Дом Монтеану. Том 2

Когда я добираюсь до замка Монтеану, то издалека улавливаю знакомый аромат. Здесь был Стан. Я помню его, потому что помог ему однажды. И была Русо. Да, так её зовут. Девушка-вампир, она встречается со Станом. Её аромат очень сладкий, вызывающий улыбку у меня на губах. А потом я вспоминаю, зачем, вообще, шёл сюда. Я срываюсь с места и врываюсь в пустой сожжённый замок, в котором остались лишь каменные стены, и всё.

— Нет… нет… Русо! — кричу я, продолжая бежать. Я добираюсь до церкви и закрываю рот рукой.

— Нет, господи, нет, — мотая головой, я с ужасом смотрю на пятна запёкшейся и воняющей гнилью крови. Здесь валяются испачканные в крови куски одежды, детские игрушки, одеяльце, шляпки, перчатки. Отец убил их. Он всех убил. Тогда где он? Где Гела и отец? Куда все ушли?

— Томас?

Я оборачиваюсь, когда из-за угла выходит вампир. Его холодные глаза мне не знакомы, и он мне уже не нравится. Я чувствую яд в нём. Чувствую, что он жесток и хладнокровен.

— Я Радимил, советник Русо Монтеану. Твой отец убил Русо, и всю его семью, как и других вампиров, которые были здесь, — говорит он, наигранно улыбаясь мне, но это вызывает лишь отвращение.

— Русо мёртв?

— Да. Русо мёртв, как и его жена, как и все его дети, кроме одной. Флорина жива, она спасла меня и ещё нескольких вампиров. Но она убила твою семью. Это была ловушка для твоего отца и всего вашего клана, Томас. Русо знал, что они будут здесь. Он знал и хотел этой бойни, чтобы его дочь, по его указанию, уничтожила их. Флорина разорвала всех, Томас, но я успел вытащить Гелу, твою мать, до того как Флорина всё сожгла здесь. Я хотел помочь… но теперь не знаю, где Гела. Она исчезла, и я предполагаю, что Рома забрал её.

— Рома жив?

— Да, он жив, как и его сын Стан. Это был план Рома и Русо. Они собирались вырезать весь ваш клан и убить тебя вместе с ними. Тебе повезло, что ты не пришёл сюда. Это спасло тебе жизнь.

— Но Русо же умер. В чём суть плана? — хмурясь спрашиваю его.

— Русо умер от руки Рома, Томас. Рома убил его в суматохе, чтобы возвести на трон Флорину. И он это сделал. Флорину приняли, как королеву Монтеану пару дней назад, пока я был здесь, чтобы избавиться от трупов и этого места.

— Это неправда. Русо обещал трон мне. Я следующий король. Он готовил меня к правлению.

— Ты поверил? Нет, Томас, никто бы тебя и близко к трону не подпустил, тебя бы просто убили. Русо пользовался тобой, как и Рома. Но если тебе нужен трон, то я могу помочь тебе. Всё, что тебе нужно — уничтожить Флорину Монтеану. Она была в сговоре со всеми и знала о тебе. Она тоже ищет тебя для того, чтобы убить. Флорина вырвала сердце Гелы и съела его, она убила твоего отца и порубила его на кусочки. Она вырезала всех, а также помогала Рома убивать свою же семью. Флорина жестока и бесчувственна, каким был и Русо. Она его дочь и объявит на тебя охоту, Томас. Тебе лучше скрыться, обрести всю свою силу и уничтожить Монтеану. Они убили и мою семью. Они убили их, и я никогда им этого не прощу.

Обида и боль от предательства Русо и Рома разрывают мне сердце. Я не могу поверить в это, но вижу факты. Моя тёмная сторона, которую я раньше боялся, прорывается через препятствия сладких речей Русо и Рома. Они убеждали меня в том, что темноте нет места в моей душе, потому что моя тёмная сторона очень опасна. Они видели её и боятся. Но теперь я даю разрешение мраку заполнить моё сердце.

Флорина.

В моём сердце поднимается ярость и ядовитая обида. Столько лет. Столько доверия. Я любил их. Я считал их своей семьёй. И я ждал, когда меня заберут. А меня предали. Меня бросили. Обманули. Я же просто хотел иметь семью. Хотел иметь тех, кто будет заботиться обо мне, и я буду отвечать тем же. Я даже простил Рома за то, что он убил у меня на глазах всех моих братьев и сестёр. Я простил их, потому что Русо сказал, что так надо для того, чтобы я стал королём, и он передал мне клан. Я простил их… боже, я впустил их и позволил убить тех, о ком заботился. Они просто использовали меня, как вещь, а я унижался и готов быть жрать дерьмо из их рук, только бы меня любили.

Хватит. Пора признать, что я больше не раб. Я Томас Догар, и я вернусь со своей армией, чтобы уничтожить Монтеану. Отомстить за себя и причинить ту же боль, которая теперь будет вечно жить в моём сердце. Я доберусь до вас. Доберусь… и заставляю узнать, что такое быть брошенным, униженным, уничтоженным и нелюбимым… а я так бежал. Я подставил себя и чуть не умер. Господи, я был таким идиотом. Таким идиотом. Я больше никогда не поверю Монтеану. Никогда. Они все лживые, и я уничтожу сначала Рома, затем его сыночка Стана, а потом Флорину. Я силой заберу то, что мне обещал Русо, как и они забрали у меня всё. Я отомщу.

Глава 32

Флорина

Мне не хватает воздуха. Я хватаю ртом кислород, распахивая глаза. Боль растекается по моему телу, пока я восстанавливаю дыхание.

— Флорина.

Надо мной появляется лицо Томаса. Я моргаю, продолжая испытывать невероятно мощное чувство предательства.

«Господи, что с тобой случилось? Почему ты так смотришь на меня? Ты ненавидишь меня теперь?», — в моей голове проносятся сумбурные мысли… Томаса?

— Что случилось? — хриплю я, приподнимаясь на кровати. — Я заснула? Голова болит.

Тру лоб, пытаясь разобраться в происходящем. Я словно видела сон. Очень реальный, но дёрганный сон, и я была не собой, а Томасом.

Меня передёргивает от воспоминаний голода, холода и боли от наказаний.

— Ты закричала и позвала меня. Я нашёл тебя в склепе Рома без сознания. Я не мог привести тебя в чувство, — быстро отвечает Томас.

«Я безумно испугался и думал, что потерял тебя, или случилось нечто плохое. Боже, Флорина, ты не можешь так поступать со мной. Я едва не умер от твоего крика боли. Я не могу больше слышать его. Не могу… не из-за меня», — печаль и горечь мыслей Томаса наполняют моё горло, и я хватаюсь за него. Бросаю взгляд на взволнованного Томаса, наблюдающего за мной.

Это его чувства? Его мысли? То есть… господи, получилось! Получилось! Я слышу его!

«Я люблю тебя. Посмотри, как я люблю тебя», — пытаюсь передать Томасу. Давно я не посылала своих мыслей. Единственным вампиром, с кем мне удавалось это сделать, был Стан, да и то после его чудесного воскрешения. Теперь я понимаю почему. В нём была кровь Томаса.

«Я тоже тебя люблю. Я так люблю тебя, что порой это меня пугает. Больше так не делай. Всему своё время, Флорина. Всё получится, просто не сейчас, наверное», — отвечает он, улыбаясь мне.

— Ты же понимаешь, что мы сейчас не издали ни звука? — довольно улыбаясь, спрашиваю его.

— О чём ты? — Томас продолжает ласково гладить меня по волосам.

«Я о том, что у нас получилось, Томас. Получилось. Я слышу тебя. Мы создали союз», — я улыбаюсь ещё шире.

Томас переводит взгляд на мои губы, потом смотрит мне в глаза.

«Ты слышишь меня?»

«Да. Я слышу и видела твою жизнь. Сначала была боль, но потом… потом я видела отрывки из твоей жизни. Там был отец», — мысленно говорю Томасу и я напрягаю память, показываю ему кратко, что увидела.

— Боже, — выдыхает Томас, замирая рядом со мной.

— Мне так жаль, что я вспылила, но в тот момент мне казалось, что мой мир разрушился моментально. Это была такая яркая вспышка, я даже не могла себя контролировать. Я почему-то решила, что один из нас врёт. Или ты не любишь меня, или я выдумала свою любовь к тебе. Но в склепе всё произошло так быстро. Боль ощущалась настолько смертельно опасной, что я даже дышать не могла. А потом я видела твои воспоминания. И я видела всё… не всё, конечно, но видела. Я не знала, что это, понимаешь? Радимил тебе соврал, Томас. Соврал. Я была так же напугана, как и остальные. Я спасла выживших, и Рома не убивал моего отца, он дрался с врагами. Он дрался, закрывая собой свою жену. Я видела это. А потом её убили, и он сошёл с ума. Стана ранили, и я отвлеклась. Я схватила Стана, затем Рома, который едва мог передвигаться, и убежала вместе с ними и остальными выжившими. Я не знала… я…

Томас прижимается к моим губам в восхитительном поцелуе, заставляя меня замолчать. Его пальцы путаются в моих волосах, притягивая меня ещё ближе к себе. Уцепившись за его футболку, отвечаю на его поцелуй, приоткрывая губы. Лизнув мою нижнюю губу, Томас прикусывает её и тихо рычит, вызывая у меня улыбку.

— Всё в порядке, — шепчет он, отрываясь от моих губ.

— Но я…

— Всё в порядке. Я теперь знаю правду, Флорина, и не виню тебя. Ты видела мои прошлые чувства и эмоции. Ты видела меня прошлого. И тогда мне казалось, что все вы были против меня. Радимил убедил меня в том, что за мной ведётся охота. Рома встретился со мной и сказал мне, что я могу стать королём. Но обида и боль были ещё слишком свежи, поэтому я отказался и решил воевать с тобой. Но потом, после двадцати-тридцати лет я успокоился и пережил предательство. Я устроился на новом месте, обратил Соломона, и у меня было всё в порядке. Я даже забыл о том, что согласился воевать, до тех пор, пока не появился Радимил, который оказался отцом Соломона, и припомнил мне об этом, как и упомянул о том, что они создали сыворотку, которая наверняка убивает вампиров и может создать хаос для вас. Я не особо участвовал во всём этом, пока не встретил тебя. Тогда видения снова вернулись ко мне, и я понял, что ты и есть та самая Русо, которую я считал парой Стана. Ты и есть та самая Флорина, которую я презирал и ненавидел. Ты и есть мой враг. И я мучился. Мучился, потому что реальность и воспоминания не сходились. Ты была не такой, какой тебя описывали. Ты была другой, и я отошёл в сторону, а затем понял, что уже не могу игнорировать происходящего, и улетел вместе с тобой для того, чтобы рассказать тебе всё, и оказалось, что я не имею права. Но теперь… теперь ты всё увидишь сама. Ты поймёшь, что когда страдала ты, страдал и я. Ты поймёшь, что когда горевала ты, горевал и я. Ты увидишь меня настоящего, — произносит Томас, и невероятное облегчение появляется на его лице. И он снова крепко целует меня.

— Мне не нужно уже ничего видеть. Я верю тебе, Томас. Верю. И я поверила тебе раньше, чем увидела, настолько ужасно с тобой обращались. Я понимаю, почему ты считал, что тобой все пользуются. Я прожила твои эмоции, которые были очень болезненными. Я не представляю, насколько нужно быть сильным, чтобы выжить после такого. А ты выжил, и это восхищает меня.

— Не надо. Я недостоин восхищения. Я убивал. Я убийца, Флорина. И я убью снова и снова, мне придётся призвать тьму. Всю тьму, которая есть внутри меня.

— Ничего, мы справимся. Прости, что я вспылила и наговорила тебе гадостей. Я причинила боль тебе. Знаю, но я не специально. Я клянусь…

Томас вновь прижимается к моим губам, не позволяя мне извиняться. Я заметила, что Томас не любит, когда перед ним извиняются. Он не принимает этого и считает заслуженным всё, что с ним делают. Но это ведь не так. Он не заслужил насилия, наказаний и… боже мой… эта ледяная вода и невозможность дышать.

— Всё в порядке. Ты голодна? — Томас отпускает меня и встаёт с кровати.

— Я бы выпила крови и нужно вернуться к поиску сказок, да? — отвечаю, морщась от ещё отдалённой боли, и сажусь на кровати.

— Да. Я принесу тебе поесть, а сам пойду изучать сказки. Как будешь готова, присоединяйся, — бросает Томас и выходит из спальни, даже не взглянув на меня. И я чувствую его смятение, страх и уязвимость. Ему непривычно показывать свою слабость другим. Он не хотел, чтобы я видела, каким он был раньше. Но я бы никогда не унижала его из-за слабости. Боже, наоборот, я восхищена им. Восхищена тем, что он переборол свою ярость, злость и обиду, отпустил всё это и жил дальше, пока его просто не взяли в оборот. Радимила я убью. Теперь я ещё больше его ненавижу. Ублюдок.

Томас возвращается и продолжает избегать смотреть на меня. Он кладёт упаковку с кровью на тумбочку.

— Может быть, разогреть еду? Жозефина оставила…

— Томас, посмотри на меня, — прошу его.

Он поджимает губы и вскидывает голову. Его глаза сверкают от уязвимой злости, бессилия из-за того, что теперь он не сможет прятать ни своих чувств, ни своих мыслей, вообще ничего, я всё узнаю.

— Достаточно? — цедит он сквозь зубы. — Или показать тебе зубы, чтобы ты оценила и их?

— Томас, — я смягчаю голос, но он дёргает головой, отказываясь говорить.

— Я буду в библиотеке.

С этими словами он уходит, оставляя после себя горькое послевкусие одинокого, брошенного и никому не интересного ребёнка, который просто хотел любви и заботы. Мало того, он был готов дарить её безвозмездно. И я ещё больше удивлена тому, как ему удалось сохранить умение любить в таких обстоятельствах? Кажется, что моё сердце сейчас разорвётся на части из-за моих чувств к Томасу. Я не могу просто сидеть и ждать, когда он успокоится и примет факты. Нет, больше не могу. Я уверена в том, что должна быть рядом с ним. Пусть он и требовал всем своим видом оставить его в покое, но на самом деле умолял пойти за ним.

Схватив упаковку с кровью, я протыкаю её зубами и иду к Томасу. Нахожу его на лестнице, собирающим с полок сказки. Он молча спускается, и я встаю прямо перед ним.

— Эй, ты в порядке? — спрашиваю его, бросая пустой пакет в урну рядом со столом. Идеальное попадание.

— Я в порядке, — отрезает он.

Я успеваю взять его за руку.

— Флорина…

Прикладываю его ладонь к своей щеке, и тогда он смотрит на меня. Его злость из глаз уходит и появляется ранимость.

— Ты не в порядке. Поговори со мной. Поговори.

— Прости, я… не знаю почему, но очень злюсь сейчас. Мне хочется тебя оттолкнуть и где-нибудь спрятаться. Я не был уверен в том, что слова Рома являются правдой. Я хотел верить, но не верил. И когда всё это случилось, я был не готов. Просто не готов показать все свои уязвимые места. Не готов к тому, что в мою голову, в моё прошлое, в сердце и в мысли залезет кто-то, кому я не разрешал это сделать. Я был открыт. Да… был открыт, но я не верил. И я не знаю, как теперь себя вести. Боюсь, что ты увидишь нечто такое, что разочарует тебя во мне, и ты рассмеёшься мне в лицо. Снова. Снова меня высмеют за мои надежды и чувства. Снова мне скажут: «А я же говорил». Снова я доверюсь не тому. Знаю-знаю, то что у нас получилось связаться, и это доказывает, что мои чувства взаимны. Но страх никуда не делся.

Нежно целую его ладонь и снова прижимаюсь к ней. Мне было так важно, чтобы он это сказал. Важно, чтобы он сам признал свой страх.

— Я понимаю тебя. Поверь мне, я знаю, что такое подобный страх. Моё прошлое тоже было не самым красивым и счастливым. Я делала много нехороших вещей. Но это прошлое. Помнишь, ты сам мне говорил о прошлом. Ты убеждал меня, что его больше не изменить, нужно только принять. И я принимаю твоё прошлое, Томас, каким бы оно ни было. Я принимаю, потому что иначе ты не был бы здесь вместе со мной и не стал бы таким, каким вижу тебя и каким полюбила. Прошлое нас подготовило к настоящему. И я клянусь, что ничто из твоего прошлого не заставит меня унизить твои чувства, обесценить их или отвернуться от тебя. Тебе врали, как и мне. Нас настроили друг против друга, и мы в этом не виноваты. Мы не виноваты, Томас. Наши отцы виноваты. Они нам враги, а не мы друг другу. И чтобы тебе стало лучше, залезь ко мне в голову. Посмотри то, что ты хочешь увидеть. Давай. Будем потихоньку привыкать к тому, что теперь мы в безопасности. Мы сейчас в безопасности рядом друг с другом. Давай смотри то, что тебе нужно. Мы же для этого пытались слиться. Смотри.

Томас обдумывает мои слова и кивает мне.

— Я хочу найти момент, когда на церковь напали. Направь меня, — просит он.

Закрываю глаза, сделав глубокий вдох, и мысленно возвращаюсь в прошлое. Крики наполняют мою голову, и я вздрагиваю от страха, когда голова моей сестры отлетает прямо к моим ногам. Кровь брызгает на моё лавандовое платье, а мёртвые глаза осуждающе смотрят на меня.

— Я здесь. Я рядом, — шепчет Томас. Я крепче сжимаю его руку.

Я снова проживаю этот момент, и моё сердце болит от ужаса. Я слышу слова отца и вижу его окровавленную одежду. Он отбивается… а потом слышу стон Стана, поворачиваю к нему голову и, перепрыгивая через трупы, нападаю на ублюдка, впиваясь в его шею клыками. Разрываю его горло и отрубаю голову, добираясь до Стана.

— Всё. Он ушёл. Его там нет. Ты не видела его больше, верно? — спрашивает Томас.

— Кто?

— Русо. Его нет. Он пропал из поля твоего зрения, когда ранили Стана. Тогда ты вспомнила про туннели и нашла раненого Рома. Так, возвращайся мстить им, — подсказывает Томас.

Опять. Боже. Сейчас он увидит мою боль, моё разочарование и разбитое сердце. Он будет смотреть, как я убиваю его родителей. Он смотрит на это, и я чувствую Томаса. Он сидит со мной, пока я плачу над телом Гелы, а потом встаю, чтобы сжечь всё. И я ухожу, а за спиной горит замок.

Распахнув глаза, я смотрю на Томаса. Он, хмурясь, что-то обдумывает.

— Там был Радимил, точнее, была видна тень от него. Ты почувствовала его, но не придала этому значения. Когда ты вырвала сердце Гелы, ненадолго его тень попала в твой фокус. Но ты была занята своей болью и местью. Он был там. Значит, он, действительно, забрал тело Гелы ещё до пожара.

Я возвращаюсь к этому моменту и ловлю то, о чём говорит Томас. Он кивает мне, словно глядя на это вместе со мной.

— И что теперь? Гела может быть и у Радимила, и у Соломона. Они два сапога пара, — фыркаю я, не сдержав свою неприязнь.

— Нет. У Радимила нет, теперь я точно уверен в этом. Он бы никогда не отдал тело Соломону, потому что тот был полукровкой. Когда Соломон нашёл меня, то попросил обратить его. Радимил тот ещё ублюдок. Он на глазах Соломона убил его мать. И Соломон ненавидит Радимила. Радимил никогда не хотел иметь семью, а вот насиловать любил. Наима тоже родилась от подобной связи. Соломон нашёл её, думал, что у него будет семья, но прогадал. Поэтому тело Гелы точно находится у Радимила. И я думаю, что Русо жив.

— Он мёртв. Мой отец мёртв, Томас. Ты же сам видел его скелет. Он мёртв, — настаиваю я.

Томас отходит от меня и отрицательно качает головой.

— Это мог быть скелет любого из погибших. Его могли просто подменить, ведь мужские скелеты не особо отличаются друг от друга, у них нет особенного запаха, как у людей. Их не опознать. И я не могу объяснить… я просто чувствую это. Я чувствую Русо. Ты же видела, что он питал меня собой, — Томас бросает на меня напряжённый взгляд, и я киваю.

— Он делал это специально, как и пил мою кровь, чтобы в любой момент суметь найти меня, если отец спрячет меня. Я был ему нужен, как раб. Он и сделал из меня личного раба. И я всегда раньше синхронно чувствовал вместе с ним многое. Когда он возбуждался, когда злился, когда обманывал. Я всё это знал. Это как мой личный детектор лжи, и поэтому я прекрасно понимал Русо, что ему очень нравилось во мне. И я не потерял связи с Русо после того, как Радимил сообщил мне о том, что все погибли. Я был уверен, что Русо жив. Моя ярость этим и питалась. Я искал его. Кажется, я искал везде, но так и не нашёл.

— Может быть, это последствия обоюдного питания? Томас, я тоже его ненавижу. Правда, я сильно ненавижу своего отца, но он мёртв. Отец не может быть жив. Он бы никогда не позволил мне править двести лет. Он бы никогда не остался в стороне. Я помню, что он сказал твоему отцу обо мне. Что остальные мои сёстры намного лучше меня, а я лишь мясо. Так что твои чувства могут быть отголосками вашей связи.

— Я понимаю твои сомнения, Флорина. Понимаю. Но я чувствую, — Томас прикладывает ладонь к груди. — Чувствую его, словно он постоянно рядом.

— Я его дочь, — напоминаю ему. — Я могу быть твоим триггером и раздражителем, во мне его кровь и гены.

— Нет, это не то. Я знаю свою реакцию на тебя и на него. Она разная. Это Русо. Я не говорю, что он ходит где-то и спокойно живёт. Нет. Но я узнал, что у вас в крови есть свойство впадать в кому. Ваше тело не меняется, но вы выглядите мёртвыми. И если у тебя есть такая способность, то и у Русо тоже. Его могут где-то держать. Кто-то прячет его, и это точно не Радимил. Он боится твоего отца. Он предал Русо, а тот довольно жесток с предателями. Радимил бы струсил даже в таком виде держать Русо. Поэтому это кто-то другой. Но кто? Соломон тоже слишком труслив. Слишком. И есть ещё кое-что. Письмо. Я сжёг его, чтобы никто не увидел.

— Что за письмо? — хмурясь, спрашиваю.

— От твоего отца лично мне. Оно было в конверте вместе с завещанием. Рома указал место, где его спрятали. Я нашёл. В нём Русо описывал то, что я должен сделать, как правитель. Должен. Помимо этого, он сказал: «Я слежу за тобой, сынок. Ты должен продолжить дело отца, или отцу придётся вернуться, чтобы наказать тебя. Ты же мой хороший мальчик, Томас, так не подведи меня. Моя младшая дочь — это твоё мясо. Ты должен использовать её, как я тебя учил. Она плохо правит. Ужасно. Ты должен вернуть себе корону. Войной. Уничтожь Флорину, Томас. Уничтожь. Покажи, чему я тебя обучил».

Я приоткрываю в шоке рот.

— Откуда он мог знать о том, что ты выжила, Флорина? Откуда? Только если он жив. Откуда он мог знать, что ты стала главой клана и отошла от дел? Только если он жив. Но это ещё не всё. Да, он мог так напугать меня, подавить меня или угрожать мне. Но там стояла дата, Флорина. Он поставил дату, которая была написана его рукой. А дата была указана через десять лет после того, как он умер. Конечно, он мог указать будущую дату, но я просто не могу в это поверить. Не могу. Поэтому я считаю, что твой отец жив, и он вернётся. Он вернётся, когда его кто-то разбудит. Я уверен. Я могу душу свою отдать за свои домыслы. Он жив, Флорина. Твой отец жив.

Я в шоке оседаю на стол, прикрывая в ужасе рот ладонью. Не может быть. Мой отец, и правда, жив. Господи. Мой отец — самый сильный вампир, и если он вернётся, то убьёт нас. Он разорвёт нас, и воцарится хаос.

Господи. Никогда не хотела настолько смерти своему отцу, как сейчас. Он же узнает, что Томас возненавидел и предал его. Он узнает, что мы вместе, и убьёт нас. Он измучает нас и заставит страдать. Отец умел идеально это делать. Он был самым извращённым, жестоким и безумным ублюдком на моей памяти.

Глава 33

Когда твой отец — тиран, да ещё и король вампиров, сильный и смертельно опасный хищник, а ты его «мясо», то понятно, что его возвращение будет не самым лучшим моментом в твоей жизни. Вот и моя жизнь, кажется, разрушается прямо на глазах. Я не могу принять тот факт, что мой отец жив. Столько лет. Столько страданий. Такая огромное чувство вины. И он ни разу не появился, чтобы поддержать меня, помочь мне или править, как раньше. Конечно, это может быть просто догадкой. Может быть, фальсификацией его подписи, почерка и крови, да и многого другого, но я боюсь. По-настоящему боюсь отца, потому что я намного слабее его. Я тринадцатый ребёнок. Мне досталось не так много силы, как первенцам. Так всегда бывает. Чем больше детей у пары вампиров, тем младшие дети в разы слабее старших.

Я злобно откладываю очередную книгу и беру следующую. Томас бросает на меня взгляд, но молчит, аккуратно складывая просмотренные им сказки. Меня всё бесит. Просто бесит, что у нас так мало зацепок. Бесит то, что я слабее отца. Бесит, оттого что я не знаю будущего и не могу предвидеть его, как Томас.

— Флорина, поговоришь со мной? — Томас касается моей руки, когда я через всю библиотеку швыряю книгу, и она разлетается на части. Плевать. Всё равно в них уже нет смысла.

— Я злюсь.

— Я это чувствую. Почему?

— Это очевидно, Томас. Мы в заднице. Мой отец, вероятно, жив. Мы роемся в этих грёбаных сказках, и ни одну из них не написала моя мать, как я и говорила. Это всё бессмысленно. Нам нужно вернуться и просто подготовить армию против отца, вот и всё.

— Ты забыла, что именно твой отец и создал тех самых вампиров, которые состоят в твоём клане? Если он вернётся, то они примкнут к нему, как к самому сильному. Они бросят тебя. У тебя не останется никакой армии.

— Потрясающе, — цежу я сквозь зубы.

— Мы занимаемся довольно важным делом, — замечает Томас.

— Это фигня.

— Нет. Место, где обратились наши отцы, по моим догадкам, находится возле озера и убивает вампиров навсегда. И если Русо вернётся, то убить его можно только там. Да и следует затопить это место, чтобы никто и никогда не смог войти в него. Пора заканчивать обращения и предотвратить опасность, которая может грозить нам. Мы должны найти это место.

— Но мы ничего не можем найти. Не проще ли схватить Радимила, пытать его и найти тело Гелы? Она точно ведь знает.

Томас отрицательно качает головой.

— Радимил подготовлен к пыткам. Он ничего не скажет. Ему терять нечего. Поэтому нецелесообразно его убивать. Лучше сделать его союзником. Если мы ничего не найдём, то я расскажу ему о вероятном возвращении Русо, и тогда его яйца сожмутся. Радимил боится Русо. Он, действительно, его боится, поэтому это самый крайний вариант для нас. Я знал Русо, поэтому могу манипулировать этими знаниями.

Я закусываю губу, откидываясь на спинку дивана и внимательно разглядываю Томаса.

— Расскажи мне о нём, — прошу я.

— Флорина, не стоит. Это не принесёт тебе ничего, кроме боли и разочарования. Поверь мне.

— Расскажи. Ты многое говорил о нём, и я должна составить полноценную картинку, чтобы возненавидеть его ещё сильнее, Томас. Расскажи, — требовательно давлю я.

Томас глубоко вздыхает и показывает на свой висок.

— Словами не буду, вдруг это повлияет на будущее. Просто слушай мои мысли, хорошо?

— Хорошо.

Томас концентрируется на мне, а я на нём. Мы смотрим друг другу в глаза. Томас мягко впускает меня в свой разум.

«Русо очень заботился обо мне. Сначала он, действительно, заботился обо мне. Он приезжал к нам на неделю или две, пытался обучить меня грамоте и чтению. Кормил меня своей кровью и тайно оставлял запасы во фляжках. Но я кормил ими своих братьев и сестёр», — раздаётся в моей голове.

«Их было много?», — интересуюсь я.

«Четыре брата и две сестры. Я был самым старшим. Я любил их. Детей легко любить, они легко отвечают взаимностью. Поэтому мне было важно кормить их, ведь отец не особо заботился о них. Отвечал за них я. Я за всё отвечал, даже если это меня никаким боком не касалось».

«У них была другая мать, верно?»

«Да. На самом деле мы все были рождены от разных женщин вампиров. Отец просто брал их себе, брюхатил и оставлял, пока они не родят ребёнка. Потом забирал детей и убивал их».

«Боже, он был реально жестоким мудаком».

«Точно. Кажется, он никого не любил так, как мою мать, но она его оставила, потому что он был чудовищем. Я не врал тебе об этом. Она бросила нас, назвав отца убийцей, а меня выродком, рождённым от убийцы».

«Гела и не на такое была способна».

«В общем, Русо через какое-то время начал брать меня вместе с собой в поездки. Я был диким и не знал многого о мире. Вообще, ничего не знал. И всё было для меня прекрасным и интересным. Всё вызывало во мне восторг и в то же время страх. До этого я никогда не был с женщинами, а Русо так легко с ними общался. Перед его ногами падали все: и мужчины, и женщины. Они восхищались им, любили его и были готовы на всё ради него. А он упивался этими эмоциями. Этой властью. Он был как наркоман, которому всё мало и мало. И ему нравилось меня учить обращаться с женщинами. Он показывал мне всё, буквально всё. Прости, но Русо не был верен своей жене, Флорина».

Я смахиваю слезу и киваю.

«Я уже догадалась. А мама ведь верила ему, Томас. Хотя… я уже не знаю, что происходило между ними. Я видела любовь и счастье в их решениях. Конечно, они ссорились, но потом всегда мирились в постели. Наверное, я не хотела замечать правду, чтобы это не разбило мне сердце».

Томас находит мою руку и крепко сжимает её, а затем мягко целует.

«Я не такой, Флорина. Я не буду изменять. Я видел многое, и это убедило меня в том, что душа очень быстро гниёт. Душа Русо сгнила окончательно, потому что ему было всё равно, с кем изменять, кого убивать. Он любил и насилие, юных мальчиков и девочек. Русо смеялся над моими сомнениями в том, что он поступает правильно. Он легко находил объяснения, а я искал ему оправдания и верил, в рот ему заглядывал. Я вёл себя как ты, потому что разочароваться в своём герое больно. Очень больно».

«Расскажи о другом. С меня хватит таких подробностей. Знать, что твои родители занимаются сексом, это одно. А знать, что они всю жизнь врали тебе, отец изменял и унижал этим маму, другое дело. Меня тошнит от этого».

«Хорошо. Русо много разговаривал со мной. Учил меня. Поэтому я решил, что действительно стану его преемником. Я готовился к тому, чтобы возглавить клан Монтеану. Русо рассказывал о слабостях своих детей, как шантажировать и убить их, а также управлять ими. Он показывал мне места, стратегически важные для клана, план расположения комнат, потайные туннели. Это Радимил впустил отца в церковь, Флорина, а не ты и не Гела. Радимил. Хотя именно Гела должна была показать им путь, но перед тем, как меня замуровали, отец разозлился на Гелу. А вот уже Радимил рассказал мне о том, что сделал. И он убеждал меня, что сделал это по приказу Русо».

Я морщусь от отвращения к поступкам отца. Не могу поверить, что он собственноручно уничтожил всех, дал разрешение изрубить свою семью, убить их.

«Зачем? Какой смысл убивать столько сильных вампиров? В чём заключался смысл убийства своей семьи и остальных?», — хмурюсь я.

«Русо часто говорил, что никогда нельзя замирать. Будь то с людьми, или просто засиделся на одном месте. Проблема вампиров в том, что у них длинный жизненный цикл, и от этого они начинают мешать другим развиваться дальше. И нужно уметь избавляться от старого легко и без сожалений. Он учил меня, что король обязан быть хладнокровным и всегда обновлять свою армию и свой клан, пробовать что-то новое и испытывать новые сыворотки и лекарства. Чем больше убьёшь, тем больше власти обретёшь. И он убивал. Очень много убивал прямо у меня на глазах, а я помогал ему избавляться от трупов. Чёрт, я был так ослеплён им. Сейчас я не понимаю, почему я не видел настоящую сущность Русо? Он был жестоким ублюдком. Для него его дети были средством достижения каких-либо целей. Он никого не любил больше, чем себя. Мне жаль», — Томас с печалью и сожалением смотрит на меня.

«Мне тоже. Мне тоже очень жаль, оттого что он сделал из тебя свою игрушку. Он же не собирался на самом деле короновать тебя, верно? Но он написал завещание, в котором передал тебе всё. Он играл твоими чувствами, Томас. И выходит, что это завещание лишь временная мера, чтобы ты придержал трон для него, когда он соберётся вернуться. Он был уверен, что ты займёшь его место, будешь таким же жестоким. А затем он придёт, чтобы снова стать королём, но уже с обновлённым составом вампиров. Более слабых вампиров, чем были раньше. Он боялся их, да? Отец опасался, что Рома или кто-нибудь ещё устанут от его гнёта и решат воевать против него, и тогда он точно бы проиграл. Против него выступили бы довольно сильные вампиры, у которых было, за что не любить его».

«Да. Я тоже так подумал. Потому что других вариантов, зачем Русо сделал всё это, нет. Он убил клан моего отца и сильнейших вампиров своего клана, как и всех своих детей, кроме тебя. Он считал тебя самой слабой, Флорина, и вряд ли ожидал, что в тебе будет столько сил. Ведь по идее ты тринадцатый ребёнок, а значит, должна быть довольно никчёмной. Прости».

«Ничего, я не обижаюсь, потому что это правда. Ты прав, Томас. Но я не слабее своего старшего брата. Сейчас я это понимаю, раньше нет, потому что отовсюду слышала, что я слабачка. Жалкая слабачка. Я лишняя. Я им никто. Они относились ко мне, как к мусору. И вывод напрашивается сам по себе — они ошибались, как и отец. Не важно, сколько детей будет у пары вампиров, любой из них может быть сильнее другого».

Томас отрицательно качает головой.

«Почему нет? Я же сильнее своих старших сестёр. Ты так не думаешь?»

«Дело не в этом, Флорина. Ты сильнее. Ты даже полноценно ещё не раскрыла свой потенциал, а я чувствую, что он огромен. Ты даже можешь быть настолько же сильной, как и я, просто у тебя другие сильные стороны. К примеру, ты довольно быстрая. Ты быстрее меня. Да, это так, Флорина. Ты быстрее меня. К тому же ты умеешь, как и я, скрывать свой запах от других вампиров и становиться для них человеком. А твоя внешность? Ты не стареешь, хотя тебе семьсот пятьдесят лет. По идее, ты должна выглядеть лет на сорок или пятьдесят, как Рома, к примеру, или другие. Помимо этого, ты можешь со мной разговаривать мысленно. Рома говорил, что это очень веский показатель того, насколько ментально силён вампир. Не все такие сильные. Рома и его жена не могли общаться ментально постоянно, только в отдельных моментах интимной близости, как и чувствовать друг друга на расстоянии, переживать те же эмоции. А ты и я чувствуем это. А также я изучал, как передаётся сила вампиров от родителей к их детям. И во всех браках, буквально во всех, сила спадала на нет. Вспомни семью Сава. Вспомни семью Рома. Стан был самым сильным. Вспомни семьи всех, кого ты знала, только первенец получает большую часть сил, а потом они сходят на нет, делая последнего ребёнка самым уязвимым. По этой же причине мои братья и сёстры были рождены от разных женщин. Отец знал, что только первенцы стоят его внимания».

«Тогда где-то произошла ошибка с данным алгоритмом. Иначе никак не объяснить такую закономерность», — хмурюсь я.

«Да, наверное, ты права», — быстро соглашается Томас.

— Вернёмся к изучению сказок? — произносит он.

— Я не верю в хороший результат. Мне кажется, что мы попусту тратим время, Томас.

— Других зацепок у нас нет. Я был в доме Радимила и изучал его книги, в них нет ничего нового или интересного. У него точно нет никаких данных об этом месте. Он сам жаждет его найти, потому что наши отцы держали всё в тайне. Им было невыгодно обнародовать место, где любой мог бы стать тем, кто в будущем составит им конкуренцию.

— Рома знал или догадывался. Он мог рассказать об этом Стану.

— Нет. Не сказал. Я говорил со Станом, он не знает. Он передал мне всю информацию, которая была у него, но конкретное место не знал. Точно только то, что оно было расположено на этом континенте, так как потом мы уехали отсюда на Аляску. Америка была открыта незадолго до того, как мы появились. У Радимила есть хронология нашей истории, поэтому это место находится где-то здесь. Я думаю, что Русо бы не уехал от него далеко. Он охранял его, как Радимил охраняет гроб своей сестры вместе с остатками её костей в нём. Псих, — Томас кривится, а я замираю.

— Что ты сказал? — переспрашиваю его.

— Говорю, что Русо…

— Нет, про Радимила. Чей гроб он охраняет?

— Своей младшей сестры. Кажется, она была единственной, кого он по-настоящему любил. Она умерла в тот день, в церкви.

— Но это невозможно, Томас. У Радимила просто не может быть гроба с останками его сестры, потому что в тот день его сестра погибла вместе с мужем и двумя их дочерьми. И я лично похоронила их.

— Флорина, я видел кости его сестры, потому что проверил всё в его доме. Это точно его сестра. Радимил устроил для неё даже алтарь с её фотографиями, свечами и цветами.

— Подожди, но это, правда, невозможно. Когда я вернулась к сожжённому замку за телами, которые Радимил собрал для погребения и уложил в гробы для транспортировки, я лично считала их, и там был гроб его сестры. Я ещё спросила его, не хотел бы он сам похоронить сестру. Радимил ответил, что не может сделать этого, ему слишком больно, и он доверяет её мне. Я должна отвезти гроб с её телом в то место, где будут погребены все. Я и привезла её сюда. Там точно была его сестра, потому что гроб был тяжёлым.

— Ты привезла их сюда? Всех погибших? — медленно спрашивает Томас.

— Да. Я посчитала, что они все достойны того, чтобы быть погребёнными в склепе клана «Монтеану». Они все здесь.

— Но я уничтожил склеп. Я же разрушил его.

— Ты разрушил верхушку, в которой находилась моя семья, а склеп для остальных вампиров расположен глубоко под землёй. Они здесь. И я писала на гробах имена, прежде чем опустить их. Там была вся погибшая семья Радимила. Я уверена. К тому же Радимил посоветовал похоронить погибших там, где никто и никогда не найдёт их, и чтобы никто не беспокоил их тела и оставил их в покое. Об этом доме никто не знает. Это моё убежище, и я выбрала эту землю для склепа.

— Боже, — шепчет Томас. — Выходит, что тело сестры Радимила находится у него, но её гроб был полон.

— Да.

— И он забрал Гелу. Получается…

— Гела здесь, — в шоке выдыхаю я.

— Это же прекрасное место для того, чтобы её спрятать, и чтобы никто её не нашёл. Никогда не нашёл. Радимил мог подменить тела. Мы должны проверить это. Пошли.

Томас подскакивает на ноги, а я сижу в очередном шоке. Это просто невероятно. Если это правда, то я собственноручно похоронила Гелу в своём же склепе и сохранила её тело в безопасности для Радимила. А он и его сын просто играли Томасом. Боже мой, мать Томаса может быть у меня. И он явно собирается её оживить. Оживить ту, кого я искренне ненавижу.

Я очень надеюсь, что мы ошиблись. Очень, иначе нам обоим придётся пережить очередную боль и сильную ссору, как и конфликт интересов. Я не могу потерять Томаса, когда только всё наладилось. И опять влезла Гела. Она всегда всё портила. Всегда.

Глава 34

Я прекрасно помню тот момент, когда нашла Гелу в лесу. Я думала, что убила её из-за голода. Тогда отец меня наказал, запретил есть, никто меня не кормил. Он даже не допустил ко мне Рома, который пытался увидеться со мной. Но я сбежала. Я всегда идеально умела сбегать от проблем, семьи и боли. В ту ночь мне было очень больно. Стан бросил меня. Он уехал и больше не отвечал на мои письма, не поддерживал со мной связь. Он исчез, а я испытывала сильнейшее влечение к нему, отсюда и сильнейшую боль. Да, теперь я знаю, что дело было не в самом Стане, а в том, что отчасти связала себя с ним через кровь Томаса, и Стан просто не мог находиться рядом со мной. Но тогда-то я об этом даже не подозревала. Мне казалось, что Стан просто возненавидел меня за то, что он проиграл и умер, по его словам. Он предал меня и мою любовь к нему. Поэтому, увидев, прекрасную девушку в лесу, я не выдержала. Я не хотела её убивать и воскресила её. Но тогда я даже не почувствовала, что вкус, цвет и запах крови были другими. Всё было другим. Я была просто ужасно голодной, а потом безумно виноватой. Так Гела легко заполучила власть надо мной, припоминая то, что это я сделала с ней и поэтому должна помогать ей. Я помогала, ведь порой она была такой близкой мне, доброй и заботливой. Гела иногда заменяла мне мать… она зачастую заменяла мне мать, которая возненавидела Гелу с первого взгляда. Я не понимала почему, но настаивала на том, чтобы Гела оставалась вместе со мной, чтобы маме было больно. Так же больно, как она делала мне своим безразличием ко мне. Отец разрешил и стал для меня героем. Но я ничего знала обо всём, что творилось на самом деле у меня за спиной. Я закрывала глаза на измены отца и братьев с Гелой. Я вычёркивала, стирала это из своей памяти, ругая себя, что слишком много выдумываю. Вот так легко можно обманывать себя, а потом уже становится поздно что-то менять.

Хмурясь, смотрю на разрушенный склеп, пока Томас убирает камни в сторону, чтобы добраться до пола, под которым есть ещё одна дверь, ведущая вниз. Мне не хочется ему помогать. Всем сердцем я ненавижу то, что подсказала ему, где, вероятно, может быть Гела. Господи, как я ненавижу её. Ненавижу. Но Томасу важно найти мать. Она его мать. И я бы хотела возненавидеть Томаса за это, но не могу. Он не виноват в том, что у него была такая мать, как и я не виновата в том, что у меня был такой отец. Я просто не имею права перекладывать на Томаса грехи его матери.

— Я знаю, что ты не хочешь мне помогать, — произносит Томас, не поднимая головы, и отбрасывает кусок мрамора в сторону.

— Это было предсказуемо, не так ли? — кривлюсь я.

— Именно. И я не буду винить тебя, если ты вернёшься в дом и подождёшь меня там.

— Нет, — выпаливаю я.

Томас выпрямляется и, прищурившись, смотрит на меня.

— Ты боишься. Я чётко улавливаю твой страх. Чего ты боишься, Флорина? Что я оживлю Гелу, вырвав твоё сердце? Или того, что я предам тебя и брошу?

— Нет… немного, — тушуюсь я. — Просто я не понимаю, почему ты так хочешь, чтобы она была там?

— Потому что она может восполнить пробелы и рассказать нам, где найти место обращения. А сердце подойдёт любое. Абсолютно любое. Я не стану вырывать твоё сердце, Флорина. С тебя хватит проблем.

— Ну, спасибо, — бубню я. — Разве мы не можем без неё всё узнать, а?

— Нет. Мы не сможем. Когда она очнётся, ты поймёшь причины, почему я настаиваю на этом.

Насупившись, я складываю руки на груди, продолжая наблюдать за тем, как Томас расчищает пространство. Не верю, что я, вообще, в этом участвую.

Томас вытирает пот со лба, пачкаясь землёй, и выжидающе смотрит на меня.

Цокнув, я всем своим видом показываю ему, как мне претит то, что я нахожусь здесь. Подхожу к бывшему когда-то мраморному полу склепа и поднимаю его, отбрасывая назад. Грязь разлетается во все стороны и большая часть попадает на Томаса.

— Ты серьёзно? — возмущаясь, орёт он, стирая с глаз грязь. Теперь он, вообще, весь в грязи.

— Ой, мне так жаль. Я даже не подумала об этом. Мне так жаль. Прости, Томас, — притворно сожалея, прикладываю руку к груди.

Томас закатывает глаза, вытирая грязь, но всё равно вся его одежда испорчена, и ему явно понадобится долгий душ.

Нажав на металлическую длинную плитку, я выдвигаю её. Затем делаю то же самое с другой стороны.

— Подхвати, — прошу его.

Вместе с Томасом мы отодвигаем тяжёлую плиту, и вуаля.

— Ни черта себе, — шокировано шепчет Томас, заглядывая в глубокую яму, которую я построила в виде длинного и узкого колодца, где и лежат гробы по обе стороны от лестницы. — И как мы это, вообще, поднимем?

— Когда я клала их туда, то не думала, что их придётся поднимать. Этого не было в моём тайном желании в будущем. Это склеп. Обычно оттуда не достают гробы. Так что, не знаю, — пожимаю плечами. — Но там есть лестница.

— Ага, это очень поможет нам. Как ты их туда запихала так?

— Слоями. По четыре гроба на уровень.

— И ты, конечно же, не помнишь, куда сунула гробы с членами семьи Радимила?

— Это было последним, что я собиралась запоминать. Всё, о чём я тогда думала, это как бы не сдохнуть от боли и горя, как и от чувства вины за то, что все эти вампиры погибли из-за меня, а я сбежала, как трусиха, — фыркаю.

— Ладно. Я буду спускаться понемногу и поднимать гробы, а ты поможешь мне их достать. Будем разрушать каждую полку, чтобы добраться до следующего уровня.

— Жозефина будет в восторге, когда увидит всё это, — бубню я.

«Лучше закрой рот», — рявкает на меня Томас в моей голове.

Я показываю ему язык, а он закатывает глаза, хватая верхние гробы.

— Так, здесь их нет. Поехали дальше. У тебя есть молоток?

— Нет. Я таким не балуюсь. Есть пилочка для ногтей. Сойдёт?

Томас смотрит на меня так, словно готов уже придушить, а я расплываюсь в улыбке.

— Люблю тебя, — посылаю ему воздушный поцелуй.

— Это тоже ни черта не помогло. Слушай, я понимаю, что ты не хочешь мне помогать. Я искренне понимаю все причины, почему ты саботируешь мою затею. Но мне нужна помощь, Флорина. Нужна. Я не справлюсь здесь один. Помоги мне. Я это делаю не для себя, напоминаю тебе. Если твой отец жив, то нам жизненно необходимо узнать место обращения. И единственный вампир, который может указать это место, вероятно, лежит здесь. Если это так, то я сдохну, но достану Гелу, оживлю её и вытащу из неё всю правду. Я это сделаю один, если ты не решишь присоединиться ко мне. Я не буду против. Но сейчас мне нужна твоя помощь.

Тяжело вздохнув, я ненавижу его за то, что он прав.

— Ладно. Давай. Потянем вместе плиту и сломаем её, — предлагаю я, спрыгивая к Томасу.

— Спасибо, — Томас целует меня в макушку.

Мы хватаемся за плиту, и она трескается. Приложив ещё немного усилий, мы вытаскиваем обломки и достаём ещё два гроба. Затем то же самое делаем и со другой стороны. Это не они. Двигаясь всё ниже и ниже, мы оба истекаем потом от активной работы, пока на нас не начинают капать крупные капли дождя с хмурого вечернего неба.

— Надо закрыть всё и переждать дождь, — говорю я, бросая взгляд то вверх, то вниз.

— Дождь может идти ещё неделю, у нас нет времени. Да и он пока несильный. Мы не заболеем. Хватайся, — Томас упрямо дёргает головой, и я делаю так, как он сказал. Только вот у погоды другие планы. Сначала дождь моросит, и мы достаём ещё шесть гробов, а потом сплошной ливень чуть ли не сбивает нас с ног.

— Надо закрыть склеп. Мы его затопим, если продолжим и оставим его открытым! — кричу я.

Томас облизывает губы и кивает.

Забравшись наверх, скользя по грязи, мы накрываем склеп, бросая вытащенные наверх гробы так, как они стояли, и бежим к дому. Залетев внутрь, я отряхиваюсь, но это бесполезно. Томас оставляет после себя грязные следы, направляясь за мной на второй этаж.

— Я приму душ в другой комнате, чтобы не терять время. Пока идёт дождь, мы просмотрим остальные книги, а потом достанем коробки. Жозефина упоминала, что у тебя есть некоторые вещи Гелы.

Поджимаю губы, напоминая себе, что надо бы отрезать язык этой старушке.

— Есть. Немного. Те, что я не уничтожила. Там её записи, рисунки, некоторая одежда и безделушки, — приняв безразличный вид, я пожимаю плечами.

— Нужно будет осмотреть их. Встретимся в библиотеке через двадцать минут.

Я даже не успеваю предложить Томасу принять душ вместе со мной в нашей новой ванной комнате, как он уже исчезает в одной из спален. Прекрасно. Теперь у нас разногласия из-за Гелы. Вот всегда эта сука всё мне портит. Постоянно. Даже после смерти она всё никак не успокоится. Надо было сожрать её к чёртовой матери.

Быстро приняв душ и переодевшись в сухую одежду, я спускаюсь в библиотеку, а Томас уже там. Он перебирает книги. Его мокрые волосы падают ему на лоб, пока он, сконцентрировавшись на сказках, листает страницы.

— Вещи Гелы, — напоминает он.

Цокнув, я спускаюсь в подвалы и открываю одну из дверей. Конечно, я точно знаю, где лежат её вещи. Мне даже искать их не надо. Но я могла бы потянуть время, хотя это разозлит Томаса ещё сильнее. Я не хочу снова конфликтовать с ним, поэтому подхватываю сразу три коробки и возвращаюсь в библиотеку. Когда бросаю их на пол, пыль смешивается с кислородом, и я чихаю пару раз.

— Ты злишься на меня.

— Это ты злишься на меня за то, что я не в восторге от твоего маниакального желания воскресить свою мать, — огрызаюсь, открывая коробки и вываливая всё содержимое на пол.

— Я не злюсь. Я дал тебе время свыкнуться с этой мыслью.

— Я никогда не свыкнусь с этой мыслью, Томас. Я ненавижу её и буду ненавидеть всю свою жизнь. Она предала меня. Она смеялась и обгладывала кусочки членов моей семьи у меня на глазах. Никогда не забуду этого, — рявкаю я.

— Я знаю и не прошу тебя об этом. Тем более Гела не моя мать.

— Что? — вскидываю голову на Томаса.

— Гела не моя мать. Моя мать покончила с собой. Об этом мне рассказала Гела, а ей мой отец, который и обратил Гелу в том самом месте. А мама пыталась умереть разными способами, убить себя тоже. И потом она нашла самый уникальный и стопроцентный — она вошла в реку дважды. То есть она вернулась туда, где была обращена отцом. Это со слов Гелы, поэтому мне важно найти то место. Оно убьёт Русо наверняка. Оно заберёт его с собой.

Я сижу в шоке.

— Ты врал мне. Ты сказал, что Гела твоя мать, — злобно шиплю я.

— Да, я придерживался этой легенды. Все так считали, поэтому мне был удобен такой вариант. Радимил думал, что я сделаю всё ради своей матери. Но нет. Я мог легко страдать и ныть насчёт неё Радимилу, но на самом деле мне было плевать на Гелу. Она не была моей любимицей. Я её искренне недолюбливал и ревновал к твоему отцу.

— Да ты издеваешься надо мной? — выкрикиваю я, топая ногой. — Она что, была знакома с ним раньше?

Томас поджимает губы и пожимает плечами.

— Не могу сказать.

— А показать?

— Ты готова к этому? Готова к тому, что я хотел бы тебе показать? Ты готова с холодной головой увидеть мои воспоминания? Готова принять их и не возненавидеть меня?

— Нет, — шепчу я. — Нет.

— Поэтому не спрашивай.

Томас опускается на колени, разбирая вещи Гелы. Она не его мать. Она не его мать, чёрт возьми! Я убила только его отца, но не мать! И я отчасти рада, что у Томаса идентичные моим чувства к ней, но он… чёрт, моя голова сейчас взорвётся. Я не могу истерить снова, иначе мы окончательно разругаемся.

— Что это? — Томас поднимает альбом.

— Рисунки Гелы. У неё была хорошая фантазия, и порой она развлекала моих племянников сказками.

Томас открывает альбом, листая его. Я не могу отрицать, что Гела была талантливой. Она прекрасно рисовала. Только сейчас я замечаю, что там очень много портретов моего отца, словно она была зациклена на нём.

— Вот. Это то, что нам нужно. История любви девушки к принцу, который её бросил. Вот, — Томас подскакивает на ноги и показывает мне на чёрную воду, обрамленную густой листвой, и там стоят двое. Мужчина, очень похожий на моего отца стоит на одном берегу, а девушка, напоминающая Гелу, на другой стороне озера. Оно небольшое, но явно опасное и глубокое.

— Но… но, подожди. Рома сказал, что нужны сказки моей матери, — напоминаю я.

Томас приподнимает альбом с рисунками, крутя его в воздухе.

— Очень смешно. Ты издеваешься? — спрашивая, злобно всплёскиваю руками. — Я и без того едва держусь, чтобы не ударить тебя или не сжечь к чёрту это место. Это несмешная шутка, Томас!

Томас ещё твёрже смотрит на альбом. Я бросаю взгляд на рисунок, затем на серьёзное и напряжённое выражение лица Томаса.

— Да ты с ума сошёл, Томас! Гела не моя мать! У меня была мать! Я хотела раньше, чтобы Гела была моей матерью, но она не моя мать! Это чушь собачья! Чушь! Она была законченной сукой, и это её я нашла в лесу! Я притащила её в наш дом! Она переспала со всеми, кто ей попадался, и даже не скрывала этого! Она была чёртовой шлюхой, Томас!

Томас глубоко вздыхает и бросает альбом в кучу барахла Гелы. Он подходит ко мне и берёт мои руки в свои.

— Подумай, Флорина. Сложи два плюс два. Ты сильнее, чем должен быть тринадцатый ребёнок. Тобой всегда пренебрегали. Твои братья и сестра пренебрегали тобой и считали тебя чужой. Твоя мать тоже не уделяла тебе время. Ты обладаешь хитростью и быстротой, как Гела. Господи, да ты даже похожа на неё, только у тебя цвет волос и глаз Русо, а остальное всё её. Ты даже порой смотришь на меня так же, как и она.

— Нет, — шепчу я, мотая головой. — Нет. Нет, я сказала! Нет!

Вырвав свои руки из рук Томаса, я делаю шаг назад.

— Тогда найди мои воспоминания о Геле. Найди их, Флорина.

— Нет… нет, не буду, — бормочу я. Кажется, я сейчас или взорвусь, или просто умру на месте от того ужаса, на который намекает Томас.

— Найди их. Посмотри, Флорина. Посмотри, — настаивает Томас. — Не трусь перед правдой. Пора тебе понять, кто ты на самом деле. Давай.

Чувствую, как на мою голову что-то давит с разных сторон и хватаюсь за неё.

— Посмотри, Флорина. Смотри. Если ты сама не сделаешь, я заставлю тебя насильно увидеть это. Смотри.

— Я не могу… нет, это всё… выдумки. Нет, Томас, — пищу от страха и ужаса. Я просто не в силах, вообще, принять подобный исход. У меня была мама, и она, как могла, любила меня. Была мама. Была…

— Смотри. Смотри моими глазами. Смотри.

Голос Томаса больно ударяет по моим вискам, и всё погружается во мрак.

Глава 35

Томас

Я сцепляю зубы настолько крепко, что они трещат и начинают трескаться. Тиски, сжимающие мою голову вот-вот раздавят её, но я не издаю ни звука. Ни единого звука. Хотя хочется орать. И я ору во весь голос от боли, но внутри себя. Пот катится по моему лицу. Тело дрожит от боли, которая становится уже невыносимой.

Рычание вырывается из моего горла, и клыки выдвигаются. Когти с болью прорывают мою кожу. Я хватаюсь за каменные плиты, ставшие причиной этой боли, и они рассыпаются в моих руках на мелкие куски.

— Браво, Томас! — смеясь, отец хлопает мне, когда я падаю на колени, больше не удерживаемый адским приспособлением, которое придумал отец, чтобы наказывать меня. Точнее, теперь, после того как я первый раз встретил Русо, и отец узнал об этом, он решил показать, кому я принадлежу. Я ненавижу обращаться в чудовище. Но отец требует этого. Он настаивал и настаивал, а я отказывался. Тогда случилось вот это. Он заставил меня насильно спасать свою жизнь.

— Вот это ему нужно, — отец подходит ко мне и хватает меня за подбородок. — Вот это, Томас. Ты безразличен Русо, ему нужен твой урод. Он коллекционирует их. Ты станешь новой игрушкой для Русо, поэтому знай своё место и помни, кому ты принадлежишь. Знай, кто тебя породил и кто тебя может убить.

Отпустив меня, отец уходит, оставляя меня снова в холодной яме без еды.

Я ненавижу того, что до сих пор такой маленький. Остальные дети, рождённые после меня, стали уже крупнее и выше, а я до сих пор выгляжу на семь лет от роду, хотя в разы старше их. Я же заботился о них, а они теперь смеются надо мной, бросают в меня помоями и грязью. Но я не позволяю своему уроду выйти на свет. Нет, я ненавижу этого урода. Я боюсь его, потому что он сильный и причиняет мне боль. Он разговаривает со мной, нашёптывая убить отца, ведь я сильнее его, так сказал Русо. Этому уроду очень понравился Русо.

Моего лица кто-то касается, и я вздрагиваю. Сначала я отчётливо улавливаю женский аромат тепла.

— Мама, — хриплю я. — Ты вернулась.

Распахиваю глаза и вижу абсолютно незнакомую женщину. Она с мягкой улыбкой убирает мои длинные и запутанные волосы с лица. Это не моя мама. Эта женщина похожа на прекрасное существо.

— Бедный малыш, — шепчет она, и в её руке появляется тряпка. Она стирает с моего лица грязь. — Какой красивый малыш. Хочешь, я буду заботиться о тебе? Я буду твоей мамой.

Мама… моя мама бросила меня. Моя мама не любила меня.

— Иди ко мне, Томас. Я Гела, твоя новая мама. И я буду защищать тебя. Обещаю. Иди ко мне, — девушка тянет руку, и я хватаюсь за неё. Всё, о чём я сейчас думаю это то, что она моя новая мама, и она хочет защищать меня, как моя мама. Этого достаточно, чтобы я сломался снова, чтобы поверил. И она баюкает меня в своих руках, гладя по волосам. Она баюкает, а я тихо плачу, потому что мне больно принимать тот факт, что моя мама больше никогда не вернётся. Она ушла, потому что я урод.

Собирая хворост, я слышу приближающиеся шаги и выпрямляюсь. Гела выскакивает из-за дерева, улыбаясь мне. Она так прекрасна. Она много смеётся и вымыла мои волосы, а затем подстригла их. Она дала мне новую одежду и не боится отца. Отцу она очень нравится. Он часто громко стонет, когда Гела рядом с ним. Когда отец стонет, значит, он в хорошем настроении.

— Томас, мой малыш, смотри, что я тебе принесла, — Гела достаёт из кармана передника небольшую фляжку и протягивает мне.

— Пища, — восхищённо и благоговейно произношу я и беру фляжку.

— Да, для тебя.

Я хватаю фляжку и жадно пью. Снова очень мало, но Гела меня кормит когда может. Она, правда, любит меня. Она гладит мои волосы и моё тело. Она моет меня. Иногда она целует меня в щёку, и это приятно. Она моя новая мама.

Я крепко обнимаю её, и Гела треплет меня по волосам.

— Томас, скажи, а сколько тебе лет? — интересуется она.

Пожимаю плечами. Я не знаю, сколько мне лет.

— Но ты же старший ребёнок, верно?

Я киваю ей, хватая снова охапку с хворостом.

— И ты сильнее их?

Я снова пожимаю плечами.

— Ладно. Твой отец сказал, что у нас сегодня будут гости, и я должна запереть тебя в яме. Но я подралась с ним, — гордо заявляет она.

Вскидываю голову, в страхе глядя на Гелу. Она дралась с моим отцом? Гела очень любит спорить с ним, и отец ей всё прощает. Он смотрит на неё очень странно, порой мне даже это неприятно, как будто он хочет съесть её. У него даже слюни иногда стекают по подбородку. Это мерзко.

— Не бойся, твой отец мне ничего не сделает. Я управляю им, Томас, поэтому я убедила его в том, что буду приглядывать за тобой, и тебе не нужно сидеть в яме.

Я широко улыбаюсь и снова порываюсь её обнять, но Гела отскакивает.

— Ты испачкаешь моё платье, Томас. Я же просила тебя не трогать меня, когда ты такой грязный. Одного раза достаточно, — злобно шипит она.

Опускаю голову и смахиваю слезу. Я снова провинился. Я должен быть очень хорошим для Гелы. Она любит меня. Она защищает меня, как моя мама. Она дерётся ради меня.

— Ну-ну, малыш, не расстраивайся. Я не хотела на тебя кричать. Посмотри на меня.

Поднимаю голову, и Гела снова улыбается мне.

— Я хотела у тебя спросить. Ты знаешь, что за гость приезжает к нам? Твой отец явно ненавидит его, но обязан принимать его у нас. Какой-то важный господин.

— Русо, — шепчу я, и моё сердце начинает биться чаще.

— Русо? — Гела заинтересованно выгибает бровь.

— Русо… сильный… красивый… добрый, — выдавливаю из себя.

— Понятно. Что ж, пойдём, нужно вернуться в деревню и помыться перед приездом гостя, — Гела ведёт меня за собой, а я тащу хворост для костра.

Мы входим в нашу хижину, и Гела приказывает слугам наполнить корыто тёплой водой. Она раздевает меня, и я сажусь в воду. Мне нравится, когда она трёт меня тряпкой. Это приятно.

После купания Гела одевает меня в чистую длинную рубаху и треплет по щеке. Мне нельзя смотреть, как Гела купается. Это грех. Я узнал от Гелы, что есть грехи. И смотреть на это грех. Я задёргиваю шторку и крепко жмурюсь, ожидая, когда Гела закончит. За пределами нашей хижины отец раздаёт приказы. Аромат жареного мяса, крики людей, которых принесут в жертву гостям, и смех заполняют ночной воздух.

— Как я выгляжу? — интересуется Гела.

Я открываю глаза и улыбаюсь. Она такая красивая. Сегодня особенно красива. Её длинные волосы сверкают в свете огня. Её кожа блестит чистотой и так вкусно пахнет чем-то сладким. Я бы любовался ей, но тяну носом знакомый аромат, и моё сердце бьётся чаще.

Я срываюсь с места и бегу.

— Томас! — выкрикивает Гела.

Но я бегу. Я знаю, что Русо близко. Я хочу его увидеть. Я так хочу его снова встретить. Он просил быть моим другом, а я думал о нём. Он хороший. Он кормил меня. И сегодня я чистый и должен ему понравиться.

Хватаясь за кроны деревьев, я перепрыгиваю деревья в воздухе, слыша, как за мной гонится Гела. Но мне всё равно. Я слышу голос Русо и ржание лошадей.

Я приземляюсь перед процессией, и лошадь передо мной встаёт на дыбы. Русо натягивает поводья, успокаивая её.

— Томас? — Русо выглядит так невероятно в кольчуге и шлеме с чёрными перьями.

— Русо, — шепчу я, наклоняя голову и приветствуя его.

— Боже мой, Томас. Мой мальчик, — Русо со смехом спрыгивает с лошади и подлетает ко мне. — Ты стал чистым и выглядишь лучше.

Русо наклоняется ко мне, и его тёмные глаза сверкают озорством. Он такой красивый.

— Ты скучал по мне, Томас?

Я киваю.

— Я тоже скучал по тебе, мой мальчик. Я рад, что ты вышел первым встретить меня. Ты меня почувствовал, верно?

Я снова киваю и улыбаюсь ему.

— Умный мальчик. За это я привёз тебе кое-что. Мы же с тобой друзья, — Русо что-то достаёт из сумки, свисающей с лошади, и протягивает мне ладонь. Там лежит странная фигурка.

— Это солдатик. Я сам его для тебя сделал из дерева и раскрасил. Это ты. Мой маленький и сильный солдатик. Это твоя новая игрушка.

Я с благоговением беру её и прижимаю к груди. Моя игрушка. Мой солдатик. Я солдатик Русо.

— Томас, чёрт возьми! — раздражённо выкрикивает Гела и появляется у меня за спиной. — Сколько раз я просила тебя не убегать от меня! Ты специально прячешь свой запах, чтобы я искала тебя дольше! Ты…

Гела перестаёт ругать меня, когда Русо выпрямляется и закрывает меня собой. Я улыбаюсь шире, наблюдая за растерянностью Гелы. Ей страшно. Но я не хочу, чтобы ей было страшно. Она хорошая и Русо тоже хороший.

Я смело выхожу из-за Русо и подхожу к Геле. Я беру её за руку и подвожу к Русо.

— Гела. Заботится. Кормит, — бормочу я.

Гела сразу же кланяется Русо, шепча извинения.

— Леди Гела, — в голосе Русо звучит неподдельный восторг, а я рад, что Гела понравилась Русо, как и мне. — Русо Монтеану к вашим услугам

— Господин, — Гела покрывается странным румянцем, опуская взгляд вниз. Русо подхватывает её подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Мне нравится, когда смотрят мне в глаза, леди Гела.

— Тогда я буду вечно смотреть в ваши глаза, господин, — с вызовом отвечает Гела.

Хмурюсь, не понимая, почему стало так тепло рядом с ними, и их сердца бьются очень часто. Я что-то сделал не так?

Я всё жду и жду, когда Русо придёт ко мне, но его нет. Он смеётся рядом с Гелой. Он находится рядом с Гелой, а я сжимаю в руке своего солдатика. Я злюсь, когда слышу, как Русо снова смеётся. Но, по крайней мере, я встретил ещё одного хорошего вампира — Рома. Его зовут Рома, и он принёс мне поесть, покормил меня, и его глаза такие добрые. Он рассказывал мне про своего старшего сына, который ни минуты не мог сидеть спокойно. И это отвлекает меня от злости на Русо и Гелу, бросивших меня. Рома читает мне сказки. Он их выдумывает. А ещё он показывает на небо и называет яркие точки звёздами. С ним так интересно. И я не замечаю, как засыпаю, пока он обнимает меня.

Но меня будят странные звуки. Я открываю глаза и хмурюсь. Это Гела и Русо. Русо стонет, как и мой отец, а дыхание Гелы тяжёлое и быстрое. Я слышу, как Русо шепчет Геле о том, насколько она прекрасна, и это снова злит меня. Я его солдатик, а не Гела. Выбираюсь из постели и выхожу из хижины. Огонь до сих пор горит, но все спят. Я на носочках подхожу к одной из хижин, которую подготовили для гостей, и отодвигаю штору, чтобы посмотреть, что происходит внутри. И я вижу обнажённое тело Русо, покрытое потом. Он двигается по Геле, а она целует его. Какая гадость. Они же будут испачканы потом друг друга, но в воздухе, кроме запаха пота и алкоголя, есть ещё что-то… нечто очень горячее, и это стягивает мой пах. Мне становится безумно страшно, и я убегаю, предпочитая забыть об этом. Но ненависть и неприятное подавленное чувство остаются. Я не хочу, чтобы Гела виделась с Русо. Теперь Гела мне не нравится. Она отобрала у меня Русо, а он хотел быть моим другом. Теперь он хочет быть её другом. Не люблю я Гелу.

Гела ушла. Мне очень одиноко. Она бросила меня, сказав, что собирается найти Русо. Она любит Русо, а он любит её. Русо обещал сделать её госпожой и убить свою первую госпожу, потому что он хочет быть с Гелой. И она ушла. Она сбежала, подравшись с отцом. С той поры, как Гела бросила меня, отец стал ещё больше ненавидеть меня. Он постоянно наказывает меня. Он протыкает моё тело кинжалами и пьёт мою кровь. Он винит меня в том, что Гела предала его и выбрала Русо. Я бы тоже выбрал Русо, но и он меня покинул. Гела забрала у меня Русо, и я ненавижу её. Русо больше не приезжает к нам, а мы собираемся покинуть место нашего поселения. Я знаю, потому что всё слышу. Порой это так утомляет меня, но я всё слышу, буквально всё, но я не слышу голос Русо. Он бросил меня. Он выбрал Гелу, а не меня. А я же был хорошим. Я хранил его подарок. Я ждал его.

Замок Русо невероятно огромный и такой красивый. Русо и его клан очень богаты. Он король. Он сильный и властный вампир, которому все поклоняются. И сегодня Русо привёз меня в свой замок, где состоится бал, на котором я тоже буду присутствовать. Этот бал только для мужчин и их жён. Небольшой бал. Но мне придётся подавать шампанское, чтобы никто не узнал, что Русо привёл меня сюда, и он любит меня. Поэтому я сегодня выгляжу очень хорошо. Мне дали белоснежные панталоны, невероятно красивые чёрные туфли с пряжкой и новый костюм, тоже чёрный. А ещё парик. Он воняет и ужасно неудобный, но я буду рядом с Русо. Я сбежал от отца на несколько дней, и тот больше не может причинять мне такую же боль, как и раньше. Конечно, он это делает, потому что это его требование, которое он выставил мне в качестве платы за встречи с Русо и путешествий с ним. Но мне всё равно. Моя кровь быстро восстанавливается, и я не особо это чувствую. Я вырос. Наконец-то, я теперь выгляжу как юноша, а не маленький мальчик.

Я прислуживаю на балу, постоянно восхищаясь Русо и тем, как он легко общается со всеми. А также здесь есть Рома и его жена. Они такие хорошие. Рома улыбался мне и пригласил к себе в дом. Я бы с радостью пошёл туда, но Русо запретил. Это расстроило Рома и меня, но я принёс Рома шампанское и закуски, чтобы он улыбнулся снова.

Когда бал закончился, то я не чувствовал себя уставшим. Наоборот, я был очень возбуждён, ожидая, когда Русо призовёт меня. И он призвал. Я пробрался к нему в спальню, и он обнял меня.

— Ты сегодня отлично справился, Томас. Присаживайся, отдохни, — Русо кивком показывает на кресло у камина. Волосы Русо рассыпаны по плечам, он в тёмном халате, сверкающем камнями и золотыми нитями. Его мягкие тапочки выглядят смешно, но идут ему.

— Ты устал, — замечаю я.

— Да, ты прав, мой мальчик, — кивнув, Русо потирает переносицу.

— Я могу тебе помочь? — спрашивая, опускаюсь на колени и выгибаю шею, предлагая ему себя.

— Какой ты заботливый, мой мальчик. Я с радостью воспользуюсь твоим предложением, — Русо, погладив мою щеку, впивается в мою шею зубами, а я закрываю глаза, переживая боль. Мне всегда больно, когда меня кусают. Но для Русо это важно, а я готов ради него на всё, даже терпеть боль.

— Теперь мне гораздо лучше, — облизав губы, Русо требовательно бросает взгляд на кресло, и я возвращаюсь туда. — Я бы хотел…

— Русо! — перебивает его злой голос жены.

— Боже мой, что опять? — Русо поднимается из кресла и показывает мне взглядом спрятаться за портьерами. Я быстро юркаю туда и задерживаю дыхание.

Дверь хлопает, когда входит его жена.

— Я отдыхаю.

— Ты обещал. Ты обещал, что этой потаскухи не будет в нашем доме. И что я вижу? Ты даёшь ей разрешение жить рядом с твоей дочерью! Как ты мог? Ты же обещал мне, что убьёшь её, как сделал это с другими!

— Успокойся, Гела одна из моих фавориток. Я не обещал, что убью её. Я обещал, что она родит для нас ребёнка. Она это сделала. Ты же хотела большую семью. Пожалуйста. Если бы ты могла родить мне сильных детей, то я бы никогда не прибёг к подобному. Но ты не можешь, поэтому мне пришлось снова воспользоваться другой женщиной. Ты уже давно не можешь подарить мне сильных отпрысков.

— Ты знаешь, что это не моя вина. Чем больше детей, тем слабее последние. Это не я придумала. И мы договорились, что после двенадцатого ребёнка у нас больше не будет детей. Двенадцать хорошее число, но ты притащил ещё одного. Я и так воспитываю восьмерых твоих детей, Русо. И что дальше? Гела снова родит для тебя ещё одного, чтобы завершить чётный цикл?

— Нет. Гела никого больше не родит. Мы остановимся на тринадцатом. Флорина последняя.

— Но…

— Я устал спорить с тобой. Иди к себе и занимайся своими делами, а я буду заниматься своими. Гела остаётся.

— Она спит с твоими детьми! — взвизгивает жена Русо.

— Я знаю. И мне это нравится. Пусть мальчики развлекаются. Гела не против. А я люблю наблюдать.

— Ты просто… мерзкий ублюдок, — с ненавистью выплёвывает женщина.

— И тебе я тоже нравлюсь таким. Ты любишь меня таким.

— Нет, я любила тебя, когда ты не был настолько поглощён властью. Когда мы обратились, ты клялся мне в вечной любви.

— Да, только я не подозревал, что вечность — это так скучно и долго. Я ведь не виню тебя в тех многочисленных любовниках, которые крутятся вокруг тебя постоянно. Поэтому я оставлю Гелу себе и своим сыновьям, а ты пошла вон отсюда.

— Ненавижу тебя! Животное! Отвратительное животное!

— Я тоже тебя люблю, дорогая, — смех Русо крайне неприятный, но меня больше злит то, что Гела рядом с Русо. Снова. Я не слышал о Геле очень долгое время, и Русо о ней не говорил. Но теперь я знаю, что Гела родила ребёнка Русо. Она стала ему ближе, чем я.

Портьера распахивается, и я выхожу. Русо хватает меня за руку и притягивает к себе. Он крепко обнимает меня, тяжело вздохнув. А я радуюсь тому, что он это сделал.

— Что с тобой, папа? — шепчу я. Ему нравится, когда я называю его так.

— Я устал, Томас. Я так устал, мой мальчик. Я должен был убить Гелу после того, как она подарила мне дочь, но… меня так влечёт к ней. Я не могу пока убить её.

— Но ты убьёшь? — с надеждой спрашиваю я.

— Да. Я убью. Никогда не позволяй женщинам считать, что они управляют тобой. Нет женщины, нет проблем. Убивай их без зазрения совести, как делаю это я. Пусть они рожают тебе первенца, а затем избавляйся от них. Только так можно сохранить силу в клане и увеличить её, — Русо похлопывает меня по спине и забирается в кровать.

— Я могу… — показываю на постель, и Русо, улыбаясь, кивает мне. Я заползаю к нему, и он обнимает меня.

— Когда-нибудь ты станешь королём, Томас. Когда-нибудь, когда я умру.

— Ты не умрёшь, — со страхом я цепляюсь за его халат.

— Придёт время, когда мне придётся оставить тебя. И ты возьмёшь на себя всю ответственность. Ты будешь делать так, как я скажу тебе. Ты будешь следовать моим приказам, понял?

— Да, папа.

— Умный мальчик и такой сильный. Не беспокойся о Геле, я позволю ей немного развлечь меня и обучить тебя, как обладать властью над женщинами, а потом мы избавимся от неё, Томас. Она знает слишком много. Твой отец идиот. Он не обратил её, а дал ей измениться, как сделали это мы с ним. Это было огромной ошибкой. Гела никому не подчиняется, даже мне. Но пока она любит меня, я буду использовать её.

— Ты её… любишь?

— Нет. Я просто испытываю плотское влечение, Томас. У нас, у мужчин, слишком сильно развито желание оплодотворять женщин и наслаждаться ими.

— Я никогда…

— Я знаю, мой мальчик. Я знаю. Но я научу тебя. Я покажу тебе, и тогда ты поймёшь, что это намного лучше опиума. Это сделает тебя мужчиной. И ты будешь лучшим моим оружием. Ты уже лучший, но мне мало. Я сделаю из тебя своего лучшего солдата. И ты станешь прекрасным племенным быком для моих дочерей. У тебя будет много жён и детей. Столько, сколько ты захочешь, Томас. Только первенцы имеют смысл. И я научу тебя. Твоё семя даст нам великую армию, мой мальчик. Спи рядом со мной. Спи.

Я улыбаюсь, довольный словами Русо и закрываю глаза.

— Спи, мой мальчик. Спи рядом со своим господином. Спи.

Глава 36

Флорина

Мне казалось, что у меня была идеальная семья. Да, в ней не всегда и всё было хорошо. Да, я была самой младшей, и поэтому мне уделяли не так много времени. Да, случались ссоры, наказания и обиды. Всё, как в любой другой семье. У нас был общий портрет. Наши родители и все их дети. Только дети. Семейный портрет, который был уничтожен не мной, а кем-то другим. Лицо моей матери было всё разорвано, как и лица всех детей, даже моё, но вот лицо отца осталось нетронутым. И прямо сейчас, в эту секунду, когда я открываю глаза, эта картинка разлетается на миллион настолько мелких осколков, что они легко проникают в мою кровь и разрывают мои вены изнутри. Разрывают их снова и снова.

Я хватаюсь за сердце, пытаясь вспомнить, как дышать. Я, вообще, умею дышать? Я обучена была этому? Не помню. Всё, что я испытываю это очередную острую вспышку боли, растекающуюся по моему телу.

Мой взгляд встречается со взглядом Томаса, и я отскакиваю от него, хватая губами кислород, ставший таким кислым и едким.

— Флорина, — Томас с горечью в голосе протягивает мне руку, но я делаю ещё один шаг назад.

— Она… отец… ты… — мямлю я. Господи, что я увидела? Что это было за сумасшествие? Я слышала маму? Но моя ли она мать? Та женщина, которую я любила… казалось, что любила. А сейчас… боже мой.

Я хватаюсь за голову и скулю, опускаясь на ступеньку.

— Не приближайся, — прошу я, замечая, что Томас сделал шаг ко мне.

Он поджимает губы и молчит, даёт мне время, чтобы я примирилась с правдой. Но как с такой правдой можно примириться? Как? Я думала, что знала всё. Буквально всё. Нет. Я ни черта не знала. Я даже не подозревала о подобном. И теперь, вспоминая отношения ко мне всех членов семьи, я понимаю, почему они так вели себя. Почему они презирали меня, словно я ничтожество. Почему они отворачивались и смеялись надо мной, бросали, подставляли меня и считали пустым местом, недостойным, чтобы быть их родственницей. Я просто, действительно, была чужой для них. Но и они…

— Восемь детей… девять со мной, — бормочу я. — То есть моя мама родила отцу всего троих?

— Пятерых. Двоих Русо убил, потому что они были слишком слабыми, по его мнению, и не подходили ему. Поэтому он решил делать то же самое, что и мой отец. Он брал женщин-вампиров, брюхатил их, они рожали здесь, как я понимаю, и твоя мать пряталась с ними тоже здесь. Затем твоя мать привозила новорождённых в клан и показывала их. Точнее, та женщина, которую ты считала матерью. Никто не знал о том, что они делали, — мрачно произносит Томас.

— Боже мой, — шепчу я, закрывая рот ладонью. Какой ужас. Это просто… мерзко и отвратительно. Это… чересчур. Всё это уже чересчур для меня. — Ты знал. Ты участвовал во всём этом. Чёрт, ты спал с ней! Ты спал с грёбаной Гелой и моим отцом!

Томас прикрывает глаза и кивает.

Я топаю ногами, зажимая себе рот, и вою.

— Флорина, я тогда был… другим, понимаешь? Я думал, что Русо заботится обо мне. У меня никого не было. Никого, кроме него. И я делал всё, что он говорил. Всё. Буквально всё, как робот, словно был под кайфом.

— Как ты мог не слышать того, что он тебе говорит? — выкрикиваю я, поднимаясь на ноги. Я едва стою. Мне хочется рухнуть на пол и сдохнуть от боли. — Он же тебя назвал чёртовым племенным быком! Он хотел, чтобы ты оплодотворял его дочерей! Ты ему не был нужен! Он же трогал тебя! Это были несемейные отношения, а чёртова педофилия!

— Сейчас я знаю…

— Он говорил столько всего, что можно было понять — ты ему не нужен, как живое существо. Ты был ему нужен только, как средство достижения его маниакальных целей, чтобы обрести власть! Он, чёрт возьми, был возбуждён, касаясь тебя! Гела тебя мыла и трогала! Она целовала тебя, пока ты был мальчиком! Ты…

— Я знаю! — криком перебивает меня Томас. — Я знаю, чёрт бы тебя побрал! Я знаю! И думаешь, я горжусь тем, каким был? Нет, это стыдно! Это настолько стыдно, что хочется стереть себе память, но я не могу! Я всё помню! Да, я был идиотом, ты хочешь это услышать? Да, я был его марионеткой! Да! Я трахался с Гелой! Я был с ними обоими! Я был любовником твоего отца! Да! Да! Да, мать твою! Да! Но ты думаешь, что я горжусь сейчас этим? Горжусь, что мне нужно тебе это показать? Горжусь той слабостью, которую обожал в прошлом? Горжусь своей глупостью?! Я был ребёнком, мать твою! Ребёнком, который никому не был нужен! Ребёнком, которого все бросили! И когда чёртов Русо и Гела давали мне хотя бы толику тепла и любви, то я хватался за эти эмоции! Я хватался за них, как больной!

Томас рвано дышит и, запуская пальцы в свои волосы, тянет за них, вырывая несколько прядей.

— Чёрт, — с болью в голосе шепчет он. — Чёрт. Я показываю тебе и всё вспоминаю, проживаю вновь, уже зная, что меня ждёт дальше. Считаешь, мне приятно? Нет. Я ненавижу это. Ненавижу. Мог бы что-то изменить, сделал бы это. Изменил, ясно? Но я не могу. Это моё прошлое. Моё. Оно жалкое и ничтожное, но оно моё. Я был рабом Русо. Он сделал меня таким. И если бы мой отец… мой отец хотя бы немного заботился обо мне, как о других детях. Если бы он не причинил мне столько боли, и я бы не прошёл из-за него через ад, то никогда бы не поверил Русо. Никогда бы не заглядывал ему в рот. Никогда бы не позволил ему так с собой поступать. Я…

Его голос обрывается, Томас качает головой, а по моим щекам текут слёзы. Больно за него и за себя. У меня сейчас сильнейший раздрай эмоций. Я не знаю, за какое чувство бы ухватиться, чтобы остановить лавину ужаса и отвращения к тому, что увидела. Боже мой, Томас был в постели вместе с моим отцом и Гелой. Мой отец… господи, какая гадость. Мой отец уверял Томаса, что всё правильно, так и нужно. Он должен сосать. Он должен принимать всё. А Томас… Томас верил. Он смотрел на него восхищённым, щенячьим взглядом и боялся, что если не сделает этого, если не будет терпеть унижения и боль, то отец его бросит, как бросили все. Боже мой… Томас был в течение многих лет сексуальной игрушкой моего отца и Гелы. Он был просто чёртовым рабом для них. И это так страшно. Безумно страшно. А ведь это какие-то отрывки, которые длятся от силы пару часов, а у Томаса в прошлом долгие века подобных пыток. Боже мой…

— Теперь я тебе противен, да? — спрашивая, Томас бросает на меня скорбный и подавленный взгляд, а потом сразу же отводит его. Его плечи опущены, словно чувство вины придавливает его к земле.

— Я… я…

— Конечно, противен. Это очевидно. Я вижу в твоих глазах отвращение. Я чувствую это. Я же… чёрт, я же чувствую всё, что чувствуешь ты. Отвращение, вызывающее тошноту у тебя. Я никогда не отмоюсь. Никогда. Я всегда буду марионеткой. Никакая вода не смоет того, что я делал. Никакие слёзы не сотрут моих воспоминаний. Я ничего больше не могу сделать. Я не могу их изменить. Не могу. Я был глупым и верил в любовь твоего отца ко мне. Я любил его так сильно. Безумно. Это было даже сумасшествием, насколько сильно я любил его, как своего отца. Он был моим Создателем. Я молился на него. Я готов был умереть за него миллион раз. Я готов был на многое и делал многое для него. И да, я всё знал. Я догадался, сложил всё, что услышал, и понял, что ты дочь Гелы и Русо. Я понял, почему мой отец так ненавидел тебя, потому что Гела его предала и выбрала Русо. Я многое понял, но молчал. Это меня не волновало. Меня больше заботило то, что Русо со мной, и только со мной. Я ненавидел Гелу и соревновался с ней за внимание Русо. А она смеялась надо мной. Она издевалась надо мной, хотя говорила правду. Она знала, что Русо был отличным манипулятором, который прекрасно внушил мне, что любит меня больше всех, и то, что он делает со мной, это его забота обо мне. Я был идиотом. Я.

Взгляд Томаса становится таким острым и опасным, отчего я даже вздрагиваю.

— И я сделаю всё. Буквально всё, чтобы оживить Гелу. Я пожертвую всем, Флорина, но я добуду то, что мне нужно. Я узнаю всю правду у Гелы. Я применю все свои навыки, чтобы добиться своего. Если надо будет, то я убью ещё миллион людей, но найду то место, которое мне поможет очистить себя от Русо. Он вернётся и очень скоро. Я чувствую это. Я связан с ним, как и с тобой. Я вижу видения твоего будущего, потому что во мне кровь и Гелы, и Русо. Мы все связаны между собой. И я не успокоюсь. Я не остановлюсь, пока Русо не сдохнет навсегда. Я потрачу всю свою жизнь, но убью его так, как хочу и там, где хочу. Я верну его в ад, из которого он вышел. Я уничтожу его. И мне плевать, будешь ты мне помогать или нет. Мне плевать на твою обиду, если мне придётся тебя запереть, чтобы ты не мешала мне очистить себя и тебя одновременно. Я не остановлюсь. Не остановлюсь. Потому что жить с этой грязью невозможно. Жить, зная, что я и так всё разрушу между нами, невыносимо. И я сделал это. Я разрушил всё. Вот, о чём я говорил!

Томас внезапно вскрикивает, вызывая у меня дрожь в теле. Он безумен в своём желании отомстить отцу, и я его понимаю. Чёрт, мне так больно за Томаса. Я думала, что у меня была паршивая жизнь. Нет. Отец нашёл куда ещё более изощрённый способ испортить всё. Он нашёл Томаса и уничтожил его. Он извратил все его понятия. Вывернул его наизнанку той болью, которую оставил после себя. И я тоже чувствую вину за всё, что сделал мой отец Томасу. Я же дочь Русо, значит, несу на себе бремя его ошибок и зверства.

— Я говорил тебе, что связь между нами это плохая идея. Я говорил, что ты не выдержишь моего прошлого. Вот то, чего я боялся. Вот. Я боялся этого взгляда, который разрывает меня на части. Когда я был с Русо, то принимал насилие и жестокость за любовь. Но теперь я знаю, что любовь другая. Любовь — это не страх потерять, думая, что ты недостаточно хороший для того, чтобы тебя любили. Она просто есть, эта любовь. Она живёт в тебе, нравится тебе это или нет. И полюбить дочь Гелы и Русо стало для меня самым мерзким и красивым одновременно. Полюбить их дочь, зная, какими они были. Зная, на что они были способны. Полюбить ту, которая оказалась абсолютной противоположностью им. Полюбить ту, которая так похожа на меня. Полюбить её и дать ей всё, чтобы она никогда не оказалась на моём месте. Полюбить, чтобы спасти её и подарить ей свободную жизнь без гнёта Русо, и его яда. Полюбить… а потом потерять, потому что моё прошлое никогда не станет приемлемым для неё. Она никогда не примет меня вот таким, но любить дальше, потому что иначе я сойду с ума от боли и отчаяния. Любить ангела, который спасал мою душу изо дня в день. Просто тихо любить, а не доказывать это. Любить, зная, что всё испорчено. Любить и ничего не просить больше взамен. Любить.

И я чувствую, какая агония творится внутри Томаса. Я чувствую, как его боль становится тяжёлой и мощной. Его глаза блестят от этой боли, а всё его тело словно пропитано ей, и он передаёт это воздуху вокруг себя. Боже мой, это ведь настоящий ад жить вот так.

— Томас, — выдыхаю я и хочу сказать ему, что мне жаль. Хочу сказать, что ничего не изменилось. Я хочу коснуться его и прижать к себе, чтобы убедить в том, он не грязный, не сломленный и не раб. Он просто мой… вот такой мой. И мы справимся.

— Нет, — Томас мотает головой. — Нет. Ничего не говори. Ничего. Не трогай меня. Ты хочешь, я знаю. Не надо. Слишком больно. Всё болит. Даже одежда причиняет боль сейчас. Нет. Но… детей рожали разные женщины, которых потом убивали. И мой отец, и твой. Ты дочь Гелы и Русо. Единственная их дочь. Дочь первородных, как и я. Остальные были от женщин обращёнными ими, а ты же дочь первородных. Именно поэтому ты сильнее и опаснее многих. И об этом никто не знает, кроме меня, твоих настоящих родителей и Рома. Он догадался об этом, потому что ты слишком похожа на Гелу. Слишком. Рома знал, и поэтому Русо хотел убить его в церкви, как и всю его семью. Уничтожить улики. Гелу он тоже собирался там убить. Я знаю. Я просто знаю, потому что я связан с Русо. И когда я сказал Рома о том, что чувствую его снова после стольких лет, Рома признался, что тоже чувствует его, как будто он вот-вот придёт за нами. Он уничтожит нас. Он уничтожит тебя, как ту, которая может его убить. И меня, как того, кто предал его. На этом всё. Я больше не могу.

Томас тяжело дышит и сжимает своё горло.

— Не могу. Я понимаю, что между нами всё кончено. Я понимаю это и принимаю. Понимаю. Ты можешь уйти. Оставить меня, я разберусь со всем один. Но когда Русо вернётся, ты будешь нужна мне, Флорина. Я не смогу убить его один. Тебе придётся выбрать между нами. Сделать окончательный выбор.

— И я выберу тебя, — выпаливаю я.

— Нет, — Томас горько усмехается. — Это ты так думаешь. Но когда ты встретишь Русо, он призовёт тебя, как свою дочь. И он сделает всё, чтобы убить нас обоих. Он настроит нас против друг друга и сделает всё, чтобы избавиться от нас. И это будет сложный выбор. Думаешь, что я порой не задумывался, смогу ли я убить Русо? Я думал об этом часто, особенно когда он делал мне больно специально. Он злил меня, но потом подчинял себе довольно легко. И пока у меня есть время, я не сдамся. Нет. И для начала я пойду помоюсь, чтобы не чувствовать его больше на себе. Его вонь. Его прикосновения. Его. Помоюсь.

Томас пролетает мимо меня, оставляя одну и в чёртовом ужасе от всего, что услышала. Я не понимаю, почему Томас считает, что мои чувства к нему настолько мизерные? Ах да, потому что его научили, что любовь — это ничто, любовь — это боль. И пусть он думает, что любит сильнее, но это не так. Я не тринадцатый ребёнок. Я первенец, и у меня паршивые родители. Всё было ложью. Моя жизнь была ложью. А Томас хранил внутри себя весь этот ад, чтобы сейчас позволить ему вернуться с новой силой. Но я ни за что на свете не предам Томаса, даже зная обо всём том, через что он прошёл. И я тоже не отступлю. Я покажу ему, что я не мой отец и не Гела. Я сама по себе. Я докажу.

Решительно поднимаюсь на ноги и иду вслед за Томасом. Я применю силу, но докажу. Ничто не испортит больше мою жизнь, особенно прошлое. Никто не смеет лезть в мой ковин, даже мой отец. И я убью его. Убью. Он никогда не возымеет надо мной силу, потому что я верю Рома. Я верю тому, кто, действительно, любил меня и научил, что сила только там, где твоя энергия. И я отдам всю энергию Томасу и любви к нему.

Глава 37

Заменить человека другим невозможно, хотя и ты, мой друг, и мы часто такое делаем. Мы пытаемся вытеснить из воспоминаний одного человека, который разорвал твоё сердце, и забить это место новыми воспоминаниями. Но это никогда не работало и не сработает, потому что, если на один шрам наложить второй, получится лишь ещё худший шрам, который будет ещё глубже, болезненнее и ещё отчётливее виден. Заменить никого нельзя. Это всегда новые эмоции, новые чувства и всегда новые люди, другие люди. Они могут причинить боль и чему-то научить тебя. А также могут стать твоим ядом, без которого ты не сможешь жить.

Наверное, раньше я бы хотела заменить Стана Томасом. Но это было таким глупым желанием. Томас — это не Стан. Так же я никогда не смогу заменить отца Рома и наоборот, уже пыталась, последствия были ужасными, и ты уже о них знаешь. Поэтому не заменяй, друг мой, просто двигайся дальше. Пусть эти раны останутся в прошлом, они тоже тебе что-то дали. Пусть обида и злость на этих людей живут в тебе, но всегда будет место для чего-то нового. Всегда. Наш разум безграничен, как и наша возможность чувствовать что-то постоянно.

Я нахожу Томаса в той самой спальне, в которую поселила его в первый наш приезд. Звук душа направляет меня в ванную комнату. Я вхожу туда и моментально начинаю обмахиваться, потому что жар и пар от кипятка, которым поливает себя Томас, просто сумасшедшие. Он специально сжигает свою кожу, причиняя себе боль. Он даже не разделся. Просто стоит под обжигающим душем с закрытыми глазами.

Я открываю створку и меняю температуру воды, потому что невыносимо смотреть, как вода сдирает его кожу, а затем она снова заживает. Порочный круг какой-то.

— Не надо. Оставь меня. Мне нужно побыть одному, — безжизненно говорит Томас и тянется к крану, но я бью по его руке. Он распахивает глаза, когда я поворачиваю его и толкаю спиной к стене. Он бьётся о стену и кривится.

— А теперь слушай меня, Томас. Да, мне противно оттого, что я увидела. Противно знать, что мой отец — чёртов насильник, и ты позволил это сделать с собой. Да, я презираю твоё прошлое и всех, кто там был. Да, я злюсь и безумно ненавижу и тебя, и Гелу, и отца и всех, кого там видела. Да, это так. Ненавижу, что ты был таким маленьким и нелюбимым. Ненавижу, что никто не подумал о том, что ты живой, и каждый манипулировал тобой, тянул тебя исключительно в свою сторону, чтобы использовать себе во благо. Ненавижу твои чувства восхищения и искренней любви сына к моему отцу, он этого не заслужил. Ненавижу, что ты так покорно касался Гелы и трахал её. Ненавижу, что ты хранил до того случая в церкви чёртову дешёвую фигурку, которую мой отец даже не вырезал. Это вырезал Рома для Стана и моих братьев. Он занимался вырезкой из дерева. Только он. Ненавижу, что никто не ткнул тебя мордой в то дерьмо, которым тебя окружили. Ненавижу. Просто ненавижу, и мне хочется орать от той боли, которую я сейчас испытываю, — произношу, и мои слова причиняют Томасу боль.

Он отворачивается, но я хватаю его за подбородок и довольно грубо заставляю повернуть голову.

— Смотри на меня. Смотри и слушай, — требую. — Я ещё не закончила. Мне обидно, оттого что ты не рассказал мне о том, что знал. Мне обидно. До желания придушить тебя, вот как обидно. Но я понимаю, почему ты поступил так, а не иначе. Я понимаю, ясно? Я знаю, что такое страх. Знаю, что такое бояться самого себя и своего прошлого. Знаю, что такое чувство вины и стыда. Я знаю. Я тоже не была идеальной. Я была мерзкой и довольно развращённой, благодаря своей семье. Но не буду стыдиться того, что сейчас, в эту минуту, я выбрала тебя. Не буду стыдиться своего решения любить тебя. Я не собираюсь позволить тебе вновь упасть в эту яму с гадюками из твоего прошлого, которые будут кусать и отравлять тебя. Я не буду спокойно наблюдать за тем, как ты уходишь, чтобы побыть одному. Нет. Мы больше не можем бегать друг от друга. Нет. Я не согласна. Я знаю, что ты боишься причинить мне боль. Знаю. Но это всё равно произойдёт, потому что моё прошлое разрушено, и так должно было случиться. Я должна была узнать правду. Я узнала её. Ты не сможешь защитить меня от всего мира и зла в нём. Ты не сможешь взять на себя всю мою злость и боль, как и я не могу помочь тебе справиться с твоей обидой и желанием мести Русо. Но мы можем помочь друг другу сейчас идти дальше. Помочь справиться со всем, потому что важно то, что происходит сейчас, в эту минуту. Важен не вчерашний день, а только сегодня.

— Разве ты сможешь простить меня за то, что я был шлюхой твоих родителей? Разве ты сможешь простить меня за то, что я искренне хотел отомстить тебе за то, что сделали они? Разве ты сможешь меня простить…

— Сейчас ты мстишь мне? — перебиваю его.

— Нет. Сейчас не мщу, но я хотел.

— Да, хотел в прошедшем времени. Знаешь, если бы я была в курсе всего в прошлом, то я бы тоже хотела тебя убить, Томас. Я бы хотела тебя унизить. Но это прошлое, и оно не должно влиять на нас. И ты мне не противен. Я не имею права тебя прощать или осуждать, потому что сама не без греха. Мы не судьи друг друга, Томас. Мы партнёры. Мы муж и жена. Я не собираюсь повторять то, что было у моих родителей. Никогда. Раньше я их идеализировала, а они оказались просто мелочными тварями, которые были зациклены на власти. Зациклены на силе. Зациклены не на том. И я не проиграю, понял меня? Я не проиграю ни Геле, ни Русо, ни кому бы то ни было. Я не проиграю из-за этого грёбаного чувства стыда и вины, которые нам с тобой навязали. Мы были их пешками. Они использовали нас. И мы не виноваты, что нас сделали зависимыми от них. Они знали, как с нами играть. Они знали, а мы были искренними. Нельзя никого винить за то, что мы любили искренне, мечтали о нормальных и любящих родителях. Мы пытались быть идеальными детьми, даже если это означало терпеть насилие и унижения. Но мы были детьми. Детьми, которых просто бросили в пекло. И мы выросли, Томас. Мы стали взрослыми, и никто не имеет права диктовать нам, что делать. Мы первенцы, и я ни за что не позволю тебе забыть о том, насколько ты силён. Я ни за что не позволю тебе обесценить то, что ты знаешь и то, через что ты уже прошёл. Если бы ты не прошёл свою историю, то был бы, как мой отец. Таким же мерзким ублюдком, которого я видела в твоих воспоминаниях. Но спасибо ему, он сделал тебя абсолютно противоположным себе, и я счастлива, что ты такой. Мне жаль, что тебе пришлось пройти через этот ад, Томас. Но я рада тому, что так случилось. Я рада той боли, которую мы оба вытерпели. Иначе бы мы не смогли любить друг друга. А я люблю тебя именно таким, каким ты стал. Я люблю тебя.

Обхватываю лицо Томаса, вглядываясь в его глаза.

— Слышишь? Я всё понимаю и осознаю, но сейчас это ничто не изменит. Прошлое было таким дерьмовым, Томас, и если убивать Русо, то вместе. Если страдать, то вместе. Я хочу такие отношения. Вместе. Не то, что я видела раньше. Не безразличие друг к другу, не измены и не ложь, а вместе. Врать, так всему миру вместе. Ненавидеть, так весь мир вместе. Понимаешь?

Томас прикрывает глаза и слабо кивает мне.

— Мне кажется, я никогда не избавлюсь от этого ощущения грязи внутри меня. И я злюсь, Флорина. Я злюсь на себя, оттого что был таким глупым, наивным и таким простофилей. Я…

— Да, был. Да, но у тебя были ужасные обстоятельства. Это как вода для засыхающей почвы. Я знаю эти ощущения. Я так же цеплялась за Гелу. Она и Русо прекрасно умели забираться в болезненные точки и управлять нами через них. Но прежде чем мы вместе встретимся с ними, все наши болезненные точки должны быть уничтожены. Все. Они слишком хорошо нас знают, понимаешь? И нельзя дать им возможность снова воспользоваться теми же приёмами, как бы страшно и больно нам ни было, как бы ни хотелось остаться одному. Нельзя быть одному, Томас. Нельзя. Теперь вместе, ладно?

— Ладно. Спасибо, что привела меня в чувство. Порой я теряю связь с реальностью. Варюсь в своём прошлом, и меня накрывает ненавистью к себе.

— Я понимаю, — мягко целую его в подбородок и улыбаюсь ему. — Но если мы хотим семью, детей и быть вместе, то даже по раскалённым углям должны идти вместе.

— Пока не очистим землю от Русо и Гелы, как и от остальных врагов, мы никогда не будем свободны.

— Никогда. Они думают, что управляют нами. Но Рома был иного мнения. Он убеждал меня, что какой бы сильной ни была кровная клятва, она легко нарушается, когда сердце больше не принадлежит этому вампиру. Моё сердце больше не принадлежит ни Русо, ни Геле. Оно твоё.

Томас обнимает меня и прижимается лбом к моему лбу.

— Моё принадлежит тебе. Навечно. И я знаю, о чём говорю. Навечно, значит, навечно. Мне всегда будет тебя мало, Флорина. Всегда.

— Значит, мы будем долго счастливы. У нас есть куча времени, чтобы ещё поссориться, а потом помириться. Но сейчас выбрось из головы страх, что я отвернусь. Нет. Я уже отворачивалась от тебя, Томас. Я уже прошла через это и знаю, как это страшно жить, как на пороховой бочке. Но нужно посадить на неё их, а не нас.

— Да. Я понял. Хорошо. Хорошо, — Томас возвращает мне поцелуй в губы и выключает воду.

Он берёт меня за руку и выводит из ванной. Мы вместе идём в нашу спальню. Снимаем друг с друга одежду. Мы вытираем друг друга, а затем забираемся в постель. Вместе. Теперь вместе.

Утром дождь заканчивается, но ненадолго. После завтрака мы с Томасом возвращаемся к склепу.

— Тебе будет больно, — предупреждает Томас, пока мы ломаем всё вокруг и достаём гробы.

— Я знаю. И я готова к этой боли. Готова, — заверяю его. — Просто не могу поверить в то, что она здесь. Это… чертовски ужасно.

— Да, но и умно. Радимил очень хитро поступил. Никто бы не нашёл Гелу, если бы мы не общались. Ведь он уверен, что мы никогда не создадим союз.

Кивнув, я стираю грязь и пот со лба и поднимаю гроб, который передаёт мне Томас. Снова не те. Мы уже вытащили пятнадцать гробов, а погода вновь ухудшается.

— Томас! — кричу я, пока он пьёт кровь наверху. — Томас, я нашла их! Ещё один пролёт!

— Отлично!

Мы достаём гробы семьи Радимила, и Томас их вскрывает. Вонь и затхлость вызывают дурноту, и вот остаётся последний гроб. Гроб сестры Радимила. Сделав глубокий вдох, я киваю Томасу, и он вскрывает его. Крышка падает на землю, и я охаю, хватая его за плечо.

— Гела, — выдыхаю я. Это она. Она! Конечно, выглядит она, как мумия. Но это она. Волос нет, только высохшая кожа, но это точно Гела.

— Нам нужно её воскресить. Я отнесу её гроб в одну из темниц, затем съезжу за системой кровоснабжения и сердцем. А ты постарайся даже не смотреть на неё, хорошо?

— Мерзость. Как была она мерзкой, такой и усохла. Но мы её нашли. Это прекрасно, да? — спрашивая, натягиваю улыбку, а Томас фыркает.

— Флорина, я же чувствую тебя. Всё, что ты хочешь, просто разорвать её.

— Прости.

— Не беспокойся о моих нежных чувствах, я так же её ненавижу. Клянусь. Только что делать с этими гробами?

— Я сожгу их все, вот и всё. Сожгу, это всё равно уже не имеет никакого значения.

— Хорошо.

Томас поднимает гроб и уносит его в замок, пока я собираю все гробы и просто бросаю их обратно. Мне всё равно. Правда, раньше я так трепетно их укладывала, защищала. Но теперь… всё стало таким противным.

Огонь разгорается до очередного ливня. Я смотрю на огонь, когда Томас посылает мне мысль о том, что он уходит. Я отхожу на достаточное расстояние, чтобы просто наблюдать, как моё прошлое сгорает у меня на глазах. И это лучшее, что я могу сейчас сделать.

Не отрицаю, мой друг, что правда, открывшаяся мне сегодня, разрушила что-то во мне, но я и обрела кое-что довольно сильное внутри. Я поняла, что давать время подумать или уйти, чтобы погулять, нельзя. Нужно говорить. Не молчать больше. Не бояться говорить. Разговор или поможет, потому что он был нужен этому человеку. Или сделает только хуже, потому что человек никогда бы не принял от тебя поддержку. Никогда. И сколько бы любви ты ни возложила на алтарь этих отношений, они уже изначально были обречены.

Меня так и подмывает пойти и посмотреть снова на Гелу. В моей голове это пока не укладывается, поэтому я просто хожу по библиотеке, всем нутром словно чувствуя опасность, исходящую от неё. Боже мой, она моя мать. Моя чёртова мать, которая вела абсолютно не примерный образ жизни. А моя мать никогда не любила меня. Теперь больно осознавать, что в семье я была очередной племенной кобылой для них, а не дочерью. Они относились ко мне так же, как к и Томасу. И теперь мне интересно, остальные тоже прошли через ад семьи Монтеану? Или только мне так повезло с Томасом? Остальные дети страдали? Вспоминая сейчас свою жизнь, я осознаю, что очень много приукрасила в ней. Просто всё было ложью. Я заменяла картинки теми, которые мне были приятнее. Я заменяла вампиров на тех, кого хотела бы обелить в своей памяти. Я не хочу, чтобы мой отец был жив. Не хочу. Боюсь, что я буду совсем не милой с ним, зная, что он сделал с Томасом. Кажется, что я могу просто вырвать кишки отца и заставить его жрать их, насиловать его чем-то острым, ради боли на его лице, ради крика агонии и муки. Вот так я ненавижу Русо. Вот настолько я желаю ему смерти.

Томас возвращается под вечер с большим чемоданом крови и человеческим сердцем. Я иду за ним, но Томас останавливается у двери темницы.

— Ты уверена?

— Да. Вместе, помнишь?

