Диспозиция была разработана детально и уточнена стократ. Возглавлял наш ордер «Наварин», только в посту управления этого корабля находился вовсе не Костяная Голова, а Шерстяной. Константин нужен был мне на планете, в составе десанта, поэтому в числе прочих казаков сидел на второй палубе «Фунта изюма». Шерстяной же выводил «Наварин» в первую в своей жизни атаку. За ним с временным интервалом буквально в пять минут двигался «ДнепроГЭС». Этот корабль, ведомый Юрием Кругловым, персонажем, достойным упоминания в одном ряду с богами Валгаллы и Олимпа, должен был выйти в атаку вместе с «Наварином». Наконец, вторым эшелоном, призванным окончательно испортить настроение даннеморским тюремщикам, выдвигались ещё два вооружённых звездолёта — «Таллин» (с одной буквой «н») и «Джосер», принадлежавший Хайри Маус. И уже после них с большим лагом во времени — примерно в полчаса — в системе Витта Прайонис вышел из схлопа мой «Фунт изюма». На его борту находилась сама Хайри, её странный дружок Сырожа Лазо, легендарная Ола и все остальные казаки, не занятые пилотированием боевых кораблей. Бедолага Лориварди Гнук, пытавшийся так подло и бездарно отравить меня, перекочевал с борта «Фунта изюма» в трюм «Таллина» (с одной буквой «н»), разумеется вместе со своей клеткой, пластиковой коробкой для экскрементов и неизменной нормой потребления воды — двухлитровой бутылкой на день.
Итак, начало оказалось красивым. Продолжение, впрочем, тоже не подкачало.
Даннемора имеет два естественных спутника — Левенворт и Валла-Валла. Оба названы в честь известных в древности американских тюрем, что, согласитесь, со всех точек зрения представлялось вполне логичным. Орбитальная станция, сторожившая планету-тюрьму, носила в высшей степени легендарное, но неудачное название PQ-17. Она контролировала космос в окрестностях планеты и была «подвешена» в точке либрации, то есть таком месте, где сила притяжения планеты Даннемора уравновешивалась силой притяжения Левенворта, самого массивного спутника. Непосредственный мониторинг поверхности планеты осуществляли автоматические зонды в количестве двадцати четырёх штук.
«Наварин» изображал из себя невооружённую яхту, преследуемую злым пиратом. Нетрудно догадаться, что роль последнего исполнял «ДнепроГЭС». Забивая весь эфир матерной бранью, Ужас требовал от Шерстяного остановить корабль и пустить на борт абордажную партию. Последний, разумеется, устремился к орбитальной станции PQ-17, хныча на ходу и требуя защиты. «ДнерпоГЭС» пыхкал в сторону беглеца своими протонно-лучевыми орудиями и, разумеется, не попадал. В эфире мало что можно было понять, поскольку оба корабля ставили мощные широкочастотные помехи; мы — казаки — во все времена уделяли большое внимание радиотехническому оснащению своих кораблей.
Когда «Фунт изюма» вышел из «схлопа» в том секторе, где находились оба корабля немногое можно было разобрать, до такой степени планшетные мониторы оказались «засвечены» помехами, поставленными участниками бойни. Схватка пирата и богатого путешественника выглядела в высшей степени натурально. Как бы там ни было, парни на PQ-17 купились с потрохами на разыгранную перед ними мизансцену и выпустили в атаку на пирата плутонг истребителей. А что им оставалось делать? У «цивилизаторов» в Кодификаторе Воинских Преступлений есть статья, предусматривающая ответственность за оставление гражданского судна в опасности.
