В третьем ангаре было прохладнее и намного тише.
Мы с Кентом прошли мимо «БМВ» Энн Кемпбелл и направились к тому месту, где было воссоздано ее жилье. Я показал на стул в ее «кабинете», и Кент сел. Кэл Сивер был в выходной форме, очевидно, только что вернулся с похоронной церемонии. Я отвел его в сторону:
— Кэл, попроси всех уйти отсюда. Пусть только Грейс пока останется. Мне нужно, чтобы она распечатала кое-какие выдержки из дневника капитана Энн Кемпбелл. — Я кивнул в сторону Кента. — Потом она тоже уйдет, но оставит дискету.
— Сделаем.
— От оклендского следопыта есть известия?
— Да. Говорит, что сейчас уже не может сказать с уверенностью. Но если бы его заставили сказать, то да, след Кента отпечатался прежде следа Сент-Джона.
— А крупицы краски с задетого дерева?
— Несколько часов назад я отправил чурбачок в Гиллем. Они определили, что краска соответствует тому типу, который используется на «Крейслере» для джипов. Кстати, где он, этот джип?
— Думаю, в гараже полковника Кента. Он на Бетани-Хилл живет. Так что есть смысл послать туда кого-нибудь — сфотографировать царапину на джипе и соскрести с него немного краски для сравнения.
— Но я не имею права...
— Имеешь-имеешь.
— Мне нужно письменное разрешение от его непосредственного начальника...
— Его непосредственный начальник подал в отставку и только что улетел в Мичиган. К тому же он сказал, что дает согласие на все, что положено сделать. Мы с тобой не на гражданке, Кэл, а в армии.
— Это я и без тебя знаю.
— Ты можешь сейчас продемонстрировать нам с Кентом схему следов на мониторе?
— Конечно, могу.
— Следы Кента пойдут первыми.
— Понятно. — Кэл глянул в сторону Кента, сидящего в кабинете Энн Кемпбелл. — Что, будешь брать?
— Не исключено.
— Ну что же, если это он, валяй.
— Попытаюсь. Но если вдруг выйдет наоборот — браслеты он защелкнет на мне, — будешь меня навещать?
— Не буду. Мне в Гиллем надо ехать. Но я напишу.
— И на том спасибо. Да, скажи еще охране у входа, чтобы фэбээровцев пока не пускали сюда.
— Будет сделано. Желаю удачи. — Кэл Сивер похлопал меня по плечу и ушел.
Я вернулся к Кенту и сел на диван.
— Надо уточнить кое-какие вещи до того, как сюда приедут фэбээровцы, — сказал я.
— Как я понимаю, ваш свидетель по делу о торговле оружием пустился в бега?
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
— Ну и как наше дело?
— Пока неопределенно. Время бежит, ФБР собирает силы, а у меня только один подозреваемый.
— И кто же это?
Я встал, скинул пиджак — на мне была сбруя с девятимиллиметровым «глоком». Кент последовал моему примеру — такая же сбруя с особым полицейским пистолетом 38-го калибра. Покончив с игрой «я тебе, ты мне», мы сели, расстегнули вороты рубашек.
— Кто же все-таки это? — снова спросил он.
— Об этом мне и хотелось поговорить с вами. Но подождем Синтию.
— Хорошо.
Я оглядел ангар. Уходили последние криминалисты, и только Грейс торчала перед компьютером. Синтии не было. При всем моем недовольстве ею, последние часы она заслуживает того, чтобы присутствовать при окончании дела — независимо от того, каким оно будет. Карл, я знал, присутствовать не пожелает — не столько из-за естественного стремления не подставляться в случае чего, сколько из уважения ко мне и к моей работе. Он никогда не опускался до того, чтобы пользоваться плодами трудов своих подчиненных, зато и промахов не прощал, особенно чужих.
— Я рад, что все кончилось, — сказал Кент.
— Мы все рады.
— Зачем вам нужно было знакомить меня с Джоном Кемпбеллом?
— Я подумал, что вы чем-нибудь его утешите.
Кент ничего не сказал.
