Дом на Херрен-стрит

Глава тринадцатая. ПОЛКОВНИК ДОНОВАН ОРГАНИЗУЕТ СТРАТЕГИЧЕСКУЮ РАЗВЕДКУ

Шел 1942 год. Январский день близился к концу, когда президент Рузвельт вызвал к себе в Белый дом полковника Уильяма Донована и в беседе с ним довольно резко и откровенно заявил: «У нас нет никакой разведывательной службы».

Состояние, в котором находилась разведка, и прежде всего военная стратегическая разведка США, так ярко обрисвванное президентом, было тщательно проанализировано через несколько лет после окончания второй мировой войны генералом Дуайтом Эйзенхауэром, который писал по этому поводу следующее:

«Истек целый год войны в Европе, прежде чем в США начали серьезно задумываться над плачевным состоянием обороны собственной страны… Основная причина этого была чисто психологического порядка, поскольку американцы все еще пребывали в состоянии самоуспокоения.

Даже поражение Франции в мае 1940 года не разбудило нас, не помогло полностью осознать всю глубину нависающей опасности. Отношение к разведывательной службе в военном министерстве было на редкость наплевательским, и соответственно всем видам разведки уделялось недостаточное внимание, что препятствовало конструктивному развитию и планированию этой весьма важной области военного дела. Достаточно указать на тот факт, что в период между двумя мировыми войнами не отпускалось никаких средств на создание широко разветвленной агентурной сети – базы, необходимой для деятельности любой разведывательной службы.

Наши слабые потуги в этом направлении ограничивались официальной поддержкой традиционной системы военных атташе, которых мы имели в большинстве столичных городов иностранных государств и которые назначались преимущественно из среды состоятельных офицеров, имевших высокие личные доходы, ибо содержать их за границей и финансировать их непомерно высокие расходы при отсутствии государственных бюджетных ассигнований было невозможно. Как правило, ими являлись почтенные, принятые в высшем свете джентльмены, из которых лишь немногие имели представление об агентурной разведке. Результаты деятельности этих джентльменов почти везде были плачевными, а основным критерием для назначения их на должность руководителя разведывательного отдела военного министерства США являлись не способности кандидатов, а продолжительность их службы на должностях военных атташе США в различных странах мира.

Управление военной разведки находилось в нашем генеральном штабе на положении пасынка. Это подтверждается, например, тем, что, как следствие штатных ограничений, установленных законами мирного времени, число генеральских должностей в военном министерстве было сокращено до такой степени, что во главе ряда важнейших управлений генерального штаба, в том числе и во главе управления военной разведки, стояли офицеры в звании не выше полковника. По существу, это не имело принципиального значения, ибо, конечно, всегда предпочтение отдается высококвалифицированному полковнику нежели посредственному генералу. Однако на практике армейское руководство в целом не уделяло должного внимания развитию разведывательных служб, в том числе и агентурной разведки США.. Это отношение к разведке находило свое отражение и в программах наших военных школ, где будущим офицерам рассказывали о задачах разведки и прививали навыки организации войсковой оперативной разведки, но совершенно игнорировали освещение тех или иных вопросов разведывательной службы в более широком, стратегическом плане.

Немногие военные специалисты нашего генерального штаба были способны в те годы обрабатывать и анализировать информацию, поступавшую в военное министерство, и это относится прежде всего к информации о состоянии промышленности и промышленных потенциалах разведуемых стран – информации, добывание которой стала к тому времени главной целью стратегической разведки.

В течение первой военной зимы все эти недостатки разведки превратились в серьезные помехи. В эти дни управление военной разведки было не в силах разработать четкий план работы собственной организации, определить характер информации, которая требовалась для вскрытия замыслов, целей и возможностей наших врагов. Начальник этого управления вряд ли мог что-либо добавить к тому, что он ежедневно проделывал, а именно: заходил в отдел планирования и оперативный отдел штаба и робко спрашивал, можем ли мы загрузить его какой-нибудь работой».

