Тем временем необыкновенное внимание со стороны архиепископа Пикколомини вышло за пределы дворца, где Галилей оставался как бы под стражей, распространившись и на дочерей Галилея в монастыре Сан-Маттео в Арчетри. Монсеньор архиепископ посылал им подарки, включая самые изысканные вина, которыми сестры делились с остальными монахинями (вина эти использовали в обители и как напиток, и как компонент для приготовления супа). Благодаря архиепископу Галилей смог отсылать сестре Марии Челесте угощения, о которых та прежде и не слыхала, например, сливочно-белые яйцевидной формы головы сыра моцарелла, изготовленного из молока буйволицы.
«Господин отец, должна сообщить Вам, что я совершеннейшая тупица, - признавалась в ответ на этот подарок его дочь, - в самом деле, вероятно, величайшая тупица в Италии, потому что, прочитав, что вы посылаете мне “яйца буйвола”, я и вправду поверила, что это яйца, и собиралась приготовить из них огромный омлет, решив, что они, наверное, очень велики по размеру. Этим я сильно позабавила сестру Луизу, которая очень долго и от души смеялась над моей глупостью»[83].
Когда из следующего письма Мария Челесте узнала, «что монсеньор архиепископ был осведомлен о моей глупой ошибке с буйволиными яйцами, то не могла не покраснеть от стыда, хотя, с другой стороны, я счастлива, что позабавила Вас, ведь именно для этого я и написала о своей глупости».
Все десять месяцев разлуки с отцом она старательно писала обо всем, что могло представлять интерес, даже когда головная или зубная боль заставляла ее быть весьма краткой. «Синьор Рондинелли, - докладывала Мария Челесте в середине октября, - не показывался сюда уже две недели, потому что, насколько я слышала, он утонул в небольшом количестве вина, которое налил в два бочонка, и содержимое их довело его до плачевного состояния и глубокой печали».
Хотя Галилей никогда не покидал пределов дворца, архиепископ помогал ему в делах, что давало сестре Марии Челесте возможность обращаться к отцу с просьбами. «Я всегда хотела знать, как приготовить сиенские кексы, о которых все только и твердят; приближается День всех святых [1 ноября], вот если бы Вам, господин отец, случайно удалось дать мне шанс взглянуть на них, не говорю “попробовать их”, дабы не показаться слишком прожорливой: И еще Вы должны (потому что дали мне обещание) прислать немного той крепкой красноватой льняной пряжи, которую я хотела бы использовать для подготовки рождественских подарков Галилею, которого я так обожаю, ведь синьор Джери говорит мне, что мальчик не только именем, но и характером пошел в дедушку».
Еще дочь просила Галилея написать «пару строчек» их заботливому доктору Джованни Ронкони, которого она часто встречала в те дни в монастырской больнице. Сестра Мария Челесте приглашала доктора Ронкони или одного из его помощников в обитель, когда болезнь одной из сестер была слишком тяжелой и сама она не могла помочь страждущей.
«Те, кто болен, могут лежать на мешках, наполненных соломой, и могут иметь подушки из пера под головой, а те, кто нуждается в шерстяных чулках и матрасах, могут использовать их»
(Устав ордена св. Клары, параграф 8).
Несмотря на то, что опасность чумы миновала, лихорадка и различные хронические болезни мучили в это время пятерых монахинь.
ВОЗБЛЕННЫЙ ГОСПОДИН ОТЕЦ! В прошлую среду из обители Сан-Фирензе пришел брат, чтобы передать мне от Вас письмо, а также небольшой пакет с красной льняной пряжей, которая, из-за значительной толщины нити, показалась мне весьма дорогой; но цвет ее так красив, что делает цену в 6 крези за моток более или менее терпимой.
Сестра Луиза остается в постели, улучшения почти незаметны, а кроме нее еще несколько сестер заболели, и если заподозрят у нас чуму, мы пропали. Среди больных и сестра Катерина Анжела Кнсельми, которая раньше была матерью-настоятельницей, поистине достойная и разумная монахиня, а после сестры Луизы мой самый дорогой и близкий друг; она так тяжело больна, что вчера утром ее причастили: судя по всему, жить ей осталось несколько дней; и то же самое можно сказать о сестре Марии Сильвии Босколи, молодой женщине, 22 лет, можете представить себе, господин отец, когда-то о ней говорили как о самой красивой девушке во Флоренции за последние 300 лет. Она уже шестой месяц лежит в постели с тяжелейшей лихорадкой, и теперь доктора говорят, что это чахотка; она так похудела, что ее просто не узнать; и при всем том она сохраняет веселый нрав и энергию, особенно это видно по ее речи, и это поражает нас, ведь час от часу мы видим, как слабеющий дух (который остается лишь в языке) тает, приготовившись покинуть изможденное тело; кроме того, она настолько безразлична к жизни, что мы не можем найти еду, которая бы ей понравилась или, точнее говоря, которую смог бы принять ее желудок, кроме жидкого супа, приготовленного на бульоне с добавлением дикой спаржи, а ее в нынешнем сезоне очень трудно отыскать. Я подумала, может быть, она сможет съесть суп из серой куропатки, у которого нет характерного вкуса дичи. А поскольку птицы сии водятся в изобилии в Ваших краях, то, как Вы, господин отец, говорите в своих письмах, может быть, Вам удастся мне прислать хотя бы одну для нее и для сестры Луизы; полагаю, Вам не будет слишком трудно найти птицу и доставить ее сюда в хорошем состоянии, поскольку наша сестра Мария Маддалена Сквадрини недавно получила отличных свежих дроздов от брата, который служит приором в монастыре Ангелов в диоцезе Сиены. Если без чрезмерного труда Вы смогли бы помочь мне таким подарком, раз уж мысль сия столь разожгла во мне аппетит, я была бы очень благодарна.
На сей раз мне выпала роль ворона, приносящего дурные вести, и я должна сообщить Вам, что на праздник Сан-Франческо [4 октября] Горо, который работал на Сертини, умер, оставив семью в совершенном расстройстве, так мне сказала его жена, приходившая сюда вчера утром с просьбой передать это известие Вам, возлюбленный господин отец, а также напомнить про обещание, данное Вами самому Горо и его дочери Антонии, подарить ей черное шерстяное платье, когда она выйдет замуж. Сейчас они в страшной нужде, и в воскресенье, то есть завтра, она принесет обеты в церкви; а поскольку жена Горо потратила последние деньги на лекарства, а затем на похороны и теперь осталась в полной нищете, она хотела узнать, не будете ли Вы так добры, чтобы исполнить обещание; я заверила ее, что напишу Вам и сообщу ей о Вашем ответе, как только получу его.
Не знаю, как передать Вам то ощущение счастья, которое принесло мне известие, что Вы сохраняете доброе здравие, несмотря ни на что; не стоит и говорить, что я радуюсь Вашей удаче больше, чем своей собственной, не только потому, что люблю Вас больше, чем себя, но и потому, что могу вообразить, что, если бы меня поразила болезнь или что-то другое увело меня из мира, это бы практически ничего не значило для окружающих, ведь я мало для чего гожусь, а в Вашем случае, возлюбленный господин отец, все совсем наоборот по многим причинам, но особенно (помимо того, что Вы делаете так много добра и способны помочь многим) благодаря Вашему великому уму и знаниям, которые Господь Бог дал Вам, чтобы служить Ему и прославлять Его гораздо больше, чем смогла бы я; и на основании всех этих соображений я радуюсь и испытываю огромное удовольствие от Вашего благополучия гораздо более, нежели от своего.
Синьор Рондинелли позволил себе вновь появиться перед людьми, поскольку его бочонки опустели; он посылает Вам, возлюбленный господин отец, привет, как и доктор Ронкони.
Заверяю Вас, что я никогда не страдаю от скуки, скорее от голода, вызванного, как я считаю, если не всеми моими занятиями, то холодом желудка, который редко бывает полон и не получает требуемого ему сонного покоя, ma к как мне не хватает времени. Я полагаюсь на оксимель и папские пилюли, чтобы восполнить этот дефицит. Я говорю Вам сие лишь в качестве оправдания за сумбурность своего письма, которое мне приходилось то и дело откладывать, а затем снова браться за перо, чтобы завершить его, и на этом предаю Вас Господу.
Писано в Сан-Маттео, октября, 22-го дня, в год 1633-й от Рождества Христова. Горячо любящая дочь, Сестра Мария Челесте
Прилагаю также, в согласии с Вашим пожеланием, выраженным в предыдущем письме, и послание, которое я должна была написать госпоже супруге посла. Полагаю, что разнообразная деятельность истощила мои силы, оставив совсем мало того, что бы я могла дать ей; а посему прошу Вас просмотреть это письмо и внести исправления. И дайте мне также знать, послали ли Вы ей распятие из слоновой кости.
Все еще тешу себя надеждой, что на этой неделе Вы получите решение, касающееся Вашего освобождения, горю желанием немедленно получить эту новость.
Согласно распространенным в Средние века и в эпоху Возрождения медицинским теориям, каждая из четырех основных стихий - земля, огонь, воздух и вода соотносилась с определенным гуморами (соками) человеческого тела: черной желчью, желтой желчью, кровью и флегмой. Они, в свою очередь, были связаны с определенными органами - селезенкой, печенью, сердцем, мозгом - и определяли их состояния соответствено на сухое и холодное, сухое и горячее, влажное и горячее, влажное и холодное. Сестра Мария Челесте используй эти диагностические термины, когда говорит о «холоде желудка», подразумевая, что тот ведет себя пассивно. Еда, лекарства и повседневная деятельность могли быть классифицированы по той же схеме и описаны с точки зрения названных четырех качеств; так, спаржа в бульоне, которую она хотела предложить некогда прекрасной сестре Марии Сильвии, классифицировалась гербалистами как теплое и влажное блюдо первой степени. Куропатки считались умеренно теплыми и были рекомендованы выздоравливающим.
Доктор Ронкони, получивший университетское образование в области естественной философии и владевший более широкими средствами лечения, мог провести очищение организма или пустить кровь, если необходимо было восстановить баланс тела. Положение врача давало ему более высокий социальный статус, чем тот, которым обладали так называемые цирюльники-хирурги, которые обычно получали профессиональную подготовку отнюдь не в стенах университетов. Определенное презрение существовало в те времена даже по отношению к хирургам, имевшим классическое образование. Галилей сравнивал снобизм, демонстрируемый остальными врачами, с безосновательными предрассудками, которые имели философы в отношении математиков. Чтобы выстроить защиту геометрии, Галилей обратился к образу Джиролами Фабричи из Аквапенденте, знаменитого анатома, своего друга и благодетеля:
«Я слышал, как мои противники громко кричат, что одно дело рассматривать физические объекты и совсем другое - делать то же с математической точки зрения, и что геометры должны держаться своих фантазий и не касаться философских вопросов - словно существует не одна, а несколько истин; словно геометрия до сих пор отделена предрассудками от Истинной философии; словно невозможно, чтобы геометр был еще и философом, - и мы должны сделать необходимый вывод, что любой, кто знает геометрию, не может быть физиком, не может рассуждать о свойствах предметов и рассматривать их с физической точки зрения! Вывод не менее глупый, чем тот, который мог бы сделать типичный физик, кой, движимый приступом меланхолии, утверждает, что великий доктор Аквапенденте, будучи знаменитым анатомом и хирургом, должен ограничить себя скальпелем и мазями, даже не пытаясь лечить другими методами медицины, - как будто знание хирургии противоречит знанию медицины и разрушает его. Я отвечу на это, что, многократно поправляя мое здоровье благодаря своим исключительным знаниям, синьор Аквапенденте, и я могу подтвердить это, никогда не потчевал меня смесью мазей, каустической соды, нитей, бинтов, зондов и бритв, хоть и считал мой пульс; он никогда также не делал мне прижиганий и не вырывал зубы. Вместо этого он, отличный врач, очищал мой организм манником, кассией и ревенем, а также применял другие лекарства, подходившие к моему заболеванию»[84].
Прекрасно знакомая с хворями своего отца, сестра Мария Челесте регулярно отправляла ему папские пилюли собственного изготовления, включавшие сушеный ревень (натуральное слабительное), шафран, присланный из Сиены Галилеем, и алоэ, промытое в розовой воде не менее семи раз. Ее вялое пищеварение требовало применения того же средства, хотя она уделяла гораздо меньше внимания приготовлению лекарств для себя, не давая труда подыскать недостающие компоненты и ограничиваясь одной розовой водой, в которой промывала алоэ. Однако когда речь шла об уходе за сестрой Арканжелой или другой больной сестрой, Мария Челесте обращалась за помощью к Галилею, чтобы достать дорогие ингредиенты, такие как вода Теттучио (наилучшее очистительное средство) или масло мускатного ореха для снятия тошноты и прекращения рвоты. Подобные вещества, перечисленные в официальной флорентийской «Фармакопее», могли существовать в виде таблеток, пилюль, настоек или порошков, в соответствии с инструкциями медицинских учебников.
Рисунок XVI в., представляющий гуморы и органы человека в соответствии с четырьмя основными стихиями.
Имидж Селект, фотоархив «Арт-ресурс», Нью-Йорк
Сестра Мария Челесте, вероятно, училась аптекарскому делу у другой монахини и у приходивших в монастырь врачей, следивших за местной больницей. С другой стороны, базовое образование в области письма и латинского языка, несомненно, было дано ей отцом (тот находил для этого время, когда она была еще ребенком), Потому что, бесспорно, никто в Сан-Маттео не превзошел ее в языковых навыках. Даже настоятельницы просили Марию Челесте составить важные официальные письма.
В научной переписке со своими друзьями Галилей на протяжении осени 1633 г. не раз затрагивал тему доказательств в пользу силы материи. С их разрешения и к их удовольствию, он включил некоторые замечания и предположения коллег в текст второго дня «Двух новых наук».
Позднее Галилей рассматривал эту работу как книгу, «превосходящую все, когда-либо мной опубликованное», потому что на ее страницах «содержатся результаты, которые я считаю наиболее важными среди всех своих исследований». Ученый полагал, что выводы о сопротивлении материала и движении перевешивали астрономические открытия, которые обессмертили его имя. Безусловно, Галилей гордился тем, что стал первым, кто построил телескоп и направил его на небо. Но он верил, что его величайший дар состоял в способности наблюдать за миром вокруг и понимать поведение его частей, а затем описывать это в терминах математических соотношений[85].
Одновременно с работой над диалогами для начальной части «Двух новых наук» Галилей написал еще и пьесу. Он послал ее сестре Марии Челесте, чтобы та использовала пьесу для представления, поставленного монахинями, - очевидно, для предполагаемого праздника в честь госпожи Катерины Никколини, жены тосканского посла, которая все еще намеревалась посетить монастырь. К сожалению, текст религиозной драмы Галилея не сохранился. Мы располагаем лишь упоминанием о ней в письме к дочери и ее ответной благодарностью. Прочитав первый акт, Мария Челесте написала: «Присланная Вами пьеса может быть названа чудесной, и никак иначе».