Тут я случайно заметил, что холодильник «на кухне» Энн Кемпбелл подключен к удлинителю. Пройдя сквозь невидимые стены, я подошел к холодильнику, открыл дверцу. Так и есть: полки набиты пивом и соками. Я взял три банки «Курса», вернулся в «кабинет» и дал одну банку Кенту.
Мы вскрыли банки и стали потягивать пиво.
— Значит, отошли от дела?
— Мне дали отсрочку на несколько часов.
— Повезло. В УРП платят сверхурочные?
— Платят. После первых суток — двойная плата, за воскресенья — тройная.
Кент улыбнулся и доверительно сообщил:
— Сегодня у меня куча дел.
— Это не отнимет много времени.
Он пожал плечами и допил пиво. Я дал ему еще банку.
— Я не знал, что Кемпбеллы собираются улететь тем же самолетом.
— Да, я тоже удивился. Но это красивый ход с их стороны.
— Кемпбелл кончился, жаль. А мог бы стать очередным вице-президентом. Даже президентом — когда-нибудь. Народ готов отдать голоса за военного.
— Я плохо разбираюсь в политике...
Я увидел, что Грейс Диксон положила на стол дискету и распечатки, помахала мне и вышла. К компьютеру подошел Кэл Сивер и включил графическую схему следов.
— Что они делают? — спросил Кент.
— Пытаются определить, кто это сделал.
— А где же фэбээровцы?
— Очевидно, за дверью. Ждут, когда выйдет мое время.
— Не люблю работать с ФБР. Не понимают они нас.
— Не понимают, это верно. Правда, никто из них не спал с погибшей.
Отворилась дверь, и появилась Синтия. Она вошла в «кабинет», поздоровалась с Кентом. Я достал ей из холодильника кока-колу и еще одну банку пива Кенту. Тот начинал нервничать.
— Все это очень грустно, — сказала Синтия. — Такая молодая... Я так переживала за ее родителей и брата.
Кент молчал.
— Билл, мы с Синтией раскопали кое-какие вещи, которые нас беспокоят. Может быть, вы поможете нам объяснить их.
Кент отпил пиво.
— Прежде всего это письмо, — сказала Синтия, доставая из сумки листок бумаги, и подала его Кенту.
Он пробежал письмо глазами — он знал его наизусть.
— Понимаю, как оно огорчило вас, — продолжила Синтия. — Женщина разносит личные отношения по всему городку и причиняет неприятности единственному человеку, который привязан к ней.
Чтобы скрыть замешательство, Кент сделал большой глоток пива.
— Почему вы думаете, что я был привязан к ней?
— Чувствую. Вы были привязаны к ней, а она чересчур занята собой. Не захотела ответить на ваши чувства и заботу.
Сыщик, расследующий убийство, иногда вынужден говорить плохо о мертвом. Убийце неприятно слышать, что его жертва была образцом добродетели, верной дочерью Господа Бога, какой описывал Энн Кемпбелл полковник Фаулер. При этом вы не отбрасываете напрочь проблемы добра и зла, как предлагает Карл Хеллман, — просто ставите их в другую перспективу, давая понять подозреваемому, что содеянное им вполне объяснимо.
Билл Кент был не дурак, он видел, к чему мы клоним, но молчал.
— Мы также располагаем записями из ее дневника о каждом вашем свидании, — продолжала Синтия.
— Распечатки лежат у компьютера, — добавил я.
Синтия пошла к столу с компьютером, принесла страницы, потом села перед Кентом и начала читать. Записи в дневнике были откровенные, но, в сущности, не эротические. Они напоминали медицинское исследование: ни слова о любви, о чувствах, только бесстрастные описания половых актов. Слушать это Кенту было, естественно, неприятно, но дневник подтверждал, что Энн Кемпбелл думала о нем не больше, чем о своем вибраторе. По его лицу я видел, что в бедняге закипает гнев — эмоция, которая меньше всего поддается контролю и неизбежно ведет к распаду личности.
Кент встал и сказал:
— Я не намерен это слушать.
Я тоже встал.
— Нет, вы должны выслушать. Пожалуйста, сядьте. Без вас мы ничего не можем сделать.
Он вроде бы заколебался: уйти или остаться, но колебание было, как говорится, на публику. Кент понимал, что сейчас происходит самое важное событие в его жизни, и если он уйдет, то оно произойдет без него. С наигранным недовольством он опустился на стул. Я тоже сел.
