Дом горячих сердец

Только вот в книгах монстры не живут долго и счастливо, но если кто-то этого и заслуживает, так это вот этот мужчина, который всё ещё находится глубоко во мне.

Пророчество Бронвен звенит между моими висками. И впервые в жизни я не чувствую ни вины, ни отвращения при мысли о том, чтобы покончить с жизнью Данте. Я чувствую только непоколебимую решимость.

И, как всегда, Лор видит те образы, что возникают у меня перед глазами.

— Мы найдём другой путь. Даже не думай об этом.

Но я думаю.

Как я могу не думать?

ГЛАВА 57

Тяжелый стук в дверь выдирает меня из дрёмы. Мне кажется, будто кто-то стучит костяшками пальцев прямо по моему черепу.

— Вставай-вставай, ínon.

— Focá, — бормочет Лор мне в висок.

Мои ресницы взмывают вверх, а кожа начинает гореть, когда я сползаю на край матраса, молясь о том, что моя дверь заперта, но потом вспоминаю, что Кахол может превращаться в дым.

«Ещё даже не рассвело, твою мать», — рычит Лор.

Я бросаю взгляд на небо за окном и убеждаюсь в том, что солнце ещё даже не встало. Насколько я знаю, я заснула несколько минут назад.

— Ещё пара минут и я захожу внутрь, ínon.

— Ещё пара минут и я врежу ему по лицу, — бормочет Лор.

Мерда.

— Я встала! Уже одеваюсь.

Я пытаюсь сесть, но Лор крепко обхватывает меня рукой и ногой, которую он закинул на меня перед тем, как мы заснули, и заключает меня в объятия своего крепкого тела.

— Лор, — отчитываю его я.

— Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, птичка.

«Я тоже, но я хочу выстроить хоть какие-то отношения со своим отцом».

Лор вздыхает, и его холодное дыхание вздымает мои спутанные волосы.

«Ладно. Пора начинать день».

Он проводит ладонью по моему бедру и щипает меня за ягодицу.

Я поворачиваю голову и сердито смотрю на него. Он улыбается, после чего одаривает мои губы жарким поцелуем и закидывает меня на себя. Каждая мышца в моём теле скрипит, протестуя против того, чтобы его так бросали.

О, этот день обещает быть длинным. Я, вероятно, даже расплачусь, если отец предложит прогуляться по королевству.

Отец! Мерда. Я прижимаю ладони к груди Лора, пытаясь оторвать от него своё тело. Это движение заставляет нас обоих застонать, но, похоже, по разным причинам.

— Пока я тебя жду, ínon, я решил обсудить кое-что с Лором! Как соберёшься, найдёшь меня у него в покоях.

Мои глаза округляются.

— Тебе надо уходить, — шиплю я. — Немедленно.

Но Лор сгибает руку, кладёт на неё свою голову и одаривает меня ленивым взглядом. Его утренний стояк врезается в мою попу, и хотя я почти уверена в том, что у меня ожог второй степени после тех четырёх раз, что мы занимались любовью прошлой ночью, моя промежность — маленькая предательница — уже опять начала заводиться, сделавшись такой податливой и мокрой.

Когда его взгляд опускается на неё, и он как будто начинает раздумывать о том, чтобы сделать это по-быстрому, я рычу:

— Даже не думай.

Его золотые глаза резко поднимаются на меня.

— Ты ведь понимаешь, что я мало о чём смогу теперь думать?

Он обхватывает пальцами мои ягодицы и сжимает их, а затем отпускает и снова сжимает.

Мои губы раскрываются, и с них срывается глубокий стон, потому что у этого мужчины лучшие руки на свете.

«А я думал, что у меня лучший язык», — бормочет он, продолжая разминать мои бедные мышцы. «И нос».

«Это всё связано», — задыхаясь, произношу я и задумываюсь о том, каким образом могут быть связаны руки, нос и язык. Почему я вообще об этом размышляю? Кому какая разница, чёрт побери?

Лор широко улыбается и продолжает массировать мои затвердевшие мышцы. Что бы я только не отдала за массаж всего тела вместо того, чтобы…

Я шлепаю его по груди.

— Какая жестокая маленькая птичка, — драматично бормочет он.

— Хватит меня отвлекать и иди уже поговори с моим отцом, чтобы я могла… — я нюхаю свою кожу и заменяю слово «одеться» на, — принять душ.

Я хватаюсь за его руки и снимаю их со своего тела, а затем издаю стон, когда слезаю с него, потому что, чёрт… болят не только мои мышцы.

«Кажется, ты повредил мне пару жизненно-важных органов», — шепчу я в его голове, и ковыляю в сторону ванной.

Лор смеется.

«Tàin», — ворчу я, оглянувшись и посмотрев на него, чтобы убедиться в том, что он меня услышал.

Он усмехается, а затем улыбается мне самодовольной улыбкой, которая заставляет меня остановиться по пути в ванную и схватиться за ближайшую стену, чтобы не споткнуться и не поломать ещё больше органов и костей. За все те годы, проведённые на Земле — хотя их было и немного — я ещё не видела более завораживающего зрелища, чем обнажённый король, лежащий на моей кровати, окутанный бледным лунным светом и с остатками макияжа на лице.

— Мой отец ждёт, — напоминаю я ему и самой себе. — Не надо заставлять его ждать.

— Как думаешь… что он захочет обсудить?

— Следующий шаг в деле по поимке Мириам? — сказав это, я понимаю, что не эта тема будет в фокусе их внимания.

Лор поднимается с кровати одним плавным движением, и все его мускулы перекатываются. А затем он идёт в мою сторону, и когда я замечаю, как приподнимается его твёрдый член, стенки моих репродуктивных органов, и без того покрытые синяками, сжимаются и намокают.

«Мне бы помогло, если бы ты перевоплотился в воронов».

«И как бы это помогло?»

Когда он подходит ко мне, в человеческом обличье, я всё ещё не в состоянии сдвинуться с места.

— Так я могла бы сосредоточиться на том, что мне надо сделать, — бормочу я.

Он подпирает мой подбородок костяшками пальцев, запрокидывает мою голову и целует меня в раскрытые губы.

«Твой отец всё ещё стоит перед твоей дверью. Он знает, что есть только одно место, где я могу сейчас находиться, и это здесь, с тобой, Behach Éan».

Мой взгляд перемещается на шипованную дверь, которая неожиданно кажется мне слишком тонкой.

«Он не войдёт, потому что есть такие вещи, которые отцы предпочитают не видеть».

Я снова перевожу взгляд на Лора.

«Я предложил ему прогуляться по коридору и вспомнить о том, насколько я был к нему снисходителен, когда Дайя наконец-то приняла их парную связь».

Напоминание о моей матери подрывает мои и без того уже расшатанные нервы.

— Надеюсь, она жива.

И хотя взгляд золотых глаз Лора перемещается на дверь, я сомневаюсь, что он смотрит на неё.

— Я тоже надеюсь, птичка.

Неожиданно до меня доходит, что это первый раз, когда он говорит так неуверенно. И его неуверенность заставляет меня вспомнить о словах Габриэля.

Она не может умереть.

Я не хочу, чтобы она умирала.

Я нахожусь в душе дольше, чем планировала, потому что, вымыв меня, Лор снова меня пачкает. Я не думала, что моё тело сможет это выдержать — выдержать его — но, похоже, моё тело может много что выдержать. И с большим энтузиазмом.

Мне становится смешно, что я боялась секса с этим мужчиной.

Когда я заканчиваю натягивать на себя штаны перламутрового цвета с высокой талией и белый топ, который словно соткан из облаков, я понимаю, что улыбаюсь, так как мне не терпится разбудить Фибуса и рассказать ему о том, насколько он был неправ насчёт королей и их эгоизма в постели.

Моя улыбка исчезает, когда я понимаю, что Сибилла не будет принимать участия в этом разговоре.

И поскольку Лор общается сейчас с моим отцом, я не чувствую вины, когда трачу ещё пару минут на то, чтобы убраться в комнате. Я заправляю кровать, чтобы она не была похожа на поле битвы, а напоминала место для сна, после чего избавляюсь от последствий сражения Лора с моим платьем, выкинув его в стиральную шахту, а не в мусорное ведро. Даже если мне не удастся его починить, я хочу его сохранить, потому что предметы могут хранить воспоминания.

Как камешек маммы…

Мои пальцы сжимаются, так как камешек с вырезанной буквой «В» остался в доме Антони. И хотя он находится в той же части света, что и я, мне кажется, что нас разделяет океан. Так же далеко от меня находятся и две женщины по фамилии Росси, по которым я очень скучаю. Я касаюсь окна и смотрю на рассвет, который окрашивает горизонт в розовый цвет и золотит Королевство Шаббе.

И хотя мне хотелось бы, чтобы они были здесь со мной, я рада, что они находятся в безопасности за магическим барьером, так как война уже на пороге. Она нависла над Люсом точно дымка, которая поднимается сейчас от серых камней на скале Лора. Ещё около секунды я смотрю на солнце, которое поднимается над далёкими розовыми берегами, после чего, наконец, выхожу из своей комнаты, чтобы встретиться со своим отцом.

Он и Лор стоят в коридоре и обсуждают что-то тихими голосами. Я оглядываю их позы, чтобы понять их настроение. Тело моего отца замерло, черты лица напряжены. А Лор, который уже не так расслаблен, как после нашего душа, улыбается мне, заметив моё приближение.

Отец не спускает с меня глаз.

— Доброе утро, дочка, — говорит он на языке воронов.

— Álo, Dádhi, — отвечаю я ему на его языке.

Усталая улыбка приподнимает уголки его губ и глаз. Он, может быть, и лёг вчера рано, но тени под его глазами, подведёнными чёрным, говорят о том, что его ночь была короткой, вероятно, даже короче моей.

— Так куда мы пойдём?

— Moath’Thábhain.

«Моф Хобен».

Моему мозгу удается перевести второе слово: «таверна». Но я не знаю, что значит первое.

— «Moath», значит, север, — говорит Лор.

«Это на другом конце королевства».

— Я сказал ему о том, что ты ещё не заходила так далеко.

Волна воодушевления пробегает по моей спине, но останавливается, когда я вспоминаю свою прогулку с Фибусом по королевству.

— Мы же не пойдём пешком?

— Разве ты не хочешь размять ноги, ínon?

— Эм… ну… эм…

Я прикусываю нижнюю губу и начинаю её жевать.

Лор качает головой, словно прочитывает мысли Кахола, хотя он может читать только мои мысли. Но он считывает эмоции моего отца, которые написаны у него на лице.

— Ты слишком рано её разбудил, брат.

— А ты слишком долго не давал ей спать, брат, — почти рычит мой отец.

— А не могли бы мы полететь? Мне так нравится летать.

А не обсуждать то, насколько они близки. К счастью, они братья не по крови, но они лучшие друзья, что делает мои отношения с Лором немного странными.

Сердито взглянув на короля в последний раз и произнеся несколько слов на языке воронов, мой отец отрывисто мне кивает. На его коже вырастают перья, а руки удлиняются и превращаются в крылья. Хвала богам, что королевство Лора было построено в таких масштабах, потому что его обитатели просто огромны.

Мой отец приседает и вытягивает крыло, чтобы я могла забраться на него. Лор протягивает руку, и, хотя это заставляет глаза моего отца слегка почернеть, я позволяю королю помочь мне. Как только я усаживаюсь на Кахола и обхватываю его за шею, он взлетает.

Мы пролетаем коридор за коридором, встречая по пути воронов в разных обличьях, минуем теплицу, где я успеваю помахать матери Лора, после чего Кахол залетает под арку. Он делает три взмаха своими мощными крыльями, и мы оказываемся рядом с «Таверной-Базаром», после чего начинаем нестись вдоль коридоров, которые поднимаются на несколько этажей и представляют собой балконы — а точнее взлетно-посадочные площадки, выдолбленные в камне. Большинство дверей закрыты, но некоторые распахнуты, что позволяет мне заглянуть внутрь и разглядеть скромные жилища.

Я внимательно всё изучаю. Впитывая запахи, образы и звуки. И каждый раз, когда мы пролетаем под люком, я запрокидываю голову к небу, позволяя лучам восходящего солнца осветить моё лицо. Я так рада, что Лор в хорошем настроении, потому что мне очень нравится солнечный свет.

Когда мой отец, наконец, приземляется, небо за узкими окнами уже сияет бирюзовым цветом, точно каналы Исолакуори. Но каналы Исолакуори напоминают мне о Данте, поэтому я отгоняю эти мысли и сосредотачиваюсь на чудесном строении из камня и дерева.

Несмотря на то, что «Северная таверна» сделана из точно таких же материалов, что и две другие, от неё исходит совершенно иное ощущение. Вероятно, потому что она состоит из небольших уютных пространств, вместо одного общего пространства, и сиденья в ней сделаны из камня, а не из дерева.

Столы тоже вырезаны из камня. Единственные деревянные предметы — это сосны — настоящие сосны — растущие тут и там в каменных горшках. Они такие высокие, что их зубчатые кроны касаются мириады крошечных выпуклых зеркал, которые покрывают потолок и сверкают в свете солнца и факелов.

Спрыгнув со спины своего отца, я кручусь вокруг себя, в восхищении разглядывая всё вокруг.

— Твоя мать хотела, чтобы мы переехали сюда — то есть в жилище поблизости.

Мой отец перевоплощается обратно в человека. Как и я, он смотрит наверх.

— Она нашла для нас идеальное, — его кадык заостряется, — идеальное гнездышко.

Его веки захлопываются на несколько долгих мгновений.

— Оно уже занято?

— Я уверен, что владельцы будут не против его продать — ведь все предпочитают южную часть, где воздух в разгар зимы не такой ледяной, как это бывает здесь.

Он указывает жестом в угол помещения в форме полумесяца, и я сажусь.

Мои ноги касаются прохладного камня, а предплечья ложатся на гладкий, как мрамор, стол. К нам подходит улыбающаяся женщина-ворон, но её улыбка исчезает, когда она замечает меня. Моя сомнительная репутация определённо меня опережает. Я не даю её реакции повлиять на своё настроение. Она, может быть, и знает обо мне, но она не знает меня.

Отец спрашивает, чего я хочу, и я отвечаю, что ем всё, кроме рыбы и мяса. Это как будто поражает его. Он снова обращает внимание на работницу таверны, перечисляет длинный список блюд, после чего снова сосредотачивается на мне.

Когда она уходит, он соединяет руки перед собой на столе и пристально смотрит на свои тупые ногти и костяшки пальцев, которые покрыты синяками.