Эта до горечи откровенная критика разведывательной службы США Эйзенхауэром стала известна три года спустя после окончания войны. Свою злую критику Эйзенхауэр целиком направил против управления военной разведки. И это справедливо, ибо даже в начале описываемого им периода общая картина состояния разведывательного аппарата США не была такой плачевной, какой он ее изобразил, имея в виду стратегическую военную разведку. Вероятно, и Рузвельт не был достаточно хорошо информирован о деятельности разведывательного аппарата некоторых других правительственных учреждений и организаций и потому был совершенно не прав, когда заявил полковнику Доновану, что в США не было никакой разведывательной службы. Достаточно указать, что в тот период работала на «полную мощность» и лучше, чем когда-либо ранее, служба радиоперехвата в армии и военно-морских силах США; служба, способная «читать» самые совершенно секретные телеграммы противника в любое время, когда только заблагорассудится. Именно в этот период служба радиоперехвата в военно-морских силах США начала собирать данные, которые помогли адмиралу Нимицу отплатить врагу за его нападение на Пирл-Харбор.

Пожалуй, здесь будет уместным рассказать об этом подробнее, чтобы у читателей сложилось правильное представление о роли и месте указанной отрасли стратегической разведки США, ее положительных и отрицательных сторонах в этот период.

Сразу же после нападения японцев на Пирл-Харбор перед адмиралом Нимицем встала задача вскрыть дальнейшие замыслы противника, определить направление его следующего удара против позиций США на Тихом океане. Интуиция подсказывала адмиралу Нимицу, что следующий удар японцы могут нанести по американской базе Мидуэй, находящейся на одиноком атолле того же названия, который расположен в 1900 километрах к северо-западу от Оаху. Это интуитивное предположение адмирала Нимица строилось на данных разведки. Незадолго до этого в Токио Ямамото действительно принял решение нанести удар по атоллу Мидуэй. Ямамото планировал захватить Мидуэй и уничтожить все, что осталось на плаву от американского Тихоокеанского флота. Офицеры разведки штаба Нимица были слабо подготовленными и неопытными разведчиками и поэтому допустили ряд больших неточностей в определении боевого состава японских военно-морских сил. Так, при наличии у Ямамото одиннадцати линейных кораблей разведка Нимица докладывала о наличии только двух – четырех линкоров. По данным той же разведки, у японцев не имелось легких крейсеров, а в действительности их было у них шесть. По американским подсчетам, у Ямамото должно было быть 16-24 эсминца, а в действительности их было 49; в составе японского флота было 16 подводных лодок, а американцы насчитывали 8-12. Американцы имели очень близкие к действительности данные только о количестве авианосцев и тяжелых крейсеров.

Эта недооценка сил японского флота имела для американцев скорее положительное, чем отрицательное, значение. Такой странный, на первый взгляд, вывод объясняется довольно просто. Если бы адмирал Нимиц знал, какими мощными силами в действительности располагал Ямамото, он бы дважды подумал, прежде чем отдать приказ о проведении в жизнь своего смелого, блестящего плана нанести по японскому флоту лобовой удар. Единственным мощным и грозным оружием адмирала Нимица была его служба радиоперехвата.

В начале военных действий против американцев каждому японскому флоту было выделено по нескольку шифров и кодов, которые должны были заменяться через определенные, точно установленные графиком периоды времени. Американские дешифровалыцики службы радиоперехвата с большим упорством систематически обрабатывали перехватываемые японские радиограммы. В итоге этой работы было накоплено много материалов, позволивших найти ключ к ряду японских кодов и шифров. Это привело к раскрытию замыслов японского военно-морского командования.

Общий анализ перехваченных радиопередач говорил о том, что Ямамото готовился к проведению еще одной крупной морской операции. Конечная цель этой операции в японских радиотелеграммах обозначалась условным сокращением «AF». Что же скрывалось под этим кодовым сокращением? Оно могло обозначать и атолл Мидуэй, и Гавайские острова, и Алеуты, и Новую Каледонию, и Сидней в Австралии – словом, любой стратегический пункт.

