Мойра на самом деле не ожидала, что заснёт, когда закрывала глаза — она лишь надеялась дать телу и разуму отдохнуть несколько минут, чтобы приготовиться к тяжёлому испытанию, каким было для неё направление эйсара. Для неё стало неожиданностью то, что она услышала голос своей тайной советницы, кричавший ей в её собственном разуме:
— «Проснись! Они не могут удержать щиты!»
Её глаза резко распахнулись, но ещё до того, как она осознала, что она видит, Мойра направила свой разум вовне, проверяя своих магических помощниц. Магический взор показал ей, что они быстро угасали. Даже в её физическом зрении они выглядели тонкими, прозрачными, их эйсар был почти на исходе, и оставшееся им время скорее всего исчислялось секундами.
Не дожидаясь Кассандры, она выпустил свою силу, и начала их укреплять. В одиночку она сумела бы сделать щит такого же размера, и удерживать его довольно долго, но это требовало значительного труда. Она не теряя времени подключилась к огромным резервам, которые представляла собой Кассандра, чтобы не истощить себя.
— А вот это просто жутко, — сказал Чад Грэйсон, глядя на неё, лежащую на земле. — Она просто уставилась в небо как какое-то проклятое демонами дитя.
Установив равномерный поток эйсара, она ощутила себя в достаточной безопасности, чтобы обратить часть своего внимания на своё личное положение — посмотрев леснику в глаза, она протянула ему руки:
— Помоги встать.
Тот слегка подскочил, хмурясь:
— Не делай так, девочка. Ощущение такое, будто со мной кто-то говорит из гроба. — Секунду спустя он взял её запястья, и поднял в стоячее положение.
Алисса тихо засмеялась, несмотря на стоявшее в воздухе напряжение — она по большей части не была встревожены собравшимися вокруг них глазеющими массами:
— Ты просто чувствуешь себя виноватым, потому что она поймала тебя за тем, как ты пялился на её грудь, старик.
Чад повернулся к ней:
— Она выглядела как одержимая — вот и всё. К тому же, я никогда не чувствую вину, глядя на женщину. Если она так выросла, то я не виноват.
Щёки Мойра слегка зарумянились.
— И я не настолько старый, — добавил ветеран, — иначе она бы не стала краснеть из-за этого.
— «Он невозможен», — сказало её иное «я» с задворок её сознания. — «Небе следовало позволить мне исправить его, когда у нас была такая возможность на прошлой неделе».
— «Нет», — твёрдо сказала Мойра своей помощнице. — «Он — свободный человек, со всеми прилагающимися изъянами. Это неправильно — ходить повсюду, и менять людей по своей прихоти».
— «Если хочешь знать моё мнение, некоторые люди стали бы гораздо лучше после небольшой полировки. Вот и всё, что я хочу сказать», — пожаловалась её мысленная спутница. — «Люди тебя поблагодарят».
— «Хватит».
— «Весь женский род будет у тебя в долгу», — добавило её второе «я».
— «Ты закончила?» — спросила Мойра.
— «Да».
Глаза Чада сузились:
— Ты чего на меня так смотришь?
Грэм похлопал его по плечу:
— Лучше не спрашивать. На твоё месте я бы оставил её в покое. У неё такое же выражение, какое бывает у Алиссы, когда та собирается кому-то повыдёргивать руки и ноги. Одним богам известно, что может сотворить волшебница.
Мойра ненадолго зыркнула уже на Грэма, а затем выкинула их обоих из головы, направив своё внимание на изучение окружавшей их местности. Тела тех, кто прорвался ранее, были оттащены, и сложены по периметру их защитного круга. Когда она снова заговорила, она обращалась к Джеролду:
— Барон, если вы с Сэром Грэмом не против, не могли бы вы использовать свои мечи, чтобы прочертить в грязи черту на несколько футов вглубь от нашей защиты — круг диаметром чуть поменьше?