— Твоя мать тоже не ест животных, как и большинство шаббианцев. Вороны не следуют этому правилу, потому что нашим телам нужен животный белок.

— А фейри?

— Фейри приходится подчиняться законам Шаббе, так же как когда-то шаббианцев принуждали соблюдать законы фейри, когда они ещё могли выходить в этот мир.

— Ты был там?

— Да. Много раз.

Мне хочется попросить его пронести меня вокруг острова, но я боюсь, что он может попытаться закинуть меня за магический барьер. Я решаю попросить Лора. Он, конечно же, согласится и не попытается забросить меня на розовый остров.

— Это одно из красивейших мест на Земле.

— И где там живут люди? Остров кажется таким маленьким.

Улыбка касается губ моего отца.

— Это иллюзия, созданная Котлом. Когда ты проникаешь за стены из песчаника, королевство становится больше. Оно такое же большое, как Люс, и такое же цветущее как Тареспагия.

У меня отвисает челюсть, а мой отец смотрит на меня и моргает.

— Ты не знала об этом?

— Нет.

— Как я понимаю, ты никогда не встречала шаббианцев, а те немногие фейри, что путешествовали туда в последние годы, не возвращались домой. Хотя я удивлен тому, что Лор не рассказал тебе о родине твоей матери.

— Мы с ним не очень ладили до… до вчерашнего дня.

Мои щёки теплеют.

Мой отец вздыхает.

— Твоя мать однажды пошутила, что ты снимешь не только его заклятие. Мне не понравилась эта шутка.

Я не могу скрыть улыбку, которая вызвана в основном двумя красными пятнами, которые начинают просвечивать из-под его черного макияжа.

— Моя мать кажется очень прямолинейной женщиной. Жду не дождусь, когда я смогу с ней познакомиться.

Его щёки и глаза перестают сиять, и он неожиданно становится таким потерянным, что я протягиваю руку и сжимаю его ладони, покрытые синяками.

— Это случится очень скоро, Dádhi.

Он пристально смотрит на меня, и уголки его губ слегка приподнимаются, хотя печаль не сразу покидает его лицо. Он кивает, после чего уводит разговор от Дайи в сторону моего воспитания. Он хочет знать всё о нонне и мамме. О моей школе и друзьях.

И я обо всём ему рассказываю. Я сосредотачиваюсь на счастливых моментах, потому что каждый раз, когда я упоминаю про свои заботы, какими бы ничтожными они ни были, его настроение меняется в худшую сторону.

Одни блюда сменяют другие, и так проходит утро. Я всё ещё говорю. Похоже, у меня полно историй.

— Ты так похожа на свою мать, — говорит он с улыбкой. — У неё всегда была какая-нибудь история…

Его рот закрывается, а глаза становятся стеклянными. Я решаю, что ему слишком тяжело о ней вспоминать, но затем он резко встает, и я понимаю, что с ним, должно быть, разговаривал Лор.

Моё сердце подбирается к горлу так же быстро, как отец вскакивает с каменной лавки.

— Что такое?

Его карие глаза смотрят в мои округлившиеся фиолетовые.

— Приехали твои друзья… и они приехали не одни.

ГЛАВА 58

— Мои друзья? Кто? Это Сиб? Они нашли Антони?

Мой отец мне не отвечает, потому что он уже перевоплотился в ворона.

Как только он протягивает мне своё крыло, я запрыгиваю на него. Он взлетает и летит так быстро, что я понимаю, что тот темп, в котором он летел сюда, был абсолютно расслабленным. Когда мы долетаем до «Таверны-Базара», он пикирует вниз и приземляется рядом с прилавком, за которым жарят безголовых животных на вертелах. От этого вида и запаха мой и без того уже сжимающийся живот скручивает ещё сильнее.

Я спрыгиваю с его спины и обхожу стороной прилавок с жареным мясом. Как только аромат жареной плоти перестает ударять мне в нос, я останавливаюсь и жду, когда отец перевоплотится, но вместо этого он взмывает в небо и вылетает в широкий люк, который купает рынок в солнечном свете.

Я сжимаю челюсти, чтобы не окликнуть его, но решаю потерпеть. Если мои друзья здесь, их скоро сюда приведут. Жалко, что здесь нет окна, через которое я могла бы выглянуть наружу.

Я осматриваю стены рынка, и когда мои глаза привыкают к темноте, я замечаю крошечные квадратики света. Сжав зубы, так как любое движение доставляет мне боль, я иду в сторону одной из стен, но снаружи неё — только джунгли. Ох.

Несмотря на то, что меня переполняет адреналин, мои ноги неспособны идти быстро, поэтому я ковыляю к противоположной стене таверны. Когда я, наконец, дохожу до окна, я прислоняюсь лбом к холодному стеклу и смотрю так далеко вниз, насколько хватает взгляда.

— Álo, Fallon.

Голос Эйрин заставляет меня подпрыгнуть и удариться головой об окно.

— Dalich.

Мне знакомо слово «dalich» благодаря Ифе.

— Вам не за что извиняться.

Я улыбаюсь и тру место, которым ударилась.

Её глаза по-доброму смотрят на меня.

— Я рада, что ты вернулась.

— Я тоже рада, что вернулась.

И хотя я провела с этой женщиной всего лишь несколько часов, мне кажется, что я её знаю. Хотя это может быть побочным эффектом того, что я являюсь парой её сына. Может быть, парная связь автоматически связывает тебя с другими членами семьи?

— Вы изучаете люсинский язык?

— Фибус учить меня. Он хороший учитель.

Фибус! Я забыла принести ему завтрак. Интересно, проснулся ли он? Я осматриваю «Таверну-Базар», хотя шансы на то, что он дойдёт сюда — почти нулевые.

— Мне жаль насчёт твоих друзей, Фэллон.

Мои пальцы застывают на лбу, я разворачиваюсь и смотрю в окно округлившимися от волнения и ужаса глазами. Я замечаю только крупы двух лошадей и конвой из чёрных птиц, парящих в лазурном небе. Вороны просто огромны, за исключением двух воронов с золотыми глазами.

Лор пообещал Бронвен никуда не летать, но двое его воронов находятся сейчас снаружи! Я не сразу понимаю, что начинаю дрожать, как вдруг моего предплечья касается участливая ладонь.

— Вы слышите, — мои лёгкие так сильно сжимаются, что мне удается только прохрипеть, — что они говорят?

Эйрин не понимает моего вопроса, поэтому я указываю на эспланаду, а затем на свое ухо.

Она произносит одними губами «О-о», а затем говорит:

— Фейри убить одного друга.

Рёбра сжимаются вокруг моего сердца.

— Какого друга?

— Парень с тёмными волосами.

— Антони?

— Нет. Красные глаза.

— Риккио?

Эйрин кивает, её длинные седые волосы развеваются вокруг её плеч.

— Tà. И девушка. Джиана… она… Как это будет по-вашему?..

— Её арестовали, — мрачный голос заканчивает предложение Эйрин.

Я снова разворачиваюсь, точно флюгер, на этот раз в сторону Ифы.

— Арестовали? Кто? За что?

— Данте. За преступление против фейской короны.

Кровь отливает от моего лица.

— Что?

— Габриэль догнал Сибиллу и Маттиа прежде, чем их успели поймать, и увёл их лошадей в горы для безопасности.

Пульс начинает стучать в челюсти, в щеках, в веках, когда я перевожу взгляд с Ифы на Эйрин.

Ифа сглатывает.

— Имми была с Вансом, бунтарём из Ракокки. Они пропали в туннелях прошлой ночью.

Прошлой ночью, пока я была в состоянии блаженства, мир моих друзей перевернулся.

— И Лор не может с ней связаться?

Ифа качает головой, и, хотя её лицо не пульсирует от ударов её сердца, как моё, её глаза горят гневом.

— Нет.

— Он пытался её призвать?

Она кивает.

— И?

— Она не вернулась.

— Как это возможно? — спрашиваю я.

Ифа закрывает глаза.

— Превращённые в вечных воронов больше не могут с ним общаться.

Рынок перестает шуметь, и весь мир останавливается, так как продавцы застывают за своими прилавками. Даже пламя костров перестаёт пылать, а разговоры зависают в воздухе. А мои губы произносят беззвучное: «Нет».

— Лоркан хочет лететь в долину и пролететь над лесом, но твой отец и дядя сказали, что если он это сделает, то они забросят его на Шаббе.

Я не знаю, как ей это удается, но Ифа улыбается. Это горькая улыбка, но всё же улыбка.

И затем она исчезает.

Эйрин бледнеет, как полотно, которое я стирала на руках, когда ещё считала себя полуросликом, ради того, чтобы вести скромную жизнь в Тарелексо. Каким маленьким был тогда мой мир. И каким огромным он стал благодаря Лору.

В помещении рынка раздаётся карканье, и чёрные птицы одна за другой влетают через купол внутрь и превращаются в людей в доспехах. Глаза Лора находят мои в темноте и не отпускают всё то время, пока он тяжело шагает по потемневшей пещере в мою сторону. Солнце, которое сияло над Люсом, пропадает, шерстяные облака стягиваются к нему по голубому небу, точно овцы.

Ифа отходит в сторону, чтобы ему не пришлось её обходить. Он берёт мои дрожащие руки и обхватывает их своей крепкой рукой, после чего наклоняется и прижимается щекой к щеке своей матери.

Они обмениваются какими-то словами, но мои барабанные перепонки так отчаянно вибрируют, что я даже не стараюсь сосредоточиться на их разговоре.

— Может ли Имоген быть вне зоны доступа? — спрашиваю я, наконец. Мой голос дрожит, как и всё моё тело.

— Возможно. Либо Данте запер её в клетке из обсидиана. Обсидиан блокирует наши способности.

Его рот вытягивается в мрачную линию. Лор говорит очень тихо, как будто понимает, что если будет говорить громче, то это может разбить мне сердце.

— Почему бы тебе не пойти и не пообщаться со своими друзьями, птичка?

Он кивает в центр таверны, где стоят Сиб и Маттиа рядом с мужчиной с длинными светлыми волосами и повязкой на глазах. На нём надета грязная белая рубашка, которая выбилась из-под тёмных штанов. Мне требуется секунда, чтобы вспомнить, что их перехватил и привёл сюда Габриэль.

Я смотрю на Лора, который целует костяшки моих пальцев и отпускает мою руку, после чего делаю шаг в сторону Сиб, но останавливаюсь и снова поворачиваюсь к Небесному королю.

— Ты ведь останешься? Ты не… не…

— Я никуда не собираюсь.

Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, чтобы не дать ей задрожать, после чего срываюсь с места, точно мелкая рыбешка, освободившаяся из сети рыбака, и к чёрту мои больные мышцы.

— Сиб! — кричу я.

Она отрывается от Маттиа, подбирает юбки и несётся в мою сторону. Мы со слезами бросаемся в объятия друг друга и стоим так очень долго, пока вновь не обретаем способность говорить. Не то, чтобы слова были так необходимы, когда дело касается лучших друзей; я и так уже знаю, что за мысли проносятся в её голове.

Когда мы, наконец, разделяемся, её мокрые щёки выглядят точно отполированный обсидиан, а глаза сияют, как серебряные медальоны.

Она шмыгает носом.

— Джиану арестовали.

— Я слышала.

— А Антони… мы его не нашли. И… и… Имоген и Ванс…

— Я слышала.

Я сжимаю её, стараясь сделать это спокойно, и одному только Котлу известно, как это у меня получается.

— На каком основании их арестовали?

— Таво сказал… он сказал, что они украли с Исолакуори конфиденциальную информацию, и что у него приказ обыскать дом. Джиа не впустила его, поэтому они вынесли дверь пушечным ядром и… и Риккио стоял… — её голос срывается. — Он мёртв. И они забрали Джиану после того, как обнаружили… после того, как открыли дверь в подвал.

— Мы вызволим Джиану, Сиб. С ней всё будет в порядке. Данте её отпустит. Наркотики возможно и вне закона, но это едва ли можно считать преступлением против короны.

Я не уверена в том, что Сиб меня слышит, потому что она говорит:

— Катриона рассказала Даргенто про пыль. Нам нельзя было пускать её в дом.

Я вздыхаю. Обвиняя мёртвую женщину, мы ничего не добьёмся.

— Они, вероятно, пытались выиграть время, а потом арестовать тебя по надуманному поводу.

Её ноздри раздуваются.

— Я собираюсь рассказать всему, мать его, миру, что это Данте заказал убийство своего брата. Подожди и увидишь сама.

Маттиа подходит к нам, его руки засунуты в карманы пыльных штанов, а белки глаз такого же алого цвета, как верхняя часть платья Сиб. Мы потеряли друга, а он потерял двоюродного брата. Я даже представить себе не могу, как, должно быть, болит сейчас его сердце.

Прохладный дым моей пары скользит по моей шее и плечам, после чего принимает форму мужчины.

— Киан полетел договариваться о том, чтобы Джиану отпустили.

— Если они тронут её хоть пальцем, я убью их всех. Сначала Таво. Затем Даргенто. А затем Данте. Всех! — Сиб обхватывает Маттиа за талию и прижимается к нему.

Его большое тело так сильно осунулось, что я не могу понять, кто кого поддерживает. Он прижимается губами к её макушке.

— Как насчёт того, чтобы передоверить эти убийства, — он бросает взгляд на Лоркана, а затем оглядывает воронов, которые стоят на некотором расстоянии от нас, — кому-то другому, Сибилла?

Лор переплетает пальцы с моими и сжимает мою руку.

— Почтём за честь избавить Люс от этих фейри, Маттиа.

Дыхание застревает у меня в горле, когда я осознаю, что он имеет в виду.

Война уже не на нашем пороге.

Она прямо здесь.

ГЛАВА 59

«И мы выиграем эту войну», — рычит Лор, сотрясая всё моё существо, и в этот же самый момент небо взрывается.

По куполу начинает барабанить дождь, попадая по тому месту, которое я посчитала открытым, но, похоже, это не так.

«Это магический барьер».

Я смотрю на Лора, потеряв дар речи после его признания.

«Я не знала, что вороны могут устанавливать магическую защиту».

— Её создали шаббианцы, — объясняет он.

Сиб так пристально сморит на наши руки, что её глаза готовы вылезти из орбит.

— Почему бы нам всем не присесть? Обед уже подан, — Лор кивает на один из общих столов, на котором рядами расставлены дымящиеся блюда.

Мой отец уводит Габриэля и приказывает ему «усадить его чертову фейскую задницу».

Капитан Люса подчиняется и, осторожно нащупав рукой стул, садится.

