Доминион

Глава 24 Иногда они возвращаются

Битва четырех армий

Время гниения

Скеллан и Каллад Страж Бури стояли по разные стороны изувеченного тела претендента от Мариенбурга.

— Я даже не надеялся на такой великолепный исход, дварф. Ты превзошел сам себя. — Скеллан пнул труп. — Столько смертей, бессмысленных в своей жестокости. Кровавый Граф сам никогда бы не устроил такого масштабного опустошения, ты ведь понимаешь, да, дварф? Ты знаешь слабину живых. Но, как все хорошее, и это должно закончиться. Все эти стремления, личные пристрастия, жадность, амбиции, похоть и прочие основные инстинкты. Люди — худший вид монстров, так что прими мою благодарность, дварф. Ты прекрасно справился со своими обязанностями, но теперь ты свое отслужил, и, как мне ни жаль говорить это, сейчас ты всего лишь провисший трос. Пора тебя перерезать.

— Ты слишком много болтаешь, вампир. Заткнись — и дерись. Сперва я убью тебя, а потом втопчу в грязь твоего проклятого хозяина.

Сын покойного Хельмута взмахнул окровавленным Рунным Клыком.

— Я снесу тебе голову, убийца!

— О, Конраду нравится. Это здорово. Много крови прольется, много, начиная с этого человечка. — Улыбка вампира была совершенно безумной.

Хелмар рванулся на врага, но дварф опять удержал его.

— Нет, мальчик. Иди, твой народ нуждается в тебе. Возглавь армию. Многое зависит от тебя. На кону не только твой гнев, человек. Ты должен думать о своих людях. Ты теперь принадлежишь им, а не себе. Будь человеком, которым ты должен быть. — Дварф ткнул пальцем в сторону Скеллана, выделяя его из группы. — Тут будет мой бой. Мой и вампиров. Наконец-то дело дошло до оплаты старых долгов. Это ты был там, на стене Грюнберга. В тот день ты убил моего отца, ты погубил мой народ, пришла пора рассчитаться, Конрад фон Карштайн. Жизнь за жизнь.

Каллад, вскинув топор, шагнул вперед.

— Конрад убил и твоего отца? — причмокнул Кровавый Граф. — Как мило. Что ж, Конрад за свою жизнь прикончил много врагов, так почему бы не двух отцов? Вы теперь породнились, вы двое. Спасибо Конраду, да, спасибо Конраду, сделавшему вас братьями по горю. Конрад непобедим. Конрад — возродившийся Вашанеш. Все должны трепетать перед его мощью. Падай к его ногам и моли Конрада о пощаде. Да, моли!

— Ох, перестань тявкать, твое безумие! — прорычал Скеллан, подражая грубоватому и немногословному дварфскому диалекту. Его терпеливое отношение к бреду сумасшедшего графа давно истощилось.

— Ты служишь дураку, Скеллан. А это, по-моему, делает тебя еще большим дураком, — сказал Каллад.

Дварф качнулся и взмахнул своим громадным топором, намереваясь отрубить ухмыляющемуся Скеллану голову. Вампир не пошевелился, пока страшное серебряное лезвие не оказалось в футе от его горла, и даже тогда он был скуп в движениях. Подавшись назад на каблуках, он насмешливо смотрел, как топор проскользнул в пальце от его носа. Ухмылка ни на миг не сошла с губ бестии.

— Предсказуемо, дварф, — фыркнул Скеллан, шагнул ближе и с силой хлопнул противника по шлему, так что в ушах дварфа еще много часов стоял звон.

Каллад провел еще три атаки, и ему удалось ранить вампира в левую руку — Скеллан подвернул лодыжку, запнувшись об острый камень, сделал неверный шаг и не сумел уклониться.

Вампир попятился и ощупал глубокую рану.

— Ты за это заплатишь, коротышка! — с яростью пообещал Скеллан и ринулся вперед, освобождая своего зверя. Лицо его исказилось от гнева.