Синтия продолжала читать, как будто ничего не случилось. Она нашла ударный пассаж:
— "После долгого сопротивления Билл наконец почувствовал вкус к сексуальному удушью. Любимый его прием заключается в следующем: он накидывает себе на шею петлю и вешается на стенном крюке, а я в это время делаю ему минет. Но Билл любит также привязывать меня к кровати, как он сделал это сегодня, и, стянув мне горло шнуром, работать во мне мощным вибратором. Он так наловчился в этой процедуре, что я кончала и кончала..."
Синтия посмотрела на Кента и стала перелистывать страницы дальше.
Кент не был сейчас ни рассерженным, ни растерянным; он, казалось, унесся мысленно куда-то далеко-далеко, то ли вспоминая светлые деньки, то ли стараясь проникнуть в темное, неопределенное будущее.
Синтия принялась за чтение последней записи, той, которую Грейс прочитала нам по телефону:
— "В Билле снова заговорил собственник. Я думала, что это в прошлом. Он приехал сегодня вечером, когда у меня был Тед Боуз. Мы с ним еще не спустились вниз. Они выпили с Кентом в гостиной, и тот начал корчить из себя начальника. Потом Тед уехал, а мы с Биллом поругались. Он говорит, что если я выйду за него замуж или просто буду жить с ним, то бросит жену и работу. Билл знает, почему я занимаюсь с ним и другими мужиками тем, чем занимаюсь, но ему взбрело в голову, что между нами что-то серьезное. Он настаивает, я возражаю. Сегодня ему даже секс был не нужен. Он говорил и говорил. Я дала ему выговориться, хотя мне не по сердцу то, что Билл говорит. Почему некоторые мужчины думают, что с дамой надо быть рыцарем в сияющих доспехах? Я сама себе рыцарь и дракон, живу в собственном заколдованном замке. Все остальные — пешки в моей игре. Билл не очень проницателен, он этого не понимает, а объяснять я не собираюсь. Я сказала, что подумаю над его предложением, а до того не будет ли он любезен приезжать ко мне только тогда, когда мы условимся. Билл разозлился, даже ударил меня. Потом сорвал с меня одежду и взял прямо на полу. Когда насытился, ему стало легче, но уехал он тем не менее в дурном настроении. Он становится опасен, но мне все равно. Если не считать Уэса, Билл единственный, кто смеет угрожать мне и поднимать на меня руку. Тем он и интересен".
Синтия положила листки на стол.
— Вы взяли ее силой на полу в гостиной? — Я кивнул в сторону соседней комнаты.
— Если вы задались целью унизить меня, то вам это удалось, — ответил Кент.
— Моя цель, полковник, состоит в том, чтобы найти убийцу Энн Кемпбелл и выяснить, почему он это сделал.
— Вы думаете, я... что-то скрываю?
— Да, мы думаем, что скрываете.
Я взял пульт управления, включил телевизор и видеокассетник. На экране выплыло лицо Энн Кемпбелл. Она читала лекцию.
— Не возражаете? — сказал я. — Эта женщина прямо гипнотизирует меня, как она гипнотизировала вас и многих других. Так и тянет иногда посмотреть на нее. Это помогает кое-что понять.
Капитан Энн Кемпбелл говорила:
— "Когда психология, которая является наукой врачевания, используется как орудие войны, возникает вопрос морали. — Она сняла микрофон с кафедры и пошла на камеру. Потом села на край сцены, свесив ноги. — Мне вас так лучше видно, ребята".
Я исподволь бросил взгляд на Кента. Он пристально смотрел на экран, и, если судить по моим собственным чувствам, ему безумно хотелось снова увидеть ее живой, в этой комнате, притронуться к ней и сказать ей что-то...
Энн Кемпбелл стала развивать мысль о моральной стороне психологических операций на войне, о желаниях, потребностях и страхах человеческой личности вообще.
— "Психология — оружие мягкое, не то, что 155-миллиметровый артиллерийский снаряд, — говорила она. — Но с помощью листовок и пропагандистских радиовещаний можно вывести из строя больше неприятельских батальонов, чем тяжелой артиллерией. Нет необходимости убивать людей, если можно подчинить их своей воле. Гораздо приятнее видеть, как вражеский солдат бежит к вам с поднятыми руками и падает перед вами на колени, чем стрелять в него".
