного. Эти противоположности не виды труда, как утверждает учебник, а диалектическое тождество противоположностей одного и того же (любого) вида труда.

Развивая это ошибочное положение, авторы учебника там же пишут: «Абстрактный труд – характерная особенность товарного производства. Он выражает отношения товаропроизводителей и потому является исторической категорией»[20].

Мнение о том, что при коммунизме отомрет абстрактный труд, а конкретный останется, широко распространено. Более того, есть и такие авторы, которые пишут, что уже сейчас полным ходом идет процесс отмирания абстрактного труда[21].

Обратимся к «Капиталу» и рассмотрим, что такое абстрактный труд. Если отвлечься, пишет Маркс, от потребительной стоимости товарных тел, от полезного характера представленных в них видов труда, следовательно, от различных конкретных форм видов труда, то останется абстрактно человеческий труд, т.е. затрата «человеческой рабочей силы безотносительно к форме этой затраты» [МЭ: 23, 46.]. Или:

Итак,

Сказано совершенно ясно и определенно: всякий труд есть тождество противоположностей – абстрактного и конкретного труда.

До Маркса классическая буржуазная политическая экономия Смита и Рикардо не смогла дать научного исследования труда как тождества противоположностей. Величайшим завоеванием политико-экономической мысли является исследование Марксом труда как тождества противоположностей. Сам Маркс считал, что это является отправным пунктом, от которого зависит понимание фактов [См. МЭ: 31, 277.].

Тем более непонятно то, что советские авторы, объявляя абстрактный труд свойством только товарного производства, тем самым фактически перечеркивают это великое открытие научной мысли.

Но возможен ли труд без расходования человеческой рабочей силы в физиологическом смысле? Естественно, нет! Всякий труд, независимо от социальных условий, независимо от того, совершается ли он при товарном производстве или при его отсутствии, всегда и всюду есть расходование человеческой рабочей силы. Поэтому утверждать, что конкретный труд может существовать без абстрактного, абстрактный – без конкретного, значит утверждать бессмыслицу, значит отрицать марксистскую диалектику вообще, диалектику тождества противоположностей и открыть двери софистике. Подобные утверждения перекликаются с современными буржуазными теориями «индустриального общества», «постиндустриального общества», «технократии» и т.д., утверждающими, что по мере научно-технического прогресса исчезнет рабочий класс, который заменит техника, а монополисты будут вечно господствовать над машинами и, таким образом, будут избавлены от «беспокойных» рабочих и их революции.

В понимании Маркса нет конкретного без абстрактного, и наоборот. В «Капитале» не только труд, но и любая другая категория исследуется как тождество противоположностей – абстрактного и конкретного, что означает реализацию в исследовании великого принципа восхождения от абстрактного к конкретному. Однако это возможно понять не на уровне рассудка – формальной логики, а на уровне разума – диалектической Логики.

Теперь нам следует выяснить, каким образом абстрактный труд является субстанцией стоимости. Это означает, что в одних социальных условиях абстрактный труд является субстанцией стоимости, а в других – нет. В условиях товарно-денежных отношений, когда продукты труда товаропроизводителей реализуются через обмен, когда необходимо сопоставлять, соизмерять затраты воплощенного в них труда, тогда абстрактный труд является субстанцией стоимости. Но когда нет этих условий, то он не является таковым. Так, например, «в античной домашней промышленности женщины производили платье, не производя его меновой стоимости» [МЭ: 13, 23.].

С отмиранием товарно-денежных отношений при коммунизме отомрет не абстрактный труд, а его функция быть субстанцией стоимости. Отметим, что отмирание абстрактного труда есть исчезновение и конкретного труда, т.е. труда в целом, а без труда не было и не может быть человеческого общества.

Теперь разберем, хотя бы вкратце, те главные софизмы, которые выдаются за аргументы против марксистского понимания труда как тождества противоположностей – абстрактного и конкретного.

Софизм первый. По мнению наших авторов, если «Капитал» посвящен капиталу, то все, что в нем написано, относится только к капиталу. Если, скажем, в нем говорится о двойственном характере труда, то это относится только к труду товаропроизводителей, если в нем сказано, что «труд есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой», то под этим тоже нужно понимать только труд товаропроизводителей и т.д.[22]. Попробуем доказать несостоятельность данного софизма.

Действительно, предметом «Капитала» является не «товарное производство вообще», а капитал, и более того, не просто капитал, а капитал развитой, капитал второй половины XIX в. (это имеет принципиальное значение). Но это отнюдь не исключает того, что Маркс исследует в «Капитале» понятия (категории): 1) выражающие производственные отношения товарного производства вообще, во всех социальных условиях («товар», «потребительная стоимость», «меновая стоимость», «стоимость» и т.д.); 2) понятия, отражающие собственно капиталистические производственные отношения («прибавочная стоимость», «норма прибавочной стоимости», «прибыль», «превращение прибыли в среднюю прибыль», «закон тенденции нормы прибыли к понижению» и т.д.); 3) понятия, отражающие производственные отношения во всех общественно-экономических формациях, т.е. общесоциологические («труд», «производственные отношения», «средства труда», «продукт труда» и т.д.).

Естественно, что эти понятия смешивать нельзя, как и «зачислить во внеисторические». Допустим, что слова Маркса «всякий труд» понимают как труд только в условиях товарного производства. Но ведь в то же время наши авторы не говорят, а где и когда существовал труд, не являющийся тождеством противоположностей?

