Дорога к озеру Коцит (СИ)

Глава 9. Слово Трёхрогого. Часть 2

— Как здесь тихо, — это были первые мои слова, произнесённые в новой реальности, — разве так бывает?

— Ты хочешь тишины, и я дарю тебе тишину, — Она наклонила набок свою совершенную голову, — а, когда ты снова захочешь шума, ты уйдёшь.

— И ты будешь согласна, — я сделал пару нетвёрдых шагов.

— Я буду скорбеть, — Она нервно дёрнула губами, — но я с покорностью приму твоё решение.

— Прости, если мне всё же придётся это сделать, — я ещё сам не знал, чего точно хочу.

— Ты должен понимать, что мне будет очень больно, — Она пристально посмотрела мне в глаза.

— Боль проходит, — я отвёл взгляд.

— Так разве от этого она становится легче? — Она печально улыбнулась. — Пойдём, я покажу тебе земли покоя.

Я удивлённо смотрел по сторонам. Впервые в жизни я не видел смерти. Не ощущал её привычного дыхания, которое изредка раздражает нас, но чаще остаётся самоуверенно незамеченным. Не думал, что вот сейчас из-за скошенного угла покажется её понимающая улыбка. Было легко и свободно, просто и правильно. Я обернулся к Ней.

— Почему ты позволила мне войти, — я схватил и зажал в ладони веселящийся ветерок.

— Мне показалось, что ты достоин, — Её рука усеяла наш путь россыпью изумрудных искр, — у тебя была слишком страшная дорога.

— Но я ещё не дошёл до её конца, — ветерок вырвался на свободу.

— Быть может и не стоит, — Её губы напряглись, — ведь ты так устал.

— Устал, — я согласно кивнул, — но разве это причина для остановки.

— Для кого как, — мне показалось, Ей неудержимо захотелось закричать. — Почему ты решил, что для тебя нет?

— Просто решил, — я подобрал бирюзовый камень, — а потом уже не было времени передумывать.

— Но ты ведь даже не искал этого времени, — Она всё-таки закричала, почти завыла — громко, лающе, — ты слишком уверен, что прав.

— Мне просто наплевать, — камень рассыпался, подобно песочным часам, — прав я или нет. Ведь тот, кто скажет, что я не прав, скорее всего ошибётся в причинах, а с тем, кто поддержит, скучно идти рядом. Это тот выбор, который лучше не делать. Лучше отвернуться и забыть про то, что тебе его предложили, — я высоко подпрыгнул в погоне за ускользающим поворотом.

— А, может быть, ты просто поверишь, — Она схватила меня за плечо, — хотя бы один раз. На одну секунду забудешь про то, что все лгут, и потом вдруг окажется, что их стало гораздо меньше. И, может быть, ты улыбнёшься.

На прозрачной тропе несколько мелодий сливались в торжественный вальс. Вдалеке за ниспадающим горизонтом кто-то подумал о листьях. О том, что их плач прекраснее их веселья и стоит ли грустить за все ветви или, быть может, только за ту, что просит о том. Чарующий блеск не слепил, но ласкал. Чуть пьяные ноты пленяли изысканностью ритма. Влюбленная вьюга проносилась мимо, едва касаясь меня своим мягким, пушистым хвостом. Так хотелось поверить. Поверить тому, кто знает лучше и искренней, тому, кто вдруг, да и скажет то, что ты так долго искал. Тому, кто просит об этой вере.

— Мне надо подумать, — я отдёрнул набежавший туман. — Ты дашь мне время?

— Сколько потребуется, — Она остановилась. — Иди, решай и пусть ты всё же сделаешь выбор.

Я рассеянно кивнул и толкнул нетерпеливо подрагивающие створки. Я сел на берегу в секунде от веселящихся волн и стал упрямо рассматривать перламутровое дно. Думать не хотелось. Наверное, я слишком много думал за эту жизнь. Слишком много и слишком бесцельно. К чему же ещё одна лишняя, снова лишняя мысль.

Он вынырнул, хохоча и целуя взбудораженную воду. У него были длинные, рано поседевшие волосы и бледный извилистый шрам на лице. А ещё у него была пара широких, отливающих серебром крыльев. Я посмотрел в призрачные глаза ангела. Странно улыбнувшись, он сел рядом со мной.

— Она терпелива, — он стряхнул непослушную каплю, — но даже Она не любит ждать.

— Но мне действительно нужно подумать, — я зачерпнул рукой охапку убегающей воды. Её вкус напомнил мне сон.

— Тебе нужно увидеть, — ангел снова улыбнулся, — тогда думать станет уже не о чем.

— Покажи, — я проснулся.

— Тогда бежим, — он хлопнул меня по плечу и сорвался с места.

