Дом горячих сердец

— А почему тебе важно, чтобы я добралась в целости и сохранности?

Улыбка исчезает с его лица, а челюсти сжимаются, словно его голова превратилась в кусок металла.

— Согласно нашему соглашению, никто не причинит ей вреда, — восклицает Данте, который ещё не скомандовал своему капитану отправиться обратно на Исолакуори.

Лоркан переводит внимание на другого монарха.

— Ты видел, что твои люди сделали с её домом, Регио?

Взгляд короля фейри перемещается на голубые стены, за которыми когда-то было безопасно.

— Не видел.

И хотя его ответ не улучшает состояние моего дома, он улучшает состояние моего сердца, смахнув с него один слой боли.

— Я прослежу за тем, чтобы его восстановили до его прежнего состояния.

— И, пожалуйста, проследи за тем, чтобы все твои солдаты держались подальше от моей, — Лоркан так редко не может подобрать слова, что я снова перевожу на него взгляд, — подданной.

— Я не твоя подданная.

Мой голос совсем не резкий. Его едва слышно. Я чувствую себя опустошённой и уставшей.

Я скучаю по Фибусу. Я скучаю по бабушке и маме, даже если они не…

Камень! Я его уронила. Я осматриваю гальку, но мои глаза застилают такие сильные эмоции, что земля под моими ногами напоминает палитру художника. Я моргаю несколько раз, но это не помогает мне прояснить зрение.

Я приседаю на корточки и провожу руками по истёртым ветрами и солью камням, по колючей траве, которой каким-то образом удалось здесь вырасти, несмотря на сильные ветра и солёные брызги.

«Что ты ищешь?» — спрашивает Лор по нашей связи, а может и вслух — я уже не уверена.

Я уже ни в чём не уверена помимо того, что мне надо найти частичку моей мамы и добраться до Сиб как можно скорее.

— Мамин камешек.

И хотя ко мне не приближается никакой гигантской волны, я чувствую, что меня вот-вот ею накроет, и на тот раз я уже не выплыву, если не найду кого-то или что-то, за что я могу ухватиться. Я ползу на четвереньках, дрожащими пальцами скребу по гальке, пока не касаюсь гладкого камешка. Маминого.

Встав на ноги, я так крепко сжимаю его, что неглубокие бороздки впиваются в мою ладонь.

— Вообще-то я передумала насчёт своей прогулки.

Мне нужна Сиб так же, как Минимусу нужно море.

— Если твоё предложение отнести меня к Антони всё ещё в силе.

— К Антони?

Брови Данте так резко сходятся вместе, что почти касаются друг друга.

— Антони Греко?

— В моём доме невозможно жить, Маэцца.

И хотя Данте изменился — мы все изменились — от меня не укрывается то, как опускается его кадык.

— Рибав разрешает тебе оставаться с людьми вроде Антони Греко?

— Антони — мой друг. К тому же это моя жизнь. Мои решения.

— Если тебе надо где-то остановиться, Фэллон, я могу найти для тебя место в замке, — говорит Данте.

— Нет.

Золотистые глаза Лора вспыхивают, а его широкое тело начинает дымиться по краям.

— Она останется с Греко.

На лице Данте появляется кривоватая улыбка.

— А я думал, ты мне доверяешь, Лор.

— Не называй меня Лор. Ты не ворон, и не мой друг, Регио. А что касается доверия, то его надо заслужить.

И прежде, чем я успеваю сделать вдох, Лоркан разделяется на пять воронов, которые затем врезаются друг в друга, соединившись вместе.

— До встречи, Заклинательница змеев.

Если бы это прозвище вырвалось изо рта другого человека, я бы нахмурилась, но из уст Данте оно не звучит как оскорбление. Оно звучит как предложение оливковой ветви.

— А разве будут ещё встречи?

— Множество. Ведь ты склонна попадать в передряги, синьорина Росси.

— Конечно же, это не требует вмешательства самого короля.

Я улыбаюсь ему, и хотя его слова не стирают моего разочарования из-за того, что он меня бросил, они стирают ещё один слой моей боли.

Бронвен ошиблась. Данте и я, может, уже никогда не будем так же близки, как раньше, но я никогда не смогу лишить его жизни.

Его полные губы изгибаются и обнажают ослепительно белые зубы.

— А кто ещё сможет справиться с тобой, как не я?

Лоркан хватает меня за руку и взмывает в небо. Мы взлетаем так высоко и так быстро, что моё сердце врезается в желудок, превратившийся в шар, а уши закладывает.

«Твой драгоценный принц тебя использовал, Фэллон. Неужели это вылетело у тебя из головы?»

Я знаю, что Лоркан меня не уронит, но я всё равно обхватываю одной рукой его прохладные металлические лапы, я другой рукой сжимаю свой камешек.

«Не вылетело».

Данте запрокидывает голову и наблюдает за нами, и хотя я удерживаю его взгляд, вскоре я отвлекаюсь на вид Люса с высоты птичьего полета. Водные артерии сверкают точно блестящие полосы вокруг двадцати пяти островов, которые становятся всё шире и шире, как и многоцветные дома и зелёные просторы, по мере того как мы летим дальше на восток.

«И я также не забыла, как ты использовал моё чистосердечие, Лоркан Рибав».

«Не надо сажать нас в одну лодку. Данте и я совершенно не похожи».

«Вы оба короли. Вы оба любите Люс. Вы оба женитесь на иностранных принцессах. Мне продолжать? Я уверена, что могу найти ещё много сходств».

Он бормочет что-то на языке воронов, что я не могу разобрать, и его тело подается вперёд. В отличие от Ифы, он медленно опускается, словно даёт мне ещё один шанс полюбоваться королевством, которое, как я когда-то считала, станет моим.

Какой же я была наивной.

Когда мы приземляемся, эльфы и солдаты-фейри, выставленные рядом со стенами абрикосового цвета, которые окружают поместье Антони, сдвигаются в сторону, чтобы пропустить гигантского ворона. Все они положили ладони на рукояти мечей или метательные трубки, а их взгляды обращены на нас.

Когда ворон опускает меня, он разделяется на пять воронов.

«Ифа ждёт внутри. Она останется с тобой на время твоего визита. Как только будешь готова вернуться домой, дай ей знать, и она тебя отнесёт».

Я не указываю ему на то, что его дом — это не мой дом, и что я точно никогда не захочу туда возвращаться, так как теперь он будет делить его с Алёной из Глэйса.

«Передай Фибусу, что я его люблю, и чтобы он меня не ненавидел».

Трое из его воронов с золотистыми глазами взлетают повыше, а двое других остаются рядом со мной.

«Если наши пути пересекутся, я ему передам».

А почему их пути не должны пересечься? Он же не планирует закрыться у себя в комнатах? Если только он не планирует долгую поездку в Глэйс к своей невесте.

Все эти вопросы прокручиваются у меня в голове на повторе, пока я иду до кованой бронзовой двери, в которую затем стучу.

Мой кулак ударяется о воздух, потому что отполированное прямоугольное полотно со скрипом открывается.

Из-за двери выскакивает Сиб, моё имя срывается с её губ в виде потока букв.

— Антони сказал, что ты едешь, но я думала, что он издевается.

Девушка, которая ненавидит объятия, обхватывает меня руками за шею и крепко прижимает к себе.

Я резко вдыхаю, услышав то, как она заговаривает с Лорканом, но затем замечаю, что она осаживает эльфов, увязавшихся за нами. Я поворачиваю голову и больше не вижу никаких чёрных пятен на фоне голубого неба.

Король воронов улетел.

Сиб хватает меня за руку и затягивает внутрь, в стеклянный коридор, окружённый с обоих сторон постриженными садами.

— Откуда Антони узнал?

— Ифа.

Неожиданно она смотрит мне за спину, в то время как я в изумлении осматриваюсь вокруг.

— Где Фибус?

— Улетел обратно в Небесное королевство.

— Обратно?

Я рассказываю ей всё, пока мы идём по коридору, залитому солнечным светом и пестрящему тенями от эльфов, жужжащих снаружи.

— К счастью, им запрещено заходить внутрь. Данте оказался довольно податливым, учитывая ситуацию. Хотя его податливость по большей части связана с теми сделками, что он заставил нас заключить.

— Сделками? Какими сделками?

— Если мы не будем держать рот на замке о том, что он приложил руку к смерти брата, мы будем ему должны.

— И вы дали клятву?

Она кивает.

Я ненавижу то, что у Данте есть такая огромная власть над моими друзьями.

— Прости.

— За что?

— Вы все стали изгоями.

Она приподнимает плечо, из-за чего её желтый рукав опускается.

— Это временно. Пройдёт несколько мирных лет, и все забудут. Жизнь вернётся в своё обычное русло.

Раздаются шаги ног, идущих по квадратным плиткам из белого и зелёного мрамора. Цок. Цок. Цок.

Мои брови сдвигаются вместе, потому что это похоже на стук копыт козы на каблуках. И насколько я знаю Джиану, она никогда не носила каблуки.

А на Ифе сегодня были надеты сапоги. Если только она не сменила обувь; но мне показалось, что она не из тех, кто предпочитает каблуки.

Конечно же, это оказывается женщина и, конечно же, это не Джиана и не Ифа.

— Добро пожаловать в поместье, микара.

ГЛАВА 21

Многочисленные тонкие складки алого платья Катрионы шуршат по мере её приближения. Она осматривает моё лицо, после чего её взгляд опускается всё ниже и ниже, на мой неженственный промокший наряд. На гладкой коже между её бровями не появляется ни одной неодобрительной складки.

Я искоса смотрю на Сибиллу, которая сжимает мои пальцы, после чего тихо бормочет:

— Перевернутый мак решил помочь нашему делу.

Я не думала, что мои брови могут так высоко изогнуться, но они сейчас касаются линии роста моих волос. Хорошо, что мне не достался слишком высокий лоб.

Я высвобождаю пальцы из руки Сиб, чтобы отлепить промокшую под дождём рубашку от своей груди.

— Катриона использовала слово «сопротивление». Так чему мы сопротивляемся?

— Кастовой тирании. Господству фейри.

Куртизанка останавливается в нескольких сантиметрах от того места, где стоим мы с Сиб, на пороге очередного великолепного помещения, которое может похвастаться огромной лестницей, где могли бы уместиться двое взрослых мужчин, взявшиеся за руки.

— Ты работаешь на Лоркана?

Я снова перевожу взгляд на Катриону.

— Нет.

Её накрашенные губы сжимаются, и в их уголках образуются складочки. Как я понимаю, она не поклонница воронов. Но если она не поклонница одного короля и сопротивляется другому королю, то за кого она тогда?

Заметив, что я нахмурилась, Сиб объясняет:

— Мы работаем на людей. Мы работаем на то, чтобы сделать Ракс более безопасным и благоприятным для жизни. Лоркан вкладывается в наше дело из-за сделки, которую заключил Антони с Бронвен много лет назад.

Я вспоминаю, как Сибилла рассказывала мне о противозаконной деятельности, которой занимались её сестра и Антони в Ракокки. Я также вспоминаю, как той же ночью Антони обсуждал со стражником-фейри способы смешивания пыли.

— Какую сделку?

— Он с нами не поделился.

И хотя голос Сиб не дрожит, что-то в её выражении лица заставляет меня насторожиться.

Я настолько хорошо разбираюсь в поведении Сиб, что понимаю: она знает всё о делах Антони, в отличие от Катрионы. Неужели моя подруга не верит в искренность её намерений? Лично я считаю, что желание куртизанки помочь людям выглядит несколько странно, учитывая то, с какой готовностью она меняла форму своих ушей на заострённые с помощью украшений и как пренебрежительно она относилась к работнице Амарисов, Флоре.

Я решаю выведать у Сиб подробности, когда мы останемся одни, и вместо этого спрашиваю:

— И ни один из фейри не в курсе твоего «сопротивления».

— О, они прекрасно знают о наших поездках в Ракс, когда мы отвозим туда еду и строительные материалы для постройки более крепких жилищ.

Локоны Катрионы, доходящие ей до плеч, блестят в свете фейского огня, который отбрасывает роскошный канделябр, украшенный разноцветными турмалинами.

Сиб закатывает глаза.

— Мы? Мы стучали в твою дверь вчера. Ты ещё ни разу не ездила в Ракс.

— Я предложила поехать, но Антони настоял на том, что он и его компаньоны всё уладят, и что ты и я должны сходить за едой и сделать это поместье более уютным.

Катриона кивает на дом, проходится взглядом по каждому желобку и тёсаному камню, после чего возвращается к моему лицу.

— Это поместье когда-то принадлежало маркизу Птолемею Тимеусу. Я слышала, что ты с ним была хорошо знакома, Фэллон.

Мою кожу покрывают мурашки при звуке его имени, и воспоминания о той ночи, когда он напал на Минимуса, встают у меня перед глазами.

— Лоркан купил его у маркиза?

Полные губы Сибиллы приоткрываются, и она улыбается мне ослепительной улыбкой.

— Лоркан купил его у Данте.

— Я не… не уверена, что понимаю.

Точнее я уверена в том, что ничего не понимаю.

— Птолемей загадочным образом исчез неделю назад.

Признание Сиб заставляет мышцу за моими ребрами сжаться, хотя она и так уже была сжата после того, как я узнала, что это дом ненавистного мне высокопоставленного фейри.

— Поскольку у него не было наследников, поместье перешло короне. Данте предлагал Лоркану несколько других домов, и даже целый остров в Тарелексо, но Лоркан настоял на том, чтобы купить это поместье в Тарекуори.

Я начинаю лихорадочно хлопать ресницами, так же как Лор хлопал своими крыльями в тот день, когда пытался унести меня подальше от приливной волны. Знает ли Король воронов, что за история приключилась со мной и этим фейри с янтарными глазами? Это он заставил его исчезнуть? Нет. Неделю назад мы всё ещё собирали воронов. Он бы не стал рисковать, чтобы отомстить за меня и моего змея.

Значит, Антони? Ведь теперь это его дом, и он знал о моей полуночной ссоре. Но опять же что-то здесь не сходится. Он был на юге в поисках галеона. И это не мог быть Данте, так как он гонялся за мной по королевству.

Если бы я верила в совпадения, я бы решила, что исчезновение маркиза — большая удача.

— Почему Лоркан настоял на том, чтобы купить этот дом?

— Из-за частной пристани.