Шла весна 1942 года. Перед военно-морским командованием США стояла неотложная задача: во что бы то ни стало вскрыть истинное значение японского сокращения «AF», то есть, иными словами, вскрыть до конца замысел противника. Вот тут-то у адмирала Нимица и родилась блестящая идея. Он приказал коменданту гарнизона на атолле Мидуэй капитану 3 ранга Саймерду передать в Пирл-Харбор по радио открытым текстом, что система водоснабжения на атолле вышла из строя. Радиотелеграмма Саймерда была умышленно передана в незашифрованном виде, чтобы японцы, которые, конечно, как и мы, занимались радиоперехватом, смогли прочесть ее и сделать соответствующие выводы. В течение двух последующих дней американские подразделения радиоперехвата на Гавайях с огромным нетерпением ждали того момента, когда японцы попадутся в расставленные адмиралом Нимицем сети. И вот на третий день была перехвачена телеграмма, в которой говорилось о том, что в пункте «АР» имеются трудности в снабжении пресной водой. Итак, в результате блестяще проведенной операции Нимиц получил совершенно точные данные о том, что конечной целью подготавливаемого японцами нового удара является атолл Мидуэй, условно обозначенный японцами «AF». Служба радиоперехвата превратилась в мощное оружие, с помощью которого любое распоряжение и любая информация японцев, переданные по радио, в любой момент могли быть перехвачены и дешифрованы с предельной точностью.

Описание морского сражения, происшедшего 4 июня 1942 года, не входит в задачу настоящей книги, однако следует отметить, что адмирал Нимиц уже знал, что оно выиграно, когда рано утром 5 июля командир подразделения радиоперехвата капитан 3 ранга Рошфорт вручил ему перехваченную радиотелеграмму с флагманского корабля Ямамото, в которой содержалось следующее распоряжение командующего японским флотом: «Оккупация Мидуэя отменяется».

Ямамото был побежден американской службой радиоперехвата, а позднее он был физически уничтожен ею. Это произошло в конце весны 1943 года, почти ровно год спустя после морского сражения за Мидуэй, когда Ямамото вылетел в инспекционную поездку на Соломоновы острова. Американская служба радиоперехвата расшифровала телеграмму с точными данными о времени и маршруте полета самолета Ямамото. Органы военно-морской стратегической разведки устроили для Ямамото засаду. В инспекционную поездку он вылетел точно по графику. Самолет его был встречен в воздухе и сбит. Ямамото погиб.

На протяжении всей войны на Тихом океане американская служба радиоперехвата играла очень важную, можно сказать решающую, роль. Но однажды эта хорошо организованная служба оказалась поставленной под удар. Это случилось, когда газета «Чикаго трибюн» хвастливо разболтала, какую большую роль в деле победы в морском сражении у атолла Мидуэй сыграла служба радиоперехвата. Эта же служба стратегической разведки США была скомпрометирована еще раз, когда группа не в меру усердных агентов управления стратегических служб проникла в служебные помещения японского военного атташе в Лиссабоне, взломала сейф атташе и похитила кодовые таблицы и шифры. В обоих случаях японцам пришлось заменить коды и шифры. Третье поражение американская дешифровальная служба потерпела, когда несколько японских телеграмм, расшифрованных дешифровальной службой США, были похищены из управления военно-морской разведки в Вашингтоне. Публикация некоторых из этих телеграмм в журнале «Кольерс» фактически позволила противнику установить тот факт, что его новые коды и шифры не так надежны, как это представлялось.

После каждого нового разглашения секретных данных, касающихся работы службы радиоперехвата, последняя должна была начинать свою работу с самого начала и заново строить планы проникновения в шифровальные системы противника. Люди службы радиоперехвата были яркими звездами американской стратегической разведки в самом начале войны, но не единственными полезными людьми в нашей разведке.

В США в то время все же существовала организованная служба стратегической разведки. Руководило ею агентство «Координатор информации». Оно было создано до нападения японцев да Пирл-Харбор по инициативе Донована, который и возглавил его. Это было агентство со строго гражданским статусом, состоящее преимущественно, по выражению Джона Чемберлена, из «сотни профессоров» – группы специалистов средних лет по антропологии, экономике и другим областям знаний, сотрудничавших с молодыми инструкторами, которые носили титулы «докторов философии» и имели богатый практический опыт в протирании брюк в креслах различных библиотек.

