Доктор Смерть

Глава 26

Сейфер дал мне точные указания: на запад по бульвару Сансет, мимо торгового центра Палисейдз, еще милю после особняка Уилла Роджерса, а потом сразу же на север.

Минутах в двадцати от Уэствуд-Виллидж, приблизительно так же далеко от моего дома. Я столько времени общался с семейством Доссов, но ни разу не видел его представителей в их естественной обстановке. Когда я работал в центре педиатрии, мне удавалось выкроить время, чтобы навещать пациентов на дому и наведываться в школу. Затем, получив лицензию, я стал редко покидать домашний уют. Быть может, я ничем не отличаюсь от зоолога — специалиста по приматам, тешащего себя надеждой, что он хорошо знает шимпанзе, потому что долго наблюдал сквозь прутья клетки, как они прыгают и вычесывают друг у друга блох?

Визиты на дом непрактичны.

Практичность накладывает жесткие ограничения. Сейчас у меня появилась возможность вырваться на волю.

Без труда найдя нужный поворот, я поехал вверх по очень темной улице, взбирающейся в Палисейдз. Никаких тротуаров, перед особняками лужайки размером с небольшие парки, заборы и ворота с переговорными устройствами, черный кустарник, высокий частокол древних деревьев.

Достаточно близко к океану, чтобы ощущать морской бриз и чувствовать запах водорослей. Возможно ли, что непогожие сентябрьские дни здесь не такие отвратительные? За массивными силуэтами домов кое-где проглядывала побеленная луной водная гладь. По мере того как я продвигался дальше, поместья становились обширнее, открывая все большие куски океана. Я взобрался высоко в гору и наконец увидел полную луну, только поднявшуюся над горизонтом. Темно-синее безоблачное небо казалось бархатным.

Улицы были пустынны, и машина с двумя полицейскими сразу же бросилась мне в глаза, словно таракан на белой двери холодильника. Я проехал мимо, смутно успев разглядеть два силуэта на переднем сиденье. Мне было все равно, успели ли меня разглядеть Корн и Деметри. Скорее всего, успели. Если так, я удостоюсь примечания в материалах об убийстве.

Я отыскал указанный Сейфером адрес, гадая, в каком из соседних зданий обитают мечты и кошмары семейства Маниту.

Символ процветания Ричарда оказался бледным двухэтажным зданием в колониальном стиле, честолюбиво возвышающимся над заросшим райграсом холмом, настолько просторным, что там разместились также несколько небольших групп деревьев. Кокосовые пальмы, сосны с Канарских островов, лимонные эвкалипты, питтоспоры — облагороженные чистой белой подсветкой, превращающей растения в скульптуры. Тщательно ухоженные клумбы целовали фасад здания. Горящий внутри свет превращал занавешенные окна в куски янтаря. Отсутствие ограды с воротами говорило о радушии, открытости. На этом анализ архитектуры закончился.

На дорожке стояли «Мустанг» Стейси и серебристый «Кадиллак-Флитвуд» таких размеров, какие уже давно не выпускают.

Черного БМВ Ричарда не было. Возможно, ордер на обыск автомобиля все-таки не удалось отменить, и сейчас машину осматривали, ощупывали, обнюхивали и обрабатывали люминолом в специальном гараже криминалистической лаборатории.

Я поставил свой «Севиль» рядом с «Кадиллаком». Сзади на нем была наклейка: «КРЮЧКОТВОР».

Мощенная гранитом извивающаяся дорожка привела меня к массивной двери, окованной железом. Не успел я подняться на крыльцо, как дверь отворилась, и на меня уставился раввин. Высокий поджарый седовласый раввин в черном костюме и ермолке. Ему было лет шестьдесят; борода лопатой скрывала узел серебристо-серого галстука. Двубортный пиджак сидел как влитой. Раввин стоял, заложив руки за спину, и покачивался на каблуках. Его появление сбило меня с толку. Доссы были греко-сицилийских кровей, а не иудеи.

— Доктор Делавэр? — спросил раввин. — Я Джо Сейфер.

Появилась рука. Я ее пожал, и Сейфер пригласил меня в освещенный канделябрами холл, охраняемый двумя сине-белыми вазами высотой мне по плечо. Впереди уходила на второй этаж лестница с чугунными перилами. Мы с Сейфером прошли под ней и попали в другой холл, застланный красным персидским ковром, выходящий в широкий ярко освещенный коридор. Налево был обеденный зал, оклеенный голубыми обоями и обставленный мебелью из розового дерева, с виду старинной. В противоположном конце находилась просторная гостиная. Потолок цвета слоновой кости, диваны и кресла, обтянутые кремовым шелком, паркет из вишневого дерева. Если нейтральные цвета были выбраны для того, чтобы подчеркнуть стоящее вдоль стен, замысел удался.

