Добрые соседи

Карта Мейпл-стрит на 15 июля 2027 года

* Дом № 116, где проживают Уайлды

* Дом № 118, где проживают Шредеры

Список постоянных жителей Мейпл-стрит на 15 июля 2027 года

100 ПУСТУЕТ

102 ПУСТУЕТ

104 Сингхи: Сай (47), Никита (36), Пранев (16), Мишель (14), Сэм (13), Сара (9), Джон (7)

106 ПУСТУЕТ

108 ПУСТУЕТ

110 Хестия: Рич (51), Кэт (48), Хелен (17), Лейни (14)

112 ПУСТУЕТ

114 Уолши: Салли (49), Марджи (46), Чарли (13)

116 Уайлды: Арло (39), Герти (31), Джулия (12), Ларри (8)

118 Шредеры: Фриц (62), Рея (53), Фрицик (19), Элла (9)

120 Бенчли: Роберт (78), Кейт (74), Питер (39)

122 Хеоны: Кристина (44), Майкл (42), Мэдисон (10)

124 Гаррисоны: Тимоти (46), Джейн (45), Адам (16), Дейв (14)

126 Понти: Стивен (52), Джил (48), Марко (20), Ричард (16)

128 Оттоманелли: Доминик (44), Линда (44), Марк (12), Майкл (12)

130 Атласы: Бетани (37), Фред (30)

132 ПУСТУЕТ

134 ПУСТУЕТ

ВСЕГО: 42 человека

В субботу утром в провал на Мейпл-стрит упала тринадцатилетняя девочка, проживавшая по соседству. Немедленно были вызваны спасательные службы. Вот что сообщает Кирстен Брендт, представитель службы спасения округа Нассау: «Мы ведем поиски и намерены их продолжать. Это пока все, что я могу сообщить на данный момент».

Глубина провала на Мейпл-стрит около 50 метров, он доходит до нижнего горизонта грунтовых вод. Профессор геологии из Университета Хофстра Том Бример пояснил: «Сложность состоит в том, что горизонт грунтовых вод тянется под всем Лонг-Айлендом. Если она ударилась головой или что-то в таком духе, ее вполне могло унести».

Представители управления зонирования Гарден-Сити, которые планировали начать заполнение провала на Мейпл-стрит песком сегодня, отложили работы до обнаружения ребенка, имя которого пока не разглашается.

Представитель Агентства по охране окружающей среды сегодня еще раз повторил, что на качество воздуха провал не влияет. Помимо того, что в округе из земли проступает битум, существует мнение, что из-за большого содержания металла в провале наблюдаются перебои с радио- и спутниковыми сигналами.

Вчера вечером Арло Уайлд, автор песни «Все Кеннеди в реке», был взят под стражу за нападение на своего отца и менеджера Хошона Уайлда. Ему предъявлено обвинение в нанесении тяжких телесных повреждений. Хошон доставлен в клинику Святого Луки, его состояние оценивается как критическое. Известно, что отношения отца и сына всегда были сложными, впервые мы писали об этом в связи с тем, что Арло подал на отца в суд за невыплату гонораров.

Это серьезно скажется на репутации Арло, обладателя «Грэмми» прошлого года в номинации «Лучший молодой артист». Согласно некоторым источникам, в соглашении о признании вины Арло, в частности, пообещал пройти курс лечения от героиновой зависимости.

Кликаем сюда, смотрим фото!

Из книги Элиса Хейверика «Верь глазам своим: правда об убийствах на Мейпл-стрит»

Следователи дотошно покопались в прошлом Реи Шредер. Всем известно о происшествии в венгерской кондитерской. Франклин и другие связали этот эпизод с последующими убийствами на Мейпл-стрит. Связь представляется как минимум сомнительной.

Куда менее пристально вглядывались в Герти Уайлд, прошлое которой до прибытия на Мейпл-стрит выглядит в высшей степени непростым. Родители Герти злоупотребляли наркотиками. Она сменила несколько приемных семей, пока наконец жена ее отца Чири Мопин не согласилась взять ее к себе. Чири не была идеалом. Она охотно признается в том, что ссужала Герти мужчинам. А значит, неудивительно, что Герти могла просмотреть признаки сексуального насилия. Не менее правдоподобно и то, что она их замечала, но почему-то решила покрывать мужа. Не исключено, что она и сама принимала участие в насильственных действиях.

Мейпл-стрит 11–21 июля

Поиски Шелли Шредер начались в самый момент ее падения: стоя у дыры, родители и другие дети выкрикивали ее имя: «Шелли Шредер! Шелли Шредер! Ты где?» Они продолжались весь день, когда полиция оцепила участок и спасатели на толстых канатах спустились в провал. Маслянистые следы ног уничтожили всю траву вдоль заградительной ленты. День перешел в ночь, ночь — в следующий день без всяких признаков жизни. Выходные миновали. Нефть и битум разлились по всей улице.

Дыра, насытившись, выросла. Зияющая разверстая рана.

Историю подхватила пресса: в блогах и стримах появились новости о ребенке, упавшем в бездонный провал. «Я ничего не понимаю, — заявила Рея журналисту Эн-би-си (и в соседских гостиных на потрескивающих помехами, разбитых на пиксели экранах скорбь ее выглядела даже отчаяннее, чем в жизни). — Она знала, что туда ходить нельзя. Это очень странно».

Шелли Шредер. Шелли Шредер. Ты где?

Свои дома покинули еще пять семейств — то есть всего восемь. Оставшиеся чувствовали возложенное на них бремя. Оказывать поддержку семье, помнить о пропавшей. Они очень старались: отменяли поездки на пляж, отказывались от участия в летних «ночах музеев» в городе. Несли стражу на Мейпл-стрит, как будто и Шелли, и страшный провал были частью их собственной жизни.

Неопределенность всегда мучительна, и жители Мейпл-стрит искали объяснения. Расспрашивали своих детей о событиях того утра, делились предположениями, воспитанно понижая голос. Почему Шелли там оказалась? Чья была идея?

Они встречались на тротуарах, когда выносили мусор, или друг у друга на крыльце. Трудно было беспечно болтать в тени зловещей недремлющей дыры. Все внутренние тревоги, подавляемое волнение по поводу здоровья родителей, будущего детей, собственной работы и мира, разваливающегося на куски, выплескивались на поверхность.

Марджи Уолш брюзжала, обращаясь к Кэт Хестия и Никите Сингх, как все ужасно. Нарушают права женщин, вон, бедную девушку в Буффало забили насмерть члены студенческого братства. Говоря, Марджи расчесывала незримые волдыри между пальцев, сварливый голос звучал пронзительно.

— Тебе, похоже, вообще все равно, — порицала Марджи изумленную Кэт Хестия, а потом устремляла глаза на Никиту Сингх. — А ты бы вообще, будь твоя воля, запихала нас всех в эти дурацкие бурки. Раздевать, только чтобы изнасиловать, пусть рожают одного за другим.

Никита» мать которой преподавала астрофизику в Институте космических исследований и технологий в индийском Тривандруме, не нашлась что ответить. Кэт Хестия тут же попыталась сменить тему разговора, но Никита не позволила, покраснев и напрягшись всем телом.

— Индуисты бурки не носят, — объяснила она, но Марджи не унималась: со слезами на глазах повествовала о том, как несправедливо относятся к девушкам в колледжах. Они отправляются в большой мир, ожидая дивных приключений, и их тут же проглатывает патриархат.

Линда Оттоманелли тряслась над своими мальчишками, ходила за ними из комнаты в комнату, как будто без нее они возьмут и исчезнут. Джейн Гаррисон подумывала, не рассказать ли своим ученикам-первоклашкам о правилах поведения в окрестностях провалов. Фред Атлас, несмотря на жару, продолжал каждое утро выходить на пробежку. Ему было от чего бежать. Больная Бетани наблюдала за ним сквозь закрытое окно. У нее дыра вызывала особый ужас.

Мужчины Понти сильнее всего на свете боялись бездействия. А потому устроили откровенный разговор. Объявили, что их долг произнести вслух то, чего никто не хочет признавать: девочка погибла. Тут уж ничего не попишешь, можно лишь помочь тем, кто ее любил. Фриц-старший для этого подходил плохо, поэтому они позвали в компанию Доминика Оттоманелли и Сая Сингха. Все они, как положено настоящим героям, пустились изобретать всевозможные хитроумные способы защитить женщин из семьи Шредер от страшного потрясения — вида тела Шелли, когда его наконец извлекут на поверхность.

Прошла неделя. Пыл спасателей поугас. Инженеры поставили гидравлические балки и щиты, чтобы провал не осыпался, канаты опускали все ниже, все дальше — там оказалась на удивление холодная вода. Обратно спасатели вылезали этакими космонавтами в черных гидрокостюмах — и всегда с пустыми руками.

Минуло десять дней. Жара не спадала, энергетические компании работали на пределе. Переключения перешли в отключения, обитатели Мейпл-стрит обливались потом. Мысли, замкнутые в пространство улицы, бродили по кругу и выливались в простейшее проявление тревоги:

Шелли Шредер. Шелли Шредер. Ты где?

Закольцованный повтор одного и того же имени, и речь шла не просто о Шелли. Имя содержало в себе надежду, жизнь, смерть, единение. Будущее, твердую почву под ногами. Оно оправдывало их поступки и их существование. В нем сосредоточились их страхи и радости. В нем было все.

Девочка стала трагическим мифом, и в среду вечером ее вроде как нашли — Шелли унесло на полкилометра подземным течением. Все ощутили кинетическую энергию, услышали сирены, выкрики в мегафон. Выскочили через передние и задние двери — включая и Питера Бенчли в инвалидном кресле. Как раз опустились сумерки, они обступили устье дыры и стали пристально наблюдать, как оно и полагается соседям.

Шелли Шредер, Шелли Шредер.

Сперва показались трое в гидрокостюмах. Выкатились наружу, отягощенные оборудованием на спине, фонарики рассекают тьму. Передали свои канаты другой группе, те прикрепили их к лебедке, другие принялись ее вращать. Спасатели торжественно избавились от второй кожи. Лебедку заклинило. Спасатели подползли к дыре, легли на живот. Высвободили черный мешок на молнии, вытащили на пропитанную битумом поверхность.

— Отойдите. Это не она, — крикнул их старший. Но соседи знали: он говорит неправду. Наверняка она. Слишком уж мешок большой. Они сгрудились рядом, а с ними и журналисты. Доминик Оттоманелли, Сай Сингх и мужчины Понти протолкались вперед. Щитами своих стен заслонили обзор Шредерам.