И вот тут-то началось всякое. «Цивилизаторские» перехватчики выпустили дюжину ядерных ракет большого радиуса действия — оптимальное оружие для сражения на значительном удалении, поскольку пучковым оружием довольно трудно поражать цели с ничтожными угловыми размерами. Надо ли говорить, что наши корабли сбросили облака надувных ложных целей и поставили перед собою плазменные завесы, ослеплявшие автоматику наведения противника. Прежде чем перехватчики разобрались в происходившем, один из них был уничтожен «Наварином», тем самым кораблём, который просил у него защиты. Дальше стало только интереснее. Когда бой перешёл в манёвренную фазу на малом удалении, «ДнепроГЭС» показал свою прекрасную тяговооружённость, а Ужас — мастерство пилота. Как известно, мастерство не пропьёшь и на дороге не потеряешь.
Обстрел протонно-лучевыми пушками вызывает сверхкритический разгон реакторов двигательных установок, поэтому корабль с любым типом энергетики оказывается вынужден резко снижать их мощность. Хотя это оружие считается довольно слабым, прежде всего из-за незначительности причиняемого прямого ущерба, его всё же следует признать весьма коварным. Перехватчики «цивилизаторов» за отсутствие таких орудий заплатили дорогую цену. «ДнепроГЭС» одного за другим заставил оставшиеся корабли сбросить скорость, после чего Радаев спокойно и методично расстрелял слабобронированные цели, лишившиеся возможности манёвра. Должно быть, дежурная смена на PQ-17 зубами скрежетала, глядя на это избиение имбецилов, и дабы помочь первому плутонгу выпустила второй. Но тут подтянулась вторая пара наших вооружённых кораблей. Мой бортовой компьютер насчитал более двух десятков разрывов ракет с термоядерными боевыми частями, однако, ни один из четырёх наших кораблей не заявил о повреждении. Между тем Радаев за четверть часа методично обратил в ядерную пыль четыре обездвиженных перед тем перехватчика; шестой, правда, всё же сумел удрать, но недалеко. Он присоединился ко второму плутонгу и вернулся на место боя.
К этому моменту противник уже лишился всех тех преимуществ, что обуславливались его численным превосходством. Семеро истребителей, расстреляв свои ракеты, мало что могли противопоставить четырём нашим кораблям межзвёздного класса. Каждый из них нёс на борту пучковое оружие, между тем, истребители могли лишь атаковать их разрывными снарядами из кинетических пушек, имевших маленький радиус поражения и ограничение по скорости маневрирования цели. Таким оружием, может быть, и можно было причинить ущерб медленному грузовому кораблю или пассажирскому лайнеру, но против наших приёмистых «лошадок» они оказались бессильны. Не будет преувеличением сказать, что кинетические пушки вообще не могли представить для наших кораблей сколь-нибудь серьёзную угрозу.
За десять минут манёвренного боя на близкой дистанции «ДнепроГЭС», «Наварин» и «Таллин» (с одной буквой «н») раскрошили ещё пять «цивилизаторских» истребителей. Шестого удачно добил «Джосер», оказавшийся, кстати, самым слабым кораблём нашей группировки. Тем не менее, он вполне справился со своей ролью, отвлекая на себя внимание противника, и деятельно изображая «шаги за сценой».
Один истребитель «цивилизаторов» — единственный спасшийся из двух плутонгов — вернулся на базу. Не нашёл более безопасного места, дур-р-рачина!
А зря не подсуетился. Я бы на его месте метнулся куда-нибудь на Левенворт или Валла-Валла, упал бы в какой-нибудь цирк или кратер, закопался бы под бархан и именно там дожидался бы подхода подкреплений.
Короче, когда «Наварин», «ДнепроГЭС», «Джосер» и «Таллин» (с одной буквой «н») подступили к PQ-17, орбитальная станция немногое смогла им противопоставить. Конечно, доблестные тюремщики послали в соседний Карагон сигнал помощи, закрылись в отсеке-убежище и даже принялись бойко отстреливаться противометеоритными пушками, но не могло быть никаких сомнений в том, что это всего лишь агония. Я даже удивился, как это полицейские не догадались выйти в космос в скафандрах и открыть ураганный огонь из рогаток, поскольку с точки зрения оценки боевой эффективности нет никакой разницы между стрельбой по боевому кораблю из противометеоритной пушки и рогатки. На дальности тысяча километров огонь противометеоритной пушки абсолютно ничем не может грозить быстро перемещающемуся кораблю, тем более, если этот корабль несёт все виды активно-пассивного бронирования.
