Не додумав, снова срываюсь в текучий бег, стремясь на источник звука, как железный гвоздь устремляется к поднесённому близко магниту. Я не думаю, что там, где мир обогащается новыми сенсорными слоями, меня ждут ответы на кипящие внутри вопросы. Не думаю, что там я смогу разрушить цепи одиночества, что найду помощь и поддержку. Равно как не опасаюсь, что там число моих врагов возрастёт, а к цветастой пустоте леса прибавится нота опасности.
Я вообще не думаю. Я бегу.
И останавливаюсь лишь там, где лес заканчивается.
За нетвёрдо проведённой, пульсирующей, постоянно смещающейся то ко мне, то от меня чертой, пересечь которую я не спешу, мимо плывут звуки. Не источники звуков – именно звуки. Из глубин моего сознания выскальзывает, не задевая нитей воли, нечто неопределимое, но близкое к абсолюту. Совершенно синхронно с этим нечто река звуков, текущая сквозь нереально беззвучный лес, обретает новое измерение. Наливается блеском миллионов смыслов.
Река шелестит, шепчет, журчит, громыхает, плачет, поёт, бормочет, свистит. Гулко, расплёскивая рваными лоскутьями блудное эхо, декламирует она огромное множество истин, неспособных отразиться в моём разуме… и заметно меньшее множество истин, звучащих с моим разумом в унисон. Осколки болезненного бреда и кристаллики хорошо огранённого знания, блеск поразительных концепций и пустоту мрачных истин…
Я пью звуки, по которым так стосковался в лесу, и пью заключённый в звуках смысл.
Это освежает. Это служит обновлению и росту. Сама сущность моя жадно впивает толику бесконечности, одним из ликов которого является эта река.
Но потом я ловлю себя на том, что и сам пою, возвращая реке частицы выпитых звуков.
Я был огнём и был мечом,
Я был стрелою.
Я был добычей и плащом
Под головою.
Я был судьёй – и палачом
Я был при этом.
Я был безумным скрипачом
И был поэтом.
Я знал объятия любви
И поцелуи.
Я говорил: "Аллах акбар!" -
И: "Аллилуйя!"
Я спал в горах и спал в степи
Без одеяла.
Я был молитвой без конца
И без начала.
Я был – до срока – только лишь
Обычный рыбарь;
Я видел тьму, и видел свет,
И делал выбор.
Я был отравою в вине
И был лекарством,
А как-то раз я сел на трон
И правил царством.
То нищим был я, то вовсю
Сорил деньгами,
И плыл под парусом, и мерил
Твердь ногами.
И я смеялся над собой,
И плакал горько,
И спорил с временем – а с ним
Пойди, поспорь-ка!
Я был улыбкой на лице
И нервным зудом,
Я был падением и был
Ненужным чудом…
Но обо всём почти, где был,
Чем обернулся,
Я позабыл, открыв глаза.
Забыл – проснулся.
Забыл, повторил я. Проснулся.
Вот только я не просыпался! И едва не забыл себя окончательно. Река, преисполненная смыслов, оказалась куда опаснее, чем можно было ожидать. Она оказалась способной растворить в своём потоке и меня, как крупинку сахара, угодившую в горячую воду. Как ещё одну совокупность звучащих смыслов. Но то самое неопределимое нечто, позволившее мне прикоснуться к сути реки, одновременно послужило и защитой от этой сладкой сути.
Да, более чем сладкой – сродни сну, сродни забвению, сродни…
Стоп! Сну? Проснуться! Мне надо вернуться к бодрствованию, даже если в итоге я снова окажусь в кутузке. Потому что, внимая отравленным истинам реки, я узнал, что действительно нахожусь во сне – но не в своём собственном, нет. Этот сон чужд для меня и слишком глубок. Большое везение, что я очутился здесь не целиком, а лишь как безымянное отражение самого себя. Если я вспомню всё, или даже достаточно многое, не успев покинуть эту нереальность…
Кинувшись прочь от реки, вскоре я повернул и побежал против её течения. Почему против? Потому что все реки куда-нибудь да впадают, а меня откровенно пугало то… та неизъяснимость, куда должна была впасть река поющих смыслов. Уж если меня едва не растворил поток… не-е-ет, лучше попытаться проследить исток реки. Это, как по мне, менее опасный ориентир. И потом, чёткий ассоциативный ряд: исток – начало – вход/выход… возможно, у истока мне удастся найти и точку, через которую я оказался здесь, а там, того гляди, и проскользнуть обратно?
На бегу я перебирал обломки неполной мозаики, оказавшейся в моём сознании. И – даже против собственной воли – продолжал вспоминать. Вытягивать былое за нити ассоциаций.
- До чего, однако, хитрая тварь…
- То есть хитро устроенная?
- Да-да, именно. Смотри, как эффективно сопряжены узловые линии энергооболочек. Видишь? Это не изъяны S-симметрии, как можно подумать сгоряча, это…
- Проявления L-симметрии.
- Как узнала?
- Ты же перечислял мне типы симметрии и их отличительные признаки. При L-симметрии отсутствует прямая связь между системами одного уровня, но зато связь восстанавливается при переходах между уровнями. Как правило, при переходе "вверх".
- Аналогии привести можешь? Точные сравнения с… ну, например, с нами?
- Легко. Подаренное тобой платье симметрично мне по L-типу: никак не связанное с моей физиологией и токами эши, оно составляет со мной смешанный объект, не меняющийся при большинстве преобразований, при взгляде на меня как на энергетическую целостность, в призме восприятия и в поле представления. То есть как минимум в трёх надсистемах "я и платье" – делимая/восстанавливаемая целостность.
- Умница, Лада. Понимаешь, что к чему…
Ещё одно ключевое имя: Лада. Память возвращается.
Плохо. Слишком быстро.
Но что я могу сделать? Я угодил в ловушку собственных привычек. Мне нельзя думать, но, не думая, я не найду выход из положения – это раз и запру его перед собой, даже отыскав – два. Мне и двигаться нельзя, и остановиться невозможно. А стоит мне вспомнить имя… стоп.
Стоп-стоп-стоп! Имя!
Имена не только вспоминаются. Они ещё и даются. Прозвища от века защищают живущих от опасностей, которые таятся на высоких уровнях понимания и взаимодействия.
Но для того, чтобы получить имя…
Новая молния воспоминания вспорола мглу.
Налетели, как слишком громкая, звенящая амуницией, заставляющая содрогаться землю под ногами стая. Окружили, облучая пренебрежением – и странной настороженностью.
- Сулук ывграс? Ша, нешлаве хугос, сокком!
- Леперы тухат. Слагу!
Губы мои размыкаются…
Огромным, как гора, усилием я захлопнул дверь воспоминания, призвав на помощь тьму молчания. Разум застлала густая пелена заклятья, с которым немедленно начала воевать воля. Попробуйте-ка вставить кляп в собственный рот – как вам это понравится?
Вот и мне точно так же.
Не хочется, а надо.
Бежать, бежать, бежать! Закручивая пространство и время, неожиданно податливые, чёрной четвероногой стрелой пронзая пёстрый лес и не глядя на жутко переменчивое небо. Вперёд! Мне нужен, отчаянно нужен тот, кто даст мне новое имя, кто защитит меня от меня самого! Пусть даже ради этой защиты придётся многим поступиться…
Мысль проворачивается меж слоями реальности, как отмычка в замке. Я не слышу скрежета (звуков по-прежнему нет, кроме тех, которые доносятся от бегущей неподалёку реки) – но ту ноту пронзительной вибрации, которая исходит от смещения слоёв, я ощущаю всем своим существом. Я ведь тоже обитатель пространства, его колебания явственны для меня, как для рыбы – далёкие голоса штормов. Я мчусь, на одно феерическое мгновение обгоняя свет и вплотную приближаясь к скорости чистой мысли. А потом вылетаю из леса на дорогу и мчусь уже по ней, в неуловимо краткую долю мгновения развернувшись на девяносто градусов.
Градусов? Девяносто?
Мысли, прочь!
Река снова приближается. Быстро, очень. Я почти вылетаю к ней… а ещё – к перекинутому через реку мосту, к приземистому, поросшему мхом почти до состояния огромной кочки домику с жёлтой крышей… к скамье у стены и…
Со скамьи (и это именно монументальная скамья, а не какая-нибудь дохленькая скамейка!) без лишней резкости воздвигается громадина, зелёная, как его моховой дом. Общую палитру слегка портит скроенная из куска коричневой грубой кожи набедренная повязка – но, право же, портит она её не особо сильно.
- Ровер! – гулко ухает громадина, вздымая когтистые лапищи узнаваемым жестом радости и удивления. – Ты вернулся, плут!
Я подбегаю, упираюсь, вскинувшись, в широченную грудь тролля своими передними лапами и упоённо виляю хвостом. Спаситель ты мой! Ну же, нагнись, нагнись чуток – дай облизать твою клыкастую морду!
Громадина садится обратно на скамью, учиняя маленькое локальное землетрясение, и я исполняю своё слюнявое щенячье желание.
Величаво ступают кони. Гривы и гордо развевающиеся хвосты их – как пелена дыма над пожарищем, узкие головы и тонкие шеи заставят лебедей, белокрылыми тенями скользящих над чёрным зеркалом старого пруда, стыдиться своей грубости, а могучие мышцы ходят под шкурами, как волны жара по присыпанным пеплом горящим угольям. Кони прекрасны, и сознание собственной красоты сияет в их слишком, слишком умных глазах.
Но всадники…
Из серебряных стрел летних ливней сотканы длинные плащи. Великое древнее волшебство преобразило зимний рассвет: жёлто-рыжие солнечные оттенки пошли на бриджи, глубокие синие тона медленно пробуждающегося неба – на куртки, украшенные колючей звёздной россыпью. Сапогами стала, преобразившись, кора двухсотлетних мачтовых сосен. Из зеленоватого речного льда свиты нити, что пошли на рубашки. Пена порогов и подсвеченная радугой пыль водопадов украшает их, как кружево – и рукам смертных мастеров, сколь бы искусны ни были они, не повторить этот постоянный в своей переменчивости узор. Гибкие мечи всадников – лучи солнца, беспощадно яркие в сече; из сплава лунного света, драконьей крови и чистой магии откованы клинки кинжалов.
Но никакие слова не помогут описать не одежду, а самих всадников. Двух родичей, равно лишённых возраста и коронованных венцами нетающего инея. Только в венце мужчины сияет винным багрянцем камень короля, а камень принцессы, что в венце женщины, похож на топаз, в невозможном союзе сплавленный с янтарём.
Чудо-кони подносят всадников плавно, как две лодки, и замирают огненными изваяниями.
- Какая честь! – вылезший из своего мохового домика тролль кланяется (впрочем, не особо низко и без лишней поспешности). – Леди Одиночество, лорд Печаль! Что привело вас сюда?
Традиционный вопрос столь же традиционно остаётся без ответа.
- В порядке ли твой мост, мастер-хранитель?
- Как всегда, лорд. Как всегда. Езжайте смело – извольте только пошлину уплатить.
Неуловимым движением достав невесть откуда туго набитый кошель, лорд Печаль отправляет его в короткий полёт к ногам тролля…
…но до слабо, почти незаметно мерцающей дорожной пыли кошель не долетает. Выскочивший невесть откуда, как перед этим – кошель, чёрный зверь хватает жуткими зубами брошенное (очень аккуратно хватает, впрочем) и подаёт хозяину с самым что ни на есть преданным выражением на косматой морде.
- Смотрю, ты опять завёл себе пса? – звонко интересуется леди Одиночество. Изящная рука её ложится на рукоять кинжала. Мастер-хранитель словно уменьшается в росте.
- Да не завёл, – бурчит он, пряча болотные огоньки глаз. Всё его спокойное достоинство куда-то исчезает. – Он… ну, Ровер… навроде кошки из той смешной истории. Хочет – уходит, хочет – приходит… не мой он.
- Ты хотел сказать – немой?
- Ну, и это тоже. Возле реки-то, сами знаете, оно того… брехливому тут пропасть легче, чем Роверу – за ухом почесать.
- Ровер! – окликает леди.
Чёрный зверь одаряет принцессу спокойным взглядом. Его глаза слишком умны. Слишком. Не по чину. Точно так же, как троллю не по чину иметь, кому приказывать. Он никому не служит и сам не имеет слуг, ибо его главная и единственная забота – мост…
- Ровер, – говорит леди Одиночество своим колдовским голосом. – Ты пойдёшь со мной.
Куда? – без слов спрашивают глаза чёрного зверя. Зачем? Мгновенного послушания в них нет и, похоже, не предвидится. В зрачках леди вспыхивает первая, далёкая ещё зарница настоящего гнева. Рука, отпустив рукоять кинжала, тянется к плети.
- Нехорошо отказывать даме в исполнении её желания, – тихо ворчит тролль.
Обернувшись к нему, Ровер снова разворачивается к всаднице и делает самый настоящий реверанс. На всех четырёх. Шаг назад и выход из полуприседа с возвращением на исходную позицию. Всё точно по этикету, не придерёшься. Лапы его при этом гнутся, как никогда не смогли бы согнуться лапы собаки – за неимением у таковых суставов в нужных местах.
Леди кивает в ответ. Точнее, слегка намечает кивок. Подобраны поводья, кони трогаются плавно и стремительно, как тени облаков. Ровер держится чуть позади коня принцессы, когда тот ступает на выгибающуюся дугой арку моста.
- Удачи, дружище, – шепчет мастер-хранитель, зная, что высокие господи не снизойдут до подслушивания. – Возвращайся, я буду ждать…
Эти слова тоже давно стали ритуалом. Тролль произносил их много, много раз. И ещё много раз произнесёт.
Потому что есть вещи, не меняющиеся никогда.
Плевать я хотел на приказы. Пусть меня назвали Ровером, как собаку, но на самом деле суть моя весьма далека от собачьей. Я отправился в путь вместе с высокими господами потому лишь, что пребывание возле моста больше ничего не могло мне дать. Чего-то не хватало мне в том размеренном существовании, полном голосов реки, сливающихся в один мощный хор. В погонях за редкими брызгами смысла с непременным щелчком пастью, даже если смысл успевал ускользнуть обратно в поток. В редкой ласке тролля, для меня всё равно малоощутимой, так как растущая прямо на мне броня, замаскированная под шерсть, не очень-то хорошо ретранслирует осязательные сигналы. Всё это не оставляло меня равнодушным, но и не утоляло жажды, золотой нитью укоренившейся в бродяжьей натуре.