Разрабатывая диалектику двойственного характера труда, Маркс не сделал оговорки, что эта диалектика относится к труду вообще, в любых социальных условиях, в том числе и капиталистических. Почему он этого не сделал? Да потому, что каждое положение, каждую категорию от начала до конца он исследует на основе принципа тождества противоположностей. Но там, где это необходимо в интересах исследования, он делал подобные оговорки. Например, в V главе первого тома «Капитала» он пишет:

Софизм второй. «При определенных исторических условиях конкретный труд существует без абстрактного труда»[23]. Данное положение выдается за «марксистскую методологию», за «универсальную гибкость» понятий, – в одних условиях есть единство абстрактного и конкретного, в других – нет, т.е. они могут существовать друг без друга. Но этот софизм не имеет не только ничего общего с марксизмом, но и прямо направлен против него. Так можно договориться до того, что в одних исторических условиях меновая стоимость может существовать без стоимости, а в других – стоимость без меновой стоимости, и выдавать это за диалектику, за гибкость понятий. Однако следует напомнить, что, во-первых, не всякая гибкость понятий есть диалектика, ибо «гибкость, примененная субъективно, = эклектике и софистике» [Л: 29, 99.]; во-вторых, невозможна одна противоположность единства без другой. Так, например, Прудон брал одну противоположность единства, а другую отбрасывал. Маркс тогда разъяснял Прудону, что

что

что

А вот наши авторы доказывают, что «возможно»! Они имеют в одном кармане абстрактный труд, в другом – конкретный, и когда захотят, по своему желанию, выбросят абстрактный труд как «дурную сторону» единства, но сохранят его «хорошую сторону» – конкретный труд. Подобные рассуждения находятся как раз на уровне рассудочной классической политэкономии Смита и Рикардо, которая

У Маркса совершенно ясно сказано об одном и том же труде («тем же самым трудом») как тождестве противоположностей, а у наших авторов тоже совершенно ясно говорится о двух видах труда. Допустим, что где-то будет существовать конкретный труд без абстрактного. Но означает это, что не будет существовать затрат человеческой рабочей энергии, т.е. не будет людей, а останутся одни машины, скажем, роботы, которые и будут выполнять конкретный труд без абстрактного.

Но наши авторы не могут не знать, что труд в любых социальных условиях невозможен без физиологических затрат рабочей силы. Как быть? Может быть, физиологические затраты назвать не абстрактным трудом, а иначе. Но это «иначе» должно быть противоположностью конкретного труда или нет? Если нет, то мы имеем дело не с реальным трудом, а с чудом. Если да, то что изменится от этого? Как бы то ни было, остается единственно возможное: избавиться от действительного противоречия тем, что эти затраты назвать не абстрактным трудом, а иначе, т.е. изменить правильное наименование вещей. Но такой прием тоже не оригинален. Еще в XIX в. вульгарный экономист Ф. Бастиа пытался отделаться от противоречия самих вещей, объявив их «спором о словесных определениях». Противоречие, писал Маркс, хотят разрешать «с помощью словесной фикции, путем изменения правильных наименований вещей» [МЭ: 26-III, 85.].

Софизм третий. В «Капитале» К. Маркса термин «конкретный», данный в сочетании со словом «труд», выражает не философское понятие «конкретного» как единства многообразного, а «специализированный труд»[24]. Это жонглирование понятиями тоже не оригинально. Так, неокантианцы, махисты и др. в свое время упрекали Маркса в том, что он не написал ни одного философского произведения, что «абстрактное», «конкретное» не имеет никакого философского значения и т.д. Энгельс и Ленин назвали это философское произведение «Капитал»! В связи с этим вспомним, что в оценке «Капитала» имели место две крайности: 1) «Капитал» есть только экономическое произведение, и в нем нет никакой философии; 2) «Капитал» есть только философское умозрение в духе гегелевской триады. Истина же состоит в том, что «Капитал» есть главный труд марксизма, где на высшем уровне развиты все три его части – политэкономия, философия и научный коммунизм. Именно здесь Маркс всесторонне на конкретном политико-экономическом материале разработал основные принципы и категории диалектического материализма, в том числе и категории «абстрактное» и «конкретное», и не следует свои собственные домыслы об этих категориях приписывать Марксу, вместо того, чтобы усвоить их марксистское понимание.

Но допустим, что кто-то «исправляет» или «развивает» Маркса и под «конкретным трудом» понимает не «единство многообразного», а «специализированный труд». Но что это такое? Разве бывает «неспециализированный труд»? Всякий труд «специализированный», ибо существует в определенной конкретной, специальной форме конкретного труда, содержащего в себе, а не рядом, свою сущность – абстрактный труд. Называть ли конкретный труд «специализированным» или каким-либо другим, от этого ничего не меняется. Но для чего понадобилась подобная казуистика? Во-первых, для того, чтобы конкретный труд непременно очистить от его сущности – абстрактного труда и представить «специализированный труд» в отрыве от затрат человеческой энергии, т.е. без абстрактного труда; во-вторых, это делается для того, чтобы доказать, что конкретный труд не есть «единство многообразного» и может существовать без абстрактного труда. Однако любой вид труда, как бы его ни называли, есть конкретный труд потому, что кроме общего (затраты человеческой рабочей силы), свойственного всем видам труда, имеет свою специфику, свою качественную определенность, потому-то он конкретен, т.е. богаче абстрактного, и есть «единство многообразного».