Эти «профессора» всячески высмеивались кадровыми специалистами разведки, но на самом деле они не заслуживали этого. «Сотня профессоров» и их молодые ассистенты умело анализировали накопленные факты и знали, как выудить важные разведывательные сведения из книг, газет и журналов. Весьма успешную работу в этом направлении вело головное нью-йоркское бюро агентства, возглавляемое Уильямом Вандербильдом, бывшим губернатором штата Род-Айленд. Это бюро, предоставленное самому себе, так сказать, на условиях «самоокупаемости», занялось сбором самой различной информации из источников, которыми пренебрегали профессиональные разведчики. Оно получало информацию от частных лиц, которые обладали специальными научными знаниями, знали о важных военных объектах, установках и стратегических центрах стран – потенциальных противников. Это бюро собирало «фотографии тетки Минни» – фотографии, сделанные туристами в поездках по странам вероятных противников в мирное время, и опрашивало туристов, прибывавших из-за границы.

Позднее, во время налетов американской авиации на Германию, один из крупных заводов рейха был бомбардирован американским летчиком по фотографии, переданной ему перед выполнением задания и доставленной из архивов агентства Координатор информации по совету одного из разведчиков, знавшего о существовании такой фотографии. Этот разведчик вспомнил, что еще задолго до войны собирал для «Координатора информации» фотографии предприятий и заводов, помещавшиеся на фирменных бланках. Фотография упомянутого выше немецкого завода была сделана, что называется, с птичьего полета.

Большую помощь агентство «Координатор информации» оказало и при захвате американцами города Бон (Северная Африка). При этом была использована информация, добытая сотрудницей агентства, которая знала много иностранных языков и регулярно присутствовала на допросах французских инженеров-беженцев из Бона.

И все-таки даже при наличии всех перечисленных выше заслуг общая оценка деятельности американской стратегической разведки, данная Рузвельтом в первой половине 1942 года, была совершенно справедливой: Соединенные Штаты не имели такого разведывательного аппарата, какой требуется великой державе в наши дни для ведения «большой войны».

Наиболее активную роль в военной и военно-морской стратегической разведках США, как уже упоминалось в высказываниях Эйзенхауэра, должны были играть военные и военно-морские атташе. Однако, находясь на положении привилегированной группы, они со временем превратились в касту, которая большую часть своего времени тратила на светские развлечения. Они были склонны скорее приспосабливать свое собственное мышление и образ жизни к господствующим тенденциям в странах, где они проходили службу, чем оставаться истинными патриотами и постоянно быть начеку. Президента Рузвельта огорчала не столько неосведомленность военных атташе, сколько их очевидная предубежденность и необъективность в оценке положения в странах, где они были аккредитованы. В американских анналах истории минувшей войны нет никаких ссылок на то, как военно-морской атташе в Токио капитан 1 ранга Генри Смит-Хаттон информировал военно-морское министерство США о нападении японцев в декабре 1941 года, хотя известно, что он по собственной инициативе сжег свои шифры и секретные бумаги 5 декабря. Смит-Хаттон был ловко дезориентирован японцами, которые умело преподнесли ему отдельные факты, раскрыть внутреннее содержание которых он не смог. За несколько дней до нападения на Пирл-Харбор на улицах Токио и Иокогамы появились большие группы японских военных моряков. Они, очевидно, служили на военных кораблях, которые предположительно должны были находиться в Йокосуке. В действительности же это были солдаты сухопутных войск, переодетые в морскую форму и посланные в города для введения в заблуждение иностранных разведок.

Полковник Ейтс был американским военным атташе в Москве во время нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Вскоре после начала войны он вылетел в Вашингтон для доклада генералу Маршаллу. В этом докладе он дал совершенно неправильную, искаженную и тенденциозную картину положения в Советском Союзе и на советско-германском фронте. В связи с этим генерал Эйзенхауэр вспоминает один забавный инцидент:

«Пример пылкого рвения, с которым мы набрасывались на каждую жалкую кроху информации, казавшуюся нам достоверной, был еще раз продемонстрирован после прибытия в Вашингтон полковника Джона Ретея, который в начале войны был нашим военным атташе в Румынии. Полковник, энергичный офицер, один из лучших наших атташе того времени, был интернирован румынами и позднее перевезен через нейтральный порт в США.

Ретея сразу же пригласили в оперативное управление военного министерства. В своем докладе полковник Ретей заявил, что германская военная машина, с его точки зрения, еще не полностью развернута и что ее мощь настолько велика, что Россия и Великобритания, по всей вероятности, будут раздавлены этой мощью, прежде чем США смогут вмешаться и выручить их. По его подсчетам, немцы имели в то время в резерве 40 тысяч боевых самолетов с обученными летчиками.

