Несколько мгновений после ухода Нила они не двигались с места, стояли молча. Джоанну кольнуло дурное предчувствие.
Неожиданно вспомнив, что на ней остался пиджак Нила, она направилась к двери.
— Нил забыл свой пиджак, — поспешно объяснила она.
Чарльз преградил ей дорогу.
— Он не понадобится ему ночью, — тихо сказал он. — Пойдемте в гостиную. Становится прохладно, да и бабушкино окно открыто.
Джоанна колебалась. Она не могла решить, остаться ли ей лучше на террасе, где она не может разобрать выражение его лица или вернуться в комнату, где будет видна каждая ее реакция. Но становилось свежо, поэтому ей пришлось последовать за Чарльзом в дом.
Чарльз закрыл стеклянные двери и включил лампу.
— Хотите чего-нибудь выпить? — спросил он.
Джоанна покачала головой.
— Послушайте, я уже хочу спать. Не может ли этот разговор подождать до утра?
Чарльз бросил на нее насмешливый взгляд.
— Вы быстро приспосабливаетесь к новым условиям. В Париже в это время вы еще не в постели.
— Мы не в Париже.
— Вы жалеете об этом? — поинтересовался он, наливая себе виски из хрустального графина.
— Может не будем сейчас говорить об этом? Я так устала…
— Нет, вы не устали. Вы боитесь, — быстро возразил он.
Она удивленно посмотрела на него.
— Боюсь? — переспросила она. — Чего я должна бояться?
— Я не совсем уверен в причине. — Чарльз присел на подлокотник кресла. — Наиболее вероятно то, что вы ждете нагоняя за свое сегодняшнее шутовство.
Джоанна не возразила.
— Если уж мы вынуждены беседовать в такое позднее время, могу я хотя бы закурить? — сдержанно спросила она и, сняв пиджак Нила, положила его на стул.
Чарльз удивленно поднял бровь, но промолчал. Немалым усилием воли Джоанне удалось сдержать дрожь пальцев, когда она прикуривала от его зажигалки.
— Спасибо, — холодно сказала она и села спиной к свету.
— Почему вы не спросите, какое шутовство? — продолжал Чарльз. — Потому что вы знаете, что я имею в виду.
— Очевидно, вы имели в виду мое пение — хотя подобная оценка не слишком лестная. Но я не виновата. Это была идея Нила.
— Но вы же не будете отрицать, что пытались нас шокировать?
— Не буду. Зачем? Но я отказалась от гонорара и имею полное право вести себя, как мне нравится — в пределах приличий, конечно. Я не думаю, что мое выступление расстроило бабушку.
— Напротив, оно ее очень позабавило.
— А вас, кажется, нет?
— Я бы не сказал. Мне кажется, второй номер удался на славу. Скажите, у вас всегда так учащается пульс, когда вы поете?
Джоанна осторожно затянулась сигаретой и удивилась, как люди могут курить постоянно — ведь это так противно.
— Я не понимаю… — сказала она.
— Я держал вас за руку, — насмешливо произнес он. — У вас был феноменальный пульс.
Джоанна вспыхнула.
— Вероятно, оттого, что вы слишком сильно стиснули мне руку.
— Не может быть. — Он подошел к ней, сев рядом и взял ее за руку. — Никаких следов не осталось.
Джоанна с трудом подавила порыв вырваться и убежать. «Что со мной творится?» — в замешательстве думала она.
— Послушайте, я хочу спать, — сказала она наконец, заметив, что он не собирается отпускать ее руку. — Не могли бы вы говорить по существу.
Чарльз отпустил ее руку и встал.
— Вы, пожалуй, правы, — произнес он каким-то странным тоном, — сейчас не время для разговоров. Мы поговорим об этом завтра. Вы знаете, где здесь выключатели?
— Конечно, знаю, — ответила она. — Но разговор… о чем он будет, Чарльз?
Чарльз уже был у двери.
— Скажу завтра, — спокойно ответил он. — Спокойной ночи, Джоанна. Приятных сновидений.
И прежде чем она успела потребовать от него объяснений, он вышел на террасу и скрылся из виду.
Со смешанным чувством любопытства и разочарования Джоанна медленно пошла к двери, заперла ее, загасила противную сигарету и выключила свет.
Потом вышла в холл.
Ей хватало лунного света, чтобы в темноте подняться по лестнице. Когда ее рука коснулась перил, она услышала шум машины и остановилась.
Что в Чарльзе заставляет ее остро чувствовать каждое его слово, каждый взгляд и жест? Она ощущала его присутствие даже, когда оба они разговаривали с другими людьми. Это было похоже… на какой-то магнетизм, потому что когда бы он ни был рядом, она боролась… С чем? С влечением к нему? Нет, конечно, нет! Ведь он ей совсем не нравится!
Он слишком правильный, слишком умный, слишком прямой.
«Сильный мужчина во всех отношениях, — подсказал ее внутренний голос. — Не потому ли ты не смогла полюбить Ива, что чувствовала его слабость? А сейчас, когда ты встретила сильного мужчину, ты боишься его.» Джоанна прислонилась к полированным перилам. «Но почему же я боюсь его?» — не могла она понять.
«Потому что знаешь: такой мужчина, как Чарльз, может изменить всю твою жизнь, — услышала она как бы со стороны. — Он способен похитить твою хваленую независимость, разрушить твои планы на артистическую карьеру. Он может заставить тебя влюбиться в него».
— Нет! — Она выкрикнула это вслух, вздрогнув от звука собственного голоса. Сердце ее громко застучало, во рту пересохло. «Он не может, а я не хочу! — отчаянно протестовала она. — Я не хочу ни в кого влюбляться. Я хочу быть сама по себе!» Джоанна поднялась уже почти до верхней площадки лестницы, когда услышала в коридоре негромкие шаги. На лестнице неожиданно вспыхнул яркий свет. Она замерла на месте. Наверху появилась миссис Даррант. На ней был шерстяной халат, на голове — сетка для волос. Без румян, с волосами, спрятанными под сетку, она выглядела до неприличия бледной и старой.
— Ты! — вскрикнула она сдавленным голосом. — А где Ванесса?
Джоанна поднялась наверх.
— Спит, наверное. Чарльз сказал, что она пошла к себе.
— Но он ведь только что уехал. Я слышала шум машины.
Джоанна кивнула. Она была слишком занята собственными чувствами, чтобы заметить беспокойство тетки и почти лихорадочный блеск ее глаз.
