Дочь палача

5

Андреас ходил как во сне. Забыты были мертвецы, оборотень, повешенный Ночной человек.

Он чересчур долго пробыл перед этим в Элистранде, но это был его судьбоносный день. До этого говоривший с Эли тоном дяди, он теперь уделял ей столько внимания, что Калеб удивленно поднимал брови и прикидывал в уме, сколько он сможет дать приданого.

Андреас же краснел и делал вид, что ничего не происходит.

Но он был так счастлив, так счастлив!

Шестнадцать лет… Он могла теперь выйти замуж. И это было хорошо, что муж значительно старше ее — в данном случае, на одиннадцать лет: она могла опереться на его жизненный опыт.

Габриэлла была изумлена, но, будучи хорошо воспитанной, не проронила ни слова.

Сама же Эли радовалась, что он ею так интересуется. Она с восторгом рассказывала ему о своем теленке, и ему пришлось пойти с ней в хлев и посмотреть на него. В хлеве он случайно обнял ее за плечи, и они вместе восхищались теленком.

Эли была прелестной девушкой, нежной, женственной, обходительной. Почему он не замечал этого раньше? Впрочем, раньше это и не бросалось в глаза: лишь нынешним летом из бутона распустился цветок.

Он относился к ней бережно. Она ничего еще не знала о половой жизни, не понимала, чем продиктован его интерес к ней. Ей требовалось время, чтобы проснуться. Он должен был дать ей чувство уверенности, дать ей возможность изучить его самого — чтобы в один прекрасный день она увидела в нем мужчину.

Конечно, он мог бы пойти к Калебу и Габриэлле и формально попросить ее руки, а затем жениться на ней. Но в роду Людей Льда никогда так не поступали. Они всегда заключали браки по любви. Исключением был Таральд, женившийся на Ирье из чисто практических соображений, — но и здесь очень скоро загорелась любовь. Ведь Ирья несла в себе столько доброты, тепла и любви. «Все должно быть естественным», — решил Андреас. Ему было известно также, что сестра его деда, Лив, состояла в ужасно несчастливом браке, когда была еще очень молодой, до того, как вышла замуж за своего любимого Дага. Но он мало что знал об этом несчастливом браке. Насколько он понимал, тот человек так хотел жениться на Лив, что буквально ходил за ней по пятам. С ее же стороны это вряд ли было любовью. Нет, Людям Льда следовало прислушиваться к тому, что говорило их сердце.

И его сердце определенно указывало ему на Эли. Теперь необходимо было только запастись терпением, чтобы не спугнуть ее. Пока она относится к нему как к дяде, дело безнадежно. Он должен изменить ситуацию. Но как это сделать? Начать с юношеских игр? Нет ничего глупее. Необходимо было выждать время.

Но это не легко, когда человек в двадцать семь лет впервые испытывает муки любви.

Хильда пришла к избушке слишком рано. Так удивительно было сознавать, что ее здесь никто не ждет. Ни корова, ни кот, ни куры. А отец лежит мертвый.

Скоро должен был придти церковный служка, но у нее было еще в запасе время.

В маленьком дворике было так тихо! «Как быстро пустеет место», — подумала она и, помедлив, вошла в дом.

В печи погас огонь. Все дорогие ей вещи были теперь в Элистранде. Осталась лишь кошачья миска. Но для кота можно было найти и что-то другое, ведь не будет же она идти за гробом с миской в руках! Она как-нибудь выберется сюда.

Мысль об этом была ей неприятна. Но ведь не будет же она все время жить у чужих, злоупотреблять их гостеприимством.

Поборов сомнения, она направилась к амбару. Приличия требовали отдать последнюю дань уважения отцу. Помолиться за него здесь, где он прожил всю свою жизнь.

В лесу, за домом, послышался треск и шорох. Хильда испуганно оглянулась, но ничего не увидела. Одиночество усиливает все звуки.

Тяжело, словно ноги ее были налиты свинцом, она шагнула на ступени амбара, настолько заросшие мхом и травой, что каменных плит почти не было видно. Как добры эти люди, одевшие его и положившие сюда! Андреас… Он участвовал во всем этом. Значит, он сочувствовал ей, значит, понимал сложность отношений между ней и отцом, которому она никак не могла угодить, сколько ни старалась.