Кивнув мне, Томас входит в темницу, я вижу гроб и лежащую в нём Гелу. Я в стороне наблюдаю за тем, как Томас достаёт сердце и вкладывает его ей в грудь, а затем капает кровью по всему её высохшему телу. И словно как по волшебству сердце начинает медленно биться. Всего один удар в пять минут, но оно, чёрт возьми, бьётся. У меня бегут мурашки по коже, и я подхожу ближе, когда кровь начинает впитываться в её тело.

— Господи, — выдыхаю я. — Ты был прав. Её можно оживить.

— Я же тебе говорил. Она такая же, как я. И ты тоже такая же, Флорина. Отруби её голову, она восстановится. Ты вырвала ей сердце и просто ввела её в кому. Но теперь она дышит. Слышишь?

Хриплое дыхание срывается с серо-белых и треснувших губ Гелы.

— Да.

Томас достаёт Гелу из гроба и кладёт её на пол. Он подключает её к системе кровоснабжения, а затем заковывает в кандалы.

— Она будет слаба. Чтобы полностью вернуть свою силу, ей понадобится около десяти литров крови. Но я дам ей три, чтобы она могла очнуться. Она не сможет разорвать цепи. Сил не хватит.

— И что теперь?

— Только ждать. Мы почувствуем, когда она очнётся. Я точно это почувствую, — мрачно произносит Томас. Его взгляд ледяной и наполнен скрытой яростью. Да, мне нравится это. Нравится, что он на моей стороне, и Гела больше никогда не притронется к Томасу. Нравится, что он ненавидит её. Нравится. Очень нравится.

Итак, мы должны ждать. А ждать я никогда не любила. Придётся. Других вариантов нет.

Томас выносит гроб и бросает его в сторону, затем он запирает темницу, берёт меня за руку и целует мои пальцы. Он не оборачивается и ведёт меня наверх. Скрываю свою улыбку, чтобы он не понял, в каком я восторге от его настроения.

Глава 38

Быть связанной эмоционально с вампиром не всегда приятно. Ты чувствуешь всё, что чувствует вампир, когда он не контролирует себя или когда расслаблен. Тогда ты легко можешь проникнуть в его сознание и посмотреть, что там творится. Зачастую это не самые красивые вещи, особенно если именно это резкое и кислое чувство заставляет тебя открыть глаза и сдержать стон от тянущей боли в груди. Да, именно это я сейчас и ощущаю на себе. Я помню, что мы с Томасом легли в кровати, чтобы немного отдохнуть и я заснула. Только вот теперь Томаса нет рядом, но я чувствую, как он мечется внизу. Он ходит туда-сюда по библиотеке и кусает губы. А в его душе… боже, я не предполагала, что ему будет настолько сложно встретиться с Гелой. И нет, это не любовные страдания, это лютая ненависть и страх не довести дело до конца, а просто прикончить её на месте. Я слышу, как он убеждает себя сконцентрироваться на цели, как он умоляет своё существо не рычать и не требовать возмездия. А его вампир очень кровожаден к тем, кто причиняет Томасу боль, последнего было достаточно, чтобы существо сходило с ума от невозможности отомстить.

Резко всё прекращается, когда я сажусь по постели, потирая свою грудь в области сердца. Именно там всё тянет. Томас закрылся, почувствовав моё пробуждение.

Я натягиваю спортивные штаны и спускаюсь в библиотеку, где Томас, делает вид, что очень увлечён рисунками Гелы.

— Ты же понимаешь, что тебе теперь не скрыть от меня ничего, да? — Хмыкнув, я обнимаю его шею и целую в висок.

— Прости. Я пытался взять себя в руки.

— Я знаю. Но прекрати бояться того, что я всё почувствую, Томас. Я хочу чувствовать тебя. Всего, понимаешь? Хочу. Это моё желание. Я хочу всегда знать, какое у тебя настроение, о чём ты переживаешь и что именно творится в твоей голове. Если я не буду знать, то мы снова начнём злиться друг на друга. Плюс союза в том, чтобы заранее уничтожать препятствия в будущем. А теперь, говори, почему у тебя такое… неприятное чувство внутри. Это только из-за Гелы? — Я сажусь рядом с ним, Томас поджимает губы и откладывает рисунки.

— Я больше ничего не вижу, — шёпотом признаётся он.

— В каком смысле?

— Нет видений. Больше нет. Никаких. Они исчезли с ночи нашей свадьбы и до сих пор не появились. Это меня сильно пугает. Я привык к тому, что я всегда в курсе будущего. Теперь нет. Я опасаюсь, что сделал ошибку, когда признался тебе в своей боли и подтолкнул тебя к решению быть со мной.

— Без этой правды я бы никогда не начала думать не только о себе, Томас. Я была, действительно, зациклена исключительно на своей боли, на своих чувствах, на своих страданиях. Я же не знала, через какой ад проходишь ты. И я благодарна тебе за то, что ты потерял контроль над собой. Это было правильно. А насчёт видений, — я задумываюсь и пожимаю плечами, — я живу без них. Вероятно, у видений тоже есть свой срок годности. Или же ты больше не должен ничего видеть, потому что дальше всё зависит только от нас с тобой, от нашего доверия друг другу и от силы нашей любви.

Томас бросает на меня мрачный взгляд и притягивает к себе. Я пересаживаюсь к нему на колени, прижимаясь к его груди. Он кладёт голову мне на макушку, машинально поглаживая мои руки и играя пальцами с тканью футболки.

— Я чувствую его, — едва слышно говорит Томас. — Русо. Каждую минуту я чувствую его сильнее, чем раньше. Я словно слышу, как бьётся его сердце. Я словно знаю, что он идёт за мной. Я словно вижу его за своей спиной. Я словно ощущаю его гнев и обиду за то, что я предал его, как своё божество. Это такое болезненное и мерзкое чувство. Как будто он тянет за ниточки и причиняет мне пока слабую боль на расстоянии. Так было и раньше. Когда Русо хотел призвать меня, то взывал ко мне, и я приходил тут же.

— У вас тоже осуществлена кровная связь? — Хмурюсь я.

— Да. Он привязал меня к себе навечно. Порой он шутил, говорил, что я был бы хорошей жёнушкой ему. Ничего не требую, прекрасно лажу с детьми, и он может мне доверять.

— Мерзость, — кривлюсь я.

— Согласен. Но тогда я принимал это за самую высшую похвалу. Теперь, увидев всё трезво и оценив все его действия, я понимаю, что он боялся. Он боялся потерять меня, потерять силу, которой я обладаю и которую сам не принимаю. Он часто говорил мне, что он сильнее меня, и он заботится обо мне, поэтому ему нужно больше власти, чтобы я был в безопасности. Он приучил меня отдавать ему свою кровь, когда он в плохом настроении. Моя кровь передавала ему мои силы, и я терял их на какое-то время. Поэтому Радимил и Соломон тоже зависимы от моей крови. Они знали об этом свойстве. Я давал тебе свою кровь, чтобы вернуть твоё существо, но наша связь была слабой. А со Станом ты была связана эмоционально долгое время. Один из способов сработал. Рома рассказывал мне о том, что когда ты теряешь кровную связь с тем, кого привязал к себе, или возлюбленную, то сильно ослабеваешь. Рома был слаб всё это время. Он, действительно, потерял возлюбленную и медленно умирал внутри, растрачивая последние силы на вас со Станом.

— Я не ослабла, когда мою семью убили. Хотя мы были связаны кровной клятвой, — замечаю я.

— Да, и это странно. Рома был уверен, что разрушение кровной связи, это как разрушение цепочки ДНК. Чем больше звеньев отсутствует, тем слабее вампир. Радимил тоже это чувствовал, поэтому ему нужна моя кровь, чтобы восполнять пробелы. Но мою семью тоже убили, Русо пропал на два столетия, как и Гела. Я не чувствовал, что слабею. Я ощутил только, что мой разум стал чистым, а не в наркотическом дурмане.

— Так, может быть, связь с другими вампирами это как наркотик? Когда мы его лишаемся, то испытываем слабость, ломку и жажду найти опять источник дурмана?

— У меня такого не было. Наоборот, я испытывал отвращение к этим связям. И я не собирался ни с кем больше создавать кровную связь. Я не пил кровь Радимила, он только питался моей. Я не пил кровь Наимы или Соломона. Я пил только твою кровь. Но я всегда чувствовал Русо. Всегда.

— Он ведь может быть и не жив. Его могли убить, Томас. А связь ты чувствуешь, потому что во мне кровь Русо. Я же его дочь.

Я поднимаю голову, глядя в хмурые глаза Томаса. Он отрицательно мотает головой.

— Нет. Это не то. Я пытаюсь разобраться в этом.

— До того, как встретишься с Гелой?

— Да. Она же тоже обладала надо мной властью, но зачастую я её презирал. Она была моей соперницей постоянно. Я ненавидел её, но когда с нами был Русо, то я не мог сопротивляться тому, что он хочет.

— Верно, потому что он этого хотел, а не Гела. Геле был нужен Русо и власть, которую она получит рядом с ним. Гела же…

Я осекаюсь, когда моё горло внезапно стискивает невидимой рукой. Я хватаюсь за горло, пытаясь снять давление.

— Что? Что такое? — Хмурится Томас.

Я прикрываю глаза, моя кровь пульсирует внутри. Меня внезапно переносит в темницу, где находится Гела, и я вижу, как она распахивает глаза.

— Гела очнулась, — выдыхаю я, откашливаясь. Я передаю мысленно всё Томасу, и он удивлённо приподнимает брови.

— Ты почувствовала её, потому что она твоя мать. Ты понимаешь, что это означает?

— Да. Пришло время для допроса, — шепчу я.

— Давай договоримся. Я буду вести допрос, а ты пока стой в тени, хорошо? Просто слушай нас. Когда я скажу, то ты выйдешь из темноты. Она не почувствует тебя, потому что твой аромат поменялся. Она не узнает его.

— Уверен?

— Абсолютно.

Кивнув, я встаю с колен Томаса, и он поднимается на ноги. Он берёт меня за руку, и мы идём на встречу с той, кто разрушил нас, кто играл с нами и кто манипулировал нами, а также к той, кто может дать нам подсказки.

Томас отпирает замок и входит первым. Я проскальзываю следом и остаюсь в тёмном углу. Томас включает масляную лампу, когда раздаётся хриплое и тяжело дыхание, смешанной со стоном.

— Я всегда знала… знала, что тебе нравятся наши игры, — растягивая и шипя буквы, голос Гелы добирается до меня, словно щупальца и стискивает моё горло болью. Она как будто восстала из моих кошмаров. Да, её тело не восстановилось. Она выглядит на тысячу лет с торчащими седыми волосами из сморщенной кожи со старческими тёмными пятнами повсюду. Но её глаза… господи, эти глаза живые и яркие, адские, я бы сказала, и они устремлены на Томаса.

— Мой малыш, я рада тебя видеть, — низкий смех Гелы звучит так издевательски. Она снова пытается обрести власть над Томасом, снова его поработить. Но перед ней уже не тот уязвимый мальчик, который верил каждому слову и каждой имитации чувств, перед ней мой муж, сильный, крепкий и взрослый мужчина, готовый бороться.

— Не могу сказать того же, Гела. Я воскресил тебя, — сухо отвечает Томас, складывая руки на груди.

— Я поняла, как и то, что ты заковал меня в кандалы. Я голодна, малыш, ты…

— Тебе достаточно, — хмыкает Томас и отключает систему, вызывая возмущённое шипение у Гелы. Боже, меня морозит от одного вида на неё.

Томас подхватывает последний пакет с кровью и побрасывает его, а затем качает перед головой Гелы.

— Хочешь? Я дам тебе кровь, но прежде, мне нужно с тобой поговорить.

— Ох… ты до сих пор подчиняешься Русо, да? — Кривится Гела. — Он здесь. Сам не захотел поприветствовать меня и выполнить грязную работу, раз прислал тебя. Он всегда отсылал тебя подчищать за ним. Но раз он жив, то предполагаю, что он всё же убил всех, хотя… я помню другое. Флорина… ох, эта сучка, наглая, высокомерная сучка убила твоего отца и воинов, а затем вырвала моё сердце. Надеюсь, она сдохла. Русо же убил её?

Я прикрываю глаза от боли, вызывающей ярость и злость. Мне так хочется сказать ей всё, что я думаю о ней. Моя мать… боже мой. Но я подавляю все свои чувства, ведь Гела уверена, что Русо жив.

«Настаивай на том, что Русо жив. Она думает так. Манипулируй этим и тем, что Русо хочет сделать меня королевой, своей королевой. Играй на ревности и властолюбии», — быстро посылаю мысль Томасу. Он слабо кивает, прочищая горло.

— Нет, — улыбается Томас. — Флорина жива, и она по его приказу убила всех, в том числе и тебя. Я выкрал твоё тело.

— Сукин сын… — рычит Гела. — Грязный ублюдок. Я знала, что он не сдержит слово. Знала. Я же вывела его из церкви, и он сказал, что мы уйдём вместе. Но он бросил меня и спас свою суку-дочь.

— Да. Он спас её, как и Радимила, как и Рома, как и Стана, а ещё многих других. Радимил работал на него и у него был приказ оставить всех вас там, а затем увести тех, кто был нужен Русо. Флорина была одной из них.

Гела осознаёт, что её все предали. Видимо, она не думала, что Радимил полностью на стороне отца.

— Должен признать, что трахать твою дочь одно удовольствие, Гела, — Томас улыбается шире, и глаза Гелы вспыхивают от ревности и унижения. Прямо в яблочко.

— Ты же знаешь, что Русо мне всё рассказывает. И, конечно, я был в курсе того, что Флорина ваша с ним дочь. Она сильнее тебя. Она красивее тебя. И она умнее тебя. К слову, поэтому я и оживил тебя. Я могу дать тебе власть, чтобы ты вернулась и отомстила Русо, ведь он собирается короновать Флорину. Он тоже трахает её и, кажется, она вот-вот понесёт от него.

Гела дёргается в кандалах, но слишком слаба, чтобы вырваться. Мне нравится видеть её жалкие попытки освободиться и то, как ярость уродует её и так мерзкое старческое лицо.

— Что ты хочешь?

— Русо кинул меня, Гела. Он кинул меня. Он не отдал мне клан. Он так и держит меня рядом с собой, как своего питомца. И он хочет, чтобы Флорина родила и от меня, и от него. Новый мир, который он собирается создать, не включает ни тебя, ни меня. И нам с тобой это не нравится, правда?

— Я должна быть на её месте… я. Он клялся мне в любви. Он обещал…

— Боже, Гела, ты же знаешь Русо. Он думает только о власти. Всегда думал о власти. А ты мертва. И он праздновал это. Праздновал, словно Флорина оказала ему высшую честь, убив тебя.

— Зато я…я…убила его семью. Всех его детей и его суку жену. Я даже уничтожила их семейный портрет. Больше никого нет… я ты должен убить Флорину.

— Это не выход. Флорина в меня влюблена. Русо обучил меня прекрасно. И я использую все свои навыки, чтобы держать её ближе к себе. Надо устранить Русо. Я должен убить Русо, чтобы ты могла вернуться. Ты займёшь место Флорины, а она пойдёт следом за Русо. Монтеану должны умереть. Все. До единого. Я уже убил Рома.

— Ты убил Рома? — С сомнением спрашивает Гела. — Ты же обожал его.

— Лично я не убивал. Его убила Флорина на глазах у его сына, который сейчас находится в темнице. Ты же помнишь, как Флорина любила Стана? Так вот я разрушил всё, я изнутри их настроил друг против друга. Рома мёртв, я лично сжёг его тело и избавился от него.