Пока «Наварин», «Джосер» и «Таллин» (с одной буквой «н») методично сжигали PQ-17, Ужас на «ДнероГЭС»-е помчался к Даннеморе. Выйдя на эллиптическую орбиту с сильным эксцентриситетом, он «зарылся» в плотные слои атмосферы, опустившись в нижней точке до высоты чуть более ста километров. Конечно, он потерял на этом скорость, но получил прекрасную возможность пройти через ряды автоматических спутников, занятых мониторингом поверхности. Благодаря этому всего за один такой проход Ужас сжёг четыре зонда.
Тем самым он расчистил коридор, в который мог нырнуть «Фунт изюма», не боясь того, что место посадки засекут автоматы-разведчики. Когда с задержкой в полчаса мы появились у входа в посадочный коридор, станция PQ-17 не контролировала обстановку в околопланетном пространстве, ввиду полученных ею фатальных повреждений, а обломки расплавленных зондов уже успели остыть. Они не представляли для нас ни малейшей угрозы.
Опускались мы на Даннемору круто, можно сказать, падали по баллистической кривой. Плазменное облако в атмосфере безжалостно подкоптило полированный керамический нос «Фунта изюма». На последнем этапе, на высоте тридцати километров, я начал активно подтормаживать. Быстро и легко погасив набранную скорость, я перевернул «Фунт изюма» дюзами вниз и на высоте в пять условно-земных километров повёл его вдоль береговой черты, работая прямоточными двигателями.
Мы вовсе не собирались садиться на сушу. Ха-ха, в этом-то заключалась милая и остроумная задумка Хайри Маус, убедившая меня в том, что с головой у этого гермафродита всё в порядке. При посадке на заросший тропическим лесом континент, нас легко бы заметил первый же автоматический зонд, посланный на замену сбитым. Место нашей посадки выдаст выжженная проплешина, да и сам семидесятиметровый корабль всяко окажется несколько больше самой большой иголки.
Поэтому мы опустились в океан почти в километре от берега, там, где глубина шельфа достигла ста метров. Выпущенные опоры надёжно оберегали дюзы посадочных двигателей от соударения о дно, а весёлая океанская волна накрыла нас своим пенным барашком. Под тридцатиметровой толщей воды, укрывшей керамический нос «Фунта изюма», мы могли не бояться бдительного ока «цивилизаторов», нацеленного на планету.
Красиво получилось, технично, надёжно и нестандартно. В хорошем значении этого слова.
Примерно час ушёл на то, чтобы дождаться пока осядет на дно взмутнённый ил. После этого мы получили возможность оглядеться и адаптироваться к силе тяжести. Увеличенное притяжение казалось почти незаметным, даже Натс сказала, что не чувствует его. Однако, я прекрасно знал, что за такими поспешными оценками скрывается лишь субъективность человеческого восприятия: на самом деле люди устроены так, что в условиях увеличенного притяжения они очень быстро устают носить даже самих себя. Если человек в детстве не жил на планете с повышенной силой тяжести, в зрелом возрасте у него мало шансов полностью адаптироваться к увеличенному весу собственных внутренних органов. Физиология, однако!
Так что обольщаться на сей счёт не стоило. У меня был за плечами немалый опыт работы на планетах с увеличенной по сравнению с земной силой тяжести и я никаких иллюзий на сей счёт не испытывал.
