Домашние Жучки

Глава 8

Если бы не подоспели Джеб с Фрэдом, Орвал бы наверняка наградил меня ещё парой тумаков. Признаться, я впервые по достоинству оценил уникальные физические данные верджиловских замов. Особенно понравилось мне, как они ласково сжали Орвала с двух сторон, казалось — ещё чуть-чуть, и он хрустнет, как спичка.

Сохрани я способность к членораздельной речи, непременно попросил бы: продолжайте, ребята, в том же духе. Однако Верджил решил, что не дело так жестко обходиться со скорбящим.

— Достаточно, мальчики.

Разочарованные «мальчики» нехотя отпустили Орвала. Тот попятился и захныкал:

— Так ему и надо, Хаскеллу! Да я бы его, гада, изничтожил! Вчера вечером Филлис призналась, что у неё с ним роман!

У меня челюсть отвисла. Какая беспардонная ложь!

— Это был шок! Просто шок! — ныл Орвал.

Это у него шок? А мне-то в таком случае каково?

— Пока я, значит, вкалывал как ишак, эти двое крутили шуры-муры у меня за спиной! — Орвал уже почти визжал.

Я все ещё не мог издать ни звука, поэтому таращился молча на Орвала, пытаясь понять, кто же из них соврал, муж или жена.

— Вдруг обнаружить, что у тебя жену умыкнули под шумок! Представляете, какое… какой… как это… — Орвал лихорадочно подыскивал верное слово. И нашел: — …какая гнусность!

И это он говорит человек, подвизающийся в аудиопорнухе с посторонней женщиной?! Не злоупотребляет ли он пословицей «что хорошо для повара, плохо для гуся»? Какой же, однако, лицемер, а! Жаль, что я говорить не могу, не то бы сообщил ему о кассете!

— А ещё Филлис вчера сказала, что собирается порвать с Хаскеллом, тут Орвал драматично ткнул в меня перстом. — Вот почему ты убил ее! Раз не досталась мне, так не достанься же никому, вот как ты рассудил, да? А ну признавайся, гад! — тут у Орвала, видимо, помутился рассудок, и он снова ринулся ко мне.

Или я чем-то покорил сердца близнецов Гантерманов, или им приятен сам процесс рукоприкладства, потому что они радостно сграбастали Орвала. Ножки его болтались сантиметрах в пяти над поверхностью земного шара, а ковбойская шляпа съехала на одно ухо.

Я и Филлис — любовная парочка? Нелепость! Абсурд! Женщина с лицом принца Эдварда? Говорить это вслух я, разумеется, не стал. О мертвых хорошо или ничего. Так что я просто покачал головой. Так энергично, что меня замутило.

Правда, у Орвала, сплющенного между братьями, видов, надо признать, был ещё более жалкий. Тем не менее сочувствия в глазах Верджила поубавилось.

— Вы возьмете наконец себя в руки, Орвал? — строго спросил он.

Пленник кивнул, ковбойская шляпа ещё больше съехала набок. Но на меня он бросал ненавидящие взгляды.

— Освободите его! — трагическим тоном приказал Верджил.

Для близнецов это и впрямь была целая трагедия. Я обрел голос как раз в тот момент, когда ноги Орвала коснулись земли.

— Да врет он все! — просипел я. — Ничего между мной и Филлис не было и быть не могло. Я её едва знал, — боль в животе, наверное, слегка затуманила мой рассудок, потому что не успел я прикусить язык, как с него уже слетело: — И кроме того, Орвал, всем известно, что у тебя самого рыльце в пушку. Не так ли, Жеребчик?

Лицо Орвала стало белым.

И Имоджин, кстати, тоже сильно побледнела. Она кинула на меня острый взгляд, мигнула, и так же быстро взглянула на Орвала. Впервые за все время, между прочим.

Я, наверное, и вправду становлюсь ясновидящим. Потому что мне вдруг стало совершенно ясно, что Имоджин не впервые слышит прозвище «Жеребчик». Неужели она тоже прослушала эту пленку? Похоже, что так. Потому что на лице Имоджин было написано крайнее отвращение.