Я выключил кассетник и сказал:
— Держится Энн хорошо, не правда ли, Билл? Она из тех, кто всегда привлекает внимание внешностью, речью, умом. Жаль, что я не был с ней знаком.
— Напрасно жалеете.
— Напрасно? Почему?
Он набрал в легкие воздух и выдохнул:
— Она была... она была стервой.
— Стервой?
— Да, стервой... Энн из тех женщин... таких редко встретишь... Женщина, которой все восхищаются... считают милой, приветливой, высоконравственной... как девчонку с соседнего двора. Мужчины таких любят. Но на самом деле она водит людей за нос. Ей ни до кого нет дела... И развращена до мозга костей.
— Интересная получается картина... Надеюсь, вы дополните ее несколькими штрихами.
Кент не заставил себя уговаривать. Следующие десять минут он делился своим мнением об Энн Кемпбелл. Местами оно соответствовало реальности, чаще было далеко от нее. Синтия принесла ему очередную банку пива.
В сущности, Билл Кент выстраивал обвинительное заключение — так же как это делали охотники на ведьм триста лет назад. Злая колдунья, наводит на людей порчу, губит души и тела мужчин, притворяется богобоязненной и трудолюбивой, но по ночам якшается с темными силами.
— Посмотришь эту пленку — женственная, милая, обаятельная, — говорил Кент, — но стоит почитать дневник, во всей своей красе предстанет. Я уже говорил, как она увлекалась Ницше: человек и сверхчеловек, Антихрист и прочий заморский бред... Могла прийти вечером в кабинет к мужчине и лечь под него, а наутро забыть о его существовании.
Мы с Синтией сидели и слушали. Когда подозреваемый отзывается о жертве плохо, он либо не убийца, либо объясняет, почему убил.
Потом Кент понял, что заходит слишком далеко, и сбавил тон. Находясь, если можно так выразиться, в доме Энн Кемпбелл, он говорил не только с нами — он говорил с ней самой. Перед ним как бы витал ее образ, к тому же только что являвшийся на экране. А мы с Синтией создавали, как говорится, настроение, и в глубине души Кент чувствовал это. Сыграли свою роль и четыре банки пива. Я прибегал к этому способу в ответ на запрет использовать наркотические средства при допросах. Действует почти безотказно.
Я встал:
— Давайте посмотрим, как это было.
Мы пошли в дальний угол ангара, где колдовал за компьютером Кэл Сивер.
— Полковник Кент хотел бы посмотреть вашу схему, — сказал я ему.
— Пожалуйста. — Кэл набрал клавиатурой схему места преступления, включающую отрезок шоссе, часть стрельбища, край скамеек и стоячую мишень. — Сейчас у нас примерно час тридцать, подъезжает джип с потерпевшей... — Слева направо пополз прямоугольник, изображающий машину. — Он останавливается, потерпевшая выходит из кабины. — Вместо силуэта или поясного изображения женщины на экране были только два следа у машины. Затем из-за уборной выходит полковник Мур... — На экране появились желтые следы, они шли сверху к джипу, потом остановились. — Они разговаривают, она раздевается. Снимает даже ботинки и носки — мы этого, конечно, не видим, но видим, как они сходят с шоссе и идут по стрельбищу. Идут рядом, ее следы красные, его желтые, видите? Мы обнаружили на месте несколько отпечатков босых ног, остальные экстраполировали. Экстраполированные отпечатки у нас мигают. То же самое мы проделали с его следами...
— Понятно? — спросил я Кента.
Он как зачарованный смотрел на экран.
— Итак, они останавливаются у стоячей мишени, и она ложится на землю, — продолжал Кэл Сивер. — На экране возник силуэт раскинувшейся у мишени фигуры. — Ее следы, естественно, пропали, зато мы видим, как уходит, связав ее, Мур... Полковник, ваши собаки напали на его след в траве между шоссе и уборными.
Кент молчал.
— Сейчас мы имеем два семнадцать, — продолжал Кэл, — в машине жены приезжает генерал.