Информация Ретея о наличии у немцев в резерве 40 тысяч самолетов вызвала в оперативном управлении явное недоверие. Мы знали, что продвижение немецких войск было только что приостановлено у стен Москвы, и были убеждены в том, что, если бы немцы в действительности обладали такой огромной мощью, о какой говорил Ретей, они не стали бы сохранять свои резервы в тот момент, когда их нужно было использовать для захвата Москвы».

Положение, создавшееся в управлении военно-морской разведки, довольно образно обрисовал в письме одному из своих друзей полковник Джон Томасон. Полковник Томасон писал следующее:

«Наше министерство чем-то очень напоминает внешние завихрения циклонической бури. Все кружится и пляшет. Адмирал Эрнест Кинг назначен начальником адмирала Гарольда Старка. Он взял на себя большую часть функций последнего. К нашей галактике добавилась еще одна планета первой величины. Обе светят, сбивая с толку штурмана.

Адмирал Теодор Уилкинсон возглавляет управление военно-морской разведки. Это третий начальник управления за последние полтора года. Капитан 1 ранга Хирд руководит иностранным отделом, а капитан 1 ранга Уоллер – внутренним. Твой старый дальневосточный отдел находится в надежных руках капитана Артура Макколама. Наши штаты непомерно раздуты. Министерство – самое настоящее пристанище для невежд со связями. По сути дела, управление военно-морской разведки не такое уж плохое, когда речь идет о сборе информации. Но что толку в информации, если она не используется?»

Авторитет управления военно-морской разведки подрывался тем, что оно занимало обособленную и довольно странную позицию и руководствовалось в своей работе явно предвзятыми, надуманными и необъективными положениями и принципами. Офицерский состав управления по традиции был настроен антикоммунистически, и потому оценка, которую давало это управление возможностям Советской Армии, была необъективной: за действительное выдавалось желаемое. Исключение составлял, пожалуй, только офицер, ведавший советским отделом. Этому человеку полагалось, так сказать, по штату знать истинное положение вещей в Советском Союзе, и он действительно знал его лучше других. Это был отпрыск большой семьи военно-морских офицеров, майор корпуса морской пехоты США Эндрю Уайли. Весь советский отдел управления состоял из двух человек: Уайли и его помощника. Отдел занимал одну комнатку, в военно-морском министерстве в Вашингтоне. Майор Уайли превратил эту комнатку в русский оазис. Будучи таким же противником коммунизма, как и другие, майор Уайли имел, однако, какую-то слабость к русскому народу в целом.

Вдохновленный замечательными достижениями советского народа в войне против гитлеровских полчищ, он украсил стены своего кабинета советскими плакатами военного времени и лозунгами, которые передавал ему советский военно-морской атташе, поставил радиолу и часто проигрывал пластинки с красноармейскими песнями.

Объективность в оценке силы Советской Армии поставила майора Уайли в положение полной изоляции от его коллег – офицеров военно-морской разведки. Уайли буквально изгнали из общества, и изгнание это зашло настолько далеко, что его имя исключили даже из списка постоянных докладчиков, информирующих о ходе войны в России на ежедневных оперативных совещаниях, проводившихся в Пентагоне. Коллеги по работе стали избегать Уайли, не желали слушать его рассказов о ходе войны в России и все чаще приглашали для этой цели офицера из управления военной разведки, который рисовал им картину положения в тогдашней России в более пессимистических тонах.

В оперативной комнате Белого дома президент Рузвельт каждое утро выслушивал охи и вздохи руководства управления военной разведки относительно положения в России. Ему были явно не по душе все эти доклады, отчасти потому, что новости были неутешительными, отчасти потому, что в эти доклады просачивались знакомые ему антисоветские мотивы предубежденности и предвзятости. В качестве иммунитета президент Рузвельт выработал в себе предубежденность и предвзятость по отношению к американской разведке в целом и к военной разведке в частности.