Не потому ли она не спешила утешить Орвала в столь тяжкий для него час?

А Орвал тем временем бил копытом, сгорая от желания ещё разок выбить из меня пыль. Я на всякий случай отошел подальше.

— Ладно, ладно, — прорычал он. — Может, у меня и были связи на стороне, но это вовсе не значит, что я изменял Филлис.

Я изумленно посмотрел на него. Довольно оригинальное толкование клятвы супружеской верности. Интересно, разделяла ли Филлис его взгляды? Ох, сомневаюсь.

Остальные тоже, кажется, сомневались. Даже Джеб и Фрэд подумали, что Орвал шутит.

Орвал, поняв, что проигрывает, быстро-быстро заговорил:

— Слушайте, я не вру! Мы с Филлис были очень и очень счастливы. Она совсем не возражала против моих… этих, как их… — Орвал снова обнаружил нехватку слов. На этот раз ему попалось на язык вот что: — моих развлечений. Она знала, что для меня это ничего не значит. Что-то вроде… как ее… гимнастики. Да, обычной гимнастики.

Уж не пытается ли Орвал убедить меня, что на кассете озвучена тренировка новых акробатических приемов? Да это может произвести фурор в классической аэробике.

Орвал обвел наши лица, дружно выражающие скептицизм, и тяжко вздохнул.

— Слушайте, разве Филлис не обещала порвать с Хаскеллом, а? Разве не обещала? Она не стала бы этого обещать, если бы наш брак разваливался, так ведь?

По мне, так шибко больших усилий на то, чтобы порвать несуществующую связь, не требовалось. Но Орвал обращался не ко мне. Он смотрел на Верджила.

Шериф откашлялся и мрачно заговорил:

— Орвал, что-то я не слышал, чтобы хоть одна женщина поощряла измены мужа. Кроме того, я ни на секунду не поверю, что у Филлис был роман с Хаскеллом.

Джеб с Фрэдом кивали в такт словам шерифа, как двойной метроном.

Я, наверное, должен был порадоваться за то, что никто не придал значения бредням Орвала. Но что-то продолжало грызть меня. И я даже знал, что именно. Обида. Неужели сама мысль, что я могу вызвать у женщины интерес, кажется настолько противоестественной? Не следует ли мне рассматривать реакцию Верджила и его помощников, как оскорбление? Могу поклясться, что когда Орвал брякнул про мой роман с Филлис, Верджил чуть не лопнул, так его разбирал смех.

Итак, старина Опал возглавил список подозреваемых, а я даже на скамейку запасных не попал. Неужели так трудно поверить, что женщина с лошадиным лицом могла положить на меня глаз? Без ножа зарезали.

Верджил принялся дотошно расспрашивать Орвала о том, как тот провел день, но в глазах шерифа то и дело мелькали веселые искорки.

Орвал стащил с головы ковбойскую шляпу и принялся нервно вертеть в руках, сминая поля. И тогда я понял, почему он так нежно к ней привязан. Особенно в жаркие дни.

Волос у Орвала было ещё меньше, чем у Элмо. У братца на макушке оставалось девятнадцать волосинок, — я пересчитал, когда его однажды сморила дрема на моем диванчике. Но по сравнению с Орвалом, Элмо был волосат, как горилла. У Орвала на макушке было абсолютно пусто, а над ушами — жалкие остатки темных кустиков.

Видимо, допрос с пристрастием настолько испугал ковбоя, что он, сам того не заметив, выставил лысину на всеобщее обозрение.

— Слушайте, да меня даже близко здесь не было, — бубнил он, терзая бесформенные поля многострадальной шляпы. — Я находился на другом конце округа, чинил телевизор в одном доме, потом стереосистему в другом, потом микроволновку в третьем.