Перемены, перемены… что-то принесёте вы?
…первым потрясением оказался мост.
Нет, я знал, конечно же, что тролль ох как не прост, а также осознавал умом, что сооружение на его попечении, перекинутое через такой поток, не может быть всего лишь мостом. Но чтобы путь по нему стал настоящим испытанием?
А ведь стал.
Голоса реки плавно и неудержимо взвились до оглушительного крещендо. Брызги, каким-то чудом взлетающие слишком высоко, жалили меня хуже раскалённых углей, проникая сквозь хвалёную шубу брони, почти не потеряв силы. Наверно, дождь из серы и горящего напалма не оказался бы и в половину таким же болезненным. Но брызги есть брызги – мелочь, нюанс. А вот звук… свёрнутые в узлы ушные раковины не помогали: голоса ввинчивались в мою суть, невзирая ни на какие препоны, и терзали её, круша преграды, как папиросную бумагу. Наверно, так же ощущала бы себя кристаллическая решётка в момент плавления. Я бы охотно хлопнулся в обморок, если бы не режущее до крови понимание: стоит остановиться, и конец. Река взбурлит, принимая в своё лоно ещё одно пятно расходящихся смыслов, а меня как целого просто не станет.
Поэтому я вырвался вперёд и более-менее пришёл в себя лишь на другом берегу.
- Смотри-ка, выжил, невесть чей сын, – заметил лорд Печаль, кивая на распластавшегося у обочины чёрного зверя. – Интересно, где мастер-хранитель нашёл себе любимца на этот раз?
- Не знаю, брат мой. Но не возвращаться же ради таких пустяков.
- И то верно. Ровер! К ноге!
Валяющаяся без движения туша даже ухом не повела.
- Позволь мне, – улыбнулась леди Одиночество своему спутнику. И строго взглянула на непокорное создание. – Ровер, подойди.
Чёрный зверь приподнял голову, глянул на неё мутным до полной опустошённости взглядом, говорящим без слов: ну чего ты хочешь от страдальца, жестокая? Повинуясь странному импульсу, пришедшему невесть откуда, леди добавила:
- Я прошу тебя.
Моргнув, Ровер подобрался. Встал, хотя лапы его дрожали и ощутимо подгибались.
А потом подошёл и снова посмотрел на леди Одиночество.
Взгляды встретились, и нечто странное проскочило сквозь разделяющее их пространство. Словно два зеркала поставили друг напротив друга: быстрее, чем можно проследить, один и тот же импульс заметался туда-сюда, задевая в совершенно разных душах одинаковые струны, по закону резонанса усиливая внутреннюю дрожь. Леди подавила вскрик, поспешно отводя глаза. Но не удержалась – почти тотчас же посмотрела на чёрного зверя снова…
Поздно. И тем самым бесполезно. Он уже опустил тяжёлую, слишком крупную голову, словно задавшись целью изучить дорогу до последней песчинки. А когда принцесса попыталась проникнуть в его мысли, нашла лишь обрывки туманной серости, отзвуки, оставленные брызгами реки, да непроницаемо чёрную, как шерсть зверя, пелену, не пускающую глубже.
В другой момент это вызвало бы гнев. Как смеет низшее существо противиться её магии? Менее совершенной, быть может, чем у её родного брата и спутника, но ничуть не менее мощной? Однако теперь леди просто отступила, почти смущённая и определённо растерянная.
Одно она узнала точно: Ровер – никакая не собака. Ровер – это тайна.
И разгадать эту тайну хотя бы отчасти будет… приятно.
Проклятая река. Проклятая река. Сорок тысяч раз проклятая!
Я бежал возле коня принцессы, чуть отставая, чтобы не попадаться лишний раз на глаза высоким господам, и не чувствуя усталости. Но это и всё, на что я был способен.
То, что мир по обочинам дороги менялся быстрее, чем Отражения, тасуемые принцем Корвином – это было даже не полбеды, даже не четверть. Я ещё помнил, что такое клиповая подача материала, и взрывающаяся переменами реальность ничуть не сводила меня с ума… хотя я вполне допускаю, что даже опытный маг мог бы лишиться рассудка в центре подобного буйства. Я не вздрагивал, когда в низкие курганы по обочинам дороги начинали лупить иссиня-алые молнии, не спотыкался, когда мы пролетали сквозь пламенную пасть дракона в десять миль длиной или же ныряли на полном ходу в становившийся проницаемым, как иллюзия, каменный монолит. Мне попросту не было дела до таких мелочей, потому что я сам…
Ох!
Едва привыкнув перебирать четырьмя лапами, я обзаводился дополнительной парой лап, как какой-нибудь таракан. Шерсть на мне с неуловимой быстротой превращалась в положенные внахлёст костяные пластины, потом сменялась зеркальной металлической бронёй, потом – почти без перехода – на цветастые, как у попугая, перья. Вместо бега я низко левитировал над полотном дороги за неимением конечностей и отчаянно извивался длинным змеиным телом… а потом, едва успев осознать это, превращался в нарушающую все и всяческие законы золотую тень с двумя парами суставчатых клешней, радиальной симметрией "тела" и комплектом органов чувств, ровным счётом ничего общего с человеческим не имеющим.
Порой я превращался в такое, чему и описание-то дать затруднился бы. Весь спектр живых тварей от беспозвоночных червей и до высших шестиконечных хордовых (таксон, самыми знаменитыми представителями которого являются драконы) я пробежал в обе стороны не по одному разу; в коллекцию были включены чисто энергетические существа, от простейших полевых суперпозиций до шедевров, способных потягаться гармоничной сложностью с Королевой Фей и другими высшими тварями, машины самых разных типов и форм, а также некоторые сочетания всего перечисленного.
И знаете, за что я проклинал реку смыслов? Не за сумасшедшую смену форм и "внешних" сущностей, нет. Я проклинал её за то, что от этих бешеных трансформаций мне не удавалось отстраниться так же, как от когда калейдоскопических, а когда и стробоскопических вспышек внешней реальности, сквозь которую мчались, пригнувшись к гривам коней, высокие господа.
Именно голоса реки и её брызги изменили во мне что-то основополагающее, лишили способности скрываться в благодатном забвении. Один Спящий ведает, как мне удавалось запоминать нюансы происходящего, потому что мой мозг, стремительно меняющийся вместе со всем остальным, явно не имел отношения к процессу. Но чем бы я ни запоминал безболезненные судороги реальности, это что-то приближалось к пределу пластичности – и быстро.
Чернейшей завистью полыхал я при одном взгляде на высоких господ и их скакунов. Им все изменения были нипочём. Отстранённые, закованные в непроницаемую броню совершенства, они мчались, не обращая внимания ни на кошмары окружающего, ни на его красоты. Если бы у меня оставались силы, я бы, возможно, возненавидел лорда Печаль и леди Одиночество…
Но куда там.
У меня не хватало сил даже на то, чтобы осмыслить собственное поведение и попытаться остановиться, отстать от пары всадников и тем спастись от изменений. Борьба с хаосом внутри и вокруг отнимала всё внимание, сковывала всю волю – без остатка.
Я словно сбегал с длинного крутого склона: затормозить невозможно, упасть – разбиться насмерть. Остаётся только держать равновесие, отчаянно надеясь, что склон закончится раньше, чем ноги подломятся и опрокинут своего хозяина в неласковые объятия земли.
- Ты видишь, мой венценосный брат?
- О да. Но ведь это создание, притворявшееся собакой, явно не из числа Бесформенных.
- Да. – Леди Одиночество не стала упоминать о том самоочевидном факте, что любой Бесформенный попытался бы атаковать Завершённых, едва увидев; пожалуй, эта непримиримость лишённых существенного покоя – единственное, что в них хорошего, так как позволяет не опасаться шпионажа. – Но тайна Ровера лежит глубже. Смотри внимательнее.
- Так. Похоже, в каждый момент времени оно имеет только одну форму… но форм этих огромное множество. Возможно, даже… неисчерпаемое?
- Возможно, – неохотно согласилась высокая госпожа, продолжая наблюдать калейдоскоп изменений нового спутника, совершавшихся на каждом шагу, а порой даже чаще. – Ты старше меня; слышал ли ты о чём-либо подобном?
- Кажется, да. Но… нет, это нелепо.
- Брат?
Лорд Печаль молчал, глубоко задумавшись о чём-то. И леди Одиночество немало обеспокоилась, заметив на его бледном челе строгую вертикальную морщину.
Которой раньше не бывало. Никогда ранее!
- Брат! – повторила она. – Что ты понял?
- Это не так уж важно. Всего лишь догадка… но такие догадки следует проверять. Тут невдалеке трактир Циклопа. Его серебристые вина выше всяких похвал. Остановимся там.
Недомолвки, недомолвки. Но высокая госпожа удержалась от расспросов.
Со временем тайное станет явным и так.
Когда великолепные кони Печали и Одиночества утишили свой полёт по-над дорогой, а потом свернули на обочину и остановились, я не удержался от облегчённого вздоха, больше похожего из-за очередной странной оболочки на отделяющееся от корпуса розоватое облачко. Вспомнив о данном троллем прозвище, я втиснулся в более материальную (да и более привычную уже) шкуру "пса". И лишь после этого, старательно отодвинув растрёпанные воспоминания на обочину рассудка, смог осмотреться.
Небо ночное, чёрное. Вот на что я обратил внимание первым делом. Прежде всего, потому, что на этом небе подвижными были, кажется, ВСЕ звёзды – причём подвижными настолько, что это легко ловил даже невооружённый взгляд. Колкие бриллиантовые россыпи: белые, голубые, алые, жёлтые – плыли в вышине, как плывут облака, разом вальяжно и головокружительно; и как облака, они клубились, меняя форму созвездий. На добрую треть небосклона раскрылся павлиний хвост огромной кометы; в стороне, словно стесняясь соседства, осторожно пробирался меж россыпей меньших огней двурогий месяц, серый от озабоченности.
А внизу вполне соответствовали величию небес горы. Заснеженные, искристые, пьянящие не хуже молодого вина.
В Пестроте – той, что я знаю – гор нет. По крайней мере, таких. Чтобы за облака, чтоб в синеватых мантиях ледников, чтоб прикрывающие скальные декольте веерами облаков. В Лепестке, о котором я привычно думаю, как о доме, геологические процессы успешно заменяет воля риллу, поэтому горы выше полутора километров не просто редкость – они отсутствуют, как класс. Как и ураганы, и океаны, и ещё многое, слишком большое либо слишком затратное.
В местных горах на взгляд было километров десять, по самому скромному счёту. Впрочем, могу ошибаться. В обе стороны. Может, эти вершины поднимались на пятнадцать тысяч метров. Почему бы нет? Мне хотелось думать о них как о более высоких, чем на самом деле.
Небо. Горы. И…
Лорду Печаль вольно было называть это трактиром. У меня же первым делом выскочило иное сочетание: шагающий замок Хаула (напрочь не помнил, кто такой этот Хаул, но вот общее визуальное впечатление вытянуло именно такую ассоциацию). Дом был похож одновременно на горы – своим размером. И на небо – своим непостоянством. Он никуда не шагал, по крайней мере, в настоящий момент, но из всех архитектурных элементов в нём оставалась неизменной только высоченная башня с венчающим её хрустальным оком. Вращающимся, как телескоп, озирающим небо, горы, а в момент нашего появления – нас троих.
Ну, или пятерых, если коней тоже считать.
Времени на то, чтобы осмотреться, у меня имелось предостаточно, так как хрустальное око пялилось на нас минут пять, и всё это время высокие господа сидели в сёдлах, изображая изваяния из мрамора и льда. Я тоже никуда особо не спешил и просто вертел головой туда-сюда, заодно прислушиваясь и принюхиваясь. Слышно мне было только понемногу стихающее собственное сердце да ещё трудноописуемые звуки, с которыми трактир-обсерватория затягивал лишние окна и выращивал декоративные балкончики. А вот запахи… о!
Лес, где я бегал и ловил молнии воспоминаний ещё до того, как стать Ровером, не мог похвастать даже запахом стерильности; здесь же окрестности пахли завлекательно и многообразно. Больше всего пахло водой: льдом и снегом, снисходительными горными облаками, вчерашним дождём и понемногу собирающей силы росой. Сквозь эту водную пелену проступали глыбами запахи земли и камня: тяжёлые, капитальные запахи кремния, гранита, алюмосиликатов и разных прочих шпатов, – запахи пёстрые, как палитра второго дня творения.
Жизнью не пахло. Ни травинки, ни жучка, ни хоть погадки пролетавшей птицы. Зато мне показалось, что откуда-то сверху слабо, на грани доступного моим влажным ноздрям, ветер тянет к земле ниточки колких звёздных запахов. Совершенно невозможная штука.
Если бы меня спросили, на что похожи эти ароматы все вместе, я бы ответил, что так (или очень, очень похоже) пахнет свобода.
И тут со стороны трактира раздался скрип – вполне нетипичный. Слишком короткий.
- Добро пожаловать! – громко обрадовался выкатившийся из-за скрипнувшей двери потешный толстячок. Живая реклама достоинствам трактирной кухни, надо думать. – Прошу, прошу! Вы так давно не бывали у меня!
- Как у тебя нынче с винами, Циклоп? – поинтересовался лорд Печаль, покидая седло. Да уж, не слезая, а именно покидая: у меня сложилось ощущение, как от спуска по парадной лестнице. Как уж он умудрился обойтись без задирания ног и прочих неподобающих телодвижений – не ведаю. Может, какая-то специальная магия? – Конкретно говоря, с серебристыми.
- Предпоследний урожай удался на славу. Вы непременно должны его попробовать!
- Попробуешь вина, Ровер? – повернулась ко мне леди Одиночество.
Я ответил ей очередным реверансом.
Циклоп умилённо воззрился на меня обоими глазами. Вполне, к слову, человеческими, как и вся его внешность. (Даже его наряд с виду казался обычным людским – правда, из-за лишней цветастости он смахивал на шутовской).
- Ишь ты: четверолапое бессловесное, а дело понимает! Ну, прошу, прошу! Все под крышу! Вот сейчас сделаю конюшню, и сразу к вам присоединюсь…
Как ни хотелось мне понаблюдать за процессом "делания конюшни", пришлось засунуть любопытство куда подальше. Леди Одиночество строгим голосом сказала:
- Ровер, к ноге!
