Доминирование Сэнтиров

Эпилог

Кассандра с силой хлопала крыльями, снижаясь к склону горы, делая приземление как можно более мягким.

Мойра и её отец слезли с её спины, и уставились вверх по склону на вход в пещеру, откуда начались её злоключения.

— Мне было труднее снова найти её, чем я ожидал, — сказал Мордэкай. — Все эти чёртовы горы на одно лицо.

— Надо было подождать, и позволить мне отправиться с тобой, — ответила Мойра. Пока она и её мать были в Данбаре, её отец искал и нашёл пещеру, где его схватили недели тому назад, однако в этот день он попросил её вернуться с ним ещё раз, якобы для того, чтобы поделиться с ней своими наблюдениями. Однако она видела, что у него были и иные мотивы — теперь скрыть от неё подобные вещи было невозможно.

«Он нервничает», — сделала наблюдение она, следуя за ним в пещеру.

Щит, окружавший Мордэкая, был плотным как никогда, не позволяя ей видеть ничего больше, чем его поверхностные эмоции. Это уже само по себе было для неё поразительным — не то, что он так тщательно укрывался щитом, ибо её отец всегда почти фанатично следовал этой привычке, скорее всего в результате проведённых в борьбе и конфликтах лет. Что было интересным, так это тот факт, что после своего путешествия в Данбар она теперь могла читать его эмоции вопреки его щитам.

С тех пор, как она вернулась домой, она заметила в себе много подобных перемен. Люди стали для неё открытыми книгами, даже жители Замка Камерон, все до одного носившие амулеты, защищавшие их разумы от вторжения. Зачарованные ожерелья были защитой, созданной во времена, когда по земле бродили шиггрэс, но они не давали ей заглядывать людям в головы, пока она была ребёнком.

Теперь они лишь служили своего рода дымчатым препятствием — это было как смотреть сквозь кисейную занавесь.

Ментальный щит её отца был более эффективным, но она всё же видела его настроение, и сегодня он нервничал.

Они вошли в последнюю пещеру, и он огляделся, прежде чем заговорить с ней:

— Здесь это и случилось. Чувствуешь?

Она кивнула, подойдя к месту, которое они с Мэттью осматривали, когда были здесь в прошлый раз.

— Прямо здесь.

Её отец наблюдал за ней:

— Ощущаешь ли ты это сейчас иначе, чем тогда?

Мойра нахмурилась:

— Что ты имеешь ввиду?

— Когда вы с Мэттью были здесь, ты сказала, что он подчеркнул тот факт, что магия была меж-измеренческой, или, как он её называет, «транслокационной магией». Ощущается ли она сейчас отличной от того, что было в тот день?

Она раскрыла свой разум более полно, проверяя местность, прежде чем кивнуть:

— Сейчас она гораздо сильнее, чем тогда. Как думаешь, что это значит?

— Я не знаю. Я почти уверен, что здесь было ещё одно пересечение границы миров, но я никак не могу знать, кто или что это сделало, или даже в какую сторону, — объяснил Мордэкай.

Её глаза расширились:

— Ты не думаешь…?

Он поднял ладонь:

— Прежде чем мы поговорим о том, что может быть, я хочу узнать, можешь ли ты чувствовать что-то, чего не могу я.

— У нас обоих есть магический взор…

— Но ты — маг Сэнтиров, и я точно знаю, что разные рода порой чувствуют по-разному. Уолтэр, к примеру, всегда мог заметить шиггрэс гораздо легче, чем я, несмотря на то, что у меня больше и дальность, и чувствительность.

Она увидела сквозь его щит лёгкую вспышку при слове «Сэнтиров», пустое эхо, которое могло означать страх. «Он боится меня, или того, что я есть? Что она ему рассказала? Это что, проверка?».

— Я могу попытаться, — ответила она.

Встав на колени, она прижала ладони к полу где-то в центре магических следов. Теперь след был определённо сильнее, но она никак не могла знать, отражал ли он что-то пришедшее в их мир, или что-то из него ушедшее. Она точно знала только то, что это была транслокационная магия её брата, постепенно угасающая со временем. Присутствовало там и чувство любопытства.

Она подняла взгляд на отца, и её лицо озарило понимание:

— Это был Мэтт. Это он сделал.

— Тогда мы вполне можем предположить, что это он уходил, а не наоборот, — сказал Мордэкай.

— Он ушёл один. Почему он такой глупый!? — выругалась Мойра. — О чём он только думал?

— Не знаю точно, но он скорее всего собирался отследить источник врага, с которым вы столкнулись в Данбаре, — сказал Мордэкай.

— Он понятия не имеет, насколько они опасны. Никто не имеет, — ответила она, изливая свою фрустрацию. С тех пор, как она вернулась из Данбара, её постоянно преследовали кошмары.

Отец одарил её таинственной улыбкой:

— Ты можешь быть удивлена.

— А это ещё что значит?

— Сэлиор назвал их ИСИНС, когда мы говорили в прошлый раз — это имя мне знакомо. Оно имело особое значение для Ши'Хар.

Он говорил о воспоминаниях, которые унаследовал. Воспоминания передавались от одного Иллэниэла к следующему в течение тысяч лет — дар или, возможно, проклятье, давным давно полученное Тирионом Иллэниэлом. Воспоминания уходили ещё дальше в прошлое, чем история человечества, ибо они были воспоминаниями Ши'Хар, и корни их памяти начинались задолго до того, как они явились в этот мир.

— Всё это случилось очень давно, — сказала Мойра. — Какое это может иметь к нам отношение?

Лицо её отца изменилось, став серьёзным:

— Прежде чем мы поговорим об этом, нам нужно обсудить кое-что ещё.

— Ты имеешь ввиду то, зачем ты на самом деле привёз меня сюда, — с некоторой тревогой сказала она.

— Насчёт того, что случилось с тобой в Хэйлэме.

Мойра сделала глубокий вдох:

— Это не оно случилось со мной, это я случилась с ними. — Она ожидала этого разговора уже не первый день, и теперь, когда он наконец начался, она чувствовала, как её страх на самом деле уменьшается.

— Я говорил с твоей матерью.

Она знала, что он имел ввиду другую Мойру, которая выжила в течение более тысячи лет исключительно ради того, чтобы однажды найти для неё новую семью. Ту Мойру, которая знала правила для её особого типа магии.

— Она рассказала тебе, каковы наказания за манипуляцию разумами и воспоминаниями других людей? — спросил он.

Мойра покачала головой:

— Конкретно — нет. Это было годы тому назад, но она заставила меня поверить, что они были весьма серьёзными.

— А что насчёт личных последствий от использования такой силы?

Видение её руки, покрытой чёрной чешуёй и с острыми когтями на кончиках пальцев, появилось в её разуме, когда прилив адреналина отозвался шоковой волной страха вдоль её позвоночника. «Он знает». Она подавила страх, но обнаружила, что почти бессознательно оценивает его. Щиты вокруг его тела и разума были значительными. Она могла пробиться через них, но на это уйдёт время — время, в течение которого он будет яростно сражаться. Убьёт ли он её до того, как она сможет через них пробиться? «Если я смогу пробиться, то это может окончиться для нас обоих хорошо».

— «Мойра! Возьми себя в руки. О чём ты думаешь?» — предостерегла Мёйра. — «Он же наш отец!»

— Нет, но думаю, что теперь я их понимаю, — сказала она. — Я изменилась внутри.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, верно? Что я всегда буду тебя любить, — печально сказал он. В его глазах стояли слёзы.

Эта картина шокировала её, и её собственный защитный гнев исчез, сменившись печальной тоской, и сопереживанием.

— Я тоже тебя люблю, Папа. — Совсем недавно она солгала — Мойра помнила наказания, о которых говорила её мать. Он собирался убить её. — Прости меня.

— Расскажи мне об этом — о том, что ты чувствовала.

— Что?

— Ты не единственная, кто прошёл через огонь. Я совершал вещи, которые мучили мою душу — вещи, от которых я просыпаюсь посреди ночи, в поту и в страхе. Я не знаю, что ты пережила, но я, наверное, могу этому сопереживать. Поделись этим со мной, расскажи мне, через что ты прошла. Я хочу знать, что происходит внутри тебя, — объяснил он.

Она склонила голову:

— Разве есть в этом какой-то смысл?

— Больше, чем ты думаешь.

Мойра медленно выдохнула, позволяя напряжению покинуть её плечи, а затем начала с девушки, с которой она играла в шахматы в горах. Дальше она описала свой побег из темницы во дворце Хэйлэма, открытие того, что она невольно создала свою точную копию, и как это позволило ей делать сразу много дел одновременно. Напряжение вернулось к ней, когда она говорила о битве за городом, но Мойра ничего не скрывала. Она объяснила про то, как её двойницы захватили контроль над горожанами, и как некоторые из них взяли под контроль неиссякаемые источники жизни своих носителей.

Худшей частью было рассказывать ему о её битве с Сэлиором, но она всё равно сделала это, даже описав трансформацию, через которую она прошла, пока пытала ложного бога. Это было ужасно — признаваться ему во всём этом, но это облегчило ей сердце. Может, она и была злой, но она хотя бы умрёт честно.

Когда она закончила, он сказал лишь одно:

— Сними щиты. — Он стоял прямо перед ней.

«Нет, ещё рано, мне нужно больше времени», — подумала она. Её глаза были сухими, пока она рассказывала, но теперь из них полились слёзы. Она нехотя опустила свою защиту.

Мордэкай опустил свой собственный щит, а потом обнял её, крепко прижав к себе.

— Мне так жаль, что всё это с тобой произошло.

«Сейчас!». Эта мысль выскочила из уголка её разума, но Мойра оттолкнула её прочь. Она не нападёт на него, что бы ни случилось. Она пыталась говорить, но горло её отказывалось сотрудничать. Не послышалось ничего кроме тихих всхлипов. Наконец она сумела выдавить:

— Прости меня, Папа.

— Ш-ш-ш, всё хорошо. Ты не виновата.

— Ещё как виновата! — заплакала она. — Если бы я знала ключи к кругам, то могла бы просто вернуться домой. Я могла бы позвать на помощь.

Мордэкай сжал её ещё сильнее:

— Никто не идеален. Так могло бы быть лучше, а могло бы и не быть. Что если бы пришла твоя мать? Кто знает, что случилось бы? Возможно, она смогла бы сделать что-то ещё, или, быть может, она бы погибла. Стала ли бы ты тогда винить себя? Если я чему и научился за годы, так это тому, что «что если» никогда не помогают.

— Но я теперь стала чудовищем…

Он тихо засмеялся глубоко у себя в груди:

— Да, ты — моё дорогое, милое, маленькое чудовище, и я всё равно тебя люблю.

— Что?

Он отстранил голову, и посмотрел на неё:

— Ты что, действительно думала, что я больше не буду тебя любить? Глупышка, папы никогда не перестают любить своих маленьких девочек.

Она расплакалась ещё сильнее, когда всё скопившееся в ней за последние недели давление медленно вышло наружу. Он обнимал её, и бормотал утешительную ерунду, будто она всё ещё была маленькой девочкой, но это её не беспокоило. В этот миг она только этого и хотела.

В конце концов она замерла, полностью опустошённая. Вытерев глаза рукавом, она спросила:

— Что ты будешь делать?

— Ну, убивать я тебя не буду, если ты об этом подумала. Об этой чепухе ты можешь теперь просто забыть, — ответил он.

— Но я же опасна.

— Я тоже, — просто сказал он. — Мы все опасны, хотя некоторые опаснее других.

Мойра нахмурилась, гадая, понимал ли он на самом деле:

— Нет, я могу всё уничтожить. Я могла бы захватить весь мир.

— Ага, я тоже, — иронично ответил он. Твёрдо посмотрев её в глаза, он продолжил: — Могущество — это могущество, Мойра. Оно бывает разных видов, но суть его всегда одинакова. Если следовать твоей логике, то меня уже давным-давно следовало предать смерти, но я до сих пор здесь. Важно то, готова ли ты взять ответственность за себя.

— Я больше не человек, Папа. Это не одно и то же. Я превращаюсь во что-то другое. Ты не можешь мне доверять. В конце концов я потеряю контроль, — добавила она, пытаясь объяснить.

Мордэкай снова засмеялся:

— Ага, мне она тоже пыталась скормить мне эту лажу, и я думаю, что она сама в это верит.

— Но это так.

— Только если ты в это веришь, — уверенно сказал он. — Хочешь знать, откуда мне это известно?

Она кивнула, в ней начала зарождаться надежда.

— Потому что род Сэнтиров не всезнающий. Они видели тех, кто испортился, кого они поймали. Ты действительно думаешь, что только эти и нарушали правила? Как думаешь, сколько магов Сэнтиров за тысячу лет поддались искушению, и использовали свою силу, чтобы изменить чей-то разум?