Джоанна хотела пройти мимо нее, но Моника схватила ее за рукав.
— Почему она ушла спать? Что случилось? — потребовала она ответа.
— Наверное, устала, — спокойно ответила Джоанна, пытаясь освободиться. Но миссис Даррант держала ее крепко.
— Я не думаю, что она устала! — сердито возразила Моника. — Ты была с ним… одна! — возмущенно прошипела она. — Чем вы занимались?
Джоанна отпрянула. Только тут она увидела, каким гневом и ненавистью горят глаза ее тетки.
— Ничем мы не занимались, — беспомощно пробормотала она. — Я была с Нилом в саду, потом мы увидели Чарльза и он сказал, что хочет поговорить со мной.
— О чем?
— Я еще не знаю. Он вдруг решил, что уже слишком поздно, и отложил разговор на завтра. Не пойти ли нам спать, тетя Моника? Уже почти два часа ночи.
Миссис Даррант взглянула на племянницу с таким возмущением и злобой, будто готова была ее ударить. Потом: с видимым усилием она взяла себя в руки. На лице ее осталось злое, враждебное выражение, но в голосе уже не было истеричных ноток.
— Надеюсь, ты не потревожила маму, поднимаясь по лестнице в столь поздний час, — холодно сказала она. — Сегодняшний вечер и так был слишком утомительным для нее. — С этими словами она повернулась и скрылась в своей комнате, оставив Джоанну в недоумении и тревоге.
На следующее утро Джоанна проснулась от настойчивого стука в дверь. Взглянув на часы, она увидела, что уже без четверти одиннадцать. Она быстро вскочила с постели и поспешно накинула на себя халатик.
Открыв дверь, Джоанна увидела, что разбудил ее Нил.
— Прости, если я нарушил твой сон, — весело сказал он. — Но сегодня прекрасная погода, и я подумал, не съездить ли нам на побережье искупаться. Это всего в пятнадцати милях отсюда, так что мы успеем вернуться к ленчу. Все остальные пошли в церковь.
Джоанна откинула со лба растрепавшиеся волосы. Ей удалось уснуть лишь на рассвете, и отдохнула она плохо.
— О Нил, даже не знаю, — устало произнесла она. — Я отвратительно себя чувствую, да и купальника у меня нет.
— Позаимствуй у Вэн, — предложил он.
— Нет, не могу… по крайней мере без спроса. Честно говоря, я бы лучше позагорала в саду.
— Ладно, давай позагораем вместе. Может быть, после ленча ты придешь в себя, — согласился он. — Слушай, а ты всегда запираешь дверь на ночь?
Пока Нил не спросил об этом, Джоанна и не вспомнила, что накануне вечером заперла свою дверь. А сейчас, вспомнив о причине, толкнувшей ее на такую предосторожность, она смущенно покраснела.
— Нет, обычно я ничего такого не делаю, — ответила она. — Должно быть, я заперлась машинально.
Смущение и неуверенный тон Джоанны заставили Нила взглянуть на нее с удивлением, но он ни о чем не спросил.
— Я попрошу Элис приготовить тосты и кофе для тебя, увидимся внизу.
— Нил… — нерешительно начала она, — почему бы тебе не поехать искупаться? Честно говоря, мне надо написать пару писем, так что я вполне могу остаться одна.
Он пристально посмотрел на нее, потом пожал плечами.
— Хорошо, если уж ты меня гонишь, — сдержанно ответил он и ушел, не дав ей времени возразить.
Умывшись, Джоанна надела открытый топ и желтые шорты. К тому времени, когда все вернутся из церкви, она успеет переодеться в платье, а сейчас ей было гораздо удобнее в шортах.
Выходя из комнаты, она заметила ключ в двери и грустно усмехнулась. Сейчас все это казалось смешным, но вчерашняя сцена с Моникой сильно подействовала на нее. Лежа в постели, она никак не могла забыть злобную гримасу, на мгновение исказившую лицо миссис Даррант. А когда в коридоре скрипнула половица, ей показалось, что кто-то крадется в темноте. Глупость, конечно, но воображение способно сыграть с человеком и не такую шутку. Джоанна встала и на всякий случай заперла дверь.
Когда она спустилась вниз, Нил уже уехал. Она позавтракала на кухне с Элис, потом, взяв письменные принадлежности и воскресные газеты, удобно устроилась на террасе.
От теплых солнечных лучей, аромата роз и отдаленного жужжания газонокосилки, Джоанну потянуло в сон. Растянувшись в шезлонге, она задремала.
Когда она проснулась, в соседнем кресле сидел Чарльз с бокалом пива в руке.
— О боже, который час? Мне пора переодеваться, — в замешательстве воскликнула Джоанна. Ей показалась, что она проспала несколько часов.
— Не торопитесь, еще только двенадцать. Остальные вернутся не раньше, чем через час. Они пошли с визитами, — спокойно сказал Чарльз.
Джоанна выпрямилась и поправила волосы. Ей было интересно, давно ли пришел Чарльз. Она пожалела, что не взяла с собой жакет — сейчас она могла бы накинуть его поверх очень открытого топа.
Даже если Чарльз и разглядывал ее пока она спала, сейчас он не смотрел в ее сторону. Откинув голову на спинку кресла, он смотрел на макушки деревьев в конце сада.
— Я думал, вы уехали с Нилом, — помолчав, сказал он.
— Он поехал купаться. А мне захотелось отдохнуть здесь. — Она заметила, что на столе появился кувшин фруктового сока со льдом. Она налила себе немного в стакан.
— Такое равнодушие… настоящее или наигранное? — спросил Чарльз как бы между прочим.
— Конечно, настоящее. Я плохо спала ночью.
Чарльз повернул голову и взглянул на нее.
— Вы могли бы немного остудить его пыл.
— Зачем? Нил мне нравится… даже очень.
— Я это заметил вчера, — сдержанно сказал Чарльз. Он закурил. — Вы позволили бы ему поцеловать вас?
У Джоанны стеснилось дыхание.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду.
Он вздохнул.
— Послушайте, Джоанна, не стоит разыгрывать из себя наивную дурочку. Вы бываете упрямой, порой неуправляемой, но глупой — никогда.
— Значит, вы предпочитаете услышать, что это не ваше дело? — резко спросила она.
Чарльз рассмеялся.
— Пожалуйста, если вам так хочется. Но в данном случае это мое дело.