И я почёл за благо исполнить приказ, войдя в трактир вместе с высокими господами.
Стоп! Почёл за благо, значит?
Нечто внутри меня, отсечённое барьером добровольного забвения, но всё равно живое (не то ли самое нечто, которое позволило мне сохранить себя и на мосту, и во время дикой скачки по изменчивой реальности?) выстрелило очередной искрой воспоминаний.
- …проходил подготовку актёра или аналогичную? Тебя готовили как шпиона?
- Те-арр, нет и нет, те-арр! Я не актёр и не шпион, те-арр!
- Тогда объясни, почему ты так легко откровенничаешь?
- Те-арр, потому что не хочу испытывать боль, те-арр!
Искра погасла, вонзившись в подушку темноты. Но след оставила всё равно.
Игры. Роли. Маски. Кажется, мне знакомо всё это… хотя не как актёру и не как шпиону. Но тогда – как?.. ох, лучше не спрашивать. Моё дело – отыгрывать Ровера. Так хорошо, как сумею. И искать… что? Вертится, вертится за пеленой забвения…
И тает, не успев вспомниться как следует.
Холл трактира Циклопа (почему, кстати, Циклопа? откуда бы такое прозвание?) напоминал сильно окультуренную пещеру. С совершенно невозможным сочетанием материалов. Уж на что я профан в геологии, но даже мне хватает ума, чтобы сообразить: сталагнатов из малахита в природе не встречается, невозможно и сочетание плавно переходящих друг в друга яшмы с базальтом и горным хрусталём. Неведомый мастер потрудился на славу, создавая ощущения естественности и уюта – но разум и только разум мог заявить во весь голос, что ничего естественного вокруг нет. Всего здесь коснулась если не рука, так преображающая реальность магия.
И если это сделал Циклоп, он должен быть мастером Земли.
Впрочем, я опять пытаюсь подогнать реальность под шаблоны. Ну с чего я взял, что только власть над стихией способна создать подобное? Наверняка существуют и иные способы.
Стоп ещё раз. А вот эта мысль, о других способах…
И опять я то ли не успел, то ли не смог добраться до сути. Отвлекли.
- Ровер, посмотри на меня.
Повинуясь собачьей натуре, я посмотрел.
Леди Одиночество вольготно расположилась на одном из каменных кресел. Да, каменных, но при этом больше похожих на изделия из дерева своими изящно выгнутыми формами и, надо полагать, удобством также способных потягаться с деревянными. За её спиной стоял лорд Печаль, положив руки на резную спинку кресла своей сестры. Он тоже смотрел на меня в упор.
И именно он начал ментальную атаку.
Как ни далёк я был от мысли недооценивать таланты высоких господ, всё же такого натиска не ожидал. Воля Печали смела мои внешние барьеры быстрее, чем морская волна смывает замок из песка, построенный ребёнком. Он ворвался в сущность Ровера, как штормовой ветер в разбитые им же окна… и приостановился в растерянности, не обнаружив кроме Ровера ровным счётом ничего. Могущество сыграло с ним злую шутку: Печали явно не хватало тонкости и искусства… что, впрочем, с лихвой компенсировала мощь. Он взялся за поиски, и леди Одиночество помогала ему в трудах. Ну а я развлекался вовсю, подкидывая этой паре подлинные сенсорные оттиски, запомнившиеся мне благодаря недавней скачке, и тупиковые ассоциативные цепочки.
Впрочем, развлечение быстро перестало быть таковым. При всём недостатке изощрённости высокие господа не являлись глупцами и учились поразительно быстро, не без успеха копируя мои собственные методы работы в ментале. Они узнавали обо мне всё больше, а я мало что мог противопоставить их воле. До тех пор, пока леди не коснулась непроницаемо чёрной стены, скрытой за не столь плотной и прочной пеленой забвения, – стены, на которую даже я сам раньше не обращал внимания.
Прикосновение Одиночества изменило всё.
Из-за стены хлынули, наполняя меня до краёв и перехлёстывая за них, целые океаны энергии. Высокую госпожу отшвырнуло, как котёнка – ну, не всё же этой паре пользоваться эффектом неожиданности! Лорд Печаль выхватил ментальное отражение своего солнечного клинка и потому устоял, да ещё и сестру поддержал. Но давить, как прежде, они уже не могли. Наметилось некое равновесие: я витал вокруг могущественной парочки, пребывая сразу со всех сторон, а они наносили удары вслепую. Их преимущество в Силе перестало подавлять меня, но и мне не хватало власти, чтобы просто вышвырнуть атаковавших из предполья моего разума.
Ну что ж, маг тем и отличается от волшебника, что не кидается чистыми энергиями. Раз я недостаточно силён (пусть и гораздо сильнее, чем думал), попробую хитрость.
Сделав вид, что понемногу слабею, я слегка уменьшил натиск. Со всех сторон, кроме одной. Лорд и леди в момент заглотили наживку и ринулись к точке наибольшего сопротивления. Я немного поупирался, но в итоге позволил им прорваться сквозь одну, вторую, третью препону… проломиться ещё дальше…
И вырваться из моего ментального пространства, мгновенно ощетинившегося такими блоками, что даже знаменитая Ранкаст Длорр, Перевальная Твердыня, утратила бы в сравнении с моей обороной ореол неприступности.
…короткий, хриплый, низкий рык – скорее, рявк – вырвался из моей глотки в адрес сидящей и стоящего. После чего я повернулся к высоким господам боком и улёгся, расслабив тело, но держа наготове Силу. Внутри по-прежнему бурлило и переливалось целое море, свитое из струй чистой тьмы. Море неисчерпаемое, потому что при необходимости в него влились бы новые тёмные струи из необозримо громадного океана. Смутное знание о том, откуда взялся этот океан, колыхнулось за чёрной гранью забвения – и снова замерло.
Не время сейчас тревожить тщательно укрытую память. Не время! Слишком много сил и внимания требует момент.
- Что скажешь? Подтвердились ли твои догадки, брат?
- Потом.
- Почему? – искреннее недоумение. Потом что-то наподобие страха. – Или ты полагаешь, что это существо может понимать не только Общую речь, но и…
- Я полагаю, что его способность к пониманию сказанного вслух подобна его способности к перемене внешних форм. То есть неисчерпаема.
- Но ведь это…
- Потом, принцесса.
Увенчанная инеем гордая голова неохотно склоняется, выражая согласие.
А лорд Печаль проницателен. Я вспоминаю его диалог с леди Одиночество на дороге. Тот самый, который моя слишком цепкая память сохранила, несмотря ни на что. Вспоминаю – и мысленно ставлю зарубку: выяснить, кто такие Бесформенные и за кого пара высоких господ принимает меня. Взгляд со стороны… это может оказаться очень любопытно. И полезно.
Неисчерпаемая способность к пониманию сказанного вслух? Сейчас я не помню этого… но если я обладаю ею, значит, я ею пользуюсь. Так пьяница, забывшийся от вина, порой безошибочно находит дорогу к дверям своего дома. И во мне сейчас тоже свиваются в один не рвущийся шнур: способность управлять Силой – без понимания источника этой Силы; способность проникать в смысл слов, менять свои плотные формы, запоминать и анализировать происходящее вокруг – без ясного понимания собственной природы. Кличка, данная троллем, мастером-хранителем моста через реку певучих смыслов: Ровер – надёжно защищает меня от меня самого. Хотя я и не помню, для чего мне эта защита.
И хорошо.
Точнее, не так. Это не хорошо, нет. Не совсем…
Это правильно.
- А вот и я, любезные мои гости! – чёртиком из табакерки выскочил Циклоп. Откуда? Кто ж знает… уж точно не я. Дверь не скрипела, значит, хозяин воспользовался иным путём. – Что ж вы сидите в холле? Извольте пройти в покои. Я приготовил их специально для вас: ванна с ароматом можжевельника и лунной пыли для лорда, бассейн с цветами сирени и медовой росой для леди. И свечи, на фитилях которых танцует морской рассвет – редкость по нынешним временам, но для вас мне ничего не жаль. А что угодно вашему лохматому спутнику? Нет-нет, позвольте, я угадаю… ванна с полярным льдом, ради контраста дополненная дыханием тропического бриза, а затем парное мясо молодого барашка, замоченное в сухом золотом вине трёхлетней выдержки? О! Поистине королевский выбор!
В голосе Циклопа, начавшего спич о ванне с полярным льдом, мне почудилась мгновенная нота неуверенности, но это мгновение быстро миновало. Говоря о королевском выборе, хозяин уже был совершенно искренен и прямо-таки лучился радостью.
Кстати, его уверенность в своей способности угадать, что именно придётся мне по нраву, кое-что мне напомнила. Вот только что именно?
До чего неудобная это штука – сознательная амнезия!
…моя комната оказалась самой дальней по коридору. Очень удачно. Потому что меня весьма заинтересовал разговор высоких господ о моей скромной персоне, и, проходя мимо дверей в их покои (отдельные), я аккуратно уронил около каждой по шерстинке.
Собака линяет. Что тут такого? Надеюсь, маленькая хитрость осталась никем не замечена. В смысле, если упавшая шерсть будет замечена, это ещё ничего. А вот если кто-то видел, как мои шерстинки своим ходом просочились за порог в интересующие меня помещения, это было бы… неловко. Да. Я понятия не имел, где именно состоится разговор – у лорда или у леди, поэтому и "наследил" около обеих комнат.
Ждать долго мне не пришлось. Я всё ещё бултыхался в своей ванне, подумывая, правда, вылезать (вода со льдом – это приятно, но только до определённых пределов), когда лорд Печаль соизволил перейти в комнату своей сестры и без промедления наложить тяжёлые, плотные чары на всё: пол, стены, потолок, вентиляционные щели и оконные проёмы. В тот момент, когда чары активировались, я почти перестал чувствовать свою шерстинку – ту, что находилась в защищённом помещении. Но не расстроился. Потому что когда чары были сняты, моя связь с кусочком меня восстановилась, а вскоре я получил возможность подобрать шерстинку и насладиться плодами своих магическо-шпионских ухищрений.
Шерстинка запомнила только звук. Ни подтекстов, ни выражений лиц, ни поз, не говоря уже об аурах и тончайших перепадах магического фона, я считать не смог. Увы. Но я далеко не мастер магии подобий, в конце-то концов; до Сунь У-куна мне далеко – вот он творил со своей шерстью вещи куда более впечатляющие. Смертельно впечатляющие, да. (Сунь У-кун? а это ещё кто? проклятая амнезия…). В общем, мой добычей стал только звук. Но что-то – гораздо лучше, чем ничего. К тому же воссоздать общий смысл мне всё же удалось.
- Вот теперь можно говорить.
- Брат, ты меня пугаешь. К чему такие меры предосторожности?
- Лучше переоценить противника, чем недооценить.
- Ты полагаешь, что Ровер – наш враг? Что он всё же имеет какое-то отношение к Бесформенным?
- Насчёт Бесформенных – нет. На наше счастье, они не знают, что такое союзы, и не способны даже к совместным действиям с себе подобными. А Ровер… если он затаил на нас злобу, то, боюсь, по нашей же вине.
- Ну и что? Я не собираюсь бояться блохастой шавки, как бы велика она ни была.
- Не торопись с суждениями, принцесса. Эта "блохастая шавка" выкинула нас из своего разума, не позволив узнать почти ничего.
- Выкинула?
- Важен результат, не так ли? А этот результат меня тревожит.
- Ты понял, что находится в глубине Ровера?
- Конечно. Там спит Сила. Не похожая на нашу, но не меньшая. А "шавка", имеющая столько Силы, опасна отнюдь не из-за своих размеров.
- Допустим. Но откуда взялись те волны ожившей тьмы? Я уничтожила достаточно Бесформенных и уверена: это не Хаос. Но это и не его противоположность. Откуда Ровер попал к мастеру-хранителю? Кто он вообще такой?
- Интересные вопросы, не правда ли? Жаль, что задавать их блохастой шавке и при этом рассчитывать на ответ несколько… нелепо.
- Ладно-ладно. Я погорячилась. Ровер – очень чистый пёс, обожающий купания, ценитель мяса, замаринованного в вине, и вообще душка. А если вспомнить про его формы, то ли очень многочисленные, то ли вообще неисчерпаемые, можно усомниться и в том, пёс ли он вообще. Но вопроса это не снимает. Кто он такой? Какой Силе он служит проводником? У тебя есть свои соображения на этот счёт, брат мой?
- Ты права, есть. Хотя проще всего ответить на вопрос о Силе. Конечно, я могу ошибаться, но мне кажется, что ожившая тьма, так тебя поразившая – проекция энергий Предвечной Ночи. Или, говоря короче, Бездны.
- Что?!
- Вот тебе и блохастая шавка, а?
- Ты понимаешь, что говоришь? Назвать Ровера проводником той же Силы, что и…
- Почему бы нет? К примеру, и комара, и дракона мы называем живыми – но это ещё не значит, что я ставлю комара и дракона на одну доску. Они всего лишь являются носителями энергии Жизни, только и всего. Причём Жизнь преломляется в них по-разному… хотя, замечу, комар тоже способен летать.
- Да, брат. Сравнения у тебя… но что-то в этом есть. Хотя звучит почти безумно. И всё же… множество форм… вдобавок на мосту Ровер выжил, а это не так-то просто для тех, кто не прошёл Горнила…
- Заметь: он выжил на мосту, хотя в тот момент не имел активной связи с Бездной.
- Ты думаешь?
- Это было бы заметно, не находишь? Рисковать так просто ради того, чтобы обвести нас вокруг пальца – это неразумно. А Ровер куда умнее, чем хочет показать.
- Да?
- Наверняка, сестра. Те барьеры в его разуме… поверь: живущее лишь инстинктами существо никогда не смогло бы выстроить столь гармоничную систему заклятий. Ведь старую его защиту мы смели начисто, но Ровер возвёл новую. Уже иную. Быстро, уверенно и мощно.
- Верно… клянусь Горнилом! Как я ухитрилась не заметить очевидного?
- Не расстраивайся. Ты ещё успеешь набраться опыта.
- Но что же тогда получается? Ровер оказался около моста случайно, забыв слишком многое, а на деле он… кто же он?