Единственного сына Шредеров, Фрицика, оттеснили в задний ряд, и там он оказался один на один с Ларри Уайлдом. Ларри, разнервничавшись, запихал своего робота в зеленые шорты. Фрицик подошел к нему медленно, грузно — тело его казалось отяжелевшей от воды губкой.

— Урод. Ты должен был погибнуть.

Мальчики Оттоманелли и все Гаррисоны слышали эти жестокие слова, но никто не вмешался. Впоследствии они очень переживали, осуждая себя за бездействие.

— Это не она, — заявил один из спасателей в толстом неопрене. — Идите по домам.

Но остановить Рею не удалось. Кто это еще может быть? Она прорвалась сквозь строй Понти к телу, а за ней и остальные Шредеры. Расстегнула молнию.

Тут всем стало видно: в мешке немецкая овчарка. Длинная шерсть пропиталась нефтью. Лапы в крови, когти сорваны — пес пытался вырваться. Пугало еще и то, что на холоде и в химическом коктейле тело не разложилось. Точное, застывшее во времени окаменелое подобие того, кем пес был одиннадцать дней назад.

Фриц Шредер отвернулся. Элла Шредер заплакала. Непонятно от чего — от облегчения или от изнеможения. Потом и Рея. Ее смутил не вид тела, а то, как прекрасно оно сохранилось. Она представила себе, что так же обнаружат и Шелли. И все увидят следы у нее на коже. Рея покачнулась, взмахнула руками — поняла, что не сознаёт, что у нее перед глазами: мокрая шкура, розовый язык, открытые закатившиеся глаза.

Рея повернулась к толпе, окинула ее искательным взглядом и издала вой — звучный, точно эхо в широком каньоне. Он сотряс всю улицу, опустился в дыру. Все, кто его слышал, будто сорвались с якоря. Лишились привязки не только к пространству, но и к собственной личности. Смотрели на соседку, но близко не подходили. Ее окружало огромное незаполненное пространство.

Шелли Шредер. Шелли Шредер.

Что же с тобою сталось?

Обезумевшие, лишенные мысли глаза Реи отыскали одно лицо: Герти Уайлд. Продолжая выть, она шагнула в сторону Герти. Как это правильно, подумали все. Мать живой дочери утешает мать погибшей. Прекрасное единение, первый исцеляющий шаг.

Но вместо того чтобы обнять Рею, Герти отшатнулась.

— Прости, — пробормотала Герти, — но хотя бы…

Хлоп!

Рея залепила Герти пощечину. Звук ее как бы подвел все итоги. Катарсис: страшное неведение ужасных последних одиннадцати дней обрело конкретную форму. (Шелли Шредер! Шелли Шредер!)

Кровь хлынула через секунду. Крупный бриллиант в кольце Реи повернулся внутрь и выдрал кусок из безупречной щеки Герти.

— Сволочь! Отвали от моей жены! — рявкнул Арло.

Герти перехватила его татуированную руку, удержала.

— Все в порядке, — мяукнула она, тихо, по-детски. Неуместное упоминание о младенческом лепете.

Арло задавил свой воинственный порыв, попробовал успокоиться. Упустил время.

К Рее подскочила Линда Оттоманелли. Схватила ее за руку.

— Ступайте отсюда, — обратилась она к Арло и, соответственно, ко всем Уайлдам.

Уайлды съежились, смущенно, пристыженно. Никто не пришел к ним на помощь. Никто не смог подобрать правильные слова. Поэтому они вместе со своими детьми отползли в дом № 116 и закрыли за собой дверь.

Остальные остались на месте — за исключением Питера Бенчли, который возмущенно покатил к дому. Притом, что пришли-то они просто засвидетельствовать произошедшее, их присутствие как бы оправдывало пощечину. Они переговаривались со спасателями, утешали Шредеров, угощали лакрицей больную Бетани, которую стало тошнить при виде того, что ее собаку запаковывают в мешок и забирают в качестве вещественного доказательства. Все толклись у провала, пока не утихло их собственное беспокойство. Поскольку они остались с Реей и по сути своей были людьми сострадательными, то и случившееся увидели ее глазами. Ну подумаешь, пощечина — какой от этого Герти вред, если ее дети живы?

На самом деле сильнее их пугал Арло. Очень уж в нем много злобы. Тихой готовности к агрессии. Рядом с ним даже Герти съежилась от страха.

Шелли Шредер.

Что же с тобою сталось?

Вечером во всех домах обсуждали события дня. Вспоминали страшный вой, прерванный звуком пощечины, — стрела, указующая в виноватого. Повторяли краткую, удобную для повторения версию слов Герти: «Прости». Вспоминали, как Арло трясся от непомерного гнева.

ШЕЛЛИ ШРЕДЕР! ШЕЛЛИ ШРЕДЕР! ШЕЛЛИ ШРЕДЕР!

В мрачной беспокойной тиши им стало ясно, что во всем этом есть некий глубинный смысл, пока еще не раскрытый: простить за что?

Зло, направленное не по адресу, обретает собственную волю. Требует, чтобы адресата мучили и дальше, будто тем самым удастся стереть первичную обиду, будто новая волна насилия позволит принудительно это зло узаконить.

После того как все соседи разошлись по домам Фред Атлас уложил больную Бетани в постель, отправился к Уайлдам и сказал:

— Все, что там произошло, полный бред.

На что получил от Арло ответ:

— Ну спасибо. Только никому сейчас не до визитов.

Арло считал, что единственный друг на Мейпл-стрит предал его, не встав на его защиту; после того, как мужчины Понти, Сай Сингх и Доминик От-томанелли посовещались, как им теперь лучше поступить, и порадовались, что из провала достали не Шелли, дошло до вопроса, чем тут можно помочь, но на него ответа не придумали; после того, как Питер Бенчли провел сеанс зеркальной терапии и принял лишнюю таблетку для снятия невыносимых фантомных болей в ногах; после того, как Фриц Шредер пробормотал что-то краткое и вежливое по поводу нового аромата, над которым работает, а потом уехал с Мейпл-стрит на своем «мерседесе»; после того, как экраны, где плясали одни помехи, но и так лучше, чем ничего, все-таки отключили и все оставшиеся на улице семейства отправились на боковую, — после этого спасатели наконец-то дали отбой, накрыли дыру новой, более прочной платформой, закрепили ее на надежных опорах, закупорили вход впервые с момента падения Шелли и отправились по домам. Все это уже произошло, а мрак у Реи Шредер внутри все продолжал бурлить.

Рея в принципе не позволяла себе предаваться горю. Этот таракашка дожидался, когда она выключит свет, и подкрадывался в темноте.

А при свете дня ее терзало чувство вины.

С Шелли произошел несчастный случай, но у несчастных случаев всегда есть причины. Хлипкая платформа над гигантской дырой — явная халатность. Можно подать в суд на управление полиции. Вне всяких сомнений, провал должны были заполнить давным-давно. Можно подать в суд на городские власти. Да и вообще, как там оказались дети? Кто подал им дурной пример? Рея не забыла, с каким выражением на лице Шелли убегала от толпы взрослых. Девочка была страшно напугана.

Может, она убегала от кого-то? А что, если в доме есть ключ к разгадке?

Первым делом Рея обыскала подвал. Прошла мимо стопки кирпичей, лежавшей в постироч-ной, — их когда-то закупили мостить дорожку. Открыла шкаф, забитый пустыми винными бутылками, добавила к ним еще две. Внутри гудели мухи, откладывали яйца в мутной жиже на дне.

Ничего.

Она обследовала кухню, швыряя грязные тарелки в раковину, — они ломались, как хрупкие ракушки. Содрала тюлевые занавески — уж больно уродские. Пошлые. Двадцатилетней давности. Вверх по лестнице, в собственную спальню — она ее терпеть не могла, поскольку делила с мужчиной, которого, как теперь понимала, не переносит. Причем мужчины этого сейчас не было дома. Потому что, когда случалось что-то важное, Фриц Шредер всегда исчезал.

— Из комнат не выходить! — крикнула она в коридоре. Двери бесшумно затворились, будто сами по себе, лишенные авторства.

Она принялась открывать шкафы и ящики в комнате Шелли, вытаскивать из них вещи своей умненькой и чувствительной дочери. Симпатичное красное зимнее пальтишко, самодельный стеклянный шар со снеговиком внутри; черный клубок ее бывших косичек, отхваченных тупыми ножницами; щетка из конского волоса, эта чертова щетка.

Она содрала с постели белье, простыня поплыла по воздуху, отягощенная призраком ребенка, который когда-то на ней спал. Перевернула матрас. Перетрясла все книги — из них выпархивали корешки от билетов, записочки, какими обмениваются одноклассницы, все в сердечках, была даже одна от мальчика — Дейва Гаррисона — с вопросом, не хочет ли она тайком выбраться из дома, чтобы встретиться с ним в полночь в «Севен-илевен».

Шелли.

Нижний ящик письменного стола Шелли был заперт. Она вскрыла его молотком. Внутри ничего. Пустота. Рывком вытащила ящик наружу, следом и остальные. Переворошила весь стол. Выхватила какой-то предмет, застрявший у задней стенки. Жестяная шкатулка, на замке. Поверху тянулась полоска розово-зеленой ленты со снежинками, на ней значилось: «Куб боли».

Рея дернула крышку. Без ключа не открыть. Стукнула молотком. Осталась вмятина. Это ее остановило. Внутри может быть что-то хрупкое. Это похоже на Шелли. Она забрала шкатулку вместе с другими уликами, отнесла вниз. Шкатулку спрятала у себя в кабинете.

Потом засунула щетку и обрезанные волосы в раковину, облила их горючей жидкостью, а заодно и лежавшие ниже разбитые тарелки. Влезла на табуретку, вырвала из гнезда детектор дыма — он взревел, вытащила батарейки. Долила еще горючей жидкости, пока пламя не сделалось темно-синим у основания: из волос получилась замечательная, пахнущая белком растопка. Доливала, пока щетина не превратилась в пепел, полиуретан не растаял, а плотное дерево не обуглилось. Всем этим она занималась, пока окончательно не испортила раковину.

Полный бардак. Вонючий, огненный. В середине — зола, по ней пляшут синие, оранжевые и красные языки, будто на входе в черную дыру. Рея устремилась туда взглядом и мыслями, тем самым сбрасывая бремя. Переправляла Шелли на другую сторону, в безопасность, затевала игру со временем. И все это время думала: «В этом виноват кто-то другой. Я этого не делала».