В Риме посол Никколини докладывал папе Урбану VIII, что Галилей доказал за время своего пребывания в Сиене, что является образцовым узником и не проявляет ни малейшего непослушания Святой Инквизиции. Урбан обдумывал, что ему выгоднее: дать ход этому прошению или жалобе сиенских клириков на архиепископа Пикколомини. Из жалобы этой следовало, что архиепископ слишком часто собирает за столом разных ученых, вероятно, чтобы создать интеллектуальное сообщество, столь приятное и необходимое синьору Галилею для покойного состояния ума. Иначе говоря, вместо того, чтобы держать Галилея в заключении как осужденного еретика, Пикколомини принимал его как почетного гостя.
В анонимном письме, поступившем в Рим, утверждалось:
«Архиепископ многократно говорил, что Галилей осужден Священной Конгрегацией несправедливо, что он первый человек в мире и будет вечно жить в своих писаниях, даже если те запрещены, и что за ним следуют все лучшие умы современности. А поскольку такие семена сеются прелатом, они могут превратиться в опасные плоды, потому я и считаю своим долгом доложить сие» [86].
Галилео Галилей и Винченцио Вивиани. Институт и Музей истории науки, Флоренция
Часть 6 Возвращение в Арчетри
XXX «Если бы только Вы могли заглянуть мне в душу и увидеть ее устремления»
В конце октября, а затем и в ноябре 1633 г. по всей Тоскане лил дождь. Сырость вызвала у Галилея болезненное обострение артрита, усилила она и усталость сестры Марии Челесте, набросив мрачную тень на все их ожидания. Сестра Катерина Анжела, бывшая мать-настоятельница Сан-Маттео, умерла сырой осенью, и монахини под дождем похоронили ее на монастырском кладбище.
«Я есмъ воскресение и жизнь; верующий в Меня если и умрет, то оживет; и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек».
Заупокойная служба. Иоанн, 11:25-26
Другие болящие сестры пока держались. Галилею так и не удалось послать им куропатку, поскольку охотничий сезон уже закончился и достать птицу было негде. Сестра Мария Челесте, со своей стороны, тоже не сумела раздобыть садовую овсянку, которую Галилей у нее просил, так как не мог отыскать эту птицу в Сиене.
«Я задержалась на этой неделе с письмом, - извинялась дочь, - потому что очень хотела послать Вам овсянку, но, в конце концов, так и не нашла ее; я слышала, они улетают, когда прилетают дрозды. Если бы я только знала о Вашем желании, господин отец, несколько недель назад, когда ломала голову, что бы такое послать, чтобы Вас порадовать. Но не расстраивайтесь! Вам не повезло с овсянками, так же как мне с серыми куропатками, которые достались лишь ястребам».
Затяжные дожди сделали невозможным дальнейшее разведение бобов в саду, сообщала Мария Челесте, но ясная погода должна вернуться, а вместе с ней вернется и он. «Я не посылаю Вам пилюли, так как желание заставляет меня надеяться, что Вы скоро приедете и заберете их самостоятельно: я с нетерпением ожидаю решения, которое Вы должны получить на этой неделе».
Однако решение не пришло. Галилей от постоянного ожидания стал раздражительным и так зависел от писем дочери, что ругал ту, когда она не успевала послать очередное достаточно скоро.
«Если бы только Вы могли заглянуть мне в душу и увидеть ее устремления, как Вы, господин отец, проникаете взором в небеса, - начинала она письмо от 5 ноября, - я уверена, Вы бы не жаловались на меня, как делали это в последнем своем послании, ибо убедились бы» как сильно я бы хотела, если бы это только было возможно, получать Ваши письма ежедневно и каждый день посылать Вам ответ, получая сама огромное удовольствие и доставляя его Вам, пока это не обрадует
Бога настолько, что мы снова сможем наслаждаться обществом друг друга».
Далее дочь рассказывает, что ей все же удалось добыть желанных им овсянок - через человека, который разводил птиц на службе у великого герцога. Теперь Мария Челесте могла в любой момент послать Джеппо в богатые сады Боболи, позади палаццо Питти, чтобы тот, вооружившись специальным ящичком для упаковки изысканных птиц, мог доставить их прямиком синьору Джери. В ответном письме, когда несколько дней спустя Галилей благодарит дочь за подарок, ничего не говорится о том, когда он все-таки покинет Сиену, хотя кое-какие новости к тому времени уже появились.
«Прежде всего я должна сообщить Вам, как была поражена, что Вы ни словом не упомянули в последнем письме ни о том, что получили послание из Рима, - писала она в субботу, 12 ноября, - ни о решении относительно Вашего возвращения, которое все мы так рассчитывали получить до Дня всех святых, о чем дал мне понять синьор Герардини. Я хочу, чтобы вы откровенно рассказали мне, как развивается Ваше дело, чтобы успокоить мой разум. И порадуйте меня также известием, рассказав, о каком предмете Вы теперь пишете: постарайтесь изложить его так, чтобы я смогла понять, и можете не опасаться: я сохраню сие в тайне».
Сестра Мария Челесте, разумеется, не отдавала себе отчета в том, что работа ее отца была отчасти секретом. Действительно, некоторые материалы, изъятые из Иль- Джойелло во время суда, касались его исследований Движения, включая и рукопись третьего дня «Двух новых наук», в черновом варианте подготовленную еще до отъезда в Рим. Несмотря на то, что Галилей не считал эти документы опасными, у него были основания опасаться их бессмысленного уничтожения.
Серая куропатка.
Камера-фото, фотоархив «Арт-ресурс», Нью-Йорк
Третий день был посвящен рассмотрению равномерного и ускоренного движения и содержал материалы, накопленные Галилеем в течение бесчисленных часов, проведенных в Падуе, где он, с целью понять тайну ускорения, наблюдал за траекторией движения маленьких бронзовых шариков по наклонному желобу. Не имея возможности плодотворно экспериментировать с телами в свободном падении, Галилей построил аппарат с наклонной плоскостью, чтобы контролировать падение, прерывать его по своему желанию, проводить точные замеры времени и расстояния. Сальвиати, который в «Двух новых науках» заявляет, что ассистировал Галилею в его новых опытах, так описывает их Сагредо и Симплицио:
«Мы катили шарик по желобу, отмечая методом, который будет сейчас описан, время, необходимое для спуска. Затем мы повторяли эксперимент неоднократно, измеряя время с такой точностью, чтобы расхождения между двумя наблюдениями не превышали одну десятую удара пульса. Представив это действие и доказав окружающим его надежность, мы теперь катили шарик только на четверть длины желоба и замеряли время его спуска; мы обнаружили, что оно составляет в точности половину предыдущего интервала времени. Теперь мы проверяли другие дистанции, сравнивали время для всей длины желоба и для его половины или для двух третей, трех четвертей или для других отрезков; в ходе таких экспериментов, повторявшихся сотни раз в полном объеме, мы всегда обнаруживали, что пройденные расстояния относятся друг к другу как квадраты времени, и сие справедливо для любого угла наклона плоскости… по которой мы катили шарик».
Точно так же как Коперник разгадал конфигурацию Солнечной системы, не имея телескопа, так и Галилей установил фундаментальное соотношение между расстоянием и временем без надежного измерительного прибора или точных часов. В Италии в XVII веке не существовало общенациональных стандартов, расстояния измерялись приблизительно, а единицами измерения служили: глаз блохи, толщина волоса, диаметр чечевицы или зерна проса, ширина ладони, длина руки от плеча до кончиков пальцев и т. д. Даже более или менее универсальное понятие «браччио» (локоть) заметно различалось в зависимости от места, где его использовали - во Флоренции, Риме или Венеции, - и Галилей нарисовал на приборе для эксперимента собственную шкалу условных единиц измерения расстояния. Поскольку эти деления были равными, он мог использовать их для определения фундаментальных соотношений.
Что касается часов для измерения времени падения шариков, тут Галилей буквально взвешивал мгновения. Сальвиати так описывает эту часть эксперимента: «Для измерения времени мы использовали большой сосуд с водой, установленный на возвышении; к днищу сосуда была припаяна трубка небольшого диаметра: она позволяла воде вытекать тонкой струйкой, которая во время каждого спуска шарика выливалась в маленький стакан, будь это спуск на всю длину желоба или на его часть. Собранная за интервал времени вода взвешивалась после каждого опыта на очень точных весах [противовесом служили песчинки]; разницы и коэффициенты этого веса давали нам разницы и коэффициенты времени, и сие учитывалось с большой точностью, потому что эксперимент проводился многократно, и заметных различий не было».
Хотя эти подсчеты отражали результаты поразительных экспериментов, открывавших новые горизонты в философии, Сальвиати не мог отказаться от своего недавно обретенного педантичного, ровного тона, который угрожал создать брешь если не между наукой и религией, то между наукой и поэзией.
Опыты с наклонной плоскостью и шариками послужили скучноватой, но триумфальной прелюдией к истине относительно падения, сформулированной Галилеем в «Двух новых науках» в качестве серии теорем. Он не пользовался традиционным алгебраическим анализом, который позднее позволил свести его правила к нескольким буквам и символам, но выражал свои открытия как геометрические коэффициенты и соотношения, записывая доказательства плотным прозаическим текстом и рисунками с буквенными обозначениями в стиле древнегреческих математиков.
Все движения, обсуждавшиеся в дне третьем «Двух новых наук», были «естественными», поскольку экспериментальные объекты просто катились или падали, их не бросали с силой. До дня четвертого (который Галилей завершил несколькими годами позже, в 1637 г.) «насильственные» движения пуль и других снарядов оставались вне дискуссии. Здесь Галилей объясняет свое озарение в отношении деления траектории движения на отдельные участки. Он показывает, что любое пушечное ядро, выпущенное, например, из мортиры, или стрела, выпущенная из лука, объединяет два вектора: равномерный импульсный толчок вперед и нисходящее ускорение свободного падения.
«Невозможно отрицать, - замечает Сагредо, - что сей аргумент является новым, искусным и решающим, так как опирается на гипотезу, что горизонтальное движение остается равномерным, а вертикальное движение идет с ускорением вниз в пропорции квадрата времени, и такие движения и скорости объединяются, не изменяя, не нарушая и не мешая друг другу, так что траектория выпущенного с усилием снаряда не превращается в иную кривую».
Какими бы ни были вес снаряда или сила толчка, поясняет Сальвиати точку зрения Галилея, траектория в пространстве всегда приобретает форму параболы. Однако выстрел прямо вверх или вниз относится к особой категории, которую тоже рассматривают участники дискуссии.
Простое упоминание параболы в речи Сальвиати внезапно переходит в отступление, посвященное геометрии конуса, родительского тела параболы, чтобы Сагредо и Симплицио, которые боятся запутаться в рассуждениях, поняли суть параболы. Симплицио жалуется: «Твои демонстрации происходят слишком быстро, и мне кажется, ты исходишь из того, что все теоремы Эвклида мне хорошо знакомы и ясны, как и первые аксиомы, а это далеко не так».
После этого, к удовлетворению менее подготовленного в математическом отношении слушателя, дискуссия продолжилась легко и в дружественном тоне. Удалось даже представить анализ эффективности различных углов наклона стволов тяжелой артиллерии и продемонстрировать геометрические доказательства того, почему Угол в 45 градусов превосходит все остальные - потому Что парабола при этом имеет максимальную амплитуду, а значит, снаряд летит на самое большое расстояние.
Сагредо с облегчением восклицает: «Сила чистой демонстрации, доступной только в математической форме, приводит меня в изумление и восторг. Из расчетов, данных стрелками, я уже знал тот факт, что при использовании пушек и мортир максимальная дистанция полета снаряда достигается при угле наклона ствола в 45 градусов, как они говорят, в шестой точке квадранта; но понимание того, почему сие случается, намного превосходит простую информацию, полученную из свидетельств других людей или даже в ходе повторяющихся экспериментов».
Художественное изображение плана наклонной поверхности, построенной Галилеем.
Институт и Музей истории науки, Флоренция
Акцент на практическое применение достижений науки настолько менял метафизические рассуждения о причинах, что Галилей оказывался за пределами уровня философов его эпохи. Пока последователи Аристотеля беседовали о сущностях и естественных точках, Галилей исследовал аспекты, поддающиеся измерению и исчислению, такие как время, расстояние и ускорение. Авторы других современных ему трактатов, написанных в форме диалога, обычно помещали своих собеседников в университетские стены. В «Двух новых науках» местом действия стала верфь. Персонажи просто опустили привычные разговоры о конечных причинах, которые считались обязательными в науке того времени. «Причина ускорения при движении падающих тел не является необходимой частью нашего исследования», - заявляет Сальвиати. С этого момента физика уже никогда не будет прежней.
А сестра Мария Челесте писала в постскриптуме к субботнему письму от 12 ноября: «Непрерывный дождь не позволяет Джованни (так зовут человека, взявшегося доставить это письмо) выехать сегодня утром, то есть в воскресенье, и у меня появилось время, чтобы поболтать с Вами чуть дольше и рассказать, что недавно я вырвала очень большой коренной зуб, который сгнил и причинял мне сильную боль, но, что хуже всего, у меня осталось еще несколько зубов в таком же состоянии». Мария Челесте начала избавляться от гнилых зубов несколькими годами раньше - самолечение, требовавшее героической решимости, - и характеризовала себя как преждевременно ставшую беззубой в возрасте 27 лет.
«Отвечая на те подробности личного характера, которыми Вы со мной поделились, - продолжает она свой постскриптум, - что Вы нашли себе занятие столь Целительное, я признаю, что сие оказывает влияние и на меня: и хотя такие занятия зачастую оказываются для меня чрезмерными и невыносимыми, так как я остаюсь другом спокойствия, тем не менее я ясно вижу, Что постоянная активность является залогом здоровья, в особенности теперь, когда Вы, господин отец, так Далеко от нас и промысел Божий так устроил, что мне никак не удается найти то, что Вы просите, и тем самым смягчить тяжесть Вашего отсутствия, которая так удручает меня. Сильная печаль была бы вредна для меня и давала бы Вам основания испытывать беспокойство вместо облегчения, которое я хочу Вам дарить».
А пока воскресным дождливым утром 13 ноября сестра Мария Челесте писала это дополнение к письму, посол Никколини вновь обратился к папе за разрешением отослать Галилея назад, в Арчетри. Урбан уклонился от ответа. Он не сказал ни «да», ни «нет» во время аудиенции, но преднамеренно дал понять, что знает: Галилей наслаждается поддержкой, защитой и дружбой единомышленников, а также переписывается с ними - и все они, как с нескрываемым отвращением заверил Урбан посла, теперь попали под наблюдение Святой Инквизиции. И архиепископ Сиены тоже не стал исключением.