Я посмотрел на Кента. Он, казалось, больше ничему не удивлялся.
— Мы не знали, как заполучить сапоги, в которых генерал ездил на место преступления, — говорил Кэл Сивер. — Но я думаю, что он прошел всего несколько ярдов от шоссе и к телу не приближался, они поговорили несколько минут, после чего генерал уезжает.
— Вы следите? — спросил я Кента.
Он опять ничего не ответил — только посмотрел на меня.
— Полковник, — вмешалась Синтия, — мы хотим сказать, что ни полковник Мур, ни генерал не убивали Энн Кемпбелл. С военной точностью она устроила отцу психологическую ловушку. Энн никому не назначала там свидания, как подозревали некоторые, и не подвергалась нападению со стороны какого-нибудь маньяка. Она мстила отцу.
Кент не просил ничего объяснить. Он не мог отвести глаз от экрана.
Но Синтия все-таки объяснила:
— Когда Энн Кемпбелл училась в Уэст-Пойнте, она подверглась групповому изнасилованию. Отец заставил ее молчать о случившемся и договорился с высокопоставленными лицами не раздувать дело. Вы что-нибудь знали об этом?
По его виду нельзя было определить, понял ли он хоть слово из сказанного Синтией.
— Она воссоздала то, что случилось в Уэст-Пойнте, для того, чтобы шокировать и унизить отца, — заключила Синтия.
Не думаю, что Кенту следовало знать эту давнюю историю, хотя в его теперешнем положении, может быть, и полезно.
— Вы полагали, она поехала туда, чтобы отдаться эротическим фантазиям? — спросил я Кента.
Он ничего не ответил.
— Чтобы поочередно отдаться нескольким мужчинам?
— Многие ее знакомые так и думают, — наконец ответил Кент.
— Да, мы тоже так думали после того, как обнаружили комнату в цоколе. Вы тоже так думали, увидев ее распятой на земле, да, почерк был ее, но вы разобрали не все слова.
Он молчал.
— Продолжим... Итак, генерал уезжает, затем здесь появляются новые следы... ваши следы, полковник... они синего цвета...
— Нет, мои следы появятся позже, — возразил Кент. — После того, как здесь пройдут сержант Сент-Джон и моя подчиненная Кейси.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Кэл. — Ваши появились до следов сержанта. Посмотрите, отпечатки вашей обуви и обуви Сент-Джона накладываются друг на друга... но слепки доказывают, что он прошел позже вас. Никаких сомнений в этом быть не может.
— Действительно, Билл, когда вы приехали туда после генерала, Энн была жива. Потом появились полковник Фаулер и миссис Фаулер, и они нашли ее мертвой, — добавил я.
Кент стоял абсолютно неподвижно.
— Джип «Чероки» вашей жены с вами за рулем около половины первого видели на библиотечной стоянке напротив штаба. Вторично вас видели, — солгал я, — едущим в направлении к Райфл-Рендж-роуд. Мы определили место, где вы свернули на Джордан-Филдз и спрятали «Чероки» в кустах. Там остались следы ваших шин и дерево с содранной корой. Частицы краски на дереве идентичны краске «Чероки», и на самой машине видна царапина. Кроме того, — солгал я снова, — мы нашли ваши следы в канаве на обочине шоссе. Следы шли на юг, к месту преступления... Хотите, чтобы я воспроизвел все остальное?
Кент покачал головой.
— Учитывая сумму доказательств, — начал я, — включая доказательства мотива, то есть дневниковые записи, письмо вашей жене и другие свидетельства вашей связи с погибшей, плюс заключения экспертов-криминалистов, изучивших обстоятельства преступления, я вынужден просить вас пройти проверку на детекторе лжи. Мы готовы провести эту проверку немедленно.
По правде говоря, к проверке мы готовы не были, но когда Кент ее пройдет, не имело никакого значения.
— Если вы откажетесь пройти проверку сейчас, мне ничего не остается, как взять вас под арест и попросить людей в Пентагоне, чтобы они приказали вам пройти проверку.
Кент отвернулся и пошел к «дому» Энн Кемпбелл. Мы трое переглянулись, потом Синтия и я двинулись за ним.