Шелли Шредер. Шелли Шредер.

Что же с тобою сталось?

В головах обитателей Мейпл-стрит продолжали звучать вой и звук пощечины. «Прости» — это они тоже запомнили. Прости за что?

Умненькая девочка. Да, щетинистая, язвительная, порой противная — в больших семьях по-другому не бывает. Мейпл-стрит сошлась на том, что Шелли не была паршивой овцой. Слишком ужу нее для этого семья хорошая. Слишком Рея много ею занималась, помогала делать домашние задания, активно участвовала в деятельности родительского комитета. Фрица тоже уважали: семью он содержал честно, пусть и не высовывался. К старшим классам Шелли бы, несомненно, переросла эту фазу и только окрепла бы в процессе борьбы с собственными недостатками.

Шелли Шредер. Шелли Шредер. А у тебя была тайна?

Никита Сингх попросила своего сына Сэма еще раз пересказать ей всю историю, с малейшими подробностями.

Он вспомнил одну новую: то, что Шелли говорила про Арло Уайлда. Никита попросила сына повторить. Заставила мужа Сая выслушать тоже. Сай, зная, что сын любит угождать и легко подпадает под чужое влияние, отговорился: скорее всего, ерунда. Тем не менее Никита и Сэм пересказали слова сына Кэт Хестия, а потом мужчинам Понти: те были ошарашены и возмущены. «Несусветица», — прокомментировала Салли Уолш, однако пересказала все своей жене Марджи, и обе сошлись на том, что похоже на правду. Даже если Джулия не врет и они просто бежали наперегонки в дальний конец парка, Шелли ведь не дура и не стала бы сокращать путь по опасной платформе. А если Джулия лжет, выгораживает кого-то? Возможно, за девочками кто-то гнался. Возможно… они убегали от Арло.

Хестия расспросили свою дочку Лейни, она подтвердила и даже приукрасила слова Сэма. Лейни была не злокозненной, просто недалекой. Всю жизнь ее опекали, и она оказалась не в состоянии сообразить, что своими выдумками может серьезно испортить жизнь Арло Уайлду.

Миссис Джейн Гаррисон попросила Дейва подтвердить: «Шелли вам действительно говорила, что Арло Уайлд к ней пристает?» Возмущенно раскрыв рот (зачем мама несет такую чушь?), Дейв ответил: «Да Шелли просто выдумала очередную хрень, она вообще была больная на голову». А потом он побежал бить кулаками в подушку, не потому, что злился на мать — она так часто делала всякие глупости, что никаких кулаков не напасешься, — а потому что заговорил про Шелли в прошедшем времени. А ведь именно с Шелли он обменялся первым поцелуем, единственным, который навеки сохранил в тайне, чтобы не утратить в него веру.

В итоге Никита заставила Сэма все повторить Линде Оттоманелли. Сэм к этому моменту уже начал артачиться. Рассказывал неохотно, со слезами.

Услышав новости, Линда Оттоманелли взяла дело в свои руки. Сочла это своим долгом, в качестве лучшей подруги Реи (она боялась лишиться этого звания — ведь это Никита откопала все это дерьмо). Решила отцедить суть из этих неприятных слухов — этих сплетен — и установить правду. Съездила в торговый центр, купила новейшую игровую приставку. Пообещала мальчикам, что подарит ее им, если они напрягут головы и постараются все вспомнить. А потом задала вопрос, который уже задавала раз десять, но на сей раз предварив его версией Сэма Сингха и Лейни Хестия. И только после этого осведомилась: «Так и что случилось?»

Мальчики все подтвердили. Но, в силу природной жестокости, решили кое-что добавить от себя.

— Она сказала, что он с ней это делал, — сказал Марк. — В то утро, кажется. Поэтому у нее кровь шла. Это были не месячные. Поэтому она с катушек и слетела.

— Ага, — добавил Майкл. — Она его назвала насильником. Только и орала, что он ее изнасиловал. Боялась, что опять полезет.

Рыдая от страха, смятения, горя и даже благодарности за то, что собственные ее дети целы и невредимы (или им тоже нанесены душевные раны?), Линда вручила мальчикам игровую приставку и отправилась прямиком к Рее — перепуганная, задыхающаяся и еще слегка охваченная тем, для чего существует специальное немецкое слово, которое означает «обрадованная чужим бедам».

Рея подумала про тело Шелли — его ведь еще могут найти. Подумала про собаку, не тронутую тлением. Выслушала рассказ Линды; подождала, пока суть проникнет внутрь и заполнит всю душу — как вот ползешь по дну темного винного моря и раскрываешься настежь.

На пятнадцатый день поисков в дверь к Шредерам позвонили представители полиции. Опустив головы, сообщили Рее (Фриц был на работе), что не сумели пробиться в самый дальний туннель, а это последнее место, где может находиться тело Шелли. Потребуется несколько дней на его осушение, прежде чем можно будет возобновить поиски, да и тогда, вероятно, окажется, что он слишком узок. Туда направят самых малорослых ныряльщиков, специально подготовленных для выполнения подобных задач. Если тело не унесло в канализацию, оно может быть только там.

В подобных ситуациях любое ожидание мучительнее ясности. Полицейские предложили Рее организовать поминальную службу. Пора оставить надежду.

Медленно, потому что у нее болело колено, Рея шагнула им навстречу. Поблагодарила за визит. Она успела составить список похоронных бюро, увеличила общую фотографию седьмого класса. Не то чтобы она на это надеялась. Ничего подобного. Тем не менее подготовилась.

Мейпл-стрит наблюдала за этим разговором через окна. Соседи стали свидетелями — значит, в своем горе Рея будет не одна.

Обливаясь потом, обитатели Мейпл-стрит сели в кроватях. Приняли душ, припудрились, надушились, опять вспотели — кожа покрылась душистой корочкой. Оделись в черное. Достали темные костюмы и платья неброских цветов для детей. Уолши вышли заранее. За ними — Хестия, Понти: Стивен, Джил, Марко и Ричард. Так и не помирившиеся Тим и Джейн Гаррисон велели детям определиться, с кем из родителей они поедут. Старший брат Адам решил — с мамой. Младший, Дейв, вообще отказался ехать. Он остался в раскаленной коробке — своей спальне, жалея, что связи нет, игровая приставка не работает, нельзя с головой уйти в «Дэскрафт» и забыть про весь этот ужас. В смысле, про разлад в доме. Не про Шелли: поверить, что ее нет, он был не в состоянии.

Атласы не пришли: Бетани рвало всю ночь. Все шестеро Сингхов отбыли на своей «хонде-пилоте», у каждого из детей в наушниках играла музыка с собственного планшета. Питер Бенчли не поехал, смотрел с чердака. Доминик и Линда Оттоманелли постучали в дверь дома № 118, Шредеры и Оттоманелли собрались на крыльце. Взрослые накануне слишком долго смотрели кино, поэтому надели солнечные очки, а еще оправлялись от похмелья. Потом они пошли к машинам, чтобы ехать цугом.

Им нужно было миновать дом Уайлдов. Фрицик поднял кусок кварца толщиной сантиметров пять. Тускло-молочный, из тех, которые блестят только на разломе. Метнул его сильной рукой раннинбека. Камень срикошетил от входной двери и упал обратно к его ногам.

В первый момент все молчали, опешив.

— Дурака не валяй, — наконец сказала Рея. — При свете-то дня.

Входная дверь открылась. За решетчатым экраном стояла беременная Герти. Рядом с ней — Арло.

Рея подняла тот же самый камень. Стерла с него грязь и битум и положила в сумочку — в качестве задумки, которая должна вызреть, перебродить.

Уайлды проводили глазами последнюю машину, уехавшую на поминальную службу по Шелли. Вновь они оказались за бортом. Плюс на сей раз еще вроде как и виноватыми.

— Давай проведем службу здесь, — предложил Арло, думая о том, какую жизнь прожил его отец, о всех похоронах своих буйных друзей. Хоронили, как принято у наркоманов, — церкви и гробы побоку. — Пусть каждый принесет какую-нибудь значимую вещь, по которой видно, как он относился к Шелли. Тащите сюда.

Никто не сдвинулся с места.

— Ну, что-то, что вам о ней напоминает и с чем не жалко расстаться.

Первым наверх ушел Ларри, за ним Джулия. Герти осталась. Арло вел себя храбро, хотя на деле и трусил: поцеловал ее в губы, хлопнул по заднице. Крепко и с нужной долей сексуальности.

— Ну! Неси свой вклад.

Встретились снова в прихожей.

— Ладно, — сказал Арло, открывая коробку из-под сигар «Монте-Кристо». Из нее сладко пахло. — Я первый.

Он положил в коробку свою губную гармошку. Расставаться было жалко — ее подарил Дэнни Лас-сон еще в те времена, когда существовала их группа. Но эту гармошку он всегда давал Шелли, когда она оставалась у них ночевать. Последняя песня, которую они с Джулией и Шелли разучивали вместе, называлась «Лондонские оборотни».

Следующим оказался Ларри.

— Ты уверен? — спросила Герти. — Насовсем отдаешь.

Ларри кивнул:

— Она иногда была плохая, но нельзя, чтобы она осталась одна…

Он положил в коробку своего робота, вымытого дешевым шампунем.

Настала очередь Герти. Она сняла с шеи жемчужную подвеску. Ее мачеха Чири («Называй меня Чири, дорогуша!») забрала себе все короны и трофеи, так что, помимо обручального кольца, это было единственное ювелирное украшение Герти. Она собиралась когда-нибудь подарить его Джулии.

— Это как, расточительство? — спросила она у Арло, держа подвеску над коробкой.

— Нет, — ответил он.

Герти крепко сжала подвеску в руке. В последний раз. Потом отпустила. Столько лет она трудилась, собирая поштучно те кусочки их бытия, которые теперь их окружали, так что расстаться с одним из них было даже приятно.

Все опустили глаза. Дары невообразимо прекрасные, намерения — очень личные и сокровенные; им даже было не жалко, что они не попали на службу. Шелли столько раз у них ночевала. Все их знакомство протекало на этой улице, так что и поминать ее здесь казалось уместным.

Теперь все повернулись к Джулии — она стояла с пустыми руками. Правая все еще побаливала, синие швы рассосались не до конца. Собака, сказал им врач в травмпункте, вне всякого сомнения.

— У меня нет ничего важного, — сказала Джулия. — Но лучше бы я упала вместо нее в этот провал.

— А я нет, — вставил Ларри.

Лицо Джулии сморщилось.

— Это моя вина. Я могла ее спасти!