«Если удача позволит Вам найти хоть одну серую куропатку, - писала сестра Мария Челесте неделю спустя, так и не получив за это время новостей о возвращении отца, - я была бы счастлива получить ее из любви к бедной больной девушке, которая не желает ничего, кроме дичи: на последнее полнолуние ей было так плохо, что ее причастили, но теперь больная немного оправилась, и мы верим, что она доживет до следующего новолуния. Она говорит довольно оживленно, с готовностью принимает пищу, ведь мы стараемся находить для нее разные лакомства. Прошлой ночью я осталась с ней до утра, и когда кормила страждущую, та сказала: “Не могу поверить, что, когда стоишь на пороге смерти, можно так есть, и все же я не хочу возвращаться к прошлому; мое единственное желание - увидеть, как исполняется воля Господа”».
Сколь бы раз ни касалась сестра Мария Челесте горячечного лба сестры Марии Сильвии, она не могла измерить ей температуру[87]. Она могла судить об этом только приблизительно, основываясь на цвете лица пациентки, частоте ее пульса и глубине дыхания.
В один из следующих дней, когда уже начинало смеркаться, в двадцать четвертом часу, из Сиены прибыл посланник с корзинкой, полной диких птиц.
«Внутри оказалось 12 дроздов: еще 4, которые должны были бы дополнить число до того, что Вы, господин отец, назвали в письме, должно быть, украдены шаловливой кошкой, которая решила полакомиться ими раньше нас, потому что их в корзине не было, а в ткани, покрывающей корзину, оказалась дырка. Какое счастье, что серые куропатки и вальдшнепы лежали на дне, одного из них и двух дроздов я отдала, чтобы приготовить для бедной девушки, к ее огромной радости. Она благодарит Вас, господин отец. Я посылаю другой подарок, также в виде двух дроздов, синьору Рондинелли, а оставшихся птиц мы с удовольствием съедим с нашими друзьями.
Я испытала огромную радость, распределяя сие изобилие между разными людьми, потому что награда, обретенная с такими трудностями и усилиями, заслуживает того, чтобы ей поделились, а поскольку дрозды были уже на грани съедобного, их необходимо было хорошенько потушить, так что я стояла над ними целый день и наконец предалась чревоугодию».
XXXI «Пока я не услышу, как сие произнесут Ваши губы»
В среду, накануне Рождественского поста, когда сестра Мария Челесте отправилась искать груши, которые попросил у нее Галилей, она на мгновение представила, как вручает их отцу лично, - но потом сомнения развеяли эти приятные мысли. «Поскольку я слышала, что в этом году фрукты долго не продержатся, я думаю, не лучше ли, пока они есть, послать их Вам прямо сейчас, а не ждать Вашего возвращения, которое может затянуться еще на многие недели; хотя, возможно, все не так уж и страшно, как мне то представляется».
Согласно церковной традиции, исполненное надежд время Рождественского поста начиналось в воскресенье, приходившееся ближе всего ко дню святого апостола Андрея, 30 ноября. В 1633 г. такое воскресенье выпало на 27 ноября - самая ранняя из возможных дат начала поста, что и растянуло его период до максимальной длительности в 28 дней. Любое ожидание кажется более длительным в темное время года, а ведь той поздней осенью сестра Мария Челесте лелеяла надежды на возвращение отца. В Бревиарии она прочитала текст литургии по случаю Рождественского поста: «Господь Царь грядущего», «Господь уже близко» и «Он, слава Которого видна на рассвете».
В крошечном монастыре Сан-Маттео сестра Барбера готовила свечи фиолетового цвета, сезонные фиолетовые украшения для алтаря и специальные фиолетовые и розовые одеяния для священника.
«Я успокаиваю себя лишь надеждами и крепкой верой в то, - признается сестра Мария Челесте Галилею 3 декабря, - что господин посол, когда покинет Рим, привезет сюда вести о Вашем освобождении, а также новость, что он лично доставит Вас сюда. Я не верю, что доживу до этого дня. Пусть это порадует Господа, чтобы Он даровал мне сию милость, если это будет к лучшему».
Страхи сестры Марии Челесте, что она не доживет до возвращения Галилея, могли проистекать из мрачных предчувствий, связанных с пошатнувшимся здоровьем, но скорее всего причина была просто в подавленном настроении, вызванном бесконечными проволочками и слухами, питавшими ложные надежды. «Я так понимаю, что все во Флоренции говорят о скором Вашем возвращении, - писала она уже на следующей неделе, - но пока я не услышу, как сие произнесут Ваши губы, я смогу верить лишь в то, что Ваши дорогие друзья позволяют своей любви и желанию говорить за них».
Однако на этот раз слухи соответствовали действительности. Урбан снизошел наконец до рассмотрения Прошений посла перевести Галилея в Арчетри - не для того, чтобы смягчить приговор, а чтобы сделать его Жестче, так как среда, окружавшая ученого в Сиене, скорее походила на светский салон, чем на темницу. Папа рекомендовал Святой Инквизиции поставить условием с этого момента ограничить социальные контакты Галилея и приказать ему воздержаться от любой преподавательской деятельности. На этих условиях ему было позволено вернуться домой.
Возлюбленный господин отец! За мгновение до того, как весть о Вашем освобождении достигла меня, я взялась за перо, чтобы написать госпоже супруге посла, умоляя ее еще раз вмешаться в сие дело; потому что, глядя на то у как долго все это тянется, я боялась, что вопрос не разрешится и до конца этого года, и моя внезапная радость была такой неожиданной: и не только Ваши дочери пришли в восторг, но и все монахини, по своей милости, показывают знаки счастья, ведь многие из них сочувствовали мне в моих страданиях.
Мы ждем Вашего прибытия с огромным нетерпением и радуемся от мысли, что погода прояснилась к Вашему путешествию.
Синьор Джери уехал этим утром со всем двором [так обычно бывало зимой, когда двор уезжал в Пизу], и я убедилась, что ему доставят новости о Вашем возвращении еще до вечера; он всегда стремился узнать о том, принимается ли решение, а вчера вечером заезжал сюда, чтобы рассказать мне все, что ему было известно.
Я также объяснила синьору Джери причину, почему Вы не написали ему сами, и очень горевала о том, что его не будет здесь, когда Вы приедете, и он не сможет разделить наш праздник, потому что он, поистине, прекрасный человек, честный и верный.
Я припасла контейнер вина, которое синьор Франческо не смог захватить, потому что его повозка была слишком перегружена. Вы сможете послать его потом архиепископу, когда доставивший Вас экипаж отправится в обратный путь; кусочки засахаренных цитронов я для Вас уже приготовила. Бочонки белого вина все в порядке.
Все мы посылаем Вам самые любящие пожелания. Более я не могу сказать из-за нехватки времени.
Писано в Сан-Маттео, декабря, 10-го дня, в год 1633-й от Рождества Христова. Горячо любящая дочь, Сестра Мария Челесте
На этом месте она торопливо завершила последнее письмо к отцу, чтобы передать его в руки синьора Франческо Лупи, зятя сестры Марии Винченции, повозка которого направлялась в Рим через Сиену. И хотя Никколини не смог сопровождать Галилея при его возвращении в Арчетри, как сначала намеревался, Галилей действительно приехал уже в конце недели. Великий герцог Фердинандо лично явился в Иль-Джойелло, чтобы приветствовать его, и провел в доме ученого часа два. Они говорили о жизни и чести, о том, как Галилей противостоял чудовищным обвинениям, что сделало его еще более достойным в глазах высокопоставленного покровителя. Если верность Фердинандо Галилею и пошатнулась ненадолго в период суда, после угроз Урбана, то затем он вновь показал себя более последовательным и надежным другом.
17 декабря Галилей написал официальное благодарственное письмо своему высокому покровителю в Риме, кардиналу Франческо Барберини:
«Я всегда обращал особое внимание на то, как искренне Ваше Преосвященство сочувствовали мне в обрушившихся на меня событиях, и особенно признателен я за Ваше ценное вмешательство и предоставление мне милости, позволившей вернуться к покою моей виллы, в точности как я того желал. Это и еще тысяча других добрых дел происходят из Вашей щедрой руки, и сие утверждает меня в желании, и не менее в обязанности, всегда Вам служить и почитать Ваше Преосвященство, если только Вам будет угодно удостоить меня чести повиноваться Вам; не имея в данный момент никаких распоряжений, я посылаю Вам всяческую благодарность за Вашу милость, которой я так страстно жаждал. И с самой почтительной любовью кланяюсь Вам и целую Ваше одеяние, желаю Вам счастья в это святейшее Рождество».
По правде говоря, Галилей находился у себя на вилле под постоянным домашним арестом. Позднее он будет подписывать письма: «Из моей темницы в Арчетри». Ему было запрещено принимать посетителей, которые могли бы обсуждать с ним научные идеи. Он не имел права выезжать куда-либо, кроме близлежащего монастыря, на встречи с дочерьми. Долгая мучительная разлука не прошла даром для Марии Челесте. Отец узнал, что за это время она часто болела, но совсем не уделяла себе внимания.
Возможно, Галилей ожидал, что ему удастся поднять ее дух теперь, когда он оказался на родине и все более-менее наладилось. Но его старшая дочь только слабела.
Портрет, предположительно изображающий сестру Марию Челесте. Год написания и фамилия художника неизвестны.
«Больше всего я расстроен новостями о сестре Марии Челесте, - написал в ответ Николо Аджиунти, когда Галилей поведал тому о ее состоянии. - Я знаю искреннюю привязанность, которая существует между отцом и дочерью; я знаю высокий интеллект, и мудрость, и благоразумие, и доброту, которыми обладает Ваша дочь, и я знаю, что никто не был для Вас столь незаменимым утешителем во всех ваших злоключениях»1.
На протяжении нескольких месяцев перед этим Мария Челесте упоминала о переходе в другую жизнь, но всегда мимоходом, сосредоточившись только на возвращении отца домой. Но теперь казалось, что обе ее молитвы исполняются одновременно.
Цитируется по изданию: Pedersen . Galileo ‘ s Religion , p . 88.
В ослабевшем состоянии, которое она так часто описывала, сестра Мария Челесте была легко подвержена многочисленным инфекциям, а ведь в пище и воде присутствовало немало бактерий. К концу марта 1634 г. она тяжело заболела дизентерией. С момента начала ее недуга Галилей ежедневно приходил из Иль-Джойелло в Сан-Маттео, пытаясь поддержать дочь любовью и молитвами. Но болезнь мучила ее острыми, непрекращающимися болями в животе. Внутренности жег огонь, выпаривая всю жидкость из организма - и кровь, и жизненно необходимую влагу, - так что несчастная страдала сильным обезвоживанием. Крошечные порции бульона, которые ей удавалось проглотить, не возвращали больной силы, и наконец весь организм окончательно разладился, и сердце не выдержало. Несмотря на все усилия доктора Ронкони и сестры Луизы спасти ее, сестра Мария Челесте умерла в их присутствии, во вторую ночь апреля.
Горе буквально подкосило Галилея. В течение многих последующих месяцев он находил утешение лишь в религиозных стихах и диалогах.
«Смерть сестры Марии Челесте все еще заставляет плакать мое сердце, - писала Катерина Никколини в письме-соболезновании, отправленном из Рима 22 апреля, - как и любовь, которую я питала к Вашей дочери за ее исключительно добродетельную натуру, и за черты, которые она унаследовала от Вас, кому я сочувствую в мучениях и во всем, что Вам пришлось выстрадать».
Архиепископ Сиены приносил извинения, что не находит слов, чтобы утешить друга в такой потере, но тем не менее попытался сделать это, дав Галилею совет собрать все силы и набраться терпения, чтобы вынести новое испытание. «Я давно знал, что Мария Челесте была величайшим благом для Вас в этом мире, - писал архиепископ, - и по причинам столь гигантской личной привязанности, и по ее достоинствам, вызывавшим нечто большее, чем просто отеческая любовь. Но то, что дочь Ваша посвятила свой дух подготовке к будущей жизни, теперь дает ей привилегию исключительного милосердия, позволяющего ей переступить границы нашего человеческого бытия, и она заслуживает скорее зависти, чем жалости».
Джери Боккинери горевал, что сестра Мария Челесте, которая была достойна жить века, последовала таким обычным человеческим курсом и умерла молодой. «Отец, который обратил свою нежную любовь к самой добродетельной, самой почтительной дочери, - писал Галилею синьор Джери, - не может полностью отстраниться от признания потери, вызванной ее уходом; его слезы неизбежно будут капать. Но Вы можете тешить себя надеждой, что дева столь добрая и святая найдет прямой путь к Господу Богу и станет молиться за Вас там перед Ним, и Вам лучше утешить себя мыслями о встрече с ней и умерить свое горе, чем протестовать против смерти, которая унесла ее на Небеса, ибо я верю, что мы больше нуждаемся в ее мольбах, чем Мария Челесте когда-либо нуждалась в наших молитвах. Я всегда признавал и почитал ее и ни разу не покидал ее без чувства обновления, душевного движения и раскаяния. Нет сомнений, что благословенный Бог уже принял дочь Вашу в Свои объятия».
Когда Галилей получал эти утешительные слова, он все еще был очень слаб физически, в том числе страдая от обострения грыжи. Вкупе с этим постоянные переживания приводили его к нарушению ритма пульса и приступам сильного сердцебиения.
«Я испытываю невыразимую печаль и меланхолию, - признавался Галилей синьору Джери в конце апреля, - я совершенно потерял аппетит; я ненавижу себя и постоянно слышу, как моя любимая дочь зовет меня»[88].
Сын Галилея, Винченцо, выбрал этот трудный момент, чтобы совершить паломничество в Каза-Санта в Лорето, где за пределами Флоренции принял должность юридического секретаря, несмотря на возражения отца.
«Не думаю, что будет правильно для Винченцо сейчас покинуть меня и отправиться в путешествие, - жаловался переживший потерю отец синьору Джери, - потому что в любой момент со мной может что-нибудь случиться и потребуется его присутствие, ибо, помимо всего прочего, постоянная бессонница по-настоящему пугает меня»[89].