Софизм четвертый. «Справедливо, конечно, что любой труд требует расходования рабочей силы человека. Но отсюда отнюдь еще не следует, что абстрактный труд – внеисторическая категория. В том-то все и дело, что труд как таковой и труд абстрактный, т.е. создающий стоимость, не тождественные понятия. Только при определенных исторических условиях труд выступает и как частный, и как общественный»[25]. И здесь же ссылка на Маркса:

Разберемся в этих цитатах.

Во-первых, труд как таковой и труд абстрактный нельзя отождествлять, ибо труд абстрактный есть одна сторона, одна противоположность единого труда, другой его противоположностью является конкретный труд.

Во-вторых, абстрактный труд нельзя отождествлять, как это делает А. Коган, с абстрактным трудом – субстанцией стоимости, поскольку первый аспект понятия «абстрактный труд» есть простая затрата человеческой энергии, свойственная любому труду в любых социальных условиях, независимо от этих условий, т.е. затрата человеческой рабочей силы [См. МЭ: 49, 149.]. В то же время второй аспект данного понятия – это абстрактный труд, который в определенных социальных условиях создает стоимость, т.е. является модификацией простой затраты человеческой энергии в определенных исторических условиях товарного производства. Ошибка А. Когана состоит в том, что он абсолютизирует этот второй аспект, смешивая первый и второй аспекты этого понятия, и приходит к выводу, что абстрактный труд – свойство только товарного производства.

В-третьих, труд всегда был, есть и будет единством не только абстрактного и конкретного, но и общего и частного, т.е. общего и единичного, отдельного. Поэтому положение, согласно которому «только при определенных исторических условиях труд выступает и как частный, и как общественный», неверно. Как же он выступает в иных исторических условиях? Разве может существовать единичное без общего и наоборот?

В-четвертых, А. Коган вынужден признать, что «справедливо, конечно, что любой труд требует расходования рабочей силы человека». Однако в понимании Маркса это и есть абстрактный труд. Но если он не согласен с таким понятием, пусть дает свое. Однако этого он не делает, а просто постулирует: абстрактный труд есть свойство только товарного производства. Что сверх того, то от лукавого.

В-пятых, что же касается цитаты Маркса, то он имеет в виду второй аспект понятия «абстрактный труд», конкретнее – частный и общественный труд в условиях капитализма.

Софизм пятый. Наши авторы делят категории на две группы – исторические и неисторические – и выдают это за принцип марксистского историзма. К сожалению, может быть, они слышали об этом принципе, но не разобрались в нем, иначе не было бы такой «классификации» категорий. Напомним суть этого принципа:

Следовательно, все категории носят исторический характер, ибо все они возникли, проходили главные этапы в своем развитии. Поэтому нелепо делить категории на «исторические» и «неисторические». Еще Маркс разъяснял Прудону, что

Следовательно, абстрактный труд носит исторический характер. Это означает, что, во-первых, он, как расходование человеческой рабочей силы, возник вместе с возникновением человеческого общества.

Во-вторых, он проходил в своем развитии такие главные этапы, как первобытное общество, где он не создавал никакой стоимости, и рабовладельческое, феодальное и капиталистическое общества, где он создавал стоимость, сообразно этим социальным формам.

В-третьих, абстрактный труд развивается к коммунизму, где он не будет создавать никакой стоимости, а будет создавать продукт труда, свободный от товарной формы, т.е. возвратится к своему исходному состоянию, но на высшей основе. Отрицание отрицания! И все эти метаморфозы он проделал, разумеется, в единстве со своей противоположностью, конкретным трудом.

Утверждать же, что абстрактный труд «историческая» категория в том смысле, что он есть только «свойство товарного производства», означает утверждать самый настоящий антиисторизм, ибо допускается, что в условиях нетоварного производства будет иметь место конкретный труд без своей противоположности, т.е. без затраты человеческой энергии, т.е. допускается чудо! Но это уже область мистики.

Далее. Допустим, что абстрактный труд «историческая» категория. А конкретный труд? Подразумевается, что если одна противоположность единства носит исторический характер, то другая противоположность, хотите того или нет, носит неисторический характер. Но ведь и такой прием неоригинален. В свое время Маркс указывал на крайнюю ограниченность «тех экономистов, которые изображают производство в качестве вечной истины, тогда как историю они ссылают в сферу распределения» [МЭ: 46-I, 33.].

Софизм шестой. Проводится линия дуализма в понимании сущности труда, т.е. говорится о единстве «природной и социальной сторон труда». К сожалению, этот дуализм имеет широкое хождение как в политико-экономической, так и философской литературе: говорят о «природно-социальной сущности труда», о «биосоциальной сущности человека» и т.д. Однако с таким дуализмом согласиться невозможно. Сущность противоречива, но дуализма сущности нет. Потому что «природное», «физиологическое» в труде и в человеке есть предпосылка, а природную предпосылку нельзя смешивать с социальной сущностью. К тому же «природное», «физиологическое» социализировано в труде (и человеке), т.е. существует в снятом, «очеловеченном» виде. Поэтому труд, человек не есть, с одной стороны, социальное явление, а с другой – нечто иное. Со всех сторон сущность труда, человека социальна. И когда Маркс говорит, что «всякий труд есть… расходование человеческой рабочей силы в физиологическом смысле», то он имеет в виду не медведя, а человека, сущность которого социальна со всех сторон.