— Не могла, — возразила Герти.

— Могла!

Арло улыбнулся одновременно и горько, и ласково — как здорово, что дочь его такая сострадательная, как жаль, что сострадать приходится по такому поводу.

— Это был несчастный случай.

— Ты ничего не понимаешь! Она хотела жить с нами. Умоляла меня!

— Джулия, — с укором произнесла Герти, — да зачем ей это было надо?

— Она была несчастна.

— Ей бы мама никогда не разрешила.

— Откуда ты знаешь?

— Лапушка. Да, на Рею иногда находит, но она хорошая мать. У нее все дети получат высшее образование.

Она подлая злыдня.

— Злыдней на свете много, — ответил Арло.

Джулия все плакала.

— Боженька хотел меня забрать, а забрал ее по случайности. Хотел меня наказать за то, что я такая плохая подруга.

— Ты вздор говоришь, — ответила Герти.

— Но это правда.

— Нет, — отрезал Арло. — Ты это сама придумала.

Джулия посмотрела на них, оценила ситуацию. Поняла, что высказала свой страх с одной целью: чтобы ей возразили. Нет, гибель Шелли — не ее вина. И не кара Господня. Но это не снимало с нее ответственности.

— Она ее мучила.

— Кто? — спросил Арло.

— Ее мама. Мы не бежали наперегонки. Мы убегали. Поэтому она и свалилась в дыру. Страшно боялась, что мама ее убьет за то, что она остригла волосы, и совсем не смотрела под ноги.

Тут в памяти у Герти всплыл тот их последний пьяный разговор с Реей. Перевернулся, точно камень, под ним закопошились насекомые.

— Не говори такого! Это очень серьезное обвинение!

— Ты всегда всем веришь, кроме меня, — заявила Джулия. Голос звучал слишком ровно. Слишком спокойно.

— Не нападай на меня! Я только о тебе и думаю, — ответила Герти. — Мы сюда ради тебя переехали.

— Ты меня никогда не защищаешь. Поэтому я тебе ничего и не рассказала. Но это правда. Шелли фотографировала эти побои. У нее есть доказательства. В «Кубе боли».

— Что-то это на Рею не похоже, — заметил Арло.

— Она в колледже преподает! — добавила Герти.

— И что? — спросила Джулия.

— А то, что Шелли была очень нервная. Такие девочки любят выдумывать. Звучит правдоподобно, а на деле выдумка. Ей было больно по какой-то другой причине. Внутренняя проблема.

— Я видела, как миссис Шредер тебя ударила.

Она вообще дерется.

Герти дотронулась до щеки, вновь ощутила унижение от пощечины.

— Это она от стресса. Если бы тебя, не дай бог, кто обидел, я бы тоже с катушек слетела.

— Ты всех здешних оправдываешь. Можно подумать, ты их боишься.

— Джулия, ты чушь несешь. Вот уж не ждала.

Я всегда…

— Что это за хрень — «Куб боли»? — прервал их, возвысив голос, Арло.

— Это все правда. Знаю, потому что видела. Она мне сама показала. Я даже ее обнять толком не могла. Ей было больно. Если подумать, именно поэтому она никому и не разрешает себя обнимать.

Герти поморщилась. Вытерла подглазья, где скопилась влага.

— А ты уверена, что Шелли себя не сама? — спросила она.

Джулия опустила глаза.

— Тогда ты не можешь…

— Не смей! — выкрикнул Ларри.

— Лапушка, я просто понять пытаюсь, — успокоила его Герти.

— Нет! — взвизгнул Ларри. — Не смей говорить, что она врет!

— Я не говорю! — возразила Герти. — Ты это сам придумал!

— Джулия! — рявкнул Арло.

Все притихли. Джулия шмыгнула носом. Вздрогнула. Спрятала лицо, чтобы скрыть слезы.

— Ты действительно веришь во всю эту хрень? — осведомился Арло.

Джулия кивнула и заплакала так, как плачут, когда на тебя накричали, не показывая лица.

Герти выглянула в окно, на опустевшую улицу. Скользнула взглядом по разливам нефти, уперлась в дыру. В нефти отражалось солнце: размытая радуга, прижатая силой тяготения к земле, чередование синего, черного и красного.

— Инстинкты тебе говорят: надо верить. А ты считаешь, что это правда, — сказал Арло совсем другим тоном.

Джулия кивнула.

— Мама делала ей больно, когда никого рядом не было. Шелли от меня это скрывала. Держала в тайне, потому что ей казалось, что это стыдно. А потом не выдержала. Мама делалась все злее. Вот она мне и сказала. — Джулия прижала ладони к пояснице, провела ими до лопаток. — Она сама бы не смогла. Туда не дотянешься.

Герти не отводила взгляда от дыры. Чувствовала на глазах слезы. Чувствовала, как внутри ее разрывает на части.

— Рея постоянно держала Шелли с собой рядом, ведь правда? Ни на шаг не отпускала. И Чири меня когда-то держала.

Арло напрягся всем телом и жестко сказал:

— Не будем о Чири.

— Да, — согласилась Герти. — Про Чири никто не хочет слышать… Похоже… похоже, это правда. Рея, кажется, один раз мне что-то такое сказала. Только я не поняла.

Джулия разрыдалась.

— Она была моей подругой. Я ее любила, а теперь ее нет.

— Знаю, — откликнулась Герти.

Джулия подошла к Герти. Та придержала ее на расстоянии. Герти не любила обниматься, особенно в тяжелые моменты. Но Джулия не приняла отказа. Оттолкнула материнские руки, приникла к ее груди. Герти прижала к себе дочь — сердце неслось вскачь, клочковатые мысли разлетались в разные стороны.

— Если бы я знал, — прошептал Арло. Напряжение уступило место безвольности и честности.

— Мы могли ей помочь, — пробормотала Джулия.

— Возможно. Но несчастный случай есть несчастный случай, — произнес Арло. — Она упала. Тут даже ее мама не виновата.

— Она тебя любила, — добавила Герти. — А ты ее.

Лицо Джулии сморщилось, слезы продолжали капать.

— Я ни с кем так не любила говорить, как с ней, когда она не вредничала. Да нам и говорить-то было необязательно. Мы слишком хорошо знали друг друга. И все же она что-то от меня скрывала. Ей было больно. А что, если она очнется там, внизу, совсем одна? И решит, что я ее бросила?

— Ты не виновата, — произнесли все хором, даже Ларри. — Не виновата, — повторили они.

Она обмякла, точно одурманенный ягненок, опустила голову Герти на плечо. Ларри погладил ее по курчавым волосам. Арло подался вперед и своими тощими, покрытыми жуткими татуировками руками обхватил всю семью — попытался замкнуть в круг, но не сумел.

Джулия произнесла очень тихо:

— Я когда вырасту, буду спасать детей. Всех детей.

— Да, — ответили ей, зная, что она говорит серьезно. Знали: когда она вырастет, то станет такой ради Шелли. — Да, обязательно.

В конце Джулия попросила остричь ей волосы совсем коротко, как у Шелли. Так они и сделали, скрепили тридцать сантиметров курчавых прядей резиночками, положили в ящик из-под сигар. Каждый вбил по гвоздю в угол ящика. Потом они приняли душ, нарядились в лучшие свои летние одежды. Не в черное: мать и дочь — в красивые цветастые платья, Арло — в гавайскую рубашку (кровь уже отстирали), Ларри, как всегда, в зеленое. Прикинули, не закопать ли ящик на заднем дворе, но все знали заранее, на чем сойдутся.

Отправились в Стерлинг-парк. Миновали оранжевые столбики, заградительную ленту. Никого из спасателей не было — они теперь по выходным не появлялись. Дыру уже закрыли новой платформой, потолще. Все встали у края на колени. Вытащили шесть скреп, приподняли угол.

Из дыры поднимался сладковатый пар. Они все вместе столкнули ящик вниз. Падал он так долго, что всплеска они не услышали.

Арло прибил скрепы на место. Убедился, что платформа держится прочно. Они пошли домой, на душе полегчало. Джулия сорвала несколько цветков гортензии, обвязала листиком. Герти вытащила из сумочки ручку, написала на своей визитке:

Записку оставили у Шредеров на крыльце. Потом дошли до дома — нужно было немного очухаться.

В ту ночь спали они крепко, без снов, дети в одной постели с родителями, прижавшись друг к другу. Утром пили кофе, ели сладкие хлопья, играли на губной гармошке. Новый день придал им оптимизма. А потом в дверь позвонили. За ней стояла полиция.

Два инспектора, черно-белая полицейская машина припаркована у входа. Герти решила, что эти двое работают в паре, — но кто ж знает, как там у них принято? Оба в штатском, предъявили жетоны. Собственно, даже дали в руки, чтобы Герти и Арло прочитали каждое слово.

Первая — чернокожая в возрасте по имени Дениза Хадсон, второй — помоложе, рыжеволосый азиат, зовут Геннет. У обоих на форменных рубашках проступал пот. Они сообщили Арло и Герти, что просят их проехать в участок. Прямо сейчас.

Улыбкой никто из инспекторов не оделил даже детей.

Именно это стало для Герти первым дурным предзнаменованием, причем самым ошеломительным.

— Конечно, поехали! — сказал Арло срывающимся от нервов голосом.

После переговоров с Герти и инспекторами Арло повел детей к дому Фреда и Бетани. Хотя Бетани лежала на диване, подпертая и обложенная подушками (глаза ее, казалось, были обведены размазанной синей подводкой, на деле это был естественный цвет), Атласы согласились присмотреть за детьми.

— Лапочки мои, — проворковала Бетани. — Фред! У нас для них молочко найдется? Принеси молочка! — Она поморщилась, вытянув шею, чтобы взглянуть на детей: даже такое крошечное движение причиняло ей боль. — Солнышки мои! А принесите-ка сюда колоду карт! Я с вами в рамми поиграю.

Арло с извиняющимся видом посмотрел на Фреда и пожал плечами.

— Я твой должник, дружище.

Фред — вид у него был измотанный — стиснул Арло плечо. Последние два похода в кино они пропустили — жизнь вносила поправки.

Ей это в радость, — сказал Фред. А потом погромче, чтобы слышно было инспекторам снаружи: — Будет дело серьезно — звони. У меня есть знакомые в прокуратуре.

Арло с Герти сели в свой «пассат». Поехали следом за полицейскими в участок Гарден-Сити.