— Мне и вправду непонятно, каким образом это вас касается, — съязвила она. — Ведь нам обоим уже не восемнадцать, мы свободны, значит, сами вправе решать, с кем нам целоваться.
— А вы хотели, чтобы он поцеловал вас? — спросил он каким-то странным тоном.
Джоанна напустила на себя беспечный вид.
— Не особенно. Но я не думаю, что поцелую надо придавать такое уж значение. Это просто… нечто приятное.
Чарльз ответил не сразу.
Он встал, прошелся до конца террасы, потом вернулся. То, о чем он думал, никак не отражалось на его лице.
Потом он уселся на край садового диванчика.
— Не позволяйте беспечности Нила вводить вас в заблуждение, Джоанна, — вдруг сказал он. — Под манерами плейбоя в нем скрывается очень эмоциональная натура.
Джоанна отпила сока.
— А вы, Чарльз, — мило улыбаясь сказала она, — настолько выше человеческих слабостей, что начисто лишены эмоций?
Чарльз внимательно посмотрел на нее.
— Это было сказано, чтобы задеть мое самолюбие? Или это вызов?
— Ну, из всех самых самонадеянных, заносчивых… — начала она.
Чарльз отбросил сигарету в клумбу и наклонился к Джоанне, взявшись руками за подлокотники ее шезлонга.
Джоанна инстинктивно отпрянула.
— Вы удивляете меня, Джоанна, — мягко, почти ласково сказал он. — Я не думал, что вы способны удариться в панику.
Джоанна взяла себя в руки.
— У вас странное чувство юмора, — холодно заметила она. — Мне вовсе не смешно. — И хотя она гордо вскинула голову и решилась встретиться с ним взглядом, сердце ее учащенно забилось.
Чарльз наклонился ниже.
— Почему вы решили, что я шучу? Может быть, я не такой влюбчивый как Нил, но я тоже неравнодушен к красоте. К тому же, вы только что сами сказали, что один поцелуй не так уж много значит. Давайте… просто приятно проведем время. — Он приподнял ее за локти и привлек к себе.
— Послушайте, Чарльз, перестаньте дразнить меня, — сдавленным голосом произнесла Джоанна.
Его глаза смотрели на нее с насмешкой.
— Не надо смущаться, дорогая.
— Я и не думала смущаться! — в сердцах бросила она. — Отпустите меня!
— Почему? Разве мои прикосновения вам неприятны?
Джоанна вся напряглась. Но Чарльз вдруг отпустил ее. Он раньше ее услыхал шаги в гостиной. Когда Элис вышла на террасу, он уже стоял, допивая свое пиво.
— Вы останетесь на ленч, мистер Чарльз? — поинтересовалась горничная.
— Нет, спасибо, Элис. Но я выпил бы еще пива, если ты принесешь мне лед, — беспечно ответил он.
Когда она ушла, он опять закурил.
— Извините меня, Джоанна, — коротко сказал он. — Вы правы: мне не следовало вас дразнить. Но я, по крайней мере, подтвердил свою теорию.
Извинение, хотя и неохотное, было совершенно неожиданным для Джоанны.
— Вот как? И что же это за теория? — чуть напряженно спросила она.
— В том, что под маской жизненной искушенности в вас гораздо меньше уверенности в себе, чем вы хотите показать.
Джоанна опустила глаза.
— Пожалуй, — тихо призналась она. — Но я думаю, ваш… эксперимент был не очень убедительным. Я привыкла к подобным наскокам других мужчин, но от вас заигрывания не ожидала.
Чарльз усмехнулся.
— Это вряд ли можно назвать заигрыванием… Но все равно, почему бы не от меня?
Она на секунду задумалась.
— Ну… вы просто относитесь к другому типу, — смущенно сказала она.
— К какому типу?
— О боже, неужели мы должны это обсуждать? — нетерпеливо воскликнула Джоанна.
— Может быть, тогда вы научитесь кое-чему новому и полезному, — ответил он. — Большинство мужчин относятся именно к «тому типу», моя дорогая. Отличаются лишь их мотивы и подход. И даже когда ты имеешь дело с хрестоматийно флегматичным англичанином, нельзя безнаказанно бросать ему вызов, — язвительно добавил он.
Джоанна открыла было рот, чтобы возразить, что она вовсе не хотела бросать ему вызов. Но в глубине души она вдруг ощутила, что Чарльз прав, что она действительно хотела расшевелить его.
Она решила переменить тактику.
— Не слишком ли общий принцип? — спросила она. — Или так уж трудно поверить, что девушка способна остаться равнодушной к неотразимым Карлайонам?
Он рассмеялся.
— Мужчине не надо доказывать женщине, что она привлекает его. Закидывать удочку — это женское дело.
— Ну, по крайней мере, вы признаете, что не стремитесь всех очаровать. Но на вашем месте я бы не стала слишком полагаться на любительские знания психологии. Женщины Мерефилда могут обладать определенными качествами, но это не значит, что они характерны для всех.
К дому подъехала машина, и Джоанна поспешно встала.
— Мне надо переодеться.
— Не забудьте насчет вечера, — сказал ей вслед Чарльз, когда она уже была у двери.
Джоанна недоуменно посмотрела на него.
— Друри пригласили нас на ужин, разве вы забыли? Я заеду за вами в семь. Можно не наряжаться. — Даже на расстоянии был заметен насмешливый блеск его глаз. — А потом мы заедем ко мне выпить чего-нибудь перед сном, и я покажу вам… мою коллекцию пластинок, — мягко добавил он.
Днем Джоанна долго беседовала с бабушкой. Нил не вернулся домой к ленчу, и Джоанна не могла избавиться от мысли, что он поступил совсем по-детски. А может быть, в предупреждении Чарльза была доля истины.
Кэти и Ванесса играли в теннис у соседей, миссис Даррант ушла к приятельнице на чашку чая, поэтому миссис Карлайон и Джоанна попросили принести им чай в беседку.
— Моника не любит накрывать стол на свежем воздухе, а мне это нравится, — весело сказала миссис Карлайон, когда Элис принесла им поднос с чаем и тарелками.
Наслаждаясь горячей ячменной лепешкой, Джоанна подумала, что отношения между бабушкой и теткой похожи на отношения шаловливой девочки и ее строгой гувернантки.
— Очень вкусно, — похвалила Джоанна тонкий сэндвич с огурцом.
— Да, Моника — отличная хозяйка… гораздо лучше чем когда-то я, — призналась миссис Карлайон, словно почувствовав, что ее прежние слова о дочери могли показаться не совсем лояльными. — Она сама все готовит, Элис только подаст на стол. За домашними заботами у нее почти не остается времени. Нам повезло, что она живет с нами.
