Доктор и Постапокалипсис

Глава восьмая. Серые небеса

Типусы не желали отваливать.

— Я вам говорю, вам нехрен делать в Селябинской области! — второй раз сообщил я им. — По Селябинску точно прилетело ракетой, а то и не одной!

Сегодня я всё равно уже не вылечу, снегопад начался, поэтому решил переночевать в ангаре, а эти чебурашки не уходят.

— Но здесь объективно хуже! Помогите нам выбраться отсюда! — воззвал к моему гуманизму Андрей Степанович Усов, тот самый дядька лет пятидесяти.

— Хуже? — грустно усмехнулся я. — Вы не видели просто, насколько бывает ХУЖЕ…

— Вы встречали белых мертвецов? — спросила Ирина, молодая девушка из их компашки.

— Неа, — ответил я.

— Это причина, почему все мы носим белые маскхалаты, — произнесла Ирина. — Они плохо различают на белом фоне, поэтому есть шанс уйти. Даже самый сильные из… тех, кого вы убили, старались не сталкиваться с Белыми.

— И чем же опасны эти Белые? — спросил я, пытаясь выкинуть из головы ассоциации с Колчаком и Белым движением.

— Они сильнее, чем остальные мертвые, их не интересуют другие мёртвые, они брезгуют их есть, даже самых сильных, они быстрее остальных мёртвых, настолько, что при сближении почти невозможно попасть по ним даже из автоматического оружия, — объяснил мне Игорь, молодой парень из этой компашки. — Если и есть шансы у кого-то, то только в ближнем бою. Огнестрельное оружие против них почти бесполезно.

— Хм… — задумчиво произнёс я, но в душе мне было плевать.

Даже если они настолько опасны, как их малюют местные, это уже неважно, я лечу в Селябинск, а тут пусть хоть розовые будут.

— Мы не выживем здесь, — как абсолютную истину изрёк Андрей Степанович.

Физиономия у него упитанная, лоб морщинистый, нос картошкой, на глазах очки, щёки небритые, покрытые щетиной. Волосы седые, глаза карие и с умным взглядом.

— Эх… — вздохнул я тяжко. — Ладно, полетите со мной, но после приземления в Селябинске расходимся как в море корабли.

— Мы на большее и не смеем надеяться! — заверила меня Людмила Петровна, жена Андрея Степановича.

Уровни у них от тридцатого до сорокового, видимо, развивалась их камарилья более или менее сбалансированно. Самый высокий у молодого — ровно сороковой. Самый низкий у Людмилы Петровны — тридцать первый. У Андрея Степановича тридцать седьмой, а у Ирины тридцать шестой.

Неплохо, они не совсем пропащие. Оружием пользоваться умеют, судя по тому, что нашли меня, кумекают в области следопытства. Кстати…

— Как вы нашли меня? — спросил я у Игоря, полагая наличие специфических навыков именно у него.

— Это Андрей Степанович помог, — объяснил тот.

— Я охотник заядлый был, на среднюю и крупную дичь, — объяснил Андрей Степанович. — Кое-какие навыки остались.

Средняя и крупная дичь, это, получается, я?

— Ну и наследили вы, Георгий Мартынович, — вздохнул бывший охотник. — Белые точно найдут.

А вот это новинка…

— То есть они читают следы? — настороженно спросил я.

— Да какие это следы? — усмехнулся дядька. — Вы им только указательные таблички что не поставили. Если наткнулись на вашу тропу в снегу, то уже идут, однозначно.

— Значит, надо срочно улетать, — решил я. — По… Побоку снег, взлетаем!

— Да, было бы неплохо, — ответил Андрей Степанович, а затем посмотрел на спиртовую горелку, которую я потушил и начал упаковывать в рюкзак. — А, так вы переночевать тут собирались?

— Уже разсобирался, — сказал я на это и двинулся к самолёту. — Пожитки в салон, но много с собой не берите, не сможете забрать потом.

Впрочем, вещей у них было не особо много: только то, что есть на себе. И правильно.

Я сначала не обратил внимания, но сейчас заметил, что у каждого из этой четвёрки есть особенные топорики. Ну, такие, переточенные в клевцы с трёхгранными остриями. Любопытно.

Включил двигатель топливозаправщика в режим «Генератор», подсоединил к питанию самолёта.

Начал процедуру прогрева самолёта. По регламенту, при минусах это надо делать с помощью аэродромного нагревателя, иначе ударит по ресурсу, но я и так лечу в один конец, поэтому вообще насрать.