Голос Антони гремит на весь зеркальный коридор.

Я разворачиваюсь на месте и замечаю капитана и его двух товарищей, которые стряхивают капли воды со своих промокших шевелюр.

— Добро пожаловать в моё скромное жилище.

Губы Антони плотно сжаты, когда он начинает идти, пачкая свои зелёные полы грязными сапогами. Осмотрев меня, он отрывает взгляд своих голубых глаз от моей перепачканной внешности и осматривает свой гигантский дом.

— Масштабно.

— Не моя заслуга. Но опять же, сомневаюсь, что мои предпочтения могли повлиять на выбор Морргота.

Для человека, который был полностью вовлечён в дело воронов, Антони кажется раздосадованным.

— Я уверена, что ты сможешь его продать, — предлагаю я, когда повисает тишина. — Он ведь твой, не так ли?

— В договоре значится моё имя, — Антони сглатывает. — Но у меня нет ни времени, ни желания менять место жительства. К тому же лодка, которую он мне достал, слишком огромная, чтобы её можно было пришвартовать где-то ещё кроме Тарекуори, а учитывая, что нас теперь стало больше, — он переводит взгляд с меня на Катриону и обратно, после чего кивает головой в сторону лестницы, — нам понадобится место.

Я поворачиваюсь и замечаю выразительные глаза ворона, которые как будто говорят: «рассказывай-рассказывай», и вокруг которых начинает формироваться плоть — плоть Ифы.

— Прошу прощения, Антони, но я выполняю приказы.

— Он не злится на тебя, Ифа, — Риккио поднимается по лестнице в сторону своего нового увлечения, которое теперь полностью перевоплотилось в человека.

— Он думает, что Лоркан отправил тебя сюда, потому что не доверяет ему в присутствии Фэллон.

Мою грудь начинает покалывать, когда я вспоминаю о записке, которую я порвала на кусочки, а затем бросила в канализацию. Может быть, Лоркан нашёл эти кусочки и решил, что это любовное письмо, как и я в самом начале?

— Риккио… — Антони растягивает букву «р» в имени своего друга, так как он, очевидно, раздражён тем, что темноволосый моряк рассказал о его недоверии по отношению к одному из подданных Лоркана.

— Не знаю, как насчёт вас, — Маттиа почти подбегает к Сибилле, — но мне надо принять ванную.

Когда он берет её за руку, в её глазах появляется дразнящий блеск.

— Я обычно не купаю мужчин, биббино.

Уголки губ Маттиа взлетают вверх. Это потому, что она прилюдно назвала его «малыш»?

Когда он притягивает к себе Сиб и прижимается промокшей и заляпанной грязью одеждой к её милому жёлтому платью, я понимаю, что его улыбка была вызвана не этим демонстративным прозвищем.

— Мне кажется, вам сейчас тоже отчаянно необходима ванная, синьорина Амари.

— Ах, ты подлец.

Она смеется, и её смех снимает напряжение, повисшее среди этой странной компании постояльцев.

И в отличие от того скромного первого помощника капитана, которым он когда-то был, Маттиа подхватывает Сибиллу на руки и топает вверх по лестнице. Секунду спустя на этаже выше с грохотом закрывается дверь.

Катриона вздыхает.

— Молодая любовь.

— С каких это пор ты веришь в любовь, Катриона? — спрашиваю я.

Она искоса смотрит на меня.

— Ты права. Я имела в виду: молодая страсть.

— Тебе уже показали твою комнату? — вопрос Антони заставляет меня оторвать взгляд от решётчатых лестничных ограждений, которые исчезают где-то наверху.

— Ещё нет.

— Идём.

— Я могу ей показать, Антони, — каблуки Катрионы начинают стучать, когда она следует за ним по лестнице. — Я успела изучить этот дом.

Не поворачиваясь, он бросает ей:

— Успела? Разве Тимеус не был одним из твоих самых преданных клиентов?

Она замедляет шаг, а я морщу нос. Подумать только, на долю секунды я успела задуматься о том, чтобы переспать с мужчиной за деньги. Я, может быть, и потеряла веру в романтику, но я бы не смогла делать работу Катрионы.

Она упирает свои изящные руки в бёдра.

— У женщин Люса не так много способов заработать себе на жизнь, так что давай без шовинистических комментариев, Греко.

Мышцы на его спине напрягаются под промокшей чёрной рубашкой, и затем он, наконец, оглядывается на сердитую куртизанку.

— Ладно. Это было неуместно. Но пока ты не докажешь свою преданность, тебе придётся простить мне мои подозрения. А насчёт показать Фэллон её комнату… это мой дом, поэтому это сделаю я. Фэллон?

Я обхожу Катриону и следую за ним по лестнице. Ифа отделяется от тени Риккио, чтобы последовать за мной. И хотя мне вообще-то нравится ворон, которого приставил ко мне Лоркан для моей безопасности, мне не нужна её защита внутри этих стен, поэтому я останавливаюсь на лестничной площадке и сообщаю ей об этом.

— Я должна присматривать за тобой.

— Но явно не внутри дома Антони?

Она переводит взгляд своих тёмных глаз на капитана, а затем обратно на меня.

— Если его нет рядом, я должна это делать.

Я указываю на лидера сопротивления людей.

— Но Антони здесь.

— Она говорит не обо мне, Фэллон.

Тембр голоса Антони холодный словно лёд.

— Она имеет в виду Лоркана.

И после долгой паузы он добавляет:

— Он всё ещё верит в то, что я могу изменить твою судьбу.

ГЛАВА 22

Дыхание застревает у меня в горле. Неужели Антони намекает на то, что я могу убить Данте? В курсе ли он последнего пророчества Бронвен? Я без остановки вожу большим пальцем по выемкам на камешке, который всё ещё сжимаю в ладони.

Голубые глаза Антони смотрят в мои фиолетовые глаза.

— Он всё ещё верит, что ты, Фэллон Бэннок, можешь влюбиться в человека без титула вроде меня.

И хотя это не вопрос, он так пристально вглядывается в моё лицо в поисках ответа, что я начинаю задумываться о том, что Антони всё еще может испытывать ко мне чувства.

— Только вот он оставил её здесь, так что вряд ли он так уж тебя боится, — бросает ему Риккио и идёт мимо нас по длинному коридору, обитому бордовым бархатом с позолотой. — Эй, Ифа, на случай простоя, моя комната находится в самом конце коридора.

— Простоя? — повторяет она, сделав ударение на неправильном слоге.

Риккио оборачивается, но продолжает идти вперёд.

— Ну, если у тебя будет свободное время.

У Ифы хватает любезности улыбнуться ему.

— Не думаю, что у меня будет много «простоя».

Потому что Лоркан будет слишком занят, ухаживая за принцессой Глэйса… Эта мысль вспыхивает у меня в голове, точно золотые бра, прибитые к стене и излучающие совсем немного света, который едва разгоняет тени вокруг.

— Сибилла настояла на том, чтобы ты получила комнату рядом с её.

Антони поворачивается на своих грязных сапогах и идёт по коридору твёрдой походкой, крепко сжав челюсти. Он останавливается перед третьей дверью с конца и нажимает на золотую ручку чуть сильнее, чем следует.

— Шторы не открывать. Если тебе нужен свет, то иди в сад.

Он распахивает тяжёлую деревянную дверь, предоставив мне доступ в небольшую комнату, оформленную во всевозможных оттенках синего и бирюзового.

— Кровать вон там.

Он раздвигает две резные деревянные панели.

Даже та комната, что выделил мне Лоркан в Небесном королевстве не была такой же роскошной, как эта. Но опять же, вороны ведут гораздо более скромную жизнь, чем фейри. Я не хочу любоваться вещами Тимеуса, но, когда я провожу пальцами по дорогой парче на спинке дивана в гостиной, я не могу не восхититься всем этим бархатным великолепием.

По привычке я смотрю на свои пальцы в поисках пыли. И, конечно же, не нахожу её. Всё-таки у маркиза, как и у всех высокопоставленных фейри, была целая армия слуг. Но поскольку я не встретила пока ни одного эльфа или человека, я решаю, что Антони не стал их оставлять.

— А где твоя комната, Антони?

Мой вопрос заставляет чёрные точки в глазах капитана начать расширяться, и вот его зрачки уже почти касаются краев его радужек.

— Этажом выше. Хочешь, покажу?

Ифа ничего не говорит, но клубы дыма начинают подниматься от её шеи и скользят по чёрному тату на скуле в виде пера. Я достаточно хорошо изучила реакции тел воронов, чтобы понять, что ей не нравится предложение капитана.

Интересно, она попытается меня остановить, чтобы не дать мне пойти наверх, если я решу последовать за ним?

— Мне очень бы хотелось принять ванную и переодеться во что-нибудь чистое.

Его зрачки сужаются.

— Может быть, позже?

Мне очень хочется изучить каждый сантиметр дома Тимеуса.

— Как думаешь, я могу достать… достать здесь какую-нибудь одежду? Я ничего с собой не взяла.

— Сибилла и Катриона заполнили твой шкаф сегодня утром.

Интересно, найду ли я там только лишь платья? И, конечно же, после того как Антони желает мне расслабляющей ванной и сообщает мне о том, что Сиб зайдёт за мной на ужин, я обнаруживаю шкаф, который трещит от шёлковых одежд всех цветов радуги.

— Идти наверх это не хороший идея.

Ифа стоит у входа в мой шкаф, её широкие плечи почти касаются проёма двери.

— Лоркану это не нравиться.

— Я не хочу показаться неблагодарной, но мне всё равно, что нравится или не нравится Лоркану, Ифа.

Я начинаю открывать ящики комода, располагающегося по центру, заполненные нижним бельём и аксессуарами, на которые в своё время мне пришлось бы истратить все деньги подчистую, если бы мне всё еще хотелось обладать такими легкомысленными вещами.

— Но тебе не всё равно на мнение Антони?

Я убираю пальцы от атласного чокера, украшенного блёстками, который похож на те, что любит носить Катриона.

— Он мне друг.

— Только друг?

— Да.

— Тогда не ходи в его комнату.

Я хмурюсь.

Ифа оглядывает чрезмерно большой шкаф, словно ищет в нём притаившегося ворона.

— Если ты не хочешь потерять друга, не ходи.

Я закрываю ящик чуть более грубо, чем следовало, и сжимаю камешек мамы в кулаке.

— Ты хочешь сказать, что он может навредить Антони?

— Он ему не доверяет.

— И всё же, — я поднимаю руки и делаю оборот вокруг себя, — я здесь.

— Так же, как и я, Фэллон.

***

Я отмокаю в горячей ванной, которая заставляет исчезнуть ту бледность, что я приобрела во время моего короткого пребывания в Небесном королевстве. Ифа не стала стоять у меня над душой в моей белой мраморной ванной, но я почти не сомневаюсь в том, что она стоит на страже за закрытой дверью.

Несмотря на то, что я пытаюсь расслабиться, наш недавний разговор прокручивается на повторе у меня в голове. Она здесь, потому что Лоркан не доверяет Антони. Но поскольку Небесный король обручён, я сомневаюсь, что причина его беспокойства — ревность. Лоркан Рибав, должно быть, переживает, что я не исполню новое пророчество Бронвен, если меня захватит вновь разгоревшееся пламя страсти.

Когда последний мыльный пузырь лопается, я вылезаю из ванной, оборачиваюсь полотенцем, закрепив его у себя на груди, а затем иду по приятно нагретому камню и беру в руки золотой гребень. Я прохожусь им по своим волнистым локонам, и меня осеняет мысль о том, что никто и ничто не мешает мне возродить то, что у нас было с Антони.

Зеркало передо мной темнеет и вместо белого камня появляется чёрный сланец. Я моргаю, но моё зрение не проясняется. Вода ударяется о камень, воздух заполнен паром, и я начинаю учащенно дышать.

Я протягиваю руки вперёд, чтобы разогнать пар. Где, чёрт побери…

О.

О.

Я зажмуриваюсь и пытаюсь заставить своё тело покинуть ванную Лоркана.

ГЛАВА 23

Когда мои веки приподнимаются, я по-прежнему стою внутри ванной Лоркана, а голый мужчина всё ещё повернут ко мне спиной. Мне очень хочется извиниться за то, что я вторглась сюда в такой интимный момент, но я отвлекаюсь на вид воды, бегущей по натянутым мышцам его икр, бёдер и…

Я сглатываю. Не думаю, что я когда-либо пялилась на задницу мужчины, но сейчас я именно пялюсь. Я пытаюсь убедить себя, что Король воронов видел меня голой множество раз. Будет справедливо, если я увижу его без кожаных одежд и перьев.

Почувствовав себя чуть менее виновато, я разрешаю себе продолжить изучение тела обнаженного монарха. Тем более, что он, похоже, даже не собирается набрасывать на себя полотенце. Он, вероятно, даже не почувствовал моего присутствия, так как брызги продолжают врезаться в каменный пол его душа.

Его подтянутые бёдра и ещё более подтянутая талия переходят в спину V-образной формы со внушительными плечами. Я заключаю, что полёты, даже в обличье ворона, делают верхнюю часть тела гораздо более сильной. Он заносит руку над огромным плечом, чтобы намылить маслянистым мылом кожу, под которой перекатываются мышцы.

Когда мыло тонкой пленкой начинает стекать между его подвижными мышцами, я замечаю сморщенный участок кожи рядом с его позвоночником. Я видела разного рода повреждения у людей и полукровок, которые заходили к нам домой за бабушкиными припарками, поэтому знаю достаточно о шрамах.

Как так вышло, что на теле бессмертного оборотня есть шрамы? Каждый раз, когда я освобождала его от шипов из обсидиана, которыми была проткнута какая-нибудь часть его птицы, его плоть сразу же зарастала.

Точнее, зарастал его дым и перья. Не знаю, что происходило с его плотью, потому что пока все пять его воронов не соединились, я ни разу не видела его во плоти.

Его спина неожиданно застывает, а согнутая шея выпрямляется.

Кажется, он меня почувствовал.

Гребень, который я всё ещё держу в руке, со звоном выпадает из неё. Я подпрыгиваю; а Лоркан нет. Он только поворачивает голову и смотрит на меня поверх точёного плеча. Первое, что я замечаю — это отсутствие его чёрного раскраса. Без него он выглядит почти…

Кого я обманываю? В этом мужчине нет ничего нормального или естественного. Эти горящие глаза лимонного цвета и убийственные скулы выдают его сверхъестественную природу. А этот нос. У настоящих мужчин не бывает таких прямых и симметричных носов.