Для пущего эффекта Верджил вытащил блокнот и начал яростно строчить. Глаза Орвала расширились. Он подпрыгнул и дрожащим от негодования голосом заговорил:

— Шериф, да вы, между прочим, можете проверить, у меня есть алиби. Если хотите, я дам телефоны и адреса всех моих сегодняшних клиентов.

Верджил устремил на него грустный взгляд.

— Хочу.

Орвалу как будто пощечину отвесили. Из глаз его снова брызнули слезы.

— Да разве бы я мог что-нибудь сделать моей милой, милой, милой Филлис, моей дорогой женушке, да как вам только такое в голову пришло-то, да как вы… — он долго ещё бормотал какую-то несуразицу.

Мне это в конце концов надоело, и я направился через лужайку к дому, собираясь под шумок поболтать с ребятами из криминалистической лаборатории. Может, им удалось найти что-то интересное.

Не успел я и пяти шагов сделать, как меня догнала Имоджин.

— Можно вас на минуточку, Хаскелл? — Я заметил, что она старается держаться спиной к дому, чтобы не видеть происходящего внутри. Наверное, насмотрелась на всю оставшуюся жизнь.

— Слушайте, я просто… гм… я хотела, чтобы вы знали: я ни на секунду не поверила Орвалу про вас с Филлис. Совершенно идиотская идея.

Я молчал, поскольку до сих пор не уяснил, как к этому относиться. Да, мне, конечно, не везло в любви, но неужели мысль о том, что я могу лечь в постель с женщиной, кажется людям такой же абсурдной, как НЛО, Снежный человек или Лохнесское чудовище?!

Имоджин поежилась.

— И знаете, почему я не поверила? По одной простой причине. Мы с Филлис были очень близки… — голос её дрогнул, но она справилась с собой и продолжала: — … будь это правдой, Филлис непременно призналась бы мне. Мы друг другу все секреты поверяли, — она подавила вздох. — О Господи, как мне будет её не хватать.

Я лишь кивнул головой, не находя слов. Никогда не знал, как надо утешать родственника покойного. Особенно если речь идет об убийстве. Обычные фразы типа «Она отправилась в лучший из миров» как-то не вязались с ситуацией, учитывая, каким жестоким способом Филлис отправили в этот лучший из миров. И я поступил так, как всегда поступаю, если мне не хватает слов. Промолчал.

Но Имоджин, похоже, и не нуждалась в моих утешениях. Она продолжала говорить, и этим напомнила мне сестру.

— Филлис действительно могла наплести Орвалу с три короба, но единственно ради того, чтобы позлить его.

По её тону я понял, что это обычное дело. Насочинять черт знает какой чепухи и огорошить мужа.

Хотя, надо признаться, моя Клодзилла превзошла Филлис. В день ухода она поведала мне обо всех своих изменах, только, в отличие от Филлис, она их не выдумала.

— В том-то все и дело, — продолжала Имоджин. — Филлис просто отомстила этому подонку за все его мерзкие пакости.

Я немедленно внес эту поправку в свои суждения. Вероятно, Имоджин считает, что врать мужу насчет несуществующих любовных связей не выходит за пределы нормы, если муж, как она изящно выразилась — подонок.

Я неуверенно оглянулся на Верджила и подонка. Орвал слезливо диктовал шерифу имена и адреса, а доблестный страж порядка с запредельной скоростью заносил их в свой блокнот. Имоджин проследила за моим взглядом.

— Точно говорю, — подонок. Вы это знаете, и я это знаю. Могу поклясться, даже сам Орвал это знает.

Вот это вряд ли. Опыт подсказывает мне обратное. Подонки обычно себя таковыми не считают. Но я с Имоджин спорить не стал.

— Так вы собираетесь доложить шерифу о том, что знаете? — вкрадчиво спросила она, придвинувшись ко мне поближе.

Вообще-то я ничего не знал, но зачем же докладывать об этом шерифу? Посему ответил более чем уклончиво:

— А?

Но Имоджин довольно странно отреагировала на мой блестящий ответ: отступила на шаг и молча уставилась на меня, будто задаваясь вопросом, намного ли мой коэффициент умственного развития превышает братьев Гантерманов.

— Я спросила, собираетесь ли вы рассказать шерифу о том, что знаете? О Филлис и обо всем прочем, — Имоджин говорила теперь очень медленно и отчетливо. Примерно так люди говорят, когда обращаются к Джебу или Фрэду.

Я поневоле покосился на близнецов. Они стояли недалеко от шерифа. Верджил настолько увлекся допросом, что забыл отослать их караулить дверь. Так что близнецы, выражаясь на армейском жаргоне, выполняли сейчас команду «вольно». Фред проводил раскопки в носу. Джеб, по сравнению с Фредом настоящий интеллектуал, сидел на корточках с выражением крайней сосредоточенности на лице. Он завязывал шнурок на правом ботинке. Когда Джеб сосредотачивался на чем-то, язык у него высовывался изо рта сантиметра на два. Казалось, этот процесс может занять у Джеба добрую половину дня.

Мне не хотелось бы иметь ничего общего с образом профессионала, который воплощала эта парочка. Так что на этот раз я ответил без промедления. Почти мгновенно.

— Вообще-то, все, что рассказала мне Филлис — это конфиденциальная информация, и я вправе разглашать её только в случае крайней необходимости.

Имоджин распахнула глаза. Она, наверное, не подозревала, что я знаю слова с таким количеством букв — «конфиденциальная». Я торопливо добавил:

— Или, другими словами, когда в действие вступают взаимоотношения между частным детективом и клиентом, конфиденциальность должна соблюдаться строжайшим образом. — Теперь в глазах Имоджин появилось новое выражение. Словно она боялась, что я в любую минуту могу вытащить из кармана словарь синонимов. Довольный, я продолжал шпарить без остановки: — И уж конечно, единственное обстоятельство, при котором я могу разгласить эту информацию, будет повестка в суд, которую я склонен рассматривать…

Слава Богу, при слове «повестка» Имоджин подпрыгнула. Иначе мне пришлось бы использовать такие слова, как «визави» и «вышеизложенное». И через одну-две секунды я потерял бы свою мысль. Навсегда.

— Да я не предлагаю выбалтывать то, о чем вы с Филлис говорили наедине! Наоборот!

Имоджин одарила меня многозначительным взглядом, значение осталось вне моего понимания. Я смотрел на Имоджин, опасаясь, что выражение моего лица подозрительно похоже на выражение Джеба. Он в это время с тупым недоумением таращился на колтун, образовавшийся на месте шнурка.

— Филлис была совсем не такой, как вы думаете, Хаскелл, — проговорила Имоджин, склоняясь к самому моему уху и понижая голос до шепота. — Просто в последние дни она совсем потеряла голову. Вот почему она это сделала.

Меня терзал один-единственный вопрос: что Филлис сделала? Имоджин, наверное, считала, что я понимаю, о чем она толкует. И все оттого, что я применил к Орвалу выражение «Жеребчик».

— Понимаю, — солгал я.

Имоджин взъерошила волосы.

— Филлис думала, что эти записи помогут ей найти выход.

Я старался справиться со своими бровями, которые неодолимо ползли вверх. Записи? Во множественном числе? А я-то думал, что мы располагаем только одной. Можно было и самому догадаться, правда? Раз диктофонов три штуки, не логично ли предположить, что должно было остаться три кассеты? Но неужели это Филлис подложила диктофоны, самолично? Ну, знаете, записать собственного мужа в постели с любовницей…

Невозможно, абсурд. А если правда? Значит, Филлис действительно была женщиной довольно широких взглядов, как и говорил Орвал. И успешно скрывала свои ультрасовременные убеждения под старомодным зеленым платьем?

Имоджин мягко дотронулась до моей руки.

— Я знаю, о чем вы думаете.

Сильно сомневаюсь, подумалось мне.

— Но вы должны понять, Хаскелл, Филлис требовались деньги, чтобы уйти от Орвала. Это был шаг отчаяния, понимаете?

Я изо всех сил стиснул зубы, чтобы у меня не отвалилась челюсть. Это что же значит, господа хорошие? Что Филлис делала порнозаписи с Ковбоем-Ремонтником Орвалом в главной роли — на продажу? Ух ты, вот это действительно широкие взгляды. Шире просто некуда. Похоже, старушка Филлис открыла в этой области новые широты.

Я улыбнулся Имоджин, не без труда, правда, поскольку должен был следить за челюстью.

— Знаете что, — сказал я, незаметно ущипнув себя за руку, — не волнуйтесь. Я её не осуждаю. Не судите, да не судимы будете.

Я не стал объяснять, что не осуждаю Филлис только потому, что не понимаю, о чем, черт подери, Имоджин разглагольствует. Но заверение подействовало, она успокоилась.

— Я знала, что вы не станете говорить об этом шерифу. Я знала, что мы с Филлис можем вам доверять.

— Можете, я ни словом не Обмолвлюсь.

И в самом деле, как можно рассказать то, чего не знаешь.

Имоджин снова взглянула на Орвала, который — невероятно, но до сих пор! — диктовал Верджилу имена и адреса. Вероятно, у Орвала обнаружились пробелы в правописании некоторых фамилий.

— Это все он виноват, — говорила Имоджин. — Он её вынудил, — в её голосе сквозила ненависть. — Если бы этот болван лучше с ней обращался, Филлис никогда в жизни не пошла бы на такое.

И тут, как будто вторя её словам, из дверей дома Филлис вышел парень-криминалист, и взглянув на его руки, Имоджин побледнела.

Руки его в резиновых перчатках держали три диктофона.

— Мы нашли их на кухне, — сообщил парень Верджилу. — Два пустые… глаза Имоджин метнулись в мою сторону. Во взгляде её сквозил безмолвный вопрос, но она отвернулась, прежде чем я успел ответить. — … Но в третьем была кассета. Я подумал, что вы захотите её послушать, шериф.

При других обстоятельствах так оно и было бы. Но в данном случае парень явно ошибся. Верджил не желал слушать никаких кассет, могу поклясться. Особенно когда рядом стоит Имоджин.

Криминалист включил запись, но прошла целая минута, прежде, чем Верджила дошло, что за звуки он слышит. Наверное, слух у шерифа давно уже не тот, что раньше. Верджил придвинулся на пару шагов, наклонился к самому диктофону и закатил глаза, — чтобы лучше слышать, я полагаю.

Это было одно из самых интересных мест на кассете. Неизвестная Хохотушка не переставая повторяла: «О, да, о, да, о-о-о, ДА-А-А!» И задыхалась от жесточайшей астмы.

Уверен, что все, кроме Верджила, сразу поняли, в чем дело.

Даже Джеб и Фред. Фред мгновенно вытащил палец из носа и навалился на брата, дабы оказаться как можно ближе к источнику звуков. Джеб оставил в покое шнурки и пытался отпихнуть Фрэда. Несколько секунд они молча и сосредоточенно боролись, как два школьника в очереди. Потом замерли плечо к плечу и обратились в слух. На их лицах расцвели улыбки, которые становились все шире и шире, словно близнецы проходили пробы для съемок в рекламе жевательной резинки «Двойная свежесть».

Зато Орвалу было не до смеха. Он-то сразу опознал эти астматические хрипы. — Эй, что за чертовщина, вы где это взяли, а? — ошалело проговорил он. — Вы что же творите-то?

Для человека, утверждающего, что это обыкновенные гимнастические упражнения, Орвал как-то слишком разволновался. Подумаешь, послушают, как он аэробикой занимается!

— А ну дай сюда! — взвыл свежеиспеченный вдовец диким голосом и потянулся к диктофону.

Это все равно, что попытаться переключить телевизор с любимой программы близнецов-братьев. Их двойные мятные улыбки погасли, и оба зама угрожающе двинулись на бедолагу Орвала. Осознав свою тактическую ошибку, он так резво отдернул руку, будто диктофон раскалился, как чайник.

А ведь и впрямь раскалился, в известном смысле, от него разве что пар не валил.

Попятившись от грозных близнецов, Орвал заныл, явно вознамерившись снова пустить слезу:

— Ну где вы взяли пленку, а? Она, между прочим, не для чужих ушей.

Уж это мы заметили.

— Мы нашли это в шкафу за холодильником, — ответил криминалист, адресуясь, разумеется не любителю аэробики, а Верджилу.

Тут Неизвестная Хохотушка перешла от «о-да-о-да» к серии «Орвал-Орвал-Орвал», скандируя, как заядлая болельщица, и задыхаясь от фанатичного восторга.

Вот тут-то и до Верджила, наконец, дошло, к чему он с таким вниманием прислушивается. Смекнув, что запись предназначена отнюдь не для прослушивания в присутствии дам, шериф не просто порозовел, — он заалел и зыркнул на Имоджин.

— Выключите! — рявкнул он. — Прошу прощения, мэм. Прошу прошения… Даже его волосы цвета «соль с перцем» приобрели красноватый оттенок. Верджил повернулся к Орвалу. — Это… эта… этот… — тут он сдался, видимо, заразившись от вдовца нехваткой слов в организме. — Это вот ваша работа?

Лицо опозоренного ковбоя скривилось. «Как вы могли подумать!» — как бы говорило это лицо.

— Нет! — вскрикнул Орвал. — Нет! Я бы никогда, никогда не стал такую гадость записывать. Никогда! Боже правый, это отвратительно! Это… просто мерзопакость!

По-видимому, он запамятовал, что на кассете в главной роли выступает он сам, и вся эта гадость и мерзопакость, которую мы выслушали — его рук дело. И не только рук.

— А разве это не вы на кассете… того…

— Ну… да, вообще-то, я. Но я никогда в жизни этой кассеты не видел и слыхом не слыхивал.

— Так-таки и никогда? — недоверчиво прищурился Верджил.

Голос у Орвала был честнее некуда.

— Да что вы, шериф, неужто я стал бы собственноручно такое записывать, да ещё дома держать? Интересно, где её могла раздобыть моя женушка?

А вот это Орвал брякнул, не подумав. Шериф глубоко вздохнул и угрюмо прошептал:

— Орвал, мне показалось, вы говорили, что ваша жена не возражает против ваших упражнений.

— Ну, э-э… как это… Одно дело — знать, но слушать — это уж, знаете ли, слишком.

Тут шериф прочистил горло и спросил уже во весь голос:

— Кто эта дама, Орвал?

Вдовец мялся, жался, скрутил свою шляпу в бесформенный узел, и наконец выпалил:

— Фло!

Коротко и ясно. Верджил, Джеб, Фред, я, и даже парень из криминалистической лаборатории, кивнули. В Пиджин-Форке все мужчины старше шестнадцати знают Фло Педиго. Это дамочка чуть за сорок, с пышными волосами гранатового цвета, фигурой двадцатипятилетней девушки, и очень, как бы это выразиться, дружелюбная. Она ни разу не встречалась с мужчинами, которые ей не нравились. А понравиться ей мог любой, у кого в кармане звякали двадцать пять долларов. А то и поболее, если мужчина рассчитывал нравиться ей дольше одного часа.

Прошу заметить, я вовсе не по собственному опыту это знал. Просто наслышан о расценках Фло. В нашем городке любят поговорить о таких вещах. Честное слово. Да и вообще, не дай Бог дожить до поры, когда придется платить женщине, чтобы она согласилась лечь со мной в постель. Мое бедное эго тогда будет окончательно низвергнуто в пучину отчаяния.