Створки капота закрыты, закрыл створки маслорадиатора, потянул на себя рычаг управления подогревом воздуха и выключил его. Так, что там дальше?

Переключил рычаг управления винтом в режим «Малый шаг», проверил пломбу на высотном корректоре…

Короче, делал всё строго по инструкции, чтобы взлететь.

Выполнил все предстартовые процедуры и заорал в приоткрытое окошко:

— От винта!

Затарахтел движок и закрутился винт. Надо выждать, пока прогреется, а потом валить отсюда у ебене матери!

Прогрев двигателя это тоже совершенно не похожая на автомобильную процедура. Если в машине ты просто заводишь движок и скучаешь, пялясь в телефон, то тут надо следить за температурой, слушать звук работы двигателя и отключать машину к хренам, если услышишь неправильный звук.

Когда движок прогрелся до нужны температур, я заглушил его и покинул кабину, чтобы вытащить заблаговременно всунутую в тоннель радиатора подушку.

И вот таких нюансов десятки!

Кому-то кажется, что всё как в голливудском кино: просто взял, блядь, сел, завёл движок вертолёта или самолёта, пощёлкал какими-то тумблерами и улетел в закат!

А вот нихрена…

Вновь завёл движок, уселся поудобнее, взялся за штурвал и начал процедуру взлёта. Тут, по-хорошему, нужен регулировщик, а ещё лучше, опытный пилот, штурман, салон люксового класса и мартини в стаканах! А ещё стюардессу, пожалуйста!

Сука, у меня жопа вибрирует, или это самолёт?! Перестало. Значит, где-то накосячил, но это пока что не смертельно.

Начал последовательно увеличивать частоту вращения вала двигателя до «взлётного режима». Тормозная система работает, это я проверил…

Когда двигатель достиг частоты взлётного режима, медленно отпустил тормоза и мы тронулись.

Начали медленно разгоняться. Справа от меня сидит Игорь, которому я запретил что-либо трогать.

Достигли скорости сто десять километров в час и я начал медленно и печально тянуть на себя штурвал.

Оторвались от земли. У меня дыхание перехватило, а Игорь даже как-то сдавленно крякнул.

Самолёт начало задирать носом к верху, я отклонил штурвал от себя и выровнял его в положение параллельно земле.

Разогнались до ста сорока километров в час, высота была где-то в районе двадцати пяти метров. Потянул штурвал на себя и начал набор высоты.

Опустил глаза к открытому руководству. Мы сейчас держим скорость сто сорок, при таком угле подъёма за шесть минут получится набрать высоту один километр. Километр высоты — это столько, сколько нужно для оптимального расходования топлива. Можно и выше, но тогда расход топлива возрастёт.

Шесть минут спустя выровнял самолёт, сверяясь при этом с авиагоризонтом. Это такой прибор, который показывает угол наклона самолёта. Фу-у-ух…

Теперь летим.

В картах я особо не разбираюсь, но маршрут в телефоне построен. Глупо, конечно, управляя самолётом, ориентироваться на карту в телефоне, но у меня, блядь, не особо много альтернатив!

Проверил температуру и давление топлива с маслом. Сверил их значения с рекомендуемыми и удостоверился, что всё нормально.

Скорость сто девяносто. В таком режиме, как я понял, мы можем пролететь и все полторы тысячи километров, так как я не учёл, что мы летим почти порожняком. На таких щщах можно и приземлиться на аэродроме в Озёрске!

Нет, обосраться можно! Я пилотирую самолёт! Я лечу!

— Ну всё, Игорь! — проорал я. — Летим!

Он что-то пробормотал, но я не расслышал.

Надел наушники внутренней связи и указал сделать ему то же самое.

— Ну? Как ощущения?! — спросил я, улыбаясь как дурак.

Хотя почему это «как»? Я дурак и есть: без каких-либо навыков взлетел на самолёте!

— Через сколько часов мы будем на месте? — спросил Игорь.

— Так… — я начал считать. — С текущей скоростью, часов где-то через шесть!

— Шесть?! — удивился Игорь.

— Мы летим со скоростью сто девяносто километров в час! — сообщил я ему. — До Селябинска тысячу сто пятьдесят километров! Вот и считай!

Он, видимо, думал, что прилетим как на реактивном, ха-ха!

Теперь надо просто лететь. Ха, охренительно просто!

— Георгий Мартынович, всё в порядке?! — спустя некоторое время заглянула Ирина.

— Да, всё под контролем! — заверил я её. — Через пять с половиной часов будем в Селябинской области!

