Дом горячих сердец

ДОМ ГОРЯЧИХ СЕРДЕЦ

Серия: Королевство воронов. Книга 2

Автор: Оливия Вильденштейн

Переводчик: Siberian_forest

Редакторы: Siberian_forest, Marina_lovat,

Gosha_77, _Kirochka_, TatyanaGuda, enzhii

Вычитка: Siberian_forest, enzhii

Переложение для группы https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!

Пожалуйста, уважайте чужой труд

Словарь люсинского языка

Альтецца — Ваше высочество

биббина миа — моя малышка

буондиа — добрый день, доброе утро

буонотте — спокойной ночи

буонсера — добрый вечер

Калдрон — Котёл

кастаньоле — тесто, обжаренное в масле и обваленное в сахаре

корво — ворон

кугго — племянник

куори — сердце

долча — дорогая

долто (долта) — дурак (дура)

генерали — генерал

граци — спасибо

— ина / ино — уменьшительно-ласкательный суффикс для имен

Маэцца — Ваше величество

мамма — мама

маре — море

мерда — дерьмо

микаро (микара) — мой дорогой (моя дорогая)

ми куори — сердце мое

нонна — бабушка

нонно — дедушка

паппа — папа

пефаваре — пожалуйста

пиколино (пиколина) — малютка

пикколо — маленький

принчи — принц

санто (санта) — святой (святая)

скаццо (скацца) — оборванец (оборванка)

скуза — извини

серпенс — змей

сольдато — солдат

таре — земля

тиуамо — я тебя люблю

тиудево — я тебе должен

зиа — тётя

Словарь языка воронов

adh — небо

ah’khar — возлюбленный

ag — и

álo — привет

bahdéach — красивый

beinnfrhal — горная ягода

behach — маленький

bilbh — тупой

bìdh — еда

chréach — ворон

сúoco — кокос

Dádhi — папа

dalich — прости

dréasich — платье

éan — птица

fás — еще нет

fihladh — иди

fìn — вино

fios — знать

focá — черт

guhlaèr — хорошо

ha — я

ha’rovh béhya an ha théach’thu, ha’raì béih — До встречи с тобой, я не жил, а просто выживал.

Ionnh — мисс

ínon — дочь

khrá — любить, любовь

leath’cinn — полуворон

Mádhi — мама

mars’adh — пожалуйста

mo bahdéach moannan — моя прекрасная пара

moannan — пара

Mórrgaht — Ваше Величество

mo — мой

moath — север

murgadh — рынок

né — нет

ríkhda gos m’hádr og matáeich lé — еще немного и я его убью

rí — король

rahnach — королевство

rih bi’adh — Небесный король

sí — она

siorkahd — круг

siér — сестра

sé’bhédha — пожалуйста

tà — да

tàin — задница

Tach ahd a’feithahm thu, mo Chréach — Небо вас ждёт, мои вороны.

tapath — спасибо

thábhain — таверна

thu — ты

thu leámsa — ты мой

tuiladh — еще

uhlbheist — монстр

ГЛАВА 1

— Похититель стал пленником. Собирателя самого собрали…

— Мне кажется, ты слегка драматизируешь, Капелька.

Фибус плюхается рядом со мной в моей тюремной камере в Небесном королевстве.

— Боги, вот это матрас.

— Слишком мягкий.

— Нет такого понятия — слишком мягкий. Если, конечно, мы говорим не о пенисах.

— Мы говорим не о них. Мы говорим о гарпии с мужским лицом, который запер меня в своём каменном гнезде.

Губы Фибуса растягиваются в улыбке.

— Гарпия с мужским лицом. Как мило.

— Это не должно звучать мило. Это должно звучать оскорбительно.

Я сердито смотрю на потолок, который рассматривала в течение последних трёх дней. Удивительно, что мой испепеляющий взгляд не превратил деревянные стропила в труху или не истёр в порошок каменную крышу.

Улыбка моего друга становится только шире.

— Я бы с удовольствием обсудил твоего сексуального тюремщика, но я пришёл не просто так.

— Ужасные люди не могут быть сексуальными. А что касается твоего задания, если ты собираешься вытащить меня из этой комнаты, то мой ответ — «нет».

Фибус потягивается своими до нелепости длинными конечностями и зевает.

— Он принимает пищу только в своих покоях, так что ваши пути не могут пересечься ни в одной из таверн.

Ну, конечно. Лоркан Рибав не обедает со своим народом. Короли никогда так не делают. Я всё ещё не могу поверить, что вернула его к жизни.

И хотя я сама виновата в своих несчастьях, я никогда не прощу Бронвен за то, что она обманула меня с помощью своего дурацкого пророчества. Да, мне, вероятно, следовало в нём усомниться, а не бросаться выполнять её задание, как я бросилась в канал в ту ночь, когда Птолемей Тимеус начал угрожать моему змею, Минимусу.

Теперь, прежде чем бросаться куда-либо, я тщательно всё обдумаю.

— Скажи Сиб и Джиане, чтобы они зашли ко мне с бочкой вина. Ах, да, и скажи им, чтобы взяли с собой Антони, Маттиа и Риккио.

— Не получится, дорогая. Я единственный, кому разрешено заходить в твою спальню.

Я перевожу сердитый взгляд на Фибуса.

— Кто это ещё сказал?

— Большой плохой ворон.

— Змеиная задница, — бормочу я.

— Мне всегда было интересно… есть ли у змеев задницы, или только хвосты? А, может быть, их задницы прячутся в их хвостах?

Его зелёные глаза сверкают, и хотя я не сомневаюсь в том, что эти мысли посещали Фибуса много раз за последние двадцать два года его жизни, сейчас мне кажется, что он использует эти глупые вопросы для того, чтобы поднять мне настроение.

Только вот моё настроение нельзя поднять.

— Вообще-то это неправда. Есть ещё один человек, которому разрешено тебя видеть.

Я чувствую, что сейчас он произнесет имя моего родителя-ворона: «Кахол Бэннок». И, конечно же, именно эти четыре слога вырываются изо рта Фибуса.

Мой отец — это второй мужчина, которого я отказываюсь видеть. Я не готова к встрече с великаном, у которого кривой нос, квадратная челюсть и неподвижные губы.

Я всё еще не могу поверить в то, что родилась от него. И что меня родила не та женщина, которую я звала мамой всю мою жизнь, а ведьма из Шаббе.

Ведьма из Шаббе!

Мне ещё предстоит встреча с Лором, где он должен будет рассказать мне обо всём, но я уже поняла, что именно Бронвен подменила маминого — я имею в виду Агриппину — ребёнка на меня, и именно это лишило рассудка милую фейри, которую я люблю всем сердцем.

Если только Бронвен не поломала её разум для того, чтобы она держала меня — подменыша, рожденного от ворона и ведьмы из Шаббе — в секрете.

Наконец-то у меня складывается цельная картина произошедшего. Всё это кажется до ужаса логичным, и мне хочется взбежать на гору и найти Лора вместе с той прорицательницей с изуродованным лицом.

Я выпрямляюсь и так крепко сжимаю руки в кулаки, что фаланги моих пальцев белеют.

— Ладно. Идём в таверну.

Фибус моргает и говорит:

— Серьёзно?

— Да, серьёзно.

Он принимает сидячее положение и потирает ладони.

— О, теперь Сибилла мне должна.

— Должна?

— Она поспорила со мной, что ты никогда не выйдешь из своего укрытия.

— Я не прячусь.

— Ах, да, ты дуешься.

— Я не дуюсь.

Фибус улыбается.

— Стоит ли мне напомнить тебе о том, что людям не нравится, когда их друзья пребывают в меланхолии?

Он спрыгивает с кровати, идёт ко мне и протягивает руку.

— Ты ведь понимаешь, что твоя гарпия с мужским лицом вовсе не воплощение зла?

— Даже не смей принимать его сторону! Он запер меня здесь. Он меня обманул. Он использовал меня.

Я решаю опустить ту часть, где я первая решила использовать Короля воронов. Мне ещё предстоит рассказать своим друзьям о пророчестве, на которое я повелась.

А пока оно не пришлось к слову, зачем о нём вообще рассказывать?

При мысли о принце-фейри, которого я сделала королём, моё нутро закипает. И хотя Небесного короля я ненавижу сейчас больше, чем Земного, я не являюсь поклонницей Данте Регио, который бросил меня после всего того, что я для него сделала.

Данте не заслуживает ни грамма моего уважения. А что касается моей любви, то он потерял её в тот день, когда назвал меня предательницей и начал смотреть на меня, как на исчадие ада, жаждущее крови фейри.

Я даю Фибусу пять чуть более энергично, чем следовало.

— Ненавижу мужчин.

Когда он драматично вздыхает, я добавляю:

— Кроме тебя.

Он делает вид, что утирает лоб рукавом рубашки цвета зелёного яблока.

— Я даже немного разволновался.

— Я буду любить тебя всегда, если, конечно, ты не запрешь меня в каменном дворце и не бросишь там.

Его кадык опускается.

— Ты же знаешь, что, если бы я мог, я бы взял тебя с собой.

Я вынимаю свою руку из его руки.

— Пожалуйста, Фибс. Умоляю тебя. Не бросай меня здесь.

Мой голос срывается, хотя глаза остаются сухими.

Он вздыхает, после чего заключает меня в объятия.

— Ладно. Не брошу. Пока ты здесь, я останусь с тобой.

— Это не…

— … то, чего ты хочешь. Но это лучшее, что я могу сделать, если хочу сохранить при себе свои конечности.

— Они вырастут снова.

— Если только их не оторвёт железный клюв или коготь.

Я отступаю на шаг и выгибаю спину, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Тебе угрожал Лоркан или кто-то из воронов?

— Не совсем мне.

Я сжимаю зубы.

— Послушай, ты окажешь себе медвежью услугу, если уедешь отсюда. Я слышал, что в столице очень неспокойно. Многие фейри не очень рады тому, что Марко мёртв, и что вороны вернулись.

Я бросаю взгляд на окна, которые выходят на океан и на остров Шаббе вдали. Я не сомневаюсь в том, что Лоркан заставил меня смотреть на его розовые берега в качестве наказания. По этой же причине он поместил меня в комнату, смежную со своей.

К счастью, между нашими комнатами нет двери, а каменные стены блокируют все звуки, но я готова поклясться, что чувствую его присутствие с другой стороны. Несколько раз я просыпалась посреди ночи с отчётливым ощущением того, что его жёлтые глаза сияют из тёмного угла. Если он и наносил мне нежелательные визиты, то я его пока не поймала и не слышала, чтобы он говорил со мной через эту глупую мысленную связь.

Мне хотелось бы верить в то, что он не читает мои мысли, потому что я научилась закрывать своё сознание, однако я не испытываю иллюзий. Я сомневаюсь в том, что могу помешать всемогущему оборотню, способному создавать грозы и посылать видения, проникнуть мне в голову.

Лоркану либо стало скучно наблюдать за моими неприятными мыслями, либо он занят управлением своими черноглазыми пернатыми людьми.

Неожиданно моя голова дёргается назад.

— Какого чёрта ты делаешь, Фибс?

— Расчесываю этот жуткий беспорядок у тебя на голове, пока какой-нибудь ворон не принял его за гнездо. А теперь не двигайся.

Он снова дёргает мою голову.

— И чем ты меня расчесываешь? Садовыми граблями?

— Нет, хотя мне следовало попросить их у Лоркана. Твои волосы хоть и короткие, но они невообразимо густые.

Я поворачиваю голову, оставив множество волосяных фоликул в том орудии пыток, которое решил использовать Фибус.

— Ты ничего не будешь просить у Лоркана. Ты ничего не будешь должен этому мужчине.

У Фибуса хватает ума не пытаться меня успокоить. Когда он заканчивает мучить мой скальп, он направляется в сторону грота, прилегающего к моей комнате, который кто-то переделал в шкаф.

— И что же мы наденем?

— Я не буду переодеваться.

— Капелька, ты носишь одежду Джианы уже третий день. Нам надо найти для тебя…

— Я не буду надевать эту одежду. Я не знаю, кому она принадлежала.

— Она принадлежит тебе. Лоркан приказал сшить её…

Мой гневный взгляд заставляет Фибуса прервать свои объяснения.

— Гарпия с мужским лицом приказал сшить её исключительно для тебя.

Я приподнимаю подбородок.

— Это ещё одна причина не надевать её.

Он вздыхает.

— Ну, тогда хотя бы полей себя обильно духами, потому что ты пахнешь внутренностями ракушки.

Когда я прищуриваю глаза, он добавляет:

— Но я уверен, что этот запах приятен воронам. Я слышал, что они любят моллюсков.

Я жду, когда его губы шутливо вздёрнутся. Но он остаётся подозрительно серьёзным, поэтому я решаю посетить свою личную ванную комнату, которой отказываюсь восхищаться. Каждый раз, когда я начинаю испытывать хоть капельку удивления, я его подавляю.

Я перебираю множество флаконов с ароматическими маслами в глиняном горшке, отодвигаю в сторону куски мыла с сухими травами и цветами, которые напоминают мне о том мыле, что делала и продавала бабушка.

Я откупориваю один из сосудов, и моё сердце переполняется нежностью к женщине, что вырастила меня как родную. Я ненавижу себя за то, как ушла, и я ничего так не хочу, как оказаться в её объятиях. Стали бы её руки обнимать меня или оттолкнули бы?

Я наношу масло на запястья, а затем украдкой нюхаю свою рубашку, чтобы понять, действительно ли я пахну выброшенной на пляж ракушкой. Это не так.

Вот задница.

Фибус, вероятно, пытался заставить меня переодеться. Но если я надену подаренную мне одежду, это будет воспринято как объявление перемирия, а я готова предложить мир этому птицечеловеку, только если он дарует мне свободу.

Я вставляю пробку обратно в сосуд, возвращаюсь в спальню и нахожу Фибуса, рассматривающего нарисованную фреску, которую я отказываюсь признавать красивой.

— Я готова.

— К… войне?

Я улыбаюсь впервые за несколько дней.

— Нет, я готова напиться. А почему ты решил, что я выгляжу так, словно готова кого-то убить?

— Твои глаза. Они сверкают.

Я фыркаю, а Фибус сгибает руку, и я берусь за его локоть.

— Обещаю не причинять вреда тем, кто этого не заслуживает.

— Может быть, покидать эту комнату — не очень здравая идея?