Бесчисленные шкафчики со стеклянными дверьми и зеркальными задними стенками, украшенные бронзовой фурнитурой. Стеклянные полки, настолько прозрачные, что оставались практически невидимыми. И то, что стояло на них, как и сказал Майло, казалось подвешенным в воздухе.

Сотни ваз, блюд, кувшинов, каких-то предметов, назначение которых я не смог определить; все подсвечено и сверкает. Одна стена была уставлена преимущественно синим с белым, вдоль другой красовались простенькие с виду серо-зеленые предметы. Больше всего простора было выделено фарфоровой живности: лошадям, верблюдам, собакам и фантастическим ушастым созданиям, помеси дракона с обезьяной, раскрашенных в веселые голубые, зеленые и желтые цвета. На некоторых лошадях восседали человеческие фигурки. На семифутовом кофейном столике разместилось что-то вроде миниатюрного храма, разрисованного теми же яркими мазками.

— Это что-то, правда? — с восхищением произнес Сейфер. — Ричард сказал, что все эти животные относятся к династии Тан. Им больше тысячи лет. Их находят при раскопке древних гробниц в Китае. Замечательно, вы так не считаете?

— Довольно смело держать фарфор в наших краях, — заметил я, — учитывая сейсмическую опасность.

Погладив бороду, Сейфер сдвинул ермолку на затылок. В его стриженных под ежик серо-стальных волосах кое-где пробивались рыжеватые пряди. Я до сих пор никак не мог избавиться от образа раввина. Мне вспомнилось, как Сейфер отозвался о смерти своего сына-гомосексуалиста. «Его болезнь подтолкнула меня учиться быстрее». У него были зеленовато-серые глаза, чуть тронутые теплотой. Подобно большинству высоких людей, Сейфер сутулился.

— Ричард храбрый человек, — сказал он. — И дети у него храбрые. Пройдемте к ним.

Мы пошли дальше по широкому коридору. Густой ковер заглушал наши шаги. Вдоль стен нескончаемо тянулись шкафчики. Одноцветные вазы всех оттенков, в зеркалах отражаются иероглифы, выведенные на белых доньях; крошечные фигурки землистого цвета; целые полки гончарных шедевров в белых, кремовых и серых тонах; снова та бледная чистая зелень, которая, как я пришел к выводу, мне понравилась больше всего. Множество закрытых дверей, вдоль одной стены и в глубине. Сейфер пригласил меня пройти в единственную открытую дверь.

Потолок, который сделал бы честь любому собору; черные кожаные диваны и кресла, черный рояль в углу. За стеной стеклянных дверей аквамариновый бассейн и подсвеченная зелень листвы. А позади хлорированной воды — резные листья пальм, говорящих о близости океана. Книжные полки из красного дерева, уставленные дорогими книгами в твердых переплетах. Шикарный стереокомплекс «Банг и Олафсен», семидесятидюймовый телевизор, лазерный проигрыватель, другие игрушки для взрослых. На верхней полке четыре фотографии. Ричард, Эрик и Стейси. Молодая улыбающаяся женщина, Джоанна.

Ричард сидел на самом большом диване, небритый, с закатанными до локтей рукавами, взъерошенный — словно его кудри атаковали птицы, искавшие материал для гнезд. Как всегда, он был в черном, и одежда сливалась с обивкой дивана. От этого Ричард казался очень маленьким — словно какой-то нарост на черной коже.

— Вы пришли, — полусонным голосом произнес он. — Спасибо.

Я уселся в кресло. Ричард молча взглянул на Джо Сейфера.

— Пойду посмотрю, как дети, — сказал тот и вышел.

Ричард достал что-то изо рта. Вдоль кромки волос его лоб покрылся испариной.

Когда шаги Сейфера замерли вдали, Ричард сказал:

— Говорят, он в своем деле лучший. — Взгляд мимо меня. — Это наша семейная гостиная.

— Красивый дом, — заметил я.

— Не вы первый так говорите.

— Что случилось? — спросил я.

Пусть Ричард понимает этот вопрос как угодно; меня все устроит. Но он молчал, глядя куда-то поверх меня — на погасший экран телевизора. Словно ожидая, что тот включится сам собой и даст ему какое-то озарение.

— Итак, — наконец сказал Ричард, — вот мы и встретились.