Гул в кабине стоит громкий, приходится орать друг на друга.

Видимость хреновая, снег идёт, ветер ещё, но «по приборам», то есть согласно ГЛОНАСС телефона, я держусь на заданном маршруте.

М-да…

//Пять часов спустя. В небе//

— Уважаемые пассажиры, мы почти у цели!!! — громко сообщил я в сторону пассажирского отсека. — Прошу собраться для принятия важных решений!!!

Нет, я знаю, что есть некое «СПУ-7», которое самолётное переговорное устройство, но как с ним работать желания разбираться нет.

У кабины пилотов образовалась толкучка.

— Стоять! — прервал я копошения пассажиров. — Игорь, садись в кресло второго пилота! А вы рассаживайтесь по скамьям!

Когда Игорь, Андрей Степанович, Людмила Петровна и Ирина расселись по указанным местам я откашлялся.

— У меня есть для вас две новости! — сообщил я им. — Хорошая новость: мы почти прилетели!

— А плохая?! — настороженно спросил Игорь.

— У меня нет стопроцентной уверенности, что я смогу безопасно посадить самолёт!!! — рассмеялся я. — Но паниковать не надо! Есть решение!

— И какое? — испуганно, но стараясь сохранять самообладание, спросил Игорь.

— В пассажирском отсеке есть шесть парашютов! — вновь заулыбался я. — Есть риск сломать конечности и умереть от когтей подоспевших мертвяков, но зато таким образом можно не сгореть вместе со мной в салоне разбившегося самолёта! Или же! Остаться здесь и пристегнуться покрепче! Я примерно представляю, как можно посадить этот самолёт!

— Примерно?! — воскликнула Людмила Петровна.

— Я разве не говорил вам, что управляю самолётом в первый раз?! — притворно удивился я.

— Мы будем прыгать! — решил Игорь.

— Я не буду никуда прыгать! — выкрикнула Ирина.

— Я тоже староват для прыжков! — присоединился к ней Андрей Степанович.

— Ты же десантник! — воскликнула Людмила Петровна.

— Бывший десантник! — поправил её Андрей Степанович.

— Определяйтесь быстрее, тридцать минут до цели! — поторопил я их.

Из-за снегопада, который преследовал нас всю дорогу, я не видел, что происходит внизу, но карта с ГЛОНАСС в телефоне говорила мне, что до Селябинска не так уж и далеко.

— Он впервые управляет самолётом! — заверяла Андрея Степановича его жена.

— Но взлетел-то он нормально! — выдал он контраргумент.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, но следует сделать ремарку, что взлетать в десятки раз проще, чем садиться! — воткнулся я в их диалог. — Самолёт лёгкий, скорости будут низкие, относительно других самолётов, конечно, но даже на скорости восемьдесят километров в час врезаться во что-то — смертельно опасно!

Это я сейчас поступаю как настоящий врач, строго следующий протоколам Министерства Здравоохранения. Информированное добровольное согласие — хребет нашей медицины!

Я описал им все риски, предлагая на выбор два исхода. Конечно, предлагать выбор из двух вариантов — это слегка манипулятивно, но это лучше, чем не оставлять выбора вообще.

— Где здесь парашют?! — вылез из кресла Игорь.

— Да в салоне же, под лавками лежат! — воскликнула Людмила Петровна. — Андрюша, как им пользоваться?!

— Эх! — громко вздохнул Андрей Степанович. — Пойдёмте!

Я начал снижение.

— С какой высоты десантируемся?! — заглянул в кабину Андрей Степанович.

— А сколько надо?! — спросил я, совершенно не представляя, с каких высот обычно сбрасывают десантников.

— Давай высоту четыреста! — решил Андрей Степанович. — А то рассеемся по местности, не найдём друг друга! Ты будешь прыгать?!

— Нет, я всё-таки попробую приземлиться на ближайший аэродром! — сообщил я ему.

— Ставь высоту четыреста! — начал разворачиваться дядька.

В снежную погоду, не видя нихрена, пытаться приземлиться — потрясающий ход! Но меня не покидает мысль, что с парашютом шансы не выше. Почему? Потому что снег, хреновая видимость, отсутствие вообще какого-либо опыта десантирования, потенциальная опасность в виде абсолютно любых мертвяков, которым явно придётся по вкусу Доктор, потерявший сознание от сильного удара об землю…

На аэродроме мертвяков однозначно не будет. А про пожар я слегка преувеличил — в баках практически нет топлива. Но есть подозрение, что даже того, что там есть, хватит, чтобы подпалить меня вместе с этой бумажно-металлической машиной. Впрочем, я в кевларе, а он устойчив к огню. У меня шансы есть, а вот за остальных я бы так не сказал.