Дверь амбара, старая и покосившаяся, заскрипела. Сколько она перетаскала на спине тяжестей — больше, чем иная лошадь!

Внутри было темно, поэтому она оставила дверь открытой.

Хорошо, что они прикрыли его покрывалом с постели! Она бы не осмелилась снова взглянуть на его лицо, искаженное страшной предсмертной гримасой.

Впрочем… он умер до этого, как утверждает господин Маттиас. Но это слабое утешение. Это тоже очень страшно. А вдруг там кто-то есть?

Опустившись на колени, Хильда принялась вполголоса молиться о том, чтобы Господь взял к себе Юля Ночного человека.

Дверь амбара захлопнулась от ветра, внутри воцарился полумрак.

И дай его душе успокоиться, чтобы она не появлялась больше в этой земной жизни…

В хлеву, что был под амбаром, что-то зашуршало. Она бросила взгляд на ступени, ведущие вниз. Дневной свет не проникал в тот угол, да и день был пасмурным, так что слабый свет едва просачивался в приоткрытую дверь.

Наверняка это были крысы, ведь хлев был теперь пустым. Она пыталась закончить прерванную молитву. Контуры отцовских ступней вырисовывались под покрывалом, прямо над ее головой.

Но, насколько она помнит, у них никогда не водилось крыс.

Она снова услышала шорохи. Чьи-то крадущиеся, осторожные шаги.

Господи, ты, видящий всех грешных, обрати свой взор к этому несчастному человеку…

Хильда замерла. Кто-то фыркал, сопел, громко дышал внизу, крался вдоль стены, ступал тяжелыми лапами…

Она забыла про молитву. Она долго стояла на коленях, окаменев, как в судороге, потом потихоньку поднялась. И тут она услышала другой звук: скрип повозки возле калитки.

Хильда выскочила из амбара и побежала вниз по ступеням, через двор, за калитку, не смея обернуться назад — ни за что в жизни она не оглянулась бы!

Приехал служка — худой, невзрачный, одетый в черное.

— Господи, что с вами, фрекен? — спросил он.

— Там кто-то есть, в хлеву, — прошептала она. — Какое-то большое животное!

Он ничего не ответил, только бросил скептический взгляд на амбар и в сторону леса. Хильда шла рядом, держась за край повозки.

— Где покойник? — спросил он, имея привычку с состраданием отзываться об умерших.

— Наверху, в амбаре.

Он спрыгнул с козел,

— Дверь хлева заперта, задвижки закрыты.

— Да.

— Как же зверь мог залезть туда? Может быть, сверху?

— Нет, дверь амбара тоже была заперта, когда я пришла.

— А чердак?

— Нет, он закрыт, туда не войдешь.

— Может быть, зверь оказался запертым?

— Возможно, — рассеянно произнесла она.

— А фрекен в самом деле слышала это?

— Совершенно отчетливо!

Он сердито произнес что-то, не глядя на нее, что-то по поводу того, что в глухих местах чуткое эхо.

Тем не менее, он взял с повозки, на которой стоял гроб, толстую палку.

— Надо посмотреть, что там. Может быть, фрекен возьмет вторую палку?

Она взяла.

Он держался от нее на расстоянии: как-никак она была дочерью палача. Но его прислали сюда по делу, так что ему приходилось терпеть ее присутствие.

— Снизу он не мог пройти, — проворчал он, — посмотрим, что там наверху.

Они подошли к ступеням, ведущим в амбар. Хильда дрожала, как осиновый лист.

— Где, по мнению фрекен, он может быть? Какие это были звуки?

— Это… было шуршанье, сопенье, чавканье, хрюканье.

— Может быть, это житель норы?

— Возможно, это барсук, но, судя по звукам, зверь был гораздо крупнее и намного тяжелее.

— Гм, — произнес он. — Медведи в нашем округе не водятся вот уже сто лет, так что это явно не бурый.

Она обратила внимание на то, что он употребляет по отношению к животным своеобразные слова вместо обычных названий — и это .весьма озадачило ее.

Она широко распахнула дверь амбара. Мертвец лежал на прежнем месте, закрытый покрывалом.

— Где это было?