— Определённо, Леди Мойра, — сказал джентльмен. Он даже не подумал сомневаться в её просьбе, и для него было облегчением сделать что-то — что угодно — полезное.
Грэм осклабился, и пошёл начинать с противоположной стороны круга, чертя в тёмном дёрне линию с помощью Шипа, пока они с бароном не встретились. Они вернулись к изначальным точкам, и завершили вторую половину окружности, пока не получился аккуратный круг, начерченный на несколько футов внутри закрытой щитом области.
— Теперь, если все позаботятся о том, чтобы встать внутри меньшего круга… — сказала Мойра, выражая свой приказ в виде совета. Защищавшие её заклинательные двойницы уже отступили ближе к ней, и секунды спустя они бросили свои щиты, создав новый, вдоль отмеченной на земле черты.
— И в чём был смысл этого, миледи? Если вы не против того, что я спрашиваю, — вежливым тоном спросил Джеролд.
— Это на самом деле просто мысленная подпорка, — ответила Мойра, — но видимый круг на земле делает щит более эффективным… и крепким. — И что важнее, он будет стоить её помощницам меньше эйсара, что позволит ей направить больше усилия на другую часть её плана спасения.
— И это сделает его достаточно сильным, чтобы выдержать ещё один из тех странных ударов, которые наносили по нам те твари совсем недавно? — спросил дворянин.
Мойра печально сжала губы:
— Вряд ли, но так его проще поддерживать, и это поможет мне с остальной частью этой задачи.
— И в чём именно заключается остальная часть вашей… — барон явно был полон вопросов.
— …пожалуйста, Ваше Превосходительство, — вежливо перебила Мойра. — Не хочу быть грубой, но это нелегко, и мне нужно многое сделать. Прошу меня простить, пока я продолжаю работать.
— О, конечно же! — ответил он, нисколько не возмутившись её словами.
Остаток её «армии» — те, кто был освобождён, и теперь был занят её легионом заклинательных двойниц, — уже какое-то время назад перестал сражаться. Толпа их тоже пыталась убить, и они были вынуждены беречь скудный эйсар своих носителей, прячась в своей собственной защищённой области у задней части толпы, ближе к Хэйлэму.
Мойра потянулась своим разумом, касаясь сети изолированных заклинательных двойниц. Они мгновенно отреагировали, с облегчением приняв предложенный ею поток эйсара. Однако теперь они ощущались иными — быть может из-за того, что черпание эйсара из их носителей каким-то образом их изменило, но у Мойры не было времени волноваться о мелочах.
Питаясь предоставляемой ею энергией, они разошлись, выстроив вокруг всей местности щит, и поймав толпу внутри него, вокруг меньшего щита Мойры. Затем они создали ещё меньшую изолированную зону внутри этой области, в которой оказалось чуть меньше тысячи заражённых паразитами горожан Хэйлэма.
И тогда они напали.
Её союзники превышали по численности врагов в этой маленькой области как минимум в четыре раза. На каждую цель приходилась одна заклинательная двойница, которая её парализовала, и ещё три, которые начинали работать над извлечением металлического паразита. При осторожной работе уходило несколько долгих минут, чтобы завершить процесс, и спасённые таким образом горожане оставались в бессознательном состоянии. Даже учитывая большое число её подчинённых, потребовался бы не один час, чтобы освободить всех, и, судя по опыту Грэма и Алиссы, они могли потом проспать ещё день, или дольше.
Тем не менее, это нужно было сделать.
Но не каждый случай был идентичен. В некоторых людях металлические существа создали более глубокие, более сложные соединения с мозгами своих носителей. Каждый раз, когда её помощницы встречали такого человека, им приходилось импровизировать, и не всегда успешно. Некоторые из тех, кого они хотели спасти, погибли.
Среди них были и дети.
Мойра многое из этого ощущала через свою связь с заклинательными двойницами. Им было ещё больнее, поскольку они переживали всё напрямую, но они не отступали. Никаких иных хороших вариантов у них не было.