Отношение к разведке в Белом доме изменилось настолько, что позднее, когда разведывательная служба значительно улучшила свою работу и руководители разведки пытались убедить президента в необходимости принять ряд важных военно-политических решений, которые смогли бы приблизить конец войны, Рузвельт категорически отказался от всех предложений, потому что не доверял им. По той же причине Рузвельт настаивал на своем мнении относительно слабости движения Сопротивления в Европе, отказывался принимать на веру доклады разведки об острых разногласиях и противоречиях внутри германского верховного командования и отвергал все рекомендации о необходимости внесения изменений в формулировку о безоговорочной капитуляции, хотя данные военной стратегической разведки настоятельно требовали такого изменения.

Положение в американской разведке начало существенно изменяться после того, как 5 мая 1942 года на пост начальника управления военной разведки был назначен генерал-майор Джордж Стронг, а начальником разведки военно-морского флота – адмирал Грейн. В июне в Вашингтон был вызван капитан I ранга Захариас, которого назначили заместителем начальника управления военно-морской разведки, а полковника Уильяма Донована – начальником новой организации, получившей название «управления стратегических служб».

Генерал Джордж Маршалл избрал Стронга не потому, что тот являлся выдающимся специалистом в области стратегической разведки, а потому, что он был известен как исключительно энергичный и решительный человек. Управление военной разведки нуждалось в чистке аппарата, а провести эту чистку мог только инициативный человек, обладавший огромной выдержкой. По мнению генерала Маршалла, Стронг был именно таким человеком.

Генерал-майор Стронг превзошел все ожидания Маршалла. В качестве первого шага он предпринял поездку в Англию с целью ознакомления с характером и практической стороной деятельности английской стратегической разведки.

По возвращении из Англии Стронг приступил к созданию совершенно новой службы стратегической разведки в Соединенных Штатах. Эту реорганизацию он провел, «не наступая никому на мозоли» и «не рубя голов». Консерваторов и работников с устаревшими взглядами он оставил на своих местах, чтобы использовать их опыт и знания, но ликвидировал их влияние и командное положение.

В управлении стратегической разведки военно-морского флота капитан 1 ранга Захариас не имел за своей спиной мощной поддержки генерала Маршалла, но постепенно, шаг за шагом, и военно-морская разведка начала создавать себе хорошую репутацию. Большим недостатком в ее работе была частая смена руководства. В течение только двух лет сменились четыре начальника.

Характеризуя условия работы, сложившиеся в управлении, капитан 1 ранга Захариас писал: «Эти несколько недель работы в управлении убедили меня в том, что реорганизацию работы следует начать с ликвидации старого аппарата. Только после этого мы сможем построить новую организацию, способную решать задачи военно-морской стратегической разведки в военное время».

На новом посту заместителя начальника управления Захариас обратил внимание прежде всего на подготовку новой когорты офицеров разведки. Он сформировал свой аппарат фактически из гражданских лиц, многие из которых были «девяностодневниками», то есть людьми, окончившими специальные разведывательные школы. В местечке Фредерик (штат Мерилэнд) он создал начальную школу разведки, а в Нью-Йорке – школу повышенного типа.

Об этих днях Захариас вспоминает так: «В чем мы особенно нуждались, так это прежде всего в организации оперативной разведки, такой разведки, которая могла бы снабжать военно-морских начальников информацией, необходимой для решения оперативных задач».

Капитан 1 ранга Захариас был также повивальной бабкой при рождении в управлении военно-морской разведки новых отделов, предназначавшихся для решения особых задач, таких, как допрос военнопленных, изучение, анализ и использование захваченных документов противника, ведение «психологической войны». К этому времени относится создание в рамках управления разведки ВМФ отдела агентурной разведки. Захариас разработал ряд положений о действиях агентурных разведчиков за линией фронта и осуществил это в Китае и на фронтах в Италии. Он установил тесные связи со своими коллегами в английском адмиралтействе и организовал школы по изучению японского языка, где сотни молодых американцев изучали трудный язык в очень короткий срок.

5 сентября 1943 года Захариас был смещен с поста заместителя начальника управления разведки ВМФ и назначен командиром крейсера «Нью-Мексико». Уход Захариаса с поста заместителя начальника управления разведки ВМФ явился большой неожиданностью для всех. «Даже теперь, – писал он после войны, – я не знаю, чем было вызвано принятие такого решения и чем оно мотивировалось. Вероятно, это следует объяснить тем, что я слишком быстро продвигался и становился слишком сильным, а это не нравилось ряду не в меру амбициозных, но могущественных лиц и организаций».