Он взревел и начал теснить соперника, шаг за шагом, удар за ударом. Отразить такой напор дварф не мог. Топор его взлетал и падал, постоянно промахиваясь. В конце концов, кулак Скеллана врезался в нос Каллада, сломав хрящ, а второй заехал по лбу, над глазом. Полилась кровь.

Вокруг них ожило поле боя. Живые видели подлость фон Карштайна, видели, как пал их последний сеньор, и, объединившись, обратили общую ярость на мертвецов. Некроманты Кровавого Графа ответили черной магией. Тучи разошлись, но вместо яркого солнечного луча с небес на землю упал могучий Шайш, черный ветер, стирающий все краски мира. Грянул гром, хлынул ливень — не каплями, но потоком, превращая поле в раскисшую грязь, поднимая над раскаленной землей завесу пара.

Потом полетели мухи.

Густые облака кровососов вились над живыми, забираясь в ноздри и глаза, проникая в рот и горло, душа и слепя людей. Армии людей натыкались на шатающихся зомби, разлагающиеся пальцы срывали с противников доспехи, отнимали оружие, увлекали наземь и втаптывали в скользкую жижу.

Прилив смерти подхватил и Конрада, его зловещий меч прорубал в рядах живых кровавый проход, устланный дымящимися внутренностями. Иммолай Фей шагала за графом, шепча заклинания, поднимающие убитых, и они успевали увидеть, как уже безболезненно разматываются в их руках петли выпавших из вспоротых животов кишок.

На взбаламученной грязи лопались пузыри — это древние мертвецы торопились выбраться из-под земли. Кости людей и животных отвечали на зов некроманта. За сломанными оленьими рогами следовали удлиненный волчий череп с пустыми глазницами и конский скелет. Разложившиеся остовы зверей и людей утратили многие части и перепутались, однако это не мешало им возрождаться к нежизни.

Но мир Скеллана сузился до них двоих — до него и дварфа. Остальные пусть катятся в ад, полыхая синим пламенем, поджигая по пути землю, камни, траву, грязь, — плевать!

Он кинулся на Каллада, повергнув дварфа на колени яростным шквалом ударов, потом подпрыгнул и словно завис на секунду в воздухе, прежде чем выгнуть спину и пнуть противника сапогом в висок. Вампир почувствовал, как подалась кость. Дварф растянулся в грязи, топор выскользнул из обмякших рук. Оглушенный, избитый, он поднял затуманенный взгляд.

Зазвенела сталь — Скеллан выхватил меч и застыл над дварфом, готовясь нанести смертельный удар.

Он замахнулся, но клинку не суждено было достигнуть цели.

Парализующий, калечащий удар обрушился на основание позвоночника Скеллана, а второй — на затылок вампира. Меч выпал из разжавшихся пальцев. Третий и четвертый удары пришлись по спине и уху. Где-то за глазами взорвалась боль.

Вампир пошатнулся, ноги его подогнулись, и он упал рядом с дварфом. Оскальзываясь в грязи, Скеллан с трудом перевернулся на спину, чтобы увидеть, кто же напал на него.

На вампира сверху вниз смотрел призрак.

И хотя лицо его было изуродовано, оно все же осталось до боли знакомым. Всего мгновение Скеллан думал лишь о том, что мертвец откликнулся на зов некроманта, но тут же сомнение охватило вампира. Он почти забыл, каково на вкус это чувство, и ему не понравилось напоминание о терпкой горечи неуверенности.

Он попытался встать, но призрак прижал тело поверженного врага слишком уж реальной ногой.

— Я должен был догадаться, что весть о твоей гибели слишком хороша, чтобы быть правдой, Волк.

— Иди, — бросил Йерек дварфу.

Он не стал смотреть, последовал ли дварф его совету. Волк пнул Скеллана в бок с такой силой, что почти вырвал его из цепкой слякоти.

За долгие месяцы изгнания Скеллан превратился в одно из лиц, преследующих Волка. Не Конрад, не Влад: Скеллан. Его зло было тонким, коварным и далеко идущим.