— Ричард, чем я могу вам помочь?

— Сейфер говорит, все, что я вам скажу, будет конфиденциальной информацией, если только вы не сочтете, что от меня исходит непосредственная угроза кому-то третьему.

— Это действительно так.

— Я никому не угрожаю.

— Хорошо.

Погрузив руки в волосы, Ричард вцепился в жесткие завитки.

— И все же давайте обсудим ситуацию гипотетически. В интересах всех сторон.

— Какую ситуацию?

— Ну, сложившуюся ситуацию. Скажем, один человек — совсем неглупый, но иногда ошибающийся — скажем, этот человек стал жертвой импульсивного порыва и совершил какую-то глупость.

— Какого порыва?

— Непреодолимого желания закрыть дело. Умным этот поступок никак не назовешь; более того, это самое глупое, самое безумное, что сделал наш человек за всю свою жизнь, но он был не в своем уме, потому что… потому что на него повлияли обстоятельства. В прошлом этот человек всегда что-то ожидал от жизни. Это ни в коем случае не говорит, что он неисправимый оптимист. Наоборот, уж ему-то известно, что далеко не всегда дела идут, как было намечено. Более того, именно этим он и зарабатывает на жизнь. И вот после стольких лет напряженной плодотворной работы этот человек, многого добившийся в жизни, попадает в ловушку растущих потребностей. Приходит к заключению, что имеет право на определенную степень уюта. Но тут жизнь преподает ему урок. — Ричард пожал плечами. — Что сделано, то сделано.

— Он действовал, поддавшись порыву.

Шумно выдохнув, он одарил меня слабой улыбкой.

— Остановимся на том, что он был сам не свой.

Закинув ногу на ногу, Ричард откинулся назад, словно давая мне время переварить сказанное. Я прекрасно понимал, к чему он клонит. Строит защиту на том, что у него было временное помутнение рассудка. Совет Сейфера или сам додумался?

— Временное сумасшествие, — сказал я.

— Если дело дойдет до этого. Единственная проблема заключается в том, что, поскольку этот человек влип в такую историю, могут пострадать его дети. Со своими собственными грешками он сам как-нибудь справится. Но что касается детей, ему нужна помощь.

Хорошенький грешок — наемный убийца.

— Дети знают, что сделал этот человек?

— Он им ничего не говорил, но у него умные дети, возможно, они сами догадались.

— Возможно.

Ричард кивнул.

— Этот человек намеревается во всем сознаться детям?

— Он не видит в этом смысла.

— Значит, он хочет, чтобы это сделал кто-то другой.

— Нет, — сказал Ричард, внезапно повышая голос. Появившееся из-под воротника краснота, похожая на пятно от портвейна, расплылась вверх к вискам. — Он определенно этого не хочет. Дело вовсе не в этом. Главное — помочь детям. Я… этому человеку нужно, чтобы за ними кто-то присматривал до тех пор, пока все не уляжется.

— Значит, он надеется, что все уляжется, — сказал я.

Ричард улыбнулся.

— Обстоятельства дела внушают оптимизм. Итак, мы пришли к взаимопониманию по поводу насущных проблем?

— Детям ничего не говорить, держать их за ручку до тех пор, пока у отца все не образуется. Похоже, ему требуется дорогая нянька.

Теперь все лицо Ричарда залилось краской. Грудь вздымалась, глаза вылезли из орбит. Я непроизвольно отпрянул назад. То, чему я сейчас был свидетелем, бывает с теми, кто не может сдерживать свою ярость. Мне вспомнилась вспышка Эрика в полицейском участке.

Новая сторона Ричарда. До этого он был неизменно вспыльчив, иногда раздражителен, но всегда контролировал себя.

Сейчас Ричард тоже поспешил остудить свой гнев. Положив одну руку на спинку дивана, он другой обхватил колено, словно призывая спокойствие. Начал отстукивать секунды указательным пальцем. Прошло десять секунд.

— Хорошо, — произнес Ричард тоном, каким говорят с тупым учеником. — Согласимся, что нашему человеку нужна нянька. Знающая свое дело, получающая за свою работу большие деньги. Главное, чтобы дети получали все необходимое.

— До тех пор, пока все не уляжется.

— Не беспокойтесь, — заверил меня Ричард, — обязательно уляжется. Самое смешное заключается в том, что хотя этот человек совершил большую глупость, в действительности он ничего не сделал.

— Подстрекательство к убийству — это совсем не мелочь. Разумеется, мы продолжаем говорить гипотетически.