— Я и не знала, что тетя Моника так хорошо готовит, — заметила Джоанна.
— Да. Она даже печет домашний хлеб, и надо признать, он гораздо лучше, чем тот, что продают в булочных. Жаль, что она с молодости только этим и занята. Мне иногда кажется, что ее жизнь была бы куда счастливее, будь у нее какая-нибудь профессия. Но твой дед не одобрял, когда девушки шли на работу, поэтому она вышла замуж за Эдварда Дарранта. Он был хорошим человеком, только слабохарактерным. Монике нужен был кто-то посильнее… вроде Чарльза.
— Я вижу, вы его очень любите, — с улыбкой сказала Джоанна.
Миссис Карлайон кивнула.
— Я знаю, что нехорошо иметь любимчиков, но Чарльз всегда был мне очень дорог, — призналась она. — Вероятно, потому, что он очень похож на твоего деда, только без его суровости и приступов дурного настроения. — Она улыбнулась. — В молодости я недоумевала, что поддерживает жизнь в пожилых людях. Я не понимала, зачем они живут, если все самое прекрасное в жизни — любовь, замужество, рождение детей — для них уже в прошлом. Наверное, и ты так думаешь?
Джоанна помедлила с ответом, и бабушка, усмехнувшись, похлопала ее по руке.
— Конечно, думаешь, — сказала она. — В твоем возрасте человек старше пятидесяти кажется дряхлым старцем. Не бойся старости, Джоанна. Она не столь печальна, как кажется молодым. В ней даже есть свои преимущества. Оглядываясь на прошлое, в котором бывали и сердечная боль, и горькие переживания, старики как бы молодеют. Мы еще можем радоваться жизни вместе с молодежью, но уже боимся печали. Мы по собственному опыту знаем, что любые неприятности преходяще, и единственное, что я хотела бы увидеть прежде чем умру — это что Чарльз женился. Я боялась, что это случится еще не скоро, — тихо сказала она. — Но теперь мне кажется, что дождусь.
Джоанна пробовала воздушный малиновый кекс, но он почему-то показался ей безвкусным, как бумага. Наверное, бабушка надеялась, что прошлым вечером Чарльз сделает предложение Ванессе. Может быть она даже беседовала с ним по этому поводу. Но если Чарльз не сказал бабушке, что он хочет жениться на Ванессе, почему она так уверена, что ее желание сбудется?
«Наверное, сегодня он как бы отдавал последнюю дань увлечениям молодости, — сердито подумала Джоанна. — Ну ладно, только попробуй еще раз, кузен Чарльз — и ты получишь надлежащую реакцию!»
Было уже почти пять часов, но остальные члены семьи еще не вернулись домой. Вскоре после чая бабушка задремала, а Джоанна начала писать письмо Гюставу, чтобы отвлечься от необычных для себя мыслей.
Она как раз заклеивала конверт, когда услышала, что дыхание миссис Карлайон сделалось прерывистым. Взглянув на нее, Джоанна с беспокойством увидела, что старушка вцепилась в подлокотники кресла и пытается что-то сказать.
— Бабушка! Что с вами? — воскликнула Джоанна.
— М-мои таблетки… в… в корзинке, — едва слышно выдохнула та.
Джоанна схватила бабушкину корзинку для рукоделия, нашла небольшую белую коробочку и дала бабушке таблетки. Удивительно, но ее руки совершенно не дрожали, хотя внутри все обмирало от страха. Может быть, следует бежать в дом и звонить врачу? Нет, она не могла оставить бабушку одну.
«Господи, не дай ей умереть! Пусть таблетки поскорее подействуют!» Минут через десять еще очень бледная, но совершенно спокойная, миссис Карлайон уже извинилась, что так перепугала Джоанну.
— Успокойся, дорогая. Это просто один из обычных моих приступов. Они только со стороны кажутся такими страшными, — успокаивала она внучку.
Но Джоанна немного успокоилась лишь когда проводила бабушку в дом и уложила ее на диван. Однако миссис Карлайон запретила ей вызвать врача, сказав, что он все равно не сможет ей ничем помочь, только посоветует отдыхать. Поэтому не стоит беспокоить его в воскресенье. Она даже попросила Джоанну не говорить о приступе Монике.
— Моника опять раскудахтается, и от этого будет только хуже. Когда у человека такая болезнь, лучше научиться смотреть на подобные случаи спокойно. И не стоит поднимать лишнего шума.
И все-таки Джоанна с нетерпением ждала возвращения миссис Даррант и успокоилась, лишь услышав в холле голос тетки.
Дик и Маргарет Друри жили в одном из скромных небольших коттеджей, построенных в начале века. Но если у соседей были мрачные коричневые двери и деревья в кадках у входа, то дом номер 17 отличался ярко-желтой дверью и белыми пластиковыми жалюзи на окнах. Это не от хорошей жизни, объяснила Маргарет, просто палисадник у дома слишком мал, а свою «переднюю комнату» они использовали не только для приема гостей, поэтому без жалюзи любой прохожий мог увидеть, что делается в доме.
— Нам, конечно, нечего скрывать, но неприятно чувствовать себя золотой рыбкой в аквариуме, — сказала Маргарет.
Несмотря на неудобную планировку — входная дверь открывалась прямо в гостиную, — на Отсутствие ванной и такую крошечную кухню, что туда не помещался даже холодильник, дом Друри был на диво уютным.
— Конечно, как и всякой женщине, мне бы хотелось иметь современную кухню и шикарную ванную, — призналась Маргарет, показывая Джоанне две крошечные спальни и маленькую гардеробную, превращенную в детскую, где в своей кроватке спал Бантер. — Но этот дом, по крайней мере, наш. Первый год нашей супружеской жизни мы снимали квартиру… Это было ужасно!
— Мне очень нравится ваш дом, — искренне сказала Джоанна. — Мне кажется, единственный его недостаток в том, что мало будет места для Бантера, когда он начнет ходить. Или у вас большой сад за домом?
— Нет, не больше пятачка, — ответила Маргарет. — Но Чарльз настаивает, чтобы я пользовалась его садом. Он живет в десяти минутах ходьбы отсюда. Когда я начинаю скучать по зелени, я беру коляску, Бантера и отправляюсь с ним туда. — Она улыбнулась. — Если честно, я очень завидую Чарльзу, когда мы бываем у него в гостях. У него замечательный дом, совсем не похожий на жилище холостяка. Ты бывала у него?