— Там, возле лестницы, — указала она. — Мне показалось, что он хочет выбраться наверх.

— Да, теперь я вижу, что в амбаре его нет. Стало быть, он внизу.

Они говорили тихо, почти шепотом.

Крепко ухватив палку, могильщик осторожно опустил ее на ступени. Убедившись в том, что в амбаре никто не прячется, Хильда с опаской последовала за ним, готовая в любой момент метнуться назад. Он остановился на нижней ступени.

— Я вижу, у тебя тут полный порядок.

Он сказал это таким тоном, словно не ожидал этого от дочери палача. Хильда знала, что с того места, где он сейчас стоял, был виден весь хлев.

— Нет, здесь ничего нет.

— Но я уверена, что…

Могильщик повернулся к стене, что была возле лестницы. В одном месте, возле стропил, отвалилась каменная плита — и он принялся выдергивать что-то из-под этой плиты.

Это оказался клок шерсти.

— Здесь так темно, — пробормотал он, — но мне кажется, что это волчья шерсть… И так высоко над землей, на высоте человеческого роста! Никогда в жизни не видел такого большого…

Он испуганно уставился на нее.

— В деревне ходят слухи о… об одном… Фрекен случайно не ждет ребенка?

— Ребенка? В каком смысле? О, нет, нет! — ответила она, глубоко задетая и возмущенная его подозрениями.

— Простите! Но фрекен, наверное, знает, что кто-то охотится на беременных женщин. О, Господи, — пробормотал он, швырнув в сторону обрывок шкуры, словно в руке у него был огонь, — и вынул нож. — Закаленная сталь, — шепнул он ей и воткнул нож в обрывок шкуры. Потом бросил взгляд на дверь хлева. — Нет ничего удивительного в том, что дверь заперта! Эти чудовища открывают и закрывают все двери. Ну, пошли, закончим дела!

Хильда оказалась храбрее, чем сама думала. Она незаметно подняла клочок шкуры и спрятала его в карман платья.

С непочтительной поспешностью он с ее помощью втащил гроб вверх по ступеням амбара.

— У нас на кладбище не хватает носильщиков, — пробормотал он, — так что нам самим придется нести его.

Хильда только кивнула. Она и не ждала помощи от жителей деревни. Наоборот, она опасалась, что они в штыки воспримут ее появление.

Она старалась не смотреть на труп отца, но все же заметила, что на нем длинная белая рубаха, а руки сложены на груди.

Ей пришлось напрячь все свои силы, нести было неудобно, потому что это был грубо сколоченный гроб, и она все время пыталась отвести взгляд в сторону, чтобы не видеть его лицо. И когда крышка была закрыта, она с облегчением вздохнула.

Без всяких церемоний Юля Ночного человека погрузили на повозку. И он отправился с родного двора в свой последний путь.

Пасмурным вечером Маттиас стоял у окна и смотрел на дорогу. Вот что-то показалось внизу.

— Нет, так дело не пойдет! — воскликнул он.

— Что такое, мой друг? — рассеянно произнесла Ирья.

— Посмотри, мама!

Она подошла к окну. Таральд и Лив последовали за ней.

Из леса, в сторону церкви, медленно тащилась повозка. На повозке стоял гроб, сзади двигалась одинокая фигура.

— Похороны Ночного человека, — пробормотал Таральд.

Они перевели взгляд на церковь. Возле кладбищенской ограды стояли и сидели люди.

— Грифы уже в сборе, — сказал Лив, — нет, ты прав, так дело не пойдет!

Она направилась к дверям, Маттиас тут же последовал за ней.

— Приготовь лучшую карету, — сказала Лив слуге. — Ты прилично одет, Маттиас? Да, все в порядке. А ты, Таральд?

— Я надел черный сюртук, — ответил сын. — А Ирья стоит в черной накидке.

— Сообщите на Липовую аллею, — попросил слугу Маттиас.

— В этом нет необходимости, — ответила Лив. — Я вижу, как они уже выезжают.

Он улыбнулся: Люди Льда всегда думали одинаково.

— А в Элистранде?

— Оттуда церкви не видно. Но они должны были встретить там Хильду, так что, возможно, они тоже придут.