Ричард потупил глаза. Встав, он подошел к моему креслу. Я уловил аромат мяты в его дыхании, запах одеколона и застарелого пота.

— Ничего не произошло.

— Ну, хорошо, — согласился я.

— Ничего. Этот человек научился на своей собственной ошибке.

— И больше ее не повторял.

Ричард ткнул в меня пальцем словно дулом пистолета.

— Бах! — Голос спокойный, но краска на лице осталась. Постояв рядом со мной, он вернулся на диван. — Хорошо, мы достигли взаимопонимания.

— Ричард, что именно вы хотите передать через меня своим детям?

— То, что все будет в порядке. — Он больше не вспоминал о таинственном третьем лице. — То, что я… возможно, некоторое время поболею. Но это будет временно. Они должны это знать. Я единственный родной человек, оставшийся у них. Я нужен им, а вы нужны мне, чтобы облегчить мою задачу.

— Хорошо, — сказал я. — Но неплохо было бы поискать и другие точки опоры. Есть ли у них родственники…

— Нет, — решительно ответил Ричард. — Ни души. Моя мать умерла, а отцу девяносто два года, и он не выходит из своего дома в Нью-Джерси.

— Ну а со стороны Джоанны…

— Никого. Ее родители давно умерли, а она была в семье единственным ребенком. К тому же, мне не нужны суетливые дилетанты. Я хочу, чтобы моими детьми занялся профессионал. Вам предлагаются неплохие условия. Я буду платить так же, как плачу Сейферу: за то время, когда он едет в машине, за то время, когда он думает. Выставляйте счет за каждую секунду.

Я промолчал.

— Почему мне всегда приходится вас тянуть, а вы все время упираетесь? — спросил Ричард.

На это можно было ответить по-разному, но ни один ответ мне не нравился.

— Ричард, в одном мы достигли взаимопонимания, — сказал я. — Моя роль заключается в том, чтобы помочь Стейси и Эрику. Но я должен быть с вами откровенен: я не могу предложить чудо. Моим оружием является информация. Я должен быть надлежащим образом оснащен.

— О, ради Бога, — воскликнул он, — что вам надо от меня? Исповеди? Покаяния?

— Покаяния, — сказал я. — Эрик тоже употребил это слово.

Ричард раскрыл рот от изумления. Закрыл. Краска схлынула с его лица.

— У Эрика богатый запас слов, — наконец сказал он.

— Вы с ним не говорили на эту тему?

— С какой стати, черт побери?

— Я просто подумал, есть ли у Эрика причины чувствовать себя виновным.

— В чем, черт побери?

— Это я и спрашиваю, — сказал я, чувствуя себя скорее адвокатом во время перекрестного допроса, чем врачом, пытающимся облегчить боль.

Ричард прав, это наш сценарий, и я такой же актер, как и он.

— Нет, — сказал он. — С Эриком все в порядке. Эрик отличный парень.

Уронив плечи, Ричард потер глаза, проваливаясь в диван, и мне вдруг стало его жалко. Но тут я вспомнил о том, что он передал деньги Квентину Гоаду. Во имя того, чтобы закрыть дело.

— Значит, ничего определенного у Эрика на уме нет.

— Его мать уничтожила себя, его отца забрали в гестапо. Как вы думаете, что должно быть у него на уме? — Ричард снова уставился в погасший экран. — В чем дело? Вы недолюбливаете нас, потому что мы преуспели в жизни? Вы выросли в бедности? Вы испытываете неприязнь к детям богатых родителей? Неужели вас бесит то, что вам приходится изо дня в день иметь с ними дело, поскольку именно этим вы и зарабатываете на жизнь? Поэтому вы не хотите нам помочь?

Я непроизвольно вздохнул.

— Ну ладно, ладно, простите, — поспешил произнести Ричард. — Это уже было лишнее… просто день выдался тяжелым. Я лишь прошу, чтобы вы помогли Эрику и Стейси. Если бы я не был в этом замешан, я справился бы со всем сам. По крайней мере, у меня хватает проницательности, чтобы видеть собственные недостатки. Про многих родителей своих пациентов вы можете сказать такое?

Наверху послышались шаги. Кто-то расхаживал по комнате. Остановился. Дети на втором этаже…

— С моей стороны никакой обструкции, Ричард, — сказал я. — Я здесь для того, чтобы помочь Эрику и Стейси. Вы сейчас способны ответить на некоторые вопросы относительно Джоанны?

— При чем тут Джоанна?

— Мне нужно выяснить основные моменты. В какой клинике она проходила обследование?

— В клинике Святого Михаила. А в чем дело?