Итак, абстрактный труд – свойство только товарного производства! Доказательство: К. Маркс в «Капитале» исследует двойственный характер труда товаропроизводителей, а не труда вообще; «при определенных исторических условиях конкретный труд существует без абстрактного труда», «абстрактный труд и физиологические затраты не тождественны»; «абстрактный труд – „историческая категория“, а конкретный – нет»; «конкретный выражает не философское понимание „конкретного“, а „специализированный труд“»; «труд есть природно-социальное единство». Все это подтвердила дискуссия 20-х гг.

Аргументы, что и говорить, убийственны. Впрочем, как в известном рассказе А.П. Чехова «Учитель словесности» подобным образом аргументировали то, что Пушкин является психологом: «Штабс-капитан Полянский стал уверять… что Пушкин в самом деле психолог, и в доказательство привел два стиха из Лермонтова; поручик Гернет сказал, что если бы Пушкин не был психологом, то ему не поставили бы в Москве памятника».

Что же касается дискуссии 20-х гг., на которую ссылаются наши авторы, то следует сказать, что тогда такая дискуссия могла иметь известное основание, ведь в те далекие времена герой гражданской войны мог и не знать, за какой Интернационал он выступает, а командир передового подразделения Красной Армии в донесении старшему начальнику мог писать: «Врангель разгромлен и сброшен в Черное море, но никакого Антанта не обнаружено».

Однако сегодня бессмысленно открывать дискуссию, ибо нет предмета дискуссии. А что есть? Есть незнание «Капитала».

§ 3. Восхождение от абстрактного к конкретному

Теперь посмотрим, как же обстоят дела с методом «Капитала». Его трактуют как угодно. Так, журнал «Политическое самообразование» в 1983 г. опубликовал статью В. Выгодского «О методе экономического исследования К. Маркса». Только абсолютное незнание метода экономического исследования Маркса могло породить эту статью, полностью направленную против этого метода.

1. «В процессе дальнейшей разработки своей экономической теории, – читаем в статье, – К. Маркс последовательно провел различение вещественного содержания и социальной формы для всех исследованных им экономических явлений»[26]. Далее: «Так, Маркс говорит о товаре как единстве потребительной стоимости и стоимости. Первая образует вещественное содержание… его стоимости, т.е. его внутренней социальной, или общественной формы»[27]. Итак, потребительная стоимость товара есть его содержание, а стоимость его форма. А ведь у Маркса как раз наоборот.

Действительно,

т.е. материальные блага составляют вещественное содержание богатства любого общества. Но разве здесь говорится, что содержанием товара является потребительная стоимость, а формой – стоимость? Отнюдь нет! Здесь нет анализа товара, нет анализа того, что есть в нем содержание, а что – форма. Между тем в «Капитале» совершенно определенно, исключая всякие кривотолки, показано, что содержанием товара является стоимость, а формой – потребительная стоимость.

И далее:

Таких высказываний, где Маркс с абсолютной научной неопровержимостью доказывает, что стоимость не только содержание товара, но и главная, определяющая противоположность в товаре, подчиняющая себе все и вся, в том числе свою форму проявления – потребительную стоимость, можно привести множество. По Марксу, сущность товара есть стоимость. Поэтому он исследует, как закон стоимости неизбежно прокладывает себе путь.

Маркс по всему «Капиталу» – от начала до конца – прослеживает, как стоимость прокладывает себе путь, модифицируется, разворачивается, обогащается, конкретизируется. Рассуждениями о том, что потребительная стоимость составляет содержание товара, а стоимость – его форму, перечеркивается все учение Маркса о прибавочной стоимости, поскольку последняя является модификацией самой стоимости в определенных условиях. Получается, что прибавочная стоимость не является главным содержанием экономических отношений буржуазного общества, отношений между трудом и капиталом, и есть лишь момент формы этих отношений. Если содержанием товара является потребительная стоимость, а стоимость – формой, а в их диалектике главная, определяющая категория есть содержание, то выходит, что Маркс исследовал потребительную стоимость. Тем самым Маркса превращают в товароведа, а не в основоположника научной политической экономии.

Но Маркс подчеркивал, что «Капитал» – исходный и конечный пункт его исследования.

Обмен одного товара на другой у Маркса не есть отношение вещей (как у Смита и Рикардо), а есть отношение между людьми, прикрытое «вещной оболочкой», т.е. потребительной стоимостью – вещной оболочкой, или «вещественным носителем стоимости», являющейся сгустком производственных отношений, воплощенным в потребительной стоимости. Потребительная стоимость Марксом не исследуется с точки зрения товароведения, технологии или физических, химических и т.д. ее свойств, ибо сам Маркс предупреждал, что «политическая экономия – не технология» [МЭ: 12, 712.], и потребительная стоимость берется как противоположность стоимости, взаимопревращение которых и есть восхождение, модификация самой стоимости. Это означает, что только благодаря диалектике этого взаимопревращения, стоимость может прокладывать себе путь, подчиняя все и вся.

Следовательно, товар, капитал и все другие экономические явления исследуются Марксом как политико-экономические категории, выражающие объективные капиталистические производственные отношения, а не «вещественное содержание» и «социальную форму».

Что же касается потребительных стоимостей, то они не отрицаются Марксом и, безусловно, имеют свои вещественное содержание и форму, являются вещественным содержанием богатства и т.д., но, как показано выше, составляют «предмет особой дисциплины – товароведения». У Маркса же речь идет о товаре как о политико-экономической категории, где потребительная стоимость является «оболочкой», вещественным «носителем», «формой проявления» своего содержания – стоимости.