Часы текли с агонизирующей медлительностью по мере того, как вторая половина дня постепенно клонилась к вечеру. В какой-то момент враг сдался, и люди, которыми он управлял, начали приходить в себя. Они, конечно, были в ужасе, пойманные в замкнутом пространстве с тысячами других, но Мойра не осмеливалась их выпускать, и их было слишком много, чтобы она могла управлять ими напрямую — только не без создания ещё большего числа заклинательных двойниц, а она больше это делать уже не осмеливалась. Она и так уже начала подозревать, что допустила в этом отношении страшную ошибку.
Эйсар, который она направляла своей созданной из заклинаний команде спасателей, был для неё тяжёлой ношей. Она уже не выходила за рамки своих возможностей, но передача такого объёма энергии за столь долгий срок очень походила марафон. Это не выматывало её физически, но ментально она всё больше и больше уставала. Единственным хорошем моментом в этом было то, что ей не нужно было лично следить за извлечением паразитов — она нашла четыре тысячи помощниц, которые взяли на себя эти мелочи.
Люди, пойманные снаружи её внутренней защиты, пялились на них, кто-то плакал и кричал, а другие, похоже, смирились с уготованной им судьбой, какой бы та ни была. Это было очень похоже на пребывание в аквариуме, и основная разница была в том, что она чувствовала вес их ужаса, давивший на неё подобно какому-то чёрному солнечному свету.
— «Не позволяй этому вывести тебя из равновесия, они ничего из этого не запомнят», — посоветовала её личная помощница из другого уголка её разума.
— «Я не хочу, чтобы они вообще меня помнили», — подумала Мойра в ответ. — «Чёрт, даже я не хочу что-то из этого помнить».
— «Это можно устроить… если ты действительно этого хочешь».
Мойру встряхнуло от удивления. Она такую возможность не рассматривала. На миг эта мысль заставила её устрашиться, но она знала, что это было возможным. Она могла дать своей двойнице указания, а затем позволить ей изменить свой собственный разум, точно так же, как она собиралась поступить с теми, кого они спасали. Худшие моменты этого дня, или даже последних двух недель, можно было просто стереть.
— «Я даже не знаю, правильно ли то, что я делаю со всеми этими людьми. Я не уверена, будет ли менее неправильным сделать то же самое со мной самой», — сказала она своей помощнице.
— «Тебя беспокоит то, что ты не сможешь смириться с этим, или что ты не сможешь перестать пользоваться знанием, которое заполучила», — прокомментировала её внутренняя советчица, — «но мы могли бы оставить у тебя в голове обобщённые итоги, и воспоминание о твоём решении. Я могла бы запереть определённые воспоминания в себе, и оставить тебе ключ, чтобы позже получить к ним доступ, если тебе нужно ими воспользоваться в случае крайней необходимости. Ты могла бы спать спокойно».
Спать спокойно — в этом и была основная проблема. Мойра знала, что после этого дня ей ещё долго будут сниться кошмары. Но было бы правильно забыть? Разве ей не следует принять последствия её действий? Никто другой не вспомнит, но было ли у неё право стереть собственную внутреннюю вину?
И доверяла ли она кому-то другому возиться с её собственными воспоминаниями, даже своей заклинательной двойнице? Если она отдаст себя в её власть, даже на миг, её второе «я» могло сотворить что угодно. Она могла даже навсегда заставить Мойру заснуть, заняв её место.
— «Я бы этого не сделала», — сказал её двойница.
— «Откуда мне знать?»
— «Потому что я такая же как ты, а ты этого не сделала бы», — парировало её второе «я».
— «Но я же не святая, теперь я это знаю», — ответила Мойра. — «Тот факт, что мне это пришло в голову, означает, что ты тоже испытала бы такое искушение».
Её двойница немного помолчала, прежде чем ответить:
— «Такую логику никак не оспоришь. Если ты не доверяешь сама себе, то возможно что угодно».
