Дорога к озеру Коцит (СИ)

Глава 10. Дорога к Предвечному Пламени. Часть 3

Костёр горел плохо. Как-то непривычно вяло и ненадёжно. В этой связи я даже не стал забивать не лишнюю сейчас трубку. Драгоценный в дороге табак не хотелось переводить зря. Настроение было, как после только что проигранной битвы — предсмертное.

Весь день я шёл этими проклятыми огнём тропами. Весь день я пытался прорваться сквозь кривляющийся строй местных обиженных ростом деревьев. Весь день за мной наблюдали грязно-болотные глаза. Наблюдали со злой насмешкой и холодным торжеством. Весь день я пытался уйти. Но день остался позади, а уйти я смог только в обескураженное уныние.

Откровенно хотелось спать, но с некоторых уже упомянутых пор ночь для этого была не лучшим спутником, а идти я уже, пожалуй, не мог. В темноте мой поход вполне возможно оказаться бы роковым. В этой связи, всё что мне на данный момент оставалось, так это в апатичной расслабленности взирать на ленивые переливы томящегося огня, а попутно активно настраивать себя на оптимистичный лад. Пока выходило достаточно посредственно.

— Почему ты не спишь?

Я обернулся, не особенно при этом торопясь. У одного из загадочно мерцающих в темноте деревьев, стоял, на первый взгляд, не самый худший представитель местного населения. А скорее не стоял, а стояла. Что-то в облике представшего передо мной существа говорило о его явной принадлежности к прекрасным, желанным и часто крайне коварным. Оно было как-то ещё изящней, ещё загадочней, чем те, кто уже оказал мне сомнительную честь невесёлой беседы. Хотя акцент её был ещё хуже уже услышанного.

— Не люблю плохих снов, — я снова отвернулся к так толком и не разгоревшемуся костру.

— А мне иногда кажется, что даже самые плохие сны лучше любой реальности, — ночная гостья плавно опустилась на землю напротив меня, дав шанс рассмотреть её получше.

И вновь в память бросились воспоминания о той загубленной картине и на этот раз с ещё большей силой. Казалось, на меня смотрела сестра той, что я видел долгие дни назад в глубинах Некрополиса. Даже её глаза ещё сохраняли то влюблённое во всё живое веселье. Грязный туман пока лишь легко коснулся их своим гнилым крылом. И на меня она смотрела не как на врага. Правда и на дружбу особых иллюзий не сохранялось, но меня вполне устраивал и заинтересованный нейтралитет.

— Кто вы? — я пошевелил палкой, совсем затосковавшие угли.

— Вы забыли, — она покачала чарующей головой, — а нам, наверное, не забыть никогда.

Она замолчала, равнодушно глядя в явно опасающийся её взгляда костёр. Я уже настроился на мысль о том, что остаток ночи пройдёт в умиротворенной тишине, однако зелёноглазая видимо решила снизойти до некоторых объяснений.

— Я помню, что смеялась, — она не отрывала глаз от огня, — я была совсем юна и запредельно счастлива. Тогда это казалось таким обычным. В тот день я впервые увидела огонь, — её голос немного задрожал, — в тот день я впервые обожглась. И тогда мой смех смолк. А на смену ему пришел безумный хохот пламени, — она помолчала. — Ты видел пески, дьявол?

Я коротко кивнул, несколько завороженный звуками её глубокого печального голоса.

— Раньше там были сады, в которых мы играли и любили, — она закрыла глаза, словно вспоминая те далёкие, невозвращенные времена, — а потом туда пришёл огонь. И мы согласны были жить рядом с его гневом, вот только он считал лишним мириться с нашим прощением, — зеленоглазая чуть слышно застонала. — Нас сжигали, дьявол. Наши земли, наши тела, наши души. Сжигали те, кому мы доверили свои улыбки. Ты всё ещё не помнишь, дьявол?

Мне показалось или грязи в её глаза стало больше? Почему-то я думал именно об этом. О том, что скоро её глаза станут таким же болотом, как и глаза её соплеменников. Странно, но мне было больно так думать.

— Ты никогда не уйдёшь отсюда, дьявол, — она встала, последний раз холодно взглянув на сжавшийся костёр. — Ты не найдёшь дороги из наших пределов, а если и найдёшь, то не увидишь. К ни го ед. нет

Её тонкий силуэт давно растаял в усмешке ночи, а я всё боролся с панической мыслью о тупом и бессмысленном бегстве. Бегстве в никуда, бегстве не ради цели, но ради отчаяния. Я и не заметил, как на моё подрагивающее плечо опустилась пламенеющая ладонь рассвета. Время мыслей прошло, уступив своё ленивое место времени дорог. Дорог, по которым я не должен был ходить.

