Старый двухэтажный особняк классического имперского стиля, давно уже не новый, но до сих пор поражающий всех видевших его внутреннее убранство на удивление хорошо сохранившейся отделкой под старую имперскую роскошь, по обычаю предоставляемый столичными властями Республики посольству Подгорного княжества, в этот поздний вечерний час был тих и умиротворён.
Огромные, четырёхметровой высоты и чуть ли не метровой ширины, просто чудовищно огромные окна особняка, застеклённые драгоценным листовым стеклом, правда не дорогущим микльдатским привозным, а местного, кустарного производства, но не менее прозрачным и не менее тонким, и не в ущерб прочности, давали в просторные, с высокими четырёхметровыми потолками комнаты этого старого имперского дворца удивительно много света. Даже сейчас, уже в глубоких вечерних сумерках, сквозь высокие и широченные окна в комнату попадало достаточно много света от практически уже севшего солнца. Было хоть и сумрачно, но всё же вполне ещё можно было рассмотреть мелкие детали великолепно выполненной гравировки, отчётливо видимой на полированном лезвии.
Зажигать свечи не хотелось. Хотелось тихо посидеть в сумерках, в тиши и спокойствии, и потетешкать доставшуюся ей чудную, неожиданную добычу.
Вечер удался! Довольная до невозможности княжна Лидия Подгорная, мурлыкая себе под нос весёленькую детскую песенку про трёх поросят, старательно протирала замшевой бархоткой доставшийся ей этим вечером великолепный клинок работы знаменитых оружейных кузнецов Северо-Западного герцогства.
Клеймо на лезвии совершенно недвусмысленно показывало, что ей в руки попала самая настоящая редкость. Поэтому, после дуэли его надо было тщательно протереть, чтоб на великолепно отшлифованном лезвии не осталось ни малейших следов от прошлой грязи.
Княжна скупо улыбнулась невольно получившемуся каламбуру.
— 'Вытереть грязь, чтоб не осталось грязи', - ещё раз про себя скаламбурила она. — Глядишь, так я действительно стану самым настоящим чистильщиком, — ухмыльнулась Лидия, ловя глазом тусклый зайчик от последних лучей заходящего солнца на великолепно отшлифованном лезвии клинка. — Не зря меня так последнее время за глаза называют. Думают я не знаю, — весело ухмыльнулась она. — Сколько мерзавок уже отправила на тот свет. А сколько ещё отправлю. Эта…, - задумалась на миг княжна. — кажется, была пятая?
Княжна нахмурила свои точёные бровки, старательно вспоминая в скольких Поединках Чести ей пришлось принять участие за последнее время, за те три долгих месяца, что она со своими посольскими делами застряла в этом столичном городке какой-то зачуханой Амазонии с её дурацкими нравами и глупейшими порядками, которые не позволяли даже каким-нибудь частным лицам содержать бордель. Мужской бордель разумеется. Однополой любовью княжна не увлекалась, брезгливо морщась в ответ на неоднократные подобные предложения последних дней. Что ни говори, а доминирование женщин в обществе и, учитывая катастрофическую нехватку мужчин в этом городе и в этой своеобразной стране, естественным образом сказывалось.
Время, тем не менее, она здесь провела с толком. Договорилась с верховным руководством страны о разграничении границ между княжеством и республикой, по некоторым спорным участкам границы вдоль реки Северный Стрый, на которые её княжество давно положило свой глаз и, вот только сейчас, после оказания высшему руководству республики кое-каких деликатных услуг, удалось подвинуть неуступчивых прежде амазонок в нужном направлении. Договорилась о торговых преференциях купцам своего княжества. Надо же было хоть что-то им дать, хоть какое-то послабление, всем пострадавшим от её чудачеств в Империи. Иначе, придётся уже за свой счёт отдариваться за те крупные конфискации, произведённые ею в кошельках купцов княжества в бытность её в столице Империи.