Оказавшись внутри, прошли мимо стойки дежурного через высокий атриум с рабочими столами в заднюю часть здания, там их загнали в маленькую комнатку без окон — возле длинного стола стояли складные стулья. Герти с Арло сели с одной стороны, инспекторы Хадсон и Геннет с другой, а посередине поставили старомодный магнитофон. Стол был из светлого дерева под полиуретаном — из такого делают школьные парты. Поверхность чистая, только несколько мазков ручкой. Хадсон и Геннет надели форменные пиджаки (оба были явно не по мерке), и Герти вскоре поняла почему: кондиционер здесь работал даже слишком сильно. Герти и Арло ежились от холода.

— Рея Шредер вчера выдвинула против вас обвинение, — объяснила Хадсон.

Герти вцепилась в край стола. Ей было холодно, но от ладоней остался потный след.

— Обвинение? — переспросил Арло. Голос звучал все так же преувеличенно бодро. Голос продавца. Герти же услышала в нем страх и, хуже того, неведение. Неведение того сорта, за которое можно загреметь на остров Райкерс, потому что бесплатные адвокаты полное дерьмо.

— Она утверждает, что ее дочь изнасиловали утром того дня, когда она упала в провал.

Герти похолодела. Сознание отказывалось выстраивать картину возможных последствий. Но где-то в глубинах — тех глубинах, которые помогли ей выжить на конкурсах красоты и во всех прочих передрягах, — ей все стало ясно.

— Согласно показаниям свидетелей, у нее было кровотечение, — продолжала Хадсон. — Кроме того, она остригла волосы.

Герти захотелось хоть что-то сказать, но слова не шли.

— Миссис Шредер считает, что волосы она остригла под воздействием посттравматического стресса. Она убегала от вас, когда ваши дети столкнули ее в дыру: они также получили психологическую травму и пытались скрыть отцовское преступление. — Все это время Хадсон смотрела им в глаза, и на лице ее ничего не отражалось. Геннет что-то записывал.

Герти вздрогнула.

— Убегала?

— Преступление? — спросил Арло. Из голоса его пропала вся сердечность, он больше напоминал рык.

— Она считает, что вы изнасиловали Шелли Шредер и это стало непосредственной причиной ее гибели.

Арло подался вперед, посмотрел в глаза сперва Геннету, потом Хадсон.

— Я этого не делал.

— Бред какой-то, — сказала Герти. — Такого не может быть.

— Почему же не может? — спросила Хадсон. Внешне она оставалась невозмутимой, но внутри так и кипели чувства. За край стола ухватилась так крепко, что даже ногти побелели.

— Потому что он не охотник. Я с охотниками всю жизнь вожжалась, а он не охотник. Он никогда бы не стал…

— Я в городе работаю, — прервал ее Арло. — В тот день вернулся домой около четырех утра и сразу бухнулся спать. С Герти.

— Вот именно! — подтвердила Герти.

Арло вытянул руки в направлении полицейских. Оба зацепились взглядом за чудовищные татуировки.

— Скорее всего, я есть на камерах на Пенн-стейшн около половины третьего утра. Если не там, то у газетного киоска — я покупал кока-колу и попкорн в дорогу. Можете проверить. Убедиться, что с поезда я сошел примерно в три пятнадцать.

Геннет записал. Хадсон продолжала смотреть на Арло.

— А утром? Утром миссис Уайлд была с вами?

— Я показывала дом клиентам. В Гленхеде. Но муж без особой нужды никогда раньше десяти не встает.

— Да, когда я поднялся, дети уже играли. Возможно, это тоже есть на записи. У Хеонов, кажется, установлена камера. Правда, не знаю, работает ли. После провала у нас сплошные помехи.

Хадсон заговорила пугающе мягко:

— Вы уверены, что не оставались наедине с Шелли Шредер в течение суток до ее гибели?

— Клянусь вам.

— Не оставался, — подтвердила Герти. Ее захлестнуло облегчение. Доказательство. С доказательством не поспоришь.

— А вообще вы с ней наедине оставались?

— Вероятно.

— Но точно сказать не можете.

— Да я, собственно, не помню.

— Нам нужен адвокат? — спросила Герти.

Геннет поднялся, глядя в блокнот.

— Если разберемся, то не нужен, — ответила Хадсон.

— А-а, — отреагировала Герти.

— Так, а с кем-то из соседских детей вы оставались наедине? — спросила Хадсон.

— Простите, но мне страшно. Кажется, нам нужен адвокат, — откликнулся Арло.

— Сэр, вы не арестованы, — сообщила Хадсон.

— Так мы можем уйти? — спросила Герти.

— В любой момент, — ответила Хадсон. И отодвинулась от стола, будто и сама собиралась покинуть помещение. — Но мы бы предпочли во всем разобраться.

— Позвольте мне позвонить, — сказал Арло.

— Это не понадобится, если мы разберемся.

— Он позвонит, — сказала Герти.

Хадсон кивнула, будто с самого начала ждала такого ответа. Как будто лишь дураки могли поступить иначе.

Инспекторы извинились и вышли в приемную. Арло позвонил Фреду Атласу, но помехи сделали свое дело. Они друг друга не слышали. Арло пролистал свои контакты — не найдется ли какой важный человек. Обнаружил коллег, старых друзей по Бруклину — вряд ли у кого-то из них есть знакомые адвокаты. Его прошиб холодный пот — он открыл номер Дэнни Лассона. Дэнни был ударником в «Мести за Фреда Сэвиджа», а теперь жил в Лос-Анджелесе и писал музыку к рекламным роликам. Может, он кого-то знает. С другой стороны, наверное, Дэнни так и не простил его за развал группы. Не «наверное». Скорее всего.

— Ты знаешь кого-нибудь влиятельного? — спросил Арло.

Герти глухо рассмеялась:

— Никого, кроме Реи.

Арло с Герти уехали из дома прежде, чем Мейпл-стрит пробудилась для нового дня — похороны Шелли Шредер остались позади. Ртуть в градусниках уползла за все мыслимые пределы. Кондиционеры не справлялись. К десяти утра старшим Бенчли пришлось пройти несколько кварталов и уехать на автобусе на местную станцию охлаждения. Леденцовый запах из провала был жарок, как химикаты в тигле. Им пропитались воздух, почва и одежда.

Уайлдов, похоже, не было дома. Но все помнили, что несколько недель назад сказала Герти. Водная дорожка в общем распоряжении. Карт-бланш.

Обитатели Мейпл-стрит решили, что ни на Герти, ни на ее детей они не в обиде. Ведь проблема-то в Арло. День невыносимо жаркий. Бассейн был закрыт, и все с тоской посматривали на желтую дорожку. Кое-кто из детей принялся канючить.

Первой уступила Кэт Хестия: присоединила шланг Уолшей к водной дорожке Уайлдов, раскатала ее. Весь Крысятник за исключением Шредеров — те играть были не в настроении — переоделся в плавки и купальники. Они принялись резвиться у Уолшей на газоне. Поначалу довольно тихо, но вскоре уже верещали от радости. К ним присоединились старшие братья-сестры и даже кое-кто из взрослых. Будто родившись заново среди просмоленных песков и глины, взрослые и те пошли развлекаться.

При свете дня, среди желтой пластмассы и веселого дружного смеха, обвинения против Арло казались какой-то дичью. Все решили, что рады воспользоваться дорожкой. Ведь это такой способ включить в свою компанию Уайлдов, пусть и в их отсутствие. Это такой способ хоть чуть-чуть сдвинуться в сторону от точки зрения Реи и всей этой гнуси, которую она вечно вокруг себя распространяет.

Когда Уайлды вернутся — неважно, куда они там поехали, — соседи с ними заговорят. Можно спросить напрямик про обвинения, которые якобы выдвинула Шелли. Дать Арло возможность себя обелить.

Когда на улице показался коричневый седан «шевроле», его заметили все. Из него вышел мужчина в чистом, не измятом костюме-тройке и принялся стучать в каждую дверь. Те родители, которые были у водяной дорожки, разошлись по домам. «Да, — говорили они, — мы видели, что Арло Уайлд в одних трусах-боксерах гнался в то утро за Шелли. Да, и его дети тоже от него убегали… Да, — говорили они, — наши дети точно слышали, как Шелли им сказала: Арло ее изнасиловал, возможно, в то самое утро».

На это следователь по фамилии Бьянки попросил разрешения поговорить с детьми, и их стали по одному выкликать с газона Уолшей. Вот только все дети были перемазаны битумом. Он облепил им руки, щеки, волосы. Выглядели они безликими, неразличимыми.

Стоя на пороге своих домов, капая на пол водой и битумом, дети подтвердили слова взрослых: Лей-ни Хестия, Сэм Сингх, близнецы Оттоманелли и, к великому его огорчению, Чарли Уолш. «Да, — сказал Чарли. — Она такое говорила. Но она постоянно врала». Дейв Гаррисон бросил злобный взгляд не на инспектора, а на свою мать и говорить отказался: в итоге Джейн Гаррисон предложила Бьянки прийти попозже — у ее сына явно высокая температура.

После каждого расспроса, ощущая собственное лицемерие (если Арло правда набедокурил, почему соседи пустили детей играть к нему на водную дорожку? А если неправда, почему они все подтверждают ложные показания?), все наводили чистоту и оставляли детей дома. В итоге водная дорожка опустела, хотя вода продолжала струиться по желтой пластмассе. Через окна они заметили, что упустили из виду одну вещь: вода все хлестала, дорожку никто не подправлял, кусок желтой пластмассы переместился через весь газон Уолшей и застрял в зеленой изгороди, разделявшей участки Уайлдов и Шредеров.

Кэт Хестия — а это она присоединила шланг — к этому моменту отправилась на молчаливую медитацию. Уолшей тоже не было дома: они поехали есть с друзьями лобстера в ресторане «Уотерзуи». Вода все лилась, никому теперь не хотелось ее отключать. Каждый думал: это не мое дело. Всем страшно было приближаться к зачумленному дому Уайлдов на глазах у следователя Бьянки — он же увидит. Не хотелось, чтобы их застукали, когда они будут вытаскивать желтую дорожку из кустарника — вдруг как раз в это время Уайлды возьмут и вернутся. И подумают что-то не то. Арло разорется. Или того хуже.

Когда следователь Бьянки уже собирался уходить, из своего дома выехал Питер Бенчли и перехватил его. Они проговорили едва ли не полчаса. Жители Мейпл-стрит удивились — кто бы мог подумать, что Питер способен к такому длинному диалогу. Им стало не по себе. А что, если все это время он не только смотрел, но еще и видел?

«Я под присягой покажу, — расслышала его слова Линда Оттоманелли. — Не мог Арло Уайлд обидеть девочку. Уж всяко не в тот день. Да и в любой другой тоже».

