Глава девятнадцатая

Ругань матери в один момент привела в чувство моего зазнавшегося троюродного племянничка и банду злобных хасидов. Их главарь поднял кулак и прорычал:

— Это предупреждение.

Пожилой седобородый мужчина, который молчал все это время, дернул за руку своего расшумевшегося сообщника. Затем повернулся ко мне и произнес мягким, но от этого почему-то еще более зловещим голосом:

— Мы все одна семья.

Я молчала.

— И мы защищаем друг друга.

— Отлично, — порадовалась за них я. — А я-то здесь при чем?

Он слегка улыбнулся.

— Просто вы должны это знать. Вот и все.

— Послушайте, вы, — влезла мать. — Да кем вы себя вообразили, еврейскими братьями Гамбини? А ну, быстро убирайтесь из моего дома. Вон, немедленно, или я позвоню в полицию.

Не обращая на нее внимания, старик смотрел на меня. Я не дрогнула и произнесла:

— Думаю, вам лучше уйти.

— Вон, все вон! — Мать ухватила за руку ближайшего парня и потащила его к дверям. Он грубо стряхнул ее с себя, и она уставилась на него с открытым ртом.

— Прошу вас, уходите, — повторила я.

— Хорошо, — согласился старик. — А вы, надеюсь, больше не будете обсуждать моего племянника.

Я промолчала.

— Что ж. Тогда решено. Спасибо, что уделили нам время. — Он кивнул и направился к выходу. Подождав, пока один из молодых парней откроет ему дверь, он вышел на улицу. Остальные последовали за ним.

Мой кузен уходил последним. Он подошел к моей матери, но та отпихнула его со словами:

— Убирайся из моего дома, Иосиф Петровский. Здесь тебя больше не ждут!

И он исчез за дверью.

— Ха! — возмущенно воскликнула мать.

— Да, именно. Слушай, мама…

— Что, детка?

— К чему это все, черт возьми?

— Ты меня спрашиваешь? Это ты у нас копаешься в дерьме. Так что расскажи мне ты, к чему это все?

— Во-первых, — возмутилась я, — в дерьме копаются журналисты. Я в дерьме не копаюсь. Во-вторых, что здесь делал Иосиф Петровский? И почему он явился с дядюшками Ари Хирша?

Мать скинула пальто и бросила его на стул.

— Во-первых, мне это кажется дерьмом. Во-вторых, я понятия не имею, почему Иосиф пришел с этими ужасными людьми.

— Но ты знаешь, зачем он приходил?

— Утром я говорила с Бэлой Петровской, матерью Иосифа. Ты ее знаешь, дорогая. Она была несколько лет назад на похоронах тети Цуни, тогда ты еще жила в Нью-Йорке. Кстати, там ты видела и Иосифа.

Я раздраженно заскрежетала зубами.

— Мама! Что ты ей сказала?

— Что тебе нужна помощь Иосифа.

— И все?

Она принялась стряхивать пылинки с юбки.

— Мама!

— Ну, может, еще сказала, что ты думаешь, будто этот мальчик, Ари Хирш, — гомосексуалист. Я хотела узнать, не говорил ли о нем ее сын. Между прочим, в ориентации Иосифа я тоже всегда сомневалась.

— О господи, мама!

— Послушай, дорогая, откуда мне было знать, что Иосиф знаком с дядюшками Ари Хирша? Разве все правоверные евреи знают друг друга? Господи, Иосиф занимается недвижимостью. Откуда ему их знать? Через ребе?

— Мама, отец Ари — раввин, а его дядья занимаются частной недвижимостью. Скорее всего, Иосиф работает у них.

Мама схватилась рукой за горло.

— Думаешь?

— Думаю, да. Возьми ребенка, — я передала ей Исаака. — А я пойду наверх, проверю, не забаррикадировались ли папа и Руби в шкафу.

Оказалось, что довольная Руби устроилась на коленях у деда, заботливо обнимающего ее за плечи, и смотрит «101 далматинец». Я вошла в комнату. Он испуганно подпрыгнул где-то на метр.

— Все чисто, папа, — успокоила я.

— Слава богу. Какой кошмар. У них было оружие? — обеспокоенно спросил он.

— Папа, не глупи. Это же не вооруженные бандиты.

— Это я глупый? — он закрыл уши Руби ладонями. — В отличие от тебя, в меня не стреляли, юная леди! — Руби завизжала и шлепнула его по рукам.

— Я ничего не слышу! — кричала она.

— Прости, maydele, — сказал он, убирая руки и целуя ее в макушку. Она уткнулась ему в грудь.

— Ничего, дедушка. Я тебя все равно люблю.

Я оставила их наедине с Круэллой де Виль[43] и направилась к телефону. Мне хотелось предупредить Ари Хирша, что его дядюшки знают, что я его искала. Эту новость он воспринял на удивление спокойно и покорно. Я повесила трубку, размышляя, неужели мои поиски Фрэйдл привели лишь к тому, что и без того сложная и запутанная жизнь Ари стала еще тяжелее? Затем я позвонила в аэропорт и зарезервировала билеты на следующее утро. Завтра вечером мы уже будем дома, правда, после двух пересадок и тринадцати часов в пути. Родители не удивились моему решению и только взяли с меня обещание заехать к ним еще через несколько месяцев. Когда я отзвонилась Питеру, он был безмерно счастлив и сказал, что обязательно встретит нас в аэропорту.

О полете домой я могу сказать лишь одно — от резкой смены давления в салоне грудные дети вопят громче всего, когда самолет взлетает и садится на посадку. А мы взлетали и садились целых шесть раз. Так что если до перелета у меня и были какие-то сомнения в крепости легких Исаака, то после их уже точно не осталось.

Загрузка...