2. «Процесс создания „Капитала“, – читаем далее в той же статье, – можно разделить на два основных этапа. На первом этапе ярче выражено исследование, на втором – научное изложение»[28]. Возникает вопрос: как же можно «ярче выражать» нечто без изложения? К чему такое спекулятивное разделение «Капитала» на два этапа? Оказывается, это нужно было вот для чего: «Метод К. Маркса выступает как диалектическое единство способа исследования и способа изложения, являющихся сторонами единого процесса познания»[29]. Такое заявление просто вызывает недоумение, ибо до этого автор приводит цитату из Маркса о том, что «конечно, способ изложения не может с формальной стороны не отличаться от способа исследования». Сказано ясно, определенно – «с формальной стороны». Это значит, что речь, в сущности, идет об одном и том же диалектическом способе исследования и изложения, отличие только формальное, поскольку изложение очищено от ненужного, случайного материала. Но повторяем: содержание одно и то же, сущность одна и та же. Следовательно, нет двух способов, а есть один, – и исследования, и изложения.

3. Далее. Оказывается, такое разделение нужно было еще и для того, чтобы истолковать по-своему принцип восхождения от абстрактного к конкретному, разработанный и примененный в «Капитале»: «Характерным для процесса исследования является движение от конкретного к абстрактному… в то время как процесс научного изложения представляет собой восхождение от абстрактного к конкретному»[30]. Это заявление автора не только подчеркивает его ошибочное мнение о разных способах исследования и изложения, но и показывает то, что он не имеет никакого представления ни об «абстрактном», ни о «конкретном», ни о самом принципе восхождения. «Абстрактное» у него отождествляется с научной абстракцией, а «конкретное» с объективным «предметно-конкретным».

А вот как «интерпретирует» метод Маркса П.Н. Федосеев: «нередко утверждается и всячески рекламируется, как венец марксистско-ленинской теории познания, вырванная из контекста произведения Маркса формула „от абстрактного к конкретному“… Эта формула безоговорочно приписывается и Ленину, хотя он говорил как раз обратное»[31].

Поскольку наши авторы не знают, что есть «абстрактное», а что – «конкретное», поясним.

Абстрактное имеет ряд аспектов:

а) абстрактное есть бедное содержанием знание, оно есть момент, сторона конкретного и снимается дальнейшим восхождением;

б) поскольку абстрактное есть бедное содержанием знание, то оно может быть как результатом чувственного этапа познания, так и результатом абстрактного мышления;

в) абстрактное не только идеальное, не только момент, форма познания, но и объективное явление, которое не развито, не богато содержанием, оно возникло, но еще не стало, не обогатилось содержанием. Так, абстрактный труд существует объективно, независимо от познающего субъекта, независимо от того, познал он его или нет. Сведение различных видов труда к общественному, к простой затрате рабочей силы «представляется абстракцией, однако, это такая абстракция, которая в общественном процессе производства происходит ежедневно» [МЭ: 13, 17.];

г) абстрактное как оторванное от жизни и практики знание, как момент заблуждения;

д) абстрактное как характеристика, сущность мышления.

Что же касается «конкретного», то

Более того, в познании очень необходимо четко проводить различие «абстрактного» и «конкретного» в формальной логике и диалектической логике. В формальной логике понятие образуется на основе закона обратного отношения объема и содержания, а в диалектической логике, наоборот, на основе прямого отношения объема и содержания, поэтому в первом случае бедное содержанием понятие выдается за конкретное, а конкретное – за бедное.

Говоря о методе «Капитала», надо помнить, что, во-первых, «абстрактное» и «конкретное» Маркс разрабатывает и применяет к исследованию в диалектической интерпретации, а не в формально-логической; во-вторых, он совершенно четко и определенно применяет тот аспект этих категорий, где речь идет о знании, что «абстрактное» есть бедное содержанием знание, а «конкретное» есть синтез абстрактных определений. Иными словами, познание восходит от низшего к высшему, от простого к сложному. Объективное «конкретное» с принципом восхождения от абстрактного к конкретному ничего общего не имеет, поскольку оно объективно. Для его познания и применяется принцип восхождения от абстрактного к конкретному. На первом этапе пути познания мы имеем чувственно-конкретное. Это чувственно-конкретное знание есть бедное содержанием знание, т.е. абстрактное знание, восходящее к абстрактному мышлению, которое членит чувственно-конкретное на противоположности, исследует их в чистом виде, вычленяет сущность, прослеживает путь ее модификации (движение стоимости в «Капитале») и синтезирует абстрактные определения, т.е. духовно воспроизводит целое, конкретное таким, каким оно является в действительности.

Недоумение вызывает то обстоятельство, что авторы приводят цитату из Маркса, где он говорит о своем методе. Но, во-первых, Маркс отмечает, что

Сказано однозначно – «духовно конкретное». Во-первых, Маркс совершенно ясно указывает, что этот принцип есть принцип научного исследования, есть духовное воспроизведение конкретного, как синтез абстрактных определений. Наши авторы переворачивают этот принцип, уничтожают его, приписывают Марксу собственные домыслы. Маркс нигде, никогда не говорит, что его метод исследования есть движение от конкретного к абстрактному, наоборот, он подчеркивал, что этот метод является ошибочным, что правильным в научном отношении является метод восхождения от абстрактного к конкретному [См. МЭ: 12, 726, 727.]. Это он не только подчеркивает, но и реализует.