- Полагаю, Тенерождённый. Но не простой. Я почти уверен…
- В чём?
- Чуть позже. Нам пора собираться: Циклоп уже приготовил праздник вина. И за столом я попробую разговорить Ровера… если он вообще захочет говорить с нами.
- Не захочет? Да для любого будет честью, если… о.
- Именно. Мы прошли Горнило, да, но в нём живёт Предвечная Ночь! И не забывай: мы напали на него. Возможно, нам ещё придётся принести свои извинения.
- Наши извинения – собаке?
- Кажется, мы установили, что Ровер – вовсе не собака. Верней, далеко не только собака. Впрочем, увидим. Поторопись, принцесса: вино ждёт.
Спустя час или, может быть, полтора с момента моего знакомства с Циклопом мы все собрались в комнате, которую так и хотелось назвать трапезной. Синевато-стального оттенка стены её странным образом не противоречили алебастровой белизне потолка, украшенного (а может, заклятого?) спиральными завитками тонких чёрных рун. Посреди помещения стоял овальный стеклянный стол с тремя стеклянными же стульями и одной стеклянной скамьёй, а зеркальный пол из чёрного мрамора удваивал и мебель, и сидящих. Да-да, я тоже сидел на стуле наравне с высокими господами, положив передние лапы на стол – и хвост после очередного маленького изменения формы ничуть не мешал мне.
Судя по запаху, лорд Печаль принял свою ванну с ароматом можжевельника и лунной пыли, а леди Одиночество смыла дорожную грязь, сменив её на запахи сирени и медовой росы. За этими пахучими ореолами почти терялся собственный запах высоких господ, довольно схожий и совершенно нечеловеческий. Он источал слабый аромат догорающей свечи, а она – затяжного моросящего дождя… скажете, эти запахи не похожи? Тогда выражусь яснее: его запахом был запах печали, а её запахом – запах одиночества.
Схожие, как я и сказал. Родственные.
К слову сказать, Циклоп, усевшийся на скамью хозяина, лишённую спинки, тоже не кислым потом и чесноком благоухал. От него волнами расходился запах грозы и колючего звёздного света. Последний я ощутил ещё снаружи, но хозяин трактира пропах звёздами, словно кусок неба. Так, как будто в лишённом окон помещении всё же были широко распахнутые окна.
- А теперь, – молвил Циклоп торжественно, – воздадим должное дарам лозы и мастерству виноделов. Встречайте серебристое вино предпоследнего урожая, господа!
Перед каждым из нас, включая и хозяина, соткались волшебной красоты хрустальные кубки, кажущиеся плодом брачного союза воздуха и лунного огня. Ещё миг, и колдовство трактирщика выхватило из пустоты совершенно чёрную фигурную бутылку. То же самое колдовство с лёгким хлопком вынуло из горлышка пробку, после чего бутылка наклонилась, переливая своё содержимое в бокал лорда, в бокал леди, в мой бокал и, наконец, в бокал хозяина. В воздухе разлился ещё один аромат, сильнейший, чем все прочие. Но я не возьмусь описать его так, как он того достоин, и промолчу. Скажу лишь, что в тот миг, когда ноздрей моих коснулся он – серебряный раздался звон, и моя душа всколыхнулась до самого донышка. Торжественность Циклопа в одно мгновение перестала казаться мне чем-то преувеличенным и выспренним.
Желание и опаска столкнулись во мне, когда одним взглядом, не шевельнув и когтем, я оторвал свой бокал от стола и поднёс ко рту. Бесподобный запах затопил меня, как волна прилива затопляет литораль. Помедлив ровно столько, чтобы хватило на три глубоких вдоха и наслаждаясь ароматом вина, я раскрыл пасть. Собравшееся в колышущуюся линзу вино – ровно на один глоток – покинуло бокал и легло мне на язык, взорвавшись настоящей феерией вкуса. Наверно, с минуту я сидел, как пришибленный, ничего и никого не замечая, кроме вкуса и аромата, ставшего ещё сильнее, хотя это казалось совершенно невозможным. Но эта минута всё же миновала. Я открыл глаза, перед тем закрывшиеся сами собой…
И обнаружил, что меня буквально облизывают три одинаково ошеломлённых взгляда.
Клянусь огнём и кровью! Неужели я… да. В глазах лорда, леди и трактирщика я прочёл одно и то же: я действительно оттранслировал им свои ощущения.
Ох, стыдоба-то какая!
Правда, чужие ошеломлённые взгляды вовсе не казались оскорблёнными, но…
- Это, – сказал, откашлявшись, Циклоп, – серебристое вино. Да. И я, кажется, крепко… кхе, кхе… недооценил предпоследний урожай.
Я предпочёл намертво вцепиться взглядом в свой бокал, но периферийным зрением всё равно отлично видел, КАК на меня смотрят соседи по столу. Восторг во взгляде хозяина мешался с тлеющим в глазах высоких господ… стыдом? Но чего ради им-то стыдиться? Это я нарушил неписаный застольный этикет эмпатов, причём нарушил предельно грубо.
Нехорошо, знаете ли, фонтанировать радостью от еды или питья, сопровождая её к тому же сенсорными образами: ведь в тот же самый момент сидящий за одним столом может давиться искренне нелюбимым блюдом, а то и прописанным целителями лекарством. Что, если и жертва диеты начнёт транслировать свои непередаваемые ощущения? Но это ещё полбеды. А если за один стол сядут представители разных разумных видов? Что будет противнее: хищнику ощутить вкус вегетарианского салата – или же виду, не употребляющему убоины, воспринять наслаждение хищника от свежей, с кровью, дичи? В Ирване делили трапезу порой такие разные…
Стоп! Ирван? Ещё одно имя!
Запомнить. И отложить подальше… до поры. Здесь не время для воспоминаний, не время!
Подумаю-ка лучше о причинах, вызвавших у лорда и леди приступ стыда. Я не ошибаюсь и точно знаю: это именно стыд, один на двоих. Но он не является отражением моего, а… ну-ка, ну-ка, чуть глубже… оп! Вот оно. Господа ожидали непристойного фарса, а я поразил их своими изящными застольными манерами. Это, видите ли, примета благородства, а они мало того, что обсуждали меня, словно неразумную тварь, но и напали на меня. Без предупреждения. А я-то, выходит, если не ровня им, то уж точно не смерд, не раб и не враг.
Действительно, неловко вышло.
Отбросив собственный стыд, как гнилую ветошь, я снова поднял взгляд. Посмотрел сперва на лорда Печаль, потом на леди Одиночество и совершил движение своим бокалом. В него я вложил искру вполне определённого смысла и не сомневался: ту же самую искру поймают оба родича… а вот для Циклопа это предложение мира останется всего лишь приглашением к продолжению праздника вина.
Без долгих раздумий высокие господа синхронно подняли свои бокалы в том же жесте. И по моему языку расплескался второй глоток бесподобного серебристого вина.
…когда бутылка опустела, лорд Печаль молча глянул на трактирщика.
- Уже ухожу, высокие господа, – засуетился тот. – Если что понадобится, зовите, сразу же явлюсь, будьте уверены… ах, чуть не забыл: вот вам ещё бутылка. Тот же самый урожай, тот же сорт, даже склон тот же. Примите в дар, не побрезгуйте!
Я кивнул, и Циклоп отступил в тень, которой до того просто не было. Секунда – и вот уже никакой тени снова нет. И хозяина тоже нет. А уж куда он исчез… как знать?
Да и не так это важно.
- Ровер… – чуть неуверенно начала леди, – ты ведь полностью разумен?
Вместо ответа я взглянул на стеклянный стол. На его безупречной глади проступили смутно знакомые мне дымные символы. Проступили – и сгинули снова. Но эхом вложенного смысла до неё и до её брата должно было дойти несколько ироничное послание:
"Насколько полон мой разум, следует спрашивать не у меня. Всякое существо в таком вопросе будет пристрастно".
- Понятно… извини…
"Я уже принял ваши извинения. Меж нами нет вражды".
- Но и дружбы нет, верно?
"Если смотреть с моего берега, между нами есть надежда".
- Надежда? – переспросил лорд Печаль. – На что же?
"Я сам не знаю точно. Всё, что мне известно – у мастера-хранителя моста я получил всё, что хотел и мог".
- Что же?
"Прозвище. И обличье".
- Значит, – снова вступила леди, – твои истинные имя и облик сейчас скрыты? Но сам-то ты знаешь их?
"Я стараюсь не будить свою память до конца, потому что здесь мне угрожает опасность".
- Опасность какого рода?- лорд.
- Здесь – где именно? – леди.
Я предпочёл ответить на последний вопрос, потому что на нём лежала тень ответа и на вопрос, заданный высоким господином чуть раньше:
"В лесу, что возле хижины тролля, и на мосту, вверенном неустанным заботам мастера-хранителя, в калейдоскопе реальностей, сквозь который мы проехали вместе с вами, и в этом трактире – смутное чувство угрозы терзает меня всюду. И чувство это резко усиливается всякий раз, как только сквозь пелену добровольного забвения, лёгшего на мою память, прорывается очередное Имя или знакомый Образ".
- Брат? Ты понимаешь, что к чему?
- Да. Теперь я почти уверен. Ровер, – размеренно заговорил лорд Печаль, глядя на меня строго и сочувственно, – Ты определённо не нашего рода, не Завершённый, и ты точно не из числа Бесформенных. Также ты не принадлежишь ни к Функционалам, ни к Тенерождённым. Я думаю, что ты вообще не имеешь отношения к Потоку!
- Что?
- Да, сестра моя, ты не ослышалась. Наш спутник – маг, рождённый в Вязких Мирах.
Два последних слова не передают всей палитры смысловых оттенков, вложенных в них лордом. Само предположение, что я не рождён в Потоке, бросало на меня такую же тень, как если бы я, крот, неожиданно попал из своего слепого подземелья на простор, где привольно парят птицы… и почему-то, вопреки естеству, полетел наравне с ними. С высокими господами.
"Что вы называете Вязкими Мирами?" – поинтересовался я, рисуя знаки на глади стола.
И мне прочли примечательную лекцию, оценить которую по достоинству я тогда, к сожалению, не смог – всё из-за той же печати амнезии.
До начала вечности, до установления всех незыблемых основ и начала всех возможных перемен, когда не было ещё ни Потока, ни безграничного разнообразия, принесённого им, существовал единый Творец. И говорят одни, что ещё до начала вечности существовала также Ночь, великая и неохватная, которую неспроста называют Предвечной. И говорят другие, что Предвечную Ночь было бы правильнее называть Бездной; и добавляют при этом, что Бездна старше единого Творца, и что сам Творец – только лишь первый среди равных, которых зовут Владыками Бездны и власть которых сродни его власти. Кто прав, доподлинно неизвестно, потому что слаб разум и неверны чувства, и любые суждения об абсолютах, кои делают далёкие от абсолюта существа, следует признать самонадеянными и бездоказательными.
Вечность, нам ведомая, началась в тот момент, когда единый и непостижимый Творец коснулся Силы, что сокрыта в Предвечной Ночи. И Сила эта также коснулась его, и уснул он, и с тех пор называется Творец – Спящим; Сны же его суть бесконечный Поток, начало которого сокрыто в вечности, а завершения которого не ведает даже сам Спящий.
Ещё об этом повествуют иными словами. В начале единый Творец посмотрел в Бездну, и увидел он, что Бездна эта полна Силы; и Бездна в ответ посмотрела в Творца, и увидела, что Творец этот полон Замыслов. И соединились Творец с Бездной в едином начале, Её Сила наполнила Его Замыслы, и стали реальны – и будут Замыслы реальны и полны Силы до тех пор, покуда продолжает единый Творец смотреть в Бездну и дарить ей свои Замыслы, покуда Бездна будет одаривать его Силой.
Повествуют о начале не только такими словами. Можно спросить: что было на самом деле? Спит ли Творец и видит Сны, которые имеют в нём свой исток? или же Он дарит Бездне Замыслы свои, кои та реализует? или возлежит Творец с Ночью, как муж с женой, и все миры Потока, сколько их ни есть – плод их вечно длящегося союза? Ответить на эти и подобные им вопросы можно кратко: ни то, ни другое, ни третье. Есть слова более удачные и менее удачные, но Творец, Предвечная Ночь и союз их выше любых слов. Целостен он и постижим не в большей мере, чем жуку-древоточцу постижим смысл начертания букв.
Помимо абсолютного начала, о котором я вкратце поведал тебе, Ровер, надо сказать об относительном начале, ставшем началом уже не мифа, но истории. В начале относительном в самом центре вечности возникло воплощение незыблемости, которое названо было Горнилом Сущности. Всё, что проходило сквозь это Горнило и не разрушалось, обретало сходную незыблемость, приближаясь к совершенству во всех своих качествах. Тех, кто прошёл Горнило и пережил посвящение, зовут Завершёнными; высокие господа, подобные мне и моей сестре – сильнейшие и лучшие из них. Магия наша также имеет своё начало в Горниле, и поддерживает она постоянство во всём множестве его обличий.
Но во имя равновесия, которое выше постоянства, одновременно с Горнилом возникло в Потоке также воплощение изменчивости. Единства нет у этого воплощения, и центра тоже нет. Бесформенными зовут воплощения изменчивости, и вражда их с Завершёнными не утихнет, пока не исчезнет Горнило и вечность не иссякнет.
Говорят ещё, что Порядок и Хаос, Горнило Сущности и чума Бесформенных – лишь отдельное проявление общих законов, слишком сложных для понимания. И говорят ещё, что огромное множество явлений знать не знает чёткого деления на Порядок и Хаос. Что без оглядки на незыблемость или изменчивость несут свою службу Функционалы, и что соединяют в себе оба начала Тенерождённые – и нет им дела, что Завершённым такое соединение мнится странным, невозможным, противоестественным.
Что же представляют собой Вязкие Миры? Мы как раз подошли к этому вопросу, Ровер. Всё дело в Тенерождённых, о которых уже сказал я. Пока они молоды и легки, Поток без труда увлекает их за собой. Не уподобляясь Бесформенным, они всё же меняются – и меняют окружающие их Сны. Далеко не все Тенерождённые проходят этот путь, но некоторые, становясь достаточно могучи, велики и негибки, останавливают движение своего Сна в Потоке. Как частицы ила в реке, достигшей равнины, опускаются на дно, так и отдельные реальности, изменчивость которых стала ниже определённого предела, опускаются "вниз", слипаясь с такими же реальностями, и образуют Вязкие Миры.