— Возможно, мне надо будет взглянуть на ее историю болезни.

— Повторяю тот же вопрос.

— Я пытаюсь понять, что же с ней было.

— В ее истории болезни вы ни черта не найдете, — сказал Ричард. — В том-то все и дело. Врачи ничего не знали. Но какое отношение имеет болезнь Джоанны к нашему делу?

— Возможно, она имеет отношение к Эрику и Стейси, — сказал я. — Как я уже говорил, мне необходима информация. Вы даете мне разрешение заглянуть в историю болезни вашей жены?

— Ну да, конечно, вам его выпишет Сейфер. У него есть доверенность. А теперь вы не хотели бы подняться наверх и поговорить с детьми?

— Пожалуйста, потерпите еще немного, — сказал я. — После смерти Джоанны вы пытались связаться с Мейтом, но он вам не ответил…

— Разве я вам об этом говорил?

— Нет, это рассказала Джуди Маниту, представляя мне вашу семью.

— Джуди. — Ричард вытер лоб тыльной стороной руки. — Что ж, Джуди была права. Я действительно пытался связаться с ним. И не один раз. Ублюдок не удостоил меня ответом.

— Он также не устраивал пресс-конференцию по поводу ее смерти.

Он прищурился.

— И что?

— Кажется, основным мотивом Мейта было стремление к популярности…

— Тут вы попали в точку, — подтвердил Ричард. — Этот подонок ради дешевой славы не брезговал ничем. Но не просите меня объяснить, что он сделал, а что не делал. Для меня он был лишь именем из газет.

Которое легко стереть?

— Еще одна нестыковка: к тому времени, как Джоанна связалась с Мейтом, он уже давно перешел от мотелей к фургону. Однако Джоанна умерла в мотеле. Были ли у нее какие-то причины настаивать именно на этом? Причины, заставившие ее выбрать Ланкастер…

— Она там никогда не бывала, — сказал Ричард.

— В том мотеле?

— Вообще в Ланкастере. — Он рассмеялся. Смех его прозвучал резко, неожиданно, не к месту. — До той ночи. А я постоянно торчал там. Вел несколько дел, строил торговые центры, превращал дерьмо в золото. Летал на вертолете с крыши здания Муниципального банка до Палмдейла, остальной путь преодолевал на машине. Я провел там так много времени, черт побери, что мне стало казаться, будто я сделан из песка. Джоанна ничего этого не видела. Я просил — умолял ее съездить туда, хотя бы раз. Пообедать со мной, посмотреть, чего мы добились. Я рассказывал ей, что пустыня бывает очень красивой, если смотреть на нее по-особому. Мы могли бы найти какую-нибудь дешевую забегаловку — пиццерию или что-то в этом духе. Мы ходили по таким заведениям, когда еще только гуляли до свадьбы, и у нас вечно не хватало денег. Джоанна не хотела и слышать об этом. Упорно отказывалась, утверждая, что ехать очень далеко. Движение слишком оживленное, на дороге слишком сухо, слишком жарко, она слишком занята, — причина всегда находилась. — Ричард снова рассмеялся. — Но именно там она закончила свой путь.

Он посмотрел мне в глаза. Впервые его взгляд не был воинственным. Печальным, жалобным, молящим ответа.

— О Господи, — вдруг выдохнул Ричард, задыхаясь от резкого сдавленного плача.

Он дернулся на диване, словно поднятый в воздух болью и низвергнутый вниз судьбой.

— Будь она проклята, — прошептал он.

Поединок с собой был проигран. Слезы хлынули ручьем. Ричард молотил кулаками воздух, свои колени, грудь, плечи, тер глаза. Пряча лицо от меня.

— Ланкастер, мать твою! Она уехала туда для этого! О Господи! Господи Иисусе!

Ричард уронил голову между колен, словно его тошнило, но, не найдя успокоения в этой позе, вскочил на ноги и, подбежав к стеклянным дверям, отвернулся от меня. Он стоял и беззвучно плакал, глядя на бассейн, парк и темнеющий вдали океан.

— Должно быть, она меня ненавидела, — наконец вымолвил он.

— Чем могла объясняться ее ненависть, Ричард?

— Тем, что я ее не простил.

— Что она сделала?

— Всё, хватит. Закончим на этом. Не надо сдирать с меня кожу, дайте мне выбраться из всего этого целым и невредимым, хорошо? Я не буду учить вас, как вам делать свою работу. Поступайте, как знаете. Помогите моим малышам. Пожалуйста!

— Конечно, — заверил его я. — Обязательно.