Джоанна покачала головой. Она не хотела обсуждать Чарльза и перевела разговор на Бантера.
После ужина мужчины убрали посуду со стола, а потом все сели играть в карты. Джоанна заметила, что Чарльз бросил на нее быстрый взгляд, когда Дик предложил сыграть. Может быть, он думал, что из-за отца у нее выработалось отвращение к картам. Но безобидная игра за столом не имела ничего общего с покером на деньги, в который играл ее отец.
Хотя Джоанна старалась поменьше обращать внимания на Чарльза — не смотреть на него, пока он не обратится к ней, не разговаривать с ним больше, чем того требуют приличия, — все это удавалось ей с трудом. Дик и Маргарет были оба невысокого роста и хрупкого сложения. А высокий рост Чарльза и его широкие плечи были особенно заметны в таком маленьком доме. Ему приходилось наклонять голову, чтобы пройти в дверь, а когда он сидел, его ноги занимали полкомнаты.
Когда они ужинали, сидя друг напротив друга, его колено коснулось ее нога.
— Извините, — коротко сказал он.
Она знала, что это произошло случайно, но даже от такого мимолетного касания ее сердце учащенно забилось.
Около десяти часов сверху донесся жалобный плач. Дик и Маргарет переглянулись.
— Бантер теперь просыпается каждую ночь — у него режутся зубки, — со вздохом сказала Маргарет. — Он плачет с полчаса, потом засыпает. Мне приходится приносить его сюда. Я знаю, что это неправильно, но иначе он будет кричать всю ночь. Приготовь кофе, дорогой, — обратилась она к мужу.
Спящий Бантер Друри выглядел ангелочком. Но когда Маргарет принесла его вниз, он был весь красный от слез и громко кричал. Только заметив серебристые бусы на шее Джоанны, он замолчал и с интересом уставился на них. Он даже наклонился на руках у матери, чтобы потрогать их.
— Можно дать их ему поиграть? — спросила Джоанна.
— Лучше не надо — он порвет их, — сказала Маргарет.
— Не бойся. У них очень прочная нитка. — Но прежде чем она успела их снять, Бантер соскользнул с рук матери и заковылял к дивану. Подойдя поближе, он потянулся к бусам.
— Боже! Вот чудеса-то! — воскликнул Дик, входя в комнату с подносом и видя, что его сын устроился на коленях Джоанны и с удовольствием перебирает ее бусы. — Обычно он стесняется чужих.
— Возможно, в Джоанне есть что-то такое, что привлекает маленьких детей и животных, — заметил Чарльз.
Джоанна поджала губы. Обычно она не обращала внимания на маленьких детей, но Бантер в своей голубой пижамке выглядел очень трогательно. Он так доверчиво смотрел на нее. Его курносый носик пуговкой и пухленькие ручки вызвали в ее душе необычную нежность. Но Чарльз все испортил. Его слова были сказаны таким тоном, будто он считал, что она играет роль, намеренно изображая материнские чувства.
Малыш почувствовал перемену в Джоанне. Он поднял голову и, увидев ее блестящие серьги, потянулся к ним. Ногтем большого пальца он задел ей щеку, оставив на ней длинную царапину.
— Бантер, посмотри, что ты наделал! — воскликнула Маргарет. Она взяла его у Джоанны и посадила на диван. — Мне очень жаль, Джоанна. Не следовало давать ему волю. От него одни неприятности.
— Ну, не такие уж большие, — засмеялась Джоанна. — Не смотри на меня так испуганно, Маргарет.
— У тебя кровь. Сейчас я достану салфетку. — Маргарет открыла шкаф и достала коробку косметических салфеток.
— Не удивительно, что малыш всех царапает. Посмотри, какие у него ногти, — сказал Дик, забирая у Бантера бусы Джоанны.
— Да, я знаю, но все так и не соберусь их обстричь, — объяснила Маргарет. — Обычно я это делаю, когда он спит, но сейчас любое прикосновение будит его. Я принесу что-нибудь прижечь, — предложила Маргарет Джоанне. — Мне ужасно жаль, что так получилось.
— Успокойся, Мэгги. Смерть от кровопотери ей не грозит, — съязвил Чарльз.
Он взял салфетку и, повернув голову Джоанны к себе, стал промокать кровь.
— Эта царапина недолго будет портить вашу красоту, — сказал он.
Его прикосновение подействовало на нее, как электрический разряд.
Несколько секунд Джоанна сдерживалась, потом отстранилась.
— Я сама справлюсь, — резко сказала она.
Чарльз стоял спиной к остальным; на мгновение в его глазах полыхнул такой свирепый огонь, что у Джоанны перехватило дыхание. Но почти сразу он вновь стал равнодушно-вежливым.
Дик дал Бантеру апельсинового сока, поиграл с ним немного, и малыш начал засыпать. Когда его уложили в кроватку, Чарльз сказал, что им с Джоанной пора домой.
— Вчера вечер закончился очень поздно, поэтому сегодня лучше лечь пораньше, — объяснил он, когда Маргарет возразила, что еще только десять часов.
— О, я совсем забыла, — согласилась она. — Когда у тебя ребенок, ты везде чувствуешь себя Золушкой. Приходится возвращаться не позднее полуночи, а то приходящая няня больше не согласится оставаться с малышом.
Джоанна думала, что Чарльз отвезет ее прямо в Мере-Хауз. В машине они оба молчали, и, несмотря на теплый вечер, между ними оставался барьер холодной отчужденности.
Только когда он свернул на незнакомую улицу, Джоанна поняла, что он не забыл свое обещание.
— Я думала, вы отвезете меня домой пораньше, — сказала она.
Чарльз остановил машину у серого кирпичного дома в георгианском стиле.
— Какие-нибудь полчаса вас не спасут. — Он вышел из машины, обошел ее вокруг и открыл перед Джоанной дверцу.
Девушка не двинулась с места.
— Я думаю, мне не стоит заходить сегодня, спасибо.
Он ничего не сказал, просто продолжал держать дверцу открытой. Поняв, что он способен стоять так до бесконечности, Джоанна обреченно вздохнула и выбралась из машины.
Входная дверь была не заперта, она вела в небольшую прихожую, из которой шла лестница на второй этаж. Стены были оклеены обоями с рисунком в стиле регентства [11], а на изящном столике стояла ваза с темно-красными розами.