Сам я никогда не был там, но слышал, что некоторые из Завершённых спускались туда. И спускавшимся не слишком понравилось увиденное.
Ещё я слышал о том, что в Вязких Мирах порой рождаются существа, отдалённо подобные Тенерождённым: наделённые малыми искрами Силы, способными разгореться в подходящей среде, властные над неподатливой тканью своих реальностей. Некоторые из таких существ добираются до Потока, обретают здесь новые возможности и радуются своей свободе. Но для многих и многих, чья суть недостаточно гибка и сильна, свобода оказывается гибельной; так Горнило Сущности, которое прошли мы с сестрой, многим несёт распад и смерть. Поэтому я не стану решать за тебя, Ровер, останешься ты в Потоке или вернёшься в свой привычный мир, столь далёкий и чуждый для нас.
Однако теперь я буду знать, что проявления общих законов воистину распространяются до самых границ вечности. Теперь я на собственном опыте убедился: даже в Вязких Мирах порой рождаются достойные существа, с которыми не зазорно сесть за один стол и разделить с ними наслаждение редкостным вкусом серебристого вина.
"Благодарю за столь лестное мнение обо мне и отдельно – за предложение остаться с вами. Пожалуй, я бы даже рискнул, несмотря на непреходящее ощущение опасности; но ещё отчётливее я ощущаю, что не смогу бросить оставшееся позади, как змея сбрасывает свою старую тесную кожу. Я многое забыл, но я точно знаю: в Вязких Мирах, если мой дом воистину там, меня ждут друзья, и они будут огорчены, если я исчезну без следа и без вести. Меня также ждут враги… и я не обрету покоя, если не поступлю с ними так, как должно поступать с непримиримыми врагами.
…А ещё меня ждёт Схетта".
- Кто? – вскинулась высокая госпожа.
"Я многое забыл, – повторил я. – Но нашу связь я помню даже сейчас. И связь эта прочнее дружеской. Намного прочнее".
Читая знаки на поверхности стола, леди Одиночество вскинулась, как от удара. Да и лорд Печаль не остался равнодушным.
А я не в первый уже раз проклял свою несдержанность.
У всякого качества есть две стороны. Открытость с искренностью хороши и нравятся мне, я старательно культивирую их, как приятные грани характера. Но порой это сочетание оказывается для окружающих… болезненным. И даже очень.
Высокие господа были из благородных, и я, кажется, умудрялся в целом соответствовать столь высокому званию. Поэтому мы дружно сделали вид, что последнего послания не было.
"Я не умею ориентироваться в… Потоке. Но вы – умеете. Я прошу вас о помощи или хотя бы совете. Как мне добраться до Вязких Миров?"
- Я этого не знаю, – покачала головой леди. Лицо её, светящееся, как маяк в тумане, в этот момент казалось особенно прекрасным. – Никогда не покидала Потока, и даже не задумывалась о том, что лежит за его краем.
- Этого не знаю и я, – молвил лорд. – Но, – тут же добавил он, – я знаю, кто может нам подсказать, у кого искать ответы. Или, возможно, сам знает ответ. Циклоп!
Последний возглас не ограничился простым сотрясением воздуха. Высокий господин вложил в него немалую толику своего искристого волшебства, подобного блеску бриллианта, и наш добрый хозяин явился на зов без промедления.
- Что вам будет угодно?
- Исчисли для нас путь в Сердце Туманов, к порогу Мастера Обменов.
- Займусь сию секунду.
Циклоп снова исчез. А я не удержал в узде любопытство:
"Кто такой этот Мастер Обменов?"
- Функционал, разумеется. И притом один из наиболее могущественных. Ходят слухи, что в сетях его обменов и обязательств запутались даже некоторые Завершённые… из малых, конечно. Удачная идея, брат! Если кто и знает, как попасть в Вязкие Миры, то именно он.
- Удачная, да не совсем. Потому что – по некоторым слухам – Мастеру Обменов должны даже Завершённые, которых при всём желании не назовёшь малыми.
- И кто же распускает эти слухи?
Грозный тон не испугал лорда Печаль.
- Когда я последний раз виделся с леди Стойкость, в её руке не было Разящего Тысячи. И когда я спросил, где её прославленный лук, она потемнела от стыда, но призналась, что Разящий оказался в залоге у Мастера Обменов, а она вынуждена оказывать ему помощь в делах, чтобы вернуть своё.
- Что?! Отдать оружие, прошедшее Горнило, какому-то…
- Успокойся, принцесса. Если ты будешь горячиться, может случиться так, что ты сама не заметишь, как окажешься обязана Мастеру Обменов. Он славится умением использовать чужие слабости не меньше, чем умением использовать их сильные стороны.
Ну да, ну да, подумал я. Недаром между словами "обмен" и "обман" всего одна буква разницы…
Стоп. На каком языке я только что об этом думал?
Ладно. Отложим в сторону и это.
"Вам не придётся совершать сделки с этим опасным индивидом. Ведь не вы, а я желаю попасть в Вязкие Миры – мне и вести переговоры, и платить по счетам. Если вы укажете мне путь к этому самому Мастеру Обменов, тем самым вы уже сделаете меня своим должником".
- Никакого долга, – отказался лорд Печаль. Его улыбка сверкнула подобно звезде, что помогает усталому штурману, чей корабль потрепало штормом, проложить верный курс. – Помочь в поиске родины – самое меньшее, что я могу сделать для открывшего мне настоящий вкус серебристого вина.
"Мне это ничего не стоило, поверьте. Больше того: я боялся, что вы будете оскорблены".
- Почему? – искренне изумилась леди Одиночество.
Я рассказал им всё, что смог вспомнить о застольном этикете.
- Поразительно. Значит, ты видел за одним столом настолько разных существ – и они при этом не враждовали?
"Посмотрите на меня повнимательнее, высокие господа! Неужели я кажусь вам таким похожим на вас, что наше соседство не порождает удивления?"
Леди засмеялась – как будто мелкие золотые монетки рассыпались по серебряному блюду.
- Ровер, ты воистину благороднейший из всех собакоподобных, кого я знала! Если подумать как следует, в одном твоём ногте больше благородства, чем… например…
- В лорде Жадность, например, – подсказал лорд Печаль. – Или в леди Скуке.
- Ты забыл про лорда Формальность. Вот уж кто действительно мерзок!
- И при этом, что особенно ужасно, его ранг выше нашего.
- Ох! Лучше не напоминай. Каждый раз, когда я вижу это воплощение пустоты в императорской короне, мне тотчас же становится дурно.
- Да, твоя сущность сочетается с ним ещё хуже, чем моя.
Глаза леди внезапно сверкнули.
- Постой-ка, брат! Мне тут пришла в голову престранная мысль. Если провести Ровера через Горнило Сущности – а я почти уверена, что он сумеет его пройти, коль скоро сумел отразить в себе даже одну из граней Бездны – может получиться изящнейший казус.
- Казус?
- Ты только вслушайся, как это звучит: лорд Изменчивость! Каково?
Лорд Печаль улыбнулся – и внезапно стал серьёзен.
- Действительно, казус был бы славный, – сказал он. – Но лучше не проверять, сможет ли такая престранная возможность воплотиться в реальность, или…
- Да-да. Риск…
"Я не очень понимаю, о чём вы говорите".
- Да тут и понимать нечего. Горнило Сущности выпаривает всё наносное, оставляя место лишь существенному. Если существенного оказалось мало… что ж, за Силу надо платить. Но ещё надо помнить, что Горнило само по себе есть воплощение Порядка и враждебно Хаосу. А в тебе, Ровер, последнего явно… немало. Так что к Горнилу тебе лучше не приближаться. Не говоря уже о попытках его пройти.
"Поверю на слово. Хотя моё любопытство влечёт меня к этой опасности, как новый изысканный аромат, я постараюсь не поддаваться соблазну".
Тут по воздуху поплыли волны густого – хоть ложкой черпай – медного звона. Под этот аккомпанемент, не спешащий утихнуть, перед нами появился Циклоп.
- Путь до Сердца Туманов исчислен, – объявил он. – Вы отправитесь в путь к Мастеру Обменов прямо сейчас? О, ну конечно же, сейчас: ведь исчисленный путь может перемениться в любой момент. Тогда возьмите это вино с собой… да и бокалы тоже.
- С удовольствием, – ответила за всех нас леди Одиночество.
Во дворе трактира под звёздным небом нас ожидало зрелище дивной красоты: вдобавок к месяцу, от горизонта вверх карабкался полированный набело диск полной луны. Как широкий поток зеленоватого призрачного серебра, её свет заливал окрестности, преображая и небеса, и горы, и непрерывно меняющееся в мелочах убежище Циклопа. Я не сдержался, каюсь: растопырил лапы и излил свой чистый восторг в длинном и громком переливчатом вое. Жгуты и линии тьмы, поселившейся у меня внутри, придали этому гимну особую глубину, как будто ночь внутри меня приветствовала ночь вовне и это взаимное приветствие делало тьму глубже, а свет – ярче. Даже мельтешение звёзд замедлилось, словно эти крохи заслушались, спускаясь ниже.
Умолкнув, я смущённо посмотрел на высоких господ, но осуждения не увидел. Уже сидя в своих высоких сёдлах, они подняли подаренные бокалы и выпили подаренного вина.
- В путь! – выкрикнул лорд Печаль. – Он уже сворачивает в сторону Плачущих Полей, так что – вперёд, вихрем!
Огненно-дымные кони прянули с места в карьер, и я рванулся за ними следом.
Первая скачка по мерцающему тракту сквозь пульсирующую реальность показалась бы рядом с этой, новой, просто ленивой прогулкой. Мы пронзали облака, стелились в бешеном темпе по-над радугой, пролетали сквозь праматерь всех песчаных бурь, передававшую нас прадеду всех штормов – только искры из-под копыт и брызги из-под лап! Хрустальный мост, задетый безумием галопа, обрушивался за нами в голодную бездну с колокольчатым звоном; спины огненных демонов служили камнями мостовой, и струи водопадов, подобные более мельчайшему праху, чем влаге, расступались, чтобы пропустить нас. А вот какие-то твари, облачённые в синюю чешую, как в живые доспехи, не пожелали расступиться. Солнечные мечи высоких господ, как и мои клыки, собрали богатую жатву, пока синечешуйные не исчезли за очередным "поворотом".
Потом частью нашей дороги стали грандиозные ветви ещё более грандиозных деревьев (оборванные существа вроде людей провожали нас расширенными глазами). Потом мы пересекли мёртвое шоссе, и я еле успел заметить краем глаза огрызки небоскрёбов далеко в стороне. Потом мы несколько секунд мчались по глыбам льда, составлявшим кольцо около планеты-гиганта, и эта планета сияла нам своим дымно-синим полумесяцем, а звёздный свет пронзал нездешним холодом и перехватывал дыхание, как падение во сне за миг до пробуждения. Потом мы присоединились к потоку каких-то лохматых сгустков; некоторые нас обгоняли, но большинство безнадёжно отставало. Быстрей! Быстрей! Ещё быстрей! Из потока сгустков мы нырнули в озеро живого огня, он танцевал свою джигу повсюду, но не обжигал, потому что наша кровь оказалась много жарче. Потом дорога нырнула под арку из расписанных незнакомыми рунами костей, вынырнув из-под арки, образованной сросшимися ветвями лесных великанов. Потом…
Много чего ещё было потом. Всего просто не описать.
Куда больше удовольствия, чем от скачки, я получил от простого осознания, что могу свободно управлять сменой своих форм. Тьма внутри меня, подаренная, если верить лорду Печаль, не то Ночью, не то Бездной, служила мне опорой и защитой, так что мои изменения стали чем-то вроде дрожания струны. Как бы ни велика была амплитуда, струна всё время возвращается к своему среднему положению – и этим положением для меня стал облик Ровера: странного пса, который больше, чем пёс. А число дополнительных конечностей, материал моей живой брони, природа моего тела – то биологическая, то энергетическая, то механическая, то ещё какая – всё это поддавалось контролю. Не слишком прочному, увы… ну да лиха беда – начало.
Я больше не боялся потерять себя в скачке сквозь реальности, не страшился распада своей сути. Я, Ровер, мог вволю наслаждаться жизнью – и знали бы вы, как это было прекрасно! Почти так же прекрасно, как улыбка леди Одиночество, бледная, словно предрассветное небо.
А потом мы вынеслись к поющей реке смыслов и остановились возле приземистого дома с жёлтой крышей, обросшего мхом чуть ли не до состояния болотной кочки.
- Какая честь! – кланяется вставший со скамьи тролль. – Леди Одиночество, лорд Печаль! О, и Ровер с вами! Что привело вас сюда?
Я смотрю на реку, и меня пронзает чувство неправильности. Вот дом – от дороги слева, вот мост… о, теперь понял. Река течёт в другую сторону!
Или река течёт в ту же сторону, что и раньше, просто дом с жёлтой крышей всегда оказывается с той стороны, к которой подъезжают путники? Скорее всего, так оно и есть. А ещё мне приходит на ум престранная мысль, что дом на самом деле расположен сразу на обоих берегах, и что на самом деле это никакое не противоречие, а элементарная штука.
Элементарная. Да. Самое подходящее слово.
- В порядке ли твой мост, мастер-хранитель? – осведомляется высокий господин.
- Как всегда, лорд, – отвечает тролль – как я теперь понимаю, один из славной когорты Функционалов. – Как всегда. Езжайте смело – извольте только пошлину уплатить.
А я, пройдя мимо, бодаю мастера-хранителя в каменное бедро, нарываясь на мимолётную ласку, и спускаюсь к реке.
- Ровер! – тревожно вскрикивает леди Одиночество. – Стой!
Не обернувшись, я коротко разбегаюсь и плюхаюсь в поток смыслов.
Ухх!
Ощущения – примерно как от движения сквозь миры и Сны, связанные нитью Дороги. Только та скачка меняла мою форму, а купание меняет мою суть. И это тоже нравится мне. Поток, вторая ипостась Дороги, одаряет меня недостающим. И я больше не боюсь превратиться в быстро расплывающееся облачко не связанных уже смыслов, а спешу переплыть реку, пока впитанные мной смыслы не превысят смутно ощущаемого порога, за которым я уже не смогу ассимилировать их так, как должно. Время моего пребывания в потоке, расстояние от берега до берега, глубина, на которую я порой нырял – всё это становится лишь зависимой функцией от полноты принятых значений. Быть может, я купался совсем недолго, но купание это, как я чувствовал, явилось для меня чем-то необходимым… и достаточным.