Широко распространено мнение о том, что поскольку метод восхождения от абстрактного к конкретному был открыт Гегелем, то, следовательно, этот метод идеалистический, и что «переход от конкретного к абстрактному есть существенная (!) черта метода Маркса» и доказывает его материализм. К сожалению, не учитывается в полной мере другое, а именно: без Гегеля нельзя вполне понять ни данного, ни любого другого принципа диалектики. Выше нами приводились высказывания Маркса, Энгельса, Ленина по этому поводу.

Уничтожение метода восхождения от абстрактного к конкретному П.Н. Федосеев «аргументирует» и ссылкой на цитату В.И. Ленина о том, что

Но ведь эта цитата еще раз доказывает непонимание природы абстрактного и конкретного. Поясним и это.

Прежде всего следует подчеркнуть еще раз, что конкретное, существующее объективно, никакого отношения к познанию не имеет, поскольку оно объективно, т.е. существует независимо от сознания и познания.

Далее на витке спирали познания «конкретное» встречается дважды. На первом этапе, т.е. на этапе живого созерцания предмет воспроизводится в формах ощущений, восприятий как чувственно-конкретное, которое еще не расчленено, не познано. Это абстрактное, то есть бедное, внешнее знание о предмете или кажимость, скажем, знание товара без его анализа. Это есть начало восхождения от абстрактного к мысленно-конкретному. Далее познание от этого первого этапа восходит ко второму этапу – рассудку. Последний действует разделяющим и абстрагирующим образом, логически членит чувственно-конкретное целое на свои противоположности, как абстрактные определения, исследует их в чистом виде как самостоятельные моменты. Например, товар рассудок расчленяет на потребительную стоимость и стоимость. Но познание на этом не останавливается и восходит к третьему этапу витка – к разуму. Последний синтезирует абстрактные определения, воспроизводит целое, т.е. духовно воспроизводит то конкретное, которое существовало объективно, независимо от познания, но в данном случае оно является уже мысленно-конкретным (товар как единство потребительной стоимости и стоимости). Цитата В.И. Ленина выражает восхождение от чувственно-конкретного к мысленно-конкретному, что полностью совпадает с другой формулой В.И. Ленина:

4. Доказательством незнания метода «Капитала» является и утверждение, будто «Капитал» конкретизировался в работах «Наемный труд и капитал», «Заработная плата, цена и прибыль», «Критика Готской программы», «Анти-Дюринг» и др. Такое заявление неверно. «Капитал», во-первых, есть самое конкретное произведение из всех произведений, созданных Марксом и Энгельсом, главный труд марксизма, поэтому он не конкретизировался в названных трудах, во-вторых, как мог «Капитал» конкретизироваться, скажем, в работе Маркса «Заработная плата, цена и прибыль», которая Марксом написана раньше «Капитала» – 27 июня 1865 г., в то время как первый том «Капитала» вышел в 1867 г.

5. Свое заблуждение наши авторы приписывают и В.И. Ленину. Так, В. Выгодский пишет: «Совершив переход от конкретного к абстрактному в процессе исследования экономики России, В.И. Ленин затем – в полном соответствии с методологией К. Маркса – перешел к дальнейшему развитию теории путем восхождения от абстрактного к конкретному»[32]. И здесь обратное движение: сначала исследование идет от конкретного к абстрактному, т.е. от богатого к бедному, от высшего к низшему, а затем – наоборот.

Метод восхождения от абстрактного к конкретному извращают и с помощью софистически понятого принципа всесторонности рассмотрения. Суть этого софизма состоит в следующем: если одни авторы «придают первостепенное значение методу восхождения от абстрактного к конкретному, другие – от конкретного к абстрактному… то нужно учитывать и то и другое»[33]. Можно, конечно, иметь свою точку зрения на этот вопрос, но ведь речь идет о методе Маркса, который им излагается совершенно четко, определенно и однозначно (см. Т. 12. § 3 «Метод политической экономии»).

Незнание «Капитала» Маркса породило не только эти заблуждения, но и множество других, в том числе и такое, как так называемый четвертый том «Капитала». «Теории прибавочной стоимости» объявили четвертым томом «Капитала». Но это неверно как исторически, так и логически. Исторически – потому, что они созданы, в основном, до «Капитала». Марксу пришлось лишь на достигнутом высшем уровне исследования вносить в них соответствующие изменения. Логически неверно потому, что, во-первых, сам Маркс не включал их в структуру «Капитала»; во-вторых, если второй том является логическим продолжением первого тома, а третий – второго, то четвертый не является продолжением третьего тома; в-третьих, потому, что, разработав и применив диалектику как теорию познания, Маркс логически расчленяет единое капиталистическое производство на свои противоположности – на «процесс производства капитала» (первый том) и на «процесс обращения капитала» (второй том), а затем их синтезирует (третий том), что и есть «процесс капиталистического производства, взятый в целом». Иными словами, Маркс духовно воспроизводит целое, восходит к мысленно-конкретному. Объявление же «Теорий прибавочной стоимости» четвертым томом наносит вред, ибо создает впечатление, что третий том не воспроизводит целое и разрушает логическую структуру «Капитала».

Незнание «Капитала» Маркса есть источник не только вышеприведенных заблуждений, но и неумения применять его методологию для развития политэкономии социализма. Выше говорилось о заблуждении в понимании предмета политэкономии социализма. Этим же источником объясняются заблуждения по таким вопросам, как сущность социалистического производства, структура курса политэкономии социализма, принцип восхождения от абстрактного к конкретному, исходная абстракция, принцип объективности рассмотрения, основной экономический закон и основное противоречие социализма и т.д. Эти вопросы в высшей степени актуальны для судьбы политэкономии социализма, поэтому следует выразить свое отношение к ним хотя бы вкратце.