Короче, я сейчас сам не особо уверен насчёт того, что пытаться посадить самолёт — это хорошая идея. Может, рискнуть и прыгнуть вместо со всеми?

Не, ну его нахрен!

Если что, выпрыгну на ходу!

— Высота четыреста метров!!! — сообщил я в салон, зажигая зелёную лампочку.

Совсем как в кино, хе-хе…

Оглянулся назад. Карабины уже прицеплены, Андрей Степанович десантируется последним, он развернулся и закрыл дверь в кабину пилотов.

Слегка потянуло свежим воздухом. Минут десять ничего не происходило. Я огляделся по сторонам, потом застопорил штурвал и вылез из кресла.

Заглянул в дверной иллюминатор и никого не увидел. Ушли. И заебись.

Вышел и задвинул боковую дверь.

Дальше действовать будем мы.

Возвращаюсь в кресло и разблокирую штурвал. Сверяюсь с картой. В Озёрске нет аэродрома, поэтому придётся садиться на некий военный аэродром ШАГОЛ, но это я ещё в процессе полёта установил. Вроде там не должно быть лишних самолётов и препятствий, так как аэродром, судя по карте, небольшой.

Плавно направляю самолёт в указанном направлении и начинаю снижение.

Вижу ВПП, медленно завожу самолёт на посадку.

Высота метров двести. Всё идёт как положено…

Хлопки. Слева от меня снаружи возникло чёрное облачко. Самолёт затрясло, движок загорелся, стекло треснуло, штурвало задёргало. Что за нахуй?!

Оглядываюсь по сторонам. Чёрных облачков всё больше. Вспышка! Нос самолёта разорвало. Пиздец!

Расстёгиваю ремни безопасности и нахрен валю из кабины.

В десантном отделении Адъ и Израиль! Обшивка в дырках, ветер гудит, что-то загорелось, лавки перекосило, лишь с хвостом всё более или менее в порядке. Но самолёт летит!

Я кидаюсь к хвосту, но не успеваю преодолеть и половины пути, как на долю секунды оказываюсь в невесомости, а затем лечу снаружи самолёта! Нет, блядь, не лечу, а падаю!

Втыкаюсь ногами в снег и, судя по ощущениям, ломаю правую ногу в нескольких местах. Лежу.

Охуеть… Просто охуеть…

Больно-то как, блядь…

Пытаюсь потянуться рукой к переломанной ноге…

А-а-а!!!

Вырубаюсь…

— … чнись, сука! — раздалось что-то едва разборчивое. — Вставай-вставай, глазки открывай!

Открываю глаза. Шлема с маской на мне уже нет, зато в физиономию направлен ствол АК74.

— О, очнулся! — довольно произнёс типус в латной броне с тремя золотыми лилиями на нагрудной кирасе.

Вооружённый АК74 тип в латных доспехах, который, скорее всего, сбил мой самолёт. Сюрреализм, блядь…

— Эй, Вовчик, где Эскулап? — оглянулся Трёхлилейный.

— Идёт он, — сообщил кто-то вне поля моего зрения.

— Хули зыркаешь? — ощерился Трёхлилейный. — Ты попал, летяга! Ты попал!

— Нахрена вы стреляли в меня? — задал я актуальный вопрос. — Я всё равно собирался приземлиться!

— А это ты лучше у Вовчика спроси! — рассмеялся Трёхлилейный.

— А я чо? — подошёл тип в такой же броне, что и Трёхлилейный, но без золотых лилий. — Француз, ты это, если чо, тоже был у расчёта!

— Никак нет, младший сержант Михалевич! — вытянулся Трёхлилейный. — Я команду на открытие огня не давал!

— Ну ты видел же, как он заход делал! Однозначно бомбы собирался скидывать! — начал нести откровенную хуйню этот самый Михалевич.

— Сам будешь перед Королём отчитываться, — покачал головой Француз. — Я вообще не при делах, мимо проходил. И вообще, наряд не мой, мне похуй.

Военные? Король?

— Так-так-так, что тут у нас? — в поле зрения появился пожилой дядька в кольчужной броне и белой тряпке с красным крестом поверх неё. — Это наш больной?

— Что за хуйня у вас тут происходит? — спросил я ошарашенно.

— Как что? Феодализм! — заулыбался Француз.