Платить троллю пошлину мне не потребовалось (оно и к лучшему: не деньги ему нужны). Я ведь не воспользовался его мостом, не так ли? Более того: мне пришлось ждать высоких господ на другой стороне потока. А ожидая, я думал о разном. Но в первую очередь о том, что непреодолимой преграды между рациональным и иррациональным нет: за пределом одно переходит в другое. То, что я только что сделал, почти невозможно осмыслить – и в то же время только предельно концентрированным осмыслением и возможно хоть отчасти приблизиться к пониманию сути этого… купания.
Весь мир есть просто паутина смыслов. Но только полностью отдавшись течениям и вихрям этой паутины, признав безграничную власть, которую имеет над сознанием этот многомерный Поток, можно шагнуть дальше и взглянуть на мир как на целостность вне каких-либо смыслов. Вне понятий, вне категорий, вне рамок осознания… то есть на новом, высшем уровне понимания.
Я признал эту власть, и знание указало мне путь к освобождению.
Рассмеялся бы, но всё, что я мог – это лаем поторопить едущих по мосту высоких господ. И отправиться дальше по ускользающему пути, который исчислил для нас Циклоп… лучший друг путешественников, никогда не удалявшийся от своего дома дальше, чем на сто шагов.
Сердце Туманов оказалось полностью оправдывающим своё название. На пути к нему мы проехали через погибельный болотный туман, и через молочный утренний кисель из воздуха и влаги, и через ту бледную дымку, которая повисает над замершей землёй в самые сильные морозы. Мы преодолели туман, властный над морскими проливами, туман, спускающийся с гор, туман, что миазмами злого чародейства поднимается над заброшенными кладбищами во время некоторых ритуалов, а также туман, целиком состоящий из неупокоенных душ и наполняющий котлованы в некоторых особо тоскливых уголках ада.
Мы не задержались ни в летнем росистом тумане, пахнущем свежескошенными травами и парным молоком, ни в пахнущем кровью тумане, что плавает над полями проигранных битв, ни в чёрном тумане вулканических подземелий, ни в синем тумане Царства Иллюзий, ни в багровых испарениях, которые собираются над свинцовой гладью неименуемых рек Царства Мёртвых. Мы добрались до того странного места, где плотность туманов становилась такой, что он напоминал уже больше воду, чем воздух – оно-то и звалось Сердцем этих (преимущественно неуютных до дрожи) пространств.
А главный обитатель их оказался откровенно жутковат. И не в том дело, что Мастер Обменов оказался бледнее поганки, выросшей в подвале заброшенного дома – так бледен, что в бледности этой невольно хотелось отыскать намёк на розовый, или жёлтый, или хоть серый цвет. Полагаю, дело заключалось в основном в том несомненном факте, что Мастер Обменов имел облик громадного паука. То есть по-настоящему громадного: каждый из восьми его глаз был в диаметре больше суповой тарелки, а если бы он поднялся на своих суставчатых конечностях повыше, то без большого труда заглянул бы этими самыми глазами в окна третьего этажа. А то и четвёртого, если этажи не слишком высоки.
В общем, не просто паук, но суперпаук. В сетях такого не то, что мухи – драконы могут запутаться… ну, те драконы, что помельче и не слишком огнемётны.
Но впечатление кошмара усугубилось в сотню раз, когда Мастер Обменов заговорил. Делал он это не сам (видимо, как и обычные пауки, был нем и глух), а посредством "переводчика". Транслятора мыслей с паучьего на человеческий и, вероятно, обратно на паучий. Спущенный на паутинной верёвке из-под потолка, теряющегося в переплетении многослойных тенёт, переводчик представлял собой химеру с чертами людей и птиц, но… урезанную. Сильно. Голова, горло, грудь – и всё. Остальное, как я понял, было за ненадобностью для процесса перевода аккуратно отъедено Мастером Обменов лично. Так что теперь нельзя было даже определить, руки или крылья, ноги или птичьи лапы имела раньше эта химера.
Брр!
- Какой обмен угоден высоким господам?
- Никакой, – ответил лорд Печаль за двоих.
А я шагнул вперёд, выпрямляясь и разрастаясь. За два с половиной метра рост, тысячи шипов по бронированному телу, четыре руки с когтями-клинками из голубого металла прочнее стали. И голова, какой не постеснялся бы какой-нибудь высший демон: бледная подстать цвету хитина Мастера, безволосая, с чёрными дырами на месте глаз и такой же дырой вместо рта.
То есть совершенно чёрными. Провалы в Бездну, да и только.
- Обмен угоден мне, – громыхнул я басом. Певучие смыслы реки, которую переплыл, и тьму Предвечной Ночи соединил я в своём голосе. Гадский паук неприятно поразил меня, и я очень хотел, чтобы он поразился не меньше.
Увы, походило на то, что Мастер Обменов и не таковских видывал. Паук не дрогнул, его "переводчик" тоже остался невозмутим. Впрочем, последний пребывал в перманентном трансе, так что это ещё не показатель… а вот высокие господа, как я почувствовал, удивились. Особенно леди Одиночество, ещё и слегка испугавшаяся.
Слегка, не более.
Впрочем, смену форм она уже видела… да и полагать эту бессмертную подобной юной впечатлительной девице было бы ошибкой. Большой. А для её врагов – смертельной.
- Назовись.
- Зови меня – Ровер.
- Это не имя твоей сути.
- Сомневаюсь, что ты сможешь достойно оплатить мне знание такого имени.
- Я – Мастер Обменов! Ты сомневаешься в моей квалификации?
- Отнюдь нет. Только в размере твоих активов.
Со стороны уже не "переводчика", а самого паука раздался громкий шуршащий скрип. Неким странным образом я понял, что это – смех. В мой адрес. Блеф не удался.
Как это членистоногое поняло, что я сам не знаю своего имени?
- Поговорим серьёзно. Лорд Печаль предположил, что тебе известен способ попасть в Вязкие Миры. Возможно, даже в определённое место определённого мира. Если такой способ тебе неизвестен, то и разговаривать не о чем.
- Известен, Ровер, не сомневайся в этом. Но сможешь ли ты достойно оплатить мне знание такого способа?
Я почёл за благо подпустить в свой голос добрую порцию гнева – сине-стального, такого холодного, что кровь в жилах застывает алыми кристалликами. И вновь сменить форму, подвесив на нижние руки по портативному огнемёту… с загодя зажжёнными запалами.
- Издеваешься?
- А ты никак угрожаешь?
Последняя реплика принадлежала не "переводчику". Вопрос задала до поры скрывавшаяся в тумане паутин высокая госпожа, держащая в руках примечательный лук со стрелой, наложенной на тетиву и недвусмысленно смотрящей в мою сторону. Я моментально вспомнил разговоры высоких господ под кровом любезного Циклопа (кстати, почему он всё-таки Циклоп?) и сказал с холодноватой вежливостью:
- В настоящий момент я разговариваю не с вами, леди Стойкость.
- Ты знаешь меня?
- Так, слышал немного. Вы – олицетворение той цены, которую я не намерен платить.
Рывком натянутая тетива тонко зазвенела. Меня пронзило ощущение смертельной угрозы. Ну да, ну да: оружие, прошедшее Горнило Сущности… если в меня попадёт стрела из такого лука, вряд ли я отделаюсь потерей одной из множества своих форм – скорее, при помощи Разящего будут поражены моя суть, мой разум, моя память…
Ключевое слово – "если". Не дожидаясь худшего, я с беззвучным грохотом начал быстро, почти интуитивно комбинировать глыбы заклинательных форм.
- Спокойнее! – провозгласил "переводчик", пока суперпаук напряг лапы, удерживая какие-то готовые заклятья. Когда по нитям контроля пробежала дрожь, я уловил их рисунок и общую конфигурацию. М-да, что-то мне это не нравится… – Никто ни на кого не нападает, идёт мирный торг за то, что нужно Роверу.
И стало по воле Мастера Обменов. Законы небольшой реальности Сердца Туманов, где он был почти богом, изменились в нужном направлении. И леди Стойкость ослабила руки, что натягивали лук, а глыбы форм, которые я готовил, сделались угловаты, тяжелы и неудобны…
Вот это мне уже совсем не понравилось! Драться с гигантским членистоногим на арене, где он меняет окружающий "ландшафт" просто сосредоточением воли?! Где он отчасти управляет даже моим желанием с ним драться? Р-р-р-р-р!
- Если Ровер не хочет платить услугой, это его право, – сказал "переводчик", бросая пустой взгляд на леди Стойкость. – Но я не благотворитель. Я – Мастер Обменов и служу равновесию. Что ты готов отдать за нужное знание?
Бессмысленные глаза "переводчика и глаза-тарелки суперпаука, сияющие чернотой, дружно уставились на меня.
- Уверен, – ответил я, – что такой квалифицированный специалист сможет подобрать ту форму оплаты, которая устроит и его, и клиента.
- Меня вполне устроила бы разовая услуга.
- Какого рода?
- О, эта услуга не обременит тебя, Ровер. Как я понимаю, ты намерен спуститься в Вязкие Миры, вернуться туда, откуда явился?
- В целом, верно.
- Ну что ж. Мой… клиент в Вязких Мирах требует, чтобы ему предоставили воплощённую сущность высокого ранга из тех, что свободно чувствуют себя в Потоке. На время предоставили, заметь, и к тому же оставив открытым вопрос о готовности этой сущности к услугам.
- Что-то ты слишком витиеват, Мастер Обменов, – громыхнул я. – И кто твой клиент?
- На такой вопрос я не отвечу. А что до витиеватости… что ж. У меня есть налаженный канал связи с Вязким Миром. Временами мне передают воплощённые сущности оттуда, желая в обмен на них получить воплощённые сущности отсюда. Ранг сущностей различен, но я слежу, чтобы обмен был… равновесным. С последним заказом возникли сложности, потому что клиент приготовил особенно… привлекательную и могущественную сущность. Здесь в настоящий момент находится только четверо существ, переход которых в Вязкие Миры был бы достойной оплатой за ту сущность, которую мне готовы переслать. Но я по некоторым причинам не хочу отдавать леди Стойкость даже на время, а лорд Печаль и леди Одиночество, как я понимаю, в Вязкие Миры не рвутся. Понимаешь мою дилемму, Ровер?
- То есть ты исполняешь моё желание, не просто указав дорогу в Вязкие Миры, но и проведя по ней, а платит за это фактически твой неизвестный мне клиент?
- Именно так. Вопросы оплаты и взаимных обязательств я перекладываю с нас на тебя и моего клиента. Кто кому и в каком объёме должен, договаривайтесь сами.
- Весьма… удобная позиция.
Суперпаук сделал вид, будто знать не знает, что такое сарказм.
- Я тоже так полагаю.
"Зато я полагаю совершенно иначе! На кой мне кот в мешке?! (кстати, что за слово такое – "кот"? какой на этот раз вспоминается язык?..)
не спрашивай… не думай… позже, позже…"
- А предложить другой вариант ты не можешь?
- Могу, разумеется…
Начался внешне вежливый, а по сути предельно яростный торг. Мастер Обменов предлагал мне такие "варианты", что иначе как издевательскими их назвать было нельзя. Напоровшийся на подводные камни в его щедрых предложениях неизбежно расставался если не со свободой, то с Силой, если не с Силой, то с памятью, если не с памятью, то с разумом, если не с разумом, то с душой. Паучина оказался на диво изобретателен – не всякий прожжёный юрист так сумеет.
Впрочем, странная моя способность читать подтекст на три слоя вглубь и трезвое воображение, позволяющее крутить мысленные модели так и эдак, а потом задавать правильные вопросы, оказались в совокупности как раз теми самыми ножницами, которые успешно резали даже самые хитрые сети.
Своими разнообразными и опасными хитростями Мастер Обменов меня утомил. Но и я, похоже, внушил ему нечто вроде уважения.
- Знаешь, – объявил я хозяину Сердца Туманов где-то к исходу третьего часа словесного фехтования, – я понял, что просто теряю здесь время впустую. Быть такого не может, чтобы ты оказался единственным связующим звеном между Потоком и Вязкими Мирами. Лорд Печаль, леди Одиночество, простите за эту задержку. Пора…
- Погоди, Ровер! – поспешно перебил суперпаук. – Если ты так ценишь своё время, почему тебя не устраивает самое первое из моих предложений? Я могу отправить тебя в Вязкие Миры по налаженному каналу меньше чем за минуту!
- Поскольку мне надоели уклончивые ответы на наводящие вопросы, я спрошу прямо: какой подвох ты приберёг в… самом первом из своих предложений? Или отвечай, или теряй клиента.
Поскольку за минувшие три часа Мастер Обменов успел убедиться, что обвести меня вокруг пальца ему не удастся, он ради разнообразия ответил почти честно:
- Никакого подвоха… то есть – никакого подвоха для тебя. Но мой клиент в Вязких Мирах в последнее время начал жадничать, нарушать правила и тянуть канат на себя. Я испытал тебя и окончательно убедился, что ты захочешь и сможешь доставить ему немало неприятностей.
- То есть я послужу этаким предостережением. И, вполне вероятно, должен буду выяснять отношения с принимающей стороной при помощи боевой магии.
- Всегда есть вариант с обычным выполнением задания. Чаще всего мой клиент в Вязких Мирах именно так и использует выходцев из Потока: как… наёмников с особыми талантами.
- То есть и так, и так мне предстоит убивать.
- Да.
В этом коротком слове во всех слоях подтекста, какие я смог расшифровать, светилось одно лишь недоумевающее: "Ну и что в этом такого?"
В самом деле: ну и что?
Помедлив и спрятав усмешку, я поинтересовался:
- А что бы предпочёл ты, Мастер Обменов? Полагаю, урок вышедшему из доверия клиенту?
- Конечно. Особенно если бы ты максимально внятно прояснил для него моё недовольство.
- Тогда убеди меня.
- В чём?
- Что я должен высказать клиенту в Вязких Мирах твоё недовольство.
- А разве ты уже не хочешь попасть туда, Ровер?
- Хочу. Но, во-первых, могу сделать это помимо тебя, хотя и потратив чуть больше времени, а во-вторых, я могу просто скататься в Вязкие Миры тихо. Не ввязываясь в драки с сомнительным исходом. У меня есть выбор, и если ты хочешь, чтобы это был выгодный для тебя выбор…
От паука разнёсся скрип новой, хрустящей разновидности. Функционал был недоволен, причём недоволен сильно. А "переводчик" язвительно поинтересовался:
- Мне что, охрану тебе выделить?
- Было бы неплохо, – совершенно серьёзно заявил я. И, пока никто не перебил, добавил:
- Например, общество леди Стойкость с её замечательным оружием могло бы меня… и успокоить, и промотивировать.
Хрустящий скрип – втрое громче. У "переводчика" словно горло перехватило:
- Что?
Снова подпустив в голос тьмы, я добавил:
- К тому же её общество обеспечит тебе какой-никакой, а контроль моего поведения. Это хорошее предложение, Мастер Обменов. Соглашайся.
- Пожалуй, – ожила у меня за спиной молчавшая всё это время леди Одиночество, – я тоже составлю тебе компанию, Ровер.
- И я, – объявил лорд Печаль не допускающим сомнений тоном, – не оставлю сестру.
"Переводчик":
- Мы обсуждали совершенно не это!
Я, с толикой не особо убедительного недоумения:
- Ну а что нам мешает обсудить такой… вариант?
- Обмен не будет равновесным! Четверо за одну-единственную сущность – при том, что одного Ровера за неё и то будет много!
- Тогда считай, что компенсацией неравновесного обмена будет большой погром. Если ты не этого хотел, почему не признался сразу?
Однако Мастер Обменов не зря носил своё имя. В лапы он взял себя решительно и быстро. В конце концов, лап у него было целых восемь…
- Хорошо же. Я отправлю в Вязкие Миры сразу четверых, но только с дополнительными условиями. Первое: высокие господа не задержатся там дольше, чем нужно для… погрома. Второе: мой клиент должен выслушать весь список моих претензий в полном объёме из уст Ровера. И третье: после выполнения всех условий обмена Ровер тоже должен вернуться сюда.
- Поскольку третье условие ты вставил лишь для того, чтобы было о чём поторговаться, не надо настаивать на его выполнении. Только я сам решу, возвращаться мне в Поток или нет… а если возвращаться, то в какую именно область Потока. Я выполню свои обязательства по сделке, и после этого ничего не буду тебе должен. Ничего. Это понятно?
- Вполне, – процедил "переводчик" под долгий, но не особенно громкий хрустящий скрип.
- Тогда поговорим о нюансах. Как именно ты собираешься нас перемещать?
Вместо ответа Мастер Обменов в сложной последовательности дёрнул за некоторые из нитей своей паутины, и чуть в стороне от прямой линии меж нами возникла колонна слабо светящегося тумана.
- Это ничто иное, как вход в "чашу", – заговорил "переводчик" сухим деловитым тоном, выделив интонацией последнее слово. – Вам всем придётся хорошо постараться, чтобы система не вышла из равновесия: обмен четыре на один несёт скрытую угрозу тонким балансам. Чтобы было понятнее: из-за нарушения симметрии "чаша" может выбросить вас в неправильном месте, в неправильное время и даже – это наиболее вероятный и вместе с тем неприятный вариант – в неправильном состоянии. Я постараюсь парировать искажения, но без вашей активной помощи у меня мало что выйдет. Так что постарайтесь помочь мне: вам это даже нужнее.
Я поинтересовался особенностями системы обмена и способами настройки тех самых тонких балансов. Суперпаук устами "переводчика" отвечал – не слишком охотно и обходя некоторые моменты, но без попыток прямого обмана.
В процессе диалога я лишний раз убедился, что некоторые реалии магии могут быть описаны незамкнутым множеством различных языков символического типа… правда, не помнил, откуда взялась формулировка этой теоремы реальной семантики, но в тот момент меня это и не интересовало. Моё мышление понемногу расплывалось, одновременно наводясь на резкость – престранный эффект, но приятный. На некотором уровне облако смыслов, которые я наловил в реке, не просто собралась в один плотный сгусток, но приобрела особую подвижную структуру, сложившись в мозаику с переменным числом измерений.
Впрочем, "сложившись" – не совсем то слово. Или даже "совсем не". В обновлённом поле моих представлений у времени было два измерения, и если вдоль одной из его осей можно было определить моменты начала и конца событий, то вторая ось, которую и осью-то называть не следовало, придавала всем связям иное качество. Волны вероятностей плыли по времени в обе стороны, меняя события по закону равновесия, расходились, сходились, отражались, умножаясь и взаимно нейтрализуя друг друга.
Это завораживало.
И это же могло меня уничтожить. Потому что лишало привычных способов контроля над собственной памятью – а новых, пригодных для нового понимания себя и мира, я ещё не выработал. То есть выработал, кажется, но в достаточно отдалённом будущем, и в данном срезе Потока, в пространстве, контролируемом Мастером Обменов, использовать их без серьёзнейших последствий для собственной души не мог.
- Ну что ж, нам пора, – сказал я слегка невпопад. – Лорд, леди, подойдите ближе. Чтобы не затруднять себе жизнь, нам лучше шагнуть в "чашу" одновременно. Мастер Обменов, что именно вы желаете моими устами сообщить своему клиенту?
Под негромкий хрустящий скрип "переводчик" продекламировал три недлинные фразы, для меня не особенно осмысленные. Я повторил их в точности. Потом взял нижней левой рукой правую ладонь леди Стойкость, правой нижней – левую ладонь леди Одиночество, подождал, пока они возьмут за руки лорда Печаль…
И колонна слабо светящегося тумана, вокруг которой мы образовали этот небольшой хоровод, рывком расширилась, принимая нас в промозглые объятия.
Больше всего это движение походило на спуск в лифте. Хотя было в нём и нечто от сплава вниз по порожистой реке на плоту, и от падения сухого листа, – падения, при всей внешней хаотичности подчинённого строгим и красивым закономерностям.
Высокие господа дружно сделали нечто малопонятное, уменьшающее их "вес" – точнее, давление их совокупной Силы на реальность. Что было не так-то просто, поскольку даже свёрнутая и не проявленная Сила всё равно "давит" на реальность, всё равно существует (так камень, затащенный на верх стены и не сброшенный ещё на головы нападающим, уже обладает определённой потенциальной энергией). Ну а я, как лучше прочих понявший наставления Мастера Обменов, "растопырился" и тормозил наш полёт-падение всем своим существом, заодно пытаясь его контролировать.
И не без успеха. Во всяком случае, тревожных признаков, описанных несколько ранее, не наблюдалось: туман не вихрился, потоки энергий, "мимо" и "сквозь" которые мы падали, текли ровно, струясь и танцуя, но не прерываясь. А на некотором уровне, если смотреть только глазами, мы словно вообще не двигались (потому-то я и сравнил происходящее со спуском в лифте).
На другом уровне я продолжал вспоминать. Похоже, процесс возвращения моей личности окончательно вышел из-под контроля.
- Это и есть глубинная сущность магии подобий? Резонанс?
- Да. Всего-навсего резонанс. Но насколько просто подобрать натяжение для струны, чтобы она зазвучала в унисон со струной иной длины и толщины, настолько же сложнее установить резонансные сетки для более сложных предметов.
- И наиболее сложные объекты для магии подобий – живые?
- Нет. Резонанс для живых объектов считается средним по сложности. Наисложнейшей из дисциплин магии подобий считается установление подобий духа.
- Почему? Ведь духи пластичны и легко "настраиваются" друг на друга. На этом феномене основаны все низшие ментальные дисциплины…
- Вот именно: пластичны. Чтобы связать две души при помощи магии подобий, нужно не просто уловить какое-то фиксированное состояние души-цели, даже не весь спектр её состояний – для этого требуется изучить законы, управляющие её изменениями! Ты представляешь себе порядок сложности этой задачи?
- Да, Зархот. Представляю. И теперь понимаю, почему вы могли продолжать нас преследовать даже в Квитаге. Здесь перемешаны вещество и энергия, пространство и время; здесь царит чуть ли не идеальный хаос… но до пласта высоких абстракций этот хаос всё же не дотягивается: последние исследования Айса позволяют утверждать это с определённостью. Я же могу предположить, что ваше поисковое заклятье было нацелено не просто на Ладу – после всех изменений, через которые она прошла, это было бы слишком сложно. Оно отслеживало обладателей определённого тезауруса. Вы искали хилла-недоучку, молодую, ещё не усвоившую должным образом родной язык. Я прав?
Молчание.
- Ладно, можешь не отвечать на этот вопрос. Он был риторическим. Лучше скажи мне другое: ваше поисковое заклинание выдавало вам двоящуюся засечку, не так ли?
- Ты слишком догадлив, друид.
- Я рад, что ты вспомнил об этой грани моих умений. Поэтому остерегись объявлять, что не станешь учить меня, потому что я всё равно не сумею воспользоваться высокой магией подобий в её лингво-семиотической плоскости. Я сумею, Зархот.
- Не сразу. Далеко не сразу.
- А я никуда особо и не тороплюсь.
…ну а ещё на одном уровне я в очередной раз изменил внешнюю форму.
Убавил в росте, убрал верхнюю пару рук, превратил свою живую броню в нечто, для чего в прошиваемой молниями воспоминаний голове нашлось словосочетание "городской камуфляж с бронежилетом скрытого ношения". И голова моя стала похожа на головы высоких господ, обзаведясь носом с парой ноздрей, глазами какого-то… да, пожалуй, именно правильного цвета и разреза, а также светло-русой шевелюрой, собранной в короткий "хвост". Этот последний облик – вообще весь, а не только его глаза – ощущался мной как точный, уместный, привычный и опять-таки правильный. Кажется, таким я был, когда…
- Ровер, я восхищён.
Реплика лорда Печаль спугнула очередное воспоминание, и я охотно поддержал разговор, чтобы отвлечься. Угроза бесконтрольных воспоминаний буквально сжигала меня ощущением бессилия перед внутренней угрозой. Для того, чтобы отдалить мгновение настоящего возвращения в себя, годилось любое средство.
- Если ты о моём общении с Мастером Обменов, то там нет особых причин для восторга.
- Неужели? Но до сих пор у него на его же поле никто не выигрывал!
- Рано судить о том, выиграл я или проиграл. Это раз. А во-вторых, Мастер Обменов с самого начала имел невыгодную позицию. Его суть в том, чтобы получать и отдавать. Он не может просто отдать что-либо, но не может и взять просто так, безвозмездно. Кроме того, он имеет дело не только с безличными Силами, но и с живыми, разумными клиентами. Я всего лишь сыграл на слабостях его природы, воспользовавшись конфликтом, имевшим место между ним и другим его клиентом. Кстати, леди Стойкость, запомните этот приём. Не знаю, как и на чём Мастер Обменов поймал вас впервые, но не забывайте: любой обмен нужен прежде всего ему, а не вам. Он не может быть всё время пассивен, он заинтересованное… гм, лицо. А это значит, на определённом уровне, что он атакует – и становится при этом уязвим для контратаки. Главное – выбрать момент.
- Тебе это удалось.
- Не очень хорошо. Три часа впустую!
- Потерять три часа, – сказала леди Стойкость, и в голосе её обиженно звякнула оружейная сталь, – гораздо лучше, чем сначала лишиться оружия, а потом свободы.
- В отличие от многих иных благ, свобода никогда не даётся даром. За неё нужно драться. И вполне можно её отвоевать, если какая-то её часть оказалась потеряна.
- Отобрать принадлежащее Мастеру Обменов?
- Если бы я не верил в такую возможность, я бы не раздавал сейчас советы о том, как лучше всего это проделать. Я бы вообще не просил у Мастера Обменов "охрану", если бы не хотел поговорить подальше от его… "переводчика".
- И чего ради ты мне помогаешь?
Вот тут я окончательно понял, как леди Стойкость оказалась в своём нынешнем положении. Знакомый избыток прямолинейной искренности… не всегда он хорош, не всегда.
- Потому что это кажется мне правильным.
- Слишком краткий ответ.
- Тогда скажу так: в отличие от нашего знакомого паука, я не связан потребностью давать, одновременно забирая. Я могу просто дать – тем более, что непрошеные советы недорого стоят для дающего. Это раз. И причина вторая: лорд Печаль и леди Одиночество помогли мне… просто так. В некотором роде я отдаю долг.
- Долг перед ними – мне?
- Почему бы нет? Иногда это – самое простое.
- Странный ты, Ровер, – сообщила леди Стойкость. – Кто ты вообще такой?
Опасный вопрос!
Очередная молния воспоминания пронзила меня, казалось, с головы до пят.
Долгий путь вверх. Гора километровой высоты может показаться холмом в сравнении с заледеневшим величием семи- и восьмитысячников, но для карабкающейся по осыпям разумной букашки и один километр – довольно много. Особенно если это изрядной крутизны километр.
Впрочем, упорство имеет обыкновение награждаться чаще, чем иные добродетели. Одолев последнюю осыпь, я устало влезаю на вершину и осматриваюсь.
Неплохое местечко и неплохой вид. Это если преуменьшить впечатление пропорционально моей усталости. Но через пять минут, стоит моему дыханию немного выровняться, как я уже готов признать равнины, простёршиеся до опалово-дымчатого горизонта роскошными, а небольшую рощу на плоской, словно срезанной чуть наискось вершине горы – изумительной. Даже прекрасной, если не мелочиться. Войдя под сень деревьев, я поначалу смутно, но с каждым шагом всё отчётливее ощущаю подспудные токи "зелёной" эши, пронизывающие всё вокруг в необычно большом количестве. Друидам положено впадать в экстаз, угодив в подобные места…
Чуть затупившаяся, но всё ещё болезненно жалящая игла тоски пронзает грудь. Щедро льющаяся вокруг Сила мне чужда. Я больше не друид, я изгнан из ордена.
И надежда, что здесь мне укажут новый путь, блекнет.
Но не поворачивать же с полпути? По крайней мере, спросить совета у здешнего Сердца надо. Проверю, так ли он мудр, как болтают об этом селяне.
Вот и сердце рощи. То, которое с маленькой буквы. Громадное дерево (слишком громадное и не тех пропорций, чтобы сойти за обычный фиррас) раскинуло над ним свои ветви, а рядом, в сплетении могучих корней, высится серовато-белый камень. Он походил бы на мегалитический менгир, если бы не полное отсутствие следов выветривания на острых каменных гранях. Обойдя камень и пересчитав грани, я убедился, что их ровно семь. И на каждой – свой рунный символ в двойном эллипсе. Резьба глубокая, точная… сделанная не руками. Скорее, росчерками добела раскалённого плазменного шнура. К точности линий придраться невозможно.
Математическое, почти абстрактное совершенство.
- Qwalui tepelo rhe maanu, zara somond?
Даже изгнанный недоучка-друид способен перевести обращённую к нему реплику на чужом языке автоматически, как умные руки фокусника ловят брошенный ему предмет.
- Чего ты ищешь здесь, тёмный?
Я обернулся. Похоже, что Сердце не пришёл сюда, а до поры просто-напросто с успехом избегал моего внимания. Видимо, какая-то разновидность отвода глаз. Хотя он и так очень даже неплохо сливался с окружением. Смутно человекоподобная фигура легко могла поразить куцее воображение селян, но и я не остался вполне равнодушен, увидев сплошь оплетённую побегами фигуру смутно человеческих очертаний. Лесной маскировке снайперов до этого одеяния было так же далеко, как резиновому щенку – до щенка живого.
Впрочем, одеяния ли? Слабый красноватый свет эши, излучаемый Сердцем, едва-едва пробивался сквозь иную, очень плотную ауру изумрудной эши растений. Так что если даже это одежда, она, похоже, не из тех, которые можно снять.
- Приветствую тебя, Сердце рощи. Я пришёл к тебе за советом.
- Продолжай.
- Не так давно, в соседнем домене, я учился у друидов. Но из-за несчастного случая, как ты сам заметил, стал… тёмным. Теперь я больше не друид, во всяком случае, формально. Проходя мимо деревушки, что в той стороне, у речки, я услышал о тебе. Селяне говорят, что ты мудр и помогаешь приходящим советом. Не поможешь ли ты и мне?
- Если ты просишь совета, спрашивай.
- Вопрос у меня простой. Какой путь для меня будет самым правильным?
На негнущихся ногах Сердце обошёл меня кругом, поблёскивая сквозь слабо трепещущую листву парой вполне человеческих глаз. Остановился, взглянул мне в лицо.
- Удивительны бывают суждения смертных о простом и сложном. К тому же свой "простой" вопрос ты задал не тому, кому следовало бы.
- Тогда кого мне спрашивать?
- Себя.
Помолчав, Сердце добавил:
- Самостоятельно выбрать свою судьбу нелегко. И одновременно очень просто. Надо не гадать, а задать самому себе правильный вопрос, ответить на него, и тогда всё станет ясно.
- Правильный вопрос?
- Почему путь дождевого червя отличается от пути лисицы, а путь лисицы – от пути можжевелового куста? Потому что червь – это червь, лисица – лисица, а можжевельник суть можжевельник и ничто иное. Задай себе правильный вопрос, тёмный.
Губы мои шевельнулись словно по собственной воле.
- Кто я? Это определит мой путь. Кто я?
- Да, тёмный. Скажи мне, кто ты такой?
Тёмный, подумал я. Тёмный… и зашевелился в своём склепе Двойник, и взбурлил Мрак, потревоженный его движением. Но ведь раньше, чем стать таким, я был человеком. Учился на друида и даже выучился кое-чему… нет. Это не те ответы. Знание, кем я был, мне не поможет. Мне надо найти где-то внутри и вытянуть на поверхность иной ответ: кто я есть? И кем я хочу быть? Потому что второе определяет путь ещё надёжнее, чем состояние в скользящий по нити времени момент "сейчас".
Кто я был? Кем стал? И кем хочу стать?
- Я маг, – ответил я леди Стойкость, вынырнув из глубоких (о, воистину глубоких!) вод своей памяти. – Бродячий маг, ищущий новых знаний, новой Силы. Это моя суть и одновременно предмет моих устремлений. Мой путь и моя цель. Неразделимые.
- То есть ты – маг, как я – Завершённая. Но…
- Остановись!
Лучница удивлённо посмотрела на прервавшего её лорда Печаль.
- Ровер забыл добавить, что ему, как существу родом из Вязких Миров, опасно полностью осознавать себя в Потоке. Который мы пока что не покинули.
- О-о… тогда понятно. Ровер, прости.
- Не за что. Ты… не…
- Что с тобой?
Очередное воспоминание, – хотел ответить я. Но не успел.
- Прости. Я… не могу поехать.
Тяжкие – тяжелее смертельной усталости – слова падают с губ хрустальными каплями. Падают и тут же разлетаются искрами гаснущих отзвуков.
- Тебе не за что просить прощения, Схетта.
Короткая судорога пробегает по её лицу, на мгновение искажая точёные черты.
- Ты неправильно понял меня!
- А ты сказала что-то двусмысленное? Я уезжаю. Ты остаёшься. Что в этом неясного?
Новая судорога. Резкий поворот головы.
- Раз так… до свидания…
- До свидания… – более глухим эхом. – …Схетта.
Ещё секунда. Ничего не меняется.
Разворачиваюсь. Ухожу.
- Всё в порядке.
- Неужели?
- Может быть, не всё. Я продолжаю вспоминать, и не все воспоминания… приятны.
- Понятно, – леди Стойкость склоняет голову.
Ещё бы ей не понимать. У всякого долгоживущего найдётся, что вспомнить несчастливого.
У неё тоже. Одна служба Мастеру Обменов чего стоит! Это ведь до чёртиков унизительно: быть чем-то обязанной Функционалу. Обычно-то именно Функционалы служили Завершённым, если я правильно понял их отношения. Или у прошедших Горнило просто было больше свободы? Помнится, тролль не особо лебезил перед ними, да и Циклоп спину не гнул. Приказы исполнял, да. Но и за одним столом сидел…
Ладно. Всё это сейчас не так уж важно. Куда важнее приготовиться к диалогу с клиентом Мастера Обменов. Недобросовестным. И теоретически имеющим на меня некие права – точнее, полагающим, что имеет. А значит, пора пополнять арсеналы.
- Я сейчас немного поколдую, – предупредил я высоких господ. И взялся за дело.
"Магия суть: хаос, искусство, наука". Обратив часть сосредоточенного внимания к тьме, я быстрыми резкими штрихами сформировал дымно-гибкий канал, снабжённый многослойной защитой. Для таких вещей у меня раньше было что-то… или кто-то?… а! вспомнил: Двойник. Несовершенная проекция на сложную, насыщенную особой энергией иллюзию. В своё время я… или не я? не только я?.. неплохо так улучшил эту проекцию. Она стала почти разумной и по-настоящему многофункциональной. Но сейчас, после купания в реке смыслов, это полезное дополнение, увы, сгинуло. Отдалилось и изменилось, вернувшись в калейдоскоп моих возможных форм на правах небольшого отрезка вдоль тёмной части линейки обликов.
Ладно, потом решу, что с этим делать и делать ли вообще. Что выбрать: слишком тесное, но привычное и выгодное сближение с одной-двумя формами – или свободный, но именно поэтому затруднённый переход между всем спектром форм. Нечто подсказывает мне, что в Вязких Мирах так просто одну шкуру на другую не поменяешь – на то они и Вязкие.
Ладно. Вернёмся к насущному.
Канал для притока энергии создан и укреплён. Пожалуй, стоит создать и подвесить на него пяток сложных заклинаний. Скажем, одно защитное… да, примерно такое: поглощающее любые виды простых атакующих плетений и усиливающееся за их счёт, а всё не поглощаемое по возможности отражающее. Нареку его Зеркалом Ночи. Ещё одно, совмещённое с Зеркалом заклятье – атакующее. Основа его будет подобна Голодной Плети, но добавка полиморфности… и ещё – совмещение с "зеркальным" контуром защитного плетения…
Отлично. Таким заклятьем можно фехтовать, можно бить, как копьём, пронзая чужие магические щиты, а можно, превратив его в тысячехвостую плеть неопределённой длины, одним ударом избавляться от крепостных стен или вражеских отрядов среднего размера. Если эти отряды не имеют серьёзной защиты, разумеется.
На закуску создам три полуавтономных интеллектуальных заклятия класса Стражей. Первое назову Риттером: для отлично "бронированного" заклятья силовой поддержки, изображающего нечто вроде четверорукого голема с мечами тьмы в каждой руке – самое оно. Второе будет Рексом в честь "папы": стремительный, чуткий, с хорошей теневой маскировкой, предназначенный больше для преследования, чем для открытой драки, конструкт. Ну и третье… как бы его обозвать-то? Чтобы на букву эр… о. Точно. Радар! Птицеобразная штука для дальней разведки. Впрочем, если кто-нибудь не сильно защищённый попробует эту "птичку" обидеть – мало не покажется.
Заклюёт.
Или порвёт когтями… выдвижными… со средний нож размером.
- Ну, вот и всё. Остальное, если понадобится, создам на месте.
- Что это за… духи? – поинтересовался лорд Печаль, разглядывая Риттера, Рекса, севшего возле ноги "хозяина" и Радара, сконденсировавшегося у того же "хозяина" на плече. – И откуда ты их сюда призвал?
- Не призвал. Сделал. А духи эти, точнее, Стражи – мои инструменты. Вы помните, что нам предстоит драка? Или вы будете только наблюдать?
- Я уж точно не буду просто наблюдателем, – объявила леди Стойкость, нарочно задев тетиву Разящего Тысячи и породив этим удивительно музыкальный звук.
- Пожалуй, и я присоединюсь к веселью.
- И я, – леди Одиночество опустила ладонь на эфес своего волшебного клинка.
- Тогда готовьтесь. До перехода осталось всего ничего.
Так оно и было. Туманные стенки "лифта" уплотнились в десятки раз, токи энергий всё сильнее меняли направление, словно мы приближались к некому барьеру, для них недоступному. Я напоследок ещё раз преобразил свой камуфляж, сменив его на знакомую до мелочей броню (откуда знакомую? а, не суть важно – вспомню позже!) и внеся в Зеркало Ночи последние лёгкие модификации. Разум гибок и чист, резервуары Силы полны, источник дополнительной энергии надёжен и многократно проверен… и даже кажется, что время послушно замедляет бег, чтобы сделать реакцию на происходящее мгновенной.
Бомм!
Удивительный выверт реальности, похожий на мгновенное преодоление неопределённого расстояния – и вот туманные стенки оплывают радужными потёками. Мы семеро (если считать и троих Стражей) оказываемся в центре большой фокусирующей фигуры, начерченной разом на полу, стенах и потолке. Окон в помещении нет, но довольно светло. Резко разворачиваюсь к нише в боковой стене, где сгрудилось четверо встречающих… и ухмыляюсь мерзко, как только могу.
- Ба, какая встреча! – восклицаю восторженно.
Взмахиваю улучшенной Голодной Плетью. Преодолев десяток шагов до ниши быстрее, чем глаз успевает моргнуть, Плеть обвивает и начинает подтаскивать ко мне знакомого поганца с незалеченным шрамом.
Не слишком быстро, так как я собираюсь растянуть удовольствие. О, да! Да!!!
Одновременно происходит много разного.
Первым делом я замечаю, как бледнеет морда шрамолицего. Резко, до оттенка отжатого творога. Приятное зрелище это немного портят его попытки освободиться – но нет, шалишь: не для того моя Плеть называется Голодной, чтобы позволять всяким поганцам свободно пользоваться магией. По шнуру заклятия в меня вливается энергия из резерва шрамолицего: хорошо знакомая мне энергия мага-целителя и некоторое количество стихийной силы воды.
Как меня предупреждал Айс (о! я вспомнил Айса!), эта стихийная энергия мало похожа на то, что я называл энергией воды в родном Лепестке. Строго говоря, различий даже больше, чем сходства. Поэтому избыток чужой Силы, которую не могу использовать, я банально стравливаю по укреплённому каналу во тьму. Предвечной Ночи не впервой растворять в своём великом молчании лишние колебания, такие ничтожные на фоне её всеохватного величия…
Пока я занят поганцем:
…Стражи, тактически грамотно рассыпавшись цепью, устремляются к дружкам поганца. Не с враждебными намерениями – пока что команды атаковать я не давал, – но контролировать эту компанию лучше с иных, более выгодных направлений. А то сбегут ещё, разыскивай их…
…леди Стойкость до звона натягивает тетиву Разящего и недвусмысленно направляет стрелу всё на тех же дружков шрамолицего. На их месте я бы остерёгся шевелиться. А творить заклятия или активировать какие-нибудь чары – остерёгся втройне…
…лорд Печаль со своей сестрой, обнажив оружие, прикрывают мне спину и одновременно наблюдают, как я тяну к себе пленника. Убедившись, что помощь мне не требуется, лорд тихо интересуется (не без скрытого напряжения в голосе):
- Это неприятное существо тебе знакомо, Ровер?
- Ещё как знакомо, – отвечаю, не оборачиваясь. – Сдаётся мне, что я отправился в ваши края не без участия этого вот поганца! Ну да ничего, сейчас он мне всё расскажет… а, др-рянь!
Шрамолицый обвисает а объятиях Голодной Плети, впадая в состояние, промежуточное между глубоким обмороком от истощения и комой. Жизнь в нём ещё теплится, но слабо. И ведь вполне сознательно откинулся в бессознанку! Цел-литель, чтоб его в блин сплющило да в пыль растёрло, стервеца!
Разворачиваясь к троице оставшихся встречающих (шрамолицего моя Плеть, аккуратно подтащив, подвешивает на отдельных жгутах в полушаге от моих коленей), я почти рычу:
- Назовитесь! Имена или прозвища, должности, круг обязанностей! Сначала ты, толстый!
- Лагош, заместитель приора Ордена Золотой Спирали. А вы…
Риттер не очень поворотлив, но всё же двигается быстрее человека. Получив мой приказ, Страж останавливает свои правые клинки в полупальце от груди напротив сердца и от левого глаза толстого Лагоша. После чего тот моментально раздумывает задавать вопросы и начинает обливаться холодным потом. Маг он неплохой, во всяком случае, сильный. Немногим слабее меня, чего уж там. Но не боевик, так что заткнуть его сравнительно просто.
- Теперь ты, чешуйчатый.
- Ссликхелс, мастер Ордена Золотой Спирали, о достопочтенный.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги