Домашние Жучки

Глава 14

Рип лежал на боку, глаза закрыты. На груди — маленькая темная дырочка. Кровь сочилась из раны, пропитывая шерсть. Не обязательно становиться детективом, чтобы понять, что произошло.

В Рипа стреляли.

Не помню, как я опустился на колени. Слава Богу, теплый. Но дыхание такое слабое… такое слабое!

Почувствовав прикосновение, Рип открыл глаза.

— Все в порядке, мальчик, — забормотал я, лихорадочно осматривая его. — Все в порядке, Рип.

Он попытался вильнуть хвостом, но сил не хватило. Еле шевельнул кончиком и снова глаза закрыл.

У меня пересохло во рту.

Рана казалась страшной, но не кровоточила. Я не знал, хорошо это или, наоборот, плохо. Вокруг пасти тоже была засохшая кровь, но совсем немного, и явно не оттого что он зализывал рану на боку. Рип сейчас и голову-то не мог от пола оторвать. Скорее, он кого-то укусил.

Очень надеюсь, что тот орган, до которого дотянулся Рип, был жизненно важным.

Переносить Рипа было очень опасно, но я мог не успеть слетать за ветеринаром. А сам он ни за что не доедет. Некоторые мои друзья больше часа скитались по пустынным пригородным шоссе в поисках моего жилища — и это после того, как я дотошно объяснял им и показывал дорогу по карте.

Одно я знал наверняка. Сидеть и смотреть, как Рип умирает, я не собираюсь.

Я боялся оставить его одного даже на секунду, но нужно было принести одеяло. Распахнув дверь, я остолбенел. Квартира казалась однояйцовым близнецом моего кабинета — до того, как я там прибрал.

Голубая полукруглая софа валялась, разобранная на составные части. Книги, газеты, журналы расшвыряны, лампы перевернуты, проволочная бобина, которую я использовал вместо кофейного столика, опрокинута на бок.

Правда, я только краем глаза отметил разруху. Все это могло подождать. В отличие от Рипа.

Единственное, что меня сейчас беспокоило, это как в таком бардаке найти одеяло. Шкафы, куда я сложил на зиму теплые вещи, пустовали, все их содержимое разметало по комнатам. Схватив, наконец, подвернувшееся под руку покрывало с дивана, я бросился к Рипу.

Ветеринарная клиника округа Крейтон находится в восьми милях от моего дома, напротив школы, дорога туда занимает минут двадцать. Конечно, если не гнать на такой скорости. Но обычно гнать и не удается. Я вожу туда Рипа только на прививки, поэтому каждый раз, как я затаскиваю его в пикап и сворачиваю на эту дорогу, он мгновенно соображает, какой сюрприз ему уготован. И начинает выть.

Наверное, поэтому было так непривычно ехать с Рипом, молчаливо лежавшим на сидении рядом со мной. Я взглянул на него и прибавил газу. Никогда бы не подумал, что мне будет не хватать истерики этого старого дурачины, но сейчас я бы все на свете отдал за его противный вой.

Я домчался до клиники за четырнадцать минут. Сердце мое мчалось быстрее машины.

Клиника закрывалась. Приемный покой был пуст, и девушка в застекленной будке уже заперла квадратное окошко, сквозь которое она разговаривает с посетителями.

— Эй! — заорал я, вваливаясь в двери. Рип и в здоровом состоянии весит немало, а когда висит на руках мешком, то кажется килограмм на десять тяжелее. — Эй, помогите! У меня собаку застрелили!

Я выпалил эти страшные слова и похолодел.

Слава Богу, не пришлось долго объяснять, что случилось. Врач, пятидесятилетняя Дарлин Кармайкл, выбежала мне навстречу вместе с медсестрой. Она взглянула на Рипа и выхватила его из моих рук.

Доктор Дарлин, с темными вьющимися волосами, тронутыми сединой, в строгих очках в роговой оправе — как раз из тех женщин Пиджин-Форка, которые могли бы сделать себе карьеру в вольной борьбе. Ростом она метр восемьдесят, не меньше, а весит, наверное, килограмм сто, и мышцы у неё как у настоящего борца. Она подняла Рипа с такой же легкостью, с какой другая женщина подхватывает ридикюль. И все трое исчезли за белой дверью, ведущей в операционную. Напоследок доктор Дарлин бросила мне успокаивающий взгляд, но лицо её было встревоженным. После дикой спешки мне ничего не оставалось, как сидеть сложа руки и ждать.