И точно плети, которые могут расти из рук Фибуса, у меня на лице растягивается улыбка. Её корни проникают в мою грудную клетку и захватывают сердце. И как только им удается воодушевить мой омертвелый орган, в люк, в который затащил меня Лоркан несколько дней назад, влетает ворон.

Я становлюсь абсолютно неподвижной в надежде, что не знаю этого оборотня. Удача должна быть на моей стороне, потому что я знакома только с двумя воронами — а, по сути, с одним. Я ещё крепче вцепляюсь в руку Фибуса, когда чёрные перья превращаются в дым, который затем застывает, приняв вид мужчины с глазами лимонного цвета. Ну, почему из всех воронов Небесного королевства я должна была столкнуться именно с ним?

Взгляд Лоркана скользит по моему телу.

— Уже отдохнула, Behach Éan?

Я перевожу внимание на один из факелов, которые прикреплены к каменной стене, стараясь притвориться, что этот монстр королевских кровей не стоит сейчас здесь, в шаге от меня.

— Не обращай на неё внимания, — Фибус похлопывает меня по руке. — У неё всегда дрянное настроение, когда она голодна.

Я округляю глаза и перевожу взгляд на своего друга.

Своего бывшего друга.

Фибус прижимает мою руку своей рукой, чтобы не дать мне кинуться обратно в свою камеру.

— Мы собираемся это уладить.

Если он пригласит его присоединиться к нам, то я его…

Ещё один ворон приземляется рядом с Лорканом и перевоплощается в человека. Моё сердце снова замирает, и я молюсь всем фейским богам — хотя они вероятно не станут меня слушать, потому что я не их дитя — чтобы это был не мой отец.

И — вот так сюрприз! — это не он.

Это женщина с длинными чёрными волосами, которые сияют точно сапфиры, как и у Лоркана. Черты её лица такие же острые, как у её альтер эго. Она выпрямляется, и хотя её плечи не касаются тела короля, она стоит очень близко к нему.

И если вы меня спросите, то, как по мне — даже очень близко для подданной.

Хотя меня никто и не спрашивает.

Она мне не улыбается и не благодарит за своё возвращение. Может быть, она пока не обрела голос? Она поворачивается к Лору и говорит что-то на их языке, доказывая, что с её голосовыми связками всё тип-топ.

Он кивает, не сводя с меня глаз.

— Имоген, познакомься с Фэллон. Она дитя Катола.

Имоген прищуривает глаза, поэтому я прищуриваюсь на неё в ответ. Я знаю, это по-детски. Наконец, она кивает. А я нет.

Он идёт в сторону арочного проёма, под которым стоим мы с Фибусом.

— Надеюсь, тебе понравится наша еда, Фэллон.

Я стараюсь улыбнуться ему всеми зубами.

— Ты же знаешь, как я люблю падаль.

Медленная улыбка расплывается на его лице, и хотя он не показывает своих зубов, я чувствую как они прижимаются к его губам.

— У нас предостаточно семечек для птиц. Фибус, убедись, чтобы её сытно покормили.

Мой друг, который больше мне не друг, широко улыбается.

— Имоген, в мои покои. Сейчас же. У нас ещё есть работа.

Я не провожаю его взглядом, но замечаю то, как она следует за ним.

Она держится так близко к нему, что, если бы они были сейчас в своём другом обличье, её голова находилась бы у него над хвостом, в районе того углубления, которое я когда-то приняла за кнопку детонатора. Я отгоняю этот образ и тащу Фибуса вперёд.

— Пошли уже, оставим их заниматься своей работой.

— Похоже, кто-то ре…

Я толкаю Фибуса локтем под рёбра, прервав его речь и сбив дыхание. Дверь уже закрылась, но у этих оборотней исключительный слух.

И к тому же я не ревную.

Для этого я должна испытывать чувства к этому крылатому мужчине, а я их абсолютно точно не испытываю.

ГЛАВА 2

Небесная таверна, или «Awhawben», как, по словам Фибуса, она называется, выдолблена в серой скале Монтелюса. Толстые верёвки, на которых рядами висят стеклянные фонари, держатся на деревянных балках. Фитили во всех фонарях зажжены и озаряют светом тёмную пещеру. Да, здесь есть окна, но они такие же крошечные, как и в моей камере.

Меловые стены украшены фресками, изображающими пейзажи, как и стена рядом с моей кроватью. Я тщательно их изучаю, но не потому, что нахожу их красивыми. Мне также не кажется милым деревянный мезонин с бревенчатой мебелью.

Эта тюрьма, может быть, и находится на небе, но это всё ещё тюрьма. Никакое количество звёзд не сможет заставить её засиять. Подумать только, а ведь я умоляла Лоркана позволить мне взглянуть на всё это хоть одним глазком в тот день, когда мы пересекали горы.

— О, Боги, ты заставил её выйти из комнаты! — голос Сибиллы ударяет в мои барабанные перепонки.

Я замечаю её, машущую нам из-за столика в углу. Если, конечно, у помещения в форме яйца могут быть углы. Я рада, что стол находится под мезонином, а не прямо посередине, где все могут нас видеть, потому что все вокруг пялятся. В помещении становится так тихо, что я могу слышать, как опускаются ресницы на лицах, украшенных чёрными полосами и повёрнутых ко мне.

Поражённая их вниманием, я прижимаюсь к Фибусу и тащу его в сторону Сиб, которая сидит вместе с Антони, Джианой, Маттиа и Риккио.

— Ты не предупредил меня о том, что здесь будут люди.

— Это не только столовая, но и таверна. А поскольку ты когда-то работала в точно такой же, я решил, что ты сама догадаешься.

По какой-то причине, мне не пришло в голову, что мы повстречаем кого-то ещё кроме моих друзей и нескольких бочек с вином. Вышеупомянутые друзья смотрят на меня в такой же тишине, как и все остальные посетители. И хотя прошло всего три дня, мне кажется, что Джиана, Антони, Риккио и Маттио постарели на несколько лет. Стресс последних недель, очевидно, повлиял на них всех.

Сибилла отодвигает Риккио в сторону, чтобы я могла сесть на лавку между ними.

Джиана улыбается мне с другого конца стола, где она сидит рядом с Антони.

— И что ты думаешь?

— О чём?

Она указывает на таверну.

— О Небесном королевстве.

— Мне больше нравится земное. Оно более красочное.

Фибус, который опускается рядом с Риккио, откидывает назад волосы, доходящие ему до плеч, чем раскрывает свои заострённые уши. Я горжусь своим другом за то, что он не скрывает того, кем является, но я беспокоюсь, что какой-нибудь ворон может перевоплотиться в птицу и отклевать кончики его ушей.

— Она только успела дойти от своей комнаты…

— …камеры, — поправляю я.

Фибус закатывает глаза.

— От своей камеры до таверны, поэтому она мало что видела.

— Я видела более чем достаточно.

Я складываю руки на коленях поверх колючих штанов, которые одолжила мне Джиана после того, как приехала сюда вместе с Бронвен. Штаны топорщатся на моих бёдрах, которые стали такими же худыми, какими они были до моей первой менструации.

И хотя бабушка не фигуристая женщина, моя худоба ужаснула бы её. Но, учитывая обстоятельства, моё тощее тело вероятно не обратит на себя её внимания, когда она узнает о моём происхождении. Моё сердце больно сжимается при мысли о том, что она узнает об этом.

— Как ты? — голос Антони выдёргивает меня из мрачных размышлений.

— Ужасно раздражена. А ты?

— Мне не терпится заполучить свою лодку.

— На твоём месте, я бы не стала на это рассчитывать. Ты больше не нужен Лоркану, так что у него нет причины доставать для тебя лодку.

Гудение голосов вокруг нас прерывается, когда я произношу имя Небесного короля.

Светлые и густые брови Маттиа изгибаются.

— Он пообещал нам лодку, и он держит свои обещания. К чему весь этот негатив?

— Не знаю… — я пожимаю плечами. — Вероятно, это связано с тем, что он держит меня в заложниках.

— Потому что ты единственный человек, который не восприимчив к обсидиану и железу, Фэллон.

Риккио поднимает кружку с какой-то жидкостью к своим губам.

Благодаря Сибилле, которая ставит передо мной свой напиток, я узнаю, что это вино, но не то игристое вино, что мы пьём в Люсе; оно такое простое и земное, словно ягоды, нагретые на солнце, раздавили на глинистой земле. Как вкусно.

Но если меня спросят, я, скорее всего, притворюсь, что мне оно совсем не понравилось. Я осушаю металлический кубок и ударяю им по столу такого чёрного цвета, что он похож на обсидиан. Но его поверхность зернистая и на ней много сучков, как на дереве. Не говоря уже о том, что обсидиан опасен для воронов.

— Эй, Коннор, — кричит Фибус мужчине с тёмной кожей и чёрными глазами, который несёт поднос с напитками к соседнему столу. — Tuiladh fìn ag bìdh mars’adh.

Коннор отвечает кивком головы, а я сжимаю пальцы вокруг кубка, когда незнакомые слоги начинают на повторе прокручиваться в моей голове — twilaw fine ag bye marsaw. Ничто из этого не звучит знакомо, хотя мои познания в языке моего отца ограничиваются десятью словами или того меньше.

— С каких это пор ты говоришь на языке воронов?

— Со вчерашнего дня. Коннор даёт мне уроки.

Фибус глядит в сторону бармена — владельца таверны? Имеет ли здесь кто-нибудь какую-нибудь собственность, или всё принадлежит Лору?

— Зачем? — спрашиваю я.

— Я подумал, что это будет правильно, раз уж мы живём среди них.

— Вороны нам не враги, дорогая.

Сибилла обхватывает мою руку и нежно сжимает мои пальцы.

Я забираю у неё руку и возвращаю её на свои колени. Как она может так говорить после того, как они заперли меня здесь?

— В отличие от Данте, истинную сущность которого ты уже увидела, — говорит Джиана, а Антони следит за реакцией моего лица.

И поскольку я не хочу думать о Данте, как и не хочу обсуждать наши прошлые отношения, я меняю тему:

— И что ещё вы тут делаете, помимо того, что пытаетесь обратить себя в воронизм?

Риккио фыркает.

— Воронизм.

— Отдыхаем, исследуем, знакомимся с новыми людьми.

Джиа берёт крошку сыра с деревянной тарелки, заполненной кожурой от фруктов и потемневшими стеблями.

— Общаться с ними очень не просто, так как большинство воронов не говорят на люсинском, но некоторые помогают нам переводить.

Девушка с иссиня-чёрными волосами, заплетёнными в косы, и с ещё более чёрными глазами скользит по таверне так, будто она змей, а не птица. Она останавливается у нашего стола и улыбается. Не то, чтобы я ожидала, что она зарычит или закаркает…

Ну, хорошо, ожидала.

— Джиа, álo.

Джиана переводит взгляд на вновь прибывшую.

— Привет, Ифа.

— Найдётся местечко ещё для одного?

— Конечно.

Джиана пододвигается, чтобы освободить место для Ифы.

— Ты, должно быть, Фэллон. Мне очень приятно тебя познакомить.

— Познакомиться с тобой, — поправляет её Фибус.

— Ах, tà. Познакомиться с тобой, — говорит она, делая ударение в самых неправильных местах.

Люсинский язык звучит словно арфа, а язык воронов напоминает камни, несущиеся по руслу реки — грубый, сырой, гортанный.

Женщина улыбается, обнажив зубы, которые слегка искривлены, но они не портят её привлекательности — на которую явно обратил внимание Риккио.

— Ифа — сестра Имоген, — объясняет Фибус.

Под чёрной маской её макияжа я замечаю такое же маленькое перо, что украшает щёки каждого ворона.

— Ты уже знакома с Имми?

Воспоминание о помощнице Лоркана портит моё и без того уже скверное настроение.

— Мы столкнулись с ней и Рибавом по пути сюда.

Все присутствующие за нашим столом — и не только за нашим — затихают, когда Фибус называет фамилию Лоркана.

— Из нас двоих — я более милая.

Ифа наклоняется над столом, и её длинные косы рассыпаются по плечам, которые выглядят шире, чем плечи Джианы. Вероятно, всё дело в постоянных полётах.

Я пытаюсь вспомнить, выглядела ли Имоген такой же широкой, но в коридоре было темно, а я была занята тем, что пялилась на своего тюремщика.

— Мы с тобой так похожи, Ифа.

Сибилла улыбается своей старшей сестре дразнящей улыбкой, а та лишь закатывает глаза.

— Лично мне больше нравится Джиан…

Прежде чем Фибус успевает закончить фразу, Сибилла хватает апельсиновую корку с почти пустой тарелки и бросает её в красивое лицо нашего друга. Корка попадает в его высокий лоб и сползает по носу, после чего плюхается на стол.

— Что и требовалось доказать, Сиб, — говорит он, стирая костяшками пальцев липкий сок со своей кожи. — О, ты ещё за это заплатишь.

Она улыбается, словно понукая его отомстить ей. Что он обязательно сделает. Фибус всегда отвечает, но в отличие от Сиб, которая сначала делает, а потом задаёт вопросы, Фибс обладает непомерным терпением.

— Значит, Имоген работает с вашим королём? — спрашиваю я.

— Вашим королем?

— Моррготом. Или как там называет его ваш народ?

Это слово оставляет неприятный привкус у меня во рту, потому что долгое время я думала, что так звали Лоркана. То есть его птиц. Но Данте поправил меня и предоставил мне перевод этого слова: Ваше Величество.

— Ваш народ? — Ифа морщит лоб. — Кахол ведь твой отец?

— Ага.

Сибилла врезается в меня плечом.

Лоб Ифы разглаживается.

— Ты тоже ворон, Фэллон. Лоркан Рибав и твой король.

— Лоркан Рибав никогда не станет моим королём.

Моё признание вызывает злое шипение вокруг.

«Хм-м… Ничто не доставляет мне такого же удовольствия, как брошенный мне вызов, Behach Éan».

Я резко перевожу взгляд на вход в таверну, где ожидаю увидеть Лоркана. И когда я его там не нахожу, я осматриваю каждый тёмный угол в поисках золотых точек.

«Я не бросала тебе вызов».

«Но я чувствую, что именно это ты и сделала».

И хотя ответ возникает у меня в голове, мои губы всё равно произносят:

— Это не вызов.

— Что не вызов? — спрашивает Сиб.

— Ничего, — бормочу я.

— Думаю, Фэллон пошла в свою мать, — Риккио потирает щетину на своей челюсти. — Я слышал, что шаббианская принцесса была довольно красивой.

Кровь отливает от моего лица.

— Ты знаешь?

Я осматриваю присутствующих за столом в поисках нахмуренных лбов, но не обнаруживаю их.

— Вы все знаете?

— Лазарус нам рассказал, — тихо говорит Сибилла.

Она как будто чувствует, что если будет говорить громче, то я сорвусь.

Я оглядываю тусклую таверну в поисках гиганта-фейри с седыми волосами, но не нахожу лекаря среди посетителей.

— Он предположил, что мы уже знаем, так как об этом знал Антони, — добавляет Джиа.

Я перевожу взгляд на капитана лодки. И хотя его радужки такие же голубые, как у Данте, они почему-то кажутся сегодня темнее и похожи на океан, растянувшийся между Люсом и Шаббе, а не на полуденное небо.

— Как давно?

Он делает глубокий вдох, его челюсть становится такой же напряжённой, как и моя спина.

— С той ночи в лесу, когда ты встречалась с Бронвен.

В ту ночь он шёл за мной до того места, где меня ждала Бронвен вместе с Ропотом. Как же я скучаю по коню, на котором уехал Данте! Это ещё одна причина, по которой я ненавижу новоиспечённого короля фейри.

— Зендайя была невероятной красоты.

Ифа вздыхает, а к нам тем временем возвращается Коннор с кувшином, в котором, как я надеюсь, налито фейское вино, и с тарелкой, доверху заполненной овощами и фруктами, приготовленными на гриле.

Ни мёртвых животных, ни семечек.

— Была?

Я перевожу взгляд от разноцветной кучи еды на чёрную полоску, которая так похожа на всё остальное в этом королевстве.

— Она… умерла?

— Нет, — раздаётся ответ у меня за спиной.

Я разворачиваюсь на лавке, мой взгляд начинает подниматься всё выше… и выше… и выше.

— Твоя мать жива.

Хриплый мужской голос с люсинским акцентом заставляет мелкие волоски на моих руках встать дыбом.

Ифа резко вдыхает и бормочет что-то на языке воронов. Но я пропускаю её слова мимо ушей, потому что всё моё внимание обращено сейчас на мужчину, окутанного дымом.

— Àlo, дочка.

ГЛАВА 3

Время останавливается, пока я разглядываю мужчину, который меня создал; вот он мой неуловимый отец, о котором я только что узнала.

И хотя я уже встречала его в видениях, тот образ не идёт ни в какое сравнение с ним настоящим. В реальной жизни он выше, крупнее и гораздо страшнее.

Его нос выглядит так, словно когда-то на него упала гора, щетина на его челюсти такая острая, что ей можно распилить ствол дерева, волосы, доходящие ему до подбородка, похожи на грозовое облако, а его глаза… они такие чёрные, что кажутся темнее стаи воронов, что закрыла солнце в тот день, когда Лоркан пробудил своих людей. Эти глаза вобрали в себя всю ярость этого мира и сохранили у себя внутри.

Эта ярость и кровь, которую она воспламеняет, единственное, что роднит меня с этим мужчиной. В остальном же — мы совсем не похожи друг на друга.

Воздух рядом с Кахолом темнеет, наполняется ещё большим количеством дыма, и появляется ещё один ворон. Прежде, чем он успевает материализоваться, я уже знаю, что это Лор. Я не могу сказать, почему это происходит, ведь его туманная форма не выглядит темнее или гуще, чем у других воронов. Вероятно, я просто ожидала его прибытия, ведь он так любит маячить где-то рядом.

«Я не маячу; я присматриваю за тобой».

И у него ещё хватает наглости проговорить это у меня в голове!

«Я не ребёнок, Рибав, и мне больше не угрожает опасность, так что оставь меня, мать его, в покое».

Лицо Лоркана мрачнеет из-за того, что я использовала нецензурное выражение. С этого дня я решаю использовать его почаще.

— Не перенести ли нам эту встречу в более укромное место? — его низкий голос резонирует по всему помещению.

— Мне и здесь хорошо.

Я говорю это только для того, чтобы его позлить. По правде говоря, я бы не хотела, чтобы на меня пялилась кучка незнакомцев.

— Хорошо.

Его глаза вспыхивают и как будто делаются одновременно горячими и холодными.

— Fihladh!

Приказ Лоркана эхом отражается от каждого стеклянного фонаря и оконных стекол, что заставляет посетителей повскакивать со своих мест. А людям, сидящим за моим столом, он говорит:

— Пока я не дам знать, «Adh’Thábhain» закрыт. Пожалуйста, покиньте помещение.

Похоже, то слово, что он прорычал — «фило» — означает «уходите», или что-то типа того.

Ножки лавки скрипят по каменному полу, когда Маттиа отталкивается от стола и встает.

Только Сиб остается сидеть. Я даже не заметила, как она взяла меня за руку, пока её длинные шершавые пальцы не обхватывают мои.

— Если ты хочешь, чтобы я осталась, я могу.

— И я, — говорит Фибус, полустоя, полусидя.

Я не знаю, чего я хочу.

— Уйдите. Пожалуйста.

Голос Кахола звучит так низко и хрипло, что в нём даже слышатся ноты печали, но я, должно быть, неправильно истолковала его эмоцию, потому что этот мужчина не способен плакать так же, как я не способна пролезть в эти крошечные щели в камне.

Хотя я могла бы попробовать.

«Хорошо, что предупредила».

Прищурившись, я смотрю на Лоркана и сжимаю руку Сиб.

— Иди. Со мной всё будет в порядке.

Она и Фибус колеблются, но в итоге всё-таки устремляются в сторону огромных дверей, которые Коннор закрывает за ними, и помещение пустеет.

Лоркан кладёт руку на плечо Кахолу, заставив огромного мужчину вздрогнуть, после чего кивает на лавку, стоящую напротив меня. Не сводя глаз с моего лица, он обходит стол и так тяжело опускается на своё место, что дерево стонет.

Когда Лоркан садится на то место, где до этого сидел Фибус, мой желудок начинает урчать. И хотя запах еды кажется очень соблазнительным, я не думаю, что смогу что-нибудь проглотить. Кроме вина. Которое, вероятно, хорошо пойдёт. И поможет мне.

Я протягиваю руку к кувшину, но Лоркан опережает меня и наливает темного забродившего напитка в кубок, стоящий передо мной, после чего наполняет бокал для моего отца.

Я пью, а мой отец всё смотрит и смотрит на меня, словно я самое необычное существо, которое он когда-либо видел.

— Я думал, что ты умерла в ту ночь, когда Регио и его армия устроили нам засаду в храме Исолакуори. Я слышал, как генерал сказал…

Он закрывает глаза.

— Я слышал, как он сказал Марко, что у Дайи открылось кровотечение, с которым вышел ребёнок. Что дело сделано.

И хотя я сижу здесь, как доказательство того, что дело не было сделано, лицо моего отца всё ещё искажено, точно он заново переживает это кошмарное воспоминание.

— Но, конечно же, она нашла способ тебя спасти.

Когда веки Кахола распахиваются, его глаза оказываются влажными.

— Хвала Морриган, что там была Агриппина. Хвала Морриган, что она сохранила тебя в секрете.

— Почему она была там?

— Она была там, — говорит Лоркан, — чтобы предупредить Кахола и Дайю о засаде.

— Она пришла слишком поздно, чтобы спасти нас.

Печальная улыбка приподнимает губы моего отца.

— Но она пришла вовремя, чтобы спасти тебя.

— И как она меня спасла? Выловила меня из лужи крови?

— Дайя поместила тебя внутрь Агриппины, — медленно говорит Лоркан.

Неужели он считает, что темп его речи может помочь моему разуму разобраться в этой нелепой истории?

— Что значит — поместила меня?

— Твоя мать отправила тебя во чрево Агриппины.

Когда я хмурю лоб, он добавляет:

— С помощью магии.

Подождите… что? Я перевожу взгляд со своего отца на Лора и обратно множество раз. Меня перенесли в тело другой женщины магическим образом? Я уже подозревала, что меня подменили, но новость о том, что я сменила чрево, поражает меня. Хотя это объясняет, почему мой дед видел, как меня родила Агриппина.

Всю свою жизнь я жила в окружении фейри, обладающих магией стихий, но мысль о том, что меня подсадили, точно вирус, совершенно меня ошарашивает.

— Как она это сделала? Щелкнула пальцами и — пуф!?

Лор улыбается.

— Магия шаббианцев находится у них крови, никто из них не щёлкает пальцами. Хотя их пальцы может довольно сильно покалывать, потому что магические символы рисуют кровью.

Я изучаю кончики своих пальцев, ожидая, что они заискрятся, но на них ничего не блестит, кроме грубой кожи моих мозолей. И хотя я сомневаюсь, что мой отец или Лор сморщат носы, увидев мои совсем неженственные руки, я засовываю их под ноги.

— Откуда вы знаете, что я на самом деле дочь Дайи?

Лор стучит пальцами по столу.

— Помимо того, что ты во многом на неё похожа?

— Я думала, что я во многом похожа на женщину, которая меня родила.

Лор придвигается вперёд, и его кожаные одежды хрустят.

— Дайя послала Бронвен видение до того, как Мириам заблокировала её магию. Она попросила твою тётю присмотреть за тобой и отправить тебя разбудить меня, когда придёт время.

Эмоция, отразившаяся в глазах моего отца, оказывается такой сильной, что этот гигантский мужчина начинает плакать. Слёзы стекают по его макияжу, и он бормочет какие-то слова на своём языке, которые звучат очень мягко, несмотря на гортанное произношение.

Может быть, он клянётся отомстить всем тем, кто устроил им засаду? А может он плачет, потому что меня спасли?

— Что случилось с ребёнком Агриппины?

— У Агриппины был ребенок?

Ворон, напоминающий медведя, который сидит напротив меня, проводит рукой по своей мокрой шершавой щеке, размазав чёрную краску.

— Я подменыш, а это значит, что меня подменили. Получается…

Я высовываю язык и облизываю губы. Я не могу заставить себя произнести слово мать, не говоря уже о том, чтобы считать ею ведьму из Шаббе, которая даровала мне жизнь. У меня уже есть мать, и её зовут Агриппина. И хотя она, вероятно, меня не любит — а может быть никогда не любила — я не могу заставить своё сердце заменить её только потому, что у нас с ней разные гены.

— Получается, что Дайя растит ребёнка Агриппины?

— Агриппина никогда не была беременна, — отвечает Лор спокойным тоном.

Мои брови почти врезаются друг в друга.

— Я не… Я думала, что для того, чтобы получить подменыша, детей надо поменять?

На губах Лора начинает играть легкая улыбка.

— Магия шаббианцев довольно необычна.

Довольно? Она абсолютно невероятна.

— А где сейчас Дайя? В Шаббе?

— Мы знаем, что она точно не там.

Лоркан берёт побег спаржи с самого верха горы из овощей, которую Коннор поставил на наш стол, и подносит его к губам.

— Откуда?

— Потому что мы летали вокруг Шаббе в течение нескольких дней, и не нашли ни единого следа твоей матери.

Кахол, должно быть, сжал зубы, потому что его челюсть приобрела множество острых углов.

Я хмурюсь.

— Как это возможно?

— Бронвен считает, что Мириам могла заблокировать магию Дайи.

Лор откусывает хрустящий кончик белоснежными зубами, которые сверкают на фоне его тёмных губ.

— Мириам?

Это имя кажется мне знакомым?

— Мириам была любовницей Косты. Именно она приговорила нас и тех, чья кровь питает магический барьер.

Объяснение Лора заставляет наш прошлый разговор пронестись у меня в голове.

— Мириам также мать Зендайи. Она твоя бабушка.

Моя спина выпрямляется, точно все мои позвонки превратились в один длинный змеиный клык.

— Я прихожусь родственницей колдунье, которая приговорила ваш народ?

— Наш народ. Ты можешь не принимать своё происхождение, но ты такая же шаббианка, как и ворон, Фэллон.

Я поджимаю губы. Я не чувствую, что принадлежу кому-то или чему-то.

«Ты принадлежишь», — рычит Лоркан. «Принадлежишь…»

И прежде, чем он успевает добавить, что я принадлежу «небу» — которое он присвоил — или «розовой точке на горизонте», я спрашиваю:

— Если моя мать не на Шаббе, то, где она тогда?

— Я не знаю.

Мой отец обхватывает огромными пальцами кубок с вином. Металл скребёт по металлу, точно мел по доске. Проходит секунда прежде, чем я понимаю, что этот звук исходит от него, от его ногтей, который удлинились, загнулись и превратились в железные когти, хотя всё остальное тело остаётся человеческим.

— Я не знаю. Я её не чувствую.

Кахол сминает свой кубок, и вино выливается наружу.

Не чувствует её?

«Они пара».

Я моргаю.

«Партнёры могут чувствовать друг друга?»

«Да».

«Если он не может её чувствовать, откуда ему знать, что она жива?»

«Надежда».

Лоркан хочет сказать мне, что я должна надеяться? Или что мой отец не знает этого наверняка?

— Мы найдём её, Кахол.

Лоркан обхватывает пальцами один из кожаных наручей моего отца, которые вряд ли очень ему нужны, учитывая ширину его костей и мускулы.

— Мы найдем её и вернём домой. Но нам надо снять магическую защиту, чтобы остальные наши люди могли вернуться. Нам нужно больше рабочих рук.

— Ты хотел сказать крыльев?

Я поправляю его, прежде чем успеваю подавить своё желание это сделать.

«Сейчас не время и не место, Фэллон».

Мое нахальство заставляет две пары глаз посмотреть на меня. Но, с другой стороны, благодаря ему я вытаскиваю своего отца из бездны отчаяния.

— Разве не все они вернулись? — спрашиваю я.

Лоркан барабанит пальцами по столу.

— Вороны, которые нашли убежище на Шаббе, оказались заключены там.

В отличие от острых ногтей моего отца оловянного цвета, ногти Лора закругленные и бежевые. Они никогда не скользили по моей коже, но я отчетливо помню ощущение от его призрачных пальцев на своём теле. Он перестаёт барабанить пальцами, кладёт обе ладони на стол и сжимает губы.

«Что?»

Неужели он думал, что мне понравится, если меня будут трогать без моего согласия? Я перевожу внимание на своего отца.

— И как мы снимем магическую защиту?

— Мы подождём, пока один фейри, которого змеи притащили к берегам Шаббе, и которого сейчас пытает Прийя, не выдаст местоположение Мириам.

«Хорошие змеи».

— Или пока Данте не выяснит, где её спрятал его брат, — добавляет мой отец.

— Мой дед…

«Ты ему не родственница», — напоминаю я сама себе. Это, наверное, первый раз, когда я рада тому, что не принадлежу семье Росси.

— Ближе всего к Марко был генерал. Он должен знать.

— Твоего деда не достали из воды.

— Он жив?

— Если он и жив, то пока не объявлялся в Люсе.

— А что насчёт капитана Даргенто? — с надеждой спрашиваю я. — Его прибило к Шаббе?

От железных наплечников Лора начинает подниматься дым, словно этот мужчина собирается перевоплотиться в птицу.

— Нет.

Мой пульс ускоряется, когда я вспоминаю о гнусном фейри с чёрными волосами и янтарными глазами, который угрожал убить всех, кого я люблю.

— Он мёртв?

«Ещё нет. Ещё нет», — говорит Лор, а вслух добавляет:

— Имоген подслушала, как солдаты Данте болтали о чудесном возвращении капитана. И хотя мы его пока не видели, мы полагаем, что он вернулся на Исолакуори живым.

ГЛАВА 4

Мой желудок и сердце каменеют, когда я узнаю о том, что Сильвиус выжил.

— Хорошо, — говорю я в итоге.

— Хорошо? — выплёвывает Лоркан, словно у этого слова мерзкий вкус.

— Да. Хорошо.

Я сжимаю кубок, чтобы проверить, насколько он хрупкий. Он не хрупкий.

— Потому что я самолично хочу пронзить его сердце железным клинком.

Мой отец испускает дрожащий вздох.

— Что сделал с тобой этот мужчина, ínon?

«Инон»?

«Это значит «дочь» на языке воронов».

Объяснение Лоркана не делает это определение менее непривычным. Непривычным, но также… приятным. У меня есть отец. Он настоящий. Он совсем не такой, каким я его себе представляла, но я ему небезразлична. Или, по крайней мере, мне так кажется.

«Кахол очень сильно любит свою семью».

Я искоса смотрю на Лоркана, мой гнев немного утихает.

— Сильвиус Даргенто отвратительный человек, который угрожал убить всех, кого я люблю.

Мой отец всё еще сжимает деформированный кубок, который сминается ещё больше под его когтями.

— Этот человек когда-нибудь… обижал тебя?

— Нет. До недавнего времени он не осмеливался этого делать, так как боялся последствий. Ведь я была внучкой генерала и другом принца.

Выражение лица Лоркана становится мрачным, и, хотя я не могу считать его мысли, я чувствую, что причиной этому становится один или оба вышеупомянутых фейри.

Мой отец произносит что-то на языке воронов, и Лоркан отвечает. Его золотистые глаза сверкают за непрерывными струйками чёрного дыма. Жаль, что я не понимаю их языка.

Лоркан переводит свои прищуренные глаза на меня.

«Я отправлю к тебе учителя утром».

«Я сказала: жаль. Я не сказала, что хочу».

Плечи Лоркана подаются вперёд, и он опускает предплечья на стол.

«Значит ли это, что ты не хочешь убивать Сильвиуса?»

«Как ты пришёл к этому заключению?»

«Ты сказала, что хотела бы самолично пронзить его сердце».

Я скрежещу зубами, потому что больше всего я ненавижу, когда люди используют мои же собственные слова против меня.

Мой отец пропускает нашу перепалку, потому что его глаза прикованы к вину, разлитому вокруг его кубка.

«Как будет «папа» на языке воронов?» — спрашиваю я.

«Dádhi».

— «Даджи»?

Это слово звучит странно в моём исполнении, но совсем не ужасно.

Потемневшие глаза Кахола резко поднимаются с красной лужицы и останавливаются на моём лице.

— Что вы обсуждали с Лорканом?

В течение целой минуты он молчит. Он либо сбит с толку моим обращением к нему, либо решает, чем может со мной поделиться. Он отпускает кубок и берёт скомканную салфетку.

Вытерев руки, он говорит:

— Я предложил принести капитана сюда, чтобы удовлетворить твоё желание, но Лоркану не понравилась моя идея.

Я осматриваю каменные стены и фонари. Я, может быть, и воспринимаю эти гроты, как тюрьму, но для всех остальных это место — безопасный рай.

— Сильвиуса нельзя пускать в Небесное королевство; а вот мне следует разрешить его покинуть.

На пальцах Лоркана резко появляются когти и врезаются в эбонитовое дерево.

— Но тебе это не разрешено.

— Почему? Почему ты меня здесь запер? Я освободила тебя. Я вернула тебя к жизни.

— Пока магический барьер не уничтожен, ты единственная, кто может вытащить обсидиан из моей кожи. На случай, если Данте потеряет контроль над своими подданными. Или над самим собой.

Тёмные доспехи Лора начинают скрипеть из-за глубоких вдохов и выдохов.

— Я не могу допустить, чтобы моих людей прокляли в третий раз.

Мне, может быть, всё ещё не нравится вся эта ситуацию, но теперь я, по крайней мере, понимаю причину своего заключения.

— Значит, когда магический барьер будет уничтожен, я стану свободной?

Двое мужчин обмениваются тяжёлыми взглядами, что заставляет мой позвоночник вытянуться в прямую линию.

«Не скрывай от меня ничего. Не после того, что я для тебя сделала. Это не только нечестно, но и жестоко».

— Когда ты избавишь меня от проклятия навсегда, ты будешь… свободна.

Он колеблется, и это заставляет меня задуматься о свободе, которую он имеет в виду.

«К твоему сведению, я не считаю смерть вариантом свободы».

«Ты не умрешь».

Мрачное настроение Лоркана слегка меняется.

«Обещаю, Behach Éan».

Я киваю, немного успокоившись. Но остается ещё проклятие и тот, кто его должен снять — то есть я.

— Что значит «навсегда»?

Мой отец продолжает вытирать пальцы, хотя я подозреваю, что на них больше не осталось вина.

— Перед тем, как ты родилась — перед тем, как ты вообще была зачата — Бронвен предвидела, что у нас с Дайей будет дочь, которая сможет навсегда снять с воронов проклятие обсидиана.

Я раскрываю рот.

— Так ты поэтому считаешь, что именно мне суждено снять проклятие? Не потому, что я вытащила из тебя шипы?

«Верно».

Ого. А я-то считала себя лишённой магических способностей и бесполезной.

— А теперь рассказывайте, как мне это провернуть?

Лоркан вздыхает.

— Бронвен ещё не видела, как ты это сделаешь.

— Дайте-ка прояснить. То есть вы планируете держать меня в Небесном королевстве, пока Бронвен не посетит видение?

«Да».

— А что, если она сможет увидеть это только через шестьдесят лет?

— Мы находились в заточении пятьсот лет, Фэллон. И затем ещё в течение двадцати…

— Я не собираюсь проводить лучшие годы своей жизни, запертая в небесной пещере вдали от цивилизации.

Лор приглушенно фыркает.

— По-твоему, мы недостаточно цивилизованы?

Я качаю головой.

Моего отца, кажется, не так сильно задел мой комментарий, как Лоркана, потому что всё, на что он обращает внимание из сказанного мной это:

— Лучшие годы?

— В отличие от вас, я не бессмертна.

Но затем моё происхождение словно ударяет меня по голове.

— Так ведь?

— Пока твоя магия заблокирована, — Король воронов смотрит в сторону остекления, которое выходит на чащу ракоккинского леса, — ты не бессмертна.

Мой отец сглатывает, вероятно, потому что моё состояние напоминает ему о моей матери и её заблокированной магии.

— Это ещё одна причина, по которой ты должна остаться здесь, ínon. Здесь тебе ничего не угрожает.

— Не угрожает? Но здесь меня не ждёт ничего хорошего, — бормочу я, прикидывая, сколько туфель мне придётся сносить, разгуливая по каменным коридорам. — Я сделаюсь ещё более ненормальной, чем фейри под воздействием мочи эльфов. Если что, я только наслышана о её действии. К тому же я не фейри, так что их моча, вероятно, не действует на меня. А что на меня может подействовать, так это заточение в этом месте. У меня может развиться горная лихорадка. Вам это не надо. Поверьте. Спросите моих друзей. Они расскажут вам, какой невыносимой и безумной я могу быть.

Хотя, если подумать, лишись я рассудка, они, вероятно, сами выбросят меня из своего гнезда…

Мои метания заставляют Лоркана ухмыльнуться.

— Меня забавляют не твои метания, Фэллон, а ход твоих мыслей.

Неожиданно Кахол начинает задыхаться, его лицо краснеет… затем синеет. О, Святой Котёл, что он такое проглотил?

— Лоркан! — кричу я, потому что задница Лора всё еще сидит.

Кахол так неожиданно вскакивает на ноги, что опрокидывает лавку. Она издает такой же громкий стук, что и моё бешеное сердце. Я тоже вскакиваю на ноги, готовая перепрыгнуть через стол и начать надавливать ему на грудь. Я его только что нашла. Я не могу потерять его из-за… из-за…

Я осматриваю тарелку с едой, чтобы понять, что он мог съесть… спаржу? Морковь? Я не могу потерять своего отца из-за какого-то овоща.

«Он бессмертный, Фэллон», — слова Лора немного облегчают мои страдания.

— Ты не потеряешь его из-за еды.

— Нет.

Лоб моего отца начинает блестеть, когда он яростно кричит:

— Нет!

Я не… я не понимаю.

— Что происходит?

Лоркан наклоняет голову, не сводя золотых глаз со своего друга.

— Я собирался тебе рассказать.

Мои брови недоуменно изгибаются.

— Ты собирался?..

Мой отец сплевывает, а затем издает громкий смешок, который замораживает поток адреналина в моих венах. Придя в себя, он проводит обеими руками по лицу, ещё больше размазав макияж, и рычит как сельватинский леопард.

— Что, чёрт возьми, происходит? Это какой-то побочный эффект, вызванный долгим пребыванием в форме статуи ворона из обсидиана?

Мой голос звучит пронзительно, но ни один из мужчин не обращает на меня внимания.

«Нет».

Неужели Лоркан сказал это у меня в голове с улыбкой в голосе?

Я, видимо, придумала себе его восторг, потому что он выглядит сейчас, как посланник дурных вестей.

— Ты знаешь, как это работает, друг мой.

Король выглядит таким спокойным, в то время как моё сердце превратилось в воришку-полукровку, за которым гонится целый батальон фейри и пара змеев.

— Ты ведь, знаешь, что их не выбирают.

— Sí mo ínon!

Я чувствую, что мой отец прорычал сейчас что-то типа «она моя дочь».

— Я в курсе, Кахол, но могло быть и хуже. Она могла оказаться парой Айдона.

Испещрённое полосами лицо Кахола бледнеет.

— Кто такой Айдон, и почему мы обсуждаем возможность того, что я могу оказаться его парой?

— Как бы я ни хотел вернуть своих воронов из Шаббе, я был бы не против оставить его там.

Значит, Айдон — ворон, и, похоже, не самый любимый ворон Лора. Но этот факт не приближает меня к понимаю того, почему мой отец так сильно выбит из колеи.

Кахол зажмуривается и откидывает голову назад. Он как будто просит небо даровать ему силы.

— Если ты причинишь ей боль, Лор, тебе придётся молить Морриган о том, чтобы я тебя пощадил.

— Ты вообще знаком со своей дочерью? Велика вероятность, что мне понадобится твоё сочувствие, а не милосердие, — говорит Лоркан с кривоватой улыбкой, которую мой отец ему не возвращает.

— Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь, чёрт побери, происходит?

Когда Лоркан решает пригвоздить меня взглядом своих лимонно-желтых глаз, я упираю руки в боки.

— Что?

— Мне пора… — кадык Кахола опускается. — Мне пора улетать.

Он смотрит на меня, затем на Лоркана, после чего говорит фразу, включающую в себя имя моей биологической матери и Морриган, и долго жмёт руку Лору. Затем он пересекает таверну, медленно превращаясь в дым и, наконец, протискивается через щель под закрытыми дверями.

Я собираю всю информацию, которую они мне предоставили в ходе этой странной встречи, и перебираю её в голове, стараясь сгладить шероховатости, но многие из них остаются на месте.

— Ты помнишь, как проникла в то воспоминание вместе с Бронвен и мной на холме?

— Да. Она объяснила, что не может выйти за тебя, и что это расстроило её отца.

— Почему она не могла выйти за меня?

Лоркан встаёт и медленно обходит стол, приближаясь ко мне.

Я поворачиваюсь, когда он останавливается на противоположном конце моей лавки.

— Потому что ты её не устраивал.

Гарпия с мужским лицом улыбается.

— Как вижу, ты запомнила её речь слово в слово.

— Давай уже к сути.

Его глаза сияют, и я неожиданно оказываюсь на том холме. На этот раз я стою так близко, что замечаю невероятно зелёные радужки Бронвен, и заострённые кончики её ушей.

О, Боги. Бронвен — фейри!

В то время как мой рот раскрывается в удивлении, её рот раскрывается, чтобы произнести слова:

— Киан — моя наречённая пара.

Сбитая с толку формой ушей Бронвен, я даже не поворачиваюсь к Лоркану, когда он отвечает:

— Я слышал. Он не перестаёт болтать об этом с тех пор, как ты проникла в его голову.

Весь воздух выходит из моих лёгких, когда Лоркан отпускает меня из своего воспоминания и посылает мне другое, то, где я стояла перед ним обнажённой и спросила, о чём он хотел поговорить, а он сказал… он сказал…

Я выдираю себя из этого воспоминания раньше, чем его губы успевают произнести те слова, но они всё равно настигают меня в настоящей реальности:

— Но ведь это ты проникла в моё сознание, Behach Éan. Опять.

Мой шок настолько глубокий, что заставляет мою попу врезаться в стол и перевернуть винный кубок. Вино стекает вниз по моим ногам, намочив шерстяные штаны Джианы.

— Как это…

Моё горло настолько сухое, что мне приходится сглотнуть свою густую слюну несколько раз прежде, чем у меня получается задать вопрос целиком.

— Как это отменить?

Лор приподнимает чёрную бровь.

— Отменить?

Кажется, его это забавляет, что весьма нелепо, потому что в этой ситуации нет ничего забавного.

— Парные связи не заказанный ужин.

Я сжимаю край стола трясущимися пальцами.

— Но это… мы не можем… я протестую.

Этому мужчине хватает наглости посмеяться над моими разрушенными надеждами и мечтами. Не то, чтобы я всё ещё надеялась выйти замуж за Данте, потому что этот корабль давно уплыл, вместе с галеоном его брата. Но мне хотелось бы самой выбрать свою судьбу.

Неожиданное осознание останавливает мой внутренний хаос, и я пожимаю плечами.

— Ну и что с того, что между нами установилась мистическая связь?

Смех Лоркана сходит на нет, а его брови вытягиваются в линию.

— Что значит «ну и что с того»?

— Ты можешь проникнуть в сознание любого своего подданного. Значит, в том, что ты можешь проникать в моё — нет ничего особенного. А что до моей способности проникать в твоё сознание, я просто… ну, я не знаю… начну её подавлять.

Его зрачки расширяются, перекрыв золотые радужки.

— У ворона может быть только один партнёр, Фэллон. Один. Я ждал свою пару — тебя — несколько сотен лет, и в итоге получаю реакцию в духе «ну, и что с того?»

Хотя дым не вырывается из его ноздрей, он начинает сочиться из его чёрных кожаных доспехов.

— А какой именно реакции ты ожидал? Я не люблю тебя, Рибав. Ты едва ли мне нравишься. Откровенно говоря, не так давно я ненавидела тебя всем сердцем.

Между нами повисает тишина, тяжёлая и холодная, как шёлк Тарекуори. Я бросаю взгляд на дверь, в сторону которой мне хочется побежать, а затем на мужчину, от которого мне хочется убежать.

На мужчину, который принял то, что подбросил ему Котёл.

Кого подбросил ему Котёл.

Эта ситуация совершенно абсурдна. Браки по расчёту — это одно дело — и, по моему мнению, их нужно немедленно запретить — но парные связи… Боже, я не могу понять, чего я хочу: посмеяться над нелепостью всего этого, или очень громко высказать свои мысли.

Лоркан, должно быть, понимает, что моя воля сильнее любых доводов, которые он может привести, потому что контуры его тела расплываются. Когда прохладный воздух облизывает мою шею и проходится вдоль моей челюсти, я решаю, что он распахнул дверь таверны. Но порыв ветра заставляет мою шею откинуться назад так, что моё лицо оказывается напротив его размытого лика, и я понимаю, что воздух идёт не из двери, а исходит от его тени.

«Ты же знаешь, как я отношусь к вызовам, Behach Éan».

Мои щёки краснеют от раздражения.

— Ради святого Котла, это не вызов!

Я высвобождаю лицо из его призрачной хватки.

— Иди попόлзай по кому-нибудь ещё, Морргот. По кому-то, кому хочется твоего внимания.

«По кому-то вроде Имоген», — добавляю я мысленно, но поскольку мои мысли всегда оказываются у него в голове, он, должно быть, уловил их.

Его туманные глаза некоторое время глядят в мои, после чего исчезают, точно начищенные монеты, брошенные в самый тёмный канал. И хотя я пытаюсь выбросить этого мужчину из головы после того, как он уходит, а мои друзья возвращаются, он остаётся в моих мыслях, точно затхлый запах, и портит мне настроение.

Которое портится ещё больше, когда приблизительно через час или позже Имоген заходит в таверну с растрёпанными волосами, размазанным макияжем и покрасневшими губами, как у проституток в «Кубышке».

— Лоркан попросил меня передать, что твоя лодка прибудет утром, Антони.

В отличие от Ифы, её владение люсинским языком — безупречно.

Антони поднимает тяжёлый взгляд, который был прикован к моему лицу с тех пор, как он вернулся на своё место. Как и всем остальным, ему любопытно узнать обо всём, что было сказано. Но в отличие от всех остальных, он не стал меня пытать.

— Я думал, что придётся подождать ещё неделю.

— Как говорят фейри, он подёргал за ниточки.

Имоген бросает на меня беглый взгляд, после чего разворачивается на своих чёрных сапогах и возвращается туда, откуда пришла — вероятно, в покои Лоркана.

Похоже, этот мужчина не терял зря ни минуты.

ГЛАВА 5

Солнечные лучи проникают сквозь мои веки, и я издаю стон. Я не готова к началу этого дня.

Особенно после вчерашнего вечера.

Особенно после того, как я узнала, что Котёл решил, что я неспособна выбрать себе партнера. Конечно, у меня далеко не блестящая репутация, но я уверена, что в итоге выбрала бы идеального мужчину.

Я пытаюсь перевернуться на живот, но встречаюсь с телом — высоким, широким и тёплым телом. Я резко сажусь, точно игрушка-попрыгунчик. Когда я замечаю копну светлых волос до плеч, меня накрывает волной облегчения, за которой следует прилив тошноты.

Я бегу в помещение ванной и меня тошнит в унитаз. А когда я решаю, что мой желудок уже пуст, ещё больше жидкости поднимается наверх и обжигает мне горло. Я склоняюсь над металлической чашей и наблюдаю за тем, как мерзкая жидкость утекает сквозь дырку, размером с кулак, которая, по словам Ифы, ведёт в септик.

К сожалению, септик не сообщается с морем. Не то, чтобы я смогла пролезть сквозь эту дырку, но дыры можно расширять, если это необходимо. Учитывая, что отходы Небесного королевства утекают в грот, облицованный каким-то ценным камнем, который очищает их, а потом отправляет обратно в трубы, а затем кому-нибудь на голову, бурить дыру не имеет смысла.

Эта придуманная воронами система довольно странная, но очень хитроумная. Я мылась в душе на второй день своего заточения, и вода не воняла. Я смотрю на душ, размышляя о том, чтобы туда залезть. Вероятно, мне следует это сделать.

Словно в замедленной съёмке, я отрываю своё иссушенное тело от пола и ползу в сторону стены. Медленно переставляя руки по стене, я встаю на ноги и начинаю крутить металлический диск. Меня обдаёт прохладной водой, я закрываю глаза, поднимаю голову и прижимаюсь ладонями к гладкому камню.

Святой Котёл, я никогда больше не буду пить алкоголь.

Струя воды становится тонкой, а затем и вовсе прекращается. Может быть, я использовала все запасы Небесного королевства? Вряд ли это возможно, хотя со мной происходило множество невозможных вещей, так что я не стала бы зарекаться.

Я замечаю Сибиллу со сверкающими глазами, стоящую передо мной с мягкой серой тканью в руках и ослепительной улыбкой.

— Сиб?

Я убираю волосы со лба и тру глаза, чтобы понять, не спутала ли я свою подругу с вешалкой для полотенец.

— Кто-то сегодня ужасно весел.

— Ты в курсе, что ты принимала душ в рубашке и нижнем белье?

Я опускаю подбородок, что заставляет мой мозг встать на место, а тело — врезаться в стену позади меня.

Её улыбка становится всё шире и шире.

— Кто-то всё ещё пьян.

Мне приходится закрыть глаза, потому что её зубы слишком яркие.

Она вздыхает, а затем пальцами обхватывает край моей рубашки и стягивает её с меня.

— Тебе помочь с нижним бельём, или ты справишься?

— Я справлюсь.

Следующее действие заставляет меня растянуться на полу, но благодаря Сиб, я не добавляю синяков своей голове, в которой и без того уже гудит.

Когда я раздеваюсь, она оборачивает меня во что-то, напоминающее облако. Как бы мне хотелось, чтобы она использовала свою магию воздуха и высушила мои волосы, но Небесное королевство блокирует магию фейри. Как жаль, ведь плети Фибуса могли бы мне очень помочь с моим грандиозным побегом.

— Ну, серьёзно… что привело тебя в такое чудесное настроение? И откуда ты пришла?

— Из комнаты Маттиа.

Сиб играет бровями.

— И моё хорошее настроение также связано с белокурым моряком.

Мои глаза резко распахиваются, но мне начинает казаться, будто бабушка потёрла их своей жёсткой щёткой, поэтому я опускаю веки и щурюсь.

— Боги, мне надо было конфисковать тот кувшин с вином, когда ты решила, что мериться выпитыми кубками с Риккио это здравая идея.

— Во мне взыграл соревновательный дух.

— Ты из-за этого решила напиться небесного вина?

— Именно.

— То есть дело не в растрёпанных волосах Имоген и её размазанном макияже?

— С её волосами и макияжем было что-то не так? Я не заметила.

Сиб вздыхает.

— Ты можешь врать многим, но я слишком хорошо тебя знаю. Тебе хватило одного взгляда на лицо этой женщины-ворона, чтобы решить утопить себя в стакане.

Я подталкиваю большим пальцем ноги маленькую лужицу, которая скоро исчезнет в узких трещинках каменного пола.

— Меня не интересует эта женщина-ворон и её спутанные из-за секса волосы.

— Спутанные из-за ветра. Я готова поручиться, что прошлой ночью она рыскала по землям фейри, а не в личных покоях Лоркана. Кстати, о нём… ты всё ещё должна мне пересказ своего разговора с этим зловещим монархом. Говори. Я умираю от любопытства.

Всё еще размышляя о том, что Имоген, вероятно, не секс-богиня, каковой я её посчитала, я говорю:

— Он только сказал мне, что я играю очень важную роль в снятии проклятья, из-за чего он не может меня отпустить… блэ-бла-бла.

— Блэ-бла-бла? Это новое выражение?

— Вы все меня оставляете, — добавляю я, слегка надувшись, потому что, во-первых, мне не нравится, что она уезжает, и, во-вторых, я хочу, чтобы она перестала говорить о Лоре, так как я могу рассказать ей про парную связь, которой я совсем не намерена следовать.

Её улыбка тает.

— Ты попросила меня проведать твою бабушку и маму, и привезти твои вещи. Если ты хочешь, чтобы я осталась, я останусь.

Я вздыхаю.

— Нет, нет.

— Фэл…

— Нет. Поезжай. Только быстрее возвращайся. Может быть, даже с ними? Как думаешь, их можно уговорить переехать сюда?

Она поджимает губы и искоса глядит на кучу мокрой одежды на полу.

— Не обнадеживай себя, ладно?

Я пожёвываю губу, когда мы с ней возвращаемся в комнату, где Фибус всё еще спит мертвецким сном. Ну, по крайней мере, он остаётся. Я пытаюсь утешиться тем, что в королевстве Рибава у меня будет друг и союзник.

Когда я опускаюсь на кровать, Сиб исчезает в шкафу.

— Платье или штаны?

Её голос звучит приглушенно, словно она сейчас зажата между рядами невероятно плотной одежды.

— Ни то, ни другое.

Она появляется из каменного грота, держа в руках несколько вешалок, которые стучат друг о друга, словно кости.

Я качаю головой, что лишь усиливает пульсацию в моих висках.

— Я не надену ничего из этой одежды.

— То есть ты собираешься ходить в этом полотенце до конца дня?

Оно едва прикрывает мои интимные части тела. Я осматриваю комнату в поисках штанов Джианы, но не нахожу их.

— На одной из штанин было винное пятно, поэтому я их выбросила.

— Что значит, ты их выбросила? Куда?

— В твою стиральную шахту.

— Стиральную шахту?

Она кивает на шкаф.

— В этой стене есть дверца, которая ведёт в прачечную. Удивительно, что ты ещё не изучила свою новую комнату.

— Это не моя новая комната; это моё временное подземелье.

Сибилла закатывает глаза.

— Это самое прекрасное подземелье, которое я когда-либо видела.

— Это всё равно тюрьма.

— Зачем так громко спорить? Я сплю, — ворчит Фибус низким голосом.

— Действительно.

Сиб улыбается.

— Мы как раз собирались уезжать, Фибс. Я думала, что ты захочешь пожелать нам счастливого пути.

— Нет. Я просто хочу вернуться обратно в свой сон.

— Как грубо.

Сиб сдувает кудрявый чёрный локон с глаз. И хотя она ненавидит свои кудри, мне кажется, они делают её мягче.

— Итак, — она приподнимает два наряда, — платье или штаны?

— Полотенце.

Она бросает вешалки в изножье моей кровати.

— Какая же ты ворона.

Я завожу мокрые пряди волос себе за уши.

— И что это ещё значит?

— Что ты упрямая, — бормочет Фибс.

Краем глаза я замечаю его рубашку цвета зелёного яблока, и начинаю ковылять в её сторону.

— Ты же не возражаешь, если я одолжу твою рубашку?

— Единственное, против чего я сейчас возражаю, это ваша болтовня.

Я улыбаюсь.

Сиб морщит нос, когда я заменяю полотенце шёлковой рубашкой своего друга.

— Ты ведь понимаешь, что будешь пахнуть мужским потом весь день?

Фибус зарывается в помятые простыни.

— Я потею розовой водой.

Сибилла фыркает.

— Никто не потеет розовой водой, Фибс, даже чистокровные фейри.

Я нюхаю ткань, и, хотя она не пахнет, как розовый куст, она так же не так уж сильно пахнет мускусом.

Сибилла подходит к кровати, а затем прыгает на неё. Прямо на Фибуса, который начинает вопить.

— Я только хотела обняться. Ну на случай, если мы не вернёмся.

Я выпускаю ткань, которую всё еще нюхаю.

— Почему это вы не вернётесь?

Край рубашки проходится по мурашкам, которые покрыли мои бёдра.

— Ну, мы же помогли воронам вернуться.

Несмотря на то, что в голове у меня стучит, я окончательно трезвею и говорю:

— Вы также помогли Данте забрать трон.

Фибус заключает тело Сибиллы в объятия и помещает подбородок в изгиб её шеи. Он, вероятно, сдвинул свою челюсть, как он это часто делает, и только когда она вскрикивает и пытается отпрянуть от него, он понимает, что щекочет её.

— Если Данте коснётся хотя бы волоса на твоём теле, Фэллон натравит на него своего любимого ворона.

— У меня нет любимого ворона.

Он фыркает.

— Ложь-ложь. Как много лжи.

— Жаль, что она невосприимчива к соли…

Глаза Сиб сверкают, когда она прижимается щекой к груди Фибуса и смотрит на меня.

Фибус тоже смотрит, но как будто в другую сторону.

— Если Данте на кого-нибудь из вас нападёт, Сиб, я гарантирую, что Лор ответит ему тем, что отрубит кому-нибудь голову или пару конечностей. Представь, что будет, если он решит отрубить Регио его член?

— Член — это не конечность, Фибс.

Голос Сиб становится глуше, как будто раздаётся из канализации.

Я бледнею, когда вспоминаю об отрубленной голове Марко, а затем я, должно быть, падаю в обморок, потому что как только мои ресницы взмывают вверх, я вижу Сиб и Фибуса, которые склонились надо мной, сидя на корточках, и гладят меня по волосам, щекам и рукам.

— О, Боги, Капелька. Ты в порядке?

— Очевидно, что нет. Она только что упала в обморок. Зачем ты вообще вспомнил об отрубленных частях тела?

— Потому что я не до конца проснулся.

Фибус помогает мне сесть и держит меня, пока Сиб проверяет мой череп на предмет повреждений.

— Никому не будут отрубать голову или конечности.

— Нам могут отрубить, если мы сломаем человека, который должен снять проклятие Лора.

Сиб втягивает губу, словно всерьёз верит в то, что это возможно.

— Я в порядке. Честно.

— Ты просто упала, словно мешок с картошкой, — говорит Сиб, как вдруг раздаётся стук в дверь. — Войдите!

— Нет, — шиплю я, потому что это может быть Лор. Или мой отец.

На Фибусе надето нижнее белье, а на мне нет. Мне, наверное, стоит его надеть. Я тяну за край рубашки, чтобы прикрыть свои ноги, насколько это возможно.

— То есть, не…

Дверь распахивается.

— … входите, — тихо заканчивает Сиб, глядя на моего посетителя, который отворил дверь кончиками своих пальцев.

ГЛАВА 6

— Твоя будущая спасительница в порядке, — Фибус сглатывает и прячет своё огромное тело за моей спиной.

Поскольку мой друг не является скромником, я решаю, что он боится кары со стороны мужчины, который стоит в проёме моей двери с угрюмым выражением лица, покрытого свежим боевым раскрасом.

— В полнейшем порядке.

Сибилла сжимает моё плечо, впившись пальцами в кожу.

— Так ведь, Фэл? Так ведь?

Смятение моих лучших друзей могло бы вызвать улыбку на моих губах, если бы не присутствие Имоген рядом с Лорканом. Я не разрешаю себе задаваться вопросом, проводят ли они время отдельно друг от друга. Как по мне, они могут проводить вместе каждую чёртову секунду каждой чёртовой минуты каждого чёртового часа.

Пальцы Лоркана скользят по двери с железными шипами, и хотя он не улыбается, его глаза как будто вспыхивают. Вероятно, это всего лишь игра света, потому что солнце, которое светит сейчас сквозь узкие оконные стекла, попадает прямо на его лицо.

— Твои друзья настаивают на том, что хотят попрощаться, прежде чем их доставят к их новому судну.

Он опускает руку, и его наручи мягко проходятся по железным доспехам.

— Как мило с твоей стороны, что ты решил передать мне это сообщение лично. А то я уже было подумала, что у короля есть занятия поважнее.

Уголок его губ медленно приподнимается.

— Едва ли. Тем более, что на сегодня я уже закончил обезглавливать людей.

Резкий вздох Сиб разносится по моим покоям.

— Он шутит, Сиб.

Фибус, должно быть, совсем в этом не уверен, потому что секунду спустя его горячее дыхание начинает ударять в мочку моего уха.

— Так ведь?

— Лоркана называли Алым Вороном. А поскольку его оперение не алого цвета, предполагаю, что он получил это прозвище по другой причине.

Я одаряю Лора холодной улыбкой, прижимаю ладони к гладкому полу, переворачиваюсь на бок, а затем встаю настолько грациозно, насколько это возможно для человека без белья и в мужской рубашке.

Улыбка Лора исчезает, когда я направляюсь к двери.

— Твоя одежда, Фэллон.

Я гляжу вниз на свои голые ноги.

— А что с моей одеждой?

— Твоему наряду как будто много чего не хватает.

— И всё же… это не так. Ты не против подвинуться, Морргот? Я хочу обнять друзей.

Кожа под его татуировкой сдвигается, а затем дёргается, когда он смотрит вниз на глубокий V-образный вырез, в котором моя грудь кажется более оголённой, чем я привыкла.

«Я заполнил твой шкаф одеждой».

— Не мой шкаф, и не моей одеждой.

«Фэллон», — рычит он. — «Эта одежда была сшита специально для тебя. Она никогда не украшала никакое другое тело».

— Не хочу заставлять своих друзей ждать.

Он сжимает руки в кулаки, от которых начинает подниматься чёрный дым. Я ожидаю, что он перевоплотится в любую секунду, но, к моему удивлению, он остается стоять на двух ногах. И, что ещё более удивительно, он отступает назад, позволяя мне обойти его.

— Доброе утро, Ionnh Báeinach.

Имоген слегка наклоняет голову. И хотя её волосы заплетены в аккуратную косу, а макияж свежий, я вспоминаю о том, как она выглядела сразу же после своей… я бы назвала это работой, но Имоген не проститутка.

— Имоген, — говорю я и прохожу мимо её. — Приятно провела ночь?

— Да. Невероятно приятно.

Её взгляд скользит сквозь темноту в сторону её любимого короля.

Чья-то рука берёт меня за локоть. Почувствовав её знакомый вес, я перестаю быть той озлобленной девушкой, которой стала в этих стенах. Подумать только, скоро я не смогу коснуться этой руки. Я нахожусь в паре мгновений от того, чтобы начать умолять Сибиллу не уезжать, но я задумываюсь о её родителях и о том, как они, должно быть, переживают. Да, Джиана скоро будет дома, но одна дочь не может заменить другую.

Я соглашаюсь отпустить Сибиллу только под предлогом того, чтобы она достала мне мою одежду и проведала бабушку и маму. Может быть, я и застряла тут, но это не должно распространяться на неё.

— Я постараюсь получить аудиенцию у Данте, как только вернусь домой, — бормочет она. — Посмотрим, смогут ли они с Лорканом договориться.

— Договориться?

— Обеспечить тебе безопасность, чтобы ты смогла свободно гулять по Люсу.

Я не хочу лишать Сибиллу её оптимизма, но Лор никогда не разрешит мне покинуть эти стены. До тех пор, пока магический барьер не будет уничтожен.

— Сиб, если тебе удастся поговорить с Данте, обязательно скажи ему, чтобы он не доверял Даргенто.

Она кивает, а мы тем временем подходим к воздушной гавани, или как там они называют это трехэтажное помещение с узким стеклянным куполом, который должен будет скоро открыться. Я запрокидываю голову и смотрю на ярко-голубое небо. Я позволяю ему напитать меня и смыть всю серость этих неприступных стен.

И, конечно же, здесь уже стоят Маттиа, Риккио, Антони и Джиана в окружении нескольких воронов. Единственная, кого я узнаю, это Ифа, которая смеётся над какой-то историей, которую рассказывает ей Риккио. Её смех стихает, когда она замечает мои мокрые волосы и неподобающий вид.

Джиана подходит ко мне и начинает переводить свои серые глаза с меня на точку над моей головой. Я предполагаю, что это Лор, потому что эта точка находится слишком высоко для Имоген. Если только это не Фибус. Я решаю обернуться, и мой взгляд падает на Короля воронов. Несмотря на то, что его тело окутано дымом, очертания его шеи и напряжённой челюсти очень чёткие.

Он довольно сильно напряжён для человека, который блудил всю ночь. Я не планировала помещать эту мысль в его голову, но именно туда она и отправляется.

«Блудил? Ты, должно быть, перепутала меня с мужчиной, которому я готов выклевать глаза».

Моя шея хрустит из-за того, как быстро я поворачиваю голову к своим друзьям. Я замечаю Антони, который пялится на мои ноги.

— Течения разворачиваются, Греко, так что быстрее прощайтесь.

Голос Лора отражается от серых камней. Он такой же мрачный как то облако, в которое он медленно превращается.

— Я бы не хотел, чтобы твоё новое судно прибило к Шаббе вместо гавани Тарекуори.

Я втягиваю ртом слишком много воздуха.

«Ты им угрожаешь?»

«Я, конечно, могу быть собственником, Behach Éan, но ты скоро узнаешь, что я не настолько мелочный».

«И это говорит человек, который был готов выклевать кому-то глаза. И — ещё раз повторю — я не твоя».

Между нами повисает тишина, полная невысказанных фраз.

«Твои друзья будут в большей безопасности на Шаббе, так что это не угроза».

Джиана берёт мою руку, приподнимает её и крепко сжимает.

— Пообещай вести себя хорошо.

Меня поражают её прощальные слова.

Выражение моего лица, должно быть, выдает моё разочарование, потому что она вздыхает.

— Я знаю, как сильно ты хочешь отсюда уехать, но, пожалуйста, не надо.

Она говорит это тихо, но я не сомневаюсь, что окружающие нас вороны могут её слышать. Ведь их слух не имеет себе равных.

— Ещё столько всего надо сделать, мне не хотелось бы беспокоиться о тебе, помимо всего прочего.

На чьей она вообще стороне? Точно не на моей.

— Тогда не надо обо мне беспокоиться.

Я высвобождаю свою руку.

Её серые глаза вспыхивают серебром, когда она слышит мой резкий ответ.

— Фибс остаётся. Он сделает всё, чтобы она не попала в беду.

Сибилла сжимает мою руку, а затем отпускает её.

— Я вам не какой-нибудь непослушный ребёнок, — бормочу я.

— Да, Фэллон, ты именно такая.

Моё эго плюхается к моим ногам. Я, может быть, и юная, но это не моя вина. А что касается моего непослушания…

— Джиа хотела сказать, что ты бойкая и немного упрямая.

Сиб сердито смотрит на свою сестру, которая только пожимает плечами.

— Береги себя, Фэл.

Антони слегка сдвигается на зеркальной поверхности гладкого каменного пола, словно раздумывает над тем, стоит ли ему приближаться к непослушному ребёнку.

Я решаю проигнорировать обидный комментарий Джианы.

— Я буду скучать по тебе, Антони.

И хотя я говорю это не для того, чтобы позлить Лоркана, я чувствую недовольство Короля воронов сквозь нашу мысленную связь.

Боги, как мне от неё освободиться? Интересно, должна ли она ослабеть сама по себе, или мне придётся активно работать над тем, чтобы научиться блокировать от него свои мысли?

К нам подходят ещё два человека. Мужчина мне незнаком, в отличие от женщины.

— Спасибо за всю твою помощь, Бронвен, — Джиа касается плеча женщины. — Желаю вам много счастья и блаженства с Кианом.

Мой кислое настроение моментально приподнимается, когда я вслед за ней перевожу взгляд на мужчину, стоящего рядом с Бронвен — на её пару и своего дядю.

Несмотря на то, что Киан выглядит таким же холодным, как каменный пол под моими босыми ногами… у меня, тем не менее, есть дядя.

И он женат на женщине, которая сбила меня с толку.

«Она не сбивала тебя с толку».

«Она сказала, что я буду править Люсом вместе с Данте».

«Она сказала, что ты станешь королевой. Она никогда не упоминала Данте».

Двое грузных мужчин с чёрными полосами на лицах и небольшим пером, вытатуированным на щеках, превращаются в птиц.

— Фэл.

Маттиа и Рикио приподнимают два пальца к своим лбам, салютуя мне, после чего забираются на своих пернатых скакунов. Поднявшись в воздух, Маттиа широко улыбается, а на щеках Риккио проступает румянец.

Сиб и Джиа садятся на спины сестёр-оборотней.

Сиб несколько раз переводит взгляд с меня на люк.

— Мне лучше остаться.

Я качаю головой.

— Я обещаю, что буду вести себя хорошо.

— И что будешь носить нормальную одежду?

Она кивает на мой наряд.

— Когда она вернётся из стирки.

— Я имела в виду…

Ворон-Имоген — или это Ифа? — взмахивает крыльями, прервав речь моей подруги и заставив её затаить дыхание, но лишь на мгновение.

— Я имела в виду одежду из твоего шкафа! Люблю тебя, Фэл! — кричит Сиб прямо перед тем, как исчезнуть в отверстии люка.

Антони осмеливается подойти ко мне. Я решаю, что он собирается меня обнять, но, бросив взгляд мне за спину — видимо, на Лоркана — он останавливается. Неужели таким будет моё будущее? Ни один мужчина не сможет теперь меня обнять? Ну, кроме Фибуса.

Антони протягивает мне руку. Поскольку мы с ним никогда не пожимали друг другу руки, я смотрю на неё слишком долго. Наконец, я протягиваю руку и беру его ладонь, которая кажется очень сухой, словно…

О…

Мои глаза округляются, когда я понимаю, что я касаюсь не его кожи.

— Скоро увидимся, Фэл.

И хотя он даже не моргает, я считываю его предостережение о том, что мне стоит молчать о записке, которую он мне только что передал.

Я высвобождаю ладонь из руки Антони и сжимаю её в кулак. Завитки дыма Лоркана закручиваются вокруг моей шеи и ключиц.

«Не трогай меня».

Свободной рукой я отмахиваюсь от паутины его магии, но готова поклясться, что всё ещё чувствую её прикосновение к своей коже.

«Мои руки при мне, Behach Éan».

Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него.

«Никакой частью своего тела».

«Тогда не трогай других мужчин».

Несмотря на то, что я хочу разорвать эту мысленную связь как можно скорее, мои зубы и губы так плотно сжаты, что я не в силах вымолвить ни слова.

«Кого я трогаю — тебя не касается. К тому же это было рукопожатие. Вряд ли это стоило того, чтобы распушать перья».

Золотые глаза Лора осматривают Антони с ног до головы, но его внимание приковано к моей спине, что заставляет меня распрямить плечи.

— Твоё золото и поместье ждут тебя, Греко.

— Поместье? — восклицаю я.

— В Тарекуори.

Антони бросает долгий взгляд на короля, которого он помог воскресить.

Интересно, жалеет ли он об этом?

«Вероятно, да, но я сомневаюсь, что он жалеет о своём новообретенном богатстве».

Когда Антони забирается на гигантскую птицу, Лоркан говорит:

— Имоген будет у тебя дома завтра вечером, чтобы обсудить твой визит в Ракс. Я так же наказал ей свести тебя с Вансом.

— Кто такой Ванс?

— Негласный лидер ракоккинцев, — объясняет Лоркан, а ворон тем временем поднимает Антони в воздух.

— Счастливо добраться, Антони! — кричу я, когда ещё один мой друг улетает прочь.

Как только движение в воздухе прекращается, и я оказываюсь наедине с Лорканом, Кианом и Бронвен, я прохожусь взглядом по их лицам.

— Что конкретно вы запланировали?

— Союз, — говорит Лоркан.

— Вы решили заключить союз с людьми? — спрашиваю я.

— Им не помешал бы друг в этом мире фейри, не находишь? — голос Киана не такой низкий, как у моего отца, но он точно так же гремит и грохочет.

Прежде, чем я успеваю ответить на его вопрос, который, конечно, был риторическим, Бронвен испускает резкий вздох.

— Что такое, ah’khar? — Киан разворачивается в её сторону.

— Пьер Рой направляется сюда.

ГЛАВА 7

— Пьер Рой, король Неббы? — спрашиваю я Бронвен, веки которой широко раскрыты.

— Или палач Неббы. У этого мужчины много имён.

Лор придвигается так близко, что тепло его кожи и мрачное настроение передаются моему телу.

Я смотрю на резкие очертания его лица, которые кажутся ещё резче из-за чёрных полос, которые его украшают.

— Это уже становится тенденцией среди королей.

Лор улыбается, хотя в этой маленькой шутке нет ничего смешного, а после спрашивает у Бронвен:

— Он едет за своей дочерью?

— Нет.

Капельки пота покрывают светло-коричневые и розоватые пятна на лице Бронвен.

— Он едет на свадьбу своей дочери.

Губы Лора вытягиваются в линию.

— Поправь меня, если я не прав, Бронвен, но я отчетливо помню, как оторвал голову её жениху.

Желчь подступает к моему горлу, потому что я тоже это помню.

— Эпонина выйдет за Данте.

Мои пальцы разжимаются, и маленькая записка, которую передал мне Антони, падает на пол.

— Данте?

Белые глаза Бронвен сияют, как две луны.

— Да.

Мой пульс ускоряется… пошатывается… спотыкается.

Данте женится на Эпонине?

Несмотря на то, что моя любовь к королю фейри прошла, мысль о том, что он женится на женщине, которая должна была стать его снохой, кажется мне нелепой.

— Подозреваю, что Король Глэйса, Владимир, не будет слишком рад этому развитию событий.

Комментарий Лора возвращает меня обратно в глубокий каменный колодец, куда проникает солнечный свет, но не его тепло.

— Учитывая послужной список Бронвен с её предсказаниями, — бормочу я, — этого может и не случиться.

Несмотря на то, что Бронвен слепая, она поворачивает ко мне свое лицо.

— Все мои предсказания сбылись, девочка.

— Но вот же я стою перед вами — без короны и без страны.

Бронвен открывает свой уродливый рот — видимо для того, чтобы меня осадить — но вместо этого её резкий вздох сотрясает воздух.

— Ah’khar?

Киан обхватывает её лицо руками, напоминающими лапы.

— Они всё видели.

Она проводит кончиками пальцев по лбу, коснувшись мелких тёмных волос, которые начинают отрастать на её побритой голове.

Её слова заставляют меня вспомнить о том, что случайно рассказал мне Лоркан во время нашего путешествия. Он рассказал мне, что Бронвен заключила сделку с шаббианцами: они используют её глаза в обмен на её способность видеть будущее.

Мысль о том, что какой-нибудь житель розового острова может следить сейчас за нами, заставляет всё моё тело покрыться мурашками.

— А вы знаете, кто наблюдал за нами? — спрашиваю я.

Она устремляет взгляд на Киана, и, хотя я могу ошибаться, но мне кажется, что они разговаривают без слов. После почти целой минуты, она отвечает:

— Нет.

Мне это только кажется, или она действительно слишком долго молчала?

Киан проводит руками вниз по лицу своей пары, после чего поворачивается к Лоркану, который заполнил воздух между нами клубами чёрного дыма.

— Киан, собери Siorkahd.

Король воронов разворачивается, но не сразу идёт в сторону тёмного коридора. Его взгляд проходится по моему поднятому вверх лицу, а затем опускается на каменный пол рядом с моими ногами.

Он приседает, и моё сердце резко останавливается. Он подцепляет сложенную записку Антони средним и указательным пальцами и поднимает её.

Я ожидаю, что он прочтёт её, конфискует или… ну, я не знаю, проглотит.

Но он просто держит её на весу.

Когда я не беру её, он обхватывает моё запястье пальцами, которые кажутся такими же прохладными и мягкими, как его дым, и вкладывает листок пергамента в мою ладонь.

«Ты даже не заглянешь в него?»

Он сгибает мои пальцы вокруг записки с такой нежностью, словно это что-то хрупкое.

«Я тебе доверяю».

«Но ведь Король воронов никому не доверяет».

Когда он устремляется прочь по освещенному факелами коридору, слившись с тенями, я выкрикиваю:

— С каких это пор?

Не удостоив меня даже взглядом, он отвечает:

«С тех пор, как ты вошла в мою спальню без одежды. Ты сказала, что это было символично, и что это значит, что ты не причинишь мне вреда. Я решил тебе поверить, Behach Éan».

Краска ползёт по моим ключицам, заливает шею и щёки.

«Это было не по-настоящему!»

Я жду, что он ответит мне колкостью, произнесённой его привычным бархатистым тоном, но всё, что я получаю, это гудящую тишину. Когда я поворачиваюсь, Бронвен и Киана уже нет рядом, я осталась одна.

Наедине с запиской Антони.

Что имел в виду Лоркан, когда сказал, что доверяет мне?

Он надеется, что я её не прочитаю? Или что я не утаю от него её содержимое?

Смяв записку в кулаке, я возвращаюсь в свою камеру на онемевших ногах, которые слишком долго стояли на ледяном каменном полу.

Можно было бы подумать, что летом Небесное королевство должно прогреваться, но из-за высоты, на которой оно находится, и из-за узких окон тепло Люса не может проникнуть сквозь серые каменные стены.

Когда я приближаюсь к своей двери, она раскрывается как по волшебству. Только это не магия. Всё дело в Фибусе, который появляется в дверях с голой грудью.

— Я решил пойти и поискать еду.

А я-то ожидала найти его погребенным под подушками.

— Еду или приятную компанию?

— Если повезёт — и то, и другое.

Он игриво подмигивает мне, а я качаю головой и улыбаюсь, чего я не делала уже очень давно.

— Послушай, Фибс…

— Да, Капелька.

— Спасибо, что остался со мной, пусть и только ради… еды.

Он усмехается.

— Я остался ради тебя. Еду можно найти где угодно.

— Принесёшь мне немного?

— Тебя это может удивить, но мне плевать, если я в итоге останусь евнухом.

— Эм, что?

— Потерять семейное достоинство…. Хотя, если подумать, это же моё достоинство, так как…

— Я знаю, что такое евнух, но почему тебя должны кастрировать за то, что ты принесёшь мне еды?

— О, я думал, что ты говорила про приятную компанию.

Его комментарий заставляет меня рассмеяться.

— Тебя это может удивить, — повторяю я его слова, — но я не имела в виду секс втроем.

Он улыбается, из-за чего очертания его красивого лица кажутся ещё острее.

— Значит, только еды?

— Да. Только еды.

— А вина?

— Не надо вина.

Я прижимаю ладонь к животу.

— Всё, что я проглочу, и так уже должно замариноваться, учитывая количество выпитого мной вчера.

Громко захохотав, Фибус удаляется. Когда он скрывается из виду, я закрываю дверь и подхожу к узкому оконному стеклу, которое выходит на Марелюс. На поверхности голубого ковра из волн виднеется деревянное судно, полностью раскрашенное в чёрный. Я пытаюсь разглядеть своих друзей, так как заключаю, что это их лодка, но я нахожусь слишком высоко, а они — слишком далеко внизу.

Записка Антони ещё больше сминается у меня кулаке. Наконец, я разворачиваю её и читаю написанные им слова.

Я моргаю, потому что это стихотворение.

Не то, чтобы я считала капитана неспособным сочинять стихи, но я-то ожидала увидеть нарисованную от руки карту уязвимых мест Небесного королевства.

Мечты-мечты.

У королевства Лора, вероятно, нет уязвимых мест.

Ты вонзилась в моё сердце,

Точно острый нож в столешню,

Но, похоже, друг мой, Фэллон, ты совсем не для меня.

Рождена ты стать свободной, это точно знаю я.

Сядь за стол со мной сегодня, выпей рюмку в мою честь.

Завтра уж меня не станет, но любовь моя всё ещё здесь.

Моё сердцебиение ускоряется, наполнив вены таким количеством крови, что я могла бы прислониться к стене и остаться в этом положении.

Что мог сделать Лоркан, если бы прочёл это? Я, конечно, ему не принадлежу, но этот Король воронов ужасный собственник. Стал бы он наказывать Антони за такое сентиментальное прощание?

Я прижимаю ладонь к непробиваемому стеклу.

— Какой же ты сумасшедший. Зачем ты рисковал жизнью и признался в своих чувствах, когда ни одному из нас не суждено развить их в нечто большее?

Не то, чтобы я стала их развивать, когда у меня была такая возможность. Я была так одержима Данте, что убедила себя в том, что моя единственная цель в жизни — усадить его на трон. Я даже отдала этому неблагодарному фейри свою девственность. К счастью, девственная плева — это не приз, но всё же. Я отдала Данте всё. Только вот мой язык слишком острый, а уши недостаточно заострённые.

Я представляю его стоящим на пристани. Он наблюдает за тем, как корабль из Неббы подходит всё ближе к его берегам. Длинные косички, украшенные драгоценностями, ударяются о его белоснежную униформу. Если только он не носит сейчас золотые одежды, как Марко.

Я меняю белый цвет на золотой, закрываю глаза, и снова его представляю. Моё воображение такое яркое, что даже добавляет запахи к этой картине — лимон, соль, эвкалипт — и звуки — ровный голос Данте, воздушный голос Габриэля. Когда мой мозг добавляет к ним голоса Таво и Сильвиуса, я раскрываю глаза. Несмотря на то, что я очень не хочу находиться здесь, я совсем не хотела бы оказаться там.

Я подхожу к не заправленной кровати и распрямляю простыни с аккуратностью военного, которой меня научила бабушка, и которую я отчаянно пыталась привить Фибусу, но этот мужчина не испытывает никакого интереса к заправлению кроватей, или к уборке в комнате, или… Единственное, что интересует Фибуса, это всевозможные удовольствия, доступные фейри.

Перечитав записку Антони ещё раз, я прячу её под матрас. Мне, наверное, стоило выбросить её в унитаз, но это моё первое любовное письмо, и хотя я не влюблена в капитана, мысль о том, что у меня хранится любовное письмо — кажется мне такой романтичной.

Как бы я хотела поделиться этим с мамой. Она так любит любовные романы.

Я прерываю свои фантазии.

Агриппина не моя мама.

Сжав руки в кулаки, я поднимаю глаза на остров, который как будто плывёт над океаном, точно земляничное желе.

Место рождения моих предков.

Колдуньи…

Мне хочется содрогнуться при мысли о том, что я произошла от женщины, которая использовала кровь для своих заклинаний.

Думаю, когда-нибудь, капля того, что течёт по паутине моих вен, заставит всех бояться меня. Утешением служит то, что Фибус, Сиб и остальные прекрасно знают, кто я такая, и всё ещё не отвернулись от меня.

Желание узнать побольше о моём происхождении и о том, как разблокировать мою магию, побуждает меня проникнуть сквозь стену, за которой находится Лоркан — или выйти из двери и зайти в его дверь. Я не сомневаюсь в том, что он утаит от меня правду, потому что в тот день, когда моя магия проявится, я стану восприимчива к обсидиану, и меня выбросит из Люса.

А это проигрышная ситуация для Короля воронов.

Да я и сама вряд ли что-то выиграю, если только…

Поскольку я только наполовину ворон, может быть только часть меня способна превратиться в камень? Но это тоже неидеально.

Если моя нижняя часть превратится в кусок обсидиана, можно попрощаться со свободным передвижением. А если моя верхняя часть превратится в камень… Ну, это уж совсем неидеально.

Лоркан, должно быть, знает, что может произойти с полукровками.

Пол накреняется. Каменные стены растворяются в воздухе.

Неожиданно я оказываюсь в комнате, заставленной огромным количеством книг. На их толстых кожаных корешках видны позолоченные надписи. Я могу разобрать некоторые из заглавий, но остальные явно написаны не по-люсински, так как прямо посередине слов там встречаются косые чёрточки и апострофы.

Я разворачиваюсь. Где я, чёрт побери? Я почти теряю равновесие, когда мой нос проходится по чёрной кожаной ткани, и крепкая рука ложится мне на спину. Я запрокидываю голову и сглатываю, потому что встречаюсь со взглядом знакомых золотых глаз.

ГЛАВА 8

— Никак не можешь оставить меня одного, Behach Éan?

Его запах слегка касается кончика моего носа: солнечный свет на ветру и летние грозы.

Я как можно сильнее закатываю глаза и надавливаю ладонями на крепкую кожаную ткань, которая покрывает ещё боле крепкую грудь.

— Отпусти.

Его рука так быстро меня отпускает, что я сразу же падаю назад и ударяюсь копчиком о книжный шкаф.

— Почему я здесь?

— Внутри моей головы? Потому что ты моя пара.

— В твоей голове библиотека?

Я стараюсь проигнорировать вторую часть его ответа.

Медленная улыбка приподнимает уголок его губ.

— Когда я не сплю, моё сознание находится там же, где моё тело. А когда я сплю, моё сознание пребывает там, куда уносят меня мои сны.

Эм-м.

— И как далеко простирается эта мысленная связь?

— Парная связь.

Я бросаю на него испепеляющий взгляд, который, как я надеюсь, даст ему понять, что я думаю об этой парной связи.

Его улыбка становится шире.

— Тебе ресница в глаз попала?

Я хмурюсь.

— Твой левый глаз начал маниакально дергаться.

Я широко раскрываю глаза и поднимаю подбородок, после чего одариваю его очередным взглядом, который, однако, не заставляет его улыбку исчезнуть.

— Как далеко, Морргот? Сосредоточься. Как далеко простирается эта мысленная связь?

— Парная связь.

— Мысленная связь.

Моё упрямство только ещё больше его забавляет.

— У неё нет ограничений. Пока наши сердца бьются, мы можем проникать в сознания друг друга.

Мерда.

— Тогда почему Кахол не может проникнуть в сознание Зендайи?

Мой вопрос стирает улыбку с его лица. Он становится мрачным, и чёрный дым начинает сгущаться вокруг него. Завитки дыма заполняют воздух между нами, закручиваются вокруг моих голых икр и лодыжек.

Но на этот раз я его не осаживаю, потому что он делает это не для того, чтобы меня разозлить. Я сомневаюсь, что он вообще в курсе того, как сильно эмоции влияют на его дым.

— Ты думаешь, что она мертва, так ведь?

— Честно говоря, я не знаю, но я молюсь о том, чтобы причина, по которой он не может проникнуть в её сознание, заключалась в том, что Мириам начертила кровавое заклинание на теле своей дочери, и оно повлияло на их связь.

— Под кровавым ты подразумеваешь?..

— Что она начертила его кровью.

Мысль о том, что можно писать на людях тем, что течёт в наших венах, ещё больше расстраивает мой желудок.

— Значит, чтобы нас разъединить, ведьма из Шаббе должна будет капнуть своей кровью на мою кожу? И желательно на твою тоже?

Я морщу нос.

— Меня тошнит от вида крови, не считая месячных, но это не относится к теме, и никому неинтересно.

Его дым резко возвращается в тело, или туда, куда он обычно уходит.

— В общем…

Я начинаю тереть кожу над ключицами, которая без сомнения покрылась красными пятнами, и решаю сосредоточиться на книгах, а не на его губах, которые снова приподнялись в улыбке.

— Мне надо… эм… идти.

Я закрываю глаза и начинаю представлять свою камеру. Через три с половиной секунды напряжённой концентрации я приоткрываю веки.

Лоркан одаривает меня ухмылкой.

— Как мне отсюда уйти? — ворчу я.

Он упирается узким бедром в высокий стол, покрытый пожелтевшими картами.

— Ты должна захотеть уйти.

Я таращусь на него.

— Я ничего так сильно не хочу.

— Если бы ты ничего так сильно не хотела, ты бы вернулась в своё тело, Behach Éan.

Я испускаю раздражённый вздох, который приподнимает прядь моих уже высохших волос, и сосредотачиваюсь на Фибусе и еде. Мой желудок издаёт низкое урчание, и я возвращаюсь обратно в своё тело, которое, к моему удивлению, спокойно стоит на том же месте, где я его оставила.

О, Боги, я покинула своё тело.

Я могу покидать своё тело.

Это мощно.

И я совсем этого не хочу… но это действительно мощно.

А хуже всего то, что я не могу рассказать об этом своим лучшим друзьям, потому что они зададутся вопросом — почему я могу проникать в чужое сознание, а мне бы не хотелось делиться с ними подробностями.

Если подумать, то никто не должен об этом узнать.

Абсолютно никто.

«Твой отец не сплетник».

Я подпрыгиваю, услышав голос Лоркана в своей голове, и осматриваюсь, чтобы понять, не перенёс ли он сюда что-то ещё кроме голоса, но не замечаю у себя в комнате никакого ухмыляющегося мужчину, окутанного дымом.

«А что насчёт тебя?»

«Я похож на того, кто любит изливать людям душу?»

«Нет. Да. Я не знаю. Я бы не сказала, что ты могила».

«Твой секрет в безопасности, Behach Éan. А теперь мне пора идти готовить очередную войну».

Я фыркаю, а затем…

«Подожди. Ты готовишь войну?»

«А как ещё, по-твоему, можно создать империю и захватить трон?»

«И чей трон ты планируешь украсть?»

Наступает тишина, а затем: «Твой драгоценный принц в безопасности. Пока что».

Дверь моей комнаты раскрывается, и покрытое шипами дерево ударяется в стену.

Входит Фибус, покачиваясь под весом тарелок, которые он несёт.

— Я принёс тебе всё, что ты только можешь пожелать.

Чего я желаю, так это свободы, и никто, кроме Короля воронов, не может мне её дать.

ГЛАВА 9

Я стою на пороге своего шкафа, мой живот так набит, что выпирает из-под зелёной рубашки, которую я одолжила у Фибуса. Я разглядываю ряды вешалок и обуви. Похоже, Лоркан заготовил одежду для любого повода. Платьев здесь не меньше, чем брюк и блузок. И все они выполнены в монохромной гамме.

Закончив открывать и закрывать ящики, Фибус проводит пальцами по подолу платья, сшитого из чёрных перьев.

— Великолепно.

— Жутко. Им, наверное, пришлось ощипать птиц, чтобы его сделать! — добавляю я. — Лор может и считает, что его вороны выше фейри, но фейри не шьют одежду из кожи собственного народа.

Нос Фибуса морщится, и он выпускает платье из рук.

— У тебя есть невероятная способность портить хорошие вещи.

— Зачем мы вообще здесь?

— Затем, что у тебя пятно от соуса на правой груди.

Он тыкает пальцем в пятно, как будто я могла о нём забыть. Учитывая то, как усиленно я его оттирала, оно не вылетело у меня из головы.

— Оно будет привлекать внимание во время нашей экскурсии.

— Внимание к чему? К тому, как неуклюже я ем?

Он ухмыляется.

— И к этому тоже.

Я пожимаю плечами.

— Мне уже всё равно, что подумают обо мне люди.

— Ты совсем утратила вкус к жизни, Капелька.

— Я избавилась от иллюзий, а не утратила вкус к жизни.

Вздохнув, он поворачивается обратно к вешалкам, берёт черную рубашку, после чего открывает ящик и выуживает оттуда что-то блестящее, персикового цвета.

— Фибс, я не…

— Рубашка для меня. Не хочу, чтобы у твоих собратьев появились комплексы.

Он указывает на своё стройное тело и крепкие мышцы — они не такие большие, как ему бы хотелось, но он всё равно ими гордится. Особенно учитывая тот факт, что в детстве у него была впалая грудь и ноги, как зубочистки.

Как бы часто мы с Сиб ни говорили ему о том, что он красивый, он не верил нам, пока не перестал расти вверх, точно тростник, и не набрал вес.

— А вот это для тебя.

Он кидает кусок шёлковой ткани мне в лицо.

— В окрестностях замка может быть довольно ветрено. Не хотелось бы, чтобы ты простудилась.

— Не знала, что можно схватить простуду нижней частью своего тела.

Он хихикает, но я ему уступаю. Мы можем оказаться на лестнице или подол его рубашки может приподняться из-за сквозняка.

— Может, наденешь туфли? — предлагает он, поправляя чёрную драпированную рубашку, которая ему немного коротковата.

Она доходит ему до пояса, но ему это странным образом идёт.

Я осматриваю ряды обуви. Это будет ещё одна уступка. А я пока не готова помахать белым флагом перед лицом Лоркана, хотя бы даже для того, чтобы заехать по нему. К чему я готова — так это взять от своего тюремного заключения всё.

— От новой обуви появляются новые мозоли. А мои ноги ещё не зажили.

Продев ноги в нижнее бельё, которое как будто соткано из тёплого масла, я отправляюсь гулять по владениям Лора.

* * *

Фибус запрокидывает голову.

— Дальше я ещё не ходил.

Я поворачиваюсь на месте, оглядывая помещение, похожее на пещеру. Его стены обиты шпалерой, по которой тянутся вверх какие-то растения…

— Это кабачки?

Я подхожу поближе к панелям, покрытым листьями, и провожу пальцами по листу в форме сердца, торчащему из зеленого плода.

— Tà.

Женщина с чёрными седеющими волосами, подведёнными чёрным глазами и такой же татуировкой в виде пера, которая украшает щёки каждого ворона в округе, обматывает бечёвкой стебель с ещё одним зреющим овощем и подвязывает его к деревянной сетке.

— Кабачки.

Обрезав бечёвку удлинившимся железным когтем, она переводит своё внимание на меня и произносит вереницу слов на языке воронов, ни одно из которых я не понимаю до тех пор, пока она не произносит последнее: «Beinnfrhal».

— Я знаю, что такое «бенфрол», — заявляю я с детским воодушевлением.

Я разворачиваюсь к Фибусу, который смотрит на меня с нежной улыбкой.

— Это значит — «горная ягода». Я пробовала их во время путешествия через Монтелюс. Это самый вкусный фрукт на свете.

Чёрные брови женщины нависают над её узким носом, который выглядит таким прямым и симметричным, что напоминает мне о носе Лоркана.

Хотя это довольно странная мысль.

Она, должно быть, вызвана перенапряжением. Прошло уже много часов с тех пор, как мы с Фибусом отправились в наш поход. Яркое небо, которое проглядывает сквозь огромный люк этого трехэтажного здания, сделалось великолепного лавандового оттенка.

Скоро ночь накроет Небесное королевство. Ночь, которую я, вероятно, проведу, свернувшись калачиком в каком-нибудь коридоре, потому что не уверена в том, что смогу вернуться. Мои ноги меня убивают. Конечно же, я отказываюсь признаться в этом Фибусу, который периодически смотрит на них и напоминает мне о всех тех удобных туфлях, которые я могла надеть.

На четырнадцатом километре я начала угрожать ему, что если он не перестанет указывать мне на мою глупость, то я скажу Лоркану, что мой друг начал подыскивать для меня жениха. И несмотря на то, что он закатывает на это глаза, с тех пор как я бросила в него свою угрозу, Фибус уже не раз теребил свои украшения.

— Фэллон? — женщина произносит моё имя, как и все остальные вороны, превратив его в иностранное слово, которое звучит точно ручей, текущий по гладким камням.

Она кивает на другое помещение, которое сделано в форме странной пещеры, и жестом просит меня проследовать туда.

Я соглашаюсь. Я, конечно, испытывала разные эмоции, когда меня доставили сюда против моей воли, но я никогда не испытывала настороженности по отношению к этим людям.

Когда она подходит к одной из шпалер, её контуры расплываются, и она превращается в облако дыма. Я делаю крошечный шажок назад, когда она перевоплощается в своё другое обличье. Несмотря на то, что женщины-вороны довольно крупные, я заметила, что они не такие же большие как мужчины. И что ни один мужчина не выглядит так же внушительно, как Лоркан.

Она взлетает наверх, её черные перья сверкают, точно сапфиры, когда она приближается к открытому люку.

— Как думаешь, что она пыталась тебе показать?

Дыхание Фибуса запутывается у меня в волосах.

— Я не знаю.

Она летит на самый верх стены, её крылья хлопают, как у колибри, когда она зависает воздухе и хватает что-то своим железным клювом. Моё сердце пропускает удар, когда я замечаю тонкую ветку, усыпанную розовыми ягодами — «бенфрол».

Неужели она принесла мне эти ягоды, потому что я сильно воодушевилась, когда она их упомянула?

Женщина не приземляется. Вместо этого она превращается в дым, который затем принимает форму женщины. С улыбкой, из-за которой вокруг её губ появляются морщинки, она вытаскивает ветку изо рта и предлагает мне.

Я возвращаю ей её улыбку.

— Спасибо…

Приняв её дар, я указываю на неё. Она хмурится, поэтому я указываю на себя и говорю:

— Фэллон.

А затем снова указываю на неё.

Она касается основания шеи и говорит:

— Эйрин.

— Спасибо, Эйрин.

Она улыбается, а её темные глаза изучающе проходятся по моему лицу.

Я срываю с ветки ягоду и кладу себе в рот. Святой Котёл, они именно такие, какими я их запомнила — сочные и с каким-то лёгким привкусом.

Фибус берёт розовый плод, нюхает его, а затем закидывает в рот. Когда он стонет и тянется за очередной ягодой, я отпрыгиваю от него и стараюсь набить свой рот как можно бόльшим количеством ягод. Это глупо и по-детски, и если бы мой рот не был сейчас так набит, я бы громко рассмеялась.

Он хватает меня за талию и начинает щекотать до тех пор, пока я не отдаю ему почти голую ветку.

— Боже праведный, сколько тебе лет, Фэллон?

Надрываясь от смеха, я слизываю сладкий ягодный сок с губ.

— Мы слишком долго гуляли, — говорю я, стараясь сохранить серьёзное лицо.

Я стираю с подбородка нечто похожее на розовые слюнки и засовываю палец в рот.

— Прогулка пробудила твою животную сущность?

Когда он напоминает мне о моей вороновой сущности, мой восторг пропадает.

Фибус испускает вздох и предлагает мне последнюю ягоду в знак примирения.

— Вот. Съешь этот волшебный фрукт и снова засмейся.

Я скрещиваю руки.

— Это всего лишь фрукт. К тому же я исчерпала весь свой смех.

— Жаль. Это был очень приятный звук.

Низкий голос заставляет моё сердцебиение ускориться.

— Àlo, Mórrgaht.

Мой льстивый друг отвешивает ему поклон.

— Значит, вы отыскали моё любимое место в королевстве.

Лоркан выплывает откуда-то позади меня.

— Как забавно.

Фибус взмахивает веткой, которую он держит, как волшебную палочку, в сторону шпалер, покрытых фруктами и овощами.

— Похоже, у Фэллон это теперь тоже любимое место.

Я одариваю его взглядом, который заставляет его мне подмигнуть.

— Моё любимое место — это мой дом в Люсе.

Лоркан испускает нарочито глубокий вздох.

— Ведь моё королевство — это унылая тюрьма.

Фибус машет веткой в мою сторону.

— В ней очень сильна такая черта, как упрямство.

Когда Лор улыбается ему приятной улыбкой, я ворчу:

— Мне следовало отправить тебя домой вместо Сиб.

Фибус делает вид, что его сердце разбито, или что там означает этот жест, когда он хватается обеими руками за грудь и начинает стонать, точно свинья в брачный период.

— Пойду узнаю, не сможет ли та чудесная садовница принести мне ещё этих вкусных ягод.

Он идёт в сторону Эйрин, которая улыбается, а затем улетает, чтобы принести ему ещё ветку.

Лоркан соединяет руки за спиной, из-за чего его грудь начинает выдаваться вперёд.

— Как прошло ваше путешествие?

— Сомневаюсь, что ты пришёл сюда, чтобы узнать моё мнение о твоём доме, так что давай к делу.

— Ты права.

Один его глаз немного прищуривается.

— Вообще-то я пришёл навестить свою мать.

В тот день, когда я узнала, что Лор может перевоплощаться в человека, я, наверное, была менее шокирована.