Согласно заранее выработанному плану, мы выпустили небольшой буй, которому надлежало сыграть роль нашего часового: на его борту находилась система контроля за водной поверхностью, а также мощная радиостанция, которая должна была послужить резервным каналом для связи с товарищами, оставшимися в космосе. Кстати, после расстрела PQ-17 вооружённые корабли нашего куреня должны были сбросить на Валла-Валла станцию-ретранслятор, для обеспечения сверхсветовой связи с нами, а «Таллин» (с одной буквой «н») — сесть на Левенворт и, используя голографический проектор, замаскироваться. В случае каких-то фатальных неприятностей, обуславливавших невозможность взлёта «Фунта изюма» с Даннеморы, Павлу Усольцеву надлежало осуществить нашу экстренную эвакуацию.
Впрочем, что там делали товарищи в космосе, нас сейчас беспокоило мало. В этой операции каждый имел свою задачу и исполнял свой манёвр. Нам же надлежало высадиться на сушу. Высадку мы осуществили методом всплытия в легководолазном снаряжении. Первым, как нетрудно догадаться, пошёл Костяная Голова, человек, который всегда выступал щитом и мечом нашего куреня. Он управлял мини-торпедой, игравшей роль тягача нашего подводного каравана. К торпеде крепились три вместительных контейнера с уложенным в них снаряжением для действий на суше. А уж к самим контейнерам прицепились все мы, то есть десант.
Пандус, с которого мы сходили, располагался на отметке «семьдесят пять метров», таким было расстояние до поверхности океана. Принимая во внимание увеличенную силу притяжения, создававшую дополнительное давление воды, следовало признать, что всплытие с такой глубины явилось непростым испытанием для каждого из нас. Дышать оказалось практически невозможно — грудь словно сдавило прессом. Хорошо, что наши акваланги имели элементы искусственного интеллекта и могли осуществлять принудительную вентиляцию лёгких; без этого, честное слово Даннемора увидела бы только всплывшие трупы. Когда началось движение, выталкивающая сила развернула всех вверх ногами, так что бОльшую часть пути мы проделали с чувством крайнего неудобства, когда казалось, что от прилившей к голове крови лопнут глаза. Если бы наши руки не были предусмотрительно пристёгнуты к контейнерам, честное слово, всех бы нас разнесло в разные стороны и я сильно сомневаюсь в том, что после всплытия мы смогли бы отыскать друг друга.
«Фунт изюма» нырнул под воду на расстоянии чуть более восьмисот метров от береговой линии — эту дистанцию мы покрыли благодаря буксиру достаточно быстро. Хотя, конечно, из-за разного рода неприятных мыслей путь до берега показался много длиннее, нежели был на самом деле. Океан оказался совершенно чёрен и его чернильную темноту фонари на шлемах оказались не в силах разогнать. Пока мы тащились в его глубинах, фантазия старательно работала над образами разнообразных гадов, наполнявших бездну. Ежели «цивилизаторы» населили континенты генетически модифицированными приматами, то что им может помешать населить морские глубины модификантами акул или доисторических рептилий?
По счастью нас никто не разодрал, не скушал и даже не утопил. Да и само предположение о существовании подводных чудовищ так и осталось смелой догадкой. Наш подводный караван вполне благополучно достиг рифового пояса, отстоявшего от берега в сотне метров; там мы всплыли, преодолели полосу ревущего прибоя и очутились в сравнительно тихой прибрежной зоне. Подгоняемые вперёд небольшими волнами, буквально через пару минут, все мы выползли на низкий галечный берег, выволокли контейнеры и обессиленно повалились у самой кромки воды.
У меня и Костяной Головы ещё хватило сил на то, чтобы отстегнуться от контейнеров самим и отстегнуть спутников.
— Когда всплыли перед рифами, меня так тряхнуло, что я испугалась, будто руку оторвёт, — проговорила Хайри Маус, освободившись от маски.
Это были первые слова, сказанные после высадки. Почему-то они запечатлелись в моей голове. Наверное потому, что я ощущал странное раздражение от всего окружавшего нас. Во-первых, пляж, на который мы высадились, оказался далеко не пляжем; под ногами находились выбитые зубы дракона, не иначе. Острые, ребристые камни через тонкую резину ласт больно впивались в ступни при каждом шаге. Во-вторых, после всплытия с глубины семьдесят пять метров я чувствовал себя много хуже, чем предполагал. И, наконец, в-третьих, мир Даннеморы при взгляде на него собственными глазами, показался мне куда менее гостеприимным, чем я ожидал.