Опять я заладила про его нос. Что со мной не так?

Я откашливаюсь и ещё крепче затягиваю на себе полотенце.

— Эм… привет.

Заметка для самой себя: надевать одежду перед тем, как переноситься в земли Лоркана. А ещё лучше — перестать переносить своё тело туда, где ему не надо находиться.

Когда он ничего не отвечает, а я не оказываюсь в своей ванной, как бы я ни пыталась перенестись обратно, я решаю завести разговор. Надо же мне получить хоть какую-то выгоду от этих незапланированных встреч.

— Эм, шрам у тебя на спине…

Я переступаю с ноги на ногу.

— Он остался после шурупов из обсидиана, которые я достала из твоей птицы-миски?

В Небесном королевстве, может быть, и есть водопровод, как у Тимеуса, но оно не может похвастаться тёплыми полами.

— Ты пришла обсудить мои шрамы, Behach Éan?

В его словах слышатся лёгкие нотки юмора.

— Я выгляжу так, будто пришла обсудить твои шрамы?

— Ты выглядишь так, словно пришла разделить со мной душ.

Мои щёки вспыхивают, и я делаю крошечный шаг назад, хотя и не думаю, что Король воронов может подойти ко мне и засунуть меня под воду.

— Я предпочитаю ванные. Не то, чтобы я пришла разделить с тобой ванную.

Я осматриваюсь и замечаю ванную, сделанную из такого же серого камня, как и все остальные предметы внутри горы Лоркана.

Она не слишком большая, но кажется глубокой. Интересно, моется ли в ней вообще Король воронов? Птицам очень нравится купаться. И…

О чём это я опять?

— Лоркан, ты же знаешь, что я не контролирую перемещения своего тела.

Я ещё плотнее затягиваю полотенце, жалея о том, что не накинула халат.

— Ты именно так планировала оправдаться на случай своего визита в покои Антони?

Я смотрю на него, раскрыв рот, сначала в шоке, а потом, мать его, в ярости. Откуда у него вся эта информация? Насколько мне известно, я единственная, кто может говорить в голове Лоркана. Или все его люди могут общаться с ним в птичьем обличье?

— Когда я нанесу визит Антони в его комнате, — я специально делаю акцент на первом слове, — мне не придётся оправдываться, потому что я не должна сообщать тебе обо всех своих перемещениях.

Костяшки пальцев на его руке, прижатой к стене, белеют.

И прежде, чем моё сердце успевает совершить очередной удар, он поворачивается. И хотя струи пара всё ещё висят в воздухе между нами, а чёрный дым начал подниматься от его голого тела, они не особенно скрывают его фасад.

Когда я в шоке бросаю взгляд на… всё его тело, я поднимаю глаза обратно на его ключицы и так пристально их изучаю, что смогла бы теперь нарисовать их на запотевшем зеркале.

— Может быть, тебе стоит обернуться полотенцем?

— Я предпочитаю высыхать на воздухе.

Мой взгляд падает на его золотые глаза, которые сверкают, словно он находит моё замешательство невероятно забавным.

— К тому же, это моя ванная.

Он подходит ближе.

Я не знаю, каким мылом он мылся, но оно как будто усиливает присущий ему запах грозы. Чтобы не задохнуться от запаха этого мужчины, я начинаю дышать ртом.

— Может быть, это мой способ доказать тебе, что я не желаю тебе зла.

Я гневно смотрю на него.

— Очень смешно, Лор. Кто бы мог подумать, что короля-демона наградили таким тонким чувством юмора.

— Обычно женщины обращают внимание не на моё чувство юмора, когда видят меня голым или употребляют слова вроде «наградили».

Жар в его ванной становится таким удушающим, что у меня появляется неожиданное желание высохнуть на воздухе.

— А что касается моих шрамов, все мои раны могут зарасти, но только обсидиан оставляет отметины на моей коже.

И хотя Лоркан не сводит глаз с моего лица, он проводит пальцами по груди и рукам, указывая на все свои шрамы серебристого цвета. Он даже указывает на шрам под своим пупком, но я не слежу за его указательным пальцем, так как слишком боюсь, что мой взгляд может пройтись по тем частям его тела, на которых нет шрамов.

Его грудь полна несовершенств. Как жаль, что я не фанат совершенства. Мне нравятся идеальные носы. Почему я не могу любить идеальные торсы? Почему меня завораживает каждый его шрам?

Мои пальцы начинают болеть из-за того, как сильно я сжимаю своё полотенце.

— Почему шрам у тебя на спине гораздо больше остальных?

— Потому что меня ранили, когда я был ещё цельным.

— Я не…

Неужели кто-то пытался пырнуть его, пока меня не было? Нет. Это не имеет смысла, потому что на данный момент я единственная, кто может касаться обсидиана.

— Когда?

— Пять веков назад. Когда Мириам и Коста пырнули меня в спину.

— Как ты мог подпустить их так близко?

— Потому что я им доверял, Фэллон.

Мягкие изгибы больше не украшают его губы. Его глаза больше не горят от удовольствия.

— Он был моим самым доверенным генералом, а она была для Бронвен как мать.

Он огибает меня, подходит к раковине, с которой берёт острое лезвие и начинает сбривать щетину, покрывающую его челюсть.

— Я усвоил урок.

Я слежу за его точными движениями в отражении зеркала.

— Но ты всё-таки доверяешь мне.

Он наклоняет голову, чтобы добраться до жёстких волосков на подбородке. Я никогда не видела, как бреются мужчины, и это зрелище странным образом захватывает меня.

— Мириам никогда не была моей парой.

Воздух застревает у меня в горле, и когда я делаю выдох, это заставляет меня закашляться.

— Только потому, что я твоя… только потому, что между нами есть связь… не означает, что я не могу пырнуть тебя куском обсидиана в спину.

— Ты забыла, что благодаря нашей связи у меня есть доступ к твоим мыслям.

— Ой, перестань, — я закатываю глаза. — Ты не можешь знать их все.

Так ведь?

«Могу, Behach Éan».

Я складываю руки на груди, которая пульсирует от ударов моего раздражённого сердца.

— Тогда почему я не могу читать все твои мысли?

— Ты могла бы. Если бы сосредоточилась.

— Как?

Он медленно проводит бритвой по влажной коже, что заставляет мою собственную кожу покрыться мурашками, как будто мы соединены не только нашими сознаниями.

— А почему я должен учить девушку, которая мечтает о том, чтобы переспать с другим, читать мои мысли?

— Я не мечтаю…

Я испускаю низкое рычание.

— Я просто хотела увидеть комнату Антони, которая, как я понимаю, принадлежала Птолемею Тимеусу, и может быть плюнуть на одну из его диванных подушек. На случай, если ты не знаешь, он был отвратительным человеком.

Лоркан тихонько фыркает.

— Какое же ты странное маленькое существо, Фэллон Бэннок.

И хотя он говорит это с нежностью, я ощетиниваюсь от его слов.

— Я не существо. Я женщина, Лоркан Рибав. Если кто тут существо, так это ты.

Уголки его губ приподнимаются, а глаза снова загораются. А затем его большое тело начинает дрожать, как будто его обдало холодом, но, когда я смотрю на его кожу, я не замечаю мурашек. По крайней мере, на нём. Зато на моём теле их множество.

— Я слышала, что маркиз исчез.

Я отвожу взгляд, потому что, даже несмотря на запотевшее зеркало между нами, мощное присутствие Короля воронов совершенно меня обезоруживает.

Он поливает водой на лезвие, и кладёт бритву рядом с раковиной.

— Разве? Какая трагедия.

— Ты ведь не имеешь отношения к его исчезновению?

— А почему бы тебе самой мне не рассказать, Фэллон?

Несмотря на то, что мой взгляд остановился на маленькой лужице, которая собирается вокруг блестящей бритвы, я замечаю, что он поднимает руку к мокрым локонам, а сам поворачивается ко мне.

— Если бы я знала, я бы не спрашивала, верно?

— Мое сознание, птичка. Ответ находится там. Если он тебе нужен, иди и достань его.

— Разве я сейчас не в твоём сознании?

— Нет. Ты в моей ванной.

— Но я точно также нахожусь у себя в ванной… верно?

— Верно.

— Значит, это не одно из твоих воспоминаний, Лор?

— Нет.

— Это как в тот раз, когда я появилась в твоей библиотеке?

Он кивает.

— Если партнеры усиленно думают друг о друге, они могут проецировать свои тела туда, где находится их пара. Точно так же они могут проецировать слова в головы друг друга независимо от расстояния.

— Значит, моё тело находится сейчас в двух местах?

— Верно, но ты можешь удерживать клеточную репликацию своего тела довольно непродолжительное время, так что, если ты хочешь заглянуть в моё сознание, я советую тебе поторопиться.

Его золотистые радужки вспыхивают вокруг зрачков, которые сделались размером с булавочную головку, хотя в них не попадает никакой яркий свет.

И хотя я всё ещё потрясена тем фактом, что могу реплицировать саму себя, ванная комната темнеет, Лор исчезает, а на его месте появляется фейри. Тот самый фейри, который заставил меня предстать перед королём Марко. Янтарные глаза Птолемея так широко раскрыты, что сейчас в них больше белого, чем какого-либо другого цвета.

«Демон», — бормочет этот ужасный мужчина. «Де…»

Второй слог вылетает из него в виде мокрого бульканья, а его голова отрывается от шеи. Кровь забрызгивает моё лицо. Я резко вдыхаю и начинаю моргать. Когда мои веки открываются, голова Лоркана появляется на месте головы Птолемея до того, как она…

Я бросаюсь к раковине и хватаюсь за её края. У меня перед глазами появляются серые, а затем белые пятна, после чего цвет возвращается.

Лор стоит у меня за спиной, его голова теперь находится над моей головой, а голый торс оказывается так близко, что прохлада его кожи остужает пот, собравшийся на моей шее. Его ладони проходятся по моим плечам, только вот… только вот его руки прижаты к телу.

— Дыши, Behach Éan, — шепчет он мне, но это не помогает мне избавиться от кислоты, обжигающей моё горло. — Дыши.

Одна из его рук — его настоящая, а не фантомная рука из дыма — берёт мои волосы и приподнимает короткие тяжёлые пряди, а другая — нежно проходится по моей застывшей спине.

— Ты убил его, — хрипло говорю я.

В горле у меня пересохло, как это обычно бывает у Сиб на следующее утро после ежегодного празднования Йоля в «Кубышке». Моя подруга очень любит громко петь, перекрикивая нанятых музыкантов, хотя она всё время фальшивит.

Он следит взглядом за траекторией своих пальцев, которые двигаются по бугоркам моего позвоночника.

— Да.

— Но он умер неделю назад. Мы собирали твоих воронов. Так когда же?..

— Ты забыла, что я летал в Тарекуори проверить Фибуса.

О.

— Тимеус… он увидел, как ты летал вокруг и позвал дозорных? Ты поэтому… поэтому…

Я решаю не заканчивать это предложение, так как Лоркан прекрасно знает, каким образом он оборвал жизнь этого человека.

— Меня никто не видел.

Лёгкая улыбка приподнимает один из уголков его губ.

— Ночью я почти сливаюсь с воздухом.

— Тогда… я не…

— Нет, ты понимаешь, Behach Éan. Ты прекрасно понимаешь, почему я убил этого человека.

Теперь его большой палец описывает небольшие круги у основания моего пульсирующего черепа, и я позволяю ему, потому что… потому что это божественно.

И хотя моя голова всё ещё разрывается от ужаса и шока, я на секунду задумываюсь о том, был ли Лоркан массажистом до того, как шаббианцы превратили его в короля-оборотня?

«Нет», — бормочет он у меня в голове. «Я пас овец».

— Я не люблю дотрагиваться до людей, и не люблю, когда дотрагиваются до меня.

— Тебе меня не обмануть. Насчёт того, что ты не любишь дотрагиваться до людей.

Я делаю всё возможное, чтобы подавить тихий стон, который так и норовит сорваться с моих приоткрытых губ, но получается у меня паршиво. Я надеюсь, что всё ещё бегущая вода перекроет этот звук.

Кстати, а почему он не выключил душ? Разве он не закончил мыться?

— Я не дотрагиваюсь до людей, Behach Éan. Я дотрагиваюсь до тебя.

— Я человек.

— Ты не человек.

Его кадык опускается.

— Ты мой… ворон.

Его слова выдирают меня из оцепенения, я разворачиваюсь и снимаю его руки со своего тела. Мне очень хочется напомнить ему в сотый раз, что я никому не принадлежу, но вместо этого я спрашиваю:

— Как ты узнал о моей ссоре с маркизом?

— Моя каменная тюрьма не притупила моих чувств.

Когда я хмурюсь, он добавляет:

— Ты разве забыла, где хранился один из моих воронов?

В трофейной комнате Регио. Той самой комнате, примыкающей к тронному залу, где проходило моё слушание.

Он смотрит в мои округлившиеся глаза.

— Мне непонятно, ты ужасно рассержена или ужасно тронута тем, что я избавил Люс от этого мерзкого фейри?

Я сглатываю, но это не помогает мне смягчить горло.

— Ты планируешь обезглавить кого-то ещё ради меня?

Лоркан молчит, но его глаза отвечают за него.

— Ты не можешь отрывать головы от тел направо и налево, Лор. Фейри и так не доверяют воронам и называют тебя и твой народ…

Слова, написанные на стенах моего дома в Тарелексо, встают у меня перед глазами.

— Они называют вас ужасными вещами.

— Я похож на человека, которого волнует, что о нём думают фейри?

— Нет. Но…

— Пока Данте не начнёт наказывать своих людей, это буду делать я. Им пора научиться уважению.

Это не может хорошо закончиться.

Он протягивает руку мимо меня и берёт что-то с раковины, коснувшись моего голого плеча внутренней стороной предплечья. И хотя я не вздрагиваю, моя влажная кожа покрывается мурашками. Он трёт то, что он взял — кусочек угля — между пальцами, затем кладёт его обратно на деревянный поднос, и его рука снова касается моей кожи. Я пытаюсь сдвинуться в сторону, так как я, определенно, ему мешаю, но я застываю на месте, когда он закрывает глаза и подносит пальцы к переносице, а затем проводит обеими руками в сторону висков, нарисовав полосы на своей коже.