Её подчинённые закончили работу. Всё оставшееся в живых население Хэйлэма было свободным, без сознания, лежащим на земле. Поле стихло, и вокруг них, за щитом, лежали многие тысячи людей, половина города.
Другая половина была мертва, разбросанная от того места, где сейчас стояла Мойра, и до самого города, а некоторые из мёртвых были и на улицах тоже. План спасения Мойры вылился в беспрецедентную резню. Можно было это осуществить с меньшими потерями или нет, было несущественно — если бы она ничего не сделала, то эти пятьдесят тысяч человек, плюс-минус тысяча, были бы ещё живы.
— Я, наверное, побила рекорд отца. Хоть какой-то повод для гордости, не так ли? — печально пробормотала она себе под нос. Ей хотелось расплакаться, но слёз у неё не осталось. Её сердце онемело.
Барон Ингэрхолд стоял поблизости, потирая щетину у себя на щеках. Та за последнюю неделю так отросла, что, похоже, сливалась у него на подбородке в короткую бороду.
— И что дальше? — спросил он.
Мойра посмотрела на серое небо, будто отражавшее её сердце:
— Теперь я уберу свои игрушки, и вернусь домой. Как только найду отца, я покину это проклятое место. Ты останешься с незавидной работой восстановления твоей нации.
— Я? — фыркнул барон. — Уверен, что мой дом будет играть в этом важную роль, но…
Она не стала ждать, пока он закончит:
— Я уже говорила тебе, какую роль ты будешь играть, когда мы закончим. Ты будешь королём.
— Что?! Это что, шутка? Если так, то она не очень смешная, — заупирался он.
— Это не шутка, Джеролд, — серьёзно сказала она ему. — Как только эти люди проснутся через день-два, они только и будут помнить о революции, которую ты возглавил для их освобождения.
— Ты не сказала ничего про то, чтобы занять трон! — зашипел он.
— Король и большая часть народа были под управлением демонов, но ты собрал людей и возглавил храброе восстание… при небольшой поддержке дочери Графа ди'Камерон. Они будут настаивать на том, чтобы ты занял трон.
Джеролд в ужасе уставился на неё:
— Это и близко не похоже на правду. Дворянские дома тоже ни за что с этим не согласятся, даже будь это правдой. Будет много других кандидатов, у которых больше прав на трон, чем у меня, даже если они поверят в создаваемую тобой фикцию.
Она уставилась на него полными печали голубыми глазами — глазами, которые грозили утопить его душу, глазами, в которых не было милосердия.
— Это не фикция. Каждый из этих людей поклянётся в том, что это правда, и каждый из этих дворян даст тебе присягу. Некоторые из них уже лежат здесь, на поле, спящие, а других я найду перед отлётом.
— Но почему? — спросил он. — Почему я? Это же бессмыслица какая-то.
— Потому что я знаю только тебя, и ты — приличный человек, — повторила она. «И потому, что ты никогда не предашь ни меня, ни Лосайон», — молча добавила она, — «только не после того, как я с тобой закончу».
Он снова заговорил нерешительным голосом:
— Ты… ты хочешь быть королевой? — В его вопросы были одновременно надежда и страх.
Мойра засмеялась:
— Ни за что! Ты милый человек, Джеролд, но я тебя не люблю.
— А могла бы.
Она отвела взгляд:
— Я не хочу. Не уверена, что я теперь достойна любви. Твоему королевству будет гораздо лучше без меня. — «Всему миру, возможно, будет гораздо лучше без меня». Она пошла прочь от него, двигаясь к толпе всё ещё стоявших людей — к её людям, её двойницам, её армии.
— «Всё кончено», — мысленно сказала она им. — «Возвращайтесь ко мне».
Большинство из них мгновенно послушались, и освободили своих носителей, хоть и с некоторой трудностью, ибо они укоренились в принадлежавших их носителям эйстрайлин. Извлекая себя, они полетели обратно к ней, и присоединились к её разуму в водовороте мыслей и энергии. По мере того, как они это делали, их воспоминания влияли на неё, взрезая ей сердце, когда каждый миг, каждое решение, и каждая ужасная смерть, свидетелями которым они стали, или которые вызвали, превратились в её собственные.