Снятие Захариаса с поста заместителя начальника управления военно-морской разведки не только вызвало сожаление в разведке, но и нанесло ущерб делу консолидации наших усилий в войне.

Третьим лицом, ответственным за большие преобразования в американском шпионаже, был полковник Донован. Заняв пост руководителя управления стратегических служб, Донован, подобно волшебнику, начал вызывать, казалось, из-под земли пеструю армию шпионов и саботажников-подрывников. Он организовал их подготовку, экипировку и снаряжение. Когда же эти люди становились ненужными, Донован возвращал их к прежней скучной и однообразной жизни, а со временем и сам ушел в отставку и возвратился к тихой, размеренной жизни гражданина, почитающего законы человеческого общежития.

Причина, по которой именно Донован был избран для руководства такой работой, до сих пор остается тайной. Это была кипучая натура. В его характере не было ничего темного, низменного, подлого и грязного. Донован был скорее кротким, уравновешенным и даже наивным человеком.

Уильям Донован родился 1 января 1883 года в городе Буффало (штат Нью-Йорк). Его отец, мелкий чиновник, в какой-то степени занимался политической деятельностью в местных органах управления. Во время учебы в Колумбийском университете Донован получил прозвище «Дикий Билл», ибо был рьяным болельщиком одной известной в то время футбольной команды. Позднее он занимался адвокатской работой, а затем избрал военную карьеру. Во время второй мировой войны Донован участвовал в боевых действиях на Западном фронте и дослужился до звания полковника. За свою отвагу он был награжден медалью.

Вскоре после этого он стал вплотную заниматься вопросами ведения агентурной разведки, и это стало его любимым занятием на долгие годы жизни. Подобно большому любителю охоты за крупным зверем, полковник Донован начал заниматься охотой на людей на полях сражений по всему свету, где только вспыхивали военные конфликты.

В качестве военного наблюдателя он находился в войсках, которыми командовал адмирал Колчак. В той же роли он был в Маньчжурии в 1931 году, в Абиссинии в 1935 году и в Испании в 1936 году. Когда полковник Франк Нокс стал министром военно-морского флота, он предоставил Доновану полуофициальную должность и командировал его в Англию для изучения военной мощи Англии и ознакомления с работой ее агентурной разведки. Донован возвратился из Англии с подробным докладом о состоянии английской секретной службы. Доклад этот произвел большое впечатление на Рузвельта. В январе 1942 года Рузвельт, предложил Доновану составить план создания новой агентурной разведки, которая соответствовала бы требованиям мировой войны. «Вам придется начинать сначала», – заявил ему президент. Это слишком общее заявление президента было несколько преувеличенным, но справедливым. Оно подчеркивало срочность и важность коренного улучшения деятельности всех органов разведки США.

Через несколько месяцев Донован явился к Рузвельту в Белый дом, чтобы представить свой план. Этот план понравился президенту, он одобрил его, и 13 июня 1942 года было создано управление стратегических служб. Руководил им полковник Донован.

В управлении стратегических служб были созданы три самостоятельных отдела. В задачу самого крупного из них – отдела исследований и анализа – входило обобщение информации, собираемой из различных легальных источников: печати, радио и т. д.

Второй отдел – отдел «психологической войны» – должен был вести пропаганду среди населения и войск противника, осуществлять мероприятия, направленные на подрыв морального состояния противника любыми средствами.

Третий отдел – отдел агентурной разведки – был ядром новой организации. В распоряжении отдела были различного рода агенты – шпионы, диверсанты, операторы агентурных радиостанций и т. п. Вначале, когда управление стратегических служб было еще малочисленным, Донован насадил в нем преимущественно своих друзей, товарищей по прежней работе и знакомых. Так, Бакстон, его первый учитель шпионажа, стал его главным помощником. Из его бывшей нью-йоркской юридической конторы пришли Дюринг и Патцел. На руководящих постах в управлении были также финансисты Чарльз Уэстон и Рассел Форджен; Дэвид Брюс – зять миллионера Меллона; Асертон Ричардс – миллионер, разбогатевший на гавайских ананасах; Билл Вандербильд – наследник богатой семьи Вандербильдов; международный адвокат с сомнительным прошлым Аллен Даллес; бывший полковник царской армии Серж Оболенский.