Когда его веки раскрываются, его радужки становятся поразительно яркими.

«Как бы мне хотелось раскрасить твоё лицо, птичка».

Моё сердце начинает трепыхаться за рёбрами, точно бабочка, когда я представляю, как он проходится своими длинными холодными пальцами по моим векам, демонстрируя всему миру, что я теперь его.

Одна из многих.

Его грудь неспешно вздымается, в отличие от моей.

— Скоро ты будешь слишком занят, разрисовывая лицо своей принцессы из Глэйса. У тебя не будет времени беспокоиться о моём лице.

Подумать только, скоро она будет стоять на этом самом месте.

Она будет смотреть в его золотые глаза и на его серебристые шрамы.

Пар от душа и дым, поднимающийся от его кожи, ласкают моё лицо.

Это слишком.

Всё это уже слишком.

Не знаю, зачем я перенеслась сюда, я хочу уйти. Я отворачиваю от него своё лицо, закрываю глаза и представляю дом маркиза. Я визуализирую белый мрамор и зеркало в золотой раме. Камешек с буквой «В» на прикроватном столике.

Когда мои веки раскрываются, я снова оказываюсь в своём теле. И уже другой ворон стоит передо мной с такими же широко раскрытыми глазами, какие были у Тимеуса прямо перед тем, как его голова отделилась от тела.

ГЛАВА 24

Ифа выпускает воздух из лёгких.

— Ты иметь пара. Так ведь? Ты путешествовала в своём сознании.

Моя первая реакция — категорически всё отрицать, но я не хочу лгать Ифе. Не говоря уже о том, что моё лицо покрыл румянец, а мои глаза стали такими же остекленевшими, как у Минимуса.

— А у тебя есть пара? — спрашиваю я, пока она не успела спросить, с кем я соединена таким сверхъестественным образом.

Она вздыхает и качает головой.

— Нет. Всё ещё жду. Имми тоже ждёт.

Готова поспорить, что я знаю, с кем хотела бы соединиться Имоген. Но он уже занят. «Принцессой из Глэйса», — упрямо твердит мне мой разум.

— Но моей siér, — я решаю, что это значит «сестра» на языке воронов, — не нужна связь. Она слишком посвящена в дело воронов.

Я не могу сдержаться и фыркаю.

— Я более чем уверена, что твоя сестра ничего бы так не хотела, как быть связанной с Лором.

— Почему ты так говоришь? — рот Ифы удивленно округляется.

— Потому что она проводит с ним всё время.

— Она часть Siorkahd. Это её работа. Поэтому она проводит так много времени с нашим королём. Поверь мне, Фэллон, она не хотеть Лора.

Она качает головой, из-за чего её тяжёлая коса перекидывается через плечо.

— Имми слишком любить драться, ей не до любви.

Неужели её волосы и макияж были действительно растрепаны из-за её подготовки к следующей войне Лоркана?

— Кто пара?

— Я… я…

Я закусываю губу.

— Я хочу сохранить это в секрете.

— О. Хорошо.

Она кажется такой расстроенной, что я добавляю:

— Я даже не рассказала об этом Сиб и Фибусу.

— Думаешь, они не поймут?

— Я думаю, они не поймут, почему я отказалась от этой связи.

— Отказалась?

Одна из её подведённых бровей приподнимается.

— Ты не можешь отказаться от связи. Она священна.

— Я хочу сама выбрать, Ифа.

Она отчаянно хлопает ресницами, как будто пытается проморгаться.

— Твой партнёр, должно быть, очень опечален.

Я пожимаю плечами.

— Он уже обручен с другой женщиной, так что он уже оправился.

Её голова резко подается назад.

— Если он ворон, то это невозможно.

Мне требуется мгновение, чтобы осознать, что раз уж я наполовину ворон, то меня могли соединить с кем-то, кто им не является.

— Он не ворон?

Я хочу, чтобы она перестала меня допрашивать, иначе она поймёт, в чьё сознание я проникла.

— Ифа, пока мы ждём Сибиллу и ужин, не могла бы ты поучить меня своему языку?

Её ноздри неожиданно раздуваются, и я решаю, что она сложила два и два. Ведь я призналась, что он недавно обручился. Но затем её губы изгибаются в улыбке.

— Почту за честь обучить тебя языку воронов.

И хотя я испытываю облегчение из-за того, что она не догадалась, каждый следующий удар моего сердца звучит глуше предыдущего. Я отворачиваюсь, пока она не заметила ту странную перемену, которая во мне произошла.

Зайдя в шкаф, отделяющий ванную от спальни, я спрашиваю:

— Как будет «платье»?

— Dréasich.

— «Дриси», — повторяю я, проведя пальцем по платью кораллового цвета, с облегающим корсетом и атласной юбкой в складочку.

Не слишком ли это для ужина в компании бунтарей? Я оглядываю другие вешалки. Не считая одного довольно простого платья цвета серого камня, вся одежда выглядит слишком нарядной.

Когда я снимаю с вешалки коралловое платье, а затем достаю нижнее белье, Ифа выходит в спальню и закрывает дверь, чтобы оставить меня одну. Я облачаюсь в шёлк и благодарю Сиб за то, что она потратилась на такое изысканное бельё, после чего приподнимаю платье и выворачиваю руки, чтобы дотянуться до всех крючков и петелек.

Неожиданно я вспоминаю о том, как Лоркан помог мне надеть платье, в котором я поехала в Тареспагию, о призрачных пальцах, ласкающих мою кожу, и моё лицо снова покрывает румянец.

Мне надо выбросить этого мужчину из своей головы, пока моё тело — опять — не перенеслось к нему. А не то он начнёт думать, что я хочу быть с ним, тогда как это далеко не так.

— Как будет «туфли»? — кричу я.

— Bròg.

— «Брог».

Я слышу, как Ифа начинает что-то искать, когда вдеваю последний крючок.

— Я нашла ручку и бумагу. Думаю, тебе поможет, если ты увидишь, как пишутся эти слова.

Я приподнимаю лиф, который чудесным образом подчеркивает мою скромную грудь, а затем выбираю пару серебристых туфель — «брог».

Я выхожу из ванной и направляюсь в небольшую жилую зону, где сидит Ифа с бумагой, чернильницей и перьевой ручкой. Она написала два слова на листе бумаге — наверное, те, которым она меня только что научила, хотя они выглядят совсем не так, как я начертила их у себя в голове.

— Как пишется моё имя?

Я с облегчением вздыхаю, когда оказывается, что моё имя пишется так же, как я всегда его писала, но затем я оказываюсь шокирована тем, что «Бэннок» пишется как «Báeinach».

— А имя моего отца?

Оказывается, что имя «Кахол» пишется как «Cathal», а имя его брата, «Киан», как «Cian». Я прошу её написать её собственное имя, и с удивлением обнаруживаю, что оно пишется не так, как произносится. Я прошу её написать полное имя Лоркана. В его имени нет надбуквенных знаков, а вот в его фамилии полно букв, которые не совпадают с тем, как я её произношу.

— А Морргот?

Она записывает это слово, и я слежу за каждой чернильной завитушкой и чёрточкой, приподняв брови и затаив дыхание.

Я никогда ещё не учила иностранный язык с таким увлечением.

— Язык воронов непростой.

— Né. Непростой.

Минуты растягиваются в часы, за время которых Ифа пополняет мой ограниченный словарный запас языка воронов, а я дополняю её базовые знания люсинского языка. Я так увлечена уроком, что не слышу, как моя дверь со скрипом открывается. Но это слышит Ифа. Она резко встает, и её начинает окутывать тёмный дым ещё до того, как Джиана переступает порог.

При виде сестры Сиб всё моё воодушевление улетучивается. И прежде, чем она успевает сказать «привет», я спрашиваю:

— Как ты могла не сказать мне о том, что мама и бабушка на Шаббе, Джиа? Я вернулась только ради них.

— Ты вернулась ради себя, Фэллон.

Я не встаю, но отодвигаюсь назад на стуле и скрещиваю руки.

— Это несправедливо. И это неправда.

— Ты планируешь помогать в Раксе? Потому что если твой ответ «да», то тебе придётся снять платье принцессы.

— Это платье выбрала твоя сестра.

— Моя сестра тоже не должна здесь находиться, Фэллон. Она не создана для того, что делаем мы с Антони. Хорошо, что Фибусу хватило ума остаться.

— Фибус приехал со мной.

— И где он?

— Я отправила его назад, потому что не хотела, чтобы ему причинили вред.

Она проводит руками по лицу. Её ногти поломаны, а пальцы измазаны серой грязью, которую она переносит на щёки своего угловатого лица.

— Тебе следовало отправить назад и себя.

— Почему ты так враждебно настроена?

— Потому что мне не всё равно, Фэл. Мне не всё равно на твою жизнь. Мне не всё равно на нашу борьбу. Я хочу, чтобы Люс стал королевством, где у каждого будет доступ к чему угодно. Где людей не будут заставлять подстригать волосы. Где к людям не будут относиться хуже, чем к свиньям. И где магию можно будет использовать без ограничений, независимо от формы ушей.

— Я хочу того же.

Она вздыхает.

— Я знаю, но твоё пребывание здесь делает нас ещё более лёгкой мишенью. Отряд эльфов, который толпится у нашей входной двери, стал ещё больше. Количество солдат, проверяющих наши лодки и сопровождающих нас по каналам, удвоилось.

Она сжимает губы и украдкой смотрит на Ифу.

— Не говоря уже о том, что теперь среди нас есть ворон, а воронам запрещено появляться в Люсе, за исключением Лоркана. Если Ифу обнаружат, кто знает, с какими ещё претензиями они на нас обрушатся.

Она вскидывает руки.

— Зная Таво, он, вероятно, выставит стражу внутри нашего дома, и тем самым испортит всё.

— Лор этого не допустит.

— Лор не управляет всем Люсом, долча.

Последнее пророчество Бронвен эхом раздаётся у меня в голове, и мои руки покрываются мурашками. До этого не дойдёт.

— Мои штаны высохнут только завтра.

— Я одолжу тебе свои.

— Ужин гото… О, привет, Джиа.

Сибилла проходит мимо своей сестры, шурша бирюзовым фатиновым платьем, при виде которого Джиана поджимает губы.

— Сколько золота ты потратила на платья?

Она закатывает свои серые глаза.

— Я едва прикоснулась к тому, что оставил нам Лор.

— Он оставил их нам для того, чтобы… Неважно. Просто не надо больше тратиться на легкомысленные вещи, ладно?

Джиана пятится назад.

— Я собираюсь принять душ перед ужином. Увидимся внизу.

— Санто Калдроне, она стала такой раздражительной с тех пор, как мы сюда вернулись. Мне кажется, что в последний раз я видела её улыбку в Небесном королевстве.

— Она очень предана делу.

— Как и все мы, Ифа, — говорит Сиб.

Несмотря на то, что я не перечу Сиб, я согласна с тем, что Джиана и Антони помогали ракоккинцам на протяжении десятилетий. А мы с Сиб только что к ним присоединились.

— Идём. Ты упадешь, когда увидишь комнаты отдыха.

Ифа следует за нами по широкой лестнице, затем огибает её и заходит в зеркальные двери, которые широко распахивает для нас Сиб. Помещение U-образной формы заполнено свечами, столами, диванами и плюшевыми креслами. Я насчитываю пять различных зон, потому что одной, по-видимому, недостаточно.

Я начинаю разглядывать ярко-алое помещение с позолотой, как вдруг вспоминаю, как голова Тимеуса скатилась с плеч. Я резко останавливаюсь, чем заставляю Сиб остановиться вместе со мной.

— Что такое?

Сибилла, которая до этого рассказывала о том, что фрески на потолке нанесены настоящим сусальным золотом, затихает и оглядывает помещение в поисках опасности.

— Ты кого-то увидела? — шепчет она, крепко сжав мою руку.

— Нет.

Я подношу ладонь к шее, отчаянно желая прикоснуться к своей гладкой коже.

— Я просто… просто Птолемей был по-настоящему ужасным человеком.

— Не могу не согласиться с тобой, микара.

Катриона входит в огромное помещение и окидывает взглядом тяжёлые шторы. Может быть, она представляет, что будет, если их распахнуть?

Или что находится за ними? Постриженный сад, который я видела из длинного стеклянного коридора? Мне очень хочется слегка раздвинуть их и выглянуть наружу, но Антони ясно дал понять, что их надо держать закрытыми. Не говоря уже о том, что я не хочу подвергать опасности Ифу.

Катриона начинает пристально её изучать.

— Тебе лучше стереть эту грязь со своего лица. Во-первых, это выглядит так, словно ты извалялась в земле, и во-вторых, она тебя выдаёт.

Катриона никогда не церемонилась в выражениях, но этот её комментарий совершенно неуместен.

— Это не грязь, — говорю я.

Она взмахивает рукой и говорит:

— Да-да, это боевой раскрас.

— Это традиция.

Дым начинает подниматься от напряжённых плеч моего телохранителя

— Традиция, которая в наши дни не очень-то популярна.

— Катриона, ты высказала своё мнение. Оставь Ифу в покое.

— Всё в порядке, Фэллон.

Юбка моего платья не настолько пышная, чтобы схватиться за неё. В неё можно только вцепиться. Поэтому я впиваюсь в неё.

— Зачем ты здесь, Катриона?

— Чтобы помочь делу.

— Только вот тебя не волнуют люди.

— Волнуют.

Когда я приподнимаю бровь, она говорит:

— По-своему.

— Говори правду, Катриона.

Она поправляет чёрные бархатные перчатки, подобранные к её чёрному платью, которое как будто создали из одного единственного куска ткани, обернув его сначала вокруг её шеи, а затем крест-накрест обмотав им её тело.

— Ладно. В «Кубышке» для меня не осталось работы, а мои клиенты обвинили меня в знакомстве с вами и перестали меня приглашать. А поскольку я ненавижу бездействие и не могу питаться воздухом, я пришла сюда.

— Ты говорила, что планировала помочь. Могу я спросить, каким образом?

— Я приготовила ужин.

Она указывает на стол, заставленный тарелками с едой.

— Ты приготовила…

Я смотрю на стол, а затем на куртизанку. Я никогда не видела, чтобы Катриона делала хоть что-то на кухне.

— Ты умеешь готовить?

— Я не настолько некомпетентна.

— Ага.

Сиб выпускает мою руку, подходит к столу и хватает кусочек жареного цукини толщиной с лист бумаги.

— Видела бы ты моё лицо, когда она предложила что-нибудь приготовить.

Она кладёт хрустящий овощ на язык, и её ресницы вздрагивают.

— Ого. Катриона.

Катриона приподнимает подбородок, и её лицо начинает сиять, после чего она идёт к столу.

Сиб берёт кувшин с вином и наполняет бокал.

— Кому ещё вина? Фэл? Ифа?

Ифа качает головой.

— Я бы выпила, — говорю я, и Сиб подносит мне бокал.

— Катриона?

Она предлагает ей бокал, который берёт со стола.

Когда Катриона берёт у неё вино, я подношу свой бокал к губам.

— Фэллон, подожди.

Ифа резко протягивает руку и хватается за ножку бокала.

Я дергаюсь, немного вина выплескивается из бокала и течёт по руке.

— Извини. Я должна пробовать твою еду и вино.

Я начинаю протестовать.

— Зачем?

— Ради защиты.

— Защиты от кого?

Я смотрю сначала на Сиб, а затем на Катриону, после чего бросаю взгляд на двойные двери, в которые входят Антони, Маттиа и Риккио. Все трое одеты в расшитые туники и узкие брюки, которые заканчиваются начищенными нарядными сапогами.

Я никогда не видела эту троицу в какой-то другой одежде кроме выцветших рубашек и широких штанов, поэтому при виде рыбаков в нарядах высокопоставленных фейри я теряю дар речи. У всех у них закругленные уши, а волосы не опускаются ниже их широких плеч.

Антони останавливается в нескольких шагах от меня. Он проходится взглядом по моему коралловому платью так, что Ифа напрягается.

— У тебя есть всё, что тебе нужно?

Несмотря на то, что в его тоне нет ни теплоты, ни нежности, он не настолько колючий, каким он был, когда я появилась в этом доме.

— Да. Спасибо.

Ифа передает мне вино.

— С ним всё в порядке.

Антони переводит на неё своё внимание.

— У нас нет намерения отравлять драгоценную разрушительницу проклятий Лоркана. Пожалуйста, передай это своему королю.

Ифа не кивает, а только смотрит в сторону одной из зон отдыха, и лёгкая улыбка смягчает напряжённые черты её лица.

— Он слышит, Антони.

Моё сердце выдает серию частых ударов, когда я замечаю Лоркана, который устроился в одном из кресел, точно король на троне. Он закинул ногу на колено, опёрся противоположным локтем на подлокотник и подпер изящную челюсть двумя длинными пальцами.

Поскольку я не помню, чтобы видела тронный зал во время прогулки по его королевству, я сомневаюсь, что у этого короля-оборотня вообще есть трон.

«Нет».

Пылающий взгляд его золотых глаз прокладывает путь прямо ко мне.

«Так как я не верю, что королевством можно хорошо управлять, сидя на заднице».

Его слова заставляют мой рот растянуться в улыбке.

«Тогда качели для птиц?»

Его губы едва заметно изгибаются в улыбке.

— Не то, чтобы мы не были польщены твоим присутствием, Морргот… — Антони совсем не кажется польщенным, — но что тебя сюда привело?

ГЛАВА 25

Пронзительный взгляд Лоркана останавливается на его вороне.

— Ифе надо отдохнуть.

Мой телохранитель отрывисто кивает, после чего направляется к окну, где превращается в дым, который протискивается между задёрнутыми шторами.

— Не думаю, что я когда-нибудь привыкну к тому, что кто-то перевоплощается в дым, — бормочет Сиб Маттиа, который обхватил её плечи огромной рукой.

А я не уверена, что привыкну видеть её вместе с Маттиа, хотя они определенно выглядят довольно мило.

— И никто из твоих воронов не смог прилететь сюда, чтобы её заменить?

В голосе Антони снова появляются резкие ноты.

Лоркан поднимается со своего места.

— Поскольку я могу свободно перемещаться по Люсу, я решил прилететь сам. К тому же, я слышал, что ты приютил новую бунтарку, и мне не терпелось с ней познакомиться.

Грудь Катрионы как будто застывает, когда король-оборотень подходит ближе, после чего обходит её кругом и встает рядом со мной.

— Катриона Мадаро, прославленная куртизанка Люса.

Его взгляд скользит по её фигуре-песочные часы, от изящных щиколоток до рубиновой заколки, и, хотя на мне надето не менее красивое платье, я неожиданно чувствую себя ребёнком, который решил поиграть в переодевание.

Она распрямляет плечи.

— Лоркан Рибав, самый зловещий небесный монарх.

Я замечаю, что Риккио задерживает взгляд на ложбинке между грудями Катрионы, стянутыми платьем, а глаза Лоркана возвращаются к её лицу и остаются там.

— Я слышал, что ты вызвалась приготовить еду.

— Мне надо вносить свой вклад.

Лоркан переплетает руки за спиной и подходит к обеденному столу овальной формы, который затем лениво обходит вокруг и, словно невзначай, наклоняется и нюхает пар, поднимающийся от одного из блюд.

— Скажите-ка мне, синьорина Мадаро, как можно научиться готовить за одну ночь?

— За одну ночь? Я кормила себя в течение многих лет.

— Едой из таверны и из булочной рядом с домом. Твоя кухня никогда не использовалась. Я взял на себя смелость проверить это по пути сюда.

— Вы не имеете права входить в мой дом без приглашения.

Катриона не повышает голос, но его тон выдает то, что она на самом деле думает о вторжении Лоркана, как и её покрасневшие щёки.

Лоркан не обращает внимания на её недовольство и продолжает свои расспросы.

— Окно было треснуто. Вы недавно с кем-то поссорились?

«Лор?» — я ставлю бокал на мраморную консоль, придвинутую к спинке одного из многочисленных диванов. — «Катриона всегда была со мной мила. Разве этот допрос необходим?»

Он удерживает мой взгляд.

«Я не доверяю этой фейри».

«Наполовину фейри. И ты никому не доверяешь», — я смягчаю свои слова нежной улыбкой.

— Да будет вам известно, за мной подглядывал эльф, пока я раздевалась. Я кинула книгой в окно.

— Ты читаешь? — спрашивает Риккио.

Её ноздри раздуваются.

— Да, я читаю. Так же, как и готовлю.

Она начинает пятиться.

— С меня хватит ваших оскорблений. Наслаждайтесь едой, которую я подала на стол. Увидимся со всеми утром.

Когда она разворачивается, я обхожу Лора и говорю:

— Катриона, подожди.

Она останавливается и оборачивается ко мне.

— Что?

— Останься. Пожалуйста.

Она поджимает губы, а я касаюсь её руки.

Она смотрит мимо меня на лица присутствующих.

— Не сегодня, увидимся утром.

Она высвобождает свою руку в перчатке из моей руки и уходит, ударив плечом Джиану. Пробормотав свои извинения, она исчезает на лестнице.

— Что это было? — спрашивает Джиа, одетая в новые штаны и рубашку.

— Она умеет готовить.

Я начинаю жевать нижнюю губу, а моя рука падает на складки моего платья.

— Мы были удивлены. Ей это не очень… понравилось.

— Ты знала, что она умеет готовить, сестренка? — Сиб крадёт у Маттиа свой бокал, но тот оказывается пуст.

— Не знала, но я рада, что кто-то взял на себя кухонные обязанности, иначе нам пришлось бы есть сырую еду.

Джиа начинает идти к столу, но её глаза округляются, когда она замечает Лоркана.

— Морргот.

Она низко кланяется ему.

— Ты останешься на ужин?

— Останусь. Чтобы мы могли пообщаться.

— Я умираю с голоду.

Риккио падает на стул и начинает накладывать на тарелку тефтели в остром томатном соусе. Когда он понимает, что никто не присоединился к нему за столом, он говорит:

— Надеюсь, вы не против, если я начну есть.

И кладет тефтелю в рот.

Лоркан взмахивает рукой.

— Ради Бога.

— Посмотрим, не упадёшь ли ты замертво.

Сиб опускается на стул напротив Риккио, загорелое лицо которого становится таким же алым, как блестящая заколка Катрионы.

— О, Боги, он задыхается.

Я кидаюсь к нему, но Антони добегает до него первым и ударяет его между лопаток.

Вместо того, чтобы выплюнуть еду, Риккио проглатывает её. Его лицо остается покрыто пятнами на ужасно долгие несколько секунд.

— Он всё ещё жив. Это ведь хороший знак? — говорит Сиб, осматривая тефтели.

— Зависит от яда.

От чёрных кожаных одежд Лоркана начинает подниматься дым, который окутывает его грудь.

Я не понимаю, когда он приходит в движение, но сейчас он стоит передо мной, так близко, что его дым начинает стелиться по моей коже.

Риккио тянется за кувшином с водой. Вместо того, чтобы налить себе стакан, он пьёт прямо из кувшина.

— Вы все настоящие ублюдки, — бормочет он, поставив пустой хрустальный резервуар так неосторожно, что раздаётся треск.

— Я серьёзно, Сиб, какого черта? Зачем ты вообще это сказала? Зачем Катрионе травить нас?

— Я не имела в виду — в прямом смысле. Я имела в виду, что она, вероятно, ужасно готовит.

Приподняв свой бокал за ножку, она усмехается.

— Ты бы видел своё лицо.

Он хватает тефтельку и бросает её в лицо Сиб. Она вздрагивает, когда тефтелька ударяет её в лоб, после чего скатывается по носу прямо в её декольте.

— Ах ты вшивый поганец! Тебе сколько лет?

Когда она достает тефтельку, упавшую между её грудей, Маттио усмехается, к несчастью для себя. Сиб резко поворачивает к нему голову, сквозь блестящий томатный соус просвечивает её самое сердитое выражение лица.

Маттиа кашляет в кулак.

— Серьёзно, Риккио. Это было не…

У него вырывается очередной смешок. Он пытается выдать его за покашливания.

— Не…

Он снова пытается укорить своего кузена, но ему это снова не удается. Сквозь взрывы смеха он выдавливает из себя:

— Извини, биббина.

— О, тебе ещё предстоит извиниться передо мной, биббино.

То, как она произносит его милое прозвище, красноречиво свидетельствует о том, что они собираются делать после ужина.

«Твои друзья такие забавные», — комментарий Лора заставляет мою улыбку исчезнуть.

— Как ты себя чувствуешь, Риккио?

— Нормально.

Он откидывает назад свои темно-каштановые волосы, а затем злобно смотрит на Сиб.

— Уже лучше.

— Как жаль, что с красивой одеждой не прилагаются хорошие манеры, — бормочет она.

— А ты думаешь, что красивое платье…

— Довольно.

Антони хватается за спинку стула на одном из концов стола и выдвигает его. Он смотрит на Лора, вероятно, решая, стоит ли предложить ему этот стул.

Он, должно быть, отказывается от этой идеи, потому что садится. Но опять же, есть ещё другой конец стола. И, конечно же, туда направляется Лор, но, прежде чем сесть, он выдвигает стул, стоящий рядом и смотрит на меня.

Я начинаю жевать нижнюю губу, понимая, что таким образом он делает заявление, но ведь Антони не предложил мне сесть рядом с ним.

«Может быть, я просто веду себя как джентльмен».

Тот факт, что он предваряет свою фразу выражением «может быть» красноречиво говорит о том, почему он выдвинул этот стул.

Грудь Лоркана кажется шире под его доспехами из кожи.

«А если бы Антони предложил тебе сеть рядом с ним?»

«Это ведь его дом, не так ли?»

Лоркан так крепко сжимает челюсти, что я жду, когда он превратится в дым и улетит в ночь.

«Я похож на человека, который может позволить другому победить, а тем более без усилий?»

«Ты король, Лор. У тебя и так уже всё есть — королевство, верноподданные, невеста. У Антони есть только этот дом — который ты ему купил — его друзья и его дело — которое неразрывно связано с твоими интересами».

Зрачки Лора не просто пульсируют. Они буквально взрываются.

«И ты планируешь предложить ему себя, чтобы он почувствовал себя лучше?»

«Я не планирую никому себя предлагать».

И пока мы не устроили ещё бόльшую сцену, я сажусь на стул, который он для меня выдвинул, но делаю такое выражение лица, чтобы он понял, что я думаю о его жалкой попытке помериться членами.

«Я бы не стал употреблять определение «жалкий» вместе со своим членом, Behach Éan».

Мои щёки вспыхивают от раздражения.

«Этот всего лишь выражение. Я не… А знаешь что? Я передумала».

Я начинаю вставать, но застываю на месте, когда Лор берёт меня за руку, переворачивает её и подносит к своему носу.

«Ты порезалась?»

— Нет, а что?

— Что значит «что»? — спрашивает Сиб, наклонившись вперёд и посмотрев на меня.

Лор проводит языком по алому пятну у основания моего шершавого безымянного пальца.

«Лор!»

Мне, наверное, надо начать переживать из-за того, что на моей руке кровь, но я не могу перестать фокусироваться на том, что он облизал мою руку.

«Это всего лишь томатный соус, который, вероятно, попал на меня, когда Риккио кинул едой в Сиб».

Я пытаюсь высвободить руку, но он удерживает её. Его холодный дым скользит между моими пальцами точно шёлк.

«Это не кровь».

«Не могу поверить, что ты лизнул мою руку».

Мои щёки вспыхивают, точно пустыня под люсинским солнцем.

«Это было обязательно делать?»

Наконец, он выпускает мою руку.

«Да».

«Зачем?»

Воздух у него за спиной темнеет, а затем тени принимают очертания двух мужчин и женщины. Я узнаю только женщину — Имоген. Ну, конечно же, Небесный король не стал бы приходить один. Он, может быть, самый опасный человек в Люсе — во всем мире — но он монарх.

«Они здесь из-за тебя, не из-за меня», — говорит он, не глядя на моё лицо.

Когда он, наконец, занимает своё место за столом, Антони изучает трёх воронов, которые стоят за спиной своего короля.

— В какую игру ты играешь, Лоркан? Ты привёл с собой всех этих людей, чтобы дать Данте повод…

— Обстоятельства поменялись, — Лоркан разворачивает салфетку и кладет её себе на колени.

— Под обстоятельствами ты имеешь в виду присутствие Фэллон здесь?

В тоне Джианы слышится упрёк.

— Нет.

Взгляд золотых глаз Лоркана снова останавливается на мне.

— Я имею в виду то, что Мириам сбежала из тюрьмы Регио.

Эта новость заставляет мою разгоряченную кровь похолодеть. Сбежала…

— Когда?

— Никто не знает, но кровь на её магическом символе была ещё свежей.

— Я не… я думала…

Спина Сиб становится прямее, чем на тех бесконечных занятиях по этикету, которые нас заставляли посещать в школе.

— Разве Мириам не мертва?

— Нет.

Ответ Антони удивляет не только Сиб; он удивляет меня, потому что в ту ночь, когда он и я…

Когда взгляд Лоркана начинает пронзать меня, я отгоняю это воспоминание и поворачиваюсь к Антони.

— Я думала, ты считал её мертвой?

Голубые глаза Антони опускаются на неровный край его фарфоровой тарелки.

— Я не мог рассказать тебе о том, что она жива. Ведь тогда я не знал о твоём происхождении.

Губы шокированной Сиб приоткрываются. Поскольку все остальные не выглядят удивлёнными, я заключаю, что только ей не сообщили о том, что Мириам не была мертва.

— Что такое магический символ?

— Это способ колдовства, используемый шаббианцами, — тихо объясняет Маттио. — Они рисуют замысловатые узоры своей кровью. Именно так Мириам воздвигла магический барьер.

Сибилла начинает моргать, как будто ей в глаз попала ресница.

— А моя… — я всё ещё не могу назвать её матерью, — А Зендайя была с ней?

— Судя по тому, что видела Бронвен в ту ночь, когда Мириам похитила Дайю, — тембр голоса Лора звучит мрачно, что соответствует выражению его лица, — она перенесла твою мать в какое-то место, куда она планировала отправиться перед тем, как её схватил Марко и бросил в дворцовую темницу. Об этой темнице рассказал мне Лазарус, а я раскрыл её местоположение Данте.

«Марко поделился местоположением Мириам с Лазарусом, но не со своим собственным братом?»

«Марко убил их отца, Фэллон. Нет никаких сомнений в том, что, если бы Данте встал у него на пути, он бы избавился от него навсегда».

Очертания тела Лора становятся размытыми, и тёмные клубы дыма окутывают мою дрожащую руку.

Я сжимаю её в кулак, чтобы унять дрожь. Лор, должно быть, подумал, что я сжала пальцы, желая избавиться от его успокаивающего прикосновения, потому что его дым начинает подниматься по моему запястью и возвращается в его тело, сделав его очертания более чёткими.

— Подождите, — серые глаза Джианы начинают сверкать. — Если вы нашли магический символ, значит ли это, что его стёрли? Значит ли это, что магическая защита была снята?

— Нет.

Ответ Лора разбивает её надежду.

И мою.

ГЛАВА 26

Джиа хмурится.

— Но её кровь больше не питает магический знак…

— Мои вороны попытались вернуться, когда Данте смыл его, но врезались в стену.

Лор медленно вращает нож рядом со своей тарелкой.

— Она нарисовала его где-то ещё… — бормочет Антони себе под нос, но я не упускаю ни слова. — Потому что она не хочет, чтобы шаббианцы вернулись.

— Почему она не хочет возвращения своего народа? — спрашивает Сиб.

Джиа вздыхает.

— Потому что они её накажут, Сиб. Она заперла их на острове на пятьсот лет. Помнишь, как я случайно заперла тебя и Фэл в винном погребе?.. Сколько вам тогда было — восемь? И обнаружила вас только на следующее утро?

Мы стучали кулаками в дверь и кричали изо всех сил, после чего просто плюхнулись на влажный пол и приготовились провести там длинную холодную ночь. Я помню прикосновение меха к своей щеке, когда я проснулась и обнаружила мышь, которая примостилась рядом со мной. Я погладила маленькое существо, а затем прогнала её, пока не проснулась Сиб, потому что мыши её пугали.

Едва заметная улыбка озаряет лицо Джианы.

— Ты, Сиб, выглядела так, словно собиралась сбросить меня в Марелюс.

Сиб, действительно, выглядела тогда кровожадно, а я была слишком утомлена и испытала такое облегчение, что не могла думать об убийстве. К тому же Джиа сделала это не специально.

Но если отвлечься от ночи, проведённой в погребе, то я понимаю о чём она говорит. Если жители Шаббе поймают мою бабку… если мой отец или Лор найдут её… Боги, они её четвертуют.

«Не «если». Когда».

Челюсть Лора так сильно сжата, что он, вероятно, смог бы отсечь ей чью-нибудь голову, не прибегая к использованию своего железного клюва.

— Вы думаете, что она ищет Фэллон? — спрашивает Сиб. — Она ведь ненавидит воронов и всё такое, а Фэл единственная, кто может вас «разбудить».

Риккио накалывает вилкой ещё одну тефтельку и подносит её к губам.

— Если бы какой-нибудь фейри держал меня в подземелье, я бы гораздо больше ненавидел фейри, чем шаббианцев.

Он засовывает тефтельку в рот и несколько раз её пережевывает, после чего проглатывает и накалывает другую.

Маттиа забирает у него тарелку, пока Риккио не разделался со всеми тефтельками. Он кладёт немного тефтелек себе на тарелку, а Сиб спрашивает:

— Зачем сохранять магический знак все эти годы? Разве не лучше встретиться лицом к лицу со своим народом, чем прозябать в фейской тюрьме?

— Магический барьер, который она воздвигла вместе с Костой Регио — это единственное, что удерживает шаббианцев от того, чтобы найти и убить её.

Ногти Имоген удлиняются, превратившись в когти, и клацают о крепкий нагрудник её доспехов, когда она хватается за свою толстую косу и перекидывает её через плечо.

— Мириам не успокоится пока не найдёт способ избавиться от нас, — раздаётся голос Лоркана в напряжённом воздухе.

— Нас? — спрашивает Сиб.

— Воронов.

Лоркан перестаёт играть со своим ножом и откидывается на стуле.

— Но тебя ведь нельзя убить, только обездвижить, верно?

Сиб хватает кувшин с вином и наполняет свой бокал, а затем бокал Маттиа, после чего наклоняется и наполняет мой.

Она, вероятно, думает, что вино поможет мне переварить новость о том, что моя бабка жива и, вероятнее всего, охотится сейчас за мной и Лором.

Я беру бокал, но Лоркан забирает его у меня и делает глоток.

«Мог бы попросить, и я бы налила тебе вина, Ваше Величество. Зачем воровать мой бокал?»

«У меня нет желания пить или есть фейскую еду».

«Тогда…»

Мои брови изгибаются.

«Тогда зачем ты взял мой бокал?»

«Всю твою еду и вино будут пробовать, пока ты не вернёшься в Небесное королевство. Разве Ифа тебе не говорила?»

«Говорила».

Когда он ставит бокал рядом с моей тарелкой, я спрашиваю:

«А почему именно ты должен пробовать еду на предмет яда?»

«Яд не может меня убить, Behach Éan».

«А что, если кто-то измельчит обсидиан и подсыпет в твой напиток?»

«Моё тело отторгает его».

Тот факт, что он использует настоящее время, настораживает меня.

«Тебя уже пытались отравить?»

— Фэллон может снять моё заклятие.

Я вздрагиваю, когда он раскрывает этот секрет остальным.

«Разве это не суперсекретная информация?»

«Я думал, ты доверяешь своим друзьям».

«Это так, но ты же не доверяешь. Зачем ты им рассказал?»

— О Боги, Фэл! — голос Сиб звучит так пронзительно, что едва не разрывает мои барабанные перепонки. — Тебе надо уезжать немедленно!

Мой пульс ускоряется, создавая какофонию в грудной клетке. Я не могу уехать, потому что мне надо найти…

Я обрываю свои мысли, пока они не проникли в сознание Лоркана.

— Согласна, — говорит Джиа. — Когда Мириам арестуют — или убьют…

— Но именно за этим Фэллон сейчас здесь, — Лоркан стучит пальцами по столу. — Она хочет, чтобы Мириам её нашла.

Сиб резко вздыхает.

— Это правда?

— Решила умереть? — шипит Джиа.

Антони ударяет кулаком по столу.

— Почему ты разрешил ей уехать из своего королевства, зная, что она собралась стать чёртовой приманкой, Морргот?

Кожаные одежды Лоркана хрустят, когда он поднимается с места.

— Затем же, зачем ты рассказал ей о лестнице, которую я разрешил построить Киану для своей пары, которая не была вороном.

Я резко втягиваю воздух, а затем так сильно сглатываю, что слюна застревает у меня в горле.

«Ты прочёл записку?»

«Я прочёл твои мысли, а не его записку».

«Но это личное».

«Как и сам факт существования той лестницы, которую я разрушил. Точно так же мне следует поступить с…»

«Даже не смей заканчивать это предложение».

Я стискиваю зубы.

«Ты сидишь здесь отчасти благодаря ему».

«Я сижу здесь благодаря тебе».

Я фыркаю.

«Если бы я знала, что возвращаю…»

— Почему Фэллон покраснела как эти тефтельки? — спрашивает Маттиа у Сиб вполголоса.

— Потому что её зловредная бабка сбежала, — шепчет в ответ Сиб.

Лор проводит ногтем, который превратился в коготь, по расшитой скатерти и разрезает дорогую ткань так же, как он только что отрезал от меня остатки моей симпатии и признательности по отношению к нему.

«Как только Мириам найдёт меня, я заставлю её изрисовать меня кровью, чтобы ты никогда больше не мог проникнуть в моё сознание».

Ножки моего стула скрипят, когда я вскакиваю из-за стола и выбегаю из помещения.

«Мёртвые ведьмы не могут колдовать», — его голос эхом раздаётся в моей пульсирующей голове, когда я добегаю до двери своей комнаты.

Захлопнув её, я кричу через мысленную связь: «Обездвиженные вороны не могут убивать ведьм».

«Ты угрожаешь проткнуть меня, Behach Éan?»

«Лучше держись от меня подальше».

И хотя он не отвечает и не появляется у меня в комнате, я каким-то образом чувствую его улыбку по нашей мысленной связи. Я сомневаюсь, что он будет улыбаться, когда я отправлюсь на Портовый рынок при первом свете дня и достану себе клинок из обсидиана.

Я плюхаюсь на кровать, решив, что сон не найдёт меня, так как мои мысли кипят, а желудок пуст, но сон приходит и накрывает меня волной. В какой-то момент я обнаруживаю, что Сибилла лежит рядом со мной, обхватив себя руками и барабаня пальцами по заляпанной ткани своего красивого фатинового платья.

Я отрываю прядь волос от своей вспотевшей шеи.

— Как давно ты здесь?

Свет не пробивается по краям штор, но материал такой плотный, что сейчас может быть полдень, а я могу так и не узнать об этом.

Я стираю сон с глаз, которые как будто наполнились песком, а Сиб поворачивает голову и проводит верхней губой по нижней губе.

— Я пробыла здесь всю ночь.

— Значит, ты не выполнила свою угрозу по отношению к Маттиа?

— Тебя ищет твоя бабка, Фэл! — говорит она так громко, что её голос ударяет в мои едва проснувшиеся барабанные перепонки. — Твоя бабка — самая злобная ведьма на свете — ищет тебя!

— Я в курсе.

— И это всё, что ты можешь сказать? Что ты в курсе?

— А что ещё ты хочешь услышать?

— Что тебе жаль, что ты мне не рассказала! Что ты немедленно возвращаешься в Небесное королевство.

— Прости, что не рассказала тебе, Сиб.

— Продолжай…

Я взбиваю подушку у себя под головой.

— Я думала, что Лоркан хотел сохранить в секрете тот факт, что она жива. Я не знала, что все остальные были в курсе.

— Остальным позволено это знать, и они уже извинились за то, что скрыли это от меня. Я всё ещё жду, когда ты произнесёшь вторую часть.

— Вторую часть чего?

— Того, что я попросила тебя сказать. Что ты немедленно вернешься в Небесное королевство.

Мою грудь начинает покалывать.

— Нет.

— Ты вернёшься.

— Никогда.

— Она на свободе и ей не терпится тебя убить.

Я сжимаю руки в кулаки под подушкой.

— Ты этого не знаешь, Сиб.

— Я этого не…

Она фыркает.

— Ты можешь снять проклятие Лоркана, и тогда его уже нельзя будет остановить. Если честно, я удивлена, что Данте не приказал тебя убить. Будь я королём, я бы убила тебя на месте.

— Хорошо, что ты не он.

Она бросает на меня выразительный взгляд.

Я улыбаюсь, а она нет.

Я вздыхаю.

— Думаю, он не в курсе того, как далеко простираются мои возможности.

— Как только он узнает об этом, он…

— Убьёт меня?

— Да.

Я начинаю жевать нижнюю губу.

— Если он меня убьёт, Лор убьёт его. Если бы Данте желал нам чего-то плохого — и я молюсь о том, чтобы это было не так — сначала он бы убил Лора, а затем меня.

— Это должно меня переубедить?

— Послушай, Сиб, я не могу вернуться. Лоркан может читать все мои мысли. Представь, если бы ты больше не могла скрывать свои мысли.

— Он может читать мысли?

Её рот и глаза округляются.

— Я думала, что он только может посылать видения!

Я стараюсь уверить её в том, что это распространяется только на его воронов.

— А вороны могут читать его мысли?

— Нет.

Она хмурит лоб.

— Вчера вечером мне показалось, что вы с ним вели беззвучный диалог. Ты можешь читать его мысли?

Поскольку я не хочу врать своей подруге, я перевожу тему.

— Сколько сейчас времени?

— Самое время рассказать мне, что, чёрт возьми, происходит между тобой и Лором.

— Между нами ничего не происходит. Он обручен. Ты разве не слышала?

Она переворачивается на бок и пристально изучает моё лицо.

— И что ты об этом думаешь?

— У меня нет мнения по поводу помолвки Лоркана.

Она фыркает.

— Забавно слышать это от человека, у которого есть мнение по любому поводу.

— Ладно. Я думаю, что эти игры престолов и заключение альянсов — какая-то нелепость. Но я буду только рада, если у Лоркана скоро появится жена. Когда он женится, у него больше не останется времени подслушивать мои мысли.

Несмотря на то, что я не свожу глаз с Сиб, приподнявшиеся уголки её губ говорят о том, что она не купилась на моё чистосердечное признание. И да, оно действительно чистосердечное. Я, мать его, в восторге от того, что мои мысли будут снова принадлежать мне одной.