Бьянки уехал.

Вода все текла, лужайку Уайлдов затопило, скоро дойдет и до Шредеров. Линда Оттоманелли и Рея Шредер пили красное вино у Реи на веранде, остальные сидели по домам за закрытыми дверями.

Наконец Рея поднялась. Подошла к делу серьезно, раскинула руки, будто говоря: «Ну вот, всегда я. Грудью на амбразуру». Она пересекла газон Уайлдов, подошла к дому Уолшей, отключила воду. Миниатюрная, она шла, как все заметили, чуть-чуть прихрамывая, и тащила водную дорожку к своей веранде — пусть газон Уайлдов подсохнет. Остальные обитатели Мейпл-стрит подумали: вот мы дураки, что сами этого не сделали.

Им стало стыдно.

Пока Герти и Арло были снаружи, им перезвонил Фред Атлас — он дошел до телефона-автомата. Арло объяснил, в чем проблема. Фред велел ему сидеть и не дергаться. У него есть знакомый адвокат по уголовным делам, зовут Ник Слосс, он сейчас подъедет.

— Я просто поверить не могу, — сказал Арло.

Молчание на другом конце продлилось несколько секунд. Арло ждал — гордость его испарилась.

— Боюсь, что поверить придется, — откликнулся Фред.

Когда они вернулись внутрь, им объяснили, что, поскольку Арло подозреваемый, а Герти — нет, их на время ожидания разведут по разным комнатам. Они в этом усмотрели злой умысел — нападение под девизом «разделяй и властвуй». Однако стало ясно: начнешь спорить — решат, что у них есть какие-то тайны, нужно о чем-то договориться. А обвинение ошеломило их настолько, что они не могли собраться с мыслями.

Геннет отвел Герти в другое помещение, закрыл за собой дверь, сел с ней рядом, а не напротив.

— Вы совершенно уверены в том, что обвинение лживое? — Тон у него был более благожелательный, чем у Хадсон. Герти ощутила в нем определенную эмпатию, хотя и его лицо тоже представляло собой лишенную выражения маску.

— Бредовая история. Вы сильно ему поможете, если скажете мне правду, — проговорил Геннет.

— Вы сами-то с Реей знакомы? — спросила Герти. — Ее сын швырнул в наш дом камнем. А это… — она указала на свежую царапину на щеке, — от ее кольца. Она дала мне пощечину. Видимо, винит меня в том, что случилось с Шелли. Потому что мои-то дети живы… Короче, не знаю. Не буду притворяться, что понимаю, что у нее в голове.

Геннет сфотографировал царапину.

— А кто-то видел, как она вас ударила?

— А то. Вся улица. Любого спросите.

Геннет это записал.

— Скажу вам одну вещь. Я не из тех, кто верит в принцип «око за око». Зло порождает новое зло. Оно токсично. Так во всех книгах сказано. Так что я вам не поэтому все это говорю, но вы мне сказали, что у вас работа такая и вы хотите выяснить правду, и мне кажется, вы меня не обманываете, так что я вам могу рассказать.

Геннет поднял глаза от записок. Веснушки на переносице. Обручальное кольцо — старомодный кладдах, сердце обращено вниз. Она представила себе, как он после работы встречается с женой в пивнушке у Кроксли в Нью-Гайд-парке и они наворачивают куриные крылышки. Такой вот типаж.

— Рея избивала свою дочь. В ней говорит чувство вины.

— Почему вы так решили?

— Рея мне однажды призналась, что несчастна. Что испытывает желание причинять боль родным. Что ей с Шелли тяжело. Еще что-то про ее волосы. Рея ненавидела их расчесывать. А еще одну вещь сказала моя дочь Джулия. Она видела синяки. Сказала, что у Шелли есть какие-то доказательства. Фотографии.

Геннет все записывал. Фломастер тихо, обнадеживающе шуршал по бумаге.

— А где эти доказательства?

— Наверняка в ее комнате. Нет, не знаю. Дочь говорит, она их хранила в каком-то «Кубе боли».

— И в чем суть доказательств?

Джулия сказала, что Шелли было больно, когда они обнимались.

Они немного посидели молча. Герти удалось слегка унять дрожь и налить себе стакан воды. Она еще раз уяснила смысл дочкиных слов: Шелли было больно, когда они обнимались. Она гадала, что Шелли испытывала тогда, что могло ее утешить в конце.

— Люди с вашим прошлым привыкли к стрессам.

— С моим прошлым?

— Вас вырастила Чири Мопин из Атлантик-Сити. У нее была судимость за мошенничество. Школу вы так и не окончили. Кстати, у вашего мужа тоже судимость.

— Это было до нашего знакомства, — ответила Герти. — Просто за наркотики. Он никого никогда пальцем не тронул. И вообще давно стал другим.

— Почему же, тронул. — Геннет подтолкнул к Герти листок глянцевой бумаги. Фотография тощего старика со сломанным носом. Черноволосый, высокий, тонкокостный. Застиранная белая футболка, вся в дырках. — Сломал вот этому нос.

— Так это его отец. Отец не считается, — возразила Герти. Почувствовала, что краснеет.

— Но вы сказали — никого пальцем не тронет. А кого-то еще трогал, кто, по-вашему, не считается?

И тут Герти поняла: тут никого на свою сторону не перетянешь. Она правильно сделала, что рассказала про Рею, но это не значит, что кто-то проникся к ней симпатией. Они не стали лучшими друзьями. Это не конкурс красоты, ей не шестнадцать лет, нет у нее в запасе улыбки до ушей да пикантных ямочек, чтобы его очаровать. От этой мысли — а может, оттого, что через три месяца ей предстояло рожать, так что гормоны пошаливали, — она ушла в пике.

— Дать вам салфетку?

Герти открыла сумочку.

— У меня свои есть. — Она высморкалась. — Люди часто плачут от стресса. Хватит вам уже писать. Плакать — обычное дело.

— Миссис Шредер изложила все очень подробно. До последней мелочи. По ее словам, Шелли раз десять ночевала в вашем доме.

Герти шмыгнула носом.

— А ваша дочь Джулия у Шредеров не ночевала ни разу.

— Рея очень строгая. Ну, сами знаете — только один кусочек тоста, а потом каждому вымыть свою тарелку и всем читать Шекспира. Джулии это тяжело давалось. Да и Шелли тоже. Им нравилось валять дурака… А почему вы меня вообще допрашиваете? Я вам такое сказала про Рею — и вы даже не собираетесь никому позвонить и поискать доказательства?

— А Джулия? Инспектор, побывавший на месте, сказал мне, что ваша дочь остригла волосы, как и Шелли Шредер. Почему?

Герти обхватила руками живот. Гупешка после порции холодной воды начала брыкаться.

— Я устала. Я не знаю, чего вы от меня добиваетесь.

— Нам дали понять, что ваш сын ведет себя неподобающим образом. Трогает себя за гениталии. Вы должны понимать, что это симптом. Если всплывут отягчающие обстоятельства, вам предъявят обвинение в сообщничестве. И обоих у вас заберут. Прямо сегодня.

— Но я не лгу, — возразила она.

Геннет что-то записал.

— Давайте еще раз сначала, — предложил он.

— Нет, — отказалась Герти.

Геннет встал, вышел, вернулся с тремя кусками пиццы и кока-колой, плюс с бежевым хлопковым кардиганом, который явно выпросил у какой-то коллеги.

— Можно еще раз сначала? — попросил он.

Герти откусила пиццы. Она страшно проголодалась.

— Зуб даю, что вы любите есть куриные крылышки у Кроксли. Правда ведь? Зуб даю, что, когда все это закончится, мы с вами там встретимся и вам будет неловко. Вы извинитесь и угостите моего мужа пивом.

Его веснушчатые щеки порозовели.

— Очень на это надеюсь.

Хадсон, из двоих явно более строгая, вошла в комнату к Арло. Приветливо улыбнулась, садясь с ним рядом, — она оказалась хорошей актрисой, потому что улыбнулись даже глаза.

— Я вынуждена все это делать, — сказала она. — Притом что склонна вам верить. Но нужно во всем разобраться, хотя бы даже ради вас.

— Давайте.

— Миссис Шредер явно драматизирует. Нам всем так показалось.

— Еще бы. У нее дочь погибла. Возможно, она вовсе не в своем уме.

— Вот именно. Ну, то есть, да ничего подобного. Вы ведь как-то раз поцеловали Шелли в щеку, было дело?

— Нет.

— Кока-колы хотите?

— Нет.

— Вид у вас потрепанный. Похмелились с утра маленько?

— Нет.

— Но в то утро, когда Шелли упала в провал, вы ведь пили, да? По словам свидетелей, от вас пахло спиртным.

— Не припомню.

— Можно взять вашу кровь на анализ?

— Нет.

— Ваша дочь Джулия сегодня утром остригла волосы. Как вы думаете, что могло подтолкнуть двенадцатилетнюю девочку на такой поступок?

Арло поморщился. Ему не нравилось, что эта женщина произносит имя его дочери.

— Нам сказали, что, когда Шелли упала в провал, вы за ней гнались. Вернее, за обеими девочками. И на вас ничего не было, кроме… — Она просмотрела свои записи. — Трусов в тигровую полоску. Одна из свидетельниц видела эрекцию. Можете сказать, почему вы возбудились?

Предательская краска поднялась от шеи до самой макушки. Эрекция? Да кто мог такое придумать — а уж тем более сказать вслух?

— Нет.

— Вы знаете, почему Шелли Шредер остригла волосы?

— Нет.

— Вам правда нужна вся эта возня с адвокатом?

У меня складывается впечатление, что вы не спешите оказывать нам содействие. Вы ведь не хотите, чтобы я так думала?

Хотя в комнате было холодно, у Арло со лба упала капля пота. Да, может, если все рассказать по седьмому разу, его это и спасет, однако вряд ли.

— Нет.

— Ну так скажите, что вообще происходит. Почему вы здесь.

— Без понятия.

Инспектор Хадсон встала со стула. Маска безразличия наконец-то слетела. Судя по виду, она не сердилась, но и не сочувствовала. Просто поставила точку. Сделала, что смогла, можно двигаться дальше.

Их обоих оставили в покое на пару часов — ждали адвоката, который так и не появился. Может, его задержала полиция? А это вообще по закону?