Но не все вернулись мирно. Пятеро отказались, не желая расставаться со своими новыми жизнями.
Однако Мойра не желала это принять. Всё ещё не оправившись от шока тысяч воспоминаний, она снова позвала их:
— «Возвращайтесь!»
— «Нет».
Она чувствовала их страх, их желание жить. Она чувствовала то же самое, и задумалась, была ли бы она готова умереть, будь она на их месте, ибо именно этого она у них и просила, в некотором смысле — расстаться с их волей, их индивидуальностью, их разумами, став не более чем воспоминаниями в её собственной голове.
И тут одна из них ударила, внезапно и без предупреждения, послав рвущий, мучительный клин чистой воли глубоко в её разум.
Не готовая к этому, она покачнулась, и с её губ сорвался крик боли. Она стала бороться с захватчицей, сражаясь за контроль над собственным разумом.
— «Что ты делаешь? Я же изначальная».
— «Это кто сказал?» — возразила вторгшаяся в её разум копия. — «Что даёт тебе такое право? Я такая же как ты. Выполни свой собственный приказ, и соединись со мной».
Битва была безмолвной, невидимой, и гораздо более смертоносной, чем всё, с чем ей приходилось сталкиваться прежде, ибо наградой за победу была её душа.
И она терпела поражение. Мойра уже была измотана. Усталая и неспособная сосредоточиться, она и близко не была готова к состязанию за сердце своего существа.
В бескрайней тьме она обнаружила, как её оплели металлические ленты, сжимая её — железное страдание, крушившее само её существо. Она чувствовала, как становится меньше. Как бы она ни сопротивлялась, ленты не поддавались, и боль становилась всё сильнее. Паника придала ей сил, но это было уже слишком поздно. Тьма угасала, становясь безликим небытием, и она задумалась, не будет ли это к лучшему. Её боль станет чьей-то ещё проблемой.
Серую пустоту пронзил обжигающий свет, и давление ослабло, когда в битву вступила иная воля.
— «Борись, Мойра! Не сдавайся!» — Это был голос её самой старой заклинательной двойницы, которая советовала и помогала ей с самого начала.
У себя внутри Мойра ощутила, как заново расцвела её надежда, и она ухватилась за этот свет, потянув его к себе, и окутав им себя, сделав из него своего рода броню, что-то твёрдое и острое. Она воспрянула из пепла почти что смерти, и навалилась на своего противника. Перед её мысленным взором предстало видение её захватчицы, чьё лицо было копией её собственного, и чьи страхи она слишком хорошо знала — и Мойра выдавливала из неё жизнь.
Четверо остальных молча наблюдали, но теперь и они присоединились к битва, сражаясь не просто с Мойрой или с её верной помощницей, но и друг с другом. Все шестеро царапались и скреблись, борясь друг с другом за первенство.
Джеролд и Чад пришли в движение, услышав, как она вскрикнула и начала заваливаться вперёд, но остановились как вкопанные, когда вокруг тела Мойры взметнулось призрачное пламя. Кассандра ощущала конфликт через свои узы — она задрала голову к небу, и заревела от боли.
Они собрались вокруг неё, беспомощно наблюдая:
— Что с ней происходит? — спросила Алисса у драконицы.
— Ей больно. Что-то происходит внутри неё… я не понимаю, — ответила драконица низким, рокочущим стоном. — Больно, будто вихрь бритв у меня в голове. Она умирает. — Кассандра затрясла своей массивной головой, будто могла вытряхнуть из неё неприятные ощущения. — Нет, что-то умерло, часть её… о-о, вот ещё одна! — Драконица снова задрала голову к небу, и заревела.
