Роберт Ладлэм, Гейл Линдс Дом Люцифера

Пролог

7.14 вечера, пятница, 10 октября

Бостон, Массачусетс

Марио Дублин плелся по людной улице в деловой части города, сжимая в трясущейся руке долларовую бумажку. Целеустремленный, как человек, точно знающий, куда идти, этот бездомный бродяга слегка пошатывался и похлопывал себя по голове свободной от доллара рукой. Вот он заскочил в дешевую аптеку с вывешенными в обеих витринах списками скидок.

И, весь дрожа, сунул в окошко доллар.

— Адвил. Аспирин сжигает мой желудок. Мне нужен адвил.

Аптекарь брезгливо скривил губы при виде небритого мужчины в лохмотьях, которые некогда были армейской формой. Но бизнес есть бизнес. Он потянулся к полке с анальгетиками и достал самую маленькую коробочку с адвилом.

— Чтоб получить вот эту, надо заплатить еще три доллара.

Дублин бросил доллар на прилавок и потянулся к коробочке.

Аптекарь отодвинул ее.

— Ты ведь меня слышал, приятель. Еще три доллара. Нет бабок, нет и товара.

— Но у меня только и осталось, что доллар... а голова прямо раскалывается, — и с поразительной ловкостью и проворством Дублин перегнулся через прилавок и ухватил коробочку.

Аптекарь пытался вырвать ее, но Дублин вцепился мертвой хваткой. Так они и боролись, опрокинув банку с леденцами и рассыпав по полу целую упаковку пестрых витаминных капсул.

— Да отдай ты ему, Эдди! — крикнул из заднего помещения фармацевт. И потянулся к телефону. — Пусть берет.

И он стал набирать номер, а аптекарь выпустил коробочку из рук.

Весь дрожа от возбуждения, Дублин разодрал запечатанную коробочку на части, сорвал резиновую пробку с флакона и высыпал таблетки в ладонь. Несколько штук полетели на пол. Одним движением он запихнул все таблетки в рот, подавился, пытаясь проглотить все сразу, и рухнул на пол, ослабев от боли. Сдавил ладонями виски и застонал.

Несколько секунд спустя у входа в аптеку притормозил полицейский автомобиль. Фармацевт взмахом руки подозвал полицейских. Указал на Марио Дублина, катающегося по полу, и крикнул:

— Заберите это вонючее дерьмо отсюда! Вы только посмотрите, что он мне здесь устроил! Подам в суд за разбойное нападение!

Полицейские вытащили дубинки. Они не только заметили разбросанные по полу таблетки, но и уловили запах алкоголя.

Тот, что помоложе, рывком поставил Дублина на ноги.

— О'кей, Марио, давай-ка теперь немножко прокатимся!

Второй полицейский подхватил Дублина под другую руку. И вот они поволокли несопротивляющегося пьяного на выход, к машине. И пока второй полицейский открывал дверцу, тот, что помоложе, пригнул голову Дублину и уже собрался было затолкать его на заднее сиденье.

Но тут Дублин взвизгнул и вырвался, отбросив чужую руку со своего горячего лба.

— Держи его, Мэнни! — крикнул молодой полицейский.

Мэнни пытался ухватить Дублина, но тот оказался проворнее. Молодой полицейский преградил ему дорогу. Второй, что постарше, налетел сзади, взмахнул дубинкой и сшиб Дублина с ног. Тот вскрикнул и покатился по тротуару. Тело судорожно задергалось.

Оба копа побелели как полотно и переглянулись.

— Но я ж его совсем легонько, — начал оправдываться Мэнни.

Молодой нагнулся, пытался поднять Дублина:

— Господи! Да он весь горит! В машину его!

Они подняли ловившего ртом воздух Дублина и затолкали его на заднее сиденье. Патрульная машина мчалась по вечерним улицам с диким воем сирены, за рулем сидел Мэнни. С визгом затормозила она у входа в приемное отделение «Скорой». Мэнни распахнул дверь и ворвался внутрь, взывая о помощи.

Второй офицер обежал машину и стал открывать заднюю дверцу.

Когда, наконец, прибежали врачи и санитары с носилками, молоденький коп застыл, точно парализованный, глядя на сиденье, где без сознания и весь в крови, пятна которой испачкали всю обивку и пол, неподвижно лежал Марио Дублин.

Доктор злобно фыркнул. Затем сунулся внутрь, пощупал пульс, прижался щекой к груди мужчины, выбрался и удрученно покачал головой.

— Он мертв.

— Быть того не может! — Старший полицейский повысил голос. — Да мы этого сукиного сына почти и не трогали! Нет, дудки, не выйдет повесить на нас это!

* * *

Поскольку в дело была замешана полиция, уже четыре часа спустя в подвальном здании больницы, в морге, патологоанатом приготовился делать вскрытие покойному Марио Дублину, адрес неизвестен.

Двойные двери в помещение распахнулись настежь.

— Уолтер! Не вскрывай его!

Доктор Уолтер Пекджик недоуменно вскинул голову:

— В чем дело, Энди?

— Может, и ни в чем, — нервно ответил доктор Эндрю Уилкс, — но вся эта кровь в полицейской машине здорово меня перепугала. Острая респираторная недостаточность не могла вызвать столь обильное кровотечение изо рта. Видел такое только в Африке, в лагере Корпуса мира, где были зафиксированы случаи геморрагической лихорадки.

Кстати, у этого парня нашли удостоверение инвалида-ветерана. Возможно, воевал где-нибудь в Сомали или каком другом месте.

Доктор Пекджик молча смотрел на мужчину, тело которого собирался вскрыть. Затем положил скальпель на поддон.

— Может, лучше позвать директора?

— И еще позвонить в инфекционное отделение, — заметил доктор Уилкс.

Доктор Пекджик кивнул, в глазах его светился нескрываемый ужас.

* * *

7.55 вечера

Атланта, Джорджия

В аудитории средней школы было шумно и тесно. На ярко освещенной сцене стояла красивая девочка-подросток; декорации были призваны изображать ресторан в одной из сцен в пьесе Уильяма Инджа «Автобусная остановка». Движения девочки были скованными, слова, звучавшие прежде так легко и непринужденно, были едва слышны.

Но, похоже, это ничуть не беспокоило полную пожилую даму, сидевшую в первом ряду. На ней было серо-серебристое платье того типа, что обычно надевает мать жениха на свадьбу сына, корсаж которого ради такого торжественного случая украшали розы. Она так и расплывалась в улыбке, глядя на девочку, и, когда сцена закончилась и в зале послышались жиденькие аплодисменты, нарочито громко и звучно захлопала в ладоши.

В самом конце, когда занавес пошел вниз, она вскочила на ноги и снова громко зааплодировала. А потом подошла к выходу со сцены, откуда начали появляться юные актеры, прямиком попадающие в объятия своих родителей, друзей и подружек. То был последний школьный спектакль в этом году, и его участники с раскрасневшимися от успеха и возбуждения лицами уже предвкушали вечеринку, которая должна была состояться вечером после спектакля и продолжиться допоздна.

— Жаль, что папы не было с нами сегодня, Билли Джо, — сказала гордая мать, пока ее дочь, первая красотка в школе, усаживалась в машину.

— Мне тоже очень жаль, мамочка. Поехали домой.

— Домой? — удивилась дама в сером.

— Хочу ненадолго прилечь. А потом переоденусь к вечеринке, о'кей?

— Что это ты сегодня у меня такая кислая? — Мать окинула Билли Джо внимательным взглядом, затем вырулила со стоянки, и машина влилась в поток движения. Вот уже почти целую неделю Билли Джо кашляла и страдала от насморка, однако все же настояла на участии в спектакле.

— Всего лишь легкая простуда, мама. — В голосе девочки звучало раздражение.

Ко времени, когда они добрались до дома, девочка терла глаза и тихонько постанывала. На щеках двумя алыми пятнами горел лихорадочный румянец. Испуганная мать, едва войдя в дом, тут же бросилась к телефону и набрала «911». В службе спасения ей сказали, что лучше оставить девочку в машине, в тепле и покое. И что «Скорая» прибудет через три минуты.

В машине «Скорой», которая с бешеным воем сирены мчалась по улицам Атланты, девочка стонала и металась на носилках, судорожно ловила ртом воздух. Мать вытирала ее раскрасневшееся личико и, в конце концов, разразилась слезами отчаяния.

Уже в больнице, в коридоре возле смотровой, медсестра держала мать за руку и говорила:

— Мы делаем все возможное, миссис Пикетт. Уверена, ей скоро станет лучше.

Два часа спустя кровь алым потоком хлынула изо рта Билли Джо Пикетт. И бедняжка скончалась.

* * *

5.12 вечера

Форт-Ирвин, Барстоу, Калифорния

Калифорнийская пустыня в раннем октябре кажется столь же неопределенной и изменчивой, как команды новичка лейтенанта, получившего в подчинение свой первый взвод. Но именно этот день выдался особенно ясным и солнечным, и ко времени, когда Филлис Андерсон начала готовить обед на кухне в симпатичном двухэтажном домике, расположенном в лучшей жилой секции Национального центра по военной подготовке, настроение у нее улучшилось. День выдался такой теплый, и ее муж Кейт так славно выспался сегодня. Вот уже на протяжении двух недель он страдал сильнейшей простудой, и Филлис надеялась, что солнце и тепло пойдут ему на пользу и он, наконец, поправится.

За окном была видна лужайка перед домом, сверкавшая каплями росы, на клумбах цвели пышным цветом осенние цветы, особенно радующие глаз на унылом фоне из колючих серо-зеленых мекситовых деревьев, юкки и кактусов, растущих на черных камнях посреди ровной серовато-бежевой пустыни.

Ставя спагетти в микроволновую печь, Филлис весело мурлыкала под нос какую-то мелодию. И прислушивалась — не спускается ли по лестнице муж. На вечер у майора запланирована важная военная операция. Нет, это не он. Громкий и дробный стук подошв говорил о том, что это скорее Кейт-младший, галопом сбегающий вниз, не упускающий возможности прокатиться по гладким перилам, уже предвкушает поход в кино, куда она обещала отвести сегодня обоих ребятишек, чтобы те не мешали мужу работать. Ведь сегодня, в конце концов, пятница.

— Джей-Джей, перестань! — крикнула она.

Но это оказался вовсе не Кейт-младший. А ее муж, полуодетый, в камуфляжной форме, ввалился в теплую кухню. По лбу катились крупные капли пота, обе руки он прижимал к голове с таким видом, точно она у него вот-вот разорвется на части.

— В больницу... помоги... — задыхаясь, выдавил майор. И прямо на глазах у испуганной жены он рухнул на пол. Грудь его тяжело вздымалась.

Совершенно потрясенная Филлис какое-то время смотрела на мужа, затем очнулась и перешла к действиям, быстрым и организованным, как и подобает жене солдата. Она пулей вылетела из кухни. И, даже не постучав, ворвалась в дверь соседнего домика.

Капитан Пол Новак и его жена, Джуди, дружно ахнули при виде ее.

— Филлис! — Новак вскочил. — Что случилось, Филлис?

Жена майора не стала тратить лишних слов.

— Пол, ты мне нужен, идем. Джуди, ты тоже с нами, присмотришь за ребятишками. Быстрей!

И она развернулась и выбежала из дома. Капитан Новак с женой последовали за ней. Когда надо действовать, солдат вопросов не задает. Едва оказавшись на кухне у Андерсонов, Новак тут же сориентировался.

— Девять-один-один? — Джуди Новак бросилась к телефону.

— Нет времени! — воскликнул Новак.

— В нашу машину! — крикнула Филлис.

Джуди Новак взбежала вверх по лестнице на второй этаж, где находились дети, ожидавшие, что их поведут в кино. Филлис Андерсон и Новак подняли с пола задыхающегося майора. Из носа у него текла кровь. Он находился в полубессознательном состоянии и лишь тихонько постанывал, будучи не в силах говорить. Они потащили его через лужайку к машине.

Новак сел за руль, Филлис устроилась на заднем сиденье рядом с мужем. Подавляя рыдания, она прижала голову майора к плечу и держала крепко и нежно. В глазах его светился ужас агонии, он ловил ртом воздух. Новак, давя на клаксон, мчался через территорию лагеря. Машины расступались, давая ему путь. Но ко времени, когда они добрались до армейского госпиталя, майор Кейт Андерсон был уже без сознания.

Три часа спустя он скончался.

В случае скоропостижной и неожиданной смерти, согласно законам Калифорнии, следовало произвести вскрытие. Майора поместили в морг. Но как только военврач-патологоанатом вскрыл грудную клетку покойному, из нее потоком хлынула кровь, залив его с ног до головы.

Лицо врача побелело как мел. Он вскочил на ноги, сорвал с рук резиновые перчатки и выбежал из анатомички в кабинет.

И схватился за телефон.

— Соедините меня с Пентагоном и ВМИИЗом! Сейчас же! Срочно!

Загрузка...