Кент сел на подлокотник кресла в «гостиной» и уставился на ковер, вероятно, на то место, где он силой брал Энн.
Я остановился перед ним:
— Вы, разумеется, знаете свои права как обвиняемого, но я не хочу оскорблять вас и не стану их напоминать. Однако я вынужден взять у вас оружие и надеть на вас наручники.
Он поднял голову, но ничего не сказал.
— Я не стану сажать вас в арестантскую камеру — это для вас унизительно. Я препровожу вас в гарнизонную тюрьму... Могу я получить ваш пистолет?
Кент понимал, что все кончено, но должен был напоследок огрызнуться, как загнанный зверь.
— Вы никогда ничего не докажете! И когда трибунал меня оправдает, я предъявлю вам обоим обвинение в должностном несоответствии.
— Это ваше право, сэр. Если вас сочтут невиновным, можете подать на нас в суд. Однако у нас достаточно доказательств вашей половой распущенности. Даже если вы сможете защититься от обвинения в убийстве, вам не избежать пятнадцатилетней отсидки в Левенуэрте за пренебрежение обязанностями, поведение, недостойное офицера, сокрытие обстоятельств преступления, изнасилование и другие деяния, предусмотренные соответствующими статьями военного кодекса.
Он воскликнул:
— Вы ведете нечестную игру!
— Это почему же?
— Я добровольно рассказал о своей связи с Энн Кемпбелл, чтобы помочь вам в поимке убийцы, а вы обвиняете меня в неисполнении обязанностей и половой распущенности, подтасовываете факты, пытаясь доказать, что это я убил ее. За соломинку цепляетесь!
— Билл, хватит молоть чепуху.
— Нет, это вы перестаньте молоть чепуху! К вашему сведению, я действительно был там до Сент-Джона, но когда приехал, Энн была уже мертва. Если хотите знать, это дело рук Фаулера и генерала.
— Билл, вы не то говорите. Совсем не то. — Я положил ему руку на плечо: — Будьте же мужчиной, офицером и джентльменом. Будьте же полицейским, черт вас побери! Я не должен был бы говорить о проверке на детекторе лжи. Я должен был просить вас рассказать мне правду — безо всяких проверок, предъявления вещдоков и изнурительных допросов. Не ставьте в неловкое положение ни себя, ни меня.
Я видел, что Кент вот-вот разрыдается. Потом он исподлобья глянул на Синтию — не заметила ли она его секундную слабость. Очевидно, для него это было важно.
— Билл, мы с мисс Синтией знаем, что это сделали вы, и все трое мы знаем, почему вы это сделали. У вас масса смягчающих обстоятельств, я понимаю. Черт, я даже не могу сказать, глядя вам в глаза: «Она этого не заслужила». Вообще-то стоило бы сказать, но... Как приговоренному к смерти перед казнью готовят любой ужин по желанию, так и я говорю вам то, что вы хотите слышать.
Кент сдержал слезы и злобно выкрикнул:
— Еще как заслужила, сука! Расстроила мой брак, погубила мне жизнь, шлюха!
— Знаю. Но теперь вы обязаны поправить дело. Ради армии, ради Кемпбеллов, ради себя самого.
По его щекам уже катились слезы. Я знал, что он предпочел бы умереть, но чтобы его не видели плачущим ни я, ни Синтия, ни Кэл Сивер, наблюдающий за нами с другой стороны ангара.
Наконец Кент выдавил:
— Я ничего не могу поправить. Больше ничего не могу.
— Нет, можете. Вы знаете, что можете. Не надо вести бесполезную борьбу. Не унижайте себя и других. Это в ваших силах. Исполните свой долг. Сделайте то, что должен сделать офицер и джентльмен.
Кент медленно встал, вытер ладонью глаза и нос.
— Отдайте оружие, пожалуйста.
Он посмотрел мне в глаза.
— Не надо наручников, Пол.
— Мне очень жаль, но вы знаете правила.
— Но я же офицер! Если хотите, чтобы я поступал как офицер, то и обращайтесь со мной как с офицером.
— Сначала будьте им... Принесите пару наручников! — крикнул я Кэлу.
Кент выхватил свой особый пистолет 38-го калибра, приставил его к правому виску и нажал спусковой крючок.