В ходе войны управление стратегических служб было развернуто в огромную, мощную и хорошо слаженную организацию, на которую работало около 22 тысяч агентов и в штате которой, кроме того, было около 12 тысяч человек. В штат управления входили люди самых различных профессий: от заслуженных профессоров, лауреатов Нобелевских премий до уличных мальчишек и бродяг, от смиренных священников-миссионеров до контрабандистов.

Поведение самого полковника Донована было лучшим доказательством его высоких качеств и незаурядного ума. В декабре 1942 года я встретил его в поезде, который шел в Вашингтон. Мы разговорились о войне во Франции и о том, что французы допустили большую ошибку, интернировав без соответствующего отбора, так сказать «огульно», всех беженцев из Германии и не использовав плодов этого «урожая» в борьбе против нацистов. В беседе со мной он упомянул о книге по этому вопросу, которую только что прочел и которая дала ему пищу для размышлений. Это была книга Артура Кестлера «Накипь земли». Задумавшись, полковник Донован произнес: «Я никогда не сделаю такой ошибки. Каждый мужчина и каждая женщина, вообще каждый, кто может причинить вред гитлеровцам, подорвать их силу, нужен мне». Президент Рузвельт полностью, поддерживал этот принцип Донована.

В ходе работы управление стратегических служб добилось блестящих побед, но были и досадные промахи. Процент погибших агентов, заброшенных в Тунис, например, был очень высоким, и это объяснялось прежде всего трудностями установления личных контактов в этой стране. Много агентов управления стратегических служб, заброшенных в Словакию с целью поддержки происшедшего там восстания, попало в сети противника и погибло в концентрационных лагерях из-за того, что полученные перед этой операцией данные стратегической разведки были неверными, а также из-за того, что немцы ко времени прибытия группы американских агентов уже подавили восстание. Если во всех провалившихся по причине недостаточной подготовки операциях управления стратегических служб и не было человеческих жертв, то материальные потери по этой статье были порядка 135 миллионов долларов. И все же, несмотря на это, Донован утверждал, что расходы на его управление не так велики, что другие ведомства бесполезно тратят значительно больше средств.

Донован был неустанным рационализатором и изобретателем различного рода трюков, используемых для дела, которое только выигрывало от этого. Он создал ряд пистолетов в виде курительных трубок. Из этих трубок можно было стрелять, но нельзя было курить. Если в тылу у немцев появлялся человек с трубкой в зубах, которая не дымилась, его смело можно было принимать за агента Донована.

По инициативе Донована был разработан и использован небольшой механизм, который взрывал портфели с документами, как только посторонний пытался вскрыть эти портфели. Несколько таких взрывов оживили ряд вечеров с коктейлями в Вашингтоне, на которые работники управления стратегических служб прибывали с портфелями прямо из своих отделов. Был разработан также секретный компас, который помещался во вставном зубе. Поскольку одним из условий приема на работу в управление стратегических служб являлось наличие у агента всех зубов, при снаряжении агента таким компасом приходилось выдирать у него здоровый зуб и вставлять искусственный с потайным компасом.

Управление стратегических служб работало, конечно, под завесой глубокой тайны и строгой секретности, однако происходили и курьезные случаи. Однажды какого-то профессора срочно вызвали в Вашингтон в управление стратегических служб для выполнения одного задания. Когда же он прибыл туда, оказалось, что никто не знает о его вызове, о нем самом или о задании, которое якобы его ожидало.

Расстроенный, бедняга ходил от поста к посту, от штаба к штабу в сопровождении угрюмых патрулей, но так и не смог выяснить обстоятельств дела. Наконец настало 5 часов вечера. Большинство работников управления заканчивало работу. Тогда профессор решил позвонить самому Доновану домой. Однако дежурный офицер службы безопасности отказался раскрыть такой большой секрет, как номер домашнего телефона своего начальника.

Усталый и расстроенный, профессор вернулся к себе и в отчаянии решил позвонить другу, которому хотел излить свое горе. Каково же было его изумление, когда, перелистывая телефонную книгу, он случайно наткнулся на номер телефона и домашний адрес Донована.