Похоронная процессия Юля Ночного человека двигалась медленно, поэтому все прибыли в церковь почти одновременно с дрогами.

У ворот церкви стояли небольшие группы селян, вовсе не собиравшихся входить туда. Когда повозка подъехала, все они мрачно уставились на Хильду.

— Отродье палача! — крикнули двое юнцов.

— Что он забыл на кладбище? — с ненавистью крикнула какая-то женщина, и все одобрительно зашумели.

— Зарой его за кладбищенской оградой! Это место ему больше подходит!

Хильда только ниже опустила голову. «Я должна пережить это, — думала она, превозмогая душевные муки. Тяжело вздохнув, она выпрямилась: — Господи, дай мне силы…»

Вдруг толпа затихла. К церкви подкатили кареты из Линде-аллее и Гростенсхольма. Собравшиеся были растеряны.

Из кареты вышла сама старая баронесса и вся ее семья. Приветливый молодой доктор… И патриарх с Липовой аллеи со своими домочадцами. Все здоровались с ними, не зная, что делать дальше.

Почти одновременно подъехала карета с южной стороны. Это был хозяин Элистранда со своей знатной супругой, маркграфиней, и их приемная дочь Эли.

Что все это значило?

Маттиас приветливо кивнул Хильде и подошел к дрогам. За ним последовали Таральд, Андреас и Бранд.

Юля Ночного человека подняли и понесли к церковным воротам два барона и два хозяина Липовой аллеи. За гробом шла Хильда вместе с баронессами Мейден, старшей и младшей, маркграфиня из Элистранда и ее муж, а также Эли с самым уважаемым в округе человеком, Аре Линдом из рода Людей Льда, и его невесткой Матильдой дочерью Никласа.

На кладбище и в окрестностях воцарилась торжественная тишина. Тяжело пробил колокол.

Когда же к жителям деревни, явившимся сюда, чтобы взглянуть на дочь палача и выразить свое мнение о ней и об ее отце, вернулось, наконец, самообладание, они поняли, что не могут больше так стоять и смотреть по сторонам. И в то же время им не хотелось ничего упускать — и они, один за другим, потащились в церковь. Так что на похоронах Юля Ночного человека собралось на редкость много людей. И никто не сказал плохого слова — ни на кладбище, ни по дороге домой.

А Хильда стояла возле отцовской могилы, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Осторожно подняв глаза, она увидела Андреаса Линда из рода Людей Льда, стоящего на противоположной стороне могилы. Он стоял с молоденькой девушкой из Элистранда и, встретив взгляд Хильды, подбадривающе улыбнулся ей. И Хильда тут же забыла свою печаль — она вся переполнилась ликующей радостью. Он пришел, чтобы отдать дань уважения ее отцу, чтобы утешить и поддержать ее. Все они понимали, что человеческая жизнь, какой бы жалкой она не казалась, достойна уважения.

Кошмар превратился в торжество. Но ей не приходило в голову, что все они явились сюда не ради ее отца. Хильда была невысокого мнения о самой себе. В этот день, который стал последним земным днем ее отца, она ничего не значила в своих собственных глазах.

Когда же все разошлись и она собралась уже отправиться в Элистранд с господином Калебом и маркграфиней, все по очереди подошли к ней, стоящей возле кареты, и выразили свое сочувствие и скорбь: жители деревни и господа. И Хильда делала реверансы и благодарила всех, сожалея о том, что не устроила поминок, она ведь не ожидала, что…

Они поняли. Когда к ней подошел Андреас и крепко пожал ей руку, глаза ее засияли, и в свое «спасибо» она попыталась вложить все чувства, которые испытывала к нему.

У каждого нашлись для нее приветливые слова. Старая баронесса посоветовала ей хорошенько отдохнуть пару дней, а доктор Мейден сказал, что уже думал о том, чтобы предложить ей поработать его помощницей, но потом решил, что его работа тяжелая и что ей будет лучше и спокойнее в Элистранде.

А Хильда благодарила и благодарила всех, и из глаз ее непрерывно текли слезы облегчения. Маттиас Мейден предусмотрительно дал ей носовой платок.

Но вот все закончилось, она села в карету рядом с хорошенькой Эли, с которой ей еще не доводилось разговаривать, но которую уже хотелось полюбить.