Это оказалось самым трудным испытанием. Я оседлал неудобный, но прочный стул и тупо уставился в одну точку — на свои ботинки. Через некоторое время, просто чтобы не думать о том, что происходит за белой дверью, я принялся блуждать взглядом по стенам. На стенах ветеринарной клиники округа Крейтон были развешаны произведения искусства.

Когда я заглядывал сюда прежде, мне никогда не приходилось ждать подолгу. По причине дурного воспитания Рипа. Нас никогда особо не задерживали, выпуская на волю почти в ту же секунду, как я втаскивал моего упиравшегося, рыдающего пса в двери. Поэтому раньше я этих произведений не замечал.

Сегодня, к сожалению, у меня была целая вечность в запасе.

Я пялился на картину слева от меня добрых пять минут, не в силах оторвать взгляд. Такое не каждый день увидишь. И слава Богу. Это было изображение собачьего клеща в полметра высотой, да ещё в разрезе. Полотно достоверно, до мелочей, живописало внутренности клеща, да ещё в ярчайших красках пурпурного, бирюзового и лилового оттенков… Сомневаюсь, чтобы у какой-то там букашки внутренние органы переливались всеми цветами радуги.

Хотя, конечно, в кишки я ей не заглядывал.

Левее гигантского клеща красовалась гигантская модель блохи. Однако, блоха впечатляла меньше, чем клещ. Даже близко ни в какое сравнение не шла. Ее внутреннее содержание было дано в аскетичной черно-белой графике.

Почему-то у меня никогда не вызывало ни малейшего любопытства, что и в каком порядке расположено внутри у этих паразитов. Больше скажу: я бы мог прожить всю жизнь в неведении, так и не увидев кишечника блохи. И ничуть не пожалеть об этом. Даже наоборот.

Я отвел взгляд. На правой стене, прямо напротив красавца-клеща, висело несколько скрепленных наподобие перекидного календаря плакатов с разновидностями, пардон, глистов-филярий, распространенных в округе Крейтон. Вводный плакат был прост, но драматичен. Он гласил, что в результате примерных подсчетов этих самых глистов здесь «22!!» разновидности.

Боюсь, доктора Дарлин никогда не причислят к тонким ценителям искусства.

Единственным произведением из её коллекции, при помощи которого я мог отвлечь себя от мыслей, оказался заботливо забранный в рамку плакат на стене за моей спиной. Красочное описание жизненного цикла ленточного червя.

Теперь вы представляете, в каком я был состоянии?

Я вывернулся на своем металлическом стуле, и изогнув шею под немыслимым углом, прочел этот чертов плакат целиком, дословно. Причем дважды, и дополнительно вернулся к месту, где говорилось, что личинки ленточного червя заботливо устраивают себе норы, вгрызаясь в тела собак, кошек, свиней, коров и — рыб! — и тут, наконец, вышла доктор Дарлин.

— Ну, Хаскелл, — негромко сказала она. — Операцию он перенес.

Наверное, в эту секунду из моих легких вышел весь воздух, и я сдулся, как воздушный шар. Доктор Дарлин продолжала, как будто не заметив моей реакции. Наверное, она, как и я, чувствовала себя не очень уютно, когда дело доходило до эмоций.

— В вашу собаку стреляли из пистолета 22 калибра. Что стряслось? Какой-то идиот-охотник принял его за оленя?

Я ответил не сразу.

— Идиот — да. Но сомневаюсь, что охотник.

Дарлин непонимающе вздернула бровь, но расспрашивать не стала. Она привыкла довольствоваться тем, что люди сами хотели сказать. Из-за этого в наших местах её считали немного странной.

— Рано ещё говорить, что Рип поправится, — продолжала она. — Он потерял много крови, и вытащить пулю оказалось довольно трудно. Ваша собака все равно может умереть.

Доктор Дарлин — очень прямолинейная женщина, даже слишком. Наверное, оттого, что она привыкла иметь дело с существами, не требующими умения вести вежливые беседы и находить подобающие эвфемизмы. Общение же с человеческими особями явно давалось ей с трудом. Пока она говорила, глаза её за толстыми стеклами очков были прикованы к спасительному ленточному червю у меня за спиной.

Я кивал, но, честно говоря, на меня слишком сильно подействовала её последняя фраза. Значит, Рипу все ещё грозит смертельная опасность.