Сущностью капиталистического производства является производство прибавочной стоимости, присваиваемой классом капиталистов, сущностью социалистического производства – производство прибавочного продукта, идущего на благо всего общества. Расширенное воспроизводство есть основное и решающее условие развития социализма.

Все это дает основание для вывода о том, что структура политэкономии социализма должна выражать: 1) процесс производства прибавочного продукта; 2) процесс обращения прибавочного продукта и 3) процесс социалистического производства, взятый в целом.

К построению политэкономии социализма необходимо применить метод восхождения от абстрактного к конкретному, также глубочайшим образом разработанный в «Капитале». До сих пор окончательно не решен вопрос об исходной абстракции при построении политэкономии социализма как системы: одни авторы в качестве таковой считают общественную форму собственности на средства производства, другие – непосредственно общественный труд, третьи – планомерность, четвертые – коллективность, пятые – социалистический продукт и т.д. По нашему мнению, исходной абстракцией политэкономии социализма является абстракция прибавочного продукта, ибо она выражает сущность предмета в неразвитом виде, основу, на которой развиваются все остальные категории. Это предельная и непосредственная абстракция, «клеточка», которая содержит в себе в неразвитом виде все противоречия предмета и совпадает с тем, что было исторически первым в реальном развитии предмета. От этой абстракции и должна восходить политэкономия социализма. Решения январского, июньского (1987 г.) Пленумов ЦК КПСС, принятые сессией Верховного Совета СССР законы, в особенности о государственном предприятии (объединении) – короче, процесс коренной перестройки всех сфер жизнедеятельности нашего общества является ярким подтверждением этого.

Однако восхождение от чувственно-конкретного к абстрактному заключает в себе свою противоположность – восхождение от абстрактного к конкретному. Процесс восхождения к конкретному выступает как последовательная модификация, развертывание исходной абстракции. При этом следует строго руководствоваться принципами методологии «Капитала», в особенности принципом объективности рассмотрения, не подменять данный предмет исследования другим, не уходить от него в сторону, а исследовать его самого, т.е. внешнее, кажущееся не выдавать за сущность.

§ 4. Нет такого экономического закона

К сожалению, это требование не всегда соблюдается авторами, занимающимися изучением основного экономического закона социализма. Одно время экономисты определяли основной экономический закон социализма следующим образом: обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путем непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники (это тоже из «Экономических проблем…» Сталина)[34]. В последующих изданиях учебника «Политической экономии» эта формулировка несколько изменяется. Авторы выделяют такие характерные черты основного экономического закона социализма, как непрерывное расширение и совершенствование производства на базе передовой техники в целях наиболее полного удовлетворения постоянно растущих потребностей и всестороннего развития всех членов общества. Такую же формулировку приводили все авторы, пишущие об этом законе, как в учебной, так и в специальной научной литературе[35].

Обращает на себя внимание то, что в некоторых трудах по политэкономии не дается дефиниция основного экономического закона социализма, а лишь говорится, что этот закон «выражает…». Но что из себя представляет сам этот закон, способный выражать нечто, остается неизвестным. И сейчас выдвигаются различные дефиниции основного экономического закона. Так, в учебнике политэкономии под редакцией академика А.М. Румянцева (1980, 1982 гг.) дается такая его формулировка: «Обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества путем непрерывного роста и совершенствования общественного производства»[36].

Примерно такую же дефиницию дает и В.Н. Черковец: «Основной экономический закон социализма – закон социалистического планомерно организованного непосредственно-общественного производства, выражающий необходимость обеспечения роста материального благосостояния и всестороннего развития всех членов общества на основе их объединенного в масштабе общества, освобожденного от эксплуатации, коллективного труда».

Итак, более тридцати пяти лет предлагаются все новые и новые формулировки указанного закона, но суть их остается та же. И если освободить подобные многочисленные формулировки от словесной формы, то останется весьма тривиальное содержание: чтобы жить, надо потреблять, чтобы потреблять, надо производить. Ни «обеспечение полного благосостояния», ни «всестороннее развитие», ни «непрерывный рост» и «совершенствование общественного производства» не могут составлять сущности закона, ибо они сами есть следствие экономических законов социализма, и прежде всего – следствие основного экономического закона.

Методологический просчет состоит в том, что предлагаемые формулировки основного экономического закона социализма выносят его за рамки самого материального производства. Что целью социализма является более полное удовлетворение потребностей – это вне всякого сомнения. И тем не менее цель, план, потребность сами по себе не есть вообще экономический закон, а есть идеальное. Потребность есть «идеальный, внутренне побуждающий мотив производства» [МЭ: 12, 717.]. Так где же уважаемые авторы открывают этот закон? Оказывается, в отношении между идеальным и материальным, но не в самом материальном. Трудно поймать черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет.

В связи с этим напомним общеизвестную истину: всякое действие человека (независимо от социальных условий), прежде чем быть реализованным в жизни, проходит через его голову в формах цели, плана, желания, стремления, потребности и т.д., которые в конечном итоге обусловлены материальным источником, но являются идеальными. Слов нет, отношение между идеальным и материальным является противоречивым, но так или иначе оно не есть экономический закон, ибо последний есть выражение объективных материальных производственных отношений. Следовательно, экономические законы, а тем более основной, нужно открывать непосредственно внутри их, а не между идеальным и материальным.