Рот Сиб приоткрывается, так как она, по-видимому, хочет продолжить свой маленький допрос, но несколько поспешных ударов прерывают её на полуслове и заставляют обратить внимание на занавешенное окно.

Я решаю, что это кто-то из воронов, свешиваю ноги с кровати и встаю раньше, чем они успеют попасть внутрь. Когда резкий стук возобновляется, я подцепляю тяжёлую ткань и выглядываю наружу. У моего посетителя нет перьев, но у него есть крылья. Я со вздохом раздвигаю шторы.

Сиб подходит ко мне, босые ноги выглядывают из-под подола её платья.

Рот эльфа двигается, как будто он откусил где-то кусок мягкой карамели. Я стучу по уху, чтобы показать ему, что я его не слышу. Его рот раскрывается ещё шире, когда он переходит на крик. Это стекло, должно быть, очень толстое, потому что я всё ещё не понимаю, что он говорит.

— Сиб, ты понимаешь, что он говорит?

— Не-а.

Я пытаюсь отпереть окно, но не могу найти защелку.

— Как его открыть?

— Оно не открывается, — раздаётся голос у меня за спиной.

Я разворачиваюсь и вижу Имоген, которая стоит на пороге моей комнаты.

— А говорит он то, что Данте Регио желает с тобой аудиенции.

Я скрещиваю руки на груди.

— Я так понимаю, твой король прислал тебя для того, чтобы ты меня остановила?

Её темные глаза прищуриваются.

— Вообще-то я пришла, чтобы тебя сопроводить. По приказу нашего короля.

ГЛАВА 27

Огромные кованые двери из бронзы с грохотом закрываются за Сибиллой, Имоген и мной. Я пыталась уговорить Сиб остаться, но она заявила, что мне нужен, тот, кто будет меня тормозить, так как я склонна говорить то, что думаю.

Габриэль стоит на борту военной гондолы, светлые волосы, доходящие ему до пояса, развеваются на лёгком ветру, который пахнет летней жимолостью. Я рада, что Данте не отправил за мной Таво или Сильвиуса, потому что, если бы он это сделал, я вполне могла бы столкнуть их за борт.

Взгляд Габриэля следит за моим приближением, после чего поднимается на пернатых гигантов, нависших надо мной, точно грозовое облако. Их тела отбрасывают тени на отряд нервных эльфов, сопровождающих меня в сторону прочного понтона и сгущающейся толпы, оттесняемой назад одетыми в белое солдатами.

Новая чёрная лодка Антони раскачивается на бирюзовых волнах Тарекуори, пришвартованная рядом с лакированной гондолой, набитой шелковыми подушками — гондолой Птолемея Тимеуса. И хотя это по-детски, но я на секунду задумываюсь о том, чтобы запрыгнуть на неё и побросать все подушки в Марелюс. Но поскольку я очень стараюсь вести себя прилично, я оставляю свою детскую месть на потом.

Напряжение настолько велико, что весь тот виноград, который заставила меня съесть Имоген, предварительно попробовав его, подпрыгивает у меня в животе.

— Синьорина Росси, — Габриэль кивает.

— Синьор Мориати.

Я киваю ему в ответ.

В отличие от Таво, Габриэль не настаивает на том, чтобы я обращалась к нему по его новому званию: капитан.

Я приподнимаю струящуюся юбку своего золотого платья, сшитого из шелка и блестящего шифона, и ступаю на военное судно, не касаясь его протянутой руки. Я располагаюсь в хвостовой части вместе с Сиб и суровой Имоген, при виде которой четыре солдата, управляющие лодкой, начинают грести.

Несмотря на то, что она не самый страшный ворон, которого я встречала, Имоген выглядит просто убийственно, и я рада тому, что не являюсь её врагом. Когда сероглазый капитан уводит судно от Тарекуори, Габриэль набирается смелости и встаёт рядом со мной.

— У тебя стальные титьки, Фэллон, — бормочет он.

Поскольку он не смотрит на мою грудь, я решаю, что это такое выражение.

— Потому что я вернулась?

— Ты знаешь, сколько человек желает тебе смерти?

— Ты желаешь мне смерти?

— Это было бы удобно, но нет. Не желаю. Благодаря тебе я стал капитаном Люса.

Светлая прядь падает ему на лоб, и он убирает её за ухо.

— Зачем ты вернулась? Разве твой крылатый король плохо с тобой обращается?

— Я вернулась, потому что всю свою жизнь прожила в Люсе. Это мой дом.

Испачканные стены моего дома встают у меня перед глазами. Я моргаю, чтобы отогнать этот образ, и решаю сосредоточиться на мощном теле изумрудного змея, который выпрыгивает из пенных волн, оставляемых нашим судном. Он напоминает ребёнка, который играет в классики.

И хотя ладони двух солдат объяты сверкающей магией, ни один из них не окатывает зверя своим огнём. И если кто-то из них хотя бы попытается, то я…

— Зачем ты их разбудила?

Глаза Габриэля цвета платины останавливаются на кольце из гигантских воронов.

Я не хочу, чтобы он знал о том, как я по глупости повелась на пророчество, поэтому говорю:

— Потому что я хотела познакомиться со своим отцом.

— Он один из тех, кто летит за нами?

— Нет, он ищет мою мать.

— Шаббианку?

Я не отвечаю ему.

Он опускает взгляд на чёрный разлом, тянущийся от Тарекуори до Исолакури.

— Я не знал, что вороны умеют плавать.

— Плавать? Думаю, они могут держаться на воде и грести, но у них лучше получается летать. А как это связано с моей матерью?

— Я слышал, что Мириам убила её до того, как Марко и Юстус смогли её поймать. И что она бросила обескровленное тело своей дочери в Филиасерпенс.

Я резко перевожу внимание на разлом на дне моря.

— Ты слышал что-то не то.

Моё сердцебиение становится таким сильным, что каждый его удар ощущается точно удар в рёбра.

— Мириам куда-то её перенесла.

— Куда-то в Люсе?

— Мой отец пока не нашёл её.

Если только он не обнаружил что-то ещё.

Я смотрю на Имоген в поисках ответа, но она полностью сосредоточена на золотом понтоне, который переливается, как и весь остальной королевский остров.

Я предполагаю, что Лоркан где-то рядом — в том или ином обличье — или, по крайней мере, подслушивает, как он это обычно делает, поэтому я прошу его рассказать мне об этом. Когда он мне не отвечает, я предполагаю, что он либо не слушает — в кои-то веки — либо не знает.

Когда лодка замедляется, Габриэль спрашивает:

— Разве магический барьер не притягивает кровь шаббианцев?

— Это так.

Поверхность Марелюса выглядит такой спокойной, словно какое-то божество прогладило её своим горячим утюгом.

— Тогда она, скорее всего, на Шаббе.

— Она не на Шаббе.

Я поворачиваюсь и смотрю на внушительного вида мужчину.

— Лоркан считает, что Мириам могла заблокировать свою магию.

— Как она заблокировала твою?

— Мириам не блокировала мою магию. Это сделала моя мать.

Или другая ведьма из Шаббе. Если только это не была Мириам.

Лор никогда не рассказывал мне о том, кто лишил мою кровь магии. Правда, я никогда об этом не спрашивала.

«Кто заблокировал мою магию, Лор?»

Я жду, когда он ответит.

Всё жду и жду.

Когда мы причаливаем, Небесный король так мне и не отвечает. Я решаю, что он вне зоны доступа или занят. Он, вероятно, сейчас в Глэйсе, очаровывает свою принцессу и её отца. Ведь он не только женится на женщине; он также женится на её королевстве.

Подумать только, скоро она станет Королевой Люса…

Точнее значимой его части.

Она получит статус, который, как я когда-то считала, предназначался мне.

— Расскажи мне, зачем меня вызвали, Габриэль?

— Это дипломатический обед.

Голос Данте заставляет меня перевести взгляд на понтон. Он стоит там в своих золотых переливающихся одеждах и короне с изображением солнца, точно какой-нибудь сверкающий идол.

А я-то думала, что в отличие от своего брата он выберет более сдержанный наряд.

— Доброе утро, Маэцца.

— Утро давно встало и ушло, Фэллон. Как и твоя бабка.

Он заменил золотые сережки-гвóздики, которые украшали его остроконечные уши, на чёрные гранёные бриллианты… или это обсидиан?

— Я наслышана об этом.

Он не подходит ближе и не предлагает мне свою руку. Но опять же, почему я ожидала, что Данте предложит мне руку? Он ведь теперь король, а короли ничего никому не предлагают.

Я представляю Лоркана, который ворчит о том, что я сужу королей слишком строго, но Небесный король не жалуется. Он не говорит ни слова, и я вспоминаю ту ночь в Тареспагии, когда его голос пропал из моей головы на несколько мучительно долгих минут. Я испытала ужас из-за того, что что-то могло случиться с ним. И сейчас я тоже начинаю переживать.

Что если я нахожусь здесь, потому что Данте проткнул своего врага, а теперь ищет способ разобраться со мной? Мне следовало послушаться своих друзей и остаться отсиживаться в Монтелюсе.

О чём это я вообще? Если Лора обездвижили, то его люди тоже должны быть обездвижены, но никто из них не превратился в статуи.

Но я всё равно пытаюсь услышать его сердцебиение, только не знаю, как настроиться на его пульс. Я уже собираюсь спросить об этом Имоген, тело которой начало дымиться, как будто она вот-вот превратится в птицу, но затем понимаю, что этот вопрос выдаст меня. Если только вороны не могут чувствовать сердцебиение своего короля. Я решаю, что с ним всё в порядке, так как окаменевшие птицы не падают с неба.

— Что это за безумный корабль?

Сиб указывает на гигантское белое судно, над которым развивается флаг Неббы. Его корпус такой блестящий и белый, что он кажется вырезанным из начищенного мрамора; но камень бы затонул, даже если бы целый полк воздушных фейри дул на него воздухом изо дня в день.

— Интересно, сколько слоёв краски они нанесли, чтобы сделать его таким белым?

— Никакой краски.

Габриэль смотрит на корабль так же, как Таво обычно смотрит на шлюх в «Кубышке».

— Он сделан из материала, произведенного в Неббе.

— И что это за материал? — спрашивает Сиб, ступив на понтон.

— В нём много чего намешано.

Он перечисляет все составляющие, но я запоминаю только две: измельченная древесина и нагретый природный газ.

Он снова предлагает мне руку.

И я снова её не беру и иду мимо Сиб в сторону монарха, который как будто сделался выше. Конечно же, это иллюзия, которую создает корона.

Его глаза медленно опускаются вниз по моему телу, проходятся по складкам мерцающей ткани, которая облегает мои изгибы — сквозь прозрачную ткань просвечивают только мои ключицы, руки и ноги; всё остальное оказывается скрыто.

— Я польщен тем, что ты надела моё платье.

— Твоё платье? — я приподнимаю бровь. — Не знала, что вы носите платья, Маэцца.

Его зрачки сужаются, а потом расширяются, а губы приоткрываются.

— Твоё пребывание в Небесном королевстве не лишило тебя чувства юмора, как я погляжу. Я боялся, что, когда тебя вернут, ты станешь такой же суровой, как все остальные члены стаи Рибава.

— Вернут? Я не какой-то жалкий подарок, который вернул тебе Лоркан.

Я определенно совсем не подарок.

— Это не…

Губы Данте, которые до этого приподнялись в лёгкой улыбке, опускаются.

— Я имел в виду не это, Фэл.

— Фэллон. Ты лишился права называть меня моим сокращенным именем, как только оставил меня на той горе и украл моего скакуна. Которого я хочу получить назад. Где мой прекрасный конь?

Проходит целая минута, прежде чем он проговаривает:

— На острове бараков.

— Пожалуйста, прикажи, чтобы его доставили к дому Антони.

Данте стискивает челюсти, услышав моё требование.

— Габриэль позаботится о том, чтобы его вернули в целости и сохранности.

Король и его капитан обмениваются взглядами, что заставляет меня добавить:

— Живым и здоровым.

— Неужели ты веришь в то, что я могу отправить мёртвого коня назло тебе? Я начинаю думать, что в королевстве Лоркана тебе промыли мозги.

— В отличие от Люса, — говорю я. — Вороны не промывают мозги своему народу, Маэцца.

Сиб уставилась на меня, так широко раскрыв глаза, что они теперь занимают треть её лица.

— Фэл…

Данте прерывает ту речь, которую она собиралась на меня обрушить.

— Я пригласил тебя, чтобы загладить вину за то, как мы расстались, и за то, что сделали с твоим домом. Я позвал тебя не для того, чтобы ты плевала на моё королевство и называла меня монстром, Фэллон.

Моя грудная клетка сжимается, когда я слышу его укор. Я опускаю взгляд на его высокие сапоги, которые отполированы до яркого блеска.

— Ты прав. Это несправедливо.

В течение нескольких мгновений мы просто стоим так — я смотрю на его ноги, а он смотрит на моё опущенное лицо. Как же мы стали далеки друг от друга, когда он возвысился.

Данте, должно быть, прощает меня, потому что вздыхает и предлагает мне свой локоть.

— Позволь мне проводить тебя на каменную веранду.

Я поднимаю глаза, чтобы удостовериться, что он говорит со мной. Когда я обнаруживаю, что его голубые глаза смотрят в мои фиолетовые, я начинаю чувствовать себя ещё хуже из-за своего резкого тона. Мне не нравится то, кем я стала, язвительной и ехидной девушкой, которая сразу ищет в людях плохое, даже не попытавшись разглядеть хорошее.

Взяв его под локоть, я бормочу:

— Ты действительно причинил мне боль, Данте.

Он молчит почти целую минуту.

— Я говорил о платье, которое я купил для тебя перед пиром в честь помолвки Марко.

Мои ресницы взмывают вверх.

— Платье, которое на тебе сейчас надето, напоминает то платье, которое я приказал сшить для тебя.

Его кадык приподнимается и опускается, когда он смотрит на то, как колышется ткань, приоткрывая мои голые ноги каждый раз, когда я делаю шаг.

— Я думал — надеялся — что ты не забыла, и что именно поэтому ты его надела. И точно также я надеялся, что ты вернёшься, — он облизывает верхнюю губу, а затем понижает голос и добавляет, — ради меня.