— А высиживать вам тут нечего. Помочь вы все равно не можете. Звоните завтра, и я скажу, как дела, ясно? — Как будто так просто — взять и оставить Рипа. Ему же не ногти постригли, из него вырезали пулю!

Но спорить с доктором Дарлин бесполезно. Она стояла, сложив борцовские руки на борцовской груди, и смотрела на меня. Делать нечего. Пришлось покориться.

Я уселся в машину, и тут понял, что до сих пор не позвонил Верджилу.

А уж как мне не хотелось ему докладывать об очередном взломе, даже передать трудно.

С другой стороны, я все равно не усну.

Я вернулся в разгромленную квартиру, и через полчаса поисков телефона позвонил шерифу. Он не замедлил явиться в сопровождении все того же криминалиста.

Я смотрел, как его машина поднимается по холму, и с тоскою думал, что Рип сейчас заливался бы на всю округу.

Верджил поднялся по ступеням, окинул взглядом разруху и сказал:

— Ох, Боже, Боже, Боже. — Потом повернулся ко мне. — Похоже, опять что-то искали, да?

Я постарался выразить восхищение его гениальной дедукцией. После чего процедура пошла по накатанному пути. Включая ссылку на моего родителя.

— Жаль, конечно, что это случилось с мальчонкой Уилла, — сказал Верджил минут через десять. — Кто-то никак не хочет отбросить мысль, что у тебя кое-что есть.

И пригвоздил меня взглядом. Я молчал.

— Наверное, это «кое-что» очень им понадобилось, раз стреляли в твою собаку, — добавил шериф. — Ох, Боже, Боже, какая досада!

— Верджил, — сказал я. — У меня нет пленок.

— У-у-гу, — промычал он, входя.

Этот человек не верит ни единому моему слову.

В отличие от предыдущих посещений, на Верджила напал чих. У него чуть голова не оторвалась, когда парень из криминалистической лаборатории посыпал комнату порошком для снятия отпечатков.

— Кажется, у меня разыгралась аллергия на этот чертов порошок, задумчиво и гнусаво проговорил Верджил. В его печальных глазах появилось обвиняющее выражение. — У тебя в доме не водится случайно платков?

Думаю, вы сами догадались, каков был мой ответ. Верджил, ворча, спустился к своей машине и выудил из бардачка пачку одноразовых платков. Потом вернулся и стал бродить по развалинам, чихая, как ненормальный.

Он в десятый раз исторг громкое «Ай-чххи!», когда позвонила Имоджин. Я, наверное, с минуту преодолевал баррикады, отделявшие меня от телефонного аппарата. И только снял трубку, как Имоджин затараторила, даже не дождавшись моего «Алло!».:

— Хаскелл, у меня гениальная идея, я знаю, как вывести на чистую воду убийцу Филлис!

Верджил стоял у меня за спиной, поэтому кроме «Как?» я сказать ничего не мог.

— А вот как: я скажу Уинзло и Руте, что Филлис прислала копии записей мне. Навру, что кассеты прибыли сегодня по почте. Тогда убийца решит, что существует больше одной копии, и будет охотиться за мной!

Так, минуточку! Стоп! Уж не предлагает ли Имоджин себя в роли наживки? Она что, шутит? Тогда не только убийца станет её преследовать, но и все, кого Филлис записывала.

— Послушайте, это не просто плохая идея. Это опасная идея. Вы меня поняли? — я говорил тихо, поскольку Верджил, вытянув шею, прислушивался к каждому моего слову. Мало того, он вдруг перестал чихать. Какое чудесное излечение! Просто мистика!

— Глупости, Хаскелл! — воскликнула Имоджин. — В кино это проделывают постоянно!

Я снизил голос почти до шепота.

— Имоджин, в кино и людей убивают, и банки грабят, и по всему городу на машинах носятся как сумасшедшие, но в жизни все не так просто, — и я рассказал, что случилось с Рипом. — Так что не делайте этого, понятно? Даже не вздумайте!

На том конце трубки повисла тишина. Потом Имоджин сказала:

— Хаскелл, мне очень жаль Рипа. Правда.

Я бы с удовольствием подольше поболтал с ней и выслушал ещё несколько сочувственных слов, но краем глаза заметил некое движение в комнате. Верджил усердно делал вид, что сморкается, а сам украдкой подбирался поближе ко мне, хрустя россыпью вещей на полу.

— Мне пора. У меня в доме полиция.

Имоджин сразу все поняла.

— Да-да, конечно, — сказала она. — Позвоните, если я чем-то могу помочь. И, знаете, Хаскелл, я очень надеюсь, что с Рипом все будет в порядке.

Повесив трубку, я понял, что Имоджин ведет себя совсем не как человек, которому есть что скрывать. Я не знал теперь, что и думать. Мне не понравилось, что она умолчала о своем давнем увлечении Орвалом, но её настойчивость и самоотверженность в розыске убийцы могли убедить кого угодно. Если Имоджин действительно была замешана в смерти Филлис, то одно из двух: или она лучшая из актрис, или совершенно ничего не соображает.

И еще. Этот её милый телефонный звонок — лучший способ снять с себя все подозрения.

Верджил встретил меня выжидающим взглядом, будто я должен немедленно доложить, кто звонил и по какому поводу. Но я молчал, а он не посмел приставать с расспросами. Еще несколько раз упомянув моего отца, они с криминалистом наконец засобирались.

Криминалист этот тоже следовал недавно вошедшей в обиход схеме.

— Я так думаю — хотя это пока всего лишь предположение — что здесь отпечатки только Хаскелла, — повторил он почти слово в слово фразу, произнесенную чуть раньше у меня в офисе.

Мы столько раз виделись за последние дни, что я начал испытывать к нему почти родственные чувства.

— Ну что ж, — сказал я, протягивая руку. — Все равно спасибо. Крайне признателен.

Парень ответил на рукопожатие, но особого дружелюбия в его лице я не приметил.

— Постарайся хотя бы несколько часов обойтись без взломов, — сказал он на прощание. — Я хотел бы закончить ужин.

А я-то уже собрался спросить, как его зовут… Теперь не стану. Нет, ни за что не стану. Отныне он будет проходить у меня под кодовым названием Стервец из Криминалистической Лаборатории.

Перевалило за девять, когда они ушли. Я был совершенно без сил после такого насыщенного событиями дня и с трудом держался на ногах. Как и Стервец, я пропустил ужин, но голода не чувствовал. Чувствовал я только желание позвонить врачу. И страх услышать её ответ.

Но останавливало меня другое. Даже если Рип в порядке, боюсь, мне не понравится то, что скажет доктор Дарлин, если я позвоню прямо сейчас. За ней закрепилась слава женщины принципиальной и твердой, и если вы посмели ослушаться, гнев её был страшен. Говорят, моему соседу она устроила взбучку только за то, что он на два дня опоздал принести своего кота для ежегодного осмотра.

Доктор Дарлин четко велела звонить завтра. И я не стал злить человека, от которого зависела жизнь Рипа.

Я вздохнул, стоя посреди гостиной и оглядывая поле брани. Если нельзя справиться о самочувствии Рипа, то я могу хотя бы попробовать узнать, кто в него стрелял. У меня было два подозреваемых: Бойд и Рута. Только им двоим я персонально сказал, что владею пленками. Значит, они, скорее всего, и взялись за их поиски. По крайней мере, надо с чего-то начать. Я не знал, где живет Бойд, зато найти Руту не составляло труда.

Это оказалось не только просто, но и быстро. Спустя двадцать минут я стучал в дубовую дверь Липптонов. Она открылась. В дверях стояла нежная супружеская пара, оба в купальных костюмах, Господи ты Боже мой, в полдесятого вечера, с красными полотенцами на шее, на паркет огромной прихожей капает вода.

— А теперь какого черта тебе здесь надо? — рявкнул Ленард, нервно потирая огромной лапищей короткий ежик на голове. — Нам с женой уже нельзя спокойно горячую ванну принять без того, чтобы нас не дергали?

Нет, я должен вам описать их. Ленард был в красных клетчатых плавках, а Рута — в таком же клетчатом эластичном купальнике. Купальник этот так же не справлялся с возложенной, точнее вложенной в него задачей — удерживать массивную Рутину грудь в заданных рамках — как и её розовая форменная блузка. Могу с уверенностью сказать, что эта синтетическая ткань могла справиться с любой нагрузкой, после того, как выдержала испытания на Рутиной груди.

Ленард тоже достоин особого внимания. С этой болванкой-головой, торчащей поверх квадратного, приземистого, коренастого тела, он походил на человечка, собранного из конструктора «Лего». Из очень волосатого конструктора «Лего».

Слава Богу, я сразу увидел, что ни у того, ни у другого на теле нет ничего похожего на собачий укус.

Я улыбнулся и сказал:

— Ты прав, Ленард, с моей стороны было непростительной грубостью прерывать вашу горячую ванну, — и повернувшись на 180 градусов, ретировался, предоставив им любоваться моей удаляющейся спиной и думать, что я совсем рехнулся.

Я остановил машину по дороге у телефонной будки на углу супермаркета и поискал в справочнике Бойда Арнделла. Странно, но рядом с его именем значился адрес антикварной лавки.

Старина Бойд, вероятно, жил над магазином. Или так и валялся всю ночь на черной лентяйке.

Хотя было уже почти десять часов вечера, антикварный скарб, включая велосипед и горбатый столик на колесах, до сих пор перегораживал тротуар. Легко было догадаться, почему. Сам Бойд растянулся в одном из кресел с подголовниками, глаза закрыты, подбородок безжизненно упирается в грудь. Вероятно, Зик велел брату все убрать, и Бойд набросился на работу с обычным энтузиазмом.

Однако, вниманием моим завладели вовсе не пожитки, живописно разбросанные по тротуару. Я впился взглядом в правую руку Бойда, покоившуюся на подлокотнике. На руке белела аккуратная, свежая повязка.

Бойд даже не попытался её спрятать. Или понял, что уже слишком поздно. Он поднял голову и смотрел, как я ставлю машину у тротуара и направляюсь в его сторону.

— Что у тебя с рукой? — спросил я вместо приветствия.

Бойд с таким удивлением посмотрел на свою кисть, будто до сего момента даже не замечал, что она с ней что-то не так.

— Ну… что-то зацепило.

Что-то типа зубов Рипа?

— Да ну! Ай-ай-ай! — покачал я головой. — И что же это было?

Бойд опять взглянул на руку, как будто не узнавая.

— Знаешь, я чего-то и не помню.

Я проглотил готовое сорваться с языка ругательство.

— На мой дом было сегодня совершено нападение, и Верджил повсюду нашел твои отпечатки, — я не собирался этого говорить, само вырвалось.

Может, зря я так необдуманно поступил. Бойд вскочил и фыркнул:

— Фигня! — губы его сложились в подобие высокомерной ухмылки, так, по крайней мере, считал он сам. Мне же ухмылка показалась не слишком уверенной.

— Не могли они там найти моих отпечатков, — медленно проговорил он. Потому что я никогда не бывал в твоем доме, Хаскелл.

«Докажи обратное, если сможешь» — говорили его глаза.

Я понимал, что даже этот кретин способен запомнить, в перчатках он обыскивал мою квартиру или нет. Но неудача меня не обескуражила.

— Тогда, конечно, ты не станешь возражать, если врач осмотрит твою руку? Может, ты тогда вспомнишь, что тебя зацепило?

Пухлые губы Бойда дрогнули и слегка сжались. Он заморгал, как крот, внезапно застигнутый солнцем.

— Ну ладно, черт с тобой, это твоя псина меня цапнула, доволен?

Наверное, при этих словах у меня на лице ясно нарисовалось все, что происходило в душе. А именно — жгучее желание вмазать этому негодяю кулаком прямо в его толстые губищи. Бойд проворно отскочил за кресло и захныкал:

— Ага-а, Хаскелл, я вообще могу на тебя в суд подать! Я проехал такой путь, чтобы поговорить с тобой, поднялся на веранду, и тут твоя чертова псина набрасывается на меня как озверелая!

Я сам готов был наброситься на него как озверелый.

— Скажи-ка, Бойд, а почему это вдруг моя собака ни с того ни с сего на тебя набросилась?

Голос у меня был спокойный-преспокойный, я продолжал медленно приближаться к Бойду.

Наверное, он сообразил, что это спокойствие перед штормом. Он отодвинулся ещё дальше, между нами оказалось уже два кресла с подголовниками.

— Да потому что псина у тебя бешеная, вот почему! Эта дрянь целилась мне прямо в глотку! Пришлось пристрелить её, в целях самозащиты, вот так-то!

Я отчетливо услышал, как скрипнули мои зубы.

— Так ты признаешь? Признаешь, что ворвался ко мне в дом? Признаешь, что стрелял в мою собаку? — я обогнул первое кресло.

— Ничего я не признаю! — просипел Бойд, глаза его шарили в поисках пути к отступлению. — Я вынужден был защищаться, вот и все. Но ни в какой дом я не врывался. Это сделали, наверное, уже после моего ухода. — Да, Бойд основательно все продумал. Теперь видно, что он умеет доводить дело до конца, если захочет. — И с Филлис Карвер я тоже ничего не делал!

Я двигался к нему, сжав кулаки.

— Так ты, значит, выстрелил в мою собаку и просто бросил её там валяться и подыхать?

Бойд пятился, пока не уперся в горбатый столик.

— Слушай, Хаскелл, — быстро-быстро заговорил он, — я бы отвез его к ветеринару, да испугался, что он меня снова цапнет.

Ну, силен, придумывает на ходу.

— Я… я даже пытался тебе позвонить, сказать, что случилось, но тебя не было на работе.

Ну, конечно, звонил он, как же.

До этой минуты я не понимал, как можно просто взять и убить живое существо. Теперь, слушая его бормотание, я понял. Бойд пришел ко мне в дом с намерением завладеть пленками Филлис. И прихватил с собой пистолет на случай, если ему кто-то помешает. Кто-то вроде меня, например. Но вместо меня подвернулся бедолага Рип. Он укусил мерзавца, и мерзавец выстрелил в него. Хладнокровно, без долгих раздумий.

Этот тупой засранец выстрелил в умственно отсталую собаку, чтобы она не мешала ему рыться в моих вещах. Господи, хорошо, что у меня с собой нет оружия. Не то я не смог бы противиться соблазну.

Я нисколько не сомневался, что именно Бойд взломал и обыскал мой офис.

Но это уже другая история.

Бойд быстро обогнул столик и пятился к двери в магазин, не спуская с меня настороженных глаз.

— Я поехал к тебе домой, Хаскелл, чтобы попросить никому не рассказывать о нас с Рутой, — снова заканючил он. — Все, что я хотел — это спасти её репутацию. Правда!

— Конечно, Бойд, чистая правда, — солгал я. — Верю, — а сам продолжал медленно приближаться к нему. — Я понимаю, как важно для тебя было спасти репутацию бедной Руты.

Его глупое лицо просияло. Этот кретин принял мои слова за чистую монету.

— Не сердись на меня за псину, Хаскелл. Ты ведь можешь другую завести, правда?

Это он так меня успокаивал. Судя по всему, Бойд не сомневался, что убил Рипа. Я старался восстановить дыхание и успокоиться. Пусть этот подонок мелет языком.

— Знаешь, Хаскелл, — говорил Бойд, глаза у него стали хитрыми. Опасное это дело — прятать кассету, на которой мы с Рутой записаны. А ведь я мог бы отвалить тысчонку. — Бойд имел наглость улыбнуться мне. Исключительно чтобы спасти красотку Руту, прошу заметить.

Разумеется! Да Бойд и гроша ломаного не даст за красотку Руту. Это он о собственной шкуре печется. Потому что если Ленард случайно пронюхает, что Бойд крутил шашни с его женушкой, он из него отбивную сделает. И только потом прикончит.

Неплохая идея, кстати, подумал я, лавируя меж рухлядью, и попытался улыбнуться в ответ, но, видимо, улыбка больше походила на оскал, потому что Бойд мгновенно насторожился. И решил, что нужно срочно возвести между нами преграду в виде запертой двери. Он рванулся к магазину, выпалив:

— Просто держи это в уме, Хаскелл. Тысяча долларов — чертова уйма деньжищ, если ты не в курсе. И единственное, что от тебя требуется в обмен на эту уйму — отдать ту дурацкую кассету!

С этими словами он юркнул за дверь и с невероятной быстротой захлопнул её за собой, запер на ключ и на задвижку. А я ведь почти схватил его. Но «почти» не считается. Бойд оказался проворнее. Просто не верится, что столь неповоротливый олух умудрился обогнать меня!

Трусливый мерзавец со страхом пялился на меня сквозь витрину. Должно быть, опасался, как бы я не швырнул кресло в стекло и не бросился за ним в погоню. Признаюсь, у меня возникло такое желание. Но я сдержался, сплюнул, сел в машину и отчалил.

Ведь я мог вернуться и завтра, правда? И ещё немного поболтать с малышом Бойдом.

В случае, если Рип умрет, Бойда ждет приятная беседа.