Волк снова ударил вампира, на этот раз в скулу под правым глазом. Лопнула кожа, треснула кость, и в глазное яблоко вонзился острый осколок. Скеллан дернулся и рухнул навзничь. Йерек поднял его за грудки и еще раз швырнул на землю ломающим хребет приемом.

— Рад снова видеть тебя, — прохрипел задыхающийся вампир, зажимая рукой поврежденный глаз.

— Назови мне причину, Скеллан, всего одну, чтобы прикончить тебя и завершить дело.

— Ты продолжал следить за мной, да?

Неестественная тьма, висящая над полем боя, медленно рассеивалась по мере того, как живые оттесняли мертвых.

— Зря ты насмехался надо мной, Скеллан, — холодно заметил Йерек.

— Знаю, но что мне было делать? Такова уж моя природа. Зачем ты вернулся, Волк? — Скеллан хотел подняться, но каблук Йерека обрушился на его переносицу. Вампир опять растянулся в вязкой мути, стукнувшись головой о зазубренный край камня. — Я убивал людей и за меньшее, Волк, помни это.

Лицо его превратилось в кошмарное месиво, нос провалился, кожа на лбу повисла лохмотьями, обнажив гладкие кости. Длинный белый осколок, засевший в слепом глазу, дополнял картину.

— За ним, — сказал Волк, мотнув головой в сторону безумно хохочущего Кровавого Графа, прорубающего кровавую просеку в гуще людей. — Его надо остановить.

— Не могу не согласиться. — Скеллан закашлялся и потрогал костяную занозу. — Но этого недостаточно, не так ли? Мы цепляемся за свои дурацкие идеи, когда существует простое решение. Ты хочешь, чтобы он исчез, я хочу, чтобы он исчез, и все же вот мы здесь — снова враги. — Резким движением он выдернул кусочек кости из правого глаза, и по щеке вампира потек белесый студень. — Но если я тихо работал, постепенно уничтожая все, чем он является, ты пропал, только чтобы вернуться с заявлением, что наш сумасшедший граф — твой заклятый враг? Это весьма… мелодраматично, а, Волк? — Он держал зазубренный осколок двумя пальцами, изучая его уцелевшим глазом. — Неужто ты ничему не научился от фон Карштайнов? Во всем есть красота, даже в предательстве. А знаешь, ударь ты чуть-чуть сильнее, и у меня могли бы быть действительно серьезные неприятности. А так, думаю, останется только мерзкий маленький шрам.

Скеллан отшвырнул кость.

Йерек взглянул на ненавидимое им существо. До сего момента он искренне верил, что Скеллан нырнул в вампирскую сущность на предельную глубину, доступную бывшему человеку.

Но он ошибся.

— Покажи руки.

— Что?

— Делай, что велено. Покажи мне свои руки.

Скеллан вытянул руки. Никаких колец.

Разочарование охватило Йерека. Он всецело отдался приливу черного гнева, хлынувшего в его кулаки, раз за разом опускающиеся на лицо Скеллана, стирая с губ проклятую ухмылку, превращая рот в обрывки губ, застрявшие между пеньками зубов.

Он не остановился, пока Скеллан не перестал сопротивляться. Волк пинал вампира, вбивал его в землю и вдруг замер. Так просто было бы покончить со всем, прирезать Скеллана, избавить мир от его скверны, но Йерек не мог этого сделать. Да, ему, несомненно, хотелось поступить так, но он не мог, физически не мог. Слова Скеллана удерживали его руку. Что если это правда? Что если Скеллан действительно желает смерти Конрада, а не захвата его трона?

Что если все преступления, совершенные этой тварью, все зверства, порожденные его руками, привели вампира к осознанию того, какую угрозу представляют мертвецы для Мироздания? Что если?.. Волк не мог ответить ни на один из вопросов, мечущихся в его голове, точно слепые вороны, сталкиваясь, налетая друг на друга, отчаянно хлопая крыльями, какофонией карканья изгоняя все надежды на разумные мысли. Что если Скеллан — союзник, пусть и самый невероятный?

