Доминика и Бовалле

Глава 14

Дон Диего, сопровождавший своих родителей и кузину на прием в дом дона Луиса де Новели, заподозрил, что кузина идет туда только затем, чтобы встретиться с шевалье. Его матери смертельно надоели все эти подозрения, и она не желала их слушать.

— Мой дорогой Диего, — сказала она, когда они еще были дома, — шевалье скорее шокирует Доминику, нежели очаровывает. Меня гораздо больше беспокоит приезд Тобара.

— К тому времени мы увезем ее в Васконосу, — возразил он, — и узел будет крепко завязан еще до того, как Тобар сможет действовать. Я не допущу, чтобы она назло всем нам сбежала с этим игривым французом. Говорю вам, сеньора, он провел возле нее большую часть вечера вчера у де Чинчона, ухаживая за ней.

— Как хорошо вы играете роль ревнивого любовника! — восхитилась его мать. — Я никогда не предполагала, что вы способны так ненавидеть кого-нибудь, как вы ненавидите этого неотразимого иностранца. Это весьма забавно.

Несомненно, молодой человек питал к сэру Николасу Бовалле очень сильную неприязнь, которую теперь уже почти не пытался скрывать. Возможно, в синих глазах была слишком явная издевка. Дон Диего считал себя изысканным кабальеро, а сэр Николас явно не придерживался подобного мнения. У сэра Николаса была презрительная усмешка, он смеялся без всяких видимых причин и вел себя так, словно считал очень немногих достойными внимания. Его глаза смотрели беззаботно и лукаво, как будто говоря: «Вы хотите со мной сразиться? Что же, я к вашим услугам, но как бы вам не пожалеть об этом». Он расхаживал повсюду легкой, небрежной походкой, чувствуя себя как дома, и даже посадка его красивой головы была высокомерной. Дону Диего не терпелось выпустить немного этой гордой крови.

Он почувствовал, что все его подозрения подтверждаются, когда увидел шевалье в числе присутствовавших в доме Новели. Так как мать не придавала его подозрениям никакого значения, дон Диего решил следить за Доминикой сам и оставался поблизости от нее весь вечер. Она терпела это, как могла, и надеялась, что Бовалле не подойдет к ней. Он был вполне способен поступить так из чистого озорства, подумала она, и, когда их глаза встретились, девушка постаралась предостеречь его взглядом. Бовалле скорчил гримасу, но подчинился. Когда они виделись накануне вечером, она выбранила его за поведение в Каса Карвальо, сказав ему, что от такой опасной игры у нее мурашки бегают по коже, и он, целуя ей пальцы, признал, что плохо себя вел. Тем не менее донья Доминика уже поняла, что ее возлюбленный не только своеволен, но ему доставляет какое-то странное удовольствие испытывать долготерпение Провидения. Однако ее слова, по-видимому, возымели какое-то действие, так как теперь Бовалле держался поодаль от нее. Он был в самом веселом расположении духа, и она не могла не следить за ним, так как опасалась несчастья.

У нее было дурное предчувствие. Возможно, виной тому было несносное соседство кузена и сознание того, что он тоже следит за Бовалле взглядом, в котором читается ненависть. Она попыталась избавиться от его общества, но он не отходил ни на шаг. Доминика поняла, что Диего заподозрил ее в стремлении оказаться рядом с Бовалле. Наконец ее спасла тетка, подведя к ней жеманную девицу, которая сказала, что ей очень хотелось познакомиться с дамой, побывавшей в плену у знаменитого пирата.

Сэр Николас был в пределах слышимости, а жеманная девица задавала бесконечные вопросы об Эль Бовалле. Донья Доминика отвечала как можно короче, опасаясь, что в любую минуту чувство юмора сэра Николаса может одержать верх над благоразумием. Уверяя свою внимательную слушательницу, что этот дьявол-пират не обращался с ней жестоко, она краешком глаза видела, что на губах его играет улыбка, и понимала, что он слушает.

— О, сеньорита, это чудо! — пылко заявила жеманная девица. — Но расскажите мне, какой он, этот ужасный человек?

— Сеньорита, мне нечего особенно рассказывать, — в нетерпении заявила Доминика. — Он такой же, как все люди. Я не заметила в нем ничего особенного.

— Я слышала, — сказала девушка, несколько разочарованная, — что Эль Бовалле очень красив. Кроме того, мы знаем, что он бесстрашен.