Несмотря на явную актуальность быстрых и решительных действий, этот день я предпочёл начать с, наконец, догнавшего меня сна. Сон оказался коротким, нервным и абсолютно безрадостным. Но, тем не менее, он принёс некоторое успокоение в близлежащих минутах. Успокоение, которое, увы, было слишком быстро подорвано.

Начал я с того, что попробовал взлететь над лесом и осмотреть его возможные границы. Но на этот раз у меня ничего не вышло. Я просто не смог. В этих землях, даже мой собственный Путь оказался мне неподвластен. В связи с этим мне пришлось срочно справляться с волнами накатывающей тоски, а также переходить к более классическому способу перемещения.

Час довольно бесцельной ходьбы занял у меня две трети вечности сомнений. Дороги здесь были. Дороги я эти видел и ходить по ним мог. Вот только вели они не туда, куда я хотел. Казалось я всё глубже и глубже погружаюсь в паутину троп и тропинок этих неведомых лесов. Пару раз я даже упал на рассмеявшуюся землю. Подниматься было нелегко. Особенно в моральном плане.

К сожалению, эти достаточно обидные для Мастера Дорог падения переросли в некоторую совсем невесёлую традицию. И вероятно именно на неё ссылался очередной, коварно выросший на моём пути, непомерно толстый для такого хрупкого дерева корень. На этот раз падение оказалось более чувствительным, так как рядом с выбранной мной дорогой чёрно-зелёной пастью зиял, как мне вскоре показалось, несколько глубокий овраг. Моих печально угасших способностей ещё хватило на то, чтобы чуть смягчить рассекающее воздух падение, но вот выбираться мне похоже предстояло самыми примитивными методами.

Я встал, без особого энтузиазма отряхнул одежду, которая к этому времени была уже слишком грязной, чтобы мои действия могли как-нибудь повлиять на итоговый результат, и вынужденно осмотрелся. И как показал беглый осмотр, пейзаж передо мной разворачивался не самый воодушевляющий.

После минутного раздумья я решил, что слишком устал для исключительно крутых склонов приютившего меня оврага. А, учитывая, то, что на данный момент мне было в принципе всё равно, куда направить свои явно чрезмерно задержавшиеся здесь шаги, я решил пройтись по уходящей вдаль оврага узкой тропинке, теряющейся в окружении бирюзового кустарника.

Я задумчиво отмерял своими несколько загрустившими ногами длину укрывшего землю ковра из злато-алых листьев, когда вдруг услышал чью-то лёгкую уверенную поступь. Я обречённо остановился и в некоторой нерешительности огляделся по сторонам. Нерешительность исходила, прежде всего, из того факта, что если кто-то всё же захочет воспрепятствовать моим дальнейшим поискам, то никаких особых аргументов для поддержки своего мнения на этот счет я предложить не смогу. При моей остановке шаги так же затихли, что, впрочем, не вселяло в меня никакой радости.

— Какого огня! — я устало сел на землю. — Чего тебе надо?

— У тебя, скорее всего, этого нет.

Кустарник раздвинулся, и передо мной предстала явно крайне неординарная личность. Я бы наверное никогда не осмелился показаться в обществе в такой шляпе. Да и оранжево-пьяные штаны были бы, как мне показалось, не самой удачной частью любого гардероба. А вот кинжал мне понравился. Длинный, широкий, с серебрёной гардой, он мог украсить любые, даже самые богатые ножны. Жаль только, что кинжал этот находился в чужих руках. Руках, украшенных старыми шрамами и жестокими ожогами. Руках крепких и не слишком дружелюбных. Утешало в эту секунду только одно. Это были руки дьявола.

— Здорово, земляк, — я автоматически проверил его Путь и уже не удивился полученному результату. А вернее его отсутствию.

— Земляк? — дьявол усмехнулся, от чего его гигантская шляпа пришла в неловкое движение. — Это вряд ли. Земля-то как раз может и позволит, но вот время — время нет. Это было слишком давно, слишком многое надо вернуть. А кто это будет делать? — он вопросительно посмотрел на меня и, будто усмотрев ответ в моём лишённом энтузиазма взгляде, утвердительно кивнул. — Правильно никто.

— Ну и чем тогда займёмся? — признаться, мне было абсолютно наплевать на наше территориальное родство. Гораздо больше меня занимали возможные плюсы нашей встречи. О более вероятных минусах я пока старательно не думал.

— Предлагай, — широкий жест дьявола меня несколько воодушевил.

— Ну, раз так, — я сделал опереточно-довольное лицо, — давай вместе найдём мне дорогу в родной Ад.

— Ты хочешь уйти, — неужели он был разочарован. — А зачем тогда пришёл?

— Пьяный был, — я саркастически посмотрел на своего собеседника, — да и темно было.

— Ясно, — дьявол понимающе усмехнулся. — Местных видел?