Прямо скажем, мир этот был весьма мрачен.
Лучи тусклого, далёкого светила едва пробивались сквозь густую низкую серую облачность. Тёмный цвет облаков меня сразу насторожил: такие обычно можно видеть на планетах с сильно развитой индустрией, либо активной вулканической деятельностью. Очевидно, что в случае с Даннеморой на первое рассчитывать не приходилось. А второе у всякого вменяемого человека всегда вызывает тревогу. Океан в свете блёклой звезды казался свинцовым, а насыщенный необычными запахами воздух душил, точно тампон из ваты, засунутый в ноздри. Холода не ощущалось, скорее было парко и в целом как-то очень не комфортно.
— Здесь — что? — всегда так мрачно? — осведомилась Ольга Анатольевна, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Это всего лишь вопрос привычки… — негромко буркнул Ху-Яобан. Лицо его сделалось землистого цвета, видать, прогулка под водой не пошла на пользу тонусу.
Ещё четверть часа назад десант наш казался бодр и весел, сейчас же народ несколько приуныл. Наверное, каждый прикидывал каким же испытанием окажется возвращение обратно под воду. Словно бы прочитав мои мысли, Натс обронила:
— На обратном пути тоже придётся нырять…
— Утешиться можно тем, что не всем суждено вернуться, — язвительно отозвалась Хайри Маус.
— Тьфу на тебя, дура! — взвился Нилов, он же Нильский Крокодил. — Не шути так, не гневай Бога!
За десять минут мы вскрыли наши контейнеры, облачились в походные костюмы и броню, собрали лёгкий геликоптер, которому отводилась в наших планах весьма важная роль. Ажурная машина с двумя небольшими соосными винтами не являлась вертолётом в классическом понимании, скорее это был летательный аппарат комбинированного типа с мощным днищевым вентилятором. В условиях Даннеморы геликоптер мог поднять четырёх человек, но ввиду того, что в него мы сложили значительную часть наших припасов и большую надувшую лодку, больше двух человек разместиться на его борту уже не могли. Вообще же основная задача летательного аппарата в наших планах сводилась к разведке, а вовсе не транспортному обеспечению. Пилотировать геликоптер предстояло Нильскому Крокодилу.
Всем же прочим предстояло двигаться своим ходом: либо пешком, либо посредством использования «цурюп» — индивидуальных реактивных двигателей, носимых за плечами. Все легководолазные костюмы, кроме двух, спрятанных на всякий случай в геликоптере, мы закопали на пляже, заминировав схрон и отметив его местоположение изотопным маркером. Распределив оружие и «цурюпы», я определил порядок движения:
— Считается, что мы находимся на побережье самого восточного из трёх континентов Даннеморы, известного под названием Ист-Блот или, если говорить по-русски, Восточная Клякса. Я говорю об этом предположительно, поскольку карт Даннеморы мы так и не сумели отыскать, а значит картографированием будем заниматься по мере продвижения по планете. Нильский Крокодил на геликоптере осуществляет разведку по курсу с отрывом до пяти условно-земных километров. Мы скачем при помощи «цурюп» с шагом в триста-пятьсот метров. Двигаемся группой, не разделяемся, не отделяемся, один подле другого. Вся группа следит за местом посадки авангарда и опускается подле. В авангард идут — Инквизитор и Костяная Голова. Хайри Маус, Сергей Лазо, Ола, Натс и ваш покорный слуга двигаются в составе основной группы. Связь поддерживаем на частоте «Эль-двадцать». Проверили переговорные устройства… Попрыгали… Ничего не звякает, очень хорошо… Ну а теперь, орлы, пошли что ли прочь отсюда?