В июле, в письме к Элиа Диодати в Париж, Галилей связывал смерть сестры Марии Челесте с определенными ему наказаниями и ограничениями:
«Пять месяцев я оставался в Сиене, в доме архиепископа, после чего мне сменили тюрьму, назначив местом заключения мой собственный дом, маленькую виллу в миле от Флоренции, наложив строгие ограничения, не позволяющие мне общаться с друзьями и приглашать многих одновременно. Здесь я живу очень тихо, часто наношу визиты в соседний монастырь, где у меня были две дочери-монахини. Я их очень любил, в особенности старшую, которая была женщиной острого ума, исключительной доброты, и она была очень сильно ко мне привязана. Она много страдала от слабого здоровья во время моего отсутствия, но не обращала на себя внимания. Потом же заразилась дизентерией и умерла после шестидневной болезни, оставив меня в глубоком горе. По несчастному стечению обстоятельств, вернувшись домой из монастыря вместе с доктором, который только что сказал мне, что ее состояние безнадежно и что она не переживет следующий день, как оно впоследствии и случилось, я обнаружил у себя викария Инквизиции, который сообщил мне распоряжение Святой Инквизиции в Риме, запрещающее просить о помиловании под страхом заключения в темницу Святой Инквизиции. Из этого я заключаю, что мое теперешнее заключение будет закончено лишь тогда, когда сменится другим, уготованным всем нам, вместилищем тесным и вечным»[90].
Тогда же в мрачный дом Галилея приехала его овдовевшая невестка Анна Кьяра Галилей с тремя дочерьми и младшим сыном Микеланджело, лишь для того чтобы все пятеро погибли здесь во время короткой вспышки чумы в 1634 г. После этого Галилей в своем одиночестве пригласил к себе в дом другого сына Анны Кьяры, Альберто (обожаемого сестрой Марией Челесте «маленького Альбертино»), который теперь стал скрипачом и лютнистом в Германии. Они поддержали друг друга в тяжелый период, а впоследствии Альберто вернулся в Мюнхен и женился.
Теперь Галилею не оставалось ничего иного, как погрузиться в работу. В августе он начинает активную переписку со знакомыми математиками, а осенью возвращается к незаконченной рукописи «Двух новых наук».
XXXII «Пока я пытаюсь понять множество вещей»
Проблемы, которые обсуждали в новой книге Сальвиати, Сагредо и Симплицио, занимали Галилея с первых шагов его деятельности как философа.
С одной стороны, накопленная мудрость помогала ученому видеть некоторые древние концепции свежим взглядом, и это оттягивало завершение многолетней работы. «Трактат о движении, совершенно новый, в полном порядке, - писал он старому другу в Венецию, - но мой беспокойный ум не может удержаться от новых раздумий о том же, и на это уходит масса времени, потому что последние мысли, которые пришли мне в голову по поводу ряда новых идей, вынуждают меня отбросить многое из того, что уже было сделано»[91].
С другой стороны, бремя прожитых лет притупило остроту мысли. «Я нахожу теперь, как старость снижает живость и скорость мышления, - сокрушался Галилей в письме к Элиа Диодати, завершая работу над “Двумя новыми науками”, - пока я пытаюсь понять множество вещей, которые я обнаружил и доказал, когда был моложе»1.
Но как и где мог он опубликовать результат всех этих усилий? Конечно, не в Риме и не во Флоренции. Незадолго до возвращения Галилея в Арчетри папа Урбан приготовил специальное предупреждение, запрещающее не только «Диалоги», но и переиздание ранних книг Галилея. Он надеялся, что благодаря этой мере имя Галилея будет постепенно забыто в Италии, где Святая Инквизиция имела огромное влияние.
В письме одному из своих друзей во Флоренцию Галилей жаловался:
«Вы прочитали мои сочинения, из которых, конечно же, поняли, каковы были истинные и настоящие мотивы, вызвавшие, под ложной маской религии, эту войну против меня. И теперь сие постоянно ограничивает и урезает меня во всех направлениях, так что никто не может ко мне приехать, да и сам я не могу отсюда никуда выбраться, я даже не могу защищать себя; был выпущен специальный приказ всем инквизиторам - не допускать переиздания моих работ, даже тех, что были изданы много лет назад, и не давать разрешения ни на какие новые труды, которые я мог бы издать… самый категорический и общий приказ, я бы сказал, против omnia edita et edenda[92]; так что мне остается только умереть в молчании, под натиском нападок, оскорблений, насмешек и обид, сыплющихся со всех сторон»[93].
Друг Галилея, фра Фульгендзо Микандзо, богослов Венецианской республики, надеялся, что он сможет обойти предупреждения понтифика и издать «Две новые науки» в более либеральной атмосфере Венеции. Но вскоре, в предварительной беседе с инквизитором Венеции, фра Микандзо обнаружил, что здесь Галилея ждут те же препятствия, что и в любой другой области Италии: даже «Символ веры» или «Отче наш» будут запрещены к изданию, если об их публикации попросит Галилей.
Портрет Галилея, гравюра работы Франческо Зукки.
Институт и Музей истории науки, Флоренция
Поняв это, сторонники ученого решили выпустить новую книгу за границей. Им нужно было найти издателя и того, кто сможет перевести «Две новые науки». Элиа Диодати, родившийся в Женеве, а теперь живший в Париже, сперва надеялся, что это можно будет сделать во Франции, в Лионе, на родине отдаленного родственника ученого, Роберто Галилея, весьма делового человека, который помогал ему вести переписку с единомышленниками. Однако вскоре, в 1635 г., Галилей получил другое предложение об издании книги - от итальянского инженера, работавшего на императора Священной Римской империи германской нации и крайне заинтересованного в издании работы в Германии. Великий герцог Фердинандо добровольно помог им в осуществлении этого плана, попросив своего брата, князя Маттиа, который как раз отправлялся в Германию с военной миссией, передать из рук в руки фрагмент перевезенной контрабандой рукописи знакомому Галилея. Увы, отец Кристофер Шайнер, астроном-иезуит, ранее известный как «Апеллес», к этому времени уже вернулся в Германию и активно насаждал там настроения против Галилея, что сделало получение разрешения на публикацию книги в этой стране невозможным.
После сложных и долгих интриг Диодати свел Галилея с голландским издателем, Луисом Эльзевиром, который посетил ученого в Иль-Джойелло в мае 1636 г., чтобы заключить соглашение. (Хотя Галилею официально было запрещено принимать посетителей, Эльзевир оказался среди немногочисленных иностранных гостей, добравшихся до его виллы; среди них были также философ Томас Гоббс, который перевел «Диалоги» на английский язык, и поэт Джон Мильтон[94].) В Венеции фра Микандзо, который знал обоих участников предполагаемого издательского контракта, вызвался послужить посредником между Арчетри и Голландией; это дало старому богослову возможность с наслаждением читать «Две новые науки» по мере того, как очередная завершенная часть попадала ему в руки.
«Я вижу, что Вы взяли на себя беспокойство переписать это собственной рукой, - однажды с удивлением отметил фра Микандзо, получив следующую часть страниц, - и не понимаю, как Вам сие удается, потому как мне представляется абсолютно невозможным»[95].
В процессе уточнения основной темы Галилей также расширял содержание книги, включая в нее разделы, которые могли показаться не имеющими отношения к сюжету. В конце концов, кто знал, когда еще ему представится возможность опубликовать новый труд?
В декабре 1636 г., завершая день четвертый «Двух новых наук», Галилей обещал: «Я пришлю Вам как можно скорее этот трактат о снарядах, а также приложение [объемом 25 страниц] о некоторых опытах с определенными выводами по поводу центров тяжести твердых тел, сделанными мной в возрасте 22 лет, после двух лет изучения геометрии, потому что хорошо бы, чтобы это не потерялось»[96].
В июне 1637 г. Галилей присылает последние фрагменты диалога из «Двух новых наук»; он заканчивается полной надежд фразой Сагредо о новых встречах, которыми три персонажа смогут насладиться «в будущем». Подготовка к печати началась в Лейдене, в Голландии, той же осенью, и опубликованный том был готов к весне следующего года.
Джон Мильтон посещает Галилея в Иль-Джойелло.
Институт и Музей истории науки, Флоренция
В безопасной протестантской стране голландский издатель не боялся никаких грозных мер со стороны Римской Инквизиции. Однако Галилей оставался в уязвимом положении в Арчетри и потому до последнего момента делал вид, что понятия ни о чем не имеет. Даже в посвящении французскому послу Франсуа де Ноаю он выражает притворное удивление тем, как рукопись нашла дорогу к иностранному печатному станку. В предисловии, датированном 6 марта 1638 г., Галилей писал:
«Я признаю сие результатом великодушного расположения Вашего Превосходительства, которое Вы проявляете к этой моей работе, вопреки тому, что сам я, как Вам известно, будучи в смущении и испуге, из-за злой судьбы, постигшей другие мои работы, решил больше не появляться на публике со своими трудами. Но дабы они не оставались совершенно похороненными, меня убедили послать копии рукописи в некоторые места, чтобы она была известна, по крайней мере, тем, кто разбирается в предметах, о коих я берусь судить. И, выбрав как самое лучшее возможность передать рукопись в руки Вашего Превосходительства, я чувствовал уверенность, что Вы, из особого пристрастия ко мне, возьмете на себя миссию сохранить мои исследования и труды. Поэтому, когда Вы проезжали через наши края, на обратном пути из своего римского посольства, мне выпала привилегия приветствовать Вас лично (как ранее я Вас часто приветствовал в письмах), и мне представился случай передать Вам имевшийся у меня на тот момент экземпляр рукописи этих двух работ. Вы милостиво проявили радость получить их, равно как и желание надежно сохранить их и поделиться ими во Франции с Вашими друзьями, сведущими в этих науках, чтобы продемонстрировать им: хотя я и храню молчание, из этого не следует, что моя жизнь проходит в полнейшей праздности.
Позднее я приготовил еще несколько копий, чтобы послать их в Германию, Фландрию, Англию, Испанию и, вероятно, в некоторые места в Италии, когда вдруг обнаружил, что Эльзевиры занимаются изданием этой моей работы, и я, вследствие этого, решил сделать сие посвящение и выслал им немедленно свои соображения по данному поводу. Из этой неожиданной и поразительной новости я сделал вывод, что, вероятно, Ваше Превосходительство пожелало поднять и распространить мое имя, поделившись некоторыми моими писаниями, передав их в руки печатников, ранее уже издававших мои работы [«Письмо к великой герцогине Кристине»], а те решили воздать мне честь, выпустив в свет сие сочинение из- под своего красивого и усердного пресса… Сейчас, когда дело дошло до этой стадии, безусловно, будет разумным, чтобы я каким-то явным образом выразил Вашему Превосходительству свою благодарность за столь щедрое расположение. Потому что именно Вы подумали об увеличении моей славы через распространение сих работ, расправивших крылья и поднявшихся в открытое небо, когда мне уже казалось, что моя репутация должна оставаться в пределах весьма ограниченного пространства».
Примерно в то же время, когда Галилей сочинял это благовидное оправдание, он обратился в Святую Инквизицию за разрешением отправиться на лечение во Флоренцию. Брат Урбана, кардинал Антонио Сант-Онофрио, через флорентийского инквизитора ответил на это жестким отказом, указав, что Галилей недостаточно подробно описал свою болезнь, дабы надеяться получить подобное снисхождение. Более того, кардинал заявил, что «возвращение Галилея в город дало бы тому возможность встречаться, вести беседы и дискуссии, в которых он мог бы снова высказывать осужденное ранее мнение о движении Земли»[97].
Однако слабеющее здоровье Галилея вынудило его настаивать на своей просьбе. По представлению Инквизиции ученого подвергли медицинскому осмотру, после чего он получил право временно остановиться в доме Винченцо в Коста-Сан-Джорджо. 6 марта кардинал Сант-Онофрио дал инквизитору Флоренции распоряжение: Галилей «может переехать с виллы в Арчетри, где он теперь находится, в дом во Флоренции для лечения своих болезней. Но я приказываю Вашему Преосвященству следить, чтобы он не мог выходить в город и вести публичные или тайные разговоры в доме»[98].
Прибыв во Флоренцию, Галилей обратился за новым разрешением - чтобы родные переносили его на стуле, так как в своем нынешнем состоянии он не мог пройти и нескольких шагов, в соседнюю церковь, Сан-Джорджо, к мессе. Накануне Пасхи кардинал Сант-Онофрио писал флорентийскому инквизитору, чтобы тот «по собственному усмотрению, дал разрешение Галилею посещать Мессу в постные дни в самой ближней церкви, удостоверившись, что тот не будет вступать при сем в личные контакты».
В конце весны 1638 г., еще до того, как «Две новые науки» вышли в свет в Лейдене, Галилей вернулся в Арчетри. Каким-то образом название книги изменилось, если не в результате перевода, то, вероятно, вследствие случайной трансформации или по воле издателя. Титульная страница гласит:
«Рассуждения и математические демонстрации относительно двух новых наук, принадлежащих механике и местным движениям, господина Галилео Галилея, линчейца, философа и главного математика Его Светлейшего Высочества великого герцога Тосканы, с приложением, где приводятся центры тяжести различных твердых тел»
Не сохранилось собственноручно написанного Галилеем варианта оригинального названия, есть лишь более поздние сожаления автора о замене «низкого и обычного титула на благородный и возвышенный». Тем не менее известно, что книга, появившаяся на прилавках в июне 1638 г., быстро продавалась. И лишь спустя несколько недель после публикации Галилей получил единственный свой экземпляр. К тому времени, когда книга попала в руки автора, он уже не мог не только читать, но и вообще видеть. Его глаза, подвергавшиеся инфекционным заболеваниям и перегрузкам на протяжении всей жизни, теперь отказали, и он ослеп в результате катаракты и глаукомы.
Сначала, в июле 1637 г., слепота поразила его правый глаз, вынудив ученого отказаться от добавления дня пятого к «Двум новым наукам», а следующей зимой - и левый. В сумерках, когда в его распоряжении оставался один глаз, чтобы глядеть на небеса или просматривать свои ранние заметки и рисунки, Галилей написал финальную часть трактата о том, как наилучшим образом измерять диаметр звезд и расстояния между небесными телами, а также сделал свое последнее астрономическое открытие, касающееся колебаний Луны.
«Я сделал потрясающееся наблюдение, гладя на лик Луны, - писал Галилей фра Микандзо в ноябре 1637 г., - тело которой, хотя и наблюдалось бесчисленное количество раз, кажется, никогда не отмечалось как меняющееся, но оно всегда одно и то же перед нашими глазами»[99].
Луна, действительно, всегда являет нам одно и то же лицо - лицо улыбающегося человека, на котором можно разглядеть глаза, нос и рот, - она всегда обращена к Земле одной и той же стороной. Потому что, хотя Луна вращается вокруг собственной оси, а также обращается вокруг Земли, период ее вращения в точности совпадает с месячным периодом ее обращения, а потому мы видим только одну сторону2. Однако по краям лика Луны можно заметить комбинацию оптических эффектов, позволяющих временами видеть небольшие участки поверхности, обычно скрытые для глаза
Галилей сообщал фра Микандзо: «Она меняет свои аспекты, как человек, который показывает нам свое лицо анфас, когда говорит, а потом слегка поворачивается всеми возможными способами, наклоняясь чуть-чуть то вправо, то влево, то вверх, то вниз и, наконец, склоняя левое плечо в разные стороны. Все эти вариации видны на лике Луны, и большие древние пятна также перемещаются описанным выше образом».