— Он недурен, — ответила Доминика. — Но думаю, что в Испании из него сделали слишком грандиозную фигуру. Он самый заурядный человек.

Черноволосая голова повернулась к ней, и, к своему ужасу, она заметила, что брови Бовалле удивленно взлетели вверх. Господи, сделай так, чтобы собеседник Бовалле ничего не заподозрил! Разве сейчас время бросать на нее шутливые взгляды?

Жеманная девица, захлебываясь от волнения, заговорила о Сантьяго, продолжая задавать множество вопросов. Наконец Доминику выручил дон Родригес, который, взяв ее за руку, улыбнулся своей извиняющейся улыбкой и сказал:

— Тут присутствует один человек, мое дорогое дитя, с которым, возможно, вам было бы приятно познакомиться. Он недавно побывал в Сантьяго, и, я думаю, вы его знаете. — Сеньор таинственно понизил голос. — Увы, он сейчас в немилости, но не обращайте на это внимания, — продолжал он, ведя ее через зал. — Он потерял свой корабль — впрочем, вам это известно, ведь это случилось, должно быть, до вашего возвращения домой. — Дон Родригес направился к группе, стоявшей у дверей, не замечая, что у его племянницы все внутри сжалось от дурного предчувствия. — Этот сеньор вызывает сочувствие, но ему многое ставят в вину. Он в немилости при дворе, моя дорогая, так что будьте осторожны, касаясь этой темы.

Доминика похолодела.

— Кто это? — ровным голосом спросила она.

— Разве я не сказал? Это дон Максия де Перинат, дитя мое. Тот, кого послали преследовать Бовалле и кто… потерпел поражение. Он сообщил мне, что знал вас и вашего бедного отца. — Дон Родригес кашлянул и торопливо продолжал: — Конечно, вы не станете упоминать об этом несчастье.

Перинат! Перинат в Испании, в этом самом доме! Когда Доминика видела его последний раз, он с безумными глазами, заикаясь, бессвязно рассказывал об английском дьяволе, смеющемся и отпускающем остроты в самый разгар боя. Она еле удержалась, чтобы не крикнуть Бовалле, призывая его бежать от надвигающейся опасности. Девушка непроизвольно повернула голову, отыскивая его в толпе, но увидела только затылок черноволосой головы и плечи. Мысли ее неслись вскачь, и тут она заметила Перината, склонившегося над ее рукой и выражавшего ей соболезнования по поводу кончины отца.

Доминика поборола одолевавшую ее немоту и заставила себя ответить, а затем вступила с ним в беседу, чтобы любой ценой удержать подле себя, вдали от сэра Николаса, который находился на другом конце зала, ничего не подозревая. Она едва сознавала, что говорит. Ум ее лихорадочно искал способ предупредить Бовалле. Она стояла перед Перинатом, лелея слабую надежду отвлечь его внимание от Бовалле, и впервые в жизни обрадовалась появлению кузена. Она сразу же представила его Перинату, надеясь, что они заведут разговор и ей представится возможность ускользнуть к сэру Николасу.

Дон Диего поклонился, и Перинат обратился к сыну старого знакомого с любезными словами. И тут, как раз когда в беседе возникла небольшая пауза, до них долетел веселый голос Бовалле, звонкий и, к несчастью, весьма звучный.

Перинат сразу же вскинул голову, прервавшись на середине фразы.

— Пресвятая Дева, я знаю этот голос! Что за дьявольщина? — хрипло вымолвил он.

Доминика лихорадочно заговорила, но на нее не обратили внимания. Перинат сделал быстрый шаг вперед и замер, уставившись на профиль Бовалле и не веря своим глазам.

Сэр Николас беседовал со своим приятелем из Андалусии. Онемев от ужаса, Доминика увидела характерное движение, которым он закинул голову, и услышала веселый смех, который невозможно было забыть.

— Ах! — издал дон Максия звук, похожий на выдох. Рука его нащупывала эфес шпаги. — Пресвятая Дева, в своем ли я уме? Не снится ли мне это? Эль Бовалле!

Он прокричал это имя. Сэр Николас инстинктивно обернулся, но в этом не было ничего особенного. Все присутствующие резко обернулись при звуке этого ужасного имени, прозвучавшего в зале.