— Если хотите привести себя в порядок, ванная на втором этаже.
— Обойдусь, — довольно резко ответила Джоанна.
Несмотря на все свои старания держаться легко, она не могла подавить в себе беспокойства, когда Чарльз повел ее в гостиную. Комната была длинной и узкой, с двумя высокими окнами, выходящими на юго-запад, так что последние лучи позднего летнего заката могли проникать в гостиную. Бледно-зеленые шторы из дамаста и более темные бархатные покрывала на диванчиках, стоящих вдоль окон, красиво выделялись на фоне светлых сосновых ставней.
Обстановка гостиной представляла собой искусное сочетание старинной и современной мебели. В комнате стояли две софы под серебристо-серыми покрывалами. Толстый уилтонский ковер бежевых тонов покрывал пол, а абажуры на лампах были, видимо, откуда-то из Скандинавии. Один из кофейных столиков был старинный, красного дерева. В конце комнаты висело огромное зеркало в позолоченной раме и подвесной шкафчик со старинным фарфором. «Эта комната, — подумала Джоанна, — подойдет для любого настроения. Здесь можно устраивать официальные приемы, но можно и отдохнуть от забот».
— Нравится? — спросил Чарльз, подойдя к ней сзади.
Джоанна вздрогнула. Она не заметила, что уже довольно долго стоит у двери, рассматривая детали обстановки.
— Да, чудесная комната, — искренне ответила она, позабыв о своей холодности.
У двери стоял современный сервировочный столик. Чарльз подкатил его к одному из диванчиков и снял с тарелок салфетки.
— Проходите и садитесь, — пригласил он, бросив на диван еще одну подушку.
Джоанна села, и Чарльз подал ей бокал хереса. На тарелке были приготовлены слоеные пирожки — фирменное блюдо его экономки, объяснил Чарльз. Воздушные, хрустящие, они были начинены паштетом из креветок.
— Знаете, — неожиданно сказал Чарльз, — я только сейчас понял, что эта комната словно специально создана для кого-то с таким цветом волос, как у вас. Ваше появление придало ей завершенность.
Он никогда не говорил с ней таким тоном, и у нее по спине побежали мурашки.
— Разве? — как можно беспечнее сказала она. — А мне кажется, мое серое платье не очень сюда подходит. Эта комната требует наряда из шифона… чего-нибудь более женственного.
— Вовсе не одежда делает женщину женственной, — заметил он.
Джоанна перевела взгляд на окно.
— А я считала, что именно одежда обеспечивает процентов шестьдесят женственности.
Последние отблески заката погасли, и на небе появилась бледно-желтая луна. Джоанна начала считать звезды — это хоть как-то спасало от острого ощущения его присутствия.
— Я не согласен, — сказал Чарльз. — Я видел девушек, которые в комбинезонах и тяжелых башмаках выглядели гораздо женственнее, чем иные особы в вечерних туалетах.
— Ну, если одежда нечего не значит, то как же вы определите по-настоящему женственную женщину? — поинтересовалась Джоанна, поняв, что считать звезды было бесполезно.
Она поставила бокал на столик, и Чарльз налил ей еще вина. Он достал было портсигар, но потом передумал и снова убрал в карман.
— Я не уверен, можно ли это как-то определить словами, — медленно произнес он. — Такие женщины действуют на чувства, а не на разум. Пожалуй, это такая женщина, которая заставляет мужчину чувствовать себя мужчиной. Или, может быть, женщина, которой нравится быть женщиной. Есть женщины, которые буквально презирают собственный пол. Возьмите, например, вашу тетку. Она абсолютно не женственна, и была бы куда счастливее, если бы родилась мужчиной. В ней заметны агрессивные инстинкты, а в женственной женщине их не должно быть.
— Значит, я тоже не женственна. У меня тоже иногда проявляются агрессивные инстинкты, — беспечно сказала Джоанна. — Интересно, Чарльз, вы когда-нибудь задавали себе вопрос, что значит быть женщиной. Да, предполагается, что у нас равные права и равные возможности. Но это не так. Мы равны с мужчинами лишь до тех пор, пока не выйдем за них замуж. Потом из личностей мы превращаемся в жен и матерей. Если мы захотим заниматься еще чем-нибудь, нам приходится выкраивать время между ведением домашнего хозяйства и заботой о детях. Даже если у женщины есть талант, он редко выживает в таких условиях.
В комнате стало совсем темно, и она не могла видеть выражение его лица. «Он, наверное, смеется надо мной — этакий взрыв красноречия», — с легким неудовольствием подумала она.
Но, когда Чарльз заговорил, в голосе его не было насмешки.
— Но разве жизнь того не стоит? — тихо спросил он.
Джоанне хотелось, чтобы он включил свет, в темноте она нервничала.
— Откуда мне знать? Я еще не была замужем, — дерзко ответила она. — И вообще, я не отношусь к романтическим натурам.
— Мне кажется, вы еще не знаете, какая вы… и боитесь узнать.
Он сделал какое-то движение, и Джоанна, не совладав со своими натянутыми нервами, вскочила на ноги и отпрянула в сторону. Ее юбка зацепилась за столик, раздался стеклянный звон. Когда в комнате вспыхнул свет, Джоанна увидела, что ее бокал разбился на мелкие кусочки. Осколки хрусталя рассыпались по ковру, темным пятном расплылось пролитое вино.
Онемев от смущения, закусив губы, — теперь она поняла, что Чарльз хотел всего лишь зажечь свет — она стояла, пока Чарльз вытирал пятно платком и собирал осколки.
— О боже, мне так стыдно, — пробормотала она. — Дайте мне тряпку. Если пятно не вытереть, останется след на ковре.
Чарльз ссыпал горсть осколков в пепельницу.
— Не волнуйтесь, миссис Ховард все уберет, пока я буду отвозить вас домой.
И прежде чем она нашла слова, чтобы извиниться за неловкость, Чарльз ушел поговорить со своей экономкой. Когда он вернулся, лицо его было совершенно непроницаемо.
— Поедем? — только и спросил он.
В машине Чарльз включил радио. Погруженная в свои переживания, Джоанна слушала новости, но смысл почти не доходил до нее.
У дверей Мере-Хауза она дождалась, когда он выключит радио и сказала:
— Мне ужасно жаль, что…
— Боже правый, Какой-то там бокал, — оборвал он ее. Потом, выйдя из машины, он открыл дверцу с ее стороны. — Не это должно вас волновать.