Когда вокруг него сомкнулась полная тьма, Галилей пытался достойно принять потерю зрения, отметив, что ни один из сыновей Адама не видел дальше, чем он. И все же ирония превзошла его усилия сохранить невозмутимость.
В1638 г. он пожаловался Элиа Диодати: «Эта Вселенная, которую я своими поразительными наблюдениями и ясными демонстрациями расширил в сотни, нет, в тысячи раз за пределы, видимые обычными людьми на протяжении прошедших веков, теперь для меня уменьшилась и сократилась так сильно, что сжалась до жалких очертаний моего собственного тела».
XXXIII « Воспоминания о сладости былой дружбы»
Как показывают монастырские записи, состарившегося и согнувшегося под гнетом невзгод и болезней Галилея, которому к тому же не дозволялось покидать Иль-Джойелло, раз в месяц посещал приписанный к Сан-Маттео священник, - чтобы принимать исповедь и причащать ученого.
В октябре 1638 г. ослабевший Галилей имел честь принимать у себя удивительного гостя: это был Винченцо Вивиани, шестнадцатилетний флорентиец с поразительными способностями к математике. Научные дарования юноши привлекли внимание великого герцога Фердинандо, который направил его в качестве помощника к Галилею.
Вивиани писал за ученого письма, читал ему вслух ответы, помогал Галилею реконструировать свои ранние научные исследования с целью прояснить вопросы, поднятые его корреспондентами. В биографии Галилея, которую Вивиани начал писать много лет спустя, в 1654 г., упоминается, без указания дат, о приятных часах, проведенных ими вдвоем, когда старик без стеснения рассказывал о многом, а юноша слушал, впитывая каждое слово. Именно Вивиани донес до нас и даже мифологизировал ряд ключевых моментов в жизни Галилея, например: как тот, будучи еще студентом-медиком, угадал закон маятника, наблюдая за лампой, покачивающейся во время службы в Пизанском соборе[100], или как он бросал пушечные ядра с вершины наклонной башни перед стоявшими внизу профессорами и студентами.
Если Галилей принял Вивиани как второго сына, то надо признать, что в последние годы жизни он не был обделен и вниманием своего родного сына. Винченцо, теперь и сам отец трех мальчиков (младший, Козимо, родился в 1636 г.), посещал Галилея в Арчетри - а также, вероятно, заодно и сестру Арканжелу, жившую вдали от мира, в соседнем монастыре. Когда Галилею пришла идея использовать маятник как регулятор механических часов, он обсуждал этот проект с сыном, попросив Винченцо использовать свои острое зрение и художественные навыки, чтобы изготовить схему таких часов. Закончив ее, Винченцо вызвался сделать также и модель часов: он не хотел, чтобы идея отца попала в руки конкурентов, опасаясь, что те могут украсть изобретение Галилея.
Винченцио Вивиани.
Институт и Музей истории науки, Флоренция
Позднее, рассказывая об отце, Винченцо придает реальным воспоминаниям оттенок агиографии:
«Галилео Галилей выглядел весьма величественно, особенно в преклонные годы: он обладал крупной и статной фигурой, грубоватым, но крепким сложением, которое было совершенно необходимо для осуществления поистине титанических усилий, требующихся для проведения бесконечных наблюдений за небом. Его красноречие и выразительность были восхитительны; когда он говорил серьезно, речь его была чрезвычайно богата, а идеи глубоки; ведя приятные беседы, он блистал шутками и остроумием. Он легко гневался, но так же легко и успокаивался. Он обладал исключительной памятью, так что, в дополнение ко многому другому, связанному с его исследованиями, хранил в голове множество поэтических строк, в частности лучшие части “Неистового Роландо”, его любимой поэмы, автора которой [Лудовико Ариосто] ставил выше всех латинских и тосканских поэтов.
Самым ненавистным ему пороком была ложь, может быть, потому что посредством математической науки он слишком хорошо знал красоту Истины»[101].
В 1641 г. Бенедетто Кастелли, после многочисленных петиций в Святую Инквизицию, добился разрешения приехать в Арчетри и заняться со своим старым учителем изучением движения спутников Юпитера, а также дать ему духовные советы - получив заранее предупреждение, что любые разговоры на тему о движении Земли станут основанием для отлучения от Церкви.
В одном из писем того времени Галилей утверждал:
«Ложность системы Коперника ни при каких обстоятельствах не должна ставиться под сомнение, в особенности нами, католиками, которые обладают безусловным авторитетом Священного Писания, истолкованного величайшими мастерами богословия, чьи аргументы помогают нам держаться убеждения о неподвижности Земли и о движении Солнца вокруг нее. Гипотеза Коперника и его последователей, предлагающая противоположное, полностью опровергается самым главным и неоспоримым аргументом, а именно всемогуществом Бога. Он способен действовать многими, даже бесконечными путями, в то время как мы ведем наблюдение единственно доступным нам способом, и мы не должны претендовать на то, чтобы останавливать руку Бога и настойчиво выяснять, в чем именно мы ошибаемся. А поскольку я нахожу неадекватными наблюдения и заключения Коперника, то я сужу, в равной мере, насколько ложными и ошибочными являются взгляды Птолемея, Аристотеля и их последователей, когда, не выходя за пределы человеческого разума, их необоснованность может быть легко обнаружена»1.
Когда Кастелли вернулся в Рим, он удвоил усилия по смягчению приказа о домашнем аресте Галилея, хотя все они так и остались безуспешными. Кастелли молился за Галилея каждое утро (вплоть до своей смерти в 1643 г.), и эти два близких друга поддерживали контакты, обсуждая общие интересы. Завершая письмо к Кастелли о гидравлике фонтанов и рек, Галилей выразил благодарность за его утешение и участие на протяжении всей жизни: «Лишенный сил преклонными годами и в еще большей степени несчастной слепотой и провалами в памяти и других чувствах, я провожу бесцельные дни, которые тянутся столь долго из-за моей вынужденной бездеятельности, но и одновременно пролетают так быстро по сравнению с месяцами и годами, кои уже миновали; и мне не остается другой радости, кроме воспоминаний о сладости былой дружбы, ведь друзей осталось уже так мало, хотя неизменным и остается одно, незаслуженное мной: это ваша любовь»[102].
Портрет Галилея в возрасте 71 года. Юстус Зюстерманс.
Скала, фотоархив «Арт-ресурс», Нью-Йорк
Но воображение ученого не знало покоя: он вернулся к проблеме долготы, к книгам Эвклида, чье старинное определение математических отношений Галилей пересмотрел, равно как и рад других идей, которыми он мог наслаждаться, но которые не записывал и не сообщал никому.
Другу-философу из Савоны он писал: «У меня в голове крутится невероятное множество проблем и вопросов, отчасти совершенно новых, отчасти отличных или противоположных тем, что обычно высказываются; я мог бы составить их них книгу, более любопытную, чем остальные, написанные мной. Однако мое состояние (помимо слепоты и общей слабости надо учитывать и ветхий возраст - 75 лет) не позволяет мне заняться исследованиями. Следовательно, я должен хранить молчание, и так проходит остаток моей исполненной трудами жизни; я нахожу удовлетворение в удовольствии, которое доставляют мне другие умы, пребывающие в поиске»1.
Один из таких ищущих умов принадлежал самопровозглашенному «галилеисту» Евангелисте Торричелли, одному из самых первых и наиболее одаренных студентов Кастелли в Риме; он послал великому ученому письмо и рукопись для комментариев. Под впечатлением этого Галилей пригласил того в Арчетри. «Надеюсь насладиться Вашим обществом в течение нескольких дней моей жизни, которая теперь подходит к концу и, по сути дела, закончена, - писал Галилей Торричелли в сентябре 1641 г., - а также обсудить с Вами некоторые обломки моих мыслей по поводу математики и физики и получить от Вас помощь в их полировке, ибо тогда они смогут остаться в меньшем беспорядке, если их увидят другие»[103].
Торричелли приехал в дом Галилея в октябре. Однако уже в ноябре хозяин слег в постель с лихорадкой и почечными болями, которые на этот раз оказались фатальными. Галилей умирал более двух месяцев, так что еще сумел продиктовать Торричелли некоторые соображения в виде диалога о математических отношениях. Это было начало новой книги - еще одного интеллектуального приключения для Сальвиати, Сагредо и Симплицио, - которую ему написать оказалось уже не суждено. Вечером 8 января 1642 г. Галилей скончался. У постели умирающего находились Торричелли, Вивиани и сын ученого Винченцо.
«Сегодня пришла новость о смерти синьора Галилея, - сообщал Лукас Хольсте, ватиканский библиотекарь, в письме к кардиналу Франческо Барберини. - Эта потеря затрагивает не только Флоренцию, но и весь мир и все наше столетие, которому этот великий человек придал больше блеска, чем все другие заурядные философы. Теперь зависть умолкнет, а совершенство его ума станет известным; ум сей будет служить последующим поколениям как проводник в поисках истины»[104].
И хотя панегирик Хольсте оказался пророческим, запоздалые последствия суда и обвинения Галилея сказались на событиях, свершившихся непосредственно после его смерти.
Великий герцог Фердинандо назвал Галилея «величайшим светочем нашего времени» и похоронил его в капелле послушников францисканской церкви Санта-Кроне. Фердинандо надеялся этим воздать великому ученому честь, выполнив пожелания Галилея, выраженные в его завещании: быть похороненным рядом с отцом и другими родственниками в главной базилике церкви, которая давала приют многим частным захоронениям с надгробиями и гербами лучших флорентийских семей. Помимо этого великий герцог хотел произнести публичную речь и воздвигнуть мраморный памятник, но папа Урбан категорически запретил подобные действия. Вообще ажиотаж вокруг смерти Галилея вызывал ярость у Урбана, который воспринимал это как личное оскорбление его власти понтифика[105].
Фердинандо подчинился папскому указу. Он отказался от мысли воздвигнуть памятник и ограничился надгробием внутри базилики; тело Галилея было помещено в крошечную капеллу под кампанилой, где оно и должно было оставаться. Но девятнадцатилетний Вивиани из привязанности, вызванной искренним восторгом перед учителем, решил добиться переноса бессмертных останков и увековечения памяти выдающегося ученого пусть и не сразу, а хоть когда-нибудь.
Хотя наследником отцовских финансов (помимо ежегодной ренты в 35 скуди, определенной для пожизненного содержания сестры Арканжелы) был, разумеется, Винченцо Галилей, но Винченцио Вивиани тоже кое- что досталось в наследство от учителя. Как ученик Галилея, Вивиани получил вслед за Торричелли в 1647 г. бывшую должность Галилея - придворный математик великого герцога Фердинандо. А будучи секретарем покойного, Вивиани позже собрал его бумаги и подготовил их к изданию: в 1656 г. впервые вышло собрание сочинений Галилея; естественно, «Диалоги» туда не включали.
Галилей преподносит телескоп музам. Имидж селект, фотоархив «Арт-ресурс», Нью-Йорк
Фердинандо де Медичи и его брат, князь Леопольд, ввели Вивиани в должность полноправного члена их научного общества, Академии-дель-Чименто, которое регулярно собиралось в палаццо Питги начиная с 1657 г. Подобная честь, вкупе с блеском его собственных книг по математике, помогла распространению славы Вивиани, так что король Франции Людовик XIV в 1666 г. назначил его одним из восьми иностранных членов только что основанной Французской королевской академии наук.
Все это время Вивиани не оставлял попыток осуществить свой план - возвести памятник и добиться публичного признания Галилея. Он практически не получал в этом поддержки от родных ученого, что понятно, поскольку Винченцо умер от лихорадки в 1649 г., а сестра Арканжела, хотя и пережила брата на десять лет, не могла быть полезна.
Вивиани нашел скульптора, который снял с Галилея посмертную маску, а потом изготовил его бюст. Позднее он нанял другого скульптора, чтобы отлить еще один бюст, из бронзы, затем заказал мраморную версию еще у одного художника, которому предложил разработать проект все еще запрещенной гробницы. Вивиани принял на себя всю ответственность за исполнение и все расходы, пытаясь одновременно убедить влиятельных людей в важности этого плана. Он утратил поддержку Фердинандо в 1670 г., когда пятидесятилетнее правление великого герцога закончилось - тот находился в мучительной агонии, страдая от водянки и инсульта, и пребывал на попечении врачей. Вивиани с надеждой обратился к новому престолонаследнику, сыну Фердинандо, прожорливому и невероятно набожному Козимо III, но тот сразу показал себя плохим правителем, не питавшим никакого интереса к науке, но облагавшим жителей Флоренции чудовищно высокими налогами по мере того, как сам он проматывал остатки состояния Медичи[106]. В Риме преемник Урбана, Иннокентий X, все десять лет понтификата, а потом и Александр VII, пребывавший у власти целых двенадцать лет, занимались сооружением пышных гробниц лишь для самих себя.
Надгробие на могиле Галилео Галилея в Санта-Кроче. Институт и Музей истории науки, Флоренция
В сентябре 1674 г., уже в отчаянии, Вивиани установил мраморную плиту и гипсовый бюст на стене крошечной капеллы, где в не отмеченной особо могиле лежал Галилей. За этой акцией он провел еще и другую - публичную, хотя на первый взгляд и носившую частный характер: обновил фасад собственного дома и установил там бюст Галилея над арочным дверным проемом, поместив рядом мемориальную доску в виде огромных каменных свитков с обеих сторон от портрета.
Когда в 1703 г. бездетный Вивиани умер в возрасте восьмидесяти одного года, он оставил все свои сбережения - торжественно обязав наследника перенести могилу Галилея - своему племяннику, который в течение следующих тридцати лет так и не смог осуществить этот план. Собственность Вивиани, как и принятое им на себя обязательство, перешли к сенатору Флоренции Джованни Батиста Клементе де Нелли, который сумел наконец осуществить мечту ученика Галилея в 1737 г. благодаря содействию Лоренцо Корсини, ставшего папой Клементом XII. Флорентийский понтифик снова вступил на престол святого Петра, а Галилей, в конце концов, получил то, что причиталось ему по праву.
Сначала мавзолей имел облик, соответствовавший видению Фердинандо и Вивиани; он напоминал украшенный памятник в честь Микеланджело Буонаротти, другого великого тосканца, установленный возле входа в Санта-Кроче. У южной стены церкви располагался бюст Микеланджело, возвышавшийся над мраморными музами, представлявшими живопись, скульптуру и архитектуру, которые скорбно сидели вокруг гроба. Фердинандо и Вивиани не только рассматривали гений Галилея как своего рода научную аналогию искусству Микеланджело, но Вивиани еще также и продвигал идею, что дух Микеланджело якобы переместился из его одряхлевшего, умирающего тела в младенца Галилео и что последние часы жизни одного совпали с первыми часами жизни другого.