Да мне сам Верджил как-то поведал о расценках мадам Фло. Он периодически арестовывал любвеобильную особу. Единственная проблема в том, что у Фло вечно не было денег, чтобы выйти под залог, посему в ожидании суда приходилось держать её в отделении, где она, не закрывая рта, рассказывала заключенным грязные истории. И показывала стриптиз. В результате, когда Фло в очередной раз попадала за решетку, кое-кто из сильной половины Пиджин-Форка начинал дебоширить почем зря, чтобы угодить в каталажку.

В конце концов терпение Верджила лопнуло. Случилось это в тот самый день, когда семнадцатилетний парнишка Туми швырнул кирпичом в окно шерифа, а потом долго канючил под дверью, чтобы его арестовали. И Верджил решил оставить Фло в покое.

Надо сказать, шериф вовсе не обрадовался, услышав имя Фло Педиго. Он даже поморщился. И заставил Орвала по новой расписать поминутно весь сегодняшний день. Это продолжалось целую вечность. Но Верджил-таки вынудил Орвала сознаться, что между заказами у него была масса свободного времени.

И на это свободное время никакого алиби у него не было.

— Но позвольте, шериф! — взвыл Орвал. — Положим, я собрался убить мою милую женушку, так? Да ведь мне бы тогда потребовалось проделать весь путь домой и обратно, чтобы попасть к следующему заказчику.

Я что-то не пойму, к чему он клонит. Что убийство — занятие хлопотное? Или слишком накладно из-за такой ерунды гонять машину?

А Орвал поспешно добавил:

— И к тому же — Филлис ведь оставила записку! С этой семеркой! Какое отношение может иметь ко мне семерка?

По-моему, цифра семь могла означать коэффициент умственного развития Орвала, но я смолчал. Верджила аргументы безутешного вдовца ничуть не тронули. Он мысленно уже выписывал ордер на арест.

Мне, однако, показалось, что Орвал не врал, уверяя, что видит эти диктофоны впервые в жизни. Или же он гениальный актер. Вид у него был действительно ошеломленный. А если он не знал, что Филлис сделала эти записи, зачем ему тогда убивать жену? Тем более, она не мешала его гимнастическим увлечениям.

Правда, я не мог не заметить, что уныло повторяя Верджилу свой распорядок дня, Орвал постепенно перестал убиваться. Видимо, осознал, что если не он записал пленку, значит, это сделала Филлис. И припрятала до поры до времени.

Имоджин, как ни странно, тоже вычеркнула Орвала из списка подозреваемых.

— Ни на минуту не поверю, что это Орвал убил Филлис, — зашептала она мне на ухо. — Он, может, и подонок, но никак не убийца. Виноват, скорее всего, один из тех людей на кассетах, как по-вашему?

Вообще-то, мне следовало бы ответить примерно так: нет, не думаю, ибо мозг мой в данный момент поглощен одной-единственной мыслью: Имоджин, дорогая, что, черт подери, вы имеете в виду? Вместо этого я бесстрастно проговорил:

— Нам бы с вами посидеть, покумекать, поделиться известными фактами.

Известными вам фактами, следовало бы мне добавить.

Имоджин захлопала глазами и смерила меня взглядом с ног до головы. Уж не начала ли она подозревать, что я имею какое-то отношение к смерти её сестры? Хотя, она ведь довольно быстро пришла к выводу, что человек с внешностью Вождя Краснокожих на убийство не способен.

— Хорошо, — сказала наконец Имоджин. — Нам и впрямь не мешало бы поговорить. Ближе к вечеру заскочу к вам домой, ладно?

Я объяснил ей, как меня найти. Она глубоко вздохнула и выпалила:

— Я отомщу! Во что бы то ни стало отомщу. Вот увидите, Хаскелл, — и погрозила кулаком невидимому убийце. — Может, и не стоило Филлис делать эти записи, но такого наказания она не заслужила.

Я кивал словно заведенный, а сам не мог избавиться от мысли, как же заставить Имоджин рассказать все, что она знает, взамен не сказав ей того, что, по её мнению, знаю я.

Да, чувствую, вечерок предстоит прелюбопытнейший.