Бегал он явно быстрее меня. Он часто оборачивался и что-то кричал, а я думал только о том, как сберечь дыхание. А он всё звал и звал моё бешено бьющееся сердце ускорять и без того неудержимый бег. Мимо нас мелькали усталые рассветы и потерянные ветры. Постепенно я привык к сумасшедшему темпу моего спутника и смог немного оглядеться. Я успел заметить несколько тончайших струн и пару осколков золочёных надежд, а потом ангел резко остановился. Я поспешил последовать его без сомнения мудрому примеру.

Мы оказались в огромной комнате, почти зале. В центре комнаты стояло изящное трюмо, а перед ним расслабленно сидела едва ли перешедшая порог влюблённой юности дьяволица. Она повернула к нам своё сверкающее грёзами лицо и приветливо улыбнулась.

— Я не ждала вас, — она снова повернулась к зеркалу, — но я, пожалуй, рада.

— Он сомневается, — ангел подошёл к дьяволице и присел возле неё. — Разве мы сомневались?

— А разве нам стоило сомневаться? — дьяволица подбежала к широкому распахнутому окну и свесила вниз ноги. — Наши сомнения это ошибка, а его, — она коротко взглянула мне в глаза, — его сомнения это боль. Но он привык к ней, хотя и страдает.

— Давай покажем, — ангел воспарил под высокий потолок.

— Давай, — дьяволица вновь подошла к трюмо и несколько секунд придирчиво разглядывала своё безупречное отражение. — Ты готов? — она несколько неуверенно посмотрела на меня.

— Кто знает, — я пожал плечами.

— Значит, проверим, — ангел подошёл к окну, жадно заглядывая вниз. Неожиданно он распахнул зазвеневшие крылья и шагнул вперёд. На пару секунд он завис в воздухе и качнул головой, приглашая меня последовать вслед за ним. Дьяволица протянула мне свою маленькую ладонь.

— Не бойся, — она понимающе посмотрела мне в душу, — не оскорбляй Её.

Я шагнул в раскрытое окно. Дьяволица не отпускала мою дрогнувшую руку. Мы долго и медленно падали. Она смеялась, а я губами ловил её пьянящий смех. Чуть впереди опять что-то кричал ритмично взмахивающий крыльями ангел. Мне показалось, он счастлив или, по крайней мере, будет счастлив через одно ускользающее мгновение. А потом я, наконец, увидел то, что мне так настойчиво хотели показать.

Там было очень светло, столько света я не видел ещё никогда и как-то сразу понял, что больше никогда и не увижу. Просто свет, ничего лишнего, ничего мешающего совершенству. Он обнял меня как старого друга, как своего заплутавшего и, конечно, прощеного сына. Обнял как равного, хотя сравниться с ним не смог бы никто и никогда. Свет наполнил теплом и спокойным счастьем. Он вошёл в моё растрёпанное сердце, бережно укрывая его ласковым одеялом. Он так хотел стать частью меня, так хотел, чтобы я влился в его волшебное королевство. И, конечно, я был готов отдать ему всё, о чём он попросит. Отдать за одно его прикосновение, за один поцелуй, я готов был умолять его об этом. Но он не требовал от меня просьб, он раскрывал свои объятия, чтобы навсегда забрать меня в своё безтревожное беспределье.

Я закричал. Свергающее покой и тишину пламя исторгалось из моей руки. На смену теплоте пришёл яростно обжигающий жар. На смену счастью презрение к самой его сути. Я подавил очередной рвущийся к недостижимым высотам крик и замутненным взглядом нашёл своих недавних спутников. На их лицах дрожало изумление, пополам с искренним испугом.

— Зачем? — дьяволица, казалось, сейчас заплачет.

— Как ты смеешь!? — ангел гневно взмахнул рукой. — Как ты смеешь отказаться от величайшего счастья!?

— Не знаю, — я поморщился от несмолкаемой боли, — наверное, я хочу идти дальше. Куда-то где счастье лишь остановка и остановка краткая.

— Куда? — Её лицо было печально, в глазах блистали искры слёз. — Я открываю двери туда, куда самому никогда не войти. Я дарю вечный мир. Вечный! — Её голос сорвался на истерзанный крик. Дальше уже нет ничего, а позади остались только грязь и пыль. На что ты меняешь вечное счастье, вечную любовь, вечный свет? На что?!

— Это не вечность, — я стряхнул обуглившуюся кожу, — это её замершее навсегда мгновение. Мгновение, в котором нет смерти, но есть ли в нём жизнь? И чем эта жизнь так уж отличается от смерти? — мне становилось скучно. — И я не говорю, что это мгновение неверно и некрасиво. Нет, оно прекрасно, оно действительно лучшее, что я видел в своей жизни, и уж точно лучше того, что я видел в жизнях других. Но, — боль утихла, обещая обязательно вернуться, — я хочу больше.

— Больше, чем что?! — в Её глазах поселился непонимающий гнев.

— Больше, чем мы можем придумать, — свет начал меркнуть.

— Этого тебе не даст никто, — Её гнев ушел, вновь сменившись прощающей печалью.

— Не даст, — я попробовал улыбнуться, — придётся брать самому.

— Тебе придётся проклинать свой выбор, — она хватала лучики света, пытаясь остановить его неудержимое отступление.

— Придётся — прокляну, — я уже стоял на пороге.

— Прощай, — Она беззвучно рыдала, разбивая свои надежды на мелкие осколки. Странно, но я не чувствовал жалости. Я закрыл дверь.

Я стоял в равнодушной пустоте, тщетно стараясь найти хоть какое-либо подобие дороги. Но пустота на то и пустота, чтобы этих дорог не было. А поскольку стоять было довольно рискованно, я решил идти, пренебрегая отсутствием дорог. Получалось плохо, но сейчас это был максимум, на который я оказался способен. Пейзаж в силу определённых причин не поражал воображение разнообразием, и одинокая фигура, лениво бредущая мне навстречу, заняла всё моё накопившееся внимание.

Она была печальна и прозрачна. В руке мой нежданный бездорожный визави нес маленькую мерцающую арфу. Он упрямо смотрел себе под ноги и заметил меня, лишь в тот момент, когда до нашего столкновения оставались считанные шаги. Мы оба замерли, с напряжённым интересом разглядывая друг друга. Не знаю насколько его заинтересовали мои рога, а вот я нашёл, что стоящий передо мной явно лишён налёта тривиальности. У него не было лица.

— Ты ищешь дорогу, — он не спрашивал, он и так знал ответ. В связи с этим специфическим знанием моего разговорчивого собеседника, я не стал отвечать, предпочитая дождаться продолжения.

— Ноты ушёл из места, откуда нет дорог, — безликий наклонил лишенную волос голову, — они там просто без надобности. Оттуда ещё никто не уходил.

Я продолжил настойчиво молчать.

— Так что заканчивай искать и начинай создавать, — он провёл пальцами по едва заметным струнам. Раздался тихий, одинокий мотив.

— Создавать… — я впервые подумал о такой возможности. Было в этом что-то величественное, что-то для избранных, для тех, кому априори скучно лежащее перед их взглядом, что-то чего я до сих пор никогда не делал. Но, видимо, пришло и моё время.

— Я подскажу, — безликий ещё раз ударил по струнам. — Чем скорее ты уйдёшь, тем лучше. Здесь слишком тесно для двоих. Пойдём.

За неимением лучшего я послушно пошёл вслед неожиданно поспешно удаляющемуся от места нашей встречи любителю абсолютного одиночества. Правда, шёл он недолго. Сыграв очередной короткий мотив, безликий остановился, немного потоптался на месте и с подкупающей уверенностью указал на место в нескольких метрах от себя.

— Отличное начало, — он несколько секунд любовался своим выбором. — Нравится? — он явно ожидал моего ответа.

— Да, ничего, — я решил полностью довериться любителю незатейливых нот.

— Так, начинай, — кажется, он уже начал проявлять нетерпение.

Я сделал первый шаг. Он был тяжелым, неловким и занял половину вечности, но я его сделал. Я хотел уже перейти ко второму, когда позади послышалось краткое резюме моих усилий.

— Плохо.

— Почему? — я не спешил возвращаться на исходную позицию.

— Долго, — струны обвиняющее запели. — Это будет слишком длинная дорога, надо легче, надо не ступить, взлететь.

— А может нырнуть, — когда Хозяину Пути делают замечания, касающиеся дорог, это, по меньшей мере, оскорбительно.

— Утонешь, — что ж, собеседник у меня был достойный. — Смотри.

Он снова ударил по струнам. На этот раз со всей силой. Мне показалось, что они сейчас порвутся, но он бил снова и снова выводя грубовато-изящный ритм, странную уводящую мелодию. Он просто стоял и играл, а перед ним выстилалась пульсирующая в такт нотам дорога. Она уводила куда-то вверх, куда-то, где для меня уже не было места. Безликий последний раз ударил по струнам. Дорога выгнулась раненым ветром и уступила место хозяйке-пустоте.

— Как-то так, — похоже, мой спутник был доволен своими талантами. — Попробуй.

У меня не было арфы. А даже если бы и была, то я вряд ли выжал из неё больше пары загубленных нот. Я плохо пел и совершенно не умел танцевать. И крыльев у меня не было. Иными словами взлететь мне было не так просто. Единственное, чем я располагал, так это клочком Предвечного Огня, засевшего в моей ладони. И насколько я понимал ситуацию, это был мой единственный шанс.

Я закрыл глаза. Я глубоко вздохнул и мысленно вошёл в клокочущий костёр. Я шёл в этом нескончаемом пожаре, ловя шальные искры и обжигаясь о цветы огня. Я не сомневался и не сворачивал. Пламя само расступалось передо мной, приветливо наклоняя голову.

Я стряхнул с ресниц пепел и открыл глаза. Передо мной лежала дорога. Бесконечного пожара так и не вышло, но к этому я и не стремился. Мне было достаточно немногого. Достаточно и позволено.

Она была узкая и неровная. Усеянная вмятинами и местами заросшая пустотой. Но она была прекрасна. Моя первая сотворенная дорога. Путь, который я сделал сам и лишь для себя. Теперь меня можно было звать не только Хозяин, но и Творец Пути. Я улыбнулся — широко и искренне.

— Так себе дорога, — нежданный учитель как, оказалось, был несколько иного мнения о моих способностях создателя, — грубовато, сумбурно, но в целом для первого раза сойдёт. Осталось только по ней пройти, а это уже несколько сложнее.

— Я умею ходить по дорогам, — мне уже порядком надоело, что все здесь считают меня абсолютным дилетантом.

— Ну, так иди, — безликий вяло дотронулся до струн, — а я посмотрю.

Крайне хотелось спросить, чем конкретно собирается смотреть на моё передвижение обладатель арфы, но я всё же предпочёл промолчать, памятуя о возможных дальнейших советах обитателя пустоты.

Первый шаг оказался необычайно лёгким. Я действительно словно взлетел, я даже обернулся, но крыльев за спиной так и не увидел.

— Внимательнее.

Я стал абсолютно согласен со своим наставником — здесь было слишком тесно для нас двоих. Его полный хорошо скрываемого превосходства голос за не слишком продолжительный период наших взаимоотношений надоел мне больше, чем все мои неудавшиеся дороги вместе взятые. А особенно злило то, что он был в который раз прав. Я отвлёкся и упал.

Упал и обжёгся. Не от огня, от обиды. Я чувствовал себя ребёнком, которому снится сон. Не страшный, но надоевший до огненных слёз. Очень хотелось проснуться, но, к сожалению, я не спал. Так что мне оставалось только вставать и идти вперёд. Идти, для того чтобы падать вновь, и вновь безнадёжно выслушивать объективную критику. И каждый раз падать было всё больнее и больнее.

— Не спеши.

— Мягче.

— Настойчивей.

— Если ты думаешь, что падение это тоже дорога, то эта мысль несколько ошибочна.

— Да быстрее же.

Я не перечил. Я не выпускал на волю свою усталую злость. Я упрямо поднимался и шёл. Я даже не проклинал что-либо, хотя очень хотелось. Хотелось разбить безликую голову, хотелось лечь отдохнуть, хотелось курить и лениво смотреть на закат. Но, увы, я не мог позволить себе ничего из того, что так хотелось, и всё упрямей и тяжелее передвигал давно уже занывшие ноги по невесело усмехающемуся огню.

— Почти.

Мне показалось или я действительно расслышал в голосе арфиста намёк на одобрение. Так или иначе, стоило это, по всей видимости, дорогого, хотя мне думалось, что я в полной мере заслужил этот аналог венцов и фанфар. Впервые за много часов (или столетий) я поднял глаза. Пустота кончалась. Не слишком охотно, без суеты и треволнений, но кончалась.

Я обернулся к расслабленно стоящему безликому музыканту — первому моему учителю со времён гибели Ордена Дорог. Злость уходила, сменяясь искренней благодарностью. Так было и так будет — мы ненавидим своих учителей, пока не достигнем чего-либо, благодаря их урокам. И как нам бывает жаль, если это происходит слишком поздно.

— Спасибо, — мне почти захотелось обнять этого одинокого скитальца.

— И тебе, — он сорвал со струн пару ветреных нот и пояснил, — за то, что не задержался.

Я появился почти в том же месте, в котором и потерял некоторую связь с реальностью. Громко выдохнув, я наткнулся на своих, так не галантно оставленных спутниц. В их глазах роился несколько обескураживший меня ужас.

— Никогда больше так не делай, Кэй, — хриплый шёпот Ашзар стал продолжением её взгляда, — никогда.

Элати промолчала, но казалось, будто алмазы её глаз дали трещину. Я устало посмотрел в прекрасные испуганные лица.

— Я закрыл двери, — на секунду стало грустно, — и ключа мне не дали.

— В пламя ключи и двери, Кэй, — Ашзар быстро приходила в себя, — мы почти пришли. Нар-Дагор жил высоко и пробираться нам придётся крайне осторожно. Все Мастера Огня сейчас слишком возбуждены, для того чтобы спокойно созерцать наш марш. И прошу тебя, Кэй, попробуй без лишней крови, — она печально провела ладонью по глазам, — это всё-таки мои братья.