И мы тронулись вглубь самого восточного из трёх континентов.
По предварительным расчётам мне удалось посадить «Фунт изюма» в четырёх градусах к северу от экватора Даннеморы. Именно в этих местах, если верить рассказу Ху-Яобана, ему пришлось тянуть свою тюремную лямку. Покинул Серёжа Лазо сию негостеприимную обитель не так давно — всего-то четыре условно-земных года назад. Это обстоятельство вселяло надежду на то, что за прошедшее время климат, природа и тюремное сообщество не изменились до неузнаваемости.
Меня несколько тревожило то, как наша группа сумеет воспользоваться заплечными двигателями. Если у всех казаков имелся практический опыт по управлению «цурюпами», то у Хайри Маус, Наташи Тихомировой и Серёжи Лазо такого опыта не было. Конечно, пилотажный блок с элементами искусственного интеллекта в значительной степени повышал безопасность полётов, но тем не менее, занятие это оставалось довольно рисковым. Каким бы сообразительным не был компьютер, даже неправильная постановка ступни при посадке могла привести к серьёзной травме пилота. Конечно, все новички должным образом изучили теорию такого рода пилотажа, но возможности попрактиковаться никто из них не имел. Я сам прекрасно помнил весьма своеобразное ощущение от первого полёта с заплечным двигателем, когда мгновенный бросок на высоту тридцати метров буквально лишил меня дара речи.
Геликоптер, застрекотав винтами, ушёл в небо, за ним последовали и мы. В наушниках раздались визги и шутки; люди всегда склонны эмоционально комментировать такого рода необычные впечатления. Я зашипел на своих дорогих друзей, потребовав тишины. Не прошло и минуты, как мы опустились на вершине отлогого выступа скальной породы метрах в трёхстах от береговой черты. Первый прыжок прошёл удачно — никто не упал, ничего не подвернул и даже не попросился по малой нужде, что было бы вполне логично в свете испытанной эмоциональной нагрузки.
Опустив на лицо маску фотоумножителя, я принялся рассматривать расстилавшийся вокруг пейзаж, увеличивая где надо изображение. Гряда скал, на которой сейчас находилась наша группа, тянулась вдоль океана, постепенно повышаясь к северу. Должно быть где-то за горизонтом она превращалась в горную цепь. Прибрежная полоса, только что успешно преодолённая нами, казалась безжизненной, между тем как открывшаяся взору равнина, уходившая на три стороны света сколь хватало глаз, выглядела сущим уголком рая.
По характеру растительности я бы назвал этот район лесостепью. Высокие деревья, в которых угадывались магнолии и секвойи, располагались небольшими островками на равнине, поросшей густой травой. Впрочем, травой эту растительность следовало называть весьма условно — это были сородичи тростников и папоротников высотою в человеческий рост. Их покров оказался столь густым, что с того места, где мы находились невозможно даже было понять, растут ли они из болота или твёрдой почвы.
— О-бал-деть! — только и проговорил Костяная Голова, как и я рассматривавший пейзаж сквозь фотоумножитель. — Идеальное место для партизанской войны! Казаки-разбойники, герилья и реконкиста в одном флаконе!
— Ну что, Серёжа Лазо, узнаёшь ты родные пенаты? — осведомился я у нашего поводыря.
— Ни хрена не узнаю, — буркнул тот. — Надо искать вулкан с раздвоенной вершиной. От него в километрах трёх наше ранчо.
Н-да, хороший совет, что и говорить! Особенно принимая во внимание то обстоятельство, что никаких гор, а тем более вулканов окрест не наблюдалось.
— Крокодил, ты видишь вулкан? — спросил я на всякий случай Нилова, который по сравнению с нами имел лучший обзор.