Джоанна выбралась из машины и остановилась.
— А что же? — осторожно спросила она.
Чарльз закрыл машину и направился к дому.
— Ваш испуг и постоянное желание убежать заставляют меня чувствовать себя каким-то сатиром, — сказал он.
Они уже стояли на крыльце, и Чарльз положил руку на задвижку.
— Вы не понимаете… — начала она.
— Не понимаю? — Он схватил ее за плечи и привлек к себе.
На краткий миг она потеряла способность двигаться. Но его поцелуй оказался быстрым, как биение ее сердца, и легким, как прикосновение перышка. Его губы лишь скользнули по ее щеке, и Джоанна была вновь свободна.
— Ну вот! — насмешливо сказал он. — Теперь ты знаешь самое худшее. Неужели это так ужасно?
Секунду спустя его машина отъехала от дома.
У Джоанны уже было два случая, когда вся ее жизнь менялась в одну ночь. Первый был, когда она неожиданно обнаружила, чем ее отец зарабатывает на жизнь. Второй — когда он умер.
Проснувшись утром понедельника в Мере-Хаузе она поняла, что с нею опять случилось такое. Но несколько мгновений она не могла определить, в чем же дело.
Потом она вздрогнула как от вспышки молнии. Влюбилась в Чарльза Карлайона. Со сдавленным стоном она уткнулась головой в подушку. По собственному опыту она знала, что с бедой не справишься, если впадешь в отчаянье. Рано или поздно придется принять какое-то решение. Из нынешней ситуации выхода не было. Следовало уезжать и поскорее. Немедленно.
Джоанна умылась, оделась и даже достала чемодан, но тут она поняла, что не так все просто, как ей показалось сначала. Она не могла покинуть дом внезапно, без всяких объяснений. Такой поступок наверняка вызвал бы у миссис Карлайон новый сердечный приступ. Но как все ей объяснить? И ведь каждая минута промедления только усугубляет ситуацию.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть, и она быстро спрятала чемодан под кровать. Это пришла Кэти.
— Ты уже встала? Слушай, Джоанна, бабушка дала мне двадцать фунтов на летнюю одежду. Разве она не прелесть! Если ты сейчас не занята, может, сходишь со мной, поможешь что-нибудь выбрать? Представляешь — двадцать фунтов!
Джоанна заколебалась. Потом весело сказала:
— Ну, Кэти у тебя целое состояние! Конечно, я схожу с тобой.
Во время завтрака Джоанна все думала, как бы ей уехать из Мерефилда, чтобы не расстроить бабушку. Наконец она решила еще раз позвонить Гюставу. Пусть он напишет ей и назначит более раннюю дату начала репетиций в Лондоне. А она тем временем расскажет миссис Карлайон о своем новом контракте и подготовит почву для неизбежного отъезда. Бабушка, конечно, поймет, хотя наверняка будет за нее волноваться. Главная трудность — не встречаться эти несколько дней с Чарльзом. Правда, скоро он возвращается к работе, так что это, пожалуй, получится. А когда она будет в Лондоне и начнет работать…
Но час спустя, когда она с неумолкающей Кэти ехала на автобусе в торговый центр, ее одолели сомнения.
Перед выходом из дома, задержавшись на лестнице, чтобы проверить содержимое своей сумочки, она случайно услышала конец спора, разгоревшегося в прихожей внизу.
— По-моему, ты настоящая предательница, — говорила Ванесса резким тоном. — Ты знаешь, что мама ее не любит, и все равно вертишься вокруг нее.
— Не будь такой дурой, Вэн. Пригласить человека сходить с тобой в магазин, еще не значит вертеться вокруг него. Ты же всегда говорила, что я не умею выбирать одежду. А Джоанна не даст мне ошибиться. Даже ты Должна признать, что у нее прекрасный вкус.
— Дело не в этом!
— А в чем же тогда дело? — спросила Кэти. — Вы с мамой ее не любите — и все мы знаем, почему, но я не вижу причин для того, чтобы и мы с Нилом плохо относились к ней.
— Что ты хотела сказать этим «все мы знаем, почему»? — потребовала ответа Ванесса.
— Все видели, что ты позеленела от злости, когда вчера Чарльз заехал за ней. Он никогда не брал тебя в гости к Друри, ведь так? Это, пожалуй, странно, если вдуматься. Я хочу сказать, что они самые близкие его друзья, и если он думает на тебе жениться…
Слова Кэти прервал звук пощечины.
— Какая же ты дрянь! Как ты смеешь… — Тут Ванессе пришлось замолчать, потому что дверь в кухню открылась, и оттуда кто-то вышел.
Только тут Джоанна сообразила, что подслушивает и быстро ушла в свою комнату. К тому времени, как она спустилась вниз, Ванесса уже ушла, а на щеке Кэти не осталось и следа, который свидетельствовал бы о бурной сцене.
«Эта пощечина не была неожиданной», — размышляла Джоанна, пока автобус стоял у светофора. Питая к ней такую неприязнь, миссис Даррант и Ванесса, конечно, осуждали Кэти за дружеское расположение к ней. Но неожиданно подслушанный разговор подсказал Джоанне иной взгляд на ситуацию. Она вдруг поняла, что с первого дня в Мерефилде мысленно связывала Чарльза и Ванессу. И не потому, что видела в них какие-то признаки влюбленности друг в друга, просто они казались ей очень подходящей парой. Сейчас, разбирая их характеры более тщательно, она начала сомневаться. С чего бы Чарльзу жениться на Ванессе? Она привлекательна и живет поблизости, но что еще? Она ни остроумна, ни даже забавна. А с точки зрения чувственных удовольствий… Глядя на нее создавалось впечатление, что бурные страсти лишь смущают ее. Если Чарльзу нужна привлекательная хозяйственная жена, которая без лишних проблем вписалась бы в его жизнь — что ж, для такой роли Ванесса отлично подходит. Но все бытовые удобства для него создает экономка, так что подобный союз ему вовсе не обязателен. А если Чарльз намерен жениться на Ванессе, так почему же он медлит? Он относится к тем людям, которые, приняв решение, сразу же его выполняют.
«Похоже, она ему совершенно безразлична, — вдруг решила Джоанна и вздохнула с облегчением. — Но даже если она его не интересует, это еще не значит…»
— Джоанна, ты меня совсем не слушаешь, — с упреком сказала Кэти. — Ты не слышала ни слова из того, что я говорила.
Джоанна взяла себя в руки.
— Прости, Кэти. Я замечталась, — извинилась она.
У нее была возможность под каким-либо предлогом остаться на полчаса одной и позвонить Гюставу, но Джоанна не стала. Чувствуя, что поступает глупо, она решила остаться в Мерефилде и принять все, что бы ее ни ждало.
В последующие три дня Чарльз ни разу не появлялся в Мере-Хаузе. В пятницу желание увидеть его и одновременно страх перед такой встречей стали для Джоанны просто невыносимыми. И хотя жаркие дни сменились пасмурными, хотя временами шел дождь, она надела плащ и отправилась погулять. Когда дождь усилился и сырость начала пробирать ее, Джоанна зашла в кинотеатр и провела там пару часов, пытаясь сосредоточиться на переживаниях героини, подозревающей своего возлюбленного в убийстве.
Было уже семь часов, когда она отправилась на автобусе домой.
Маловероятно, чтобы кто-то заметил ее отсутствие: все были приглашены к соседям на чай, и миссис Даррант предупредила, что обед будет на час позднее.
Вернувшись в дом, Джоанна повесила плащ на вешалку и причесалась в прихожей перед зеркалом. Из гостиной доносились голоса, поэтому она, не поднимаясь в свою комнату, направилась туда, чтобы предупредить, что она вернулась — на тот случай, если бабушка начала беспокоиться.
Еще не открыв дверь, она почувствовала, что Чарльз там, в гостиной — и не ошиблась. Он стоял у окна спиной к ней, и при виде его высокой фигуры у нее заколотилось сердце.
Потом Джоанна заметила Нила, хотя за завтраком он сказал, что вернется очень поздно. Они с Кэти сидели рядом на диване, а Ванесса стояла у большого кресла, положив руку на плечо матери. Все они со странным любопытством уставились на Джоанну.
— Вернулась… — Голос миссис Даррант звучал глухо, как будто у нее начиналась простуда. — Где ты была?
— Я была в кино. Надеюсь, вы не… — начала Джоанна и осеклась, заметив, как злобно сверкнули глаза тетки. Она смотрела на Джоанну с той же нескрываемой враждебностью, как и в ту ночь, на лестнице. — Простите, тетя Моника, — снова начала Джоанна. — Был сильный дождь, поэтому я…
— «Простите»! — Моника Даррант произнесла это короткое слово так, будто оно было ругательством.
Холодное презрение в глазах тетки, неподвижность и молчание остальных членов семьи наполнили душу Джоанны самыми дурными предчувствиями. «А где же бабушка?»
На ее невысказанный вопрос ответила Кэти.
— Бабушка умерла, — глухо прошептала она. — Она… она умерла днем.
До Джоанны не сразу дошел смысл этих слов. Ей казалось невозможным, чтобы всего за несколько часов… Все закружилось у нее перед глазами.
— Нет! — вырвалось у нее. — О Господи, нет!
Вдруг миссис Даррант вскочила с места.
— Да, она умерла! — закричала она срывающимся голосом. — И это твоя вина… твоя вина, слышишь?! Лучше бы ты никогда не приезжала сюда.
— Моника! — Чарльз резко повернулся к ней.
Но ни его предостережение, ни панический жест Ванессы уже не могли остановить истерику миссис Даррант. Последние остатки самообладания покинули ее, она затряслась, как в лихорадке, слезы хлынули у нее из глаз, рот судорожно скривился. Но не горе и боль терзали ее. Это была ненависть, жгучая ненависть.
— Разве я не права?! — обратилась она к детям. — Конечно, права. Если бы она не приехала сюда, мама могла бы еще долго прожить. Но вся эта суета подкосила ее. Ей надо было забыть прошлое, а не переживать его вновь.
— Мама, пожалуйста!.. — начал Нил, но его неловкое вмешательство только распалило гнев миссис Даррант.
— Как ты смеешь защищать ее, глупый мальчишка! — набросилась она на него. — Ты совсем как твой никудышный отец: стоит какой-нибудь дешевой красотке улыбнуться — ты уже и растаял. Думаешь, я не видела, как ты смотрел на нее… и ты тоже, Чарльз! Все мужчины одинаковы! Смазливое личико, соблазнительная фигурка — и вы теряете голову. Но меня не проведешь… нет! Я вижу ее насквозь. Меня-то не околдовать!
— Мама, не надо! — На этот раз мать попыталась остановить Кэти, испуганная и бледная.
— Она вся в мать, — продолжала бушевать Миссис Даррант. — Вылитая Нина! Она, видите ли, хороша собой, талантлива и сообразительна, значит, на всех прочих можно плевать. Такой была Нина, и она такая же. Я и Нину ненавидела, и ее тоже ненавижу. Ненавижу, слышите?! Ненавижу!
Этот приступ ненависти кончился так же неожиданно, как и начался. Вдруг Миссис Даррант без сил упала в кресло. Она не разразилась рыданиями, а просто без сил откинулась на спинку и затихла. Несколько мгновений никто не шевелился. Даже Ванесса была настолько шокирована, что не двинулась с места.
Джоанна застыла, как громом пораженная. Эта тирада смяла ее, как огромная волна прибоя: она видела, как она надвигается, задержала дыхание, когда она накрыла ее с головой, и осталась жива. Но слова, обидные и несправедливые, не выходили у нее из головы. Самое страшное было: «Это твоя вина… твоя вина».
«Нет! — кричала ее душа. — Нет!!» Ванесса оправилась первая. Бросившись вперед, она опустилась на колени рядом с матерью и стала ее успокаивать, нашептывая слова утешения. Джоанна несколько мгновений смотрела на Ванессу. Потом перевела взгляд на Нила и Кэти. Они-то не могли думать, что это ее вина, конечно же, не могли.
Но, встретившись с нею взглядом, оба опустили глаза. Они не сделали никакого движения, но Джоанна с ужасом почувствовала, что они отвернулись от нее.
Наконец, едва решившись повернуть голову, она посмотрела на Чарльза. Он стоял позади дивана, его руки сжимали спинку с такой силой, будто он хотел раздавить ее. И хотя он не отвел взгляда в ответ на ее немую мольбу, на его лице застыло жесткое выражение.
Со сдавленным стоном Джоанна повернулась к двери и бросилась прочь.
Схватив в прихожей свой плащ, ничего не видя перед собой от слез, она распахнула дверь и выбежала из дома. Она бежала и бежала, пока не почувствовала, что ее сердце вот-вот выскочит из груди.