Герти не выдержала и снова расплакалась. Когда при тебе что-то говорят вслух, ты волей-неволей начинаешь гадать, правда это или нет. Если у тебя есть дети, ты просто обязана предвидеть все мыслимые опасности: чашку кофе рядом с младенцем, скользкий камень на пляже… А что, если по причине тяжелого прошлого она проглядела очевидную угрозу? Если Арло действительно мог такое сделать? Она подумала об этом, а потом о детях, Ларри и Джулии. Не поэтому ли Ларри начинает себя теребить, когда нервничает? Его водили к врачу. Это не аутизм, вообще не из этого спектра. Не умственная отсталость. Собственно, ай-кью у него поразительный, и ей сказали, что у чрезвычайно одаренных детей бывает задержка в развитии социальных навыков. Все специалисты твердили: с возрастом это пройдет. Детям случается развиваться неравномерно. Он просто немного странный — в детстве такое бывает.

Но что, если с ним действительно делали что-то нехорошее?

Сама Герти в детские годы прошла через столько надругательств, что, возможно, не в состоянии объективно оценить ситуацию. А что, если все так, как пишут в книгах? Она, сама того не зная, воспроизводит ситуацию своего детства, потому что травмированные люди всегда ищут новые травмы.

А Джулия? Прямо сегодня она обвинила мать в том, что та никогда ее не защищает. Что она хотела сказать? А что, если в одну из ночей, когда Шелли у них ночевала, Арло добрался до обеих девочек? И это сблизило их сильнее прежнего, дружба стала крепче, но и мучительнее прежней. Тогда понятно, откуда эта скрытность, взаимная откровенность — а потом внезапный разрыв.

Что, если обвинения не беспочвенны?

Герти вспомнила себя в детстве. Как было страшно. Вспомнила свою уверенность: она сама во всем виновата. Рот она открывала только тогда, когда с ней заводили беседу, да и в этих случаях говорила исключительно то, что от нее хотели услышать. А что люди хотят услышать, она понимала без труда. Иначе бы не выжила. Ларри другой. Если рассердился — сразу видно. Умеет за себя постоять, и сколько бы его не дразнили, с самооценкой у него все более или менее в порядке. У Джулии тоже. Вдвоем они могли войти в любое помещение, и все понимали, кто тут главный. Не вырастут дети сильными и счастливыми, если их предали те, кому положено их любить больше всех. Такого не бывает.

Да, Арло. А он охотник? На него только посмотри — сразу виден буйный нрав. Но за все годы их знакомства он ни разу не утратил над собой контроль. Это Герти была способна в запале шлепнуть Джулию или схватить Ларри за руку и потащить к двери, потому что они опаздывают. Да, Ларри мог на них орать, угрожать. Но пальцем их не тронул.

Настоящий вопрос в другом: охоч ли Арло до маленьких детишек? Собственная их сексуальная жизнь была вполне обыденной. Никаких экспериментов. Впрочем, по ее вине. Она вся в шрамах. Ей просто необходимо быть сверху — потому что ей этого не позволялось с другими мужчинами. Чтобы по-новому, так, как ей хочется. Но банально же — так он что, пошел искать новенькое на стороне?

В принципе, он именно такой типаж. Запуганный человек, с которым отец в детстве вытворял что-то мерзкое — даже вслух не скажешь. В результате вырос податливым, неуверенным. Слишком мягким в присутствии людей с сильной волей, но если загнать в угол — начнет огрызаться. Таким темным чувствам нужен какой-то выход.

Может, он выплеснул их на детей.

Сердце неслось вскачь. Герти ухватилась за стол, потому что все вокруг поплыло. Дышала медленно, представляла себе, что нюхает шоколадное печенье, пока головокружение не отпустило. И тут она приняла решение. Нужно выбросить все это из головы. А то умом тронешься. Даже если Арло виноват, ее задача — вытащить его отсюда и вернуть к детям.

Она вытерла глаза, набрала в «Гугле» важный вопрос: «Могут ли арестовать адвоката?» Оказалось, что интернета в комнате нет. Она некоторое время таращилась на телефон, а потом вдруг сообразила, что можно же, блин, и встать. Дверь была не заперта. Ее никто не остановил. Она вышла на улицу — там светило солнце, было тепло, дрожь быстро унялась.

«Может полиция арестовать адвоката?» — спросила она свой телефон. Коллективный разум выдал ей решительное «нет». Потом она стала разбираться с тем, что ее действительно тревожило: «Что происходит с детьми, если родителей лишают прав?» Оказалось, передают в приемные семьи. Прямо сегодня Джулия и Ларри могут остаться наедине с незнакомыми людьми. В полном распоряжении незнакомцев.

Она уставилась на телефон: жаль, что некому позвонить и попросить о помощи. В ее жизни был один только Арло.

Для Арло время тянулось еще медленнее. Как положено себя вести, если тебя обвинили в самом страшном преступлении? Он чувствовал, что за ним следит объектив камеры — в помещении наверняка велось наблюдение. Стал прокручивать в голове прошлое, оставался ли он наедине с этой девочкой, Шелли Шредер. Может, случайно зашел в комнату, когда они с дочкой переодевались? А это противозаконно? Может, ходил по дому без рубашки? А так не положено? А если это попадет в газеты? Они любят скандалы из жизни былых знаменитостей. Прямо на первой полосе. Интернет-тролли накинутся на все электронные почтовые ящики, которые сумеют отыскать. Его в одночасье уволят.

А что будет с Джулией и Ларри? Как он им все это объяснит? Сомнения расползутся, отравят все его отношения с друзьями — никто и никогда не станет ему доверять.

В итоге Арло сообразил, что и он может выйти наружу. Выкурил три «Парламента», набрал номер Фреда. Фред через некоторое время перезвонил, сказал, что адвокат застрял в пробке. Через час Арло позвонил снова. Выяснилось — они звонят друг другу одновременно. На сей раз уже Фред встревожился, сказал, что сейчас разберется. По дороге обратно Арло заглянул в комнату, где сидела Герти. Понял, что сидеть врозь — полная глупость.

Он не подошел к ней, как подходил обычно. Просто стоял — неловко, напряженно: вдруг за ними кто-то наблюдает? И оценивает. Может, Герти сердится. После всего, что с ней было в детстве, ее наверняка гложут сомнения. И она его разлюбила.

Он сел через стул от нее. Она не попросила придвинуться, только передала ему остывший кусок пиццы и полбанки кока-колы.

Через два часа они еще раз вышли на улицу и позвонили Фреду. Опять у него занято. Он перезвонил и сказал: Слосс побывал в участке, поговорил с полицией, выяснил, что в прошлом Арло был крупной знаменитостью, и решил свалить, никому об этом не сообщив, даже Фреду. Испугался, что имя его свяжут с педофилом. Это повредит карьере. Фред обзванивал других знакомых.

— А твоей карьере это не повредит? — осведомился Арло.

— Да ладно, — излишне поспешно ответил Фред. — Ты ведь мне веришь?

— Не знаю, — ответил Фред. — Знаю, что ты был добр ко мне и моей жене. Слушай, я надеялся, что смогу тебя вытащить. Адвокат хотя бы все зафиксировал. Но тут дети ваши уже переживают. Возвращайтесь домой.

Хадсон и Геннета они обнаружили в главном зале, за рабочими столами. С ними сидел третий, в костюме подороже. Вид у него был такой, будто он только что из суда, и в первый момент Уайлды даже поверили, что посланный Фредом адвокат взял и вернулся.

— Следователь Бьянки, — представился незнакомец. — Отвечаю за расследование. — Он пожал им руки. Пожатие твердое, но без всякого нажима.

— У меня жена на ногах не стоит, — сказал Арло. — Я забираю ее домой. Как только найду адвоката, вернусь и отвечу на все ваши вопросы.

— Секундочку подождите, — сказал Бьянки и отвел обоих коллег в сторонку. Они о чем-то заговорили. На это ушло еще двадцать минут.

Арло нашел стул и заставил Герти сесть. Она видела, что он нервничает и может сорваться.

— Не заводись, — прошептала она.

Бьянки вернулся.

— В ночь перед происшествием вас зафиксировала камера на Пенн-стейшн. И есть свидетель, который подтвердил, что после этого вы были дома.

Герти судорожно зарыдала. Арло и полицейские обступили ее.

— Это гормоны, — пробормотала она.

Арло потер ей спину.

— Не трогай меня! — дернулась Герти.

Арло убрал руку.

— Дайте ей подышать, — сказал он, и все сделали по шагу назад.

— Простите, что подвергли вас такому испытанию, — сказал Геннет. — Принести вам еще пиццы?

— Не смотрите, как я плачу, — откликнулась Герти, сознавая, какую чушь несет. — Не хочу, чтобы вы видели мои слезы.

Все, кроме Арло, отвели глаза. Герти взяла себя в руки.

— Что за свидетель? — спросил Арло.

— Зовут Питер Бенчли, — ответил Бьянки. — Ветеран. И еще он видел через окно падение Шелли. Говорит, она сорвалась, потому что снизу что-то толкалось, вот доски и подались, и тому есть подтверждения. Судмедэксперты установили, что следы на руке вашей дочери от зубов той самой собаки. Бенчли утверждает, что всю ночь не спал. Бессоница. И что вы не выходили до самой тревоги. Арло выдохнул:

— Ну, хорошо. Рад, что он все это видел.

— Вы свободны. Будем держать связь, — сказал Бьянки.

Герти — глаза ее просветлели — выпуталась из кардигана, отдала его обратно.

— А кто вас надоумил спросить Питера Бенчли?

— Я ездил на Мейпл-стрит. Рея Шредер перечислила множество свидетелей. Я стал обходить все дома, — ответил Бьянки.

— Весь квартал? — изумилась Герти. — Вы у всех спрашивали про Арло? А что именно?

— Я говорил со свидетелями, которых перечислила миссис Шредер. Мистер Бенчли сам вызвался дать показания. Равно как и ваши друзья Атласы. Но Атласы ничего не видели. А вопросы я задавал по протоколу, — добавил Бьянки. — Можете подтвердить слова свидетельницы? Владеете какими-то дополнительными сведениями, так или иначе касающимися происшествия? Замечали ли за подозреваемым странности поведения? Замечали за ним странности поведения в отношении соответствующего ребенка?

— Блин горелый, — пробормотал Арло.

— Я не понимаю, — вмешалась Герти. — Я же вам рассказала про Шелли. Есть доказательства, что над ней издевались. Если вы хотите установить истину, почему не обыскиваете их дом? Почему не опрашиваете соседей насчет Реи?

Тут заговорил Геннет:

— Мы пытаемся собрать полную непротиворечивую информацию касательно всех фигурантов. Пока у нас нет оснований выписывать ордер. Но я передал все сведения инстанциям.

