Дорога императора

Глава 8 Тусклые зеркала

Проснувшись с утра, услышал разговор мальчишек. Один из них хвастался, что ходил в старый дом в лесу и видел там привидение. Дескать, приведение вылезло из старого потемневшего зеркала.

Его друзья хохотали. Похоже, парню не поверили.

Один даже заявил: что если бы тот увидел приведение, то помер бы.

А вот я рассказом заинтересовался и выйдя на крыльцо, расспросил о каком доме идёт речь.

Мальчишки с недоверием посмотрели на меня, однако один и них, смело шагнул вперёд и заявил:

— А чего не рассказать, пан московит, там этот дом, — он указал пальцем куда-то в чащу. — Только там призраки. Я их не боюсь, а ты бы поостерёгся, призраки нас не трогают, а пришлых могут и не привечать.

Узнав у мальчишек где дом, направился в ту сторону.

Мне довелось узнать, что в этом мире, существует целое зазеркалье, в котором можно повстречать давно умерших монархов. Уж не знаю, находятся там только лишь монаршие особы, или есть такие же потусторонние миры и для простых людей. Но если есть возможность пообщаться со своей роднёй, это может мне помочь. Глядишь чего посоветуют.

По пути наткнулся на пана Тадеуша.

— Ты куда это путь держишь, Александр? — спросил он.

— Да вот услышал про старинный дом, посмотреть хочу, что за памятник культуры.

— Давай, сначала позавтракаем, а там я тебя сам провожу, да дом покажу.

Завтрак у старика был простым, но достаточно обильным — вареная картошка, сало. Правда, хлеба было мало, да и тот черствый. Зерно еще по осени почти подчистую выгребли немцы.

Пан Тадеуш за завтраком рассказал, что в этом Охотничьем домике и правда обитают привидения, иной раз выходившие из старинного зеркала. Вреда, вроде бы, призраки никому не причиняли, но все равно — страшно.

Старинное зеркало. Подтвердились слова мальчишек. Вот тут я сразу же навострил уши. Если там такое же зеркало, как у меня в Зимнем дворце, или в Царском Селе, то почему бы не попытаться пройти через него домой? В сущности, что я теряю? Не пройду, так вернусь обратно, какие проблемы?

Домик охотничий, в три этажа. Да в таком домике разместится среднестатистическая семья олигарха, с любовницей и прислугой.

— Пан Александр, худой это дом, — сказал Тадеуш, а потом сплюнул. — Я туда ни за какие злотые не пойду. Лучше уж этот дом бы и вовсе снести. — старик опять сплюнул перед собой.

— Ладно, тогда стойте здесь, — ответил я.

— Вы уж засветло вертайтесь, пан Александр. А то ребята будут переживать.

— Ага, отмахнулся я, — проверяя на прочность дверь.

Открылось с первого раза, даже петли не заскрипели. Смазывают их, что ли?

Удивительно, что из помещения ничего не украдено, не вынесено. Вот только пыль везде такая, что нога утопает по щиколотку. Не пыль, а настоящий культурный слой.

А тут, прямо в вестибюле, имеется и зеркало.

Зеркало было и на самом деле старинным, а еще тусклым, словно засиженное мухами. Пожалуй, за ним — то есть, в Зазеркалье, тоже не очень приглядно. Мне померещилось или нет, что внутри кто-то есть?

Все, пошел в зеркало.

Хаживал я в Зазеркалье, всегда обращал внимание на некую пышность обстановки. Если уж пол, так непременно паркетный, стены убраны золотыми обоями, а мебель из лучших образцов. Чистота и порядок.

Здесь же я двигался по запыленному полу, а украшением стен служила только паутина. Зато какая! Если ее собрать, можно сплести рыболовную сеть. Интересно, никто не пробовал плести сети из паутины? Надо будет запатентовать. Но, опасаюсь, себестоимость такого изделия зашкалит и желающих приобрести не будет.

Удивительно, что мои следы, что отпечатывались пыльном «ковре», сразу же пропадали.

Я бы вообще решил, что эта часть Зазеркалья необитаема, но из соседней комнаты доносились человеческие голоса и шлепанье, напоминающее звуки ударов карты об стол.

И точно, я не ошибся. Посреди небольшой комнаты стоял карточный стол, обитый зеленым сукном, за которым седели двое мужчин. Первый — грузный, одетый в польский кунтуш, стриженый в кружок, с вислыми седыми усами. Второй — рослый, в европейском платье века восемнадцатого, в парике, спадавшем ниже плеч. И что за люди? Настроился, что сейчас услышу что-то вроде: «А я вашу даму по усам!», но услышал другое.