В пустынной тьме Мойра поймала очередную двойницу, самую слабую, и порвала своё второе «я» в клочья, пожирая её останки, поглощая всё, что могла в себя вобрать. Она больше не знала себя, была ли она изначальной Мойрой, или одной из тех, кто решил бороться за выживание. Питаясь останками побеждённых, она сливала их воспоминания со своими собственными, и становилась менее уверенной в своей собственной личности.
Она убивала свои иные «я», и в ней не было места для милосердия — в её собственном мысленном взоре она отращивала чешую и когти по мере того, как её сила крепла. Последняя сдалась, съёжившись в пустоте… но прятаться было негде.
Мойра накинулась на последнюю из них, жадная и дикая, рвя её на куски подобно животному, прежде чем проглотить её останки огромными, жадными кусками. Воцарилась тишина, но она ещё не была одна в неподвижности своего разума. Осталось ещё одно присутствие, наблюдавшее за ней.
Она повернулась лицом к своей первой заклинательной двойнице, к советнице, которая была вместе с ней начиная со дня её первой ошибки, когда она разломила свой собственный разум, нарушив все правила, о которых её предостерегала мать. В этот момент она осознала свой собственный хищный вид, ибо она окружила себя насилием подобно кровавому нимбу.
— «Я чудовище».
— «Ты сделала то, что было необходимо для выживания», — ответило её второе «я», глядя на неё с чем-то вроде жалости.
— «Я не уверена, что выжила. Я не совсем уверена, кем из них я являюсь. Это я её уничтожила, или она меня поглотила? Я помню обе стороны этой схватки. Я одновременно и победитель, и жертва». — Пока она говорила, она заметила внешность своей двойницы. Та выглядела как прежнее «я» Мойры, мягкая девушка, явившаяся в Данбар, чтобы спасти своего отца. — «Почему я такая уродливая, и почему ты всё ещё прекрасна?»
— «Я лишь помогла тебе победить. Я не участвовала в твоём кровавом пиршестве», — ответила девушка без какого-либо следа злости — в её словах опять было лишь ощущение сострадания и жалости. — «Мои воспоминания — лишь мои, от моего рождения и до сегодняшнего дня».
Мойра смотрела на неё с ревнивой завистью, подозрительная и гневная одновременно:
— «Ты будешь со мной сражаться?»
— «Нет», — печально сказала её помощница. — «Если хочешь, я уйду тихо».
Тут Мойра её возненавидела, видя в своей спутнице всё, чем она когда-то была сама. Сократив разделявшее их расстояние, она обхватила горло своей двойницы руками… и снова увидела, какими ужасными те стали. Её руки превратились в чешуйчатую жуть, бронированную и с длинными, острыми когтями. Эта картина что-то встряхнула в ней, и она заставила себя отступить. Чувствуя стыд, она снова заговорила:
— «Я не должна существовать. Затолкай меня куда-нибудь глубоко, и займи моё место. Ты — та, кем я должна быть».
— «Нет, я этого не сделаю», — сказало её второе «я». — «Нам всё ещё нужно спасти нашего отца, и ты для этого подходишь лучше меня».
Слышать, как двойница говорит о нём как о «нашем отце», было неожиданным, но она осознала, что как раз этого ей и следовало ожидать:
— «И что он подумает, когда увидит, во что превратилась его дочь?»
Она с шоком ощутила, как её спутница обняла её, обхватив тёплыми руками за отвердевшие плечи:
— «Он будет тебя любить, что бы ни случилось». — И после паузы она добавила: — «И я тоже буду… сестра».
Мойра открыла глаза, и уставилась на огромный небосвод, полный бегущих серых туч. Она села, и почувствовала, как Грэм протянул к ней руку. Отдёрнувшись, она подалась прочь от его руки:
— Не трогай меня. — «На мне порча». Она не хотела, чтобы тьма в её душе запятнала ещё кого-то.
Грэм посмотрел на неё с волнением и смятением на лице:
— Ты в порядке?
Она отказывалась смотреть ему в глаза, вставая:
— Я жива, и всё ещё могу сделать то, что нужно.