Оригинальный проект памятника Галилею тоже включал три женские фигуры - музы астрономии, геометрии и философии, - которые стояли симметрично с тремя музами искусств памятника Микеланджело. Однако при изготовлении памятника остались только две музы - астрономии и геометрии, - а в центре была установлена фигура Галилея, который в одной руке держит телескоп, а другой опирается на глобус и стопку книг. Муза философии из композиции исчезла или по указанию Святой Инквизиции, или из страха, вызванного горькими воспоминаниями об осуждении Галилея. Но все же там есть третья женская фигура: ее невозможно заметить даже самому внимательному наблюдателю.
Вечером 12 марта 1737 г., после разрешения на перенос останков Галилея с первоначального места захоронения в мраморный саркофаг, возле почти завершенного памятника, при свете факелов и свечей, в церкви Санта-Кроче тайно встретились члены так называемого «почтенного собрания» - своего рода комиссии, состоявшей как из служителей церкви, так и из представителей светской власти. Их задача, которой темная ночь придавала оттенок религиозной церемонии или языческого поклонения герою, состояла в эксгумации тела Галилея. Членам собрания предстояло в ходе определенного ритуала изъять из прежней могилы один позвонок почтенного ученого, три пальца его правой руки и зуб, а также сохранить мозг, если этот орган еще уцелел.
В крошечной капелле под кампанилой, где Галилей провел 95 лет, теперь находились два кирпичных гроба: самого Галилея и его ученика Винченцио Вивиани, который хотел быть похороненным вместе с учителем.
Те несколько человек, которые смогли войти в тесное помещение, взломали более позднее захоронение (Вивиани умер в 1703 г.) и извлекли оттуда деревянный гроб. Согласно показаниям свидетеля, заверенным нотариусом, они перенесли этот гроб в капеллу послушников, где все видели, как сняли крышку, чтобы взглянуть на свинцовую пластину, лежавшую на теле, и удостовериться, что это останки Вивиани. Несколько скульпторов и ученых, бывших членами «почтенного собрания», накрыли гробницу черной тканью и подняли задрапированный гроб на плечи, а потом пронесли его длинным путем из капеллы в базилику. Свидетелями их молитвенных песнопений были только участники процессии и каменные стены с фресками Джотто, представлявшими эпизоды из жизни святого Франциска.
Члены собрания опустили тело на новое место, а затем вернулись в крошечную капеллу, чтобы повторить процедуру - вскрыть старое кирпичное захоронение 1674 г., сделанное Вивиани для Галилея, и вынуть другой деревянный гроб. Этот оказался сильно поврежден временем: крышка провалилась внутрь, попали в него и обломки штукатурки. Когда члены собрания вытаскивали гроб из могилы, то они с изумлением обнаружили, что под ним находится еще один, тоже деревянный. В могиле Галилея оказались похоронены два человека, и ни на одном из них не было свинцовой пластинки с именем.
Нет сомнения, что собравшихся охватила паника, поскольку никто не знал, как установить, которое именно тело заслуживает погребения на новом месте. Но тут врач великого герцога вместе с несколькими профессорами анатомии выступили вперед, чтобы выяснить истину, и оказалось, что это не так уж трудно. Только один из скелетов мог принадлежать Галилею - находившийся в верхнем гробу, потому что это были кости старого мужчины с изношенными челюстями, в которых уцелело лишь четыре зуба. Скелет, находившийся внизу, как определили эксперты, был, безусловно, женским. И хотя эта женщина умерла так же давно, как и старик, если не раньше, она в момент смерти была намного моложе.
Собрание разделилось на две половины; его члены прошли двумя колоннами до базилик, передавая друг другу гроб, чтобы максимальное количество участников церемонии смогло приобщиться к чести несения останков Галилея. Затем в мавзолей перенесли и женщину, дочь Галилея, и положили ее рядом с отцом.
Когда шок неожиданного открытия миновал, в величественной тишине пустого храма те, кто еще помнил Вивиани, смогли найти разгадку тайны. Ученик, впавший в отчаяние из-за того, что не мог воздать должное своему наставнику, подарил Галилею нечто более дорогое, чем бронза или мрамор.
Даже теперь, на столь часто посещаемой могиле Галилея в Санта-Кроче, нет надписи, указывающей на то, что в ней покоится и его старшая дочь, сестра Мария Челесте.
И все же она там.
Благодарности
Самую искреннюю признательность я выражаю Сильвио Бедини, ведь именно благодаря этому человеку в мою жизнь вошла сестра Мария Челесте. Также я хочу поблагодарить: Альберта Ван Хельдена - за то, что он помог мне решиться рассказать эту историю; Джорджа Гибсона - за желание ее услышать; Майкла Карлайла - за находку венецианских сокровищ; Джона Кейси - за подсказки; отца Эрнана Макмаллина - за его озарения; Мариаросу Гамба Фрайберга и Альфонсо Триджиани - за уроки итальянского; И. Бернарда Коэна - за его благословение; Фонд Дорон Уэбер и Альфреда П. Слоана - за предоставленный грант; Уильяма Дж.Х. Эндрюса - за поддержку; Бетти Собел - за помощь в исследованиях; Оуэна Джинджерайха - за вопросы, которые он передо мной ставил, и за пейзаж с Яникулума; Стивена Собела - за лютневую музыку; Роберта Пири и Американскую академию в Риме - за ночь Рыси; Кена Содена и Фрэнка Рандаццо - за разработку маршрутов; Ирен Талли - за стихотворение; докторов Майкла и Стивена Собел, Питера Микайлоса, Барри Груббера, Алана Каца и Гарри Фриттса - за диагностику болезней исторических персонажей; Флэнзи Ходковски - за учебники, агиографию и розарии; Диану Акерман и Луиса Мориса - за записные книжки; Антонию Иду Фонтана и Национальную библиотеку Флоренции - за разрешение ознакомиться с письмами сестры Марии Челесте; Франко Пачини - за ключи от дома Галилея; Паоло Джанинони - за источники и материалы по истории Италии; Мару Миниати - за предоставление мне карт-бланш в Музее истории науки во Флоренции; Паоло Галуджи - за секрет гробницы Галилея; Франческо Бертола - за его явление в Падуе в качестве «бога из машины»; Фрэнка Дрейка - за небесную механику; Кьяру Пикок и Барбару Линн-Дэвис - за тосканские сады; Антонио ди Нунцио - за доступ в монастыри кларисс в Турине; Аманду Собел - за организацию международного книгообмена; Джеймса Маклахлина - за работу и безграничную щедрость; К. С. Коул - за мудрость; Кейт Эпштейн - за эрудицию в области латыни; мать Мэри Фрэнсис и ее сестер в монастыре Богоматери ордена бедных кларисс в Гваделупе - за их молитвы и за ответы на мои вопросы; Томаса Сеттла - за проведение экспериментов по истории науки; персонал книжного отдела аукционных домов Кристиз и Сотбис в Нью-Йорке и Бетси Уолш в Фольгеровской шекспировской библиотеке Вашингтона - за предоставленный доступ к первым изданиям книг Галилея; Марси Познер и Трейси Фишер - за представительство на иностранных рынках; Питу и При Райсвиг - за праздники; и Зои и Айзека Кляйн - за их любовь, поддержку, кукольный театр и вдохновляющие картинки.
Выражаю также дополнительную благодарность Бернарду Коэну, Фрэнку Дрейку, Мариарсе Фрайберг, Оуэну Джинджерайху, Джеймсу Маклахлину, матери Мэри Фрэнсис, Кристоферу Поттеру, Дику Тереси, Альфонсо Триджиани и Альберту Ван Хельдену за прочтение рукописи и комментарии к ней.
Эпоха Галилея (хронологическая таблица)
1543 Николай Коперник (1473-1543) публикует трактат «De revolutionibus», а Андреас Везалиус (1514-1564) книгу «О строении человеческого тела»
1545 Тридентский собор под руководством папы Павла III; первые десять сессий растянулись на два года
1551 В Риме иезуитами основан Колледжио Романо, или Папский Григорианский университет. Тридентский собор созывается вновь
1559 Римская инквизиция официально провозглашает первый всемирный Индекс запрещенных книг
1562-1563 Третье (последнее) заседание Тридентского собора
1564 15 февраля в Пизе рождается Галилей. 18 февраля во Флоренции умирает Микеланджело Буонаротти. 23 апреля в Англии рождается Уильям Шекспир
1569 Козимо I, герцог Флоренции, получает от папы Пия V титул великого герцога Тосканского
1572 Датский астроном Тихо Браге (1546-1601) наблюдает за новой звездой и приходит к выводу, что на небесах могут происходить перемены
1577 Исследования комет Тихо Браге приводят его к убеждению, что небеса не могут представлять собой твердые сферы, хотя он отвергает систему Коперника
1581 Галилей поступает в Университет Пизы
1582 В католической Европе на смену юлианскому календарю вводится григорианский
1585 Галилей бросает обучение в Университете Пизы, не получив степени
1587 Фердинандо I становится великим герцогом Тосканским после того, как его старший брат Франческо умирает от малярии
1589 Галилей начинает преподавать в Пизе; он разрабатывает примитивный термометр и начинает изучать падающие тела
1591 Умирает Винченцо Галилей (отец ученого)
1592 Галилей начинает преподавать в Университете Падуи
1600 Джордано Бруно сожжен в Риме. В Падуе рождается старшая дочь Галилея Виржиния
1601 В Падуе рождается средняя дочь Галилея Ливия. Умирает Тихо Браге
1603 Князь Федерико Чези основывает в Риме Академию-деи-Линчеи (Академию Рыси)
1604 На небесах появляется новая звезда, вызывающая споры. Галилей читает на эту тему три публичные лекции
1605 Герцог Козимо де Медичи берет уроки у Галилея
1606 Галилей публикует трактат по геометрии и разрабатывает военный компас. В Падуе рождается младший сын Галилея Винченцо
1607 Бальдессар Капра без разрешения публикует геометрический трактат Галилея о военном компасе и комментарии к нему на латинском языке
1608 Ханс Липперши в Голландии изобретает зеркальный телескоп. Князь Козимо женится на Марии Маддалене, эрцгерцогине Австрийской
1609 Умирает великий герцог Фердинандо I; его преемником становится Козимо II. Галилей совершенствует телескоп, наблюдает с его помощью за небом и описывает горы на Луне. Иоганн Кеплер (1571-1630) публикует первые два закона планетарного движения
1610 Галилей обнаруживает спутники Юпитера. Издан «Звездный посланник». Галилей получает
пост главного математика и философа при великом герцоге Тосканском Козимо II
1611 Галилей посещает Рим, его избирают членом Академии-деи-Линчеи
1612 Во Флоренции издана книга «Разговор о телах, которые остаются на поверхности воды или движутся в ней»
1613 Князь Чези публикует «Письма о солнечных пятнах» Галилея. Дочери ученого Виржиния и Ливия поступают в обитель Сан-Маттео в Арчетри
1614 Виржиния и Ливия становятся послушницами
1616 Галилей работает над «Трактатом о приливах». В Риме издан указ против учения Коперника. Виржиния Галилей принимает постриг под именем сестры Марии Челесте. Умирают Шекспир и Мигель Сервантес
1617 Ливия Галилей принимает постриг под именем сестры Арканжелы
1618 Появляются три кометы, вызывающие широкий интерес и споры, иезуит отец Орацио Грасси читает лекции о кометах в Колледжио Романо. Начинается Тридцатилетняя война
1619 Рассуждения Грасси о кометах издаются анонимно. Марио Гвидуччи представляет публике «Беседы о кометах», в ответ на что появляется изданная под псевдонимом книга «Астрономическое и философское равновесие». Кеплер публикует третий закон планетарного движения. Спутница жизни Галилея и мать троих его детей Марина Гамба умирает. Младший сын Галилея Винченцо официально получает статус законнорожденного
1623 Умирает сестра Галилея Виржиния. Кардинал Маттео Барберини становится папой Урбаном VIII. Галилей посвящает ему трактат «Оценщик»
1624 Галилей отправляется в Рим для встречи с папой
1628 Английский ученый Уильям Харви (1578-1657) описывает систему кровообращения
1629 Из Германии на север Италии проникает бубонная чума
1630 Галилей посещает Рим, чтобы получить разрешение на издание его «Диалогов». Умирает князь Чези. Флоренцию поражает бубонная чума
1631 Микеланджело Галилей (брат ученого) умирает в Германии от чумы
1632 Галилей издает «Диалоги, касающиеся двух главных систем мироздания, птолемеевской и коперникианской»
1633 Галилей предстает перед судом Святой Инквизиции. «Диалоги» запрещены
1634 2 апреля в Арчетри умирает сестра Мария Челесте
1636 В Голландии на латинском и итальянском языках издано «Письмо к великой герцогине Кристине»
1637 Галилей открывает лунную вибрацию. Он окончательно теряет зрение
1638 Луис Эльзевир издает в Лейдене (Голландия) «Две новые науки» Галилея
1641 Винченцо Галилей выполняет рисунок изобретенных его отцом часов с маятником
1642 8 января в Арчетри умирает Галилей. 25 декабря в Англии рождается Исаак Ньютон
1643 Ученик Галилея Евангелиста Торричелли (1608-1647) изобретает ртутный барометр
1644 Умирает папа Урбан VIII
1648 Заканчивается Тридцатилетняя война
1649 15 мая во Флоренции умирает сын Галилея Винченцо
1654 Великий герцог Фердинандо II совершенствует термометр Галилея, закрыв стеклянную трубку от воздуха
1655-1656 Христиан Гюйгенс (1629-1695) совершенствует телескоп, открывает крупнейшие спутники Сатурна, видит кольца Сатурна, изобретает и патентует часы с маятником
1659 14 июня в Сан-Маттео умирает сестра Арканжела - средняя дочь Галилея
1665 Жан-Доминик Кассини (1625-1712) описывает и рассчитывает вращение Юпитера и Марса
1669 Умирает Сестилия Боккинери-Галилей
1670 Умирает великий герцог Фердинандо II, ему наследует единственный из оставшихся в живых его сыновей - Козимо III
1676 Оле Ремер (1644-1710) использует затмения спутников Юпитера, чтобы установить скорость света. Кассини обнаруживает разрыв в кольцах Сатурна
1687 Исаак Ньютон (1643-1727) издает фундаментальный труд «Математические начала натуральной философии», в котором излагает свои знаменитые законы и теорию всеобщего притяжения
1705 Эдмунд Галлей (1656-1742) изучает кометы, устанавливает, что они вращаются вокруг Солнца, и предсказывает возвращение кометы, позднее названной его именем
1714 Даниель Фаренгейт (1686-1736) создает ртутный термометр с точной шкалой измерений, пригодный для научных целей
1718 Галлей устанавливает в результате наблюдений, что даже «неподвижные» звезды движутся с почти постоянной скоростью, заметной при исследовании их местоположения на протяжении длительного времени
1728 Английский астроном Джеймс Брэдли (1693-1762) представляет первые свидетельства движения Земли в пространстве, основанные на отклонении потоков звездного света
1755 Иммануил Кант (1724-1804) определяет точную форму Млечного Пути, устанавливает, что Туманность Андромеды - это независимая галактика
1758 Возвращается комета Галлея
1761 Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) устанавливает, что у Венеры есть атмосфера
1771 Охотник за кометами Чарлз Мессьер (1730-1817) составляет список объектов, не являющихся кометами, многие из которых впоследствии оказываются удаленными галактиками
1781 Уильям Хершель (1738-1822) обнаруживает планету Уран
1810 Наполеон Бонапарт, захватив римские архивы, в том числе и документы Святой Инквизиции, среди которых имеются материалы о суде над Галилеем, перевозит их в Париж
1822 Святая Инквизиция разрешает издание книг, в которых излагается учение о движении Земли
1835 «Диалоги» Галилея исключаются из Индекса запрещенных книг
1838 Независимо друг от друга астрономами в Южной Африке, России и Германии установлены звездный параллакс, а также расстояние до звезд. Фридрих Вильгельм Бессер (1784-1846) опубликовал первые расчеты этого феномена для 61-й звезды в созвездии Лебедя.