— Пас, — помотал головой усатый, сбрасывая карты на стол.

Второй, в парике, радостно оскалился:

— У меня флеш-рояль, ваше величество.

— Вы, господин курфюрст, опять мухлевали, — с обидой сказал усатый. — Только что ваш туз пик был битым, а тут он опять в деле. Не иначе, прятали в рукаве.

— Полноте, Ян, — развел руками его напарник. — Мой туз был убит в прошлой партии, а в этой он живехонек. Посмотрите, в рукавах ничего нет.

— Август, я тебе много раз говорил — женщины и мухлеж при игре в карты до добра не доводят. Понял, величество?

Я уж подумал, что сейчас игроки подерутся, а дядька в кунтуше начнет бить напарника канделябром по парику, но нет, не подрались. И канделябра не видно, играют на голом столе. Света, вроде достаточно, хотя никаких осветительных приборов не видно. А что за игра-то такая? Какой-нибудь покер или еще что? Но не «бура», и не «подкидной дурак», это точно. Но я только эти две игры и знаю, играл когда-то, когда родители отправляли на лето в детский оздоровительный лагерь. А что еще делать в палате в непогоду, если воспитатели уходили куда-то на целый день?

Была еще игра в «очко», я о ней слышал, много читал, но в чем там суть, до сих пор не знаю. Кажется, нужно получить двадцать одно очко? Или двадцать? Не помню.

Впрочем, неважно, что за игра, интереснее, что здесь за люди. Коль скоро они обращаются друг к другу «ваше величество» и «курфюрст», так они короли. А что за курфюрсты могут быть в Польше? Стоп. А ведь один был, чтобы и курфюрст, и король.

Я присмотрелся, понапрягал память и узнал рослого дядьку в парике. Это же Август Саксонский, что параллельно был курфюрстом, то есть, почти королем в своем государстве, а заодно выбран и королем Речи Посполитой. Точной даты не упомню (да где ж запомнить всех августейших особ Европы?), но это было во времена Петра Великого. Видел я портреты Августа и в Дрездене, и в наших музеях. Похожи, кстати.

Что я помню об Августе Саксонском? Кажется, имел прозвище Сильный, потому что мог скатать в трубочку серебряную тарелку.

Чем он еще прославился? Ну да, конечно же своими любовными похождениями. До французского короля Генриха четвертого ему далеко, но преуспел в этом деле немало. Ни одну юбку не мог пропустить. Даже за нашей русской девчонкой Санькой Бровкиной увязывался, но наша боярыня не уступила. Нет, Санька Бровкина литературный персонаж. Реальная особа, скорее всего, отдалась бы.

А если верить писателям, то шведский король Карл Двенадцатый запустил в постель Августа свою бывшую любовницу, а та отвлекала саксонского короля от насущных дел. Еще была графиня Козел, или Козельская. С той вообще темная история. Кажется, когда у нее от Августа родился внебрачный сын, король решил сделать его своим наследником, подписав соответствующую бумагу. Но когда родился законный наследник, то эту бумагу отобрал. Козельская, разумеется, документ возвращать не хотела, тогда ее замуровали в башне и вынудили расстаться с мыслью о том, что станет королевой-матерью.

А еще Август знаменит как создатель мейсенского фарфора. Забавно — не сам король является первооткрывателем драгоценной глины, а какой-то алхимик, которого Август запер в лаборатории и велел искать золото. Как-никак, траты у великого бабника были огромными. Алхимик, мучился-мучился, философский камень открыть не смог, зато создал фарфор. Фарфор, кстати, шикарный. Даже ночные горшки теперь считаются произведениями искусства и выставляются в музеях. Я, кстати, такие горшки видел в музее фарфора, что рядом с Дрезденской картинной галереей.

А еще Август Саксонский знаменит тем, что именно он «перенацелил» нашего государя Петра Алексеевича с южного направления внешней политики на западное. Именно он убедил юного царя, отправившегося в Европу искать союзников против турок, что интересы России лежат на Западе, а прежде чем отвоевывать выход к Черному морю, неплохо бы подумать о выходе к Балтийскому. У Августа, в тот момент короля Польши, были свои интересы к России — воспользоваться русскими солдатами как пушечным мясом, вернуть себе владения, отторгнутые шведами, а потом с русскими можно было и распрощаться. Но вышла слегка по другому. Петр, увлекшись «западным проектом», в результате Северной войны отвоевал нам и выход к морю, и часть Прибалтики, а вот Польша осталась ни с чем.

А вот кто второй, именуемый Яном? Ах, так это же Ян Собесский. Пожалуй, один из наиболее достойных королей в истории Польши. Наступление Османской империи на Европу остановил. Говорят, именно тогда, отыскав в лагере турок мешки с черными зернами, европейцы и приобщились к кофе.

Правда, с нами, то есть, с Московским государством он воевал, но это ему в вину ставить не буду. Вон, гетман Хмельницкий от польского короля Владислава получил за поход на Москву саблю, а мы его считаем едва ли не национальным героем, товарищ Сталин в его честь орден утвердил трех степеней, да не простой, а самый высший, полководческий. Пониже, нежели орден «Победы», но все равно, очень престижный.

Ишь, расселись, делают вид, что меня тут нет. Типа — мы тут ясновельможные господа, а ты москаль и быдло. Да я с Петром Великим на равных разговаривал, что мне какой-то Август?

— Господа, а у вас не принято приглашать гостей сесть? — миролюбиво поинтересовался я.

— Сидай, хлопчик там, где ты стоишь, — посоветовал Ян Собесский. — Носом не вышел, чтобы рядом с владетелями Речи Посполитой сидеть.

Подумал — а не вытряхнуть ли со стула польского короля, но решил малость повременить. Кажется, есть еще один стул. Вон, стоит с противоположной стороны столика.

Ухватив стул, потрогал ножки — не хлипкие ли, потом уселся.

— Вы, господин Собесский, не очень-то вежливы, — заметил я, а потом назидательно сказал. — Гость в дом — так и бог в дом. А если учесть, что я император Российской империи, так я и не гость, а хозяин.

— А вот здесь, юноша, вы не правы, — заметил Август Саксонский. — Вы находитесь в той части Польши, которая России не принадлежит. Его величество и я правили всей Польшей, от моря до моря, так что, здесь мы хозяева.

— Да и в той части моей Польши, которую Московия под себя подмяла, вы уже не хозяева, — фыркнул Собесский. — Ухо тебе от селедки, а не Польша.

«Ухо от селедки». Ишь, словно банкир Крамер, из фильма «Ва-банкт». Правда, Крамер все рано остался без денег.

Если честно, эти двое меня изрядно стали раздражать своей заносчивостью. Очень уж мне захотелось сбить с них спесь.

— Отчего же? — удивился я. — Немцев на территории русской Польши осталось немного, вопрос времени — когда мы их выбьем. А эта часть, где мы с вами изволим пребывать, пока в составе Германской империи числится, только поверьте — и это лишь вопрос времени. А Польша «от можа до можа», как у вас говорят, станет лишь частью моей империи. Ладно, если ее название сохранится. А вот ежели вы, господа короли, меня разозлите, так вместо царства Польского здесь одни лишь губернии останутся, с русскими губернаторами, с русскими названиями, а польский язык, вместо с католицизмом, я просто возьму, да и запрещу.

Разумеется, запрещать польский язык или веру поляков я бы не стал. Но мои собеседники-то об этом не знают, правильно?

Курфюрст Саксонии искоса посмотрел на меня, потом вытащил из кармана серебряную монеты, величиной, этак, с серебряный рубль восемнадцатого века, подкинул ее, ловко поймал и принялся скручивать в трубку.

А вот оно что. Август не серебряные тарелки сворачивал, а серебряные талеры! И на кой это? Серебряный талер нынче приличных денег стоит, а уж если какая-то редкая разновидность — так вообще, по цене дорогого авто. И что он тут мне демонстрирует? Свою силу? А смысл? Впрочем…

— А еще один отыщется? — поинтересовался я.

— Извольте.

Надеюсь, грузинский кузнец, сидящий во мне с его силой, не заснул? Ан, нет. Я взял монету двумя руками, а потом, с некоторой натугой, сумел надорвать талер. Врать не буду — пополам порвать не получилось, выскальзывает из рук, но пусть кто-нибудь хотя бы сумеет сделать так, как я. Аж сам удивился. А круль Ян и курфюрст Август удивились еще больше.

Надо отдать должное двумя королям. Ян Собесский приложил одну ладонь к другой, изображая аплодисменты, а Август склонил голову в легком поклоне:

— Впечатлен, — признал он. Подумав, сказал: — Последний раз я такое видел двести лет с лишним назад. Не то двести сорок, а может и двести тридцать? Кто же в нашем мире года считает?

— Это не Петр ли Алексеевич монеты рвал? — догадался я.

— Он самый.

Мысленно отдав дань уважения своему далекому предку — Петр-то Великий такого дара, как у меня не имел, пользовался исключительно своей силой, спросил:

— Ваши величества, как я понимаю, я вам очень не нравлюсь? Тогда, не будете ли вы так любезны подсказать мне дорогу в свою страну, а еще лучше — в мой собственный город.

— В вашу страну? Да еще и в ваш город? — с издевкой в голосе поинтересовался Собесский. — В мое время из Зазеркалья не было пути ни в Московию, ни в Москву. Слышал, что одному из ваших царей удалось отыскать этот путь, но думаю, что это враки.

Это он не про Иоанна ли Васильевича? Понимаю, что Собесский мужчина воинствующий, битвы выигрывал. Глянуть бы, как Иван Грозный его уму-разуму учит. Но король Ян заговорил со мной на вы. Ишь, начинает уважать.

— Ваше величество, — качнул париком Август. — Нынче эпоха другая. И вы же прекрасно знаете, что у московитов нынче империя, а столицей стал Санкт-Петербург.

— А хоть бы и так, — хмыкнул Собесский, поглаживая длинный ус. — А кто же вам сказал, маленький император, что мы должны вам что-то указывать, или показывать? Вас, император Александр, сюда никто не звал, сами пришли. И мне, очень отрадно, если император московитов останется здесь. Императора не станет, так и Русь вся развалится.

Курфюрст ничего не сказал, но посмотрел на меня с усмещкой — дескать, влип ты, парень.

Ух ты, как страшно! Они что, всерьез думают, что смогут задержать меня в этом захолустье? Я же все равно отсюда выберусь.

Разумеется, глупо с моей стороны было лезть в Охотничий домик, но любопытно же. Да и рассчитывал, если честно, своих встретить. Потерял нюх. Думал, что в Зазеркалье у меня лишь друзья. Ага, а про Павла Петровича-то забыл? А кроме своих неприятелей, можно встретить еще и чужих королей. Если буду во Франции, то ни в какие зеркала точно не полезу. Там еще Наполеон встретит. А мне хоть с Наполеоном первым, хоть с третьим, встречаться нежелательно.

Странно, но на Яна Собесского я почти не злился. А вот на Августа… Я ведь еще кое-что помню из истории. Помню, как король Польши заключил с моим предком Петром договор о союзе, а потом сам же Петра Алексеевича и предал, втихаря заключив такой же договор с Карлом двенадцатым.

А ведь не знаю, как я отсюда выберусь. Это я вначале решил, что все равно выскочу, а вот как? Ни окон не видно, ни дверей. А если покричать, позвать на помощь? Наверняка же прибегут и спасать. Так себе и представил, что набегут толпой меня вызволять. Впереди, наверняка, будет Петр Алексеевич с дубинкой, за ним Николай Павлович.

Стыдобушка… Прибегут спасть, словно заблудившегося и описавшегося от страха ребенка.

Посмотрев на двух польских королей, уже откровенно ржавших надо мной, словно два жеребца, я пришел в ярость.

А если так?

Не задумываясь, ухватил Собесского одной рукой за шиворот, а второй за край кафтана (ладно, за полу кунтуша), приподнял и куда-то кинул. Нет, не куда попало, а в ту сторону, с которой я зашел. Там как раз дверь была, но сейчас ее нет.

Вона как… И дверь появилась!

Август, у которого силенок было побольше, попытался сопротивляться, но недолго, потому что полетел следом за крулем Яном.

Вместо затхлости старого дома потянуло мартовской стылостью, холодом, непонятный свет сменился вечерними сумерками, а голос пана Тадеуша спросил из темноты:

— Пан Александр, а что тут такое мимо меня просвистело? Один раз, потом второй? — Удивленный голос старого ведуна сменился тревогой: — Пан Александр, скорее ко мне. Охотничий дом рушится!

И впрямь, за моей спиной раздался какой-то треск.

Двумя прыжками я выскочил из рушащегося дома, подскочил к Тадеушу.

Обернувшись, увидел, как сначала провалилась внутрь крыша, потом этажи принялись заваливаться друг на друга. Буквально через минуту перед нами был уже не дом, а руины. Если бы я не знал, что на этом месте только что стоял дом, решил бы, что руинам этим не меньше ста лет, а то и больше.

Значит, вот что бывает, если из старинного дома выбросить парочку королей. Правда, королей этих давным-давно нет на свете, но это детали. Так, похоже, что и дом этот существовал только для того, чтобы там обитали два призрака. А дом без человека — это уже и не дом, а именно что руины.

— Тьфу ты, — опять сплюнул старый ведун. — Я ж говорил, худой это дом.

— Не жалко? — поинтересовался я.

— А чего его жалеть? Стоял он тут, никому не нужен, всех пугал. А теперь пылью занесет, землицей, опять-таки, травка какая-нибудь прорастет, а там и кусты вырастут. Козы станут пастись, листья объедать. Все польза.