Мойра тупо уставилась на него:

— Не знаю…

Её отец улыбнулся:

— Вот именно! Ты не знаешь. Никто не знает. Но я вот что тебе скажу. Их было гораздо больше, чем те, кто испортился — гораздо больше, чем им было известно. Готов предположить, что минимум половина всех когда-либо живших волшебников Сэнтиров пробовала делать это хотя бы однажды. Это просто человеческая природа. Ваша сила опасна и работает с редкой тонкостью, но это всё равно лишь инструмент. Я понимаю, что она вредит и тому, кто ею пользуется, но твой выбор всё ещё остаётся за тобой.

К тому же, у меня есть ещё по крайней мере одна причина верить, что ты не уничтожить и не поработишь мир.

— Какая? — спросила она.

— Рок Иллэниэла, — ответил он, постучав себя по виску. — Эта штука в моей голове преследовала мой род две тысячи лет. Для этого есть причина. Она не просто была украдена, хотя сперва именно так и полагалось. Теперь причина этого — передо мной, или, по крайней мере, одна половина причины. Вторая половина — это твой брат.

— Ты же знаешь, что я не унаследовала память от моего отца, — сказала Мойра. Знание лошти передавалось лишь одному потомку в поколении. Её биологический отец им не обладал, хотя и был Иллэниэлом.

— В том-то и заключается его прелесть, — сказал Мордэкай. — Важен именно твой дар. Ты — последняя из живущих волшебников Сэнтиров, а твой брат — Первый волшебник Иллэниэлов. У него есть знания, даруемые лошти, но это — лишь часть головоломки.

— Но он же не первый волшебник Иллэниэлов.

— Ты помнишь историю, которую я поведал вам годы тому назад, о Тирионе? — напомнил Мордэкай.

— Да, она была ужасной, — с некоторым отвращением сказала она.

— Помнишь дар Рощи Иллэниэл.

Она сжала губы:

— У Тириона его не было. Ни у кого не было, потому что Роща Иллэниэл не создавала людей-рабов. И даже когда он украл другие дарования, дар Иллэниэлов он не получил.

— Верно, — сказал её отец. — Его единственный сын-Иллэниэл погиб, но теперь у твоего брата есть этот дар, хотя получил он его не от меня.

— Мама? — воскликнула Мойра, теперь имея ввиду Пенни. — Значит, её дар пророчества происходит от Рощи Иллэниэл?

— Доказать этого я не могу. Я не знаю историю её рода, но это — единственное разумное объяснение. Что я знаю точно, так это то, что прежде никогда не было человеческого волшебника с её даром… до сегодняшнего дня — именно того дня, когда снова объявился великий враг Ши'Хар.

Мойра вздрогнула:

— Так ты хочешь сказать, что мой брат — что-то вроде волшебника-мессии, так? — «Охуеть, просто охуеть. Он теперь всю жизнь будет по этому поводу злорадствовать».

Морт увидел выражение её взгляда, и начал тихо смеяться:

— Нет, но без него у нас всех будут крупные неприятности. Вы двое спасёте мир, я надеюсь — при небольшой поддержке со стороны вашего стареющего отца.

Он пошёл к туннелю, который вёл наружу:

— Идём домой.

Когда Мойра пошла следом, её стопа шаркнула по покрывавшей пол грязи, и она бегло уловила, что на полу было что-то высечено. Руны, вырезанные в камне. Её магический взор растянулся, и проследил очертания под грязью, увидев, куда они шли. Они окружали пещеру, а меньший внутренний круг был в том месте, где недавно стоял её отец.

Мордэкай проявил осторожность. Он, наверное, начертил их за неделю до этого, когда был здесь один.

Возможно, ей следовало оскорбиться, но почему-то её не беспокоил вид его приготовлений на тот случай, если бы она пошла против него. Вместо этого она почувствовала странное утешение. Послеполуденный свет озарял силуэт её отца у выхода из пещеры, и она уставилась на его высокие плечи. Поддавшись порыву, она пробежала вперёд, и обняла его сзади.

Мир был ужасным местом, и пусть она сама и была чудовищем, но сильная спина отца заставляла её чувствовать себя в безопасности.

— Это за что? — спросил он, оглядываясь.

— Ничего, — ответила она, а потом сдавила его живот своими руками. — Ты толстеешь.

— Небольшое брюшко — это признак успешного мужчины, — проворчал он, — как грива у льва.

— Ага, ты, главное, продолжай себе это говорить…