— Я понимаю, зачем ты надел мне повязку на глаза, Рибав, но клянусь, что не увезу ваши секреты домой.

— Многие давали мне подобные клятвы, Мориати.

Лор подводит нас к столу.

— Но мало кто их сдерживал, даже те, чьи сделки отпечатывались на коже.

— Как это возможно? Фейские соглашения… я имею в виду магические соглашения нельзя нарушить.

Лор выдвигает стул напротив Габриэля и кивает мне, чтобы я села.

— Большинство предпочло смерть выплате долгов.

Габриэль делает резкий вдох, вероятно, представляя, как железный клюв обрывает его жизнь.

— Где Фибус? — спрашивает Сиб, которая собирается сесть рядом со мной.

— Я здесь, скацца.

Мы с Сиб замечаем своего друга, одетого в тёмные штаны и тонкую розовую рубашку, которая подчёркивает его светлые волосы.

— Поскольку завтрак так и не пришёл ко мне, мне пришлось идти к нему.

Я быстро произношу одними губами «Прости», а Сиб шлёпает его по груди и произносит «Скацца, серьезно?», после чего обхватывает его руками за шею и прижимает к себе его высокое тело.

Брови Фибуса изгибаются, и с её губ срываются рыдания.

— А ты думала, что я превращусь в вяленое мясо?

Из её груди вырываются новые всхлипывания.

— Святой Котёл, ты действительно так подумала…

Он гладит её по спине.

— Как видишь, я жив и у меня всё тип-топ…

— Риккио мёртв, Фибс, — плачет она. — А Антони пропал. И Джиану арестовали.

Хорошее настроение Фибуса исчезает точно следы на мокром песке. Он моргает и смотрит на меня поверх головы Сибиллы, а затем переводит внимание на Маттиа, который сжимает побелевшими пальцами спинку стула и не сводит глаз с тарелки.

Когда Сиб отпускает Фибуса, он кладёт руку на плечо светловолосого моряка и сжимает его.

— Я сожалею о твоей потере.

Маттиа не смотрит на него, а только кивает, и от этого движения из его опухших глаз начинают течь слёзы, а затем беззвучно падают на его дрожащий подбородок. Его тихое горе заставляет меня начать разминать кожу в области сердца. Единственная мышца, которая осталась нетронутой после прошлой ночи, болит теперь, как и все остальные.

Фибус осматривает стол, за которым сидят вороны. Он улыбается Эйрин, которая заняла место чуть дальше, так как все места рядом с Лором оказались заняты членами Круга. Ну, кроме моего.

Когда Лор садится на стул рядом со мной, мой отец опускается рядом с Габриэлем. По другую сторону от капитана сидит Эрвин, такой же огромный и страшный, как и мой отец. Габриэль напоминает теперь буклет, зажатый между двумя толстыми томами. Хорошо, что у него на глазах надета повязка.

— Скажи мне, Мориати, — хотя голос Лора звучит спокойно, капитан подпрыгивает. — Почему ты помог преступникам сбежать? На что ты надеялся?

— Ни на что.

Лоркан потирает свою острую челюсть.

— Говори правду.

— Это и есть правда. Тебе не кажется, что я бы заключил с ними сделку, если бы хотел что-то получить?

Немного помолчав, Габриэль говорит:

— Дайте мне соль, если вы мне не верите.

— Соль больше не действует на вашего короля, — говорит Лор, когда Фибус придвигает стул и ставит его между мной и Сиб.

Кадык на шее Габриэля дёргается.

— Я не Данте.

— Значит, ты не принимаешь тот же яд, что и он?

— Какой яд?

Лор наклоняется вперёд, и его стул и доспехи скрипят.

— Ты капитан, разве нет?

— Я не понимаю…

— Мой капитан знает обо всех моих действиях.

Габриэль сжимает губы.

— Мы с Данте в последнее время не сходимся во мнении. На случай, если вы ещё не слышали, он подумывает восстановить Даргенто в должности.

— Мы слышали.

Края Лора расплываются, и его тени окутывают меня, словно желая защитить от этого ужасного человека.

— И где вообще эта остроухая вошь?

— С Данте.

— Где?

— Мне не сказали, где. Мне только сказали, что Таво и мне следует оставаться на Исолакуори, чтобы защитить остров в отсутствии короля.

— Он, похоже, безумно доверяет тебе и Таво, учитывая приток солдат из Неббы.

Щёки Габриэля западают, словно он надкусил что-то кислое.

— Их прислали к нам ради защиты его невесты.

Я фыркаю, что заставляет нескольких человек посмотреть в мою сторону.

Мой отец наклоняет голову.

— Что такое, ínon?

— Рою плевать на дочь. Он, вероятно, поставил их там, чтобы закрепиться в Люсе.

— Фэллон? — вскрикивает Габриэль.

— Привет, Габриэль.

— Ты жива?

— Ты только что слышал, как я говорила.

— Я забыла сказать, — Сиб наклоняется мимо Фибуса и смотрит на меня, — люсинцы думают, что ты умерла. Благодаря Имоген мы узнали, что это не так.

Она осматривает стол, и её взгляд падает на Ифу, которая сидит рядом с Эйрин с застывшей шеей, застывшей спиной и застывшей челюстью.

— Данте тоже думает, что я умерла? — спрашиваю я, чтобы увести разговор от её пропавшей сестры.

— Именно он объявил об этом, — говорит Габриэль. — Он предупредил всех, что вороны вернутся, чтобы поквитаться, поэтому Рой отправил к нам своё войско.

— Как думаешь, почему мой племянник решил спрятаться, Фэллон? — спрашивает Бронвен, входя в таверну. — Он, может быть, и не отдавал приказа убить тебя, но твоё мнимое убийство произошло в его части королевства.

Мой отец встаёт и подходит к ней. И хотя Бронвен не просила его о помощи, и она ей обычно не нужна, она принимает его протянутую руку. После того, как она садится напротив Маттиа, Кахол возвращается на место.

— Племянник? — плечи Габриэля становятся такими же острыми как его уши, торчащие из-под повязки. — Данте имеет родственные связи с вашим видом?

— Через её мужа, — отвечает Лор.

— Вы одна из сестёр его матери?

— Вообще-то, я старшая сестра Андреа. Единокровная сестра.

Габриэль делает резкий вдох, после чего произносит на выдохе:

— Аврора? Я думал… я думал, что она погибла в пламени своего отца.

— Аврора погибла в пламени своего отца, а я восстала из её пепла.

— Данте знает, что вы живы?

— Нет, и я хочу, чтобы это оставалось так. Я, может быть, и внебрачная дочь Косты, но я всё же его дочь. Да простит его Котёл, но Данте считает, что я желаю заполучить трон, который ему даже не принадлежит.

— Я сохраню ваш секрет.

— Я знаю. Я предвидела твою судьбу.

Лицо Габриэля становится бледным как глаза Бронвен.

— Прошу прощения?

— Бронвен может видеть будущее.

Лоркан не добавляет, что её ясновидение было даровано ей жителями Шаббе.

— И что вы предвидели? — спрашивает Габриэль очень нервным голосом.

— Люс отойдёт законному королю.

Бронвен переводит глаза на Лоркана, а затем на меня.

Они задерживаются на мне, и, хотя Бронвен не может говорить у меня в голове, я как будто слышу её мысли, спрятанные за восковой кожей её лба: будущее Лоркана зависит от меня, девушки без магических способностей, которая помогла недостойному мужчине захватить трон, который ему не принадлежит.

Я сажусь прямее.

— Бронвен, вы не видите, где прячется Данте?

«Даже если бы она могла это увидеть, Behach Éan», — дым Лора закручивается вокруг моих сжатых кулаков, скользкий и холодный, точно чешуя Минимуса, — «она бы тебе не сказала, потому что мы с ней заключили небольшую сделку сегодня утром».

«Лор…»

«Я помешал твоим планам, любовь моя?»

Я знаю, что он сделал это из благородных побуждений, но да, собственнические наклонности моей пары очень сильно помешали моим планам.

«Что, если это единственный способ лишить его трона?»

Его тени превращаются в руку, которая разжимает мой кулак и переплетает свои длинные пальцы с моими.

«Я предпочту прожить следующую тысячу лет без трона, чем провести хотя бы день без своей пары».

— Они могут разговаривать друг с другом? — шепчет Сиб Фибусу, который, должно быть, кивает, потому что она шипит: — Я знала! Я, чёрт побери, знала!

— Какое будущее меня ждёт, Бронвен? — спрашивает Габриэль.

— Иногда неведение — это благо.

— Скажите мне.

— Хорошо.

Она вздыхает.

— Ты погибнешь раньше, чем наступит следующее полнолуние.

Фейри, сидящий передо мной, застывает на месте, как и все вороны, находящиеся за столом.

— Вы когда-нибудь ошибались?

— Никогда.

Когда мурашки покрываю мою кожу, Лор отпускает мою руку и начинает рисовать круги на моей ладони.

— Значит, я покину эту гору в чёрном мешке? — голос Габриэля заставляет меня перевести внимание на него. Как и всех остальных. — Так я точно не выдам ваши секреты.

Бронвен кладёт локти на стол, словно желает получше разглядеть Габриэля, которого загораживает Ифа.

— Ты умрешь не от наших рук, Габриэль; ты умрешь от рук своего генерала.

ГЛАВА 60

Габриэль не произносит ни слова с тех пор, как Бронвен заявила, что Таво прервёт его жизнь. Думаю, мне бы тоже расхотелось болтать, если бы она объявила, что Сиб или Фибус собираются ударить меня в спину и отправить на небо. Или в преисподнюю. Ведь моя душа перестала быть чистой. Я, конечно, ещё не убила Данте, но я уже не раз об этом задумывалась.

— А что, если Габриэль останется здесь, в Небесном королевстве? — неожиданно спрашиваю я.

Габриэль поднимает глаза — а точнее поворачивает голову в мою сторону. Ведь его глаза всё ещё завязаны.

Несколько воронов шипят, словно я предложила вооружить его обсидианом.

— Так мы только отложим его смерть, — говорит Бронвен.

— А он может остаться? — спрашиваю я Лора.

Лор обводит членов Круга своими лимонными глазами.

— Думаю, что ему может быть предоставлена камера.

Настоящая.

«Я знаю, что ты доверяешь этому мужчине, но он был правой рукой Данте. Пока мы не поймём, кому он верен, я оставлю его за решеткой».

«Дай ему соли».

«Я это сделаю. В со временем. Когда удостоверюсь, что в его крови не осталось того вещества».

«Он сказал, что не принимал его».

«И почему я должен ему верить? Потому что он подарил тебе одноглазую лошадь?»

Я решаю не спорить, потому что мне понятна его подозрительность, но затем мои мысли переносятся к Арине.

— Её сейчас кормят, — тихо бормочет он. — Сибилла приехала на ней.

Чувство облегчения из-за того, что её не оставили там, стирает тонкий слой люсинской грязи, которая покрыла моё настроение с приездом моих друзей. Я даже начинаю улыбаться, но вспоминаю, что Риккио не выжил, что Джиа находится в заточении у фейри, что Антони поглотили те таинственные туннели, о которых я всё ещё ничего не знаю, а Имоген пропала вместе с лидером восстания людей.

Лор продолжает рисовать круги на моей ладони, но теперь нажимает на неё сильнее.

— Кахол, сними повязку, но его запястья пусть останутся связанными.

Когда ткань убирают, Габриэль не перестает моргать, а затем всё смотрит и смотрит вокруг.

— Ожидал чего-то другого, Мориати? — спрашивает Фибус.

Серые глаза Габриэля останавливаются на Фибусе. Затем он качает головой и переводит внимание на меня. Я улыбаюсь, но не уверена, что он замечает мою улыбку, потому что тени Лора встают у меня перед лицом.

Я пытаюсь отогнать их, но они не рассеиваются, создавая завесу между Габриэлем и мной.

«Что ты делаешь? Он знает, что я жива и здорова».

«Тогда почему он пялится?»

Я устремляю взгляд на тёмные облака дыма.

«Он, наверное, удивлён тому, что я сижу рядом с тобой. Так же как твои люди удивились, когда ты взял меня за руку».

Его низкое «пфффф» заставляет меня улыбнуться, пока он не произносит: «Наши люди».

Снова перевоплотившись в человеческое обличье, Лор подцепляет миску, наполненную ячменем и зелёными овощами, и придвигает её к нам.

— Давайте есть!

Он кладёт немного еды на мою тёмную керамическую тарелку, затем на свою, а потом продолжает накладывать мне ещё и ещё.

— Ты голоден, Мориати?

— Не до такой степени, чтобы меня кормили с ложечки.

— Я могу завязать твои руки спереди, чтобы ты мог их использовать.

Габриэль вздыхает.

— Это необязательно. После новости о своей смерти, у меня пропал…

Он замолкает, и его взгляд перемещается на Бронвен, женщину, закалённую огнём.

— Как мило, — бормочет Лор. — Тебе надо ей рассказать. Ей понравится эта метафора.

«Сомневаюсь. Моя тётя не очень-то меня любит».

Лор полностью поворачивается ко мне.

— Почему ты так говоришь?

Я приподнимаю одну бровь.

«Она разговаривает со мной так, будто я годовалый ребёнок».

«Дай ей время. Она жила без своей пары в течение пяти веков. Такое способно сломить даже самые добрые сердца».

— А что будет, если генерал умрёт, Бронвен? — спрашивает Фибус. — Это изменит судьбу Габриэля?

Она ставит на стол стакан с водой и сглатывает.

— Нет.

А затем она поднимает глаза на Габриэля, который вжался в стул.

— Ты умрёшь героем. Я сомневаюсь, что так тебе будет проще принять свою судьбу, но знай, что твой последний вздох будет сделан не напрасно.

Габриэль опускает глаза на головку сыра в фиолетовой оболочке, которая придаёт кремовой плоти похожий оттенок. Неужели пророчество Бронвен уже начало менять его мнение о Таво и Данте, или он и так уже потерял веру в их человечность после того, как они пришли к власти и начали вести себя как деспоты?

Лор откидывается на стуле и скрещивает длинные ноги.

— Я понимаю твою боль, Мориати. Мой генерал, Коста Регио, пырнул меня в спину пять веков назад. Конечно же, ему помогла его любовница шаббианка, но это предательство всё равно оставило неприятный привкус у меня во рту.

Если Габриэль и считает это сравнение неуместным, учитывая то, что Лор всё ещё дышит, он не перечит ему, а только смотрит на небесный сыр на своей тарелке, словно это голова его палача.

— У меня есть к тебе предложение. Которое позволит тебе оставаться в Небесном королевстве так долго, как ты пожелаешь.

— А что насчёт пророчества?

— Несмотря на то, что я не привык тешить людей ложными надеждами, мы всё же хозяева своей судьбы. По крайней мере, я в это верю.

Сморщенная кожа Бронвен морщится ещё сильнее. Она явно не разделяет мировоззрение Лора.

— Значит, ты разрешишь мне остаться здесь, в камере, пока я не решу, что готов вернуться в земли фейри и умереть там смертью героя? — в тоне уравновешенного Габриэля появляется горечь, которую я никогда не слышала раньше.

— Эти земли недолго будут принадлежать фейри. Когда-нибудь они снова станут нашими, а я распущу всю администрацию Данте.

Я решаю, что слово «распущу» — это эвфемизм, за которым скрываются истинные намерения Лора, но эти намерения могут напугать любого фейри.

— А что касается твоего пребывания здесь, сначала ты будешь находиться в камере, но, когда докажешь, что ты друг моему народу, — Лор указывает на фейри, сидящих рядом со мной, — ты сможешь свободно гулять среди них.

Габриэль, наконец, поднимает свои серебристые глаза от куска состаренного козьего молока.

— И что ты мне предлагаешь, Лоркан?

— Мою защиту в обмен на секреты люсинской короны. Все секреты.

Габриэль закрывает глаза.

— Тебе не стоит вмешиваться в пророчество, Морргот, — голос Бронвен низко раздаётся над столом, точно удар хлыста. — Ты можешь рассердить Великий Котёл, и тогда тебя постигнет ещё более жестокая участь.

— Если бы мне было интересно твоё мнение по поводу того, как мне управлять своим королевством, я бы попросил тебя им поделиться.

Ответ Лора и тон его голоса заставляют Бронвен закрыть рот.

— Ну, хорошо.

Она встаёт из-за стола и без чьей-либо помощи — потому что на этот раз никто не предлагает её поддержать — направляется в сторону арки.

Я слежу за ней, пока её тело не поглощают тени. Я понимаю, что ей был дан дар, который она использует на благо людей Лора, но, будучи провидицей, она не имеет права проявлять неуважение к королю, особенно в присутствии других людей.

Я начинаю жевать губу, припоминая все те разы, когда я проявляла неуважение к Лоркану в присутствии его людей. Я тут же шепчу извинения по нашей мысленной связи.

И хотя он не отвечает мне словами, он берёт мою руку с колен и обхватывает её своей рукой.

— Так что, Габриэль? Ты будешь работать с нами или против нас?

— С вами, Лоркан Рибав, Король неба.

ГЛАВА 61

Лор решает продолжить разговор в более интимной обстановке — в своих покоях. И хотя он приглашает меня присоединиться к нему, я решаю провести время с Сибиллой и Фибусом. Я узнáю обо всех делах Лоркана потом, когда он прекратит выжимать мозг Габриэля, точно лимон.

Я морщу нос, представив эту картину.

— Ой, перестань, это не настолько отвратительно, — говорит Фибус, и я решаю, что он обращается к Сибилле, потому что я молчала уже пару минут, но, когда я вижу, что они оба смотрят в мою сторону, я понимаю, что они приняли мою гримасу за реакцию на одну из их многочисленных тем для разговора.

Мой мозг пребывает в таком хаосе из-за всего этого эмоционального напряжения, что мне не удается держать концентрацию. Мне не помогает и то, что я уже дважды проецировала себя в покои Лора, пугая себя ещё больше, чем его. После того, как он касается моего лица и шеи, чтобы успокоить мой участившийся пульс, и обещает рассказать обо всём позже, я возвращаюсь в своё тело и снова оказываюсь сидящей между Сибиллой и Фибусом у себя на кровати.

Кровать так сильно пахнет Лорканом, что моё тело начинает заново вспоминать прошлый вечер, если только оно не находится в покоях Лора.

— Простите, но что не настолько отвратительно? — спрашиваю я.

— Палец в заднице, — говорит Сиб.

Мои щёки так быстро вспыхивают, что мне хочется отодвинуться подальше от двух этих тел, сидящих по бокам от меня.

— Лично я не поклонница, — добавляет она, — но Маттиа нравится.

Я морщу нос.

— Мне необязательно об этом знать.

— Нет, обязательно, Капелька.

— И зачем мне знать о пристрастиях Маттиа, Фибс?

Он широко улыбается.

— Я имел в виду то, что тебе будет полезно узнать, как ласкать задницу мужчине.

Я пытаюсь протиснуться между ними, пока не начала потеть из-за того, как сильно я покраснела, но матрас такой мягкий, что я только проваливаюсь ещё глубже.

— Неужели мы тебя возбудили? — Фибус уже почти хихикает

— Нет, — отвечаю я, а моё лицо начинает дымиться. — Это кровать такая огромная. Зачем вы так близко ко мне придвинулись?

Фибус разворачивается на своём месте, как и Сибилла. Они оба обхватывают мой торс, и, вытянув руки, кладут их на талии друг друга, и вот мы уже переплетены между собой, точно страницы книги на моём прикроватном столике.

— А некоторым мужчинам нравится больше, чем один палец…

— Фибус, — шиплю я.

— Я просто пытаюсь научить вас тому, как найти путь к…

— …мужской заднице? — вставляет Сиб.

Он одаривает её кривоватой улыбкой.

— Я хотел сказать сердцу.

— Ну, конечно.

Сибилла издает неуверенный смешок, который тут же сменяется отчаянными рыданиями.

И хотя она сама предложила обсудить секс — чтобы не думать о своей сестре и Риккио, а также узнать обо всём, чем я решила поделиться касательно моих зарождающихся отношений с Лором — это не помогло ей избавиться от печали и переживаний, а только похоронило их под тонким слоем грязи.

— Боги, я скучала по нам, — хрипит она.

— Я ещё больше по нам скучала, — говорю я.

— А я больше всех по нам скучал, — Фибус одаривает меня взглядом. — Ведь это я был горным изгнанником.

Он без сомнения хочет казаться раздраженным, но его глаза так блестят, что в них отражается не гнев, а только любовь.

И хотя я едва могу пошевелиться, я сгибаю руки и обхватываю ими его предплечья.

— Давайте никогда больше не расставаться.

— Давайте! — говорят они в унисон.

Наши объятия становятся крепче, и, хотя я знаю, что жизнь всё равно вмешается в наши планы, потому что она всегда так поступает, я молюсь Котлу о том, чтобы наша дружба растянулась на долгие века.

Когда Сиб начинает тихонько плакать, я отпускаю руку Фибуса, разворачиваюсь, обхватываю её трясущееся тело обеими руками и прижимаю к себе, а затем Фибус прижимает к себе нас обеих. Мы, должно быть, засыпаем в объятиях друг друга, потому что следующее, что я вижу — это какое-то движение в воздухе, из-за которого мои веки приподнимаются.

Луна освещает тёмные очертания кожаных доспехов моей пары и заставляет его золотые глаза пылать. Он стоит рядом с моей кроватью и смотрит на нас с нежной улыбкой.

«Я не хотел тебя разбудить, птичка».

Мои друзья, должно быть, чувствуют его присутствие, потому что они оба начинают шевелиться, после чего Фибус переворачивается со стоном на спину, а Сиб начинает тереть свои опухшие глаза.

— О, боги, — она садится, — который сейчас час?

— Почти десять вечера, — отвечает Лор.

— Ох. Я самая ужасная девушка. Мне нельзя было оставлять Маттиа одного так надолго.

Она поворачивается ко мне, затем наклоняется и целует меня в щёку.

— Люблю тебя. Разбуди меня на завтрак в любое время, хорошо?

Она посылает Фибусу воздушный поцелуй, после чего спрыгивает с кровати и направляется к двери в своём помятом красном платье.

— Морргот, есть какие-нибудь новости от Киана?

— Боюсь, что пока нет. Как только я что-нибудь узнаю, я расскажу тебе.

— В любое время, — её голос дрожит от переживаний.

— В любое время, Сибилла.

Глубоко вздохнув, она бормочет:

— Спокойной ночи, Лор. И спасибо, что разрешил нам остаться.

И хотя Лоркан кивает, его глаза не смотрят в её сторону; они остаются на мне.

Фибус зачесывает назад свои волосы.

— Ну, мне тоже пора.

Он встаёт с кровати, забирает книгу с моего прикроватного столика, задерживается на секунду, переводя взгляд между Лором и мной и перекладывая книгу из руки в руку.

— Я собираюсь пойти в таверну.

Но он так и не уходит.

— Ты ведь остаешься, Морргот?

— Да. Если Фэллон позволит.

Я закатываю глаза. Как будто я могу его выгнать. Даже если он решил остаться только для того, чтобы побрюзжать насчёт фейри, лучше если он будет делать это здесь.

«Побрюзжать?»

Я улыбаюсь.

«Дай угадаю… настоящие короли не брюзжат?»

Его улыбка становится шире.

— Ну, ладно, детки. Веселитесь.

Фибус хлопает себя ладонью по губам.

— Не мог же я сказать это вслух? Мои искренние извинения.

— Ты прощён.

Пальцы Лора уже начали расстегивать доспехи.

— Но только, если ты немедленно выйдешь отсюда.

Фибус сбегает так быстро, что его контуры расплываются.

— Тебе обязательно пугать моих друзей, Лор? У тебя есть для этого враги.

— Мне надо поддерживать репутацию, mo khrà.

Я качаю головой, но мои губы растягиваются в улыбке. На которую он отвечает такой же улыбкой. Когда его одежды падают на пол, мой взгляд опускается вместе с уголками моих губ, потому что нельзя ухмыляться, глядя на произведение искусства. На него можно смотреть только в благоговении.

Лор выглядит так, словно высечен из скалы своего королевства, освещённой звездами — его серебристые шрамы — это следы от стамески; вены — залежи ценных минералов; волосы — клубы дыма в ночном небе; а глаза — золотые слитки. Даже его запах словно рождён горой и небом, которым повелевает Лор.

Он встаёт на колени в изножье кровати, его член покачивается между мускулистыми бёдрами и начинает растягиваться, пока он осматривает моё тело, покрытое одеждами.

— Святая Морриган, как же я по тебе скучал, — хрипло произносит он и проходится острым кончиком своего носа от пупка до впадинки между моими ключицами.

Он оставляет дорожку поцелуев на моей шее, и каждое нежное прикосновение его губ вырывает из меня тихие стоны, вибрирующие в темном воздухе.

Он приподнимает мой подбородок и добирается до моих раскрытых губ. Мои лёгкие начинают гореть из-за частых вздохов, а грудная клетка болит из-за того, с какой скоростью бьётся моё сердце. Когда он касается моих губ своими губами, я таю, превратившись в лужицу желания.

Я поднимаю руки и провожу ногтями по его обнаженной талии, наслаждаясь тем, как его кожа покрывается мурашками. Когда я дохожу до основания его крепкой спины, я не могу решить, куда мне двинуться дальше — на север или на юг. Я хочу касаться его везде и сразу. Я прижимаю ладони к его плоти, разделяя и властвуя. Одна рука устремляется вверх, а другая вниз. Его мышцы напрягаются под кончиками моих пальцев, и он издаёт стон прямо мне в рот, а движения его языка становятся глубже.

Упёршись на руку, он расстёгивает мои штаны, а затем запускает руку в моё нижнее белье. Когда он понимает, как сильно намокла ткань, он издаёт очередной, почти животный, стон.

Не отрываясь от моих губ, он вставляет один палец в мою жаркую промежность, а затем вынимает его.

«Больно?» — хрипло произносит он у меня в голове.

«Нет», — задыхаясь, говорю я.

Он погружает ещё один палец внутрь меня, и с моих губ срывается крик, который прерывает наш поцелуй. Он, наверное, понял, что это крик удовольствия, потому что, к моему абсолютному восторгу, он повторяет то же самое движение ещё несколько раз. Когда мои соки покрывают его пальцы, он проводит ими по моему волшебному бугорку.

«Открой глаза, mo khrà, чтобы я мог видеть, как твоё сердце бьётся для меня».

«Ты можешь видеть его через мои глаза?»

Каким-то образом мне удается задать ему этот вопрос, хотя мои мысли сделались такими же хаотичными, как реки Монтелюса.

«Твои зрачки расширяются, когда ты меня желаешь».

Я так сильно его желаю, что мои зрачки, вероятно, перекрыли белки моих глаз. Моя улыбка, а может быть окружность этих чёрных точек, заставляют его губы и глаза улыбнуться.

Его движения замедляются, и я начинаю протестовать.

«Лор, пожалуйста…»

Усмехнувшись, он целует меня в челюсть, снова погружает внутрь меня палец, а затем переносит влагу на мой набухший бугорок и начинает тереть его, пока оргазм не прокатывается по моей спине и не вырывает резкий вздох из моих лёгких. Этот оргазм такой сильный, что я как будто покидаю своё тело и переношусь в самые дальние уголки вселенной.

Когда он снова начинает меня ласкать, я почти останавливаю его запястье. Моя плоть такая чувствительная, что мне начинает казаться, что на его пальцах выросли когти, но затем он замедляется и моё притупленное желание возвращается с новой силой. Я сдавливаю пальцами его кожу, а он сдавливает меня в ответ своими пальцами, играя с моей чувствительной плотью с такой ловкостью, что меня снова переносит в то место, сделанное из сахара и солнечного света, где существуем только мы с Лором.

А затем этот мужчина целует меня в изгиб шеи, берётся за мои штаны и спускает их вниз. Я приподнимаюсь, чтобы ему не пришлось их разрывать. И когда он снимает их с меня, а вместе с ними и моё нижнее белье, он берёт свой длинный член в руку и проводит им по моим мокрым складкам.

Я издаю стон, когда его шелковая головка проходится между моих губ и переключает рубильник моего оргазма. Я снова кончаю. Я не знаю, кто из нас больше поражён этому. Лор моргает и смотрит на меня, а я пытаюсь определить местоположение своего сердца, которое как будто растаяло, потому что оно стучит сейчас везде.

Он врезается в меня своими губами.

«Мне необходимо войти в тебя, Behach Éan».

«Мне необходимо, чтобы ты вошёл в…»

Резко подавшись бёдрами вперёд, он полностью оказывается во мне — каждый его сантиметр, и, Святой Котёл, их у него очень и очень много.

А я просто лежу, ошеломлённая. И наполненная. По-настоящему наполненная.

— Разве ты был таким же большим вчера?