То же самое можно сказать об основном противоречии социализма. Его также открывают вне производства. Нельзя согласиться с тем, что это противоречие есть «противоречие между растущими общественными потребностями и достигнутым в каждый данный период уровнем развития общественного производства»[37].

А.М. Румянцев, исходя из того же недоразумения «вечного опережения потребностей производства», даже требует «дать научное определение понятия разумных потребностей всех членов общества»[38]. Допустим, что каким-то чудом удастся дать такое определение. Но если сегодняшние потребности являются «разумными», то завтра производство из своего чрева породит новые, невиданные ранее потребности. Это будет означать, что «разумные» потребности стали «неразумными». С другой стороны, удовлетворенная потребность рождает новые потребности. Мы не против учета. Социализм есть учет, верно. Но ведь учет истинен тогда, когда он адекватно совпадает с предметом учета. А этот предмет есть диалектический процесс. Следовательно, и учет должен быть таким же процессом, т.е. должен быть реальным противоречием. Вот это как раз не учитывается. Поэтому и здесь А.М. Румянцев исходит из той же догмы: «потребности всегда опережают производство, которое всегда отстает от них». Поэтому он хочет дать научное определение таких «разумных» потребностей, которые были «разумными» на все времена жизни общества. Но это вовсе не оригинально. Так, Маркс критиковал (напомним еще раз) тех экономистов, которые одну сторону противоречия рассматривали как процесс, в изменении, а другую как неизменную, постоянную.

Объективно подобные утверждения могут принести только вред, так как они «научно» оправдывают наши любые недостатки и просчеты в экономике[39]. Действительное противоречие между потребностями и производством выражается в его практическом осуществлении, реализации. И для этого нужно разрешить не внешние, а внутренние противоречия в главной и основной сфере социального бытия – в производстве.

Противоречие между потребностями и производством не указывает непосредственно на тенденцию развития общества, не объясняет перехода от одной исторической ступени развития к другой. Основное противоречие то, которое характеризует лицо данного способа производства на данном этапе его развития, определяет собой тенденцию его развития, обусловливает возникновение и разрешение других противоречий. Это есть такое противоречие, разрешение которого приводит к глубинному качественному изменению – переходу от низшей ступени к высшей.

Основным противоречием любой общественной формации, в том числе и коммунистической, является противоречие между формой – производственными отношениями и содержанием способа производства – производительными силами. Отрицать основное противоречие в способе производства – значит отрицать решающую, основную роль способа производства в жизни общества. К тому же, объявляя противоречие между ростом потребностей и уровнем производства основным противоречием социализма, мы невольно или вольно объявляем противоречие внутри самого способа производства «неосновным», закрывая тем самым дорогу к выявлению и ликвидации действительно глубоких внутренних противоречий материального производства, что не способствует развитию нашего общества.

Таким образом, противоречие внутри способа производства – основное противоречие любой формации, и в этом смысле оно «неизменно». Все это не только не исключает, а напротив, предполагает тот факт, что конкретный характер, реальное содержание основного противоречия не могут оставаться неизменными – они так же историчны, как исторично само материальное производство. Другими словами, в каждой общественно-экономической формации указанное противоречие модифицируется, т.е. проявляется в различных, специфических формах, проходит различные этапы развития. Однако именно оно всегда выступало и выступает как основное противоречие формации. В социалистическом обществе противоречия между содержанием и формой способа производства, разумеется, неантагонистического характера, они выражаются в специфической форме и разрешаются иными средствами, чем при капитализме. Поэтому не должно быть механического сравнения или аналогии этих противоречий с противоречиями буржуазного общества.

Следует подчеркнуть, что в силу своей объективной природы все противоречия социалистического способа производства разрешаются на его собственной основе. В социалистическом способе производства нет и не может быть неразрешимых противоречий. По мере роста производительных сил непрерывно возникают новые противоречия. Поэтому нет основания для того, чтобы то или иное исторически возникшее и исторически преходящее противоречие постоянно считать основным, главным. Напротив, то или иное противоречие является главным, основным не вообще, а лишь на данном этапе, в данных условиях, в данном отношении, это и дает социалистическому и коммунистическому обществу возможность сознательно, планомерно регулировать свою экономическую жизнь, вскрыть и своевременно ликвидировать возникающие конкретные противоречия в способе производства, а не увековечивать их. Объявить же то или иное конкретное противоречие в социалистическом способе производства постоянным основным – значит объявить социалистические производственные отношения косными и неизменными. Несомненно, есть противоречия, которые существуют на протяжении всей первой фазы коммунистической формации, например, противоречие, связанное с фактическим материальным неравенством членов общества, но оно будет разрешено на второй фазе.

Если основное противоречие капиталистического способа производства является единым и постоянным для всей капиталистической формации и разрешение его означает гибель этой формации, то в социалистическом способе производства нет такого единого, постоянно основного противоречия для всей формации. Именно поэтому разрешение исторически возникающих противоречий ведет не к гибели социализма, а к его развитию, к перерастанию социализма в коммунизм. Для научного познания противоречий недостаточен абстрактный, умозрительный подход, а нужен их конкретный политико-экономический анализ.

Мы не ставили перед собой задачи исследования ни основного экономического закона, ни основного противоречия социализма, а лишь указали на то, какие некоторые выводы можно сделать из применения методологии «Капитала» к постановке и обсуждению наиболее актуальных на сегодняшний день проблем политической экономии социализма.