Доминика увидела, как сэр Николас быстро скользнул взглядом по группе у двери. Он заметил мертвенно-бледного Перината, не сводившего с него глаз, но ничем не выдал, что узнал его.

Дон Родригес был так же сбит с толку, как и другие, но опомнился прежде остальных.

— Что вы говорите, Перинат? Вы сошли с ума! Кто… что такое?

— Это он! Это Бовалле!.. Бовалле собственной персоной, я вам говорю! Страсти Господни, мне ли его не знать? Разве у меня нет для этого причин? Разве я когда-нибудь позабуду это лицо или этот смех, о Господи! Ах, собака! Ах, негодяй! Наконец-то, наконец!

Пораженный шепот: «Эль Бовалле! Эль Бовалле!» разнесся по комнате. Дрожащая рука Перината указывала прямо на сэра Николаса. Люди в изумлении вглядывались в Бовалле; те, кто был рядом с ним, внезапно отступили; руки нащупывали эфесы шпаг. Только сэр Николас спокойно стоял, приподняв брови в легком удивлении, и на лице его застыл вопрос.

— Но это… это же шевалье де Гиз! — послышался чей-то недоверчивый голос. — Как мог Эль Бовалле оказаться в Испании?

— Говорю вам, это он! Я, Максия де Перинат, сражавшийся с ним лицом к лицу! — Казалось, слова Перината наскакивают одно на другое. — Хватайте его! Неужели вы позволите ему сбежать? Клянусь на Распятии, что это Эль Бовалле!

— У Перината помутился от горя разум, — прошептал андалусец.

Доминика выступила вперед.

— Что такое вы говорите, дон Максия? Это не Бовалле! — Ее голос был неестественно спокоен. — Кому же знать, как не мне? Конечно, этот человек не он.

Позади нее возникло движение. Дон Диего схватил ее за запястье.

— Ах, распутница, наконец-то все прояснилось! — яростно воскликнул он. — Этот наглый шевалье — Эль Бовалле, и он ваш любовник!

По залу пронесся взволнованный шепот. Кто-то подошел к дверям, чтобы охранять их. Голос Бовалле перекрыл разноголосый шум.

— Клянусь всеми святыми, я польщен! — сказал он, и несмотря на охвативший ее смертельный ужас, Доминика не могла не восхититься хладнокровной насмешкой в его тоне и железной выдержкой, позволявшей ему беззаботно шутить в такой момент. — Вы приняли меня за Бовалле, сеньор?

— Ах, ты еще шутишь, пиратская собака! И ты смеешь смотреть мне в лицо и заявлять, что ты — не он?

— В чем дело, сеньор? Вы или помешались, или сильно пьяны. Если бы я был Бовалле, на что бы я мог надеяться, находясь здесь?

— Я верю ему! — Дон Диего оказался возле Перината. — Мы не все еще знаем об этом шевалье де Гизе. Я тебе скажу, пират, на что ты надеешься! Ты собираешься похитить мою кузину. Теперь я все понял! Но сначала тебя настигнет моя шпага! — Он вытащил шпагу из ножен и сделал прыжок вперед.

Засвистела сталь, и мерцание свечей отразилось в синем клинке. Бовалле тоже выхватил шпагу — подлинное произведение Саагома из Толедо. Удар дона Диего был моментально отбит. Бовалле отскочил к стене и стоял против своего противника. Доминика увидела, как его белые зубы сверкнули в улыбке.

— Ну как, сеньор? Я жду вас! Не придет ли кто-нибудь на помощь дону Диего? Если я — Бовалле, то понадобится очень много народу!

— Отойдите, отойдите, он мой! — вскричал Перинат, отталкивая дона Диего. — Ну-ка, пират, скрести еще раз свою шпагу с моей! Помнишь, какой липкой была палуба у нас под ногами? Ха, ты помнишь, собака?

Со шпагой в одной руке и кинжалом в другой он бросился к Бовалле.

— Уберите этого сумасшедшего, — сказал сэр Николас. — Я могу случайно поранить его. Так-так, сеньор! Ну что же, в таком случае защищайтесь!

Он увидел, что сбоку к нему приближается дон Диего, и обернулся, сдерживая Перината.

Новели, хозяин дома, наконец вышел из оцепенения и кинулся к ним, на ходу выхватывая шпагу.

— Как, еще один? — сказал сэр Николас. — О, храбрецы! У меня действительно достойные противники.

— Прекратите, прекратите! — закричал Новели и развел шпаги. — Вы что, с ума сошли, Перинат? Остановитесь, молодой сеньор, остановитесь, говорю я вам! Как, в моем доме! Позор! Стыдитесь, вы оба!

— Хватайте его! — задыхаясь, кричал Перинат. — Неужели вы позволите ему уйти, дураки? Это Бовалле!

Бовалле стоял, легко опираясь на шпагу, и посмеивался, как будто находя ситуацию чрезвычайно забавной.

— Спокойно, сеньор Седобородый, я все еще здесь!

— Он смеется над нами! Смотрите, как он издевается! — вопил Перинат, окончательно обезумев. — Поверьте моим словам! Позовите стражу!

Диего поднял вверх шпагу.

— Да, пусть позовут стражу, — согласился он. — Мы все тщательно проверим. Эй, там! Позовите стражу!

Новели быстро обернулся:

— Вы отдаете приказания в моем доме, дон Диего?

Но многие поддержали дона Диего.

— Да, нужно вызвать стражу! Пусть это дело рассмотрят, Новели! Если Перинат ошибся, шевалье нас простит. А если он говорит правду…

Новели нерешительно взглянул на Бовалле, разрываясь между долгом хозяина дома и своими подозрениями. Позади Бовалле стояло несколько человек, наблюдавших за ним на случай малейшей попытки к бегству. А Бовалле держал в руках шпагу и смеялся.

— Сеньор, я бы послал за стражей, — посоветовал он.

— Шевалье, вы извините вынужденную неучтивость, — обратился к нему Новели, который совсем растерялся.

— От всего сердца, сеньор, — беспечно ответил Бовалле. Он перевел взгляд на лицо Доминики, выражавшее отчаяние, потрогал себя за бородку, на секунду приложил палец к губам и увидел, что она опустила глаза в знак того, что поняла.

Кто-то отправился за стражей. Сэр Николас повернул голову, и его явно позабавило, что между ним и дверями скопилось столько народу.

— Однако вы считаете этого Бовалле отчаянным человеком, не так ли, сеньоры? — спросил он.

Перинат поднял вверх шпагу. Его первый бешеный порыв улегся, и теперь он заговорил спокойно, но с большой горечью.

— Вы, должно быть, действительно отчаянный, раз осмелились появиться в Испании. Вы подшутили надо мной и остальными, Бовалле, но хорошо смеется тот, кто смеется последним.

Глаза Бовалле блеснули.

— Сеньор, последним, несомненно, буду смеяться я, — ответил он. — Вы говорите, что я Бовалле, но той даме, которая утверждает, что это не так, вероятно, виднее.

— Да, ей виднее! — вставил дон Диего, не обращая внимания на предостерегающий взгляд матери. — Тебе не удастся одурачить нас, собака!

— Хватит! — снова вмешался Новели. — Это не вам решать, дон Диего. Успокойтесь, я вам приказываю! Если мы к вам несправедливы, шевалье, надеюсь, вы будете снисходительны и только посмеетесь над нами.

— Можете быть уверены в этом, сеньор, — ответил сэр Николас. — Мы все посмеемся. — Его взгляд снова скользнул по лицу Доминики. — Пусть никто не беспокоится. У этой истории будет счастливый конец, не сомневайтесь в этом. — У дверей возникло движение и послышался звон шпор. — Ага, стража! Однако вы действительно считаете Эль Бовалле опасным малым! Честное слово, кастильская стража, и никак не меньше дюжины!

Его окружили. Лейтенант, на лице которого было написано неподдельное изумление, церемонно поклонился.

— Сеньор, весьма сожалею, но я должен попросить у вас шпагу. — Она была вручена ему эфесом вперед. — Будьте так любезны следовать за нами.

— С величайшим удовольствием, сеньор лейтенант, — ответил Бовалле. Он взглянул на андалусца: — Дон Хуан, я, по-видимому, не смогу сыграть с вами завтра партию в trucos[13] и, возможно, не выполню и другие обещания. Примите мои извинения. Однако что касается прочих обещаний, связанных с более поздними датами, все они, разумеется, будут выполнены. Сеньор, ведите меня!

Бовалле вышел, окруженный стражей, но голос его продолжал звучать у Доминики в ушах: «Что касается прочих обещаний, связанных с более поздними датами, все они, разумеется, будут выполнены… разумеется, будут выполнены».