Дождь

Глава 2

К ночи дождь окончательно стих, резкие порывы ветра потянули тучи в сторону, заставив меня съежиться от холода. Замерев на какое-то мгновение, я с радостью попробовал снова пошевелить ногами. Как и минутой назад, когда они рефлекторно дернулись, я смог чуть-чуть распрямить, а потом опять согнуть колени. За последние месяцы я уже приноровился возвращать контроль за ослабленным болезнью организмом. Зная, как и в какой последовательности напрягать мышцы, спустя четверть часа смог встать на ноги.

— Нормально, — едва удержав равновесие, я прислонился плечом к выщербленной временем стене.

Прежде чем укрыться в доме, следовало доделать то, ради чего я вышел на улицу сегодня рано утром. Дрова хранились в покосившемся сарае, а печь буржуйка оказалась слишком прожорлива в выбранном мной доме, съедая за ночь по две охапки поленьев. Переставляя с трудом гнущиеся ноги, пересек двор и вошел под навес. Набирая колотые чушки, радовался тому, что не надо махать топором. Сил даже просто стоять уже не было, а еще требовалось вернуться назад и развести огонь.

Выбирая место для затворничества, я в последнюю очередь думал о том, что мне может стать настолько плохо, что придется вызывать помощь. Мобильник, который я выключил сразу по приезду, валялся где-то в доме. Потеряв сознание и контроль над телом, я мог пролежать под открытым небом так долго, что организм прекратил бы свои функций жизнедеятельности задолго до того, как меня кто-нибудь нашел. Деревня, в которой я остановился, была заброшена несколько десятилетий назад, ни одной живой души на несколько километров вокруг не было.

Бутылка с соляркой щедро поделилась своим вонючим нутром, пропитывая уложенные в печи поленья. Поднеся зажигалку, торопливо отдернул руку и закрыл заслонку. Едкий дым успел попасть в комнату, защипав глаза и нанося удар по рецепторам обоняния. Громкие щелчки занявшейся огнем древесины заставили поморщиться и отойти подальше.

Ухудшившееся зрение и обострившийся слух в какой-то мере вынудили меня переехать сюда почти три недели назад. Шум и гам города, выхлопные газы машин, все это дико бесило. Но честно говоря это было не главным. Сталкиваясь со знакомыми на улицах, я испытывал сильный дискомфорт от их неумелых попыток говорить на отвлеченные темы. Особо раздражало, когда пацаны делали вид, что не замечают последствий моей болезни. Зная не один год всех в лицо на районе и поименно во дворе, было унизительно слышать о себе то, что говорили за спиной. Озверев от невозможности что-либо исправить и исходя ненавистью ко всем окружающим, я уехал за город.

— Да где же ты, — обходя смежные комнаты деревенского дома, я пытался найти мобильный телефон.

Ноги ощущались как чужеродный организм, одеревенелость накрепко поселилась в мышцах. Буржуйка весело потрескивала, выгоняя стылый воздух разливающимся по комнатам теплом. Так и не найдя средство связи, я остался на кухне. Правая рука в отличие от левой была вполне работоспособна, появившееся чувство голода сменило приоритеты. Рюкзак, набитый продуктами при выезде из города показало свое дно. Доставая последнюю банку консервов, я задумался о пополнении запасов.

На границе слышимости раздался гудок прибывающей на перрон электрички. Знание о семи километрах, отделяющих меня от станции в небольшом поселке городского типа добавило невеселых мыслей. Рядом с перроном был поселковый магазин, куда мне скоро придется как-то добираться. Помимо прочего, оставшихся денег было не так уж и много. На покупку провизии чтобы дожить до холодов могло и не хватить. Отложив решение проблем на завтра, принялся за сооружение нехитрого ужина.