— Все сильно бы упростилось, если бы мы нашли тело, — подвел итог Бьянки. — В этой возрастной категории в случае изнасилования всегда остаются синяки и вагинальные шрамы. Если окажется, что вас обвинили ложно, вы можете предъявить встречный иск. Хотя вряд ли это в ваших интересах. Самое лучшее — просто забыть все, что было сегодня. Но я могу представить вам полный отчет. Это ваше право.

Они нервно ждали, когда за стойкой секретаря распечатают отчет. В офисе было на удивление пусто. Лишь парочка сыщиков в штатском работали за своими столами, остальные двадцать столов пустовали.

У Герти подкашивались колени.

— Мне что-то не хочется знать, что там в этом отчете.

Но секретарша уже все распечатала. Передала отчет Арло. Свидетелями значились Рея Шредер, Элла Шредер, Никита Сингх, Сэм Сингх, Линда, Доминик, Марк и Майкл Оттоманелли, Лейни Хестия, Стивен Понти и Марджи Уолш. Список свидетелей со стороны Арло был куда короче: Питер Бенчли.

Герти и Арло залезли в свой «пассат». На полпути к Мейпл-стрит пришлось остановиться. Герти открыла дверцу, и ее вырвало.

Они совсем без сил двинулись дальше. Отсутствовали меньше полусуток, но за это время мир полностью изменился.

Воскресный вечер на Мейпл-стрит. Машины припаркованы у домов, шторы в гостиных раздернуты — все ужинают в предзакатном свете. Вот только никто не прыгает на батуте, не жарит гамбургеров, как это заведено вечерами по выходным. Все сидят внутри и выглядывают наружу. Герти видела лица в окнах. А самое странное и пугающее состояло в том, что соседи развернули их водную дорожку. Похоже, что вот только что второпях выключили воду и разбежались. Газон сбоку от дома был безнадежно испорчен. Сплошная земляная жижа и вязкий битум. Ни травинки.

Никто не помахал Уайлдам, когда они припарковались и зашагали к дому. Но и от окон никто не отошел. Все следили.

Зайдя к Фреду и Бетани за детьми, Уайлды от всей души поблагодарили соседей, пытаясь сдержать слезы. Фред сказал, что продолжает искать адвоката. Но дело нелегкое. Никто не хочет связываться с подобным обвинением, а если кто и соглашается, то только за большие деньги. Пусть Арло следит, не появятся ли фотографы. Все это может просочиться в желтую прессу.

— Если нас снова задержат, возьмете детей?

В противном случае, боюсь, их отправят в приют, — сказала Герти.

— Ну конечно! — откликнулась с дивана Бетани. — Они такие милые!

Фред проводил их до двери, понизил голос. Дети ушли вперед, за газон.

— Ее в понедельник снова кладут в клинику, — прошептал он. — Я буду либо на работе, либо с ней. Говорят, результат будет виден сразу — если будет. Таргетная генная терапия. По их словам, неделя или месяц.

Арло с Герти застыли перед крыльцом.

— Хотел бы вам помочь, — сказал Фред. — Но…

Арло поднялся назад на крыльцо. Хлопнул друга по спине, а потом, поняв, что это кстати, обнял его. Фред содрогнулся от беззвучного рыдания. Арло прижал его к себе. Какое облегчение — на миг отвлечься от собственных бед.

— Я ведь даже не посочувствовал тебе из-за собаки. Мне так жаль, Фред… Занимайся женой. И не думай про всю эту херню.

— Если что, обращайся, Фред, — добавила Герти. — За чем угодно. И ты, и Бетани. И честное слово, я это от всей души.

Когда Фред закрыл дверь, они нагнали детей. Джулия крепко прижалась к отцу. Ларри взял обоих за руки и шел между ними, как делал всегда, если ему было страшно. Увидев воочию своих милых добрых детишек, Герти Уайлд бесповоротно уверилась в том, что муж ее ни в чем не виноват.

Велико было облегчение, и столь же велика ярость. Ни к кому она еще не испытывала такой ненависти, как к Рее Шредер.

Рея сидела перед домом с Линдой Оттоманелли за бокалом красного вина — между ними стояла полупустая бутылка. На Рее все еще был вчерашний черный льняной костюм. Битум толстыми полосами расползался от провала. Протек под тротуаром, вновь вылез наружу, добрался до дворов.

— Герт, — предупреждающе рявкнул Арло.

Герти прошагала по ухоженному мощеному дворику дома № 118. Рея и Линда подняли головы. Герти ускорила шаг. Встала между ними. Линда отвернулась. Рея — нет. Между ними лежала записка Уайлдов, вот только в нее внесли исправления, красной ручкой, какой преподаватели исправляют домашние работы:

Бывает такое с людьми, которые выросли среди насилия. У них меняется почерк. Они принадлежат к несколько иному биологическому виду, приспособленному не столько к созданию социальных связей, сколько к выживанию. На угрозы они реагируют не так, как обычные граждане. Их бросает в крайности. Они чрезмерно покорны в малом, но в большом слетают с катушек. Иными словами, они и сами склонны к насилию.

И вот Герти подошла к Рее, хотя человек трезвомыслящий постоял бы в сторонке, зализал раны, а потом приступил бы к хитроумной, подспудной контратаке. Но у Герти внутри будто щелкнул выключатель. Сдавать назад было поздно.

— Сама иди на хрен, Рея Шредер. Ты избивала девчонку, и мы обе это знаем, — выкрикнула Герти. — Давно надо было на тебя копов натравить.

Линда ахнула.

Герти подалась вперед. Медленным неловким движением впечатала кулак в выемку под ключицей Реи. Рея упала не сразу — удар был довольно слабым, — но через секунду передумала и рухнула наземь.

Это видела вся Мейпл-стрит. Взрослые, подростки, Крысятник, даже Джулия с Ларри.

Герти не стала дожидаться возмездия. Обошла вокруг дома Шредеров, схватила сушившуюся там водную горку, поволокла к своему участку. Ее выходное платье, которое она надела на домашние поминки по Шелли, все изгваздалось в грязи и битуме. Герти у всех на виду шагала к дому, не дожидаясь Джулию, Ларри и Арло.

Рея Шредер следила за ней со своего крыльца.

Соседи видели это нападение, и линия, которую они хотели было сместить, решительно сдвинулась обратно на сторону Реи Шредер. Рея взяла на себя вину за то, в чем виноваты были они. Им стало стыдно. Да, она, конечно, сплетница, но к ним была добра и так долго пыталась хоть как-то общаться с этими ужасными Уайлдами — доказала, что она хороший человек. Жители Мейпл-стрит просто обязаны отплатить ей той же монетой.

В тот вечер они собрались вместе. Вышли на улицу, спасаясь от невыносимой жары, и сами не заметили, как сбрелись к провалу. Здесь состоялось обсуждение. Произошло следующее: погибла девочка, и даже полиция знает, что это не просто несчастный случай. На всех пятно. На Мейпл-стрит растет раковая опухоль.

Линда Оттоманелли, которая до появления Герти Уайлд считала себя лучшей подругой Реи, первой заговорила про кирпич. Ей хотелось вернуть себе расположение Реи. Поддержав жену, которая в последнее время что-то куксилась, Доминик усовершенствовал план. А потом мужчины Понти, плюс Хестия, которые хотели быть полезными, добавили свои соображения касательно того, как наилучшим образом привести план в исполнение. Марджи Уолш постановила: действовать нужно без промедления. Прямо сегодня вечером.

— А ты как думаешь, Рея? — спросила Линда.

Рея печально покачала головой.

— Поверить не могу, что дошло до такого, — произнесла она. — Но и другого выхода не вижу.

Согласие достигнуто, замысел приобрел конкретные очертания, и столь многие участвовали в его зарождении, что никто не ощущал всей полноты ответственности. Они лишь пассажиры неведомого поезда, который гораздо больше, чем они сами, и неумолимо уносит их вперед.

Дождались, когда погаснут огни. Оделись в темное. Как будто позаимствовав идею из игры в водную дорожку, на которой дети развлекались нынче днем, несколько человек легли на землю. Когда поднялись, лица у них были перемазаны черной жижей.

Из легкомыслия, от страха или невнятного промежуточного чувства двадцатилетний Марко Понти включил телефон.

Есть темницы, в которых другой человек — не отрада. Герти и Арло заснули, разделенные пустым пространством, свернулись в клубочек каждый на своей стороне кровати. Искаженная помехами, звучала музыка. Сквозь щели она проникла в дом № 116. Герти услышала ее первой. Потрясла Арло за плечо с татуировкой в виде Эльзы Ланче-стер.

— Слышишь?

Арло рывком сел.

— Кто-то играет твою «Бессмыслицу».

Арло раскрыл шторы.

— Там кто-то есть. Погоди. И не один, похоже.

Плохо видно. Они… что-то с лицами сделали. Раздался грохот.

Сломанный кондиционер вывалился из окна, подумала Герти. А может, это старый компьютер, который они превратили в аквариум. Потом грохнулось еще что-то, громче, ближе. Герти дернулась, закопошилась, но сесть не смогла. Ей казалось, что живот прошили скрепками и прикрепили к матрасу.

Что это — музыка? Жара? Почему ей не встать?

— Арло! Ты где? — позвала она жалобно. Музыка зазвучала громче. Та часть, где он смотрит мультик во время первого прихода. — Арло! Ты чего не отвечаешь?

Зажегся свет. Тощий Арло стоял над ней, все четыре татуировки выглядели особенно ярко и живо на фоне бледных, испещренных следами иглы рук.

— Дети! Сходи посмотри… — начала было Герти, но голос поплыл даже в ее собственных ушах.

— Дай сюда, — сказал Арло и взял телефон с ее тумбочки у кровати, нежно торопливо поцеловав жену в щеку и уголок губы.

— Почему я…

И тут она увидела, что окно разбито, пол под ним усеян осколками стекла. Она отследила воображаемую траекторию. В оконный проем, к чистобелому потолку, потом вниз, на кровать.

— Моя жена. Нужна скорая. Мейпл-стрит, сто шестнадцать. Вы меня слышите? Вы всё поняли? — Арло посмотрел на телефон. — Мою жену покалечили! — крикнул он в аппарат, потом набрал номер заново.

Проснулись дети. Встали в дверях, Ларри — в одних трусиках, хотя уже и большой.

— Все хорошо, ребятки. У всех все хорошо, — проскрипела Герти, и кровь хлынула сильнее; ночная рубашка прилипла к животу.