— Видел, — я удручённо кивнул, — но их советы мне не слишком помогли.

— Да ну? — дьявол расхохотался, но тут же посерьёзнел. — Но это были правильные советы. Для тебя здесь нет дорог, а выход, — он долгожданно убрал кинжал в мерцающие драгоценными камнями ножны, — выход он всегда есть. Вот только сможешь ли ты его найти? На этот вопрос не ответит никто, и ты в том числе.

— Значит, совместных поисков не выйдёт? — хотя я, в общем, и не особо рассчитывал.

— Увы, мой рогатый брат, увы, — дьявол снова рассмеялся, — искать ты будешь один. Но вот с советом я тебе всё же помогу. Правда, это будет не мой совет.

Я несколько натянуто выразил недоумение.

— Да, есть тут один, — дьявол ухмыльнулся. — Он местный, но несколько не согласен с проводимой здешними обитателями политикой. Бунтарь своего рода. Но личность, несомненно, интересная.

— Был бы очень обязан, — признаться, возможность предстоящей встречи меня не сильно воодушевляла, но я старался быть вежливым.

Дьявол в очередной раз махнул рукой, и мы неторопливо отправились по явно узкой для двоих тропинке, которая в итоге достаточно успешно вывела нас из усмехнувшегося на прощание оврага.

— А сам ты здесь, с каких дорог? — задавать этот вопрос мне было несколько неудобно, но почему-то и, правда, было крайне интересно.

— Я? — дьявол на секунду зажмурил глаза, будто пытаясь остановить поток сухих слёз. — Я был одним из первых в свите Великого Пламени. Одним из первых вошёл под своды гневного огня. Вся моя жизнь была одним нескончаемым пожаром. Я шёл по дороге выжженных земель, иногда заметая следы. Я был герольдом тогда ещё юного и вечно страстного пламени. И в последней милости Великий огонь поставил меня своим эмиссаром в этих землях. Поставил до тех пор, пока моё место не займёт более достойный. Признаться сначала я подумал, что как раз ты и пришёл мне на смену. Но мне кажется из тебя плохой слуга, дьявол.

— Смею надеяться, — рассказ без сомнения был интересен, но я слышал байки и повеселее. — Долго ещё идти?

— Сложно сказать, — обладатель так поразившей мой несколько консервативный вкус шляпы рассеянно пожал плечами и, в свою очередь, обратился ко мне с вполне законным вопросом. — Как там сейчас? Что-то изменилось?

— Нет, — я в грустной иронии качнул головой, — ничего не изменилось, древний. Всё осталось по-прежнему. Также убивают, также лгут, также умирают ни за что. Также лезут на высокие горы и также падают с них. Также бегут за властью, богатством и наслаждениями, не замечая за этим пьяным бегом скорбных секунд. А потом секунды перестают замечать их.

— Да, — эмиссар огня согласно кивнул, — всё как прежде, дьявол. Всё как прежде.

Несколько минут мы провели в навалившемся молчании. Несмолкаемый шелест злато-багряной листвы стих, будто не желая оскорблять наших тяжелых мыслей. Сорвавшись с упругой ветви, мне прямо в руку опустился пьяно-жёлтый лист причудливой формы. Я хотел рассмотреть его поближе, но не сумел удержать в руках, а подбирать я не любил.

— Пришли, — скучающий голос моего временного проводника оторвал от бессмысленных раздумий. — Вот тот, кто тебе нужен.

Я недоумённо посмотрел в указанную им сторону. Несколько презрительных секунд я ничего не мог разглядеть в хороводе блистающей листвы. А потом, как будто сжалившись над моими безплодными стараниями, откуда-то сверху спрыгнула уже довольно знакомая высокая изящная фигура. Быстрыми, странно незаметными движениями мой потенциальный спаситель приблизился к нам. И вот тут я увидел его кардинальное отличие от уже оказавших мне сомнительную радость встречи местных хозяев.

В его узких, резко-надменных глазах не было и следа той роковой болотной грязи. Вместо неё на меня пристально смотрели, будто два вспыхивающих угля. Вот только огонь этих растревоженных нашим появлением углей был не привычно оранжево-багровым, но яростно-зелёным. И эта грешная зелень хотела не просто мести, она хотела дикой и кровавой войны, хотела побед и смерти, хотела звона стали и криков разбуженных гроз. Всего того, чего не могли ему дать эти лениво-скорбные земли.

— Привет, изгой, — эмиссар огня привычно кивнул. — Ещё не научился?

— Научусь, уж будь спокоен, — зелёные угли зло полыхнули. — И ты узнаешь об этом первым.

— Не сомневаюсь, — угрозы не произвели на моего спутника особого впечатления. — Ну а пока у тебя есть пара лишних мгновений, не соблаговолишь ли послушать этого дьявола. Так получилось, что он крайне жаждет твоего совета.

— И с чего бы это делать? — названный изгоем окинул меня не слишком дружелюбным взглядом.

— А с того, что ты вполне можешь не успеть, изгой, — эмиссар демонстративно завертел в руке развеселившийся кинжал, — и может быть уже сейчас.

Зелёный огонь немного притух, затаившись до новых, лучших времён, а его обладатель снова повернулся ко мне. Взгляд его так и не приобрёл дружелюбия, однако сейчас в нём отчётливо мерцал вялый энтузиазм сотрудничества.

— Говори, — слово это он откровенно выплюнул.

— Мне нужно уйти, — я решил не заострять внимания на явно негативном дебюте.

— Тебе не нужно было приходить, — зелёный огонь вновь начал разгораться. — Мне кажется, это был бы лучший выход.

— Вероятно, — здесь я спорить не мог, — но выход редко бывает один.

— Какие же вы все идиоты, — зеленоугольный явно решил начать с обличительной преамбулы. — И вы, и они, и я, скорее всего, тоже. Но никто не поймёт и никто не признается. И все идут, и мечтают, и хотят, чтобы перед ними плескалось влюблённое счастье. И может даже влюблённое в нас. А потом мы падаем и удивлённо смотрим глупыми, обиженными глазами, как это счастье забирает кто-то другой. И мы восклицаем, — он театрально взмахнул руками, — мы кричим и плачем. Мы просим отдать, ещё не понимая, что нас уже никто не слышит, — он хмуро посмотрел на меня. — Я это понял, и он, — последовал раздражённый кивок в сторону всё ещё вызывающую мысленную улыбку шляпы, — понял, и ты обязательно поймёшь, если успеешь. И это мой главный тебе совет. Ну, а выход, — изгой недобро оскалился, — выход прост. На этой земле делали лишь две вещи, — он начал загибать длинные пальцы, — сначала любили, а потом жгли. Ты умеешь любить, дьявол? Вряд ли. Ну, тогда выбора у тебя уже не остаётся. Жги! — он окинул меня ненавидящим взглядом. — Жги! И будь проклят.

Представитель местной оппозиции ещё секунду злобно смотрел в нас зелеными искрами, а потом одним плавным движением исчез в довольно поглотившей его листве. Я перевёл несколько озадаченный взгляд на продолжающего вертеть кинжал дьявола. Тот в свою очередь одарил меня довольным взором.

— А, что отличный совет, мой юный друг, — эмиссар огня вежливо наклонил голову в знак прощания. — Храни тебя Пламя, дьявол.

Он исчез почти также быстро, как и предыдущий оратор, а я всё ещё в некотором замешательстве подошёл к ближайшему, дрогнувшему от моих мыслей дереву. Моя левая, пульсирующая гневной болью рука крепко легла на его сжавшийся от прикосновения ствол. По всему телу пронеслась жадная, горячая волна, свергающая неуверенность и сомнения. Я криво улыбнулся. Сейчас будет жарко.

Я не заметил тот роковой момент, когда первая злая искра яростно вцепилась зубами в нежную кору дерева. Зато следующее мгновение осталось в моей памяти надолго. Да и как кажется не только в моей.

Дерево загорелось подобно юному факелу. Загорелось не снаружи, но изнутри. Загорелось самой своей сутью, неувиденной слепыми глазами душой, несбыточными ни в одном сне мечтами. Оно горело так быстро, что не успевало ни заплакать, ни закричать. Обезумевший огонь бросился на соседнее дерево, а оттуда всё дальше и дальше, выжигая в обречённом лесу вечную, гневную рану.

Я поднял затуманенные болью глаза. Совсем недавно я уже ступал по так похожей дороге. Вот только тогда я создавал, а не разрушал. Я через силу усмехнулся. Тогда мне было гораздо тяжёлее. Моя, местами почти обуглившееся рука соскользнула с обваливающегося под натиском озверевшего пламени ствола. Я сделал первый, неожиданно лёгкий шаг по объятой бешеным танцем огня тропе. Казалось, прошли мгновения, а я уже видел выход. Он был широкий и долгожданный, и он вёл в те, с краю счастливые земли, где я, наконец, перестану быть чужим. Это ли был не повод для довольной улыбки? К сожалению, к этому моменту мне было слишком больно для того, чтобы я мог улыбаться. Словно скованный яростными цепями я занёс ногу для последнего шага.

Вдруг пьяной молнией перед глазами промелькнули два полных безумно-зелёного пламени глаза.

— Научился! Я научился!

Извивающийся в карнавале искр голос обжёг своей резкостью, будто случайный пожар. Я не стал оборачиваться. Я не успевал этого сделать. Что-то острое, злое, опьянённое жестоким азартом врезалось мне в затылок. Падал я уже на знакомой земле, не успевая ни подумать, ни загрустить.