1843 Документы о судебном процессе по делу Галилея возвращаются в Италию
1846 Открытие Нептуна и его крупнейшего спутника, предсказанного и увиденного астрономами в разных странах
1851 Жан-Бернар-Леон Фуко (1819-1868) в Париже демонстрирует вращение Земли с помощью двухсотфутового маятника
1861 Провозглашение Итальянского Королевства, объединившего многочисленные государства
1862 Французский химик Луи Пастер (1822-1895) публикует работу о бактериальной природе инфекций
1877 Асаф Галь (1829-1907) открывает спутники Марса
1890-1910 Издание полного собрания сочинений «Труды Галилео Галилея» (опубликовано во Флоренции Антонио Фаваро)
1892 В связи с 250-летием со дня смерти Галилея Университет Пизы присуждает ему почетную степень
1893 В энциклике папы Льва XIII «Providentissimus Deus» («Промыслом Божиим»), цитирующей св. Августина (причем тот же самый фрагмент, который приводил Галилей в «Письме к великой герцогине Кристине»), указывается, что Библия не имеет целью учить науку
1894 Александр Йерсин (1863-1943), студент Пастера, открывает бациллы бубонной чумы и готовит препарат для их уничтожения
1905 Альберт Эйнштейн (1879-1955) публикует теорию относительности, утверждающую, что скорость света является абсолютным пределом
1908 Джордж Эллери Хейл (1868-1938) открывает магнитное поле, природу пятен на Солнце
1917 Биллем де Ситтер (1872-1934) высказывает гипотезу о расширении Вселенной, основываясь на уравнениях Эйнштейна
1929 Американский астроном Эдвин Хаббл (1889-1953) обнаруживает доказательства расширения Вселенной
1930 Кардинал Роберто Беллармино канонизирован папой Пием XI как святой Роббер Беллармин
1935 Папа Пий XI открывает Ватиканскую обсерваторию и астрофизическую лабораторию в Касстель-Гандольфо
1950 В энциклике папы Пия XII «Humani generis» («Человеческим поколениям») обсуждается отношение к недоказанным научным теориям, которые могут касаться Священного Писания; папа приходит к тем же выводам, что и Галилей в «Письме к великой герцогине Кристине»
1959 Беспилотный советский корабль «Луна-3» пересылает на Землю первые снимки обратной стороны Луны
1966 По решению Второго Ватиканского собора Индекс запрещенных книг отменен
1969 Американские астронавты Нил Армстронг и Баз Алдрин ступают на Луну
1971 На Луну высаживается «Аполлон-15». Его командир Дэвид Р. Скотт бросает на поверхность Луны соколиное перо и молоток; когда они падают одновременно, астронавт говорит: «Это доказывает, что господин Галилей был прав»
1979 Папа Иоанн Павел II призывает богословов и историков пересмотреть дело Галилея
1982 Папа Иоанн Павел II создает для расследования дела Галилея специальный комитет, состоящий из четырех официальных групп
1986 Возвращается комета Галлея, за ней наблюдает целый космический флот
1989 NASA (Национальное агенство США по аэронавтике и космическим исследованиям) запускает корабль «Галилей» для изучения спутников Юпитера с близкого расстояния
1992 Папа Иоанн Павел II публично одобряет философию Галилея, замечая, что ее «ясность, подкрепленная потрясающими открытиями науки и технологии, ведет нас, согласно последним исследованиям, к трансцедентной, изначальной мысли, запечатленной во всех вещах»
1995 «Галилей» достигает Юпитера
1999 «Галилей» успешно передает информацию о Медицейских звездах, ныне известных как открытые итальянским ученым спутники Юпитера
Флорентийские меры веса, длины и наличности
ВЕС
1 либбра (множественное число либбре) = 12 унций = 0,75 фунта = 0,3 кг
ДЛИНА
1 браччио (множественное число браччиа) = примерно 23 дюйма = примерно 57,5 см
НАЛИЧНЫЕ
Флорин = 3,54 грамма золота
Скудо = 7 лир
Пиастра = 22,42 грамма серебра = около 5 лир
Лира (серебряная монета) = 12 крези = 20 сольди (на четыре лиры человек во времена Галилея мог жить неделю)
Джулио (серебряная монета), чуть больше половины лиры
Карлино = 0,01 скудо
Библиография
Allan-Olney, Mary. The Private Life of Galileo, Compiled Principally from His Correspondence and That of His Eldest Daughter, Sister Maria Celeste. London: Macmillan, 1870.
Arano, Luisa Cogliati. The Medieval Health Handbook. New York: George Braziller, 1976,1996.
Arduini, Carlo. La Primogenita di Galileo Galilei rivelata dal-la sue lettere. Florence: Felice LeMonnier, 1864.
Asimov, Isaac. Asimov’s Biographical Encyclopedia of Science and Technology. New York: Doubleday, 1972.
Asimov, Isaac. Asimov’s Chronology of Science and Discovery. New York: HarperCollins, 1994.
Bajard, Sophie, and Raffaello Bencini. Villas and Gardens of Tuscany. Paris: Terrail, 1993.
Beatty, J. Kelly, and Andrew Chaikin, eds. The New Solar System. 3d ed. Cambridge, Mass.: Sky Publishing, 1990.
Bedini, Silvio A. The Pulse of Time: Galileo Galilei, the Determination of Longitude, and the Pendulum Clock. Florence: Bibliotecca di Nuncius, 1991.
Bertola, Francesco. Da Galileo alle Stelle. Padua: Biblos, 1992.
Biagioli, Mario. Galileo, Courtier. Chicago: University of Chicago Press, 1993.
Blackwell, Richard J. Galileo, Bellarmine, and the Bible. Notre Dame, Ind.: University of Notre Dame Press, 1991.
Boeser, Knut, ed. The Elixirs of Nostradamus. London: Moyer Bell, 1996.
Bologna, Gianfranco. Simon and Schuster’s Birds of the World. Edited by John Bull. New York: Fireside, 1978.
Bornstein, Daniel, and Roberto Rusconi, eds. Women and Religion in Medieval and Renaissance Italy. Translated by Margery J. Schneider. Chicago: University of Chicago Press, 1996.
Brodrick, James, S. J. Galileo: The Man, His Work, His Misfortunes. London: Catholic Book Club, 1964.
Brucker, Gene. Florence: The Golden Age, 1138-1737. Berkeley: University of California Press, 1998.
Bruno, Giordano. The Ash Wednesday Supper / La Cena de le Ceneri. Translated by Stanley L. Jaki. Paris: Mouton, 1975.
Bunson, Matthew. The Pope Encyclopedia. New York: Crown, 1995.
Calvi, Giulia. Histories of a Plague Year: The Social and the Imaginary in Baroque Florence. Translated by Dario Biocca and Bryant T. Ragan, Jr. Berkeley: University of California Press, 1989.
Chaikin, Andrew. A Man on the Moon. New York: Viking, 1994.
Cipolla, Carlo M. Clocks and Culture, 1300-1700. New York: Walker, 1967.
Cipolla, Carlo M. Cristofano and the Plague: A Study in the History of Public Health in the Age of Galileo. London: Collins, 1973.
Cipolla, Carlo M. Faith, Reason, and the Plague in Seventeenth-Century Tuscany. London: Harvester, 1979; New York: Norton, 1981.
Cipolla, Carlo M. Fighting the Plague in Seventeenth-Century Italy. Madison: University of Wisconsin Press, 1981.
Cipolla, Carlo M. Public Health and the Medical Profession in the Renaissance. Cambridge: Cambridge University Press, 1976.
Clare (Saint). The Rule and Testament of Saint Clare. Translated by Mother Mary Francis. Chicago: Franciscan Herald Press, 1987.
Cleugh, James. The Medici: A Tale of Fifteen Generations. New York: Doubleday, 1975.
Cohen, I. Bernard. The Birth of a New Physics. New York: Norton, 1985.
Cohen, I. Bernard. «What Galileo Saw: The Experience of Looking Through a Telescope». In Homage to Galileo. Edited by P. Mazzoldi, 445-472. Padua: Cleup, 1992.
Colette (Saint). The Testament of Saint Colette. Translated by Mother Mary Francis. Chicago: Franciscan Herald, 1987.
Coyne, G. V., M. Heller, and J. Zycinski, eds. The Galileo Affair: A Meeting of Faith and Science. Vatican City State: Specola Vaticana, 1985.
Culbertson, Judi, and Tom Randall. Permanent Italians: An Illustrated, Biographical Guide to the Cemeteries of Italy. New York: Walker, 1996.
De Harsanyi, Zsolt. The Star-Gazer. Translated by Paul Tabor. New York: Putnam, 1939.
Delaney, John. Dictionary of Saints. New York: Doubleday, 1980.
De Santillana, Giorgio. The Crime of Galileo. Chicago: University of Chicago Press, 1955.
Desiato, Luca. Galileo Mio Padre. Milan: Arnoldo Mondadori, 1983.
Dibner, Bern, and Stillman Drake. A Letter from Galileo Galilei. Norwalk: Burndy Library, 1967.
Di Canzio, Albert. Galileo: His Science and His Significance for the Future of Man. Portsmouth: Adasi, 1996.
DiCrollolanza, Goffredo. Enciclopedia Araldico-Cavalleresca. Bologna: Arnaldo Forni Editore, 1980.
Dohrn-van Rossum, Gerhard. History of the Hour. Translated by Thomas Dunlap. Chicago: University of Chicago Press, 1996.
Drake, Stillman. «The Accademia dei Lincei». Science, March 11,1966,1194-1200.
Drake, Stillman. Cause, Experiment, and Science. Chicago: University of Chicago Press, 1981.
Drake, Stillman. Discoveries and Opinions of Galileo. New York: Anchor, 1957.
Drake, Stillman. Galileo. Oxford: Oxford University Press, 1980, reissued 1996.
Drake, Stillman. Galileo at Work: His Scientific Biography. Chicago: University of Chicago Press, 1978.
Drake, Stillman. Galileo Studies: Personality, Tradition, and Revolution. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1970.
Drake, Stillman. History of Free Fall: Aristotle to Galileo. Toronto: Wall and Thompson, 1989.
Drake, Stillman. Telescopes, Tides, and Tactics. Chicago: University of Chicago Press, 1983.
Elliot, James, and Richard Kerr. Rings: Discoveries from Galileo to Voyager. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1984.
Fahie,J. J. Memorials of Galileo Galilei, 1564-1642. London: Courier, 1929.
Fantoli, Annibale. Galileo: For Copernicanism and for the Church. Translated by George V. Coyne, S. J. Indiana: University of Notre Dame Press, 1994.
Favaro, Antonio. Galileo Galilei e Suor Maria Celeste. Florence: Barbera, 1891.
Feldhay, Rivka. Galileo and the Church: Political Inquisition or Critical Dialogue? Cambridge: Cambridge University Press, 1995.
Fermi, Laura, and Gilberto Bernardini. Galileo and the Scientific Revolution. New York: Basic Books, 1961.
Ferrari, Giovanna. «Public Anatomy Lessons and the Carnival: The Anatomy Theatre of Bologna». In Past and Present, no. 117,50-106.
Ferris, Timothy. Coming of Age in the Milky Way. New York: Morrow, 1988.
Finocchiaro, Maurice A. The Galileo Affair: A Documentary History. Berkeley: University of California Press, 1989.
Finocchiaro, Maurice A. Galileo on the World Systems. Berkeley: University of California Press, 1997.
Galilei, Celeste. Lettere al Padre. Edited by Giovanni Ansaldo (1927). Genoa: Blengino, 1992.
Galilei, Galileo. The Assayer. In The Controversy on the Comets of 1618, by Galileo Galilei, Horatio Grassi, Mario Guiducci and Johannes Kepler. Translated by Stillman Drake and C. D. O’Malley. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1960.
Galilei, Galileo. Dialogo di Galileo Galilei Linceo. Florence: Gio: Batista Landini, 1632.
Galilei, Galileo. Dialogue Concerning the Two Chief World Systems. Translated by Stillman Drake. Berkeley: University of California Press, 1967.
Galilei, Galileo. Dialogues Concerning Two New Sciences. Translated by Henry Crew and Alfonso de Salvio. New York: Macmillan, 1914; New York: Dover, 1954.
Galilei, Galileo. Istoria e Dimostrazioni intorno alle Macchie Solari. Rome: Appresso Giacomo Mascardi, 1613.
Galilei, Galileo. Letter to Grand Duchess Cristina. Translated by Stillman Drake in Discoveries and Opinions of Galileo. New York: Anchor, 1957.
Galilei, Galileo. Letters on Sunspots. Translated by Stillman Drake in Discoveries and Opinions of Galileo. New York: Anchor, 1957.
Galilei, Galileo. Operations of the Geometric and Military Compass. Translated by Stillman Drake. Washington: Smithsonian Institution Press, 1978.
Galilei, Galileo. Opere. 20 vols. Edited by Antonio Favaro. Florence: Barbera, 1890-1909.
Galilei, Galileo. Prose Scelte. Ordinate e annotate dal Professor Augusto Conti. Florence: Barbera, 1910.