— Я почти уверен, что перестал расти несколько столетий назад.

— Ну, ладно…

Когда он не начинает двигаться, вероятно, опасаясь повредить мои внутренности, я спрашиваю:

— Ты решил притвориться мёртвым?

Сначала этот мужчина только моргает, но затем разражается смехом, этим прекрасным громыхающим смехом, который резонирует в каждом углу моей спальни и во всём моём теле. Когда он начинает двигать бёдрами, его член скользит туда-сюда так плавно, словно покрыт маслом.

«Я покрыт тобой».

Наши влажные тела скользят друг по другу, и мои щёки вспыхивают.

Балансируя на одной руке, он проводит другой рукой по моей груди, по затвердевшим соскам. Когда он доходит до подола моей рубашки, он закатывает её и обнажает груди, на которые он смотрит с такой нежностью. Я вижу, что ему не терпится припасть к ним, и ему требуется всё его самообладание, чтобы не взять их в рот.

«Когда-нибудь, птичка, я полакомлюсь этими прекрасными розовыми сосками».

Он продолжает методично двигать бёдрами — не быстро и не медленно — как мужчина, который никуда не торопится.

Он проходится пальцами по моей грудной клетке и продолжает двигаться. Когда он достигает моего набухшего бугорка, он проводит по нему пальцем, что заставляет меня сжаться вокруг него.

«Focá».

Он ещё раз проводит по мне пальцем, и ещё раз, и моя промежность начинает душить его член.

Он хрипло произносит вереницу нечленораздельных слов, и движения его бёдер и большого пальца ускоряются. Мои мышцы сжимаются, и я выкрикиваю его имя, а он издает рык. А затем он полностью выходит из меня, перемещается вниз по моему телу и заменяет свой твёрдый длинный член своим языком.

«Святая Морриган, мне так сильно хотелось поцеловать твои сладкие складочки на протяжении всего этого дня».

Он разводит мои бедра в стороны и начинает лизать меня, упиваясь моим вкусом.

Моя кровь становится такой горячей, что я почти чувствую, как мои вены начинают гореть, а лёгкие превращаются в бесполезные кучки пепла.

Он издаёт рык и продолжает поглощать всё то, что собралось у меня между ног. Моя промежность сжимается и снова наполняет его рот. Он лижет до тех пор, пока не впитывает в себя всё до последней капли, а затем он встает на колени, хватает меня за бёдра и переворачивает на живот.

Взяв подушку, он подкладывает её под меня, после чего берётся за мои бёдра и проводит своим членом между моими ягодицами. Надеюсь, что он не хочет вставить туда свой член. Мне всё равно, что говорят мои друзья. Я не готова к тому, чтобы меня проткнули, тем более что его член величиной с предплечье, а не с изящный пальчик.

У него вырывается глубокий и бархатистый смешок.

«Обещаю не проникать в эту дырочку сегодня ночью».

«И в любую другую ночь».

Я пытаюсь развернуть шею, чтобы лучше его видеть.

«Или день, если уж на то пошло».

«Обещаю, что буду растягивать твою попку только с твоего согласия, mo khrà».

В отличие от предыдущего раза, он медленно входит в мою промежность. Моё тело начинает гудеть, когда он продолжает входить в него неспешными толчками, потому что эта новая поза… просто божественна. Его большие пальцы надавливают на мою поясницу, и, Санто Калдроне, я вижу звёзды, и не из своего окна, а прямо у себя перед глазами.

«Лор», — произношу я сквозь стон, а звёзды продолжают проноситься у меня в голове.

«Кончи вместе со мной, Behach Éan».

Движения его бёдер становятся наказывающими, они всё врезаются и врезаются в эту чувствительную точку, пока мой желудок не сжимается точно кулак, а я не выкрикиваю имя Лора на всё его королевство.

«Наше королевство», — рычит Лор, тонкий слой пота блестит у него на лбу.

— Наше, — повторяет он, на этот раз вслух, и тембр его голоса кажется мне сейчас таким же резким, как и его движения.

Я сглатываю. Зверь, который занимается со мной любовью, может быть и мой король, но я ещё не его королева.

«Сегодня, Behach Éan. Сегодня мы…», — его глаза темнеют, когда он врезается в меня в последний раз и замирает. И только та часть его тела, что находится сейчас во мне, продолжает двигаться. Она пульсирует, изливаясь в меня долгими и горячими всплесками.

Разве это не странно, что мне нравится то, как он орошает мои стенки своим семенем?

«Сегодня мы это исправим», — хрипло произносит он, всё ещё рисуя полумесяцы у основания моей обмякшей спины своими большими пальцами.

Мой мозг, должно быть, превратился в кашу, потому что я никак не могу понять, что мы с ним должны исправить.

Каждый мускул под его перламутровой кожей натягивается, когда он наклоняется вперёд и целует меня в лопатку.

«Мы сделаем тебя моей королевой».

ГЛАВА 62

После того, как Лоркан Рибав решает, что сегодня состоится моя коронация, моё сердце сжимается и никак не может начать биться снова. Он всё ещё лежит поверх меня, и его член становится мягким, но не его решимость надеть мне на голову корону.

Он спрашивает меня, где бы я хотела провести церемонию: в «Таверне-Базаре» или в саду — так как это самые большие пространства в королевстве.

Мой язык, должно быть, срастается с нёбом, а мысли с черепом, потому что я не способна ему ответить, ни вслух, ни по мысленной связи.

Лор неожиданно прерывает процесс этого безумного планирования, перестает разминать мою спину и осыпать мои плечи поцелуями.

— Ты хочешь стать моей королевой, Behach Éan?

Я разворачиваюсь и вынимаю его из себя, чтобы перевернуться на спину. Моё молчание заставляет исчезнуть ту маску уверенности, которую всегда носит Лор. Я поднимаю руку к его щеке и нежно провожу ей по татуировке пера.

— Я ничего так не хочу, но я не хочу, чтобы это случилось сегодня. Я хочу, чтобы на церемонии присутствовали нонна и моя мать — матери. Я также хочу, чтобы там присутствовала Джиа. И я хочу, чтобы Данте исчез, и Люс принадлежал только нам, Лор. И хотя это может показаться тебе глупым…

— Твои желания не кажутся мне глупыми.

Моё горло сжимается из-за охвативших меня эмоций. Мне приходится сглотнуть, чтобы продолжить перечислять причины моего нежелания стать королевой.

— Я хочу, чтобы моя магия разблокировалась. Я хочу получить этот трон не потому, что Котёл сделал меня твоей парой, а потому что я заслужила это место.

— Ты его и так уже заслужила. Ты вернула меня к жизни.

Его уверенность крепнет, а очертания тела, которые до этого начали расплываться, как и другая часть его тела, становятся чётче.

— Но я также понимаю, почему ты хочешь подождать, любовь моя.

Он раскрывает мои губы своим ртом, а затем раздвигает мою промежность членом.

И поскольку его семя ещё не вытекло из меня, благодаря подушке под моими бедрами, он скользит внутрь меня. Мой живот сжимается, когда весь его член оказывается внутри, а затем напрягается ещё больше, когда он его вынимает, чем создает то восхитительное трение, от которого я постепенно становлюсь зависимой.

На этот раз, пока он занимается со мной любовью, его губы не покидают мои. Он нежно целует меня от одного уголка губ до другого. Он не оставляет без внимания ни миллиметра моей кожи, ни на лице, ни на теле. Он нажимает кончиками пальцев на мои бёдра и начинает водить ими вдоль изгибов, после чего переходит к другим частям моего тела, до которых может дотянуться.

Его запах усиливается, когда его кожа нагревается, и маленькие капельки с примесью угля и соли начинают закатываться в наши рты. Я пробую на вкус каждый удар его сердца, а он медленно целует меня, одаривая меня бесценными движениями своего языка. Я не могу понять, что мне нравится больше — вот этот медленный или более грубый ритм? В обоих случаях мой пульс сходит с ума.

Лор начинает водить по моим округлым грудям прохладной подушечкой пальца, и его движения становятся более частыми, как и мои вздохи, когда он доходит до розоватой плоти, увенчанной твёрдыми жемчужинами.

Мои лёгкие сжимаются, когда у меня между ног и в груди начинает нарастать давление. Его имя формируется у меня в горле и переползает на язык, но он не дает ему вырваться из моего рта.

И хотя оргазм наступает резко, он разматывается, точно сбежавший клубок шерсти, и делает это до тех пор, пока мои конечности не становятся похожими на шерсть. Я всё ещё кончаю, когда его бёдра и губы, наконец, замирают, и он изливается в меня, не издав ни звука.

Я уплываю, опьяненная им, его прекрасными губами, ровным дыханием, чувственными руками и великолепным членом. Боги, а ведь я, может быть, смогу заниматься с ним этим всю жизнь.

Его губы отрываются от моих так неожиданно, словно вместе с ними он оторвал слой моей кожи.

— Никаких «может быть», Behach Éan.

Я запускаю руку в его волосы, которые выглядят так же дико, как и его глаза, которыми он меня сверлит, и притягиваю его голову к себе, чтобы он не заметил тот страх, что вспыхивает во мне каждый раз, когда я думаю о будущем.

«Столько всего может пойти не по плану», — думает Фэллон, которую предавали, ломали и пытались убить отравленной стрелой.

Я скучаю по оптимистичной версии себя, но она умерла в тот день, когда я возвратила Лоркана к жизни.

Когда несколько часов спустя мы лежим в темноте, моя голова покоится в изгибе его плеча, ноги запутались в его ногах, а наши переплетённые пальцы лежат на его груди, покрытой шрамами, я, наконец, спрашиваю его, не рассказал ли чего-нибудь нового Габриэль.

— Данте держал его в неведении. Он даже не знал о существовании туннелей под королевством.

— Ты думаешь, что его держали в неведении, так как считали его слабым и ненадежным?

И хотя мой взгляд прикован к нашим соединенным пальцам, я чувствую, как его дым касается моего лба и задерживается там.

— А почему ещё?

— Ты как-то держал меня в неведении, чтобы меня защитить.

— Ты меня ранишь, птичка. Сравнивая меня с этим бесхребетным вероломным мужчиной, который заботится только о себе.

Он запускает пальцы в мои влажные волосы, которые он помыл, пока мы отмокали в ванной.

Это было божественно — и ванная и то, как длинные пальцы Лора намыливали мою голову. От так часто меня балует, что к этому можно привыкнуть.

— Когда-то они были очень близки с Габриэлем, Лор. А с Таво они как будто всё ещё закадычные друзья.

— Попомни мои слова, он, скорее всего, избавится от Таво, не моргнув и глазом, если этот огненный фейри пойдет против него.

Он достаёт свою руку из моих волос и проводит ладонью по лицу, на котором больше не осталось макияжа.

— Когда Морриган создала меня, и сделала ответственным за королевство, я не только позвал с собой всех своих друзей, но и всё время держал их при себе, потому что они отличались честностью и преданностью, а также не боялись ставить меня на место, если того требовало моё эго. Особенно твой отец.

Тон его голоса окрашивается нежностью.

— Сколько твоих воронов застряло за магическим барьером? — спрашиваю я, проведя пальцем по шраму под его синеватым соском.

— Слишком много.

— Больше половины?

— Гораздо больше. Прежде, чем сдаться Марко, чтобы он не убивал людей в пещере, я заставил своих людей улететь на Шаббе. Остались только самые упрямые.

Его кожа снова становится холодной, как и тон его голоса.

— А туннели… Ты планируешь прорваться туда?

— Мы пытались.

Он сглатывает.

— Мы не можем туда войти.

Я поднимаю голову с его руки и поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Почему?

— Двери из обсидиана. Антони пытался взорвать их, но пропал.

Эта информация заплывает мне в голову и оседает там точно ил.

— Ты думаешь, что он мёртв?

— Я не знаю.

Он сжимает переносицу и закрывает глаза на долгое мгновение, словно переживает о том, что я могу попытаться на цыпочках проникнуть в его сознание и увидеть его настоящее мнение о судьбе Антони.

— Ты сказал Сибилле, что у тебя нет новостей от Киана. Это правда?

— Нет.

Он глядит на деревянные балки над моей кроватью, и убирает пальцы с лица.

— Значит, у тебя есть новости?

— Переговоры продолжаются.

— А нельзя ли поточнее? Что ты предложил Таво?

— Золото.

— Чего он хочет?

С кожи Лора начинают подниматься тени, точно песок в Сельвати во время моей бешеной скачки на Ропоте по пустыне.

— Он хочет то, что я не желаю ему отдавать.

Мои пальцы замирают на одном из его многочисленных шрамов. Он идеально округлой формы и слегка вдавлен — вероятно, это след от обсидианового шипа.

— Скажи мне.

— Нам надо поспать. На случай если твой отец решит снова постучаться в твою дверь в хрен знает каком часу.

— Для человека, который пытается заставить меня разговаривать прилично, у вас довольно грязный рот, Ваше Величество.

— Тебе нравится мой рот.

— Мне действительно нравится твой рот, Лор, но мне бы понравилось больше, если бы ты ответил на мой вопрос насчет Джианы.

— Фэллон.

Вздох приподнимает его грудь, которая в свою очередь приподнимает мою руку.

— Он просил вернуть Габриэля? Верно?

Губы Лора сжимаются, а пальцы останавливаются у меня в волосах.

— Он попросил пинту твоей крови.

— Разве он не считает, что я умерла?

— Джиана проговорилась о том, что ты жива, под воздействием соли.

А-а…

— Данте знает о том, что я не умерла?

— Я думаю, что эта новость достигла того места, где он прячется.

Я забираюсь на него сверху.

— Моя кровь имеет какой-то особенный запах или вкус?

— Мы не будем давать Таво… или любому другому долбаному фейри твою кровь.

— Повторяю ещё раз, глупый ты человек, моя кровь имеет какой-то особенный запах или вкус?

Я вспоминаю, как его ворон высунул язык и облизал окровавленный коготь в первую нашу встречу.

— Она содержит железо, поэтому у неё металлический вкус, в отличие от крови фейри.

— То есть она похожа на кровь воронов?

— Что-то типа того, но более солёная.

Его ноздри дергаются.

— Мне пришлось выпить целый бокал, чтобы заклинание Морриган подействовало.

Я морщу нос, представив, как он пьёт кровь.

— У крови воронов есть какие-то магические свойства, если она находится вне тела?

Его брови изгибаются.

— Нет.

— Так давай дадим ему пинту моей, — я показываю пальцами кавычки, — «крови». Мы просто добавим туда немного соли, а затем ты её пробуешь и вуаля!

— А ты хитрая женщина.

— И как это не пришло тебе в голову?

— Мои мысли были заняты тем, как лучше всего убить Таво, не используя клюв или когти.

— Или руки, так как ты не покинешь своё королевство.

Я целую шрам на его правой груди, и его сосок затвердевает, когда мои губы касаются его кожи.

— Так ведь?

Он переводит свои горящие глаза на мои, а затем на то небольшое пространство, разделяющее его покрытую мурашками кожу и мои приоткрытые губы.

— Так ведь? — повторяю я и провожу губами по его чувствительной коже, после чего облизываю сосок.

Его золотые глаза вспыхивают, а пульс учащается.

— Лор?

Я обдаю горячим дыханием этот тёмный участок его кожи и заставляю его ещё больше заостриться.

— Ты не покинешь эти стены, так ведь?

Он уставился на мои губы, словно они могут заставить его произнести ненужные ему клятвы. И затем невероятно ворчливым тоном он отвечает:

— Так.

— Хорошо, потому что, если ты это сделаешь, твои губы никогда больше меня не коснутся.

Он прищуривает глаза.

— Серьёзно?

— Да. Как ты и сказал, я хитрая.

Я слегка улыбаюсь ему мрачной улыбкой.

— Может быть, мне стоит заставить тебя записать это обещание пером, как…

Он переворачивает нас.

— Мне не нужно перо.

Он хватает меня за запястья, поднимает мои руки над головой, а затем начинает записывать свои обещания языком на моей груди.

Стоны и смех по очереди вылетают из меня по мере того, как он выводит на мне свои невидимые слова. Когда он доходит до моего пупка, то приподнимает голову и смотрит на моё покрасневшее лицо и широко раскрытые глаза. Я больше не смеюсь.

— У меня закончилось место и негде подписать мою клятву, — бормочет он, и его прохладное дыхание скользит по мокрым завиткам, которые он оставил на мне.

Я всё смотрю и смотрю на него, мои мысли полны желания, которое трансформируется в предвкушение, когда уголки его губ коварно приподнимаются.

— Хотя… подожди.

Он разводит мои ноги в стороны, опускает голову и проводит носом по моим волоскам.

— Я нашёл идеальное место.

И вот там, на пульсирующей плоти между моими ногами, он неторопливо выводит языком своё полное имя.

ГЛАВА 63

Я просыпаюсь от острого чувства голода, что со мной впервые. Но опять же, учитывая мои ночные упражнения, это совсем не удивительно. Когда мой желудок урчит во второй раз, я потягиваюсь и издаю стон, после чего поворачиваюсь к Лору, чтобы спросить у него, не найдётся ли у него времени позавтракать со мной. Но обнаруживаю только одинокий листок бумаги на его стороне кровати.

Я провожу кончиком пальца по словам «твоя пара», и широкая улыбка разделяет моё лицо на две части. Это так невероятно, что у меня, Фэллон Бэннок, есть пара. Да ещё и король.

Я перечитываю каждое чудесное слово, после чего трепетно складываю записку и начинаю искать место в моей залитой солнцем комнате, чтобы её спрятать. В моём ночном столике нет ящиков, как и в низком столе перед камином. Я решаю положить её в шкаф, но предполагаю, что кто-то заходит туда время от времени, чтобы вешать одежду, которую я отправляю в стирку.

Интересно, кто это может быть? Я делаю мысленную заметку о том, чтобы спросить об этом Лоркана. Я хочу не только поблагодарить этого человека, но также сходить с ним в волшебную прачечную. Теперь, когда я выздоровела, пора чем-то заняться. Вероятно, я могла бы помочь убирать какие-то ещё комнаты помимо своей. Или, раз уж я умею работать на кухне, я могла бы помочь Коннору и Риду в таверне.

Решив, что моя записка будет в безопасности в ящике с нижним бельём, я спрыгиваю с кровати. По крайней мере, мне так кажется. На самом же деле я отрываю каркас своего тела от смятых простыней и плетусь в сторону шкафа, преодолевая боль в мышцах.

Засунув сложенную записку под белое кружевное бельё и выбрав себе новое, я осматриваю ряды одежды и останавливаюсь на коричневых замшевых штанах и белой хлопковой блузке с шёлковыми лентами на вороте и манжетах. Вместо шёлковых туфель я выбираю более прочную обувь — высокие сапоги, начищенные до блеска. Как и всё остальное в этом шкафу, их, должно быть, никто никогда не надевал, потому что на них нет ни единой трещинки.

Я стою перед зеркалом, прислонённым к стене моего шкафа, и моё сердце совершает маленькие веселые пируэты. Одежду, которой Сибилла заполнила шкаф у Антони, вероятно, тоже никто никогда не носил, но её явно купили на рынке. А эта одежда была сшита специально для меня. Она никогда не украшала чужое тело, даже тело манекена или потенциального покупателя.

Воспоминания о доме Антони омрачают мою радость, потому что я не могу думать о его доме, не думая о нём. Я закрываю глаза и начинаю представлять его, истекающего кровью в промозглом туннеле. Жив ли он? И если бы это было так, не попытались бы фейри обменять его на что-то?

Я моргаю, чтобы отогнать слёзы, которые начали подступать к моим глазам. Антони сильный и хитрый. Если кто-то и может выжить в такой невозможной ситуации, то это он.

— Останься в живых, — шепчу я, направляясь в ванную.

Распутав волосы с помощью щётки из кабаньей шерсти, хранящейся рядом с раковиной, я смотрю на кусок чёрного угля и осторожно беру его в руку. Наверное, Лору понравится, если я раскрашу своё лицо, но я беспокоюсь, что это может привлечь непрошеное внимание и вызвать недобрые перешептывания.

Я уже слышу, как его люди болтают о том, что девушка, которая раздвигает ноги для монарха, не заслуживает раскраса воина. Моё лицо начинает гореть, как и грудь. Боги, и почему меня так волнует мнение других людей?

Я кладу на место кусок угля и вытираю руки о полотенце, а затем отправляюсь в сторону комнаты Сибиллы и Маттиа.

— Сиб?

Я осторожно стучу в дверь, чтобы не побеспокоить её парня.

А потом стою и жду. Всё жду и жду. Затем я пробую нажать на ручку двери, но она не поддаётся.

— Сиб? — говорю я, на этот раз чуть громче, и затем слышу шаги.

Замок щелкает, после чего дверь открывается, и я на секунду задерживаю дыхание, потому что мне кажется, что передо мной стоит Джиа, так как у женщины, которая приветствует меня, кудрявые волосы на голове. Но затем она выходит на свет, отбрасываемый факелом, и я отпускаю свою надежду, потому что кожа этой женщины темнее, а форма лица более округлая.

Я улыбаюсь попыткам Сиб разлепить глаза.

— Уже утро?

Я киваю.

— Джиа… есть какие-нибудь новости?

Я не хочу обнадёживать свою подругу, пока обмен не состоялся, и мы не вернули её сестру, поэтому я качаю головой.

— Но думаю, что очень скоро они у нас появятся. Всё ещё хочешь позавтракать?

Она смотрит на свои голые стройные ноги, словно проверяет, прилично ли будет выйти из комнаты в таком виде.

— Будет очень странно, если я пойду на завтрак в рубашке Маттиа? Я очень не хочу снова надевать то красное платье.

— Я так уже делала. И на меня пялились.

— Значит, я пойду в его рубашке. Сейчас только найду какие-нибудь туфли и…

Она запускает пальцы в волосы и пытается их расчесать, но пальцы застревают у корней.

— О. Боги.

Она закатывает глаза, словно пытается взглянуть на свои волосы.

— Чёрт… Я спала с мокрой головой. Чёрт.

Она тянет за пряди, чтобы их выпрямить.

— Сиб, я знаю, что ты ненавидишь свои кудряшки, так что тебе, вероятно, наплевать на моё мнение, но я всё равно его тебе выскажу. Ты выглядишь шикарно.

Она прищуривает глаза, словно ожидает, что я сейчас рассмеюсь. Только я этого не делаю, потому что говорила до этого серьёзно.

— Я рада, что тебе нравятся мои кудряшки, но они не нравятся мне.

— Сиб…

— В твоей комнате кто-нибудь есть? Какой-нибудь спящий король?

Я улыбаюсь.

— Нет.

— Великолепно. Могу я воспользоваться душем и одолжить платье?

— Конечно.

Мой желудок урчит так громко, что уголки губ Сиб опускаются.

— Иди в таверну. Я встречусь с тобой там, как только усмирю свои волосы Джианы.

При упоминании имени своей сестры она сглатывает.

Я беру её руку и сжимаю.

— Лор вернёт её. Клянусь.

Она кивает, а затем оглядывается на огромное тело, зарывшееся в простыни.

Я понижаю голос:

— Он всё ещё спит?

— Ага. Подозреваю, что он попытается проспать своё горе.

А возможно ли это?

— Лучше уж апатия, чем месть, верно? — бормочет она.

Я не напоминаю ей о различных стадиях горя, и о том, что гнев без сомнения придёт на смену апатии. Ей не нужны лишние переживания. К тому же, мне кажется, что в глубине души она знает, что её парень когда-нибудь захочет отомстить за смерть своего двоюродного брата.

Мы расстаёмся с ней, когда она закрывает за собой дверь. Она отправляется в южную часть королевства, а я в «Северную таверну», где нахожу одного единственного посетителя — Бронвен. Должна признать, мне странно видеть её в этот час — уже слишком поздно для завтрака, но слишком рано для обеда.

Я подхожу к бару, за которым Коннор раскладывает зубчики чеснока и веточки розмарина в стеклянные банки. Он делает это с такой заботой, что каждому станет понятно, что ему это нравится.

— Доброе утро, Коннор.

Он поднимает на меня глаза и, о чудо, он улыбается мне. Я так удивлена, что не сразу отвечаю ему улыбкой. Но его это, похоже, не заботит, потому что уголки его пухлых губ остаются приподнятыми. Чем я это заслужила?

Я наконец-то растягиваю губы в ответной улыбке.

— Я бы хотела заказать что-нибудь из вашего утреннего меню.

И тут до меня доходит, что я ни разу не платила ему за еду и напитки, и я задаюсь вопросом — как я могу ему заплатить.

— У меня здесь есть какой-нибудь счет?

— Нет.

— Тогда… эм…

Я начинаю теребить ленточку, небрежно завязанную у меня на шее.

— И как я могу тебе заплатить?

— В Небесном королевстве никто не платит; мы торгуемся.

Из-за его акцента все его слова кажутся грубыми, но не тон его голоса.

Я укрепляюсь в своём решении.

— Если вы меня примете, то я бы хотела вам здесь помочь. Когда-то я работала в таверне, поэтому я умею…

Его глаза так сильно округляются, что я спрашиваю:

— Я сказала что-то не то?

Он оттягивает чёрный воротник своей кофты с длинным рукавом и опускает его так низко, что из-под ткани выпрыгивает медальон.

— Прости, но пара Лоркана не может работать официанткой.

Я запрокидываю голову.

— Ради Святого Котла, почему нет?

— Потому что ты… ты…

Когда он в третий раз произносит «ты», я говорю:

— Пара короля?

— Да.

Я закусываю нижнюю губу. Если бы я вышла замуж за Данте, мне пришлось бы уволиться из «Кубышки» и переехать на Исолакуори. И хотя Лор не Данте, ему, вероятно, не понравится, если я буду подавать еду и напитки его людям. Жаль, что у меня нет других навыков, которые я могла бы использовать. Видимо, сейчас самое время научиться чему-то новому.

Нонна учила меня ухаживать за растениями. Я могу заниматься садоводством с Эйрин! Так я смогу узнать её и…

— Фэллон? — голос Бронвен заставляет меня перестать думать о матери Лоркана. — Присядь и выпей со мной чаю.

И хотя это был не вопрос, и она не сказала «пожалуйста» в конце своей просьбы, хорошие манеры, которые вдалбливала в меня бабушка, заставляют меня ответить:

— Иду, зиа.

Когда я разворачиваюсь, чтобы попросить Коннора принести мне кофейник, солнце падает на медальон, висящий на кожаном ремешке, и от его вида у меня перехватывает дыхание. Это камень, но не какой-то драгоценный камень. Ценность представляет то, что вырезано на нем. По крайней мере, для меня, потому что это буква «В», точно такая же, что украшала камень маммы. Да, я понимаю, что буква «В» не является каким-то оригинальным произведением искусства, но её пересекающиеся линии не прямые, а загнуты точно так же, как на моём камешке.

Я резко перевожу взгляд на лицо Коннора.

— Что символизирует твой медальон?

Он хмурится.

Я указываю на камешек.

— А-а. Это наш символ. Вороны.

Он нежно улыбается и смотрит на камень, висящий у него под ключицами.

— Его сделал мой сын.

— А он мог сделать такой же для моей матери?

Коннор моргает и качает головой.

— Нет. Кахол не был бы рад, если бы Рид подарил камень любви его паре.

— Камень любви?

— Так мы его называем. Он делает их только для тех, кого любит.

Я смотрю на него, раскрыв рот.

— Что?

По моей спине прокатывается дрожь.

— Когда я сказала «мать», я имела в виду… я имела в виду мою мать-фейри. Агриппину.

— Фэллон? — голос Бронвен прорывается сквозь мои бурлящие мысли.

— Я сейчас.

Мой голос звучит не громче приливной волны, но поскольку Бронвен — фейри, я не сомневаюсь в том, что она прекрасно меня слышит.

— Рид когда-нибудь дарил камень любви Агриппине?

Коннор сжимает губы.

— Спроси у моего сына.

Только вот его здесь нет, а мне надо это знать.

— Пожалуйста, скажи мне.

Коннор глядит в сторону окна, и, хотя он не может видеть отсюда остров Шаббе, я чувствую направление его взгляда.

— Tà, — отвечает он, наконец, раскрывая одну из многочисленных загадок моего существования.

Не удивительно, что Рид меня ненавидит. Я уничтожила разум и тело женщины, которую он любил.

ГЛАВА 64

— Твой чай остыл, — Бронвен придвигает ко мне чай.

Я сижу напротив неё с застывшей спиной, пожираемая чувством вины.

— Вы знали про Агриппину и Рида, Бронвен?

— Я знаю всё.

Сквозь моё задумчивое настроение прорывается гнев.

— Тогда почему вы мне не рассказали?

— Ты никогда не спрашивала.

Я моргаю и смотрю на неё, а затем на чай с молоком в глиняной кружке. Она права. Я никогда не спрашивала. Какая же я глупая.

Когда я не беру кружку, она говорит:

— Пей.

— Я предпочитаю кофе.

— Чай полезнее для твоей пищеварительной системы.

Мои брови изгибаются.

— Может быть, но мне нравится…

— Фэллон, не обижай меня.

Я сжимаю зубы. Эта женщина может быть просто невыносимой. Я хватаю кружку и выпиваю её залпом, чтобы порадовать её. Вкус чая просто ужасен и напоминает сладкую грязную лужу с гнильцой, а ещё…

Я резко поднимаю взгляд от пустой кружки и смотрю в её белые глаза.

— Это для того, чтобы моё чрево оставалось пустым?

— Да, — отвечает она, не моргнув глазом.

Мой гнев принимает новые масштабы.

— Могли бы спросить меня, хочу ли я травить свои внутренности.

— Сейчас не время для того, чтобы приводить ребёнка в этот мир.

И хотя я с ней согласна, я всё ещё раздражена. Одно дело, когда нонна не дала мне забеременеть внебрачным ребёнком, но Лор — моя пара. Это должны решать мы. А не Бронвен.

— Я видела твоё будущее, Фэллон. Ты родишь троих детей. В конце концов.

— После того, как убью Данте? — бормочу я.

Солнце отражается в её молочно-белых глазах.

— Да.

— Вы ненавидите меня, Бронвен?

— Единственные люди, которых я когда-либо ненавидела, это мой отец и Мириам. Ко всем остальным я отношусь в основном равнодушно, и люблю совсем немногих.

Это странно, но после прилива гнева, я испытываю жалость. Мне жаль, что пламя её отца проникло ей в грудь и обожгло сердце.

Мой желудок сжимается. Боги, я не уверена в том, что смогу дождаться Сиб. Я умираю с голода. До такой степени, что меня начинает тошнить. И становится жарко. Так жарко. Я развязываю ленту на шее, чтобы прохладный воздух мог коснуться моей кожи.

Меня охватывает чувство беспокойства, потому что напиток нонны не воспламенил тогда мои вены.

— Что вы мне дали?

— Лазарус приготовил настойку. Это, наверное, аллергическая реакция. Она пройдёт.

— Вы пытаетесь меня отравить?

— Не будь такой глупой, Фэллон. Из-за тебя моя пара вернулась домой. Из-за тебя вороны восстали. Ты ключ к снятию заклятия Лора. Дай мне свою кружку.

Она меня всё ещё не убедила, но я отдаю ей кружку.

— Она пуста.

Она засовывает пальцы внутрь и собирает оставшиеся капли, после чего засовывает пальцы в рот и облизывает их.

— Видишь?

— Что вы не упали замертво? Да. Но вы-то выпили только каплю, а я всю кружку.

— Яд есть яд. Одна капля, и человек мёртв. Ты почувствуешь себя лучше, когда поешь.

Она придвигает мне корзинку с хлебом. Когда я не беру оттуда ни одной булочки, она вздыхает и тянется к моей руке, словно чувствует, где она лежит.

— Фэллон, я знаю, что я неидеальная тётя.

Она может сказать это ещё раз.

— Но я уважаю и люблю Лора и Кахола, как братьев. Я бы никогда не причинила тебе вреда, потому что я никогда не смогу причинить им вред.

И хотя мой желудок всё ещё скручивает, а температура тела нарастает, я уступаю ей и выбираю тёмную миниатюрную булочку и поглощаю её целиком. Как она и обещала, мне становится лучше.

— Вы вернёте свой… эм… дар, когда всё это закончится?

На лице Бронвен появляется тень улыбки.

— Да. Я скину пелену со своих глаз и кожи, чтобы заново родиться в Котле. И на этот раз с крыльями.

Моё сердце подпрыгивает.

— Котёл, и правда, может это сделать?

— Котёл даровал жизнь каждому существу на этой Земле, Фэллон.

Цветочный запах резко ударят мне в нос, когда Сибилла — на этот раз её черные спиральки уложены в мягкие волны и касаются плеч — опускается на скамейку рядом со мной.

— Привет, Бронвен.

— Сибилла.

Она кивает и начинает вставать.

— Увидимся позже, Фэллон.

Подумать только, когда-нибудь она сможет меня увидеть.

Сиб провожает Бронвен взглядом. Эта женщина двигается с такой грацией, что я удивляюсь тому, что когда-то приняла её за человека.

— Что я пропустила?

Столько всего, Сиб. Столько всего.

Я рассказываю ей о том, что сказала Бронвен насчёт Котла.

Радужки Сиб начинают сверкать.

— Значит, я могу попросить его сделать мои уши заострёнными?

— Может быть.

Я пытаюсь спросить Лоркана по мысленной связи, но он, должно быть, занят, потому что не отвечает мне. Я пытаюсь поговорить с ним снова, после того как ухожу из таверны, а потом ещё раз вечером, но он ни разу мне не отвечает. Я не ожидаю, что король будет прибегать ко мне по первому же зову, но эта долгая тишина начинает меня утомлять.

И когда солнце опускается за горизонт, раскрашивая небо в алые и золотые цвета, я, наконец, покидаю свою комнату и иду его искать. Но мою прогулку до его покоев прерывает пронзительный звук моего имени и взмахи крыльев.

— Фэллон!

Глаза Бронвен светятся так же ярко, как луна над волшебным куполом у неё над головой.

— Ты должна немедленно лететь со мной. Одного из воронов Лоркана подстрелили.

ГЛАВА 65

Моё сердце не издало ни звука с тех пор, как я забралась верхом на Ифу позади Бронвен.

Одного из воронов Лора подстрелили обсидиановой стрелой в ракоккинском лесу. Бронвен видела, как это произошло. Она клянется, что на её каменном наконечнике не было шабианской крови, поэтому он не мог превратиться в вечного ворона, и всё же мои лёгкие отказываются дышать.

Он пообещал, что не будет рисковать.

Он поклялся мне.

Он написал свою клятву на моём теле.

Но ему зачем-то понадобилось самому спасать положение.

Я изливаю на него весь свой гнев по мысленной связи. Он должен его услышать. Ведь ему достаточно всего одного ворона, чтобы слышать меня. Но для того, чтобы говорить со мной, ему нужны два ворона. И поскольку он мне не ответил, я решаю, что он не стал рисковать и собирать воронов вместе. Я бы назвала это мудрым решением, если бы не считала глупостью покидать стены замка.

Когда мы приближаемся к подножию горы, я прищуриваюсь, чтобы разглядеть блеск металла, но земля окутана дымкой, за которой ничего нельзя разглядеть.

— Сюда, Ифа, — кричит Бронвен нашему крылатому скакуну.

Как только мы приземляемся, я спрыгиваю с её спины, не воспользовавшись крылом, которое она вытянула.

— Где? — мой голос звучит резко, пронзая густую тишину. — Где он?

— Внутри пещеры.

Бронвен кивает на небольшое углубление в горной породе.

Я начинаю бежать, но Ифа догоняет меня.

— Помедленнее, Фэллон. И не шуми.

Моё сердце отчаянно трепещет, как и все мои конечности, но я начинаю пробираться к пещере. И когда я уже собираюсь войти внутрь, гортанный звук разрезает тишину. Я разворачиваюсь и вижу, как тело Ифы падает на землю.

Я выкрикиваю её имя, но Бронвен выставляет руки вперёд и отталкивает меня ладонями.

— Заходи в пещеру, Фэллон. Сейчас же!

— Но Ифа…

Моё сердце как будто врезается мне в горло и стирает в пыль все мои ребра.

— Лор призовет её назад, но, чтобы он смог это сделать, тебе надо его спасти. Иди же!

Я смотрю на оперение стрелы, которая торчит из тела Ифы в районе талии.

— Позволь мне её вынуть…

— Иди в пещеру немедленно, — бормочет Бронвен себе под нос.

И тут до меня доходит, что стрелы больше не жужжат рядом с нами. Если бы на нас напали, разве отряд фейри не атаковал бы нас прямо сейчас?

Что-то здесь не сходится.

«Лор!» — кричу я, и когда он мне не отвечает, я выкрикиваю его имя вслух.

— Тише, девочка! — шипит Бронвен.

Но я изо всех сил кричу имя своей пары.

Бронвен даёт мне пощечину. Меня отбрасывает назад, я прижимаю руку к горящей щеке.

— Если он тебе дорог, Фэллон… если тебе дороги вороны… немедленно заходи в пещеру.

— Нас ведь не атакуют? Это вы выстрелили в Ифу?

Я поднимаю лицо к небу.

— ЛОРКАН РИБАВ!

— Он не слышит тебя, Фэллон.

— Что вы с ним сделали?

Мои руки сжимаются в кулаки, и я осматриваюсь, ища что-нибудь, что можно использовать в качестве оружия. Если бы я только могла добраться до Ифы и вытащить стрелу из её окаменевшего тела.

Я смотрю на оперение стрелы, а затем бросаюсь к своей беспомощной подруге. И как только кончики моих пальцев касаются тонкого оперения, в моё тело врезается поток воздуха и отбрасывает меня к стене пещеры. Я ударяюсь головой о камень, и всё плывет у меня перед глазами.

Бронвен не земляная и не воздушная фейри, а это значит… это значит, что сейчас здесь находятся другие фейри.

В течение нескольких драгоценных секунд я лежу на животе, оглушенная, но моё тело наполняет адреналин, и, сжав челюсти, я поднимаюсь на четвереньки.

— Дальше я сам, — низкий голос пригвождает моё сердце к ребрам. — Привет, Фэл.

Я поворачиваю голову в сторону пещеры, как вдруг в её тёмном проходе появляется человек в золотых доспехах в окружении четырёх остроухих солдат. И хотя Бронвен всё ещё стоит здесь, глаза Данте прикованы только ко мне.

Я резко перевожу взгляд на Бронвен.

— Ты меня обманула.

Мои лёгкие зажаты в такие тугие тиски, что горят от каждого вздоха, точно воздух вокруг меня сделан из огня.

Земля начинает вибрировать от стука копыт, усиливая и без того гулкие удары моего сердца. Я молюсь о том, чтобы всадник оказался моим другом, но меня встречает одноглазая лошадь без всадника — Арина.

Я решила, что милая лошадь пришла меня спасти, но Данте разбивает мою хрупкую надежду.

— Даргенто, помоги моей тёте оседлать её лошадь.

Моя кожа покрывается мурашками при звуке этого имени, но также… «моей тёте»? Бронвен ему рассказала? Только вчера она просила Габриэля молчать об этом.

— Будет сделано, Маэцца.

Я смотрю сквозь дымку на острые черты лица мужчины, который в течение нескольких недель мечтал о моей смерти.

— Мне не нужна помощь.

Бронвен хватает поводья Арины и забирается на кобылу с грацией опытной наездницы. Очевидно, что у неё, как и у нонны, когда-то была конюшня полная лошадей.

Мой взгляд опускается на Ифу. Она окаменела, но ведь она может слышать звуки. Когда Ифа проснётся, она расскажет обо всём Лоркану.

Лоркан…

— А Лоркана вообще подстрелили, Бронвен, или это была всего лишь уловка?

Арина дёргает головой, услышав мой голос, её глаз округляется. И хотя мне очень хочется, чтобы она подошла ближе, сбросила Бронвен со спины и выбрала меня, я боюсь, что Данте или один из его отморозков причинит ей вред.

— Я с тобой разговариваю, Бронвен!

Но она мне не отвечает.

— Имей хотя бы совесть рассказать мне, зачем ты вообще бросила меня в руки Данте!

— Мой племянник всё тебе объяснит. У вас будет полно времени на разговоры в следующие несколько дней.

Пара блестящих сапог с сияющими шпорами встаёт передо мной и загораживает от меня вероломную провидицу.

— Предлагаю продолжить наш вечер.

Данте приседает на корточки, его холодные голубые глаза впиваются в мои.

— Пошел ты, — рычу я. — Я никуда с тобой не пойду.

— Так не разговаривают со своим королём.

— Ты не мой король! Ты мне никто!

«ЛОР!!!» — кричу я по мысленной связи.

Моё сердце подпрыгивает в груди, когда в небе раздаётся грохот.

Может быть, он наконец-то меня услышал?

— Ло-о-о-р…

Данте растопыривает пальцы и направляет струю воды мне в рот. Я начинаю давиться ледяной жидкостью.

— Лучше тебе не мешкать, Данте. Я подозреваю, что Лор уже заметил её отсутствие.

Арина стучит копытом по покрытой дымкой земле, а Бронвен кивает на Ифу.

— И забери с собой этого ворона в туннели, иначе Лоркан разбудит её, и она расскажет о твоём местонахождении.

Я фыркаю. Единственное, почему Бронвен хочет, чтобы Лор не смог достать Ифу, это потому, что она боится, что Ифа расскажет о её участии.

— Лор и мой отец разорвут тебя на куски, когда узнают о твоём предательстве, Бронвен. А Киан… он станет тебя презирать.

— Только вот ни один из них не узнает об этом. В отличие от тебя, детка, я умею защищать своё сознание.

Некоторое время она смотрит на меня своими глазами, похожими на луну, после чего пришпоривает Арину и устремляется в сторону горы Лора.

Я прошу небо наполниться взмахами крыльев.

Я прошу, чтобы это была уловка, призванная выманить Данте из укрытия.

Я прошу, чтобы Бронвен не оставляла меня одну.

— БРОН…

Вода снова заполняет мой рот, и я давлюсь ей, потому что на этот раз это не тонкая струйка, а бесконечный поток, который вырывается из поднятой ладони одного из голубоглазых солдат Данте.

— Закончила кричать, Фэллон? Или моему солдату стоит ещё раз напоить тебя водой?

Я закрываю глаза и пытаюсь использовать мысленную связь. Но поскольку мои слова не достигают Лора, я представляю его и прошу свою душу перенестись к нему. Да, я оставлю своё тело без присмотра, но я и так уже не могу его защитить.

Но как бы я ни пыталась, долина не исчезает, а лицо Данте не сменяется лицом Лора. Я моргаю, чтобы прогнать своё расстройство. Почему наша связь не работает? Ответ приходит ко мне в то же самое время, когда лианы обвивают каменное тело Ифы. Чай, который дала мне Бронвен, предназначался не для моей матки, он должен был приглушить нашу связь! Вот в чём дело.

Я много раз ненавидела провидицу в прошлом, но никогда так сильно, как сейчас.

Пока Ифу тащат в пещеру, я смотрю на стрелу, торчащую из её бока. Если я сорвусь сейчас с места, я успею добежать до неё и выдернуть стрелу. По крайней мере, она будет спасена.

Один из фейри, должно быть, понимает ход моих мыслей, потому что, как только я вскакиваю на ноги, вокруг моих щиколоток обвиваются лианы, и я падаю лицом вниз на землю.

Даргенто приседает на корточки рядом со мной.

— Кажется, ты попалась, Заклинательница воронов.

Мою грудь разрывает такая ярость, что я переворачиваюсь на спину и кричу изо всех сил в надежде, что пролетающие вороны услышат меня.

— Заткни её, Сильвиус, — шипит Данте, и в то же самое время в долине начинается дождь.

Бывший… действующий?.. капитан затыкает мне рот рукой.

— Только пикни, и я поджарю твоё лицо.

Я закатываю глаза, пытаясь разглядеть выражение лица Данте. Неужели он согласен с тем, чтобы поджарить меня? Или он хочет, чтобы я умерла? Зачем тащить меня в туннели, если он хочет меня убить? Чтобы Лор не нашёл мои останки и не начал вырезать всех причастных фейри?

— Не используй на ней свой огонь, Сильвиус.

Взгляд короля фейри направлен на бушующее небо.

— Идём внутрь. Немедленно!

Когда Даргенто закидывает меня на плечо, я начинаю колотить его в спину. Жаль, что у меня нет когтей…

— Может кто-нибудь связать её чертовы руки? — рычит он.

— Сейчас, капитан, — кричит один из зеленоглазых фейри.

Ну, конечно же, твою мать, он получил свою должность назад. Вопрос в том, получил ли он её до, или после того, как Габриэль сбежал в Небесное королевство?

Пока он несёт меня в пещеру, кончики моих пальцев касаются рукояти меча, украшенной драгоценными камнями, который висит у него на поясе. Я бы могла сказать, что мне повезло, но я не верю в удачу.

Я запрокидываю голову, чтобы понять, не смотрит ли кто-нибудь на меня, но те несколько солдат, что сопровождают Данте, уже вошли в пещеру. Только он один остался снаружи. Молния освещает его суровое лицо и отражается от золотого нагрудника. Его взгляд обращен к лесу, и хотя дождь попадает мне в глаза, от меня не укрывается то, как он кивает.

Кому он кивает?

Я прищуриваюсь и замечаю тени между чёрными стволами. О, боги, там стоит целая армия, одетая в тёмные униформы, которые сливаются с ночью.

Мерда. Мерда. Мерда.

Моё сердце, которое начало опускаться из-за того, что меня несут, точно мешок с картошкой, прижимается к моему горлу.

«ЛОР!!» — кричу я по мысленной связи, когда Даргенто заходит в пещеру, и мир снаружи исчезает для меня.

Вспомнив о мече Даргенто, я вытягиваю пальцы, обхватываю ими рукоять, а затем выгибаю спину и, направив кончик меча прямо ему в позвоночник, опускаю корпус и пронзаю монстра стальным клинком.

ГЛАВА 66

Его кровь брызгает мне на лицо.

Даргенто замирает. Я могу только представить, как он опускает подбородок и видит кончик меча, который торчит из его пупка. Жаль, что мой удар не попал ему в сердце…

Сдавленное «Маэцца» срывается с его губ, а мои пальцы ещё крепче сжимают рукоять, покрытую рубинами.

Где сейчас Данте и может ли он расслышать невнятный голос Даргенто сквозь грохот грома?

— Установите дверь из обсидиана на место! — рявкает жестокий монарх. — НЕМЕДЛЕННО!

Я провожу плечом по глазам, чтобы стереть с них кровь фейри, после чего моргаю и замечаю, что тело Данте заполнило вход в грот, а украшения в его косичках и ушах сияют, словно те ядовитые растения в легендарной роще Ксемы Росси.

Земля сильно сотрясается, из-за чего с потолка начинает сыпаться пыль и мелкие камешки. А затем громкий скрежет заполняет чёрное пространство пещеры, когда гигантская каменная плита начинает опускаться на вход в гору, точно огромная пасть.

Единственный вход.

— Шевелись, Даргенто! — рявкает Данте.

Мои внутренности превращаются в лёд, а лёгкие наполняются огнём. Я не могу даже обрадоваться, когда колени Даргенто наконец-то подгибаются, и он заваливается набок. Я ожидаю удара и изо всех сил напрягаю бицепсы, так как не хочу отпускать меч.

Как только Даргенто падает на землю, клинок выходит из его живота, но рукоять остается у меня в руках. Мы падаем, моё тело разворачивается и врезается во что-то острое.

И я опять вижу звёзды.

Я моргаю, после чего начинаю толкать тяжёлое тело Даргенто своими связанными ногами, пока мне не удается выбраться из-под него.

Меня охватывает такая ярость, что я намереваюсь убить каждого фейри в этом гигантском гробу.

«Ты убьешь Данте. Ты спланируешь его убийство».

О боги… Бронвен поэтому привела меня сюда? Потому что предвидела, что я убью короля фейри под горой этой тёмной ночью?

Но эти мысли не прогоняют мой гнев. Да, может быть, существует причина для её безумия, но она всё равно, мать его, безумна. Как только я выберусь отсюда, я ударю свою тётю. Прямо в сердце.

— Что за чёрт? — бормочет Данте. — Даргенто?

Я рада, что его обостренные чувства, присущие чистокровкам, ещё не включились.

Тихо-тихо я перерезаю лиану на щиколотках стальным лезвием. Но прежде, чем перерезать ещё одну, которая связывает мои запястья, я встаю на колени и начинаю ощупывать землю, пока не нахожу какой-то большой камень, который оказывается головой Даргенто. Я начинаю водить ладонями по его спине, пока не нащупываю его лопатку. Я рада, что здесь темно. Я безусловно хочу увидеть, как жизнь покинет глаза Даргенто, но мне не хочется смотреть на то, как разрывается плоть и хлещет кровь.

— Маэцца? — зовёт кто-то.

Вероятно один из фейри, который затащил внутрь Ифу.

Данте, должно быть, почувствовал, что что-то происходит, потому что не отвечает. Я пытаюсь расслышать какие-нибудь звуки — дыхание, сердцебиение, хоть что-нибудь, что укажет на его местоположение. Но из-за моего слабого слуха, бешеного стука моего пульса и раскатов грома, сотрясающих гору, я ничего не слышу.

Почувствовав, что у меня осталось каких-нибудь несколько секунд, я направляю стальной клинок под лопатку и в сторону позвоночника Даргенто, а затем, молясь о том, что я выбрала правильное место, я поднимаюсь на ноги и вкладываю всю ярость и весь вес своего тела в меч.

Он проходит насквозь.

Мокрое бульканье сотрясает мёртвую тишину. Мерда. Я, должно быть, пронзила его лёгкое вместо сердца. Я вынимаю лезвие и снова вонзаю его. На этот раз Даргетно не издаёт ни звука.

Чьи-то руки обхватывают меня за талию и поднимают в воздух, оторвав мои сапоги от земли.

Обезумев, я резко запрокидываю голову назад, и мой череп ударяет захватчика в лицо. Переполненное адреналином, моё тело не чувствует боли, но её, должно быть, чувствует тот, кто меня схватил, потому что он издает рык, и его хватка ослабевает.

Я отпрыгиваю от него, разворачиваюсь и выставляю меч вперёд. Когда он ударяется о доспехи, я понимаю, кто меня схватил: Данте. Я мычу, когда сила моего удара отдаётся в руки. Неожиданно, мне хочется, чтобы пещера наполнилась светом, и чтобы Данте смог увидеть, что сделало со мной его предательство… в кого оно меня превратило.

И хотя я твердо стою на земле с мечом в руках, мои руки так сильно дрожат, что я начинаю переживать, что Данте может заметить, как трясётся сверкающая сталь, и услышать, как я хаотично сглатываю. Я крепко сжимаю губы, чтобы не дать вырваться ни звуку, и начинаю пятиться.

Мои ноги наступают на что-то, и раздаётся хруст, который эхом разносится в беззвучной темноте.

Лор бы сказал «focá». Меня охватывает душевная боль, когда земля сотрясается. Я молюсь о том, чтобы это был гром. Молюсь, чтобы это был гнев Лора, вызванный тем, что я покинула замок. Молюсь, чтобы это не был стук копыт армии Данте.

Тишина становится такой густой, что мне начинает казаться, что я могу ею подавиться.

Неожиданно вспыхивает пламя и снимает покров ночи. Холодный страх покрывает мою кожу, потому что единственный фейри с янтарными глазами, которого я видела рядом с Данте, был Даргенто. Неужели… неужели он выжил?

Когда я замечаю горящий факел, а затем тело Даргенто, лежащее на спине у ног Данте, я испускаю вздох, но затем моё дыхание прерывается, потому что…

Потому что огонь освещает два лица, которые я не видела в течение нескольких недель.

Одно из них я ненавижу.

А другое обожаю.

— Капелька, — задыхаясь, говорит нонна, а рука Юстуса сжимается вокруг её длинной изящной шеи.

ГЛАВА 67

— Нонна?

Кровь отливает от моих щек так быстро, что я испытываю головокружение.

Лор сказал, что она на Шаббе.

Джиа сказала…

Неужели они соврали мне, чтобы я не бросилась в Люс на её поиски?

Слёзы наполняют её зелёные глаза и текут по бледным щекам.

— Опусти меч, — говорит Юстус спокойным тоном, — или Церес умрёт.

Это не может происходить.

Это, должно быть, какая-то шутка.

Я обвожу взглядом пещеру, мои глаза опускаются на обмякшее тело Даргенто, после чего поднимаются на суровое лицо Данте.

— Я бы сделал то, что просит Юстус, Фэллон. Мой генерал безжалостный человек.

Он стоит ближе всего ко мне, но не настолько близко, чтобы мой меч мог достать до его головы. Это единственная часть его тела, не покрытая доспехами.

— Генерал? Ты заменил и Таво тоже?

Он не удостаивает меня ответом.

— Ты мог бы выбрать мир, Данте, — мой голос звучит резко, хотя все мои внутренности расплавились, точно снег на солнце.

— Мир? Перестань, Фэл. Мир никогда не стоял на повестке. Демон, которого ты пробудила, никогда бы не согласился на половину королевства.

— Единственный демон, которого я пробудила, это ты, Данте, — отвечаю я, когда вокруг моих запястьев затягиваются лианы, а с потолка пещеры начинает сыпаться грязь.

Солдаты, которые связали Ифу, переводят взгляд с низкого потолка на огромную плиту из обсидиана, закрывающую вход.

Голубые глаза Данте сияют жутким восторгом.

— Герой стервятник наконец-то присоединился к празднику. Но немного опоздал.

А своим зеленоглазым солдатам он говорит:

— Унесите ворона в туннели!

Солдаты приходят в движение, проносят Ифу мимо Юстуса и кидают её чёрное тело в широкую яму. Камень ударяется о камень, когда она исчезает из виду, после чего солдаты спускаются вслед за ней.

«Лор здесь», — говорю я себе. — «Он здесь».

И хотя нас разделяет гора, я хочу заплакать от облегчения. Сколько времени ему потребуется, чтобы проникнуть сквозь каменные стены, если он превратится в дым?

«Нужна ли ему трещина, чтобы попасть внутрь?.. Но ведь Данте знает, как сделать из него вечного ворона», — вспоминаю я, и моя хрупкая надежда исчезает.

«О, боги. Ему нельзя заходить внутрь».

— У тебя есть десять секунд, чтобы выбросить мой меч или твоя бабушка погибнет, Фэллон.

Ультиматум Юстуса заставляет меня перевести внимание с моей разъяренной пары.

— Десять.

Я смотрю на мокрые щёки бабушки.

— Девять.

Я с трудом сглатываю, но комок, образовавшийся в горле, такой большой, что слюна не проходит сквозь него.

— Восемь.

Зелёные глаза бабушки вспыхивают.

— Семь.

— Стойте! Не трогайте её!

— Шесть.

— Отпустите её, и я выброшу меч.

— Сначала меч, Фэллон. Пять.

Я смотрю на бабушку и выпускаю меч. Он со звоном падает на землю, начинает съезжать вниз и останавливается только тогда, когда ударяется… ударяется…

О череп.

Один из сотни.

Повсюду лежат кости. И среди костей я замечаю тысячи черных мечей — из обсидиана.

— Хорошая девочка.

Я стискиваю зубы.

— Отпустите её, или я не сделаю ни шага вперёд.

Он отбрасывает нонну в сторону так же, как я выбросила свой меч.

Данте делает шаг вперёд и поднимает стальной меч, после чего кивает на яму.

— Сейчас же, Фэл.

С каменного потолка начинает сыпаться пыль, так как сила гнева Лора продолжает сотрясать гору.

— Шевелись, — говорит он. — Или я проткну её сердце этим мечом.

Я бросаюсь вперёд.

— Не трогайте её!

Я обхожу окровавленный кончик меча Данте и иду в сторону ужасного человека, который стоит между мной и упавшей бабушкой.

— Могу я… могу я поговорить с ней одну минуту?

Губы Юстуса приподнимаются.

— Почему нет? Давай.

Я хмурюсь, потому что не ожидала, что он разрешит, а тем более не ожидала от него улыбки. Перевернув бабушку на спину, я замечаю, как переглядываются Данте и Юстус. Мой лоб хмурится ещё сильнее, пока я не опускаю взгляд на нонну.

Я отскакиваю в сторону и поскальзываюсь одной ногой на кости. Упав на землю, я смотрю широкими глазами на светловолосого фейри, которого я чуть не обняла.

Солдат улыбается, и отряхивает свою белоснежную униформу.

— Заклинания шаббианских ведьм это что-то невероятное.

Данте хватает мои связанные запястья, поднимает меня на ноги и приставляет стальное лезвие к моей шее.

— Мириам просто кладезь знаний.

Я думала, что он держал эту женщину в плену, а он работает с ней?

Я, пошатываясь, иду вперёд, а солдат, который выглядел точь-в-точь как бабушка всего лишь секунду назад, выпрямляется, берёт факел из руки Юстуса и стирает капли крови со лба.

Данте возвращает моему деду его меч, и обхватывает меня рукой за шею.

— Я не хочу причинять тебе боль, Фэл, но я это сделаю, если ты будешь сопротивляться.

— Поешь эльфийского дерьма, подонок.

Я резко опускаю голову в надежде впиться зубами в его плоть, но он ожидает этого, потому что сжимает мою шею ещё сильнее и не даёт моему подбородку опуститься ниже его удавки из мышц и костей.