Данте никогда не был причиной, по которой я вернулась в Люс.

— Ты рад? — спрашиваю я его.

— Рад?

— Да. Ты рад, что сидишь на троне и женишься на принцессе?

— Я бы предпочел жениться на другой принцессе.

При упоминании о принцессе Глэйса с бледным лицом моё сердце сжимается.

— Вероятно, ещё не поздно поменяться с Лором.

Лоб Данте морщится, а потом разглаживается.

— Фэллон, я говорю не об Алёне.

— Тогда об одной из её сестёр?

Он останавливается.

— Я говорю о тебе.

Моё сердце замирает на месте, как и мы с ним.

— Я не принцесса.

— Твоя прабабка занимает трон Шаббе.

— В последний раз, когда мы разговаривали, ты назвал Шаббе островом.

Он пожимает плечами.

— Когда у вас появляется общий враг, — его взгляд устремляется мне за спину, — ты меняешь свои взгляды.

— Ты говоришь о Мириам?

Он кивает.

— Как она освободилась?

Он снова переводит внимание на моё лицо, после чего замечает маленькое колечко с кристаллом цвета охры в раковине моего уха.

— Думаю, её выпустил Лазарус, хотя Лоркан отказывается признавать лекаря виновным.

ГЛАВА 28

Лазарус?! Пока мы минуем один золотой мост за другим, нелепая теория Данте крутится на повторе у меня в голове.

Этот гигант-фейри хотел избавиться от Марко, а не от Лоркана. Освободив Мириам, он обрёк Лора на гибель, а Лор ему вообще-то нравится. Так что всё это не имеет смысла.

— Что делается для поимки Мириам? — спрашиваю я.

— Я дал задание Даргенто и нескольким легионам эльфов выманить её.

Я окидываю взглядом оливковую рощу.

— Ты, должно быть, шутишь. Сильвиусу?

— Да. Сильвиусу.

— Этот мужчина хочет моей смерти.

— Этот мужчина также хочет, чтобы я восстановил его в должности. Он не причинит тебе вреда.

Я фыркаю.

— Что?

Данте раздраженно напрягает челюсть.

— Он может и не станет меня трогать, но что, если он действительно найдёт Мириам? Он наверняка приведёт её к моему порогу и выдаст ей кинжал.

— Я приказал эльфам присматривать за тобой, и я разрешил Лоркану отправить ещё птиц в мои земли. Насколько я понимаю, сейчас тебя охраняют лучше, чем меня. Не говоря уже о том, что это займёт Даргенто и заставит держаться от тебя подальше. Разве не этого ты хочешь?

— Я хочу, чтобы его не существовало, — бормочу я себе под нос.

Если Данте и слышит меня — а он, должно быть, меня слышит — так как он не только чистокровный фейри, но и стоит в нескольких сантиметрах от меня, — он не спрашивает, почему я желаю смерти этому мужчине. Ему либо всё равно, либо он не хочет в это ввязываться.

Когда мы начинаем идти по мерцающим каменным ступеням, мимо резной арки, я забываю о своём мрачном настроении, из которого меня выдирает великолепие веранды, с её колоннами, цветущими жёлтыми лианами и изображениями, вырезанными на бледном камне.

Данте останавливается и медленно опускает мою руку.

— Фэллон, я хотел бы познакомить тебя с моей невестой, Эпониной, и её отцом, королем Роем.

Я перевожу внимание с резьбы на камне и замечаю изысканно украшенный обеденный стол. Сиб, которая шла по Исолакуори рядом с Габриэлем, толкает меня плечом.

— Санто Калдроне, — бормочет она. — Мы будем обедать с двумя королями.

Охраняющие меня вороны ныряют под арки. Несколько воронов садятся на балюстрады, а другие устремляются в сторону высоких каменных карнизов, болтая лапами в воздухе. Взвизгнув, Эпонина выпускает золотой бокал, который она поднесла к своим накрашенным губам.

Несмотря на то, что бокал не разбивается, огромная тарелка терракотового цвета, о которую он ударяется, трескается и алая жидкость выплескивается из бокала, забрызгивая её бордовое бархатное платье. Слуги, которые ещё не заметили моих пернатых компаньонов, кидаются к ней, держа наготове мокрые и сухие тряпки.

В отличие от Эпонины, её отец не издает ни звука, но его суровое лицо заметно напрягается. Он оглядывает моих охранников, а я тем временем оглядываю гостей из Неббы, которые сидят друг напротив друга. Они невероятно похожи: у них одинаковые зелёные глаза, узкие лица, каштановые волосы, отливающие золотом, узкие носы и высокие лбы. Голова одного из них украшена короной с золотыми шипами, а голова другой — головным убором, расшитым драгоценными камнями.

Сиб делает глубокий реверанс. Когда она видит, что я не следую её примеру, она тянет меня за запястье. Я не приседаю в почтительном благоговении, но киваю головой отцу и дочери.

Мне не удается хорошо разглядеть Эпонину, так как она сидит, но треугольная форма её торса ошарашивает меня. Но потом я вспоминаю, как Сиб рассказывала мне о том, что женщины из Неббы используют корсеты для сдавливания своих грудных клеток, чтобы мужчина мог обнять их за талию одной рукой. Я надеюсь, что Эпонина не планирует ввести эту варварскую моду в Люсе.

Женщина, одетая в белое, с закругленными ушами и волосами, доходящими ей до подбородка, выдвигает стул рядом с королём Роем и кивает мне. Маленькие волоски на моих руках встают дыбом, потому что мне не хочется сидеть рядом с человеком, которого прозвали палачом Неббы. Но если я откажусь, то это вызовет напряжение, а я хочу, чтобы всё прошло мирно.

К тому же женщинам разрешено быть солдатами в Неббе, так что репутация этого мужчины может быть незаслуженной.

Расположившись на предложенном мне стуле, я решаю сразу же начать с этой темы.

— Я слышала, что вы разрешаете женщинам служить в армии.

— Вы всё правильно слышали.

Пьер Рой разворачивается на своём месте, и его одежды изумрудного цвета слегка сминаются. Несмотря на то, что ему уже сто лет, его кожа едва ли покрыта морщинами.

— Всем женщинам?

— Всем, кто желает сражаться за Неббу.

— Даже полукровкам?

— Даже людям, мадмуазель Росси.

Он наклоняет голову, и его взгляд проходится по каждому сантиметру моего лица, словно он никогда не видел такой экзотической внешности.

— Как и ваш король.

Я смотрю мимо короля Роя на Данте, который начал садиться на стул во главе стола между отцом и дочерью.

— Ты разрешил женщинам служить?

Данте останавливается, не успев коснуться стула, и прижимает ладони к столу.

Пьер откидывается назад.

— Не думал, что вы всё ещё считаете короля фейри своим монархом.

Я понимаю свою ошибку, а Сиб ударяет меня ногой. Ради святого Котла, почему я подумала о Данте, когда Рой упомянул моего короля?

— У меня нет короля, — говорю я, наконец. — У меня есть королева. Вы когда-нибудь с ней встречались, Маэцца?

— Я однажды встречался с Прийей. Когда магическая защита была снята пару десятилетий назад, она нанесла мне визит и предлагала заключить союз. Я ей отказал.

— Могу я спросить почему?

— Она предложила объединить армии и свергнуть Регио, но отказалась предоставить мне ту единственную вещь, которую я хотел.

— И чего же вы хотели?

— Жену из Шаббе.

Его взгляд проходится по моему лицу.

— Связанную с ней кровными узами.

Мою спину начинает покалывать. Да, он добавил слово «узы», но всё, что я слышу, это слово «кровь». И хотя короли часто хотят жениться на ком-то с таким же статусом, как у них, я чувствую, что его желание жениться на ком-то из моего рода имеет отношение к той магической силе, которой обладают его представители, и не имеет ничего общего со статусом.

— Я слышала, что Мириам свободна, — любезно предлагаю я… ведь это может быть так удобно. — Вам, вероятно, стоит её найти, Ваше Величество.

Я поворачиваюсь к королю Люса.

— Не сочтите за дерзость, но вы могли бы помочь своему будущему свекру найти и, — поскольку слово «спасти» не очень подходит, я заменяю его на другое, — изловить её, Данте?

Данте встречает моё предложение с каменным выражением лица. В отличие от Пьера Роя, который кажется изумлённым.

— Я точно знаю, что Лор вас поддержит, Маэцца.

Интересно, слушает ли сейчас Лоркан?

— Вы только подумайте, какой из этого может выйти союз!

Эпонина откашливается, и поскольку она ставит свой бокал на стол, я решаю, что игристое вино попало ей не в то горло.

Пьер закидывает руку на резную спинку своего кресла, и полностью поворачивается ко мне.

— У нас тут завёлся настоящий маленький дипломат, Данте.

Я смотрю на Данте, на челюсти которого медленно пульсирует мускул. Интересно, почему моё предложение так сильно его взволновало? Разве он не должен обрадоваться любой помощи в поисках сбежавшей ведьмы, которая совершенно точно желает ему скорейшей смерти? Он, может быть, и не заключал её в тюрьму самолично, но, как и сказал Маттиа прошлым вечером, она, скорее всего, точит зуб на каждого члена семьи Регио.

— Но я тут подумал, — Пьер наклонят голову, — зачем все эти сложности, когда правнучка Прийи сидит сейчас рядом со мной?

ГЛАВА 29

Слова Пьера заставляют меня так сильно напрячься, что, когда я сдвигаюсь на стуле, мои кости скрипят, точно старые половицы.

— О, я вам не нужна, Ваше Высочество. Я дефектная.

Пьер переводит внимание на мою пульсирующую сонную артерию. Лучше бы ему не представлять, как он перерезает её и использует то, что течёт по моим венам.

— Я совсем не обладаю магией.

Но мои слова не озадачивают его, поэтому я ставлю локоть на стол, наклоняюсь вперёд, хватаю слоеную булочку и, сжав её пальцами, подношу ко рту.

— И я ужасно неуклюжая. Я не создана для королевских приёмов.

Но прежде, чем я успеваю откусить кусочек, Имоген хватает меня за запястье и кусает булочку. Поскольку она не падает замертво, я впиваюсь в булочку зубами.

— Спросите Сибиллу, — говорю я с набитым ртом. — Она утверждает, что меня вырастили в логове змеев.

Мне это только кажется, или глаза Сиб так сильно округлились, что распространились на другие части её лица?

Я специально начинаю брызгать слюной. Лично я не могу представить ничего более отвратительного, чем когда кто-то брызжет слюной.

— А вот Мириам это прекрасный выбор.

Я начинаю громко глотать воду — после того, как Имоген пробует её — а затем поглощаю остатки булочки и вытираю руки о своё платье, чтобы смахнуть жирные хлопья.

— Её обучали хорошим манерам, так как она была наложницей деда Данте.

Несмотря на то, что он наблюдает за тем, как я ем, лицо Пьера Роя не искажается от отвращения.

— Какая ты очаровательная.

Эпонина снова закашливается. На этот раз она не отпивает вина, поэтому я решаю, что так она пытается скрыть свой ужас от того, что её отец может считать кого-то вроде меня — очаровательной.

Сиб улыбается натянутой улыбкой.

— У неё это бывает.

Она явно не верит тому, что говорит.

Улыбка Пьера становится только шире.

Я допиваю воду, после чего ставлю кубок на стол рядом со своим винным бокалом, который начинает наполнять та же женщина-полурослик, что выдвинула для меня стул из-за стола.

— Не надо вина, спасибо.

Мне нужно собраться с мыслями.

Полурослик перестаёт наливать вино, заполнив бокал только наполовину, и смотрит на Данте, словно ждёт, что он скажет по поводу судьбы моей печени. Когда он щёлкает пальцами, она отступает назад, после чего обходит стол и идёт в сторону Сиб.

— Как же сильно изменился мир благодаря вам, мадемуазель Росси.

Пьер переводит взгляд между Имоген и гигантскими чёрными птицами, которые усыпали каменную веранду.

— Но я удивлён тому, что не вижу с вами Рибава.

— Он занятой человек.

— Мы все занятые люди.

Я его задела. Наконец-то. Я решаю продолжать в том же духе.

— Только вот вы, сир, в отличие от него не были мертвы для мира в течение пяти сотен лет, а затем ещё около двадцати.

Я ожидаю, что это мужчина рассердится и задерёт подбородок так высоко, как это любят делать высокопоставленные остроухие фейри, но вместо этого Пьер снова широко улыбается, обнажив свои зубы, такие же белые, как корпус его корабля.

— Женщины Люса так восхитительно энергичны в отличие от тех благовоспитанных разинь, что мы растим в Неббе. Прошу прощения, Данте. Я очень старался воспитать Эпонину, но её мать, Котёл упокой её душу, старалась ещё сильнее.

Я запрокидываю голову, когда слышу то, как он оскорбил свою дочь и мёртвую жену в одном предложении. Правда, Эпонина пока не сказала ни слова, так что она вполне может быть скучной, но Пьер ведь её отец. А отцы по определению обязаны считать своих отпрысков необыкновенными.

Он поворачивается к Данте и кивает.

— Ты был прав.

Я перевожу внимание с одного короля на другого.

— Насчёт чего?

Он одаряет меня улыбкой, из-за которой мне отчаянно хочется протереть свою кожу солью.

— Что я буду рад с тобой познакомиться, моя дорогая.

— С чего это вы должны быть рады познакомиться со скацца вроде меня?

— Потому что Неббе нужна королева.

Моё сердце пропускает удар. Неужели я правильно истолковала его слова?

— Если бы ты перестал убивать своих королев, Пьер, тебе бы не понадобилась новая.

Я резко поворачиваю голову в ту сторону, откуда раздается низкий голос, который только что заговорил.

Лоркан стоит во главе стола, прямо напротив Данте, полностью облачённый в железные доспехи.

— Ты пригласил меня на обед, но не оставил для меня места, а теперь ещё пытаешься выдать замуж одного из моих воронов вражескому королю? Где твои манеры, Регио?

Данте застывает точно воротник его золотых одежд.

— Мне сказали, что ты в Глэйсе.

— Я там был. Дочь Владимира передаёт тебе горячий привет.

Данте делает жест рукой, приказывая принести кресло для третьего короля, и втягивает щёки.

— Ты уже выбрал дату и место для своей свадьбы?

— Влад и я всё ещё обговариваем условия нашего союза.