— Сдаётся мне, что на самом горизонте, на северо-западе, есть что-то похожее, — раздался в наушниках голос Нильского Крокодила. — Во всяком случае оттуда нагоняет облачность с сильным запахом серы. А вообще, воздух здесь зело вонюч! Я подвинусь, пожалуй, километров на десяток к северу, может, оттуда и смогу что-то увидеть…
Мы некоторое время обсуждали, не двинуться ли нам вглубь континента, но все рассуждения на сей счёт оборвал Нильский Крокодил, сообщивший, что видит перед собою на расстоянии километра дельтапланериста.
— Он обязательно приведёт нас к жилищу, — разумно заключил Сергей Нилов, и нам осталось только с ним согласиться. — Давайте, подтягивайтесь ко мне вдоль побережья на север.
Мы резво запрыгали по живописным вершинам скал. Океан всё время оставался справа, а равнина с буйной растительностью — слева от нас. Мой топопривязчик с фотонным гироскопом, которым я пользовался для внесения данных о наших перемещениях в переносной компьютер, показал, что за пять минут мы преодолели чуть более девяти километров. Никакой живности, за исключением пары птиц, шарахнувшихся от нас в сторону прибоя, мы не увидели. Нилов на геликоптере болтался где-то впереди и выше нас; взлетая вверх, мы имели возможность видеть его, но опускаясь вниз, теряли из вида.
Тут Нильский Крокодил сообщил, что дельтапланерист сел и он хорошо рассмотрел куда именно.
— Довольно любопытное место, — пояснил Сергей, — Высокая скала с плоской вершиной, господствует над местностью. Сдаётся мне, что в ней понаверчено дырок, её верхушка, как сыр. От вас она в семи километрах, подтягивайтесь сюда, сами посмотрите.
Через несколько минут мы приблизились к упомянутой скале на расстояние прямой видимости. Больше всего это необычное геологическое явление напоминало собою перевёрнутый вверх дном стакан; сходство усиливалось почти идеальной ровностью боковых стенок. Не вызывал сомнений факт высокой популярности этого места у аборигенов — скала оказалась местом плотнонаселённым. Из многочисленных дыр, пробитых в средней и верхней её частях, выглядывали люди, явно привлечённые шумом винтов геликоптера. Благодаря увеличению фотоумножителя можно было рассмотреть ступени, пробитые ко входам, а также верёвочные лестницы, брошенные в тех местах, где ступени, очевидно, пробить не удалось.
— Прям какой-то скальный монастырь, — проговорил Ильицинский, разглядывая необычное поселение, — Ни дать не взять — египетские столпники!
— Колония тут обосновалась довольно большая, на одной только видимой стороне двадцать две норы! — добавил Константин Головач. — Наверняка, внутри скалы ходы пересекаются и там настоящие катакомбы устроены. Тут можно и пятьдесят человек спрятать, и сто. Что это за место, Лазо?
— Не знаю, — пожал плечами тщедушный китаец. — В мою бытность здесь, никто на скалах ранчо не строил. Строили в лесу, на равнине. Лес вывалить проще, чем скалу рубить.
— Ну, судя по цвету, это не гранит, а песчаник, рубить его достаточно просто, — резонно заметила Хайри Маус, — Но народ на такую верхотуру забился явно не от хорошей жизни! Видать, геноцвалы народ-то допекли. Кто, кстати, тут у вас жил: геноцвалы или какие-то другие гады? Я никак не могу запомнить…
— Геноцвалы, геноцвалы, запомнишь ещё, — ответил Серёжа Лазо и с ухмылкой добавил. — Как в первый раз навалишь от страха в штаны, так сразу и запомнишь… на всю оставшуюся жизнь!
Нильский Крокодил, облетев вершину скалы, заверил нас, что там пусто и потому высадка не представит затруднений. Теоретически, по крайней мере. Судя по показаниям фотоумножителя, скала была довольно высокой — шестьдесят семь метров. Для полёта на «цурюпе» такая высота представлялась довольно опасной, поскольку заплечный ранцевый двигатель обладал весьма низкой устойчивостью и склонностью к опрокидыванию. Вообще, ими пользовались для перемещений над самым грунтом, и обязательно при условии отсутствия порывистого ветра.