Он не мог убить его. Не мог нанести последний удар, хотя и знал, что, если бы роли переменились, Скеллан на его месте не испытал бы ни малейших угрызений совести.

Йерек оставил Скеллана валяться в грязи.

Битва продолжала бушевать.

Он не знал, куда повернуть. Огромный кусок жизни посвятил Волк охоте за перстнем фон Карштайна. После схватки с Конрадом было легче исчезнуть, чем возвратиться домой.

Домой? Смешно. У него нет дома.

Он застрял между двух миров, миром людей и царством нежити, и ни в одном из них ему не были рады.

Йерек чувствовал себя призраком, обреченным скитаться по Старому Свету, пока не найдет проклятое кольцо и не обретет, наконец, покой. А до тех пор он мог лишь мучить себя, преследуя живых и мертвых, скрываясь вне их миров, лишь заглядывая туда украдкой и ища, ища…

Он видел, как дварф, пошатываясь, бредет к палаткам, и чувствовал тягу магии некроманта, но не знал, куда направиться. Ни один лагерь не ждал его. Волк проклял себя за глупость, приведшую его на это чужое поле, но он всегда знал, что не мог не оказаться здесь. Он должен рыскать среди мертвых. Он должен найти кольцо. Кольцо необходимо уничтожить. Он не мог позволить перстню попасть в руки безумца вроде Конрада или, хуже того — аморального убийцы, такого как Скеллан.

Йерек зашагал прочь от бойни.

Он пошел за дварфом к шатрам лекарей. Война — это не одно сражение, это нескончаемая игра на выживание, это безжалостный жернов, снова и снова перемалывающий врагов. Сегодня фон Карштайн проиграет, все признаки налицо. Пронзающие тучи солнечные лучи бросали на поле золотой свет, разгоняя тени. Тени возвращались, приглушая сияние, но это уже не имело значения, тьма показала свою слабость и уязвимость — и это давало свету надежду. Живые наступали, атакуя мертвых.

А потом из расселин на горных склонах пришло спасение: длинная извилистая река скатилась в ущелье мрака и разлилась по равнине — этапа подмогу прибыла тысяча дварфов под знаменами Жуфбара.

Рядом с ними скакали улюлюкающие всадники с флагами Мариенбурга, их начищенные доспехи ловили мимолетные вспышки света и многократно отражали их. Они ворвались на поле с копьями наперевес, кося ряды безмозглых зомби, слишком тупых и неповоротливых, чтобы убраться с дороги конницы. Копыта крушили черепа, дварфы довершали работу.

Мертвецы были разгромлены.

Сегодня победили живые.

Прогони врага раз — и на следующий день он вернется обновленный, окрепший, готовый стать твоей погибелью.

Йереку совершенно не хотелось обнаруживать себя, но он знал, что его единственная надежда — дварф и его народ. Они поклялись искоренить вампирскую породу и объединились ради общего дела. Лишь они — его шанс уничтожить Конрада, даже если при этом придется принести себя в жертву.

Живые возбужденно вопили, но это были не бурные радостные крики победы, а отчаянные крики облегчения. Они спасены, но они не победили. А это разные вещи.

Йерек следил за дварфом. Волк на удивление легко проник в лагерь и пока, несмотря на свою природу, оставался незамеченным.

Он еще не знал, как сдружиться с дварфом. Йерек подумывал о том, чтобы заявить, что он спас дварфа от Скеллана и теперь тот у него в долгу, но хотя это, возможно, и сохранило бы ему жизнь, хотелось бывшему бойцу совсем другого.

Пожелает ли дварф связываться с мертвецом, меняя одно зло на другое? Кроме того, когда дело будет сделано, не повернет ли дварф против него?

Поразительно было то, что, пройдя через пытки нежизни, Йерек радовался перспективе наконец обрести покой. Он не боялся окончательной смерти, даже если она означала разрушение всего, чем он был. Здесь, сейчас он с распростертыми объятиями встретил бы прекращение своего существования. Если кольца больше нет, то эту цену стоит заплатить.

Годы борьбы против своей сути могут, наконец-то, закончиться здесь, на этом поле.

Вот зачем он вернулся, вот истина, которую Волк скрывал даже от себя.

Он знал, что это его первый ход в эндшпиле.

Выручив дварфа и появившись перед Скелланом, он ускорил события. Он мог бы прятаться в тени, охотясь за подсказками, прослеживая путь кольца, но, выступив из укрытия, сознательно выбрал роль катализатора. Теперь все завертится вокруг него. Будут совершаться ошибки, срываться планы, открываться секреты. И один из них приведет к перстню. Должен привести.

Когда дварф прошел мимо, Йерек выскользнул из тени и, зажав ладонью рот дварфа, прошипел, пока пленник не начал сопротивляться:

— Тсс. Я друг. — И убрал руку.

— Ты мне не друг, урод.

— Будем надеяться, к концу ночи я им стану, — пообещал Йерек.

Дварф выслушал его.

— Какого дьявола я должен тебе верить?

Йерек понимал, что он сам и слова его далеко не убедительны.

— Из-за того, кем я был, а не кем стал, — сказал он, надеясь, что этого достаточно. — Потому что как Белый Волк Миденхейма я отдал жизнь, пытаясь защитить то же, что сейчас защищаешь ты, и потому что искра того, что делало меня мной, отчего-то горит во мне до сих пор. Не знаю, сколько это продлится, но пока она не погасла, я призрак, застрявший между землей живых и племенем гнили и тлена. В обоих мирах я ничто и потому и там и там могу передвигаться незамеченным. Я способен проникнуть туда, куда не попасть тебе, могу подобраться к Конраду близко-близко и убить его, если все должно завершиться именно так. Я не хочу закончить, как они.

— И что ты просишь у меня взамен?

— Помощи.

— Продолжай.

— Ты знаешь историю первой войны?

— Я в ней участвовал.

— Тогда ты в курсе, что в ней победили хитростью, а не силой. Фон Карштайн обладал талисманом невероятной мощи, воскрешающим его каждый раз после гибели. Этот талисман похитили во время осады Альтдорфа, что позволило сигмаритам убить графа раз и навсегда.

— Я знаю, — сказал дварф. — Кольцо графа-вампира. Вор украл его и передал жрецам.

— Да, кольцо фон Карштайна — только я ни на секунду не верю, что вор отдал его святошам. Что-то я не видел перстня в могиле и не думаю, что его положили в какую-нибудь шкатулочку и оставили на ночном столике. Я должен найти вора, взявшего кольцо. Я должен убедиться, что проклятая штука уничтожена. Вот какая помощь мне нужна от тебя.

— А кто тебе сказал, что я вообще знаю что-то о каком-то кольце?

— Ты сам, только что. Я сказал — талисман, ты сказал — кольцо.

— Я мог услышать об этом в любой пивнушке Империи.

— Да, мог, но не услышал, верно?

— Нет, я встречался с вором. И своими глазами видел, чем он расплатился за свой героизм. Кольца у него нет, поверь мне на слово. Талисман забрал кто-то из твоего племени. А вору отрубил руки и бросил умирать, да только он не умер.

Йерек долго молчал, а потом заговорил так, словно и не слышал дварфа:

— Я видел знамя, которое ты нес в бой, и узнал герб Карак Садры. Я знаю, что произошло с этой твердыней, дварф. Знаю, кто в ответе за ее крах. А значит, я знаю, кто ты. Ты — последний из своего клана, и знание это дает мне ключ к тебе и твоим поступкам. Я знаю, что движет тобой, понимаю гнев, кипящий в твоем сердце, понимаю жажду мщения лучше, чем кто-либо другой, с кем тебе доводилось встречаться. Ты затаил смертельную обиду на чудовище, погубившее твой народ. Такой же груз отягощает и меня — у меня свои счеты с монстром, превратившим меня в то, что я есть. Я не отступлю и не позволю им проглотить мой мир, не буду стоять и смотреть, как свет погружается в вечную ночь, становится обителью крови и скорби. Нет, дварф, этого нельзя допустить, и ответственность ложится на таких, как мы. Но именно так и случится, если то, что ты сказал, — правда. Перстень не должен украсить палец вампира. Мир не переживет еще одного властелина, подобного моему родителю.

Откровенная исповедь шла вразрез со всеми инстинктами Волка, но он не хотел, чтобы между ним и дварфом стояла ложь, если от этого зависит, склонится ли дварф на его сторону.

— Ты говоришь, что ты и он… ты и этот псих… вы братья?

— В некотором роде, дварф, но не в полном смысле, между нами нет родства, нет уз близости. Он — паразит, и обращаться с ним нужно соответственно.

— И все же вы братья по крови. Братья с тварью, убившей моего отца.

Волк не мог отрицать правды — и не стал.

— Когда ты увидишь, что зверь взбесился, что ты сделаешь? — спросил Йерек.

— Положу конец его страданиям.

— Вот так и с моим братом, дварф. Он зверь, которого надо избавить от мучений. И мир надо избавить от мучений, причина которых — он.

Итак, в последней войне победили хитростью, а не силой, и даже не принесенными жертвами. Вор выиграл войну, похитив то, что имел фон Карштайн, — его неуязвимость. Как только граф лишился кольца и стал смертным, война перестала чем-то отличаться от других войн. Любой клинок мог повергнуть графа-вампира, и необязательно, чтобы его держала рука посланца Сигмара или Ульрика. Эту войну можно выиграть точно так же. Кровавый Граф бесталанен, и пока он не завладел перстнем фон Карштайна, омерзительный фокус возвращаться, возвращаться и возвращаться ему не под силу. Он просто безумец, для которого некроманты поднимают армады трупов. Он тень своего родителя и знает это. Ненависть к себе и сомнения снедают его. Он старается переделать себя, старается создать легенду, но те, на кого он полагается, — что ж, они тоже не бессмертны, другими словами, их не так уж трудно убить. Не станет их — и война неизбежно закончится.

— Мне это не нравится, — проворчал дварф, потирая шею, — но чего ты добиваешься, ясно. Что ж, в этом есть смысл.

— Не нужно, чтобы тебе нравились мои слова, дварф, просто прими их как факт. Я меньше чем человек, больше чем вампир, я нечто иное, полное и все же незавершенное. Я не предан мертвецам. Я сделаю то, что делал всегда, всю свою жизнь, — встану на защиту живых. Я не требую от тебя выплатить долг, хотя мог бы — ведь ты обязан мне жизнью. Я знаю ваши обычаи, знаю, что значит спасти дварфа. Ты теперь принадлежишь мне, но это не важно. Я хочу, чтобы ты помог мне добровольно — или не помогал вообще. Не хочу, чтобы ты страдал, меняя убеждения. Нет, я прошу лишь, чтобы ты помог не допустить возвышения тьмы и голодного бога в наше время — и во время наших детей. Я прошу тебя поступить так, как будет правильно. Ты уже доказал, что знаешь о воре и кольце больше, чем я раскопал за долгие месяцы поисков. Вместе мы способны на то, что не потянем в одиночку. Итак, дварф, по рукам?

Он изучал лицо дварфа, видел, как тот борется с естественной ненавистью к зверю, которым стал Йерек, к кровному родственнику твари, уничтожившей его народ, как пытается ухватиться за что-то, что осталось в Волке от человека, — и во что он мог бы поверить.

Наконец дварф кивнул:

— Да, и исполни то, о чем говорил, подберись к некромантам и убей их, если сможешь, но безумный вампир — мой. — Каллад Страж Бури плюнул на ладонь и протянул руку Волку. — И когда это будет сделано, мы займемся твоим проклятым кольцом.

Они ударили по рукам, скрепляя договор.