— 'Чтоб было что стричь, надо дать им, хоть немного шерстью обрасти, — ухмыльнулась она, в тот же миг, представив себе, что потом она с ними сделает. И с купцами, и с их шерстью. Интересы у княжны были самые разнообразные, денег последнее время ей требовалось много. Честно говоря — очень много, и чем дальше, тем всё больше и больше. Так что, давать особо жировать своим подданным она не собиралась. Но и пустить под нож собственных овец она не могла допустить. Иначе, где тогда потом возьмёшь, когда потребуется.
И наконец! Княжна даже чуть не замурлыкала, словно греющаяся на завалинке довольная, сытая кошка. Ей на ум пришла её самая большая победа этой осени — месть этой мерзавке Таре. Вздумала унизить её!
Как она ей отомстила! — Лидия аж зажмурила глаза от удовольствия, настолько ей сейчас стало хорошо. И сколько неожиданных выгод и преференций и она, и её княжество от этого получили.
Сколько же времени прошло после суда и осуждения ненавистной Тары? — пришла в голову неожиданная мысль. — Бывшей начальницы и бывшего Легиона, называемого в этих местах Речной Стражей, — тут же про себя с удовольствием поправилась она. — А Легион теперь точно бывший. Без Тары…, он теперь точно ничто, и довольно быстро растеряет все свои бывшие когда-то достижения. Что ни говори, а личность определяет окружение'.
Радостная улыбка, только что беззаботно сиявшая на её лице медленно потускнела, и в глазах княжны появились проблески зарождения нешуточного беспокойства.
Ой-ёй-ёй, — едва слышно прошептала она. — Это ведь уже не третья и даже не пятая, это, как минимум двадцатая третья дуэль с того дня. Двадцать дуэлей только за два последних месяца? — недоумённо переспросила она саму себя. — В спокойном прежде городе, где раньше я могла спокойно пройтись по ночным улицам из конца в конец и не встретить ни одного сердитого человека? Не говоря уж о том, чтобы ко мне кто-либо на улице пристал.
И это происходит со мной?
'Что происходит?' — холодная… мысль заставила её оцепенеть. — Это не случайность. Меня хотят… Нет! Меня пытаются убить! Но пока, формально делая это в рамках местных приличий, чтоб незаметно было. Раз за разом пытаются, выставляя каждые два дня всё более и более высокого уровня мастеров.
Княжна, оцепенела, с ужасом начиная понимать, что на самом деле вокруг неё происходит.
ЕЁ! ПЫТАЮТСЯ! УБИТЬ!
И убьют, — пришло вдруг ясное кристально чёткое понимание собственных ближайших перспектив. — Если кто-то долго и упорно пытается что-то сделать, то он обязательно этого добьётся. Вот что значат слова Дуоны Красивоглазой, назначенной на место мерзавки Тары, сразу после суда настоятельно советовавшей мне немедленно убираться из Столицы. А ещё лучше и из Амазонии вообще. А я-то её не послушала, якобы дела меня тут держат, — княжна едва слышно поцокала языком. — Ещё и посмеялась над трусихой. Какие дела? Всё же давно уже сделано!
Ой, какая же я дура! — княжна, как бы ни веря в собственную глупость, медленно покачала изящной головкой.
Двадцать три трупа только за последнюю пару месяцев, и далеко не самых плохих мечников. Уж себя-то я могу не обманывать. И, как итог — следует ждать уже стрелы из-за угла в спину. Удостоверившись, что впрямую, по их понятиям, честно, меня не взять, возьмут теперь иначе. Амазонки — бабы упёртые, — проворчала про себя княжна. — И никакая стеклянная кольчужка, тайно добытая мне в подарок доброжелателями из одного крайне неприятного для меня города, здесь рядом с границей Империи, мне уже не поможет. Есть множество участков тела, не прикрытых непробиваемой бронёй.
К княжне пришло ясное понимание что происходит. Её старательно, и не один, не два раза пытались раз за разом убить. Пока ещё прямо, глаза в глаза, сабля на саблю, мастерство на мастерство. И последним, кто это был — был настоящий мастер. Только вот именно против неё оказался хлипковат.
— Других больше не будет, — пришло ясное понимание. — Они убедились, что простым воинским мастерством меня не взять, что у них нет мастеров моего уровня, и теперь будут просто и без затей убивать из-за угла. А при достаточной сноровке и навыке, убить можно кого угодно.
— Увидят, что стрела не пробивает эту хвалёную ключевскую бронь, будут стрелять в голову, или следующим шагом будет попытка отравить. И дальше ещё что-то новое, новое, новое… Пока не добьются своего.
Пора домой, — вдруг резко приняла решение княжна. — Довольно развлекаться. Пора возвратиться домой и вплотную заняться нашими старыми, надоедливыми приятелями. В конце концов, кое-кто явно зажился на этом свете. И в отличие от этих прямолинейных дур амазонок, я буду действовать тоньше, чужими руками'.
Давно откладываемый отъезд домой, в Когнак, сразу перешёл на первое место по приоритетам.
— Кязим, — негромко позвала она.
Тихий шорох распахнувшейся у неё за спиной двери её будуара заставил её слегка напрячься. Тем не менее, она не обернулась, показывая, что даже спиной контролирует обстановку.
Почему в доме так тихо?
Прислуга ушла пару часов назад. Всё приготовили, что надо было посольству нашему на вечер и ушли. Сказали что у них какой-то свой местный праздник, или веселье, — равнодушно отозвался на вопрос телохранитель. — Выставили нашим ребятам угощение, бочонок вина, собрались и ушли.
Угощение, это надо понимать тот самый бочонок вина, который эти пьяницы последнее время что-то повадились с завидной регулярностью распивать каждый вечер в компании с какими-то новыми местными подружками?
— Что-то типа того, — равнодушно откликнулся Кязим. — Должен сказать, дрянь дрянью это их вино из угощения. Я понюхал и мне не понравилось. Пахнет какой-то цветочной гадостью, а я такие вина не люблю. И чего все наши так тащатся от них?
— Думаю, что больше тащиться никто из них не будет, — задумчиво проговорила княжна, бездумно глядя прямо перед собой.
Что-то, какие-то странные нотки, прозвучавшие в тихом голосе княжны, мгновенно стряхнули сонное оцепенение с телохранителя, и он мгновенно подобрался, как волк перед прыжком.
Сходи, посмотри как там они? — негромко, с каким-то скрытым равнодушием, как бы говоря уже о покойниках, бросила княжна. — Потом загляни на конюшню проверь парадные и хозяйственные ворота.
Старайся, чтобы тебя не заметили, — равнодушно бросила она ему в спину.
Смотреть, как на её слова прореагирует её старый, верный телохранитель она не стала. Голова княжны усиленно прокручивала варианты, как выбраться из западни.
Дворец, предоставленный Высшим Руководством Республики торговой делегации Подгорного княжества и наследной княжне для проживания на всё время их нахождения в столице, был малопригоден для обороны. А после того, как вся её собственная охрана из княжеской Гвардии будет отравлена, в чём у княжны уже не было ни малейшего сомнения, этот просторный комплекс старинных зданий, построенный чуть ли не двести лет назад, превратится в самую настоящую западню, из которой нет выхода.
Если только…
Если только не уйти путём, которого от неё никто не ждёт.
— Гвардии больше нет. Как и шлюх, с которыми они развлекались. Отравлены.
Тихий, невыразительный, какой-то безцветный голос её телохранителя, раздавшийся от двери буквально через десять минут, вырвал княжну из плена тягучих, тяжёлых мыслей.
— 'Как он быстро, — была её первая трезвая мысль. — Надо собраться'.
— Лошади?
— Дурман-трава. Видимо были опоены обслугой из местных ещё два часа тому назад перед уходом. Завтра хоть на призовые скачки выставляй, а сейчас хрипят и валяются по полу конюшни. Наркотическое опьянение.
— Знаю, — недовольно бросила княжна. — Дурман травы — первое, что входит в науку рыцаря ещё в первый год обучения. Не сдавшего экзамен дальше к обучению не допускают.
Ничего нового, — прошептала она едва слышно. — Странно. Я ожидала от них большего.
— Оба выхода перекрыты, — донёсся до неё глухой голос Кязима. Раздражённый, злой телохранитель нервно теребил полу своей куртки сам того не замечая. — Внешне не заметно, но и там, и там трутся большие группы каких-то непонятных личностей, — безстрастно продолжил он. — У парадных ворот группа каких-то дворянок занята какими-то своими разборками. Слишком демонстративно и слишком шумно, чтоб это было на самом деле. А выезд из хозяйственных ворот перекрыт незнакомым зеленщиком со своею тележкой, ругающимся по какому-то поводу с нашим соседом.
— Мы пойдём другим путём…
Повернувшись лицом к телохранителю, княжна как-то странно, неприятно улыбнулась.
Они нас ждут верхом, мы уйдём низом.
Иногда знакомство с кое-какими странными, даже неприятными личностями даёт поразительный результат, — княжна задумчиво, с остановившимся взглядом, смотрела прямо перед собой. — Быстро в подвал. Там люк городской канализации. По ходам канализации и уёдём. Там нас никто не ждёт, — княжна, как-то неприятно улыбнулась. — Не думаю, что наследную княжну Подгорную ждут на полях орошения за городом и под землёй, среди отбросов и дерьма.
Там у реки, на выходе из подземелий, перехватим гоночный ялик и…
— И нас перехватят уже в устье Малого Стрыя, — раздражённо перебил её телохранитель. — Нет! Так не пойдёт. Мы…
— Мы будем делать, что Я скажу, — тихим, лишённых эмоций голосом, оборвала забывшегося телохранителя княжна. — Гоночного ялика хватятся утром. И соответственно будут искать в низовьях. В устье Лонгары и в устье Малого Стрыя. Мы же пойдём на восток, в Империю, в верховья. Думаю, Императрица Сухайя войдёт в наше трудное положение и мне поможет. Даст корабль и охрану. Дальше мы с востока, Северным Морским Путём обогнём континент и мимо миминов, мимо тысяч мелких прибрежных островков выйдем к устью Большого Стрыя.
А там мы дома.
Не пройдёт и пары, другой месяцев, как всё кончится, — безмятежно улыбнулась она.
— А потом? — телохранитель настороженно смотрел на неё.
Потом? Потом, мы вернёмся, — как-то вдруг сразу изменившись, неприятным тихим голосом жёстко проговорила княжна. — Кто-то ведь должен ответить за нашу сегодняшнюю милую прогулку под землёй.
Думаю, городская канализация с нечистотами маленького вонючего городка, хоть и называемого в этом захолустье столицей, не место для наследной княжны Подгорного княжества. И те, кто нас туда загнал, должны будут за это ответить.
Пусть даже сами они о своей вине ещё не знают, — едва слышно прошептала она.
Пришла пора готовиться к войне за берега Стрыя. Главное, на сегодняшний день сделано. Самого грозного и самого последовательного нашего врага — Тару из Сенка, мы с руководства Речной Стражи убрали. Жаль, что сам легион от того мало пострадал. Только молодняк выкосили.
Ну, да ничего, — снова улыбнулась она вдруг ставшей какой-то неприятной, хищной ухмылкой. — Лиха беда начало
Только вот, — качнула задумчиво на головой, — из Амазонии, всё таки придётся убираться. Гибель нескольких тысяч молодняка кое-кто нам не простит. Никогда.
Казалось, сам воздух в Парадной Зале Церемониальных Приёмов Большого Императорского Дворца Столицы Империи Ящеров потрескивал от царившего во дворце с самого утра чудовищного напряжения. И если присмотреться, то заинтересованному глазу отчётливо можно было увидеть, как с края церемониального одеяния Императрицы, надменно восседающей на Большом Имперском Троне Императоров, медленно и беззвучно срываются маленькие голубоватые молнии, не видимые простому глазу, но, тем не менее, весьма и весьма ощутимые.
Некоторым, особо впечатлительным ящерам даже казалось что сами маленькие, рудиментарные волоски на руках и на теле невольно шевелятся, самим своим шевелением передавая всё более и более растущее напряжение в зале Приёмов.
В Столицу прибыли долгожданные подарки от новых старых кланов, давно и с нетерпением ожидаемые Императрицей Сухайей, и сегодня проходило Представление Этих Подарков. И множество придворного населения Столицы уже заранее готовилось расстаться с головой. А если и не с головой, то уж точно с какой-нибудь другой, не менее значимой и драгоценной частью своего тела. Например — с шеей.
Смело заявившие этой весной о своём новом возрождении, старые кланы теперь не менее смело, вернее сказать — грубо и нагло попрали все освещённые веками имперские традиции. Ну а то, что дарение Императрице подарков освещено веками было только в воспалённом жадностью мозгу придворных лизоблюдов, имевших с того свой весомый кусок, холуи из дворца старательно сделали вид, что уже не помнят.
И теперь им приходилось платить за собственноручно выпестованную и взлелеянную за прошедшие годы новую традицию.
— Где послы? — прошелестел по притихшему в страхе залу тусклый, невыразительный голос Императрицы. — Где они? — повторила она вопрос, чуть повысив голос.
Ответа не было. Казалось, все в зале в миг вдруг потеряли способность говорить.
Я тебя спрашиваю, — тихо повторила она, глядя прямо перед собой и казалось, никого вокруг не замечая. — Тебя, Моего Начальника Имперской Безопасности.
— Их и не было, — проскрипел в тишине хриплый голос начальника имперской контрразведки Сум Га Чиа Ду.
Тихий, невыразительный голос, раздавшийся откуда-то из угла зала, как-то разом всколыхнул замершую в ужасе толпу придворных. Известный ранее лишь по слухам и только по имени, по рассказам редких счастливчиков, невероятным чудом сумевших выскользнуть из загребущих лап Безопасности, он был живой легендой. Никому не известный, которого никто в столице ни разу не видел, а лишь слышал, что есть такой… И который вот сейчас, в эту страшную для всех придворных минуту, внезапно проявивший себя здесь, в этом зале.
Весьма дальний и мало кому ранее известный бедный родственник молодой Императрицы. С которым до сего момента многие из придворных здесь во дворце встречались, но которого ранее никто из-за его бедности старательно не замечал.
Подарки оказались подкинуты этой ночью к дверям канцелярии Вашего величества, — неспешно пояснил он, словно не замечая в ужасе отшатнувшихся в сторону стоявших ранее рядом с ним соседей, — вместе с пояснительной запиской, где было сказано, что это такое и от кого.
Никто не посмел вскрыть подарки без вас. Также как и не посмели скрыть их наличие, хотя уже было ясно, ЧТО это такое. Вы должны знать, моя Императрица, ЧТО Вам прислали. Вы всё должны знать!
— Знать, кто прислал! И что прислал!
— Новенькие? — устало прикрыв глаза, Сухайя старалась не смотреть в сторону мерзости, нанёсшей ей сегодня утром столь чудовищное оскорбление.
Тухлая, полуразложившаяся тушка гигантского рака с преднамеренно отрубленной каким-то, явно тупым лезвием головой. Тщательно заспиртованная в вонючем, белесовато мутном растворе, называемом в тех краях, откуда пришли 'подарки', самогонкой, о чём совершенно недвусмысленно было сказано в записке. Растворе, который только чьё-либо больное воображение может принять за тот прозрачный, божественно прекрасный напиток, представленный ей ранее этой весной.
Намёк, более чем прозрачный, — медленно проговорила она, многообещающе мстительно прищурясь.
Императрица вдруг скупо улыбнулась, собственному каламбуру. Прозрачный намёк на мутную, дурно пахнущую сивухой самогонку, в которой плавала полуразложившаяся отрубленная голова и тушка рака…
И за меньшее, в столице Империи, ЕЁ Империи, можно было расстаться с головой
— Старые кланы, — донеслось до неё едва расслышанное ею негромкое слово, буквально чудовищным молотом вдавившее её в имперский трон.
— Старенькие, — тихо повторила она, неприятно, многообещающе улыбнувшись.
Что сделано, чтобы поймать послов?
— Ищут, — безмятежно отозвался странный, невзрачный какой-то ящер, до того мирно, не выпячиваясь стоявший в стороне, за спинами придворных, и теперь вдруг резко, на весь дворец заявивший о себе. — Посланные в вдогон лодьи не вернулись. Ни одна. Что с ними — пока неизвестно. Попытка прочесать портовый квартал с целью поиска недавно пришедшего или покинувшего порт судна, на котором могли бы, — выделил он это слово, — неизвестные лица появиться в столице, ничего не дала. Способ доставки пока неясен. Ничего!
Не всех, но многих столичных сыщиков нашли этим утром по разным канавам с перерезанным горлом. Очень многих!
Подчёркиваю, моя Императрица. Очень многих! — жёстко повторил он. — А это значит, во дворце поселилась измена.
Стоявшие рядом с ним несколько ящеров придворных, ранее с неподдельным удивлением разглядывающие странного, невзрачного человечка, словно заговорившего вдруг каменного, немого до того истукана, заполошно шарахнулись в стороны. На лицах их был написан настоящий ужас. До них только что, только сию минуту дошло, с кем они рядом стояли. Со страшным ящером, главой ненавистной, всеми презираемой, но от того не менее страшной Службы Имперской Безопасности.
— Найди мне их Сум Га, — проскрипел тихий, ставший вдруг страшным своей невыразительностью голос Императрицы. — В котлах дворцовой кухни явно образовался недостаток мяса. И поторопись с остальным. Измена трону здесь, во дворце, должна быть выжжена калёным железом.
А там! Там мы разберёмся потом.
Императрица медленно подняла опущенный ранее в пол тяжёлый, мёртвый взгляд, и замерла, уставившись на Запад, в сторону большого, по обычаю распахнутого настежь большого окна парадной залы, из которого проникали в залу щемящее душу запахи поздней осени и звуки шумящего за окном большого столичного города. Стоящих в Приёмном Зале придворных она как бы ни видела, словно их уже не существовало.
Словно ледяным ветром прошлось по толпе, в ужасе прижавшихся к стенам. Что такое обвинение кого-либо в измене здесь уже хорошо знали. Недолгие ещё годы правления молодой Императрицы уже оставили для всех недобрую память. И сейчас на ВСЕХ явственно пахнуло ветром ещё больших перемен.
Бывший командир второй сотни первого правобережного отряда поисковиков, носивший когда гордое родовое имя Гур де Туар, а теперь разжалованный трибуналом просто — Старик Гур, в этот момент тихо посапывал когда-то перебитым в лихой схватке носом, удобно устроившись в старом убежище, предоставленном ему его давнишними приятелями контрабандистами. Могучее, большое тело бывшего сотника в этот момент мирно почивало в старом, знакомом ещё по далёкой юности убежище, удобно развалясь на старых, гнилых досках, а седая голова уютно устроилась на мягких коленках не старой ещё гейши Тиайши, его давнишней, доброй знакомой ещё с тех давних, прошедших времён бурной, счастливой молодости.
— 'Старая любовь не ржавеет', - вяло думал он, уютно устроившись на мягких, каких-то домашних коленках давнишней подруги.
То что за прошедшие годы многое могло измениться, он старался сейчас не думать, иначе в сердце прокрадывался мертвящий холод тяжёлого предчувствия, от которого он никак не мог избавиться.
'Отход с дела', как они обычно в своей среде называли бегство с места преступления, на этот раз сразу не удался. И это поначалу вселило в него лёгкую тревогу, потом быстро сошедшую на нет под тихими ласками старой подруги. Точнее сказать, не удался именно быстрый отход, потому как, запасной вариант на случай переждать первый всплеск активности имперских ищеек, весьма даже и удался. Если, по крайней мере, судить по мягкости коленок старой подруги.
С сожалением он должен был сам для себя признаться, что сказалась его жадность, а точнее элементарное нежелание платить тех буквально бешенных денег, что с него запросили за такую банальную ерунду, как тихая эвакуация из столицы.
Денег, полученных им за эту шутку — доставку ржавого металлического чана с вонючим грузом к задним дверям имперского дворца передачу какой-то запечатанной записки, должно было ему хватить на всё. Если и не на всю оставшуюся жизнь, то, по крайней мере, надолго. И всё равно, ТАКИХ денег было жалко. Да и платить СТОЛЬКО, за ТАКУЮ ерунду…
Но ничего! Старый ящер надеялся переждать первую, самую активную волну поисков в схроне, а потом спокойно убыть восвояси. И переждал. Хоть и протомился в этом поднадоевшем ему, с затхлым, пыльным воздухом закутке целую неделю.
'Слава Всевышнему, что ожидание кончилось', - мысленно порадовался он концу ожидания.
На изборожденном глубокими морщинами лице старого сотника не отразилось ни малейшей эмоции. Час назад Тиайша передала ему записку с шифрованным известием. Можно уже было выдвигаться в порт. И с привычным терпением бывший сотник ждал только темноты, чтоб отправиться в порт, где его уже должны были ждать старые знакомые контрабандисты. С ними ранее, в бытность свою командира сотни трофейщиков, он ранее часто имел с ними дела, появляясь со своим специфическим товаром в Империи. И с кое с кем из этих старых компаньонов он ещё до начала этого 'дела' сразу договорился, ещё до начала операции. И всем им давно уже было за всё заплачено, а теперь только и оставалось лишь дождаться оговоренного часа и спокойно, без проблем, тихо убыть.
Мягкая улыбка коснулась губ старого ящера, бывшего командира, бывшего сотника и бывшего трофейщика, выгнанного со своего давно ставшим привычным, тёплого места, за бездарный провал порученной ему важной операции, за потерю людей и ценного имущества. Теперь, после доставки, он с лихвой компенсировал свои прошлые потери. Наниматель оказался весьма и весьма щедр.
Глаза его медленно закрылись и старый ящер со счастливой улыбкой на губах, слегка тронувшей его губы, мирно погрузился в беззаботный, детский сон, словно на миг снова очутился в своём давнем, беззаботном детстве.
Внимательный взгляда, полный неприкрытого презрения. искоса брошенный на заснувшего былого приятеля из-под прищуренных век старой шлюхи, он уже не увидел. Подсыпанное в бокал со старым выдержанным вином снотворное, действовало неумолимо. Ссориться с Имперской Безопасностью, из-за такого пустяка как старая любовь, уже немолодой, не раз битой жизнью столичной шлюхе, уже собравшейся на пенсию в свои полных двадцать шесть лет, не стоило. Даже в память о счастливых годах давно прошедшей юности. Неумолимо надвигающуюся старость даже старые шлюхи не желали провести в стылых бараках новых имперских каменоломен.