— Обращаю внимание новичков на опасность бриза, дующего в сторону океана, — проговорил я. — Рывок ветра способен без труда опрокинуть человека с заплечным двигателем. Поэтому подъём надлежит осуществлять как можно быстрее, с максимальным ускорением. Смотрите, как это проделают Костяная Голова и Инквизитор.
Наша авангардная пара резко рванула вверх и, описав впечатляющую дугу, опустилась на вершину скалы, похожей на перевернутый стакан. После того, как там высадились первые казаки, к ним присоединился и геликоптер. Шум его винтов стих на вершине.
— Страшновато как-то, — вздохнула Наташа. — Это ж высота двадцатиэтажного дома! Или даже выше…
— Не бойся, тебе понравится. — с улыбкой проговорила Ола, явно намереваясь придать девушке больше уверенности. — Немного похоже на оргазм…
— На оргазм?! — поразилась Наталья. — Лететь по воздуху без опоры на такой высоте похоже на оргазм?
— Ну… неудачно выразилась. Это примерно как прыгать без парашюта. Прыгала, когда-нибудь?
— Без парашюта?! — теперь, судя по интонации, Наталья ужаснулась.
— Гм-м-м, понятно, стало быть, не прыгала… — Ола покрутила головой и, не мудрствуя лукаво, заверила Наталью. — Короче, ты попробуй один раз — тебе понравится. Потом за уши не оттащишь, гонять будешь, как завзятый гонщик на «цурюпах»!
И с этими словами она включила двигатель, зависнув над грунтом. Наташа глянула на меня, я выдавил из себя ободряющую улыбку. Затея с привлечением её в наш десант мне не нравилась с самого начала. Вот врежется сейчас наш зеленоглазый ангел в скалу, чем мы её отшкрябывать станем?
Однако, Наташа не врезалась. Она неожиданно ловко взлетела вверх, благополучно обогнала Ольгу Анатольевну, и не прошло десятка секунд, как её подхватил на вершине Константин. Хайри Маус благополучно упала в руки Инквизитора, а Серёжа Лазо удачно опустился подле безо всякой подстраховки. Я прибыл замыкающим, убедившись, что все достигли вершины без происшествий.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что вершину скалы разровняли искусственно. Диаметр получившегося почти круглого пятачка составил, должно быть, метров двадцать; в одной его части находился водоём, явно предназначенный для сбора дождевой воды, а в другой — небольшая выгородка, сложенная из грубо вытесанных камней. Заглянув за этот символический заборчик, едва достигавший середины моего бедра, я увидел три аккуратно сложенных дельтаплана. Дабы порывы ветра не сдвинули их с места, все они оказались прижаты массивными камнями.
— У ребят явные проблемы с поставкой материалов, — задумчиво проговорил Евгений Ильицинский, как и я, рассматривавший необычное средство передвижения. — Вместо трубок для каркаса они использовали бамбук, или что-то на него похожее. Но сам ход мысли, конечно, заслуживает уважения. На таком утлом летательном судне перемещаться в атмосфере планеты с силой притяжения одна и двенадцать сотых земной… кх-м-м!.. молодцы, ребятки.
Уже первый осмотр показал, что никакого хода, ведущего на вершину изнутри скалы, не существовало. Сюда можно было попасть только взобравшись по ступеням, прорубленным в наружной стене. Не прошло и минуты, как над краем появилась голова пожилого бородатого мужчины, опасливо посмотревшего в нашу сторону.
— Поднимайтесь сюда, мы не причиним вам хлопот, — пообещал я.
Через секунду сухой, очень жилистый дедок в комбинезоне не по росту легко запрыгнул на вершину и бесстрашно застыл на самом краю семидесятиметрового утёса.
— Меня послали узнать кто вы такие и чего хотите, — обратился он к нам на довольно приличном русском языке.
Именно при таких довольно прозаичных обстоятельствах мы и познакомились с жителями Даннеморы.