Galilei, Galileo. Sidereus Nuncius, or The Sidereal Messenger. Translated by Albert Van Helden. Chicago: University of Chicago Press, 1989.
Galilei, Galileo. Two New Sciences, Including Centers of Gravity and Force of Percussion. Translated by Stillman Drake. 2d ed. Toronto: Wall and Thompson, 1989.
Galilei, Suor Maria Celeste. Lettere al Padre. Edited by Giuliana Morandini. Torino: La Rosa, 1983.
Galluzzi, Paolo. «I Sepolcri de Galileo: Le Spoglie ‘Vive’ di un Eroe della Scienza». In II Pantheon di Santa Croce a Firenze, edited by Luciano Berti, 145-182. Florence: Cassa di Risparmio, 1993.
Gingerich, Owen. The Eye of Heaven: Ptolemy, Copernicus, Kepler. New York: American Institute of Physics, 1993.
Gingerich, Owen. The Great Copernicus Chase and Other Adventures in Astronomical History. Cambridge, Mass.: Sky Publishing, 1992.
Godoli, Antonio e Paolo Paoli. «L’Ultima Dimora di Galileo: La Villa ‘II Gioiello’ ad Arcetri». In Annali dell’Istituto e Museo di Storia della Scienza. Florence: Giunti-Barbera, 1979.
Goodwin, Richard N. The Hinge of the World. New York: Farrar, Straus and Giroux, 1998.
Gribbin, John, and Mary Gribbin. Galileo in 90 Minutes. London: Constable, 1997.
Haggard, Howard W., M.D. Devils, Drugs, and Doctors. New York: Blue Ribbon, 1929.
Hale, J. R. Florence and the Medici: The Pattern of Control. Plymouth, Eng.: Thames and Hudson, 1977.
Hibbert, Christopher. The Rise and Fall of the House of Medici. London: Allen Lane, 1974; Penguin, 1979.
Jameson, Anna. Legends of the Monastic Orders. Boston: Houghton Mifflin, ca. 1840.
Kearney, Hugh. Science and Change, 1500-1700. New York: McGraw-Hill, 1971.
Kent, Countess of. A Choice Manual, or, Rare and Select Secrets in Physick and Chirurgery. London: Henry Morflock, 1682.
Kline, Morris. Mathematical Thought from Ancient to Modern Times. New York: Oxford University Press, 1972.
Knedler, John Warren, Jr., ed. Masterworks of Science. Garden City: Doubleday, 1947.
Lacroix, Paul. Science and Literature in the Middle Ages and the Renaissance. New York: Frederick Ungar, 1878,1964.
Landes, David S. Revolution in Time: Clocks and the Making of the Modern World. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1983.
Langford, Jerome J. Galileo, Science, and the Church. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1966; 3d ed. 1992.
Lewis, Richard S. The Voyages of Apollo. New York: Quadrangle / New York Times, 1974.
Machamer, Peter, ed. The Cambridge Companion to Galileo. Cambridge: Cambridge University Press, 1998.
MacLachlan, James. Galileo Galilei: First Physicist. New York: Oxford University Press, 1997.
Mary Francis, Mother, P.C.C. Forth and Abroad. San Francisco: Ignatius, 1997.
Mary Francis, Mother, P.C.C. A Right to Be Merry. Chicago: Franciscan Herald Press, 1973.
Mary Francis, Mother, P.C.C. Strange Gods Before Me. Chicago: Franciscan Herald Press, 1976.
Matter, E. Ann, and John Coakley, eds. Creative Women in Medieval and Early Modern Italy: A Religious and Artistic Renaissance. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1994.
McBrien, Richard P. Catholicism. New York: HarperCollins, 1994.
McEvedy, Colin. «The Bubonic Plague». Scientific American, February 1988,118-123.
McMullin, Ernan, ed. Galileo, Man of Science. New York: Basic Books, 1967.
McNamara, Jo Ann Kay. Sisters in Arms: Catholic Nuns Through Two Millennia. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1996.
Micheletti, Emma. Le Donne dei Medici. Florence: Sansoni, 1983.
Montanari, Geminiano. Copia di Lettera Scritta airillustrissimo Signore Antonio Magliabechi, Bibliotecario del Serenissimo Gran Duca di Toscana, Intorno Alia Nuova Cometa apparsa quest’anno 1682, sotto i piedi dell’Orsa Maggiore. Padua: La Galiverna, 1986.
Moore, Patrick. The Amateur Astronomer’s Glossary. New York: Norton, 1967.
Moore, Patrick. Passion for Astronomy. New York: Norton, 1991.
Moorman, John. A History of the Franciscan Order from Its Origins to the Year 1517. London: Oxford University Press, 1968; Chicago: Franciscan Herald Press, 1988.
Morgan, Tom. Saints. San Francisco: Chronicle, 1994.
Nussdorfer, Laurie. Civic Politics in the Rome of Urban VIII. Princeton: Princeton University Press, 1992.
Olson, Roberta J. M. Fire and Ice: A History of Comets in Art. New York: Walker, 1985.
Pagano, Sergio M., ed. I Documenti del Processo di Galileo Galilei. Vatican City State: Collectanea Archivi Vaticani, 1984.
Paolucci, Antonio, Bruno Pacciani, and Rosanna Caterina Proto Pisani. II Tesoro di Santa Maria All’Impruneta. Florence: Becocci, 1987.
Park, Katherine. «The Criminal and the Saintly Body: Autopsy and Dissection in Renaissance Italy». Renaissance Quarterly, 1994,1-33.
Pasachoff, Jay M. Journey Through the Universe. Orlando: Saunders College Publishing, Harcourt Brace, 1992,1994.
Pedersen, Olaf. «Galileo and the Council of Trent: The Galileo Affair Revisited». Studi Galileiani, vol. 1, no. 6 (revised edition), 1-43. Vatican City State: Specola Vaticana, 1991.
Pedersen, Olaf. «Galileo’s Religion». In The Galileo Affair: A Meeting of Faith and Science, edited by G. V. Coyne, M. Heller, and J. Zycinski, 75-102. Vatican City State: Specola Vaticana, 1985.
Peterson, Ingrid J. Clare of Assisi. Quincy, 111.: Franciscan Press, 1983.
Pohle, Joseph. The Sacraments. Adapted and edited by Arthur Preuss. 4 vols. St. Louis: Herder, 1931.
Pulci, Antonia. Florentine Drama for Convent and Festival. Annotated and translated by James Wyatt Cook. Chicago: University of Chicago Press, 1996.
Redondi, Pietro. Galileo Heretic. Translated by Raymond Rosenthal. Princeton: Princeton University Press, 1987.
Reston, James, Jr. Galileo, a Life. New York: HarperCollins, 1994.
Righini Bonelli, Maria Luisa, and Thomas Settle. The Antique Instruments of the Museum of History of Science in Florence. Florence: Arnaud, 1973.
Righini Bonelli, Maria Luisa, and William R. Shea. Galileo’s Florentine Residences. Florence: Istituto di Storia della Scienza, 1979.
Risso, Paolo. Sulle Orme di Francesco e Chiara. Torino: Elle Di Ci, 1992.
Rondinelli, Francesco. Relazione del Contagio stato in Firenze l’anno 1630 e 1633. Florence: G. B. Landini, 1634, S.A.R. per Jacopo Guiducci, 1714.
Salmon, William. Salmon’s Herbal. London: I. Dawks, 1710.
Saverio, Francesco, and Maria Rossi. Galileo Galilei nelle lettere della figlia Suor Maria Celeste. Lanciano: Rocco Carabba, 1984.
Sella, Domenico. Italy in the Seventeenth Century. London: Addison Wesley Longman, 1997.
Sharrat, Michael. Galileo: Decisive Innovator. Oxford: Blackwell, 1994.
Shorter Christian Prayer: The Four-Week Psalter of the Liturgy of the Hours. New York: Catholic Book Publishing, 1988.
Viviani Delia Robbia, Enrica. Nei monasteri fiorentini. Florence: Sansoni, 1946.
Wallace, William A., ed. Reinterpreting Galileo. Washington: Catholic University of America Press, 1986.
Ward, J. Neville. Five for Sorrow, Ten for Joy: A Consideration of the Rosary. New York: Doubleday, 1973.
Wedgwood, С. V. The Thirty Years’ War. Garden City: Anchor, 1961.
Wilkins, Eithne. The Rose-Garden Game: A Tradition of Beads and Flowers. New York: Herder and Herder, 1969.
Young, G. F. The Medici. 2 vols. New York: Dutton, 1909, 1930.
Ziegler, Philip. The Black Death. New York: Harper and Row, 1971.
Научно-популярное издание
ДАВА СОБЕЛ ДОЧЬ ГАЛИЛЕЯ
Ответственный редактор Ирина Белигева Художественный редактор Александр Яковлев Технический редактор Татьяна Харитонова Корректор Валентина Важенко Верстка Максима Залиева
Галилео Галилей никогда не покидал Италию, но его открытия и изобретения быстро распространились по всему свету. О великом Галилее обычно пишут как об одиноком человеке, но мало кто знает, что в самый плодотворный и трудный период жизни знаменитого ученого поддерживала и вдохновляла старшая дочь Виржиния, унаследовавшая от отца незаурядный интеллект, трудолюбие и богатое воображение. Отданная в тринадцать лет в монастырь, она приняла имя сестры Марии Челесте и никогда не покидала обитель. Дава Собел, воодушевленная сохранившимися замечательными письмами Виржинии Галилей, написала необыкновенно увлекательную лирическую биографию человека, которого Альберт Эйнштейн назвал «отцом современной физики - да и вообще всей современной науки».
Собел - блестящий рассказчик. Великий ученый оживает благодаря мастерски подобранным цитатам и чрезвычайному восприятию истории. Читая «Дочь Галилея», мы слышим голос ученого, чувствуем его боль, разделяем его волнение, снова и снова восхищаемся, каким острым может быть человеческий ум и горячим - сердце.
The New York Times
«Дочь Галилея» - захватывающая история. Повествование охватывает период с 1564 по 1642 год (годы жизни Галилея), многие характеры и события кажутся нам удивительно знакомыми.
The Denver Post
Собел превращает материал скучной университетской лекции в глубокую и захватывающую историю. Повествование искусно соткано из исторических деталей, теплоты, искренности и заботливости любящей дочери.
Entertainment Weekly www.amphora.ru
Написано изящно и сильно .
Times
[1] Из работы «Siderius Nuncius» («Звездный посланник»), написанной Галилеем в форме доклада Тосканскому двору 30 января 1610 г.
[2.1] Из письма Галилея от 23 сентября 1624 г. Цитируется по изданию: Drake. Galileo at Work, p. 286. (См. библиографию в конце книги.)
[2] Из письма Галилея к Элиа Диодати от 28 июля 1634 г. Цитируется по изданию: Righini Bonelli and Shea. Galileo’s Florentine Residences, p. 50.
[3] Из третьего письма Галилея о солнечных пятнах от 1 декабря 1612 г. Цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions, p. 128.
[4] Из сочинения Галилея «Оценщик».
[5] Плодом всех этих усилий стало создание оперы, официальный расцвет которой начался во Флоренции в XVII в., после первой постановки «Эвридики». - Примеч. автора.
[6] Из работы Галилея «Диалоги о приливах».
[7] Из трактата Галилея «О слове».
[8] Браччио - флорентийская мера длины, равная примерно 57,5 см. (См. также приложение.)
[9] Цитируется по изданию: Righini Bonelli and Shea. Galileo’s Florentine Residences, p. 13.
[10] Итал. madonna от mia donna - моя госпожа - старинное обращение к женщине в Италии.
[11] Цитируется по изданию: Biagioli. Galileo, Courtier, p. 20.
[11.1] Цитируется по изданию: Righini Bonelli and Shea, p. 14.
[11.2] В те времена, как и теперь, астрологам требовалось точно определить положение блуждающих звезд по отношению к неподвижным звездам, чтобы рассчитать их влияние на ход человеческой жизни. Астрономия, которая в годы юности Галилея ограничивалась математическим анализом движения планет, буквально у него на глазах значительно расширилась и включила в себя такие аспекты, как структура и происхождение всех небесных тел. - Примеч. автора.
[11.3] Цитируется по изданию: Biagioli, р. 29.
[11.4] Как известно современным астрономам-любителям, звезды действительно мерцают, в то время как планеты сияют устойчивым светом. - Примеч. автора.
[12] Цитируется по изданию: Pedersen. Galileo’s Religion, p. 86.
[13] Цитируется по изданию: Cohen. The Birth of a New Physics, p. 76.
[14] Из письма Галилея Сальвиати. Цитируется по изданию: De Santillana. The Crime of Galileo, p. 23.
[15] Цитируется по изданию: Drake. The Accademia dei Lincei» p. 1195.
[16] Там же.
[17] Цитируется по изданию: Biagioli, р. 77.
[18] Цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions, p. 146
[18] Цитируется по изданию: Righini Bonelli and Shea, p. 20 and 23.
[18] Из письма к Паоло Гвальдо. Цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions, p. 84.
[19] Непотизм - раздача римскими папами ради укрепления своей власти доходных должностей, высших церковных званий, земель родственникам. Был широко распространен в XV-XVI вв.
[20] С такой скоростью Земля действительно вращается в районе экватора. Скорость обращения Земли вокруг Солнца составляет свыше семидесяти тысяч миль в час. - Примеч. автора.
[21] Современные астрономы характеризуют явление «нова» как внезапную, необычайно яркую вспышку ранее не заметной на небосклоне звезды. То, что видел Галилей в 1604 г., сегодня можно назвать «сверхновой» - это молниеносный взрыв умирающей звезды. - Примеч. автора
[22] Пюре (каша) из кукурузы (итал.).
[23] Цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions, p. S9-
[24] Цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions» p. 104-105.
[25] Там же, p. 105.
[26] Кн. Иисуса Навина, 10:12-14.
[27] Здесь и далее письмо цитируется по изданию: Drake. Discoveries and Opinions, p. 177-196.
[28] От лат. названия города Tridentum.
[29] Принимая во внимание продолжительность собора, следует учитывать, что его состав с течением времени естественным образом менялся, так что окончательные решения принимались при папах Павле III, Юлии III и Пие IV. - Примеч. автора.
[30] Этот фрагмент из сочинения Галилея «Трактат о приливах» позже был также включен в «Диалоги».
[31] Его последователь, сэр Исаак Ньютон, родившийся в год смерти Галилея (1642), воздал должное идее воздействия на расстоянии, опубликовав в 1687 г. работу о законе всемирного тяготения. На самом деле гравитация Луны порождала бы приливы и отливы в земных океанах, даже если бы Земля не вращалась вокруг своей оси и не обращалась вокруг Солнца. - Примеч. автора.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги