3


Никогда еще Ксавье так не робел, как в тот момент, когда сел у телефона, собираясь позвонить первый раз Доминик. Он уже понял, что сама она о себе не заявит. Девушкам нравится не выбирать, а быть выбранными. Она представлялась ему именно такой: недоверчивой, насмешливой и ожидающей принца, который увез бы ее в свое царство и до конца дней оберегал бы от жизненных невзгод.

Может быть, еще рано и она не проснулась? Сейчас ему достаточно набрать всего несколько цифр, и он услышит знакомый голос. Ксавье сосчитал до трех, но с места не сдвинулся, осознав, что в эту минуту действительно может разрушить хрупкий и прекрасный мир своих мечтаний.

Им овладело беспокойство. Он боялся оказаться смешным, услышать хихиканье и пустые отговорки, показаться глупым из-за банальных в подобных случаях попыток оживить воспоминания. Даже первое слово «алло» вызывало у него страх. Каким оно будет: резким, удивленным, мягким, безразличным, очень сдержанным или учтивым? Эти четыре буквы позволили бы ему определить тон разговора. Он мог бы попытать счастья, а в случае неудачи положить трубку, не произнеся ни слова, хотя потом все же сожалел бы о том, что не проявил решимости и самообладания. Горькое чувство от упущенной возможности покончить с одиночеством замучило бы его, доведя до болезненных галлюцинаций.

В последнее время он часто грезил о Доминик, мечтая о счастье жить с нею, подолгу гладить густые, непокорные волосы, упиваться ее взглядом, просыпаясь рядом с ней, — взглядом, в котором светилась ее душа. Он задыхался от тоски, не оставлявшей его. Ксавье целыми часами сидел без дела или вдруг раздражался и начинал отшвыривать от себя журналы, сигареты, зажигалку, нервно ходить по комнате.

Он установил себе время: «Я позвоню в 9.05», но потом перенес звонок на полдесятого, надеясь, что его планам не суждено будет осуществиться из-за того, что произойдет нечто экстраординарное, например, на бульваре упадет метеорит, в соседней квартире возникнет пожар или, по крайней мере, позвонит отец, который своими разговорами мог занимать линию целую неделю.

Однако время истекло, ничего не произошло.

Ксавье подошел к столику, на котором стоял аппарат, но дотронуться до него не решился. В раздумье потоптавшись на месте еще пару минут, он наконец решительно снял трубку и принялся набирать указанный на визитке номер. Послышались короткие, частые гудки: линия оказалась занятой. Эта отсрочка принесла облегчение и вместе с тем повергла в отчаяние.

Придвинув кресло поближе к окну, выходившему во двор, он постарался отвлечься, наблюдая за террасой. Однако шторы в этот час там были еще опущены. Он снова начал нерешительно нажимать белые кнопочки с красными цифрами, полагая, что уже теперь его звонок наверняка раздастся в квартире Доминик. В его воображении она сейчас представлялась ему такой же очаровательной, какой он запомнил ее после случайного знакомства в купе.

Услышав ответ, он весь напрягся, стараясь догадаться, кто подошел к телефону, однако ему не удалось определить, был ли этот голос Доминик или же ее матери.

— Я сейчас посмотрю, — сказала женщина, — проснулась ли она.

Проснулась? Ксавье улыбнулся. Значит, она, возможно, еще до сих пор спит. Он подумал, что такая девушка, вероятно, просыпается не раньше десяти часов утра. Напряженно вслушиваясь в наступившую тишину, он представлял себе квартиру Доминик как некое темное пространство, окутанное непроницаемой тишиной. Никаких признаков движения, лишь его собственное приглушенное дыхание. У Ксавье создалось впечатление, что он опустился в мягкую темноту. От беспокойства у него началось сердцебиение, и он нервно закурил, стряхивая пепел в старинную серебряную пепельницу, изображающую рыбку.

Наконец в трубке послышался отдаленный, едва уловимый звук открывшейся двери, шуршание по ковру домашних туфель, шелест легкой ткани ночной рубашки, густых мягких волос около микрофона, и с замиранием сердца Ксавье почувствовал возле своего уха легкий вздох Доминик. Охрипшим от сна голосом она безразлично спросила:

— Алло… Кто у телефона?

Он был готов бросить трубку.

— Это Ксавье Парада. Вы меня помните? Мы вместе ехали в поезде.

На секунду на другом конце провода возникла пауза.

— Ах да! Очень мило, что вы позвонили. Как поживаете?

Снова наступила тишина. Он пытался подобрать подходящую фразу, чтобы продолжить разговор. Перед его глазами появилось ее заспанное личико, приоткрытые губы в нескольких сантиметрах от телефонной трубки. Он слышал ровное, спокойное дыхание Доминик.

Обладая тактом, Ксавье не мог уподобиться тем, кто сразу же заявляет «я часто вспоминал вас» или «хотите, проведем вместе вечерок?», и заговорил о дожде и ясной погоде. Как мужчина, испытывающий страстное влечение и боявшийся сделать или сказать что-нибудь не так, Ксавье чувствовал себя не в своей тарелке. Он был способен беседовать сейчас только о погоде и о здоровье, не желая навязываться. Вероятно, Доминик при этом лишь поводила плечами со скучающим видом.

— Вы хорошо отдохнули?

— Как вам сказать… Было очень жарко. Я часами сидела с книгой в шезлонге.

— Вы, наверное, загорели.

— Да, и достаточно сильно, правда, я этого совсем не хотела. А что делали вы?

— А я купался. Для меня это огромное удовольствие. — Ксавье все же не удержался и спросил: — Доминик, вы завтра свободны?

— Завтра? Нет. Вечером я занята.

— А днем?.. Мы могли бы встретиться в кафе «Альзасьен», это мое любимое место, там подают отличное пиво.

— Мне очень жаль, Ксавье, но я уже обещала поехать с подругой по магазинам. Это наводит на меня скуку, но я дала слово. Теперь уже поздно отказываться.

— Хорошо, я позвоню вам в другой раз.

Он положил трубку.

С бульвара доносился гул моторов, солнечные лучи пытались сквозь шторы пробиться к нему в комнату. Телефон занял свое прежнее положение на маленьком столике из красного дерева.


Ксавье терпеливо выжидал, вычисляя каждый раз подходящий момент для телефонного звонка, опасаясь выдать свои чувства. Одиночество среди огромного количества книг угнетало его до такой степени, что, казалось, достаточно было бы сейчас кому угодно поманить его пальцем — и он бы тотчас же с радостью бросился к этому человеку. Ксавье утомила бесплодная любовь. Кроме того, он уже ощущал и ту подавленность, которую порождает однообразие, унылое существование, когда им не управляет никакой интерес, когда его не оживляют никакие надежды.

Он стал чаще названивать Доминик, почти каждый вечер, не произнося ничего, кроме беспечных извинений и обещаний позвонить снова. Эти постоянные телефонные звонки опьяняли его, словно девушку четверть часа легкого вальсирования. Он буквально не отходил от телефона, и дистанция между ним и мадемуазель Анисе постепенно сокращалась.

Важно расхаживая по комнате, он повторял про себя ее фразы, в его ушах непрерывно звучал нежный, чарующий голос Доминик, в котором ощущалась уверенность в своем превосходстве, даже когда она говорила: «Спокойной ночи, Ксавье».

В один прекрасный вечер, сидя, как обычно, в кресле с аппаратом в руках, он услышал:

— Хорошо, Ксавье, в субботу в шесть часов на Елисейских полях, около кафе «Альзасьен».

Загрузка...