Дорога на Даннемору (СИ)

9

Створ открывшегося темпорального демодулятора чернел какой-то невероятной чернотой… Исчезли все звуки, остановились все движения… Мир вокруг точно оцепенел. Раньше я этого как-то не замечал, а теперь вот заметил.

Лицо альбиноса казалось безмятежным, хотя, возможно, такое впечатление являлось лишь следствием общей невыразительности черт, присущей блондинам. Секунду или две он немо таращился на меня, точно не узнавая, затем быстро оглянулся, задержал взгляд на спецназовце в роботизированных доспехах, на телах застреленных мною гамарджопов. Кривая недобрая улыбка поползла по его губам.

— В прошлый раз ты потерял патроны под лестницей, — не без сарказма в голосе проговорил Ксанф. — Теперь они у тебя просто закончились. Ты понимаешь, что жизнь твоя — тупая и никчёмная — закончится сейчас очень быстро и напрасно, если я не вытащу тебя отсюда. Ты думаешь, что я, типа, санитар Вселенной или вроде Айболит какой-то, раз скачу по миллионам парсек и тысячелетиям, спасая твою задницу? Именно задницу, поскольку душу твою не спасёт уже никто и ничто…

— А я тебя об этом одолжении не просил. Чего ты сюда притащился, коли жизнь моя такая тупая и никчёмная? — огрызнулся я. В другой бы ситуации я, быть может, и не обратил внимания на личный выпад, но в тот момент у меня слишком сильно болела грудь и потому я был зол не на шутку.

— Ты чем, вообще, занят, придурок? — закричал Ксанф. — Почему ты находишься здесь, на Даннеморе? Какой леший принёс тебя сюда, а-а?! Ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты занят совершенно бесцельным и бесполезным делом?!

— Почему это «бесцельным»?

— Ты меня об этом спрашиваешь? Это ты ставишь перед собою самые безумные задачи и ретиво начинаешь их исполнять. Кто тебе сказал, что ты должен был притащиться на Даннемору?

— Я никого не спрашивал. Я сам себе голова!

— Оно и видно. И скоро твоя безумная голова окажется с дырой размером в кулак! Раньше я думал — у тебя контузия в полбашки, теперь — вижу — не-е-ет, по самые колени.

Не знаю, что ещё собирался сказать мне Ксанф и вообще каковую цель преследовал он своим появлением здесь: выяснить это мне не удалось. Потому что я совершенно спонтанно сделал то, чего делать, вроде бы, вовсе и не думал — с подшагом ударил альбиноса левым кулаком по печени, подсёк ногой и бросил на траву. А затем шагнул в чёрный зев темпорального демодулятора.

Хорошо падать лицом в подушку. В сугроб тоже неплохо, может, и прохладно, зато весело. Гораздо хуже со всего размаху приложиться собственным таблом к столу или камню. В последнем случае возможны совсем нелирические последствия.

Примерно так успел подумать я, приходя в себя от энергичного удара лицом о решётку. Решётка располагалась горизонтально, из чего можно было заключить, что и сам я лежал. Хотя чувства падения не испытывал.

Вцепившись пальцами в решётку, я дёрнул её пару раз, не знаю даже и для чего. Упершись руками в пол, попытался приподняться. Получилось. Сев, я с некоторым удивлением обнаружил, что нахожусь в просторном круглом зале, отгороженный от окружающей обстановки стеклянной стеной. А через стекло на меня немо взирали лица пяти человек: двух мужчин и трёх женщин.

Люди не выглядели агрессивно, что само по себе уже было очень хорошо. Никаких там тяжёлых доспехов, длинноствольных «ариведерчи, мачо» и прочих аксессуаров высокотехнологичной цивилизации. Все в длинных белых одеждах, чем-то неуловимо похожие на Ксанфа — такие же субтильные и тонкокостные — в другой ситуации они могли бы показаться милыми людьми, но только не мне и не сейчас.

— Что ли, здравствуйте! — я помахал рукой.

Ответа не последовало. Впрочем, альбиносы принялись оживлённо что-то обсуждать, только я не мог слышать их голоса из-за стеклянной стены.

Первое правило проведения конфликтных переговоров гласит: оружие всегда должно быть заряженным; если у вас кончились патроны, зарядите оружие при первом же удобном случае. Пользуясь появившейся возможностью, я извлёк запасные обоймы, перезарядил пистолеты и без лишних затей выстрелил в стекло напротив. Разумеется, повыше голов, поскольку убивать я никого не хотел. Хватит на сегодня убийств…

Стекло рассыпалось прозрачным весёлым дождём, перепуганные люди в белом повалились на пол. Не совсем, стало быть, дураки, уважают казаков с оружием. Это мне понравилось.

Я прошёл в ту часть помещения, где находились люди в белом. Такому проницательному атаману, как я, не составило большого труда догадаться, куда же это он попал. Помещение явно являлось постом управления, хотя и довольно нетрадиционной архитектуры. Затрудняюсь сказать, чем этот пост мог управлять. Рабочие места персонала находились в больших подвижных креслах без опор, явно на магнитных подушках; во всяком случае они висели в воздухе, не касаясь пола. В подлокотниках кресел находились голографические проекторы, дававшие трёхмерные изображения на экраны, расположенные прямо перед креслами, причём, экраны эти оказались довольно необычными: я провёл рукою по одному из них и он расступился перед нею, а затем сомкнулся, пропустив плоть. Непонятно было, благодаря какому физическому принципу удалось реализовать такой необычный эффект. Во всяком случае, никаких плёнок или поверхностей, на которые можно было бы проецировать изображение, рука не ощущала. Выглядело это довольно забавно, и при взгляде на необычный экран сразу приходила на ум ртуть — если кому-то приходилось опускать палец в стакан с ртутью, тот поймёт мою аналогию.

Впрочем, к тому моменту, когда я приблизился к креслам, экраны перед ними погасли, сделавшись тёмно-серыми. Понятно почему это случилось — хозяева кресел находились на полу, а для авторизации необходимо было, что бы пользователи находились в креслах.

Я поднял за шкирятник одного из белокожих мужчин и, удерживая на весу, приблизил к его лицу ствол «чекумаши».

— По-русски понимаешь? — на всякий случай вежливо поинтересовался я.

— Понимаю, — слабым голосом ответил мужчина.

— Что это такое знаешь? — я покачал пистолетом.

— Знаю, — севшим голосом пробормотал человек и откашлялся.

— Садись в своё кресло, включай экран. — приказал я.

— Я не стану этого делать! Можете меня убить, — просто проговорил мой вынужденный собеседник.

— Ты изучал теорию интенсивного допроса?

— Нет.

— Я вижу, что нет, иначе бы так не ответил. Зато изучал я…

Бросив болтуна на пол, я схватил его за запястье левой руки, мгновенным рывком подогнул кисть и с силой воткнул его локоть в пол. Под воздействием веса моего тела сила удара получилось вполне достаточной для того, чтобы сломать пястные кости несговорчивого собеседника у самого основания. Быстро, просто и эффективно.

Альбинос взвыл, а его сотоварищи испуганно воззрились на нас — они явно не поняли смысл происшедшего. Стало быть, они вообще ничего не понимали в допросах. Что ж, тем хуже для них!

— Хватит орать! — строго сказал я, опять приподнимая мужчину за шиворот. — Как тебя зовут?

— Карлтобрильян.

— Ужас, что за имя. Но надо запомнить, где-нибудь процитирую. Я стану называть тебя просто «Карл», — резюмировал я. — Итак, Карл, я знаю, почему ты не боишься смерти. Ты считаешь, что Хозяин Времени — кто бы он ни был — непременно оживит тебя. Восстановит события за минуту до убийства и каким-то образом изменит их последующее течение. Да? Почему молчишь? Если будешь молчать, я пальцем разорву тебе левую щеку до уха. А затем правую!

— Да, — с готовностью кивнул Карлтобриьян. — именно поэтому я не боюсь того, что вы меня убьёте.

— Прекрасно, я рад, что ты всё ещё адекватен. Однако этот самый Хозяин Времени не может отменить страданий, переживаемых тобою сейчас. Правильно?

— Правильно!

— А что это означает? Что он не всемогущ, верно?

— Это означает совсем другое: сейчас реализуется тот вариант настоящего, в котором ты меня не убиваешь. А если бы ты меня убил, то тогда я остался бы жить в том варианте, в котором… — мой собеседник запнулся. — В котором проведена редакция прошлого из будущего.

— Ага-а-а… — только и сказал я.

Признаюсь, лишь много позже я понял всю ценность услышанного. В ту же минуту я просто растерялся, поскольку «Карл» сказал совсем не то, что я рассчитывал от него услышать. Однако, кому как не мне, отличнику боевой, подрывной и специальной подготовки не знать, как надлежит допрашивать пленных! Прежде всего — это контроль ситуации. И не позволять отвлекать себя сопутствующими разговорами.

— Быстро в кресло! — повторил я приказ, отданный прежде. — Активировать экран!

На этот раз Карлтобрильян спорить не стал. Живо поднявшись, он сел в одно из кресел, положил правую руку на подлокотник. Через секунду серая плёнка перед ним осветилась нежным голубым светом и появилась картинка.

Очень интересная, я бы даже сказал, занимательная. Вот только совсем мне непонятная. Изображала она алую сферу, которая равномерно и неспешно поворачивалась вокруг вертикальной оси. Картинка была трёхмерной, в ней чувствовалась перспектива, протяжённость вглубь объекта, подобная той, которая возникает когда смотришь сверху в ведро или кастрюлю. Всю поверхность поворачивавшейся сферы хаотично покрывали разноцветные точки — белые, синие, чёрные — и никакой системы в их расположении не существовало.

Несколько секунд я рассматривал странное зрелище.

— Что это за хрень? — голос мой, должно быть, прозвучал зло, потому что «Карл» вздрогнул и поспешил объяснить:

— Контекстная сфера с совокупностью реализаций.

И угодливо посмотрел мне в глаза. Если бы он улыбнулся, я бы шваркнул ему кулаком в пятак, но собеседник, видимо, и не думал шутить; стало быть, после перелома руки всё про меня понял правильно.

Я коснулся пальцем экрана и алая сфера моментально застыла. Под пальцем моим показалась чёрная точка, рядом с которой тут же появилось всплывающее меню. Очень хорошо! Хотя, по-прежнему совершенно непонятно. В окошке оказался набор греческих символов и арабских цифр. Никаких ассоциаций увиденное не вызывало, потому я с присущим мне лаконизмом спросил:

— Что это?

— Это произвольная реализация с набором характеристик, описывающих её…

— Н-да? А что обозначает, скажем, величина «тау»?

— Это градиент темпорной напряжённости…

— Гм… — я чувствовал, что непонимание только усиливается. — А «тэта»?

— Скалярная разность потенциалов.

— Угу, — я задумался, но ненадолго, поскольку долго думать никогда не умел. — А вообще это что такое? Из какого раздела науки?

«Карл» вжался в кресло. По-моему, он ждал, что сейчас я начну рвать его в клочья.

— Это не раздел науки. Это программа расчёта темпорных координат для… для транспликации…

— Говори по-русски!

— Я пытаюсь. Я и говорю: с этого места мы… то есть я… осуществляю расчёт координат критичных точек…то есть точек, грозящих «проколом» контекстной сферы и её последующим «схлопыванием». Если происходит «прокол» и «схлопывание» то версия событий становится принципиально нереализуемой и подобный сценарий развития надо выявлять заранее посредством проверки набором критериев истинности. Данная программа производит постоянное сравнение текущих параметров с критериями истинности и предупреждает о том, в какой точке пространства и в какой момент времени может произойти реализация события, грозящая «проколом».

— Ни хрена себе… — только и нашёл что сказать я.

Ни одной мысли в голове услышанное не рождало. Даже ни одного умного вопроса не появилось. Я хаотично провёл пальцем по экрану. Тут же под ним вспыхнули десятки разноцветных точек, а вместе с ними и десятки окошек. Гм-м, видимо, сфера целиком состояла из бесчисленного числа таких вот точек.

Мысли мои ворочались медленно, словно нехотя, но после некоторых раздумий мне всё же показалось, что я ухватил в услышанном некое содержательное зерно. Правда, сформулировать его толком я бы не смог, а уж тем более повторить. Надо было услышанное как-то утрясти в голове, уложить, а ещё лучше — законспектировать и перечитать перед сном.

— А это красное и круглое… что такое? — поинтересовался я, ткнув пальцем в круг. — Типа, планета?

Карлтобрильян посмотрел на меня не то чтобы с непониманием, а прямо-таки с непередаваемым ужасом. Примерно так люди далёкого прошлого могли бы посмотреть на ожившего голема или Кинг-Конга.

— Это не планета… — простонал мой собеседник. — Это наш мир, Вселенная, вернее, её образное представление в виде контекстной сферы.

— Хорошо, спрошу иначе: а что такое вообще «контекстная сфера»?

— Набор соответствий каждой точке пространства пространственных и временных состояний, допустимых в ней.

Я поглядел на людей, лежавших передо мной на полу. Они вызывали жалость. Наверное, им всем делалось нехорошо в моём присутствии. Может, я пах как-то не так? Или пистолет их пугал? Впрочем, негативные эмоции я бы не побоялся назвать обоюдными.

Я не успел задать новый вопрос. Неожиданно из динамиков, скрытых, должно быть за стенами, донёсся зычный голос:

— Пафнутий, ты что тут творишь?!

— Провожу с вашим работником ускоренный тренинг по воспитанию трудолюбивого травоядного человека. — бодро ответил я.

— Отойди от него, иначе я тебя уничтожу. На корню. И следующую тысячу лет ты проведёшь, подвешенный в пустоте, без возможности двигаться, общаться, видеть и слышать. Ты способен прожить тысячу лет, замурованным в пустоте?!

Признаюсь, после этих слов я засмеялся.

Но вот «Карл» сжавшись в своём кресле негромко пробормотал:

— Зря вы смеётесь, Пафнутий! Асклепий будет пострашнее вашего ада. И тысячу лет в этом месте растерзают вашу душу, уж не сомневайтесь.

Что-то меня смущало в происходившем. Наверное то, что я не всё понимал.

— Эй, кто бы ни был, Голос-За-Кадром, я хотел бы знать, где я нахожусь?

— Я могу тебе показать!

Сводчатый потолок вдруг подвинулся. Подняв голову, я увидел, как лепестки разъехались и спрятались в стене. Что бы там не было, за толстым выпуклым стеклом, накрывавшим зал, словно линза — оно было чёрным. Если я скажу, что мы все помещались под чёрным тазом, то это сравнение, несмотря на всю свою непоэтичность, окажется весьма точным. Несколько секунд все присутствовавшие смотрели в эту черноту. Ничего не происходило.

Но затем у края прозрачной крыши появился острый нос, принадлежавший, без сомнения огромному астроинженерному сооружению. Нос этот этот плавно и беззвучно двигался, постепенно заполняя собою всё чёрное пространство над головой, пока наконец мне не стало ясно, что это фрагмент громадного звездолёта, имевшего настолько большие размеры, что он не вмещался целиком в проём светового люка, самого по себе весьма немаленького.

Величественно и в полной тишине он проплывал над моею головой. Расстояние до этого межзвёздного корабля едва ли превышало двести метров. Я мог хорошо видеть инженерные отметки на его корпусе, обведенные красной краской створки дверей и громадных аппарелей, всполохи оранжевых габаритных огней на длинных и лёгких выносных мачтах. Космический корабль — это всегда величественное зрелище, но большой космический корабль просто подавляет своими габаритами.

Я восхищённо следил за изящным красавцем, потрясённо размышляя над двумя особенностями представшей картины: во-первых, мне совершенно был незнаком тип проплывавшего перед глазами космического корабля, что само по себе казалось довольно странным, а во-вторых, на звёздном небе не горело ни одной звезды!

Такого вообще не могло быть! Где же мы находимся? В пещере? Под водой? А может, мне показывают картинку, отредактированную компьютером, с которой предусмотрительно убраны все астрономические ориентиры, способные помочь мне в определении места своего положения?

— Ну что, Пафнутий Чемодуров, ты многое понял из того, что увидел? — в голосе невидимого собеседника послышалась ирония. — Сейчас я отправлю тебя в отсек депортации и вышлю вон. И если ещё хоть раз ты позволишь себе поднять руку на моего человека, я уничтожу тебя, я… — голос запнулся. — я заставлю тебя раскаяться в содеянном.

Внезапно всё вокруг исчезло — и кресла с объёмными экранами, и люди-альбиносы, и само помещение с прозрачным куполом. Я вдруг очутился совсем в другом месте — большом и совершенно пустом помещении, эдаком кубе со сторонами пять-шесть метров.

Я растеряно оглянулся. Никогда ещё с подобным способом перемещения мне сталкиваться не доводилось.

— Интересные у вас тут лифты, — только и нашёлся я что сказать.

А голос неожиданно засмеялся. Признаюсь, меня порадовала эта естественная человеческая реакция, по крайней мере теперь я мог быть уверен, что поддерживаю разговор не с машиной.

— Ну ты, Пафнутий, даёшь! Ты никак решил, что и вправду куда-то переместился? Ха-ха-ха! А мой голос, по-твоему, доносится через динамик? Ха-ха! — невидимый собеседник внезапно оборвал смех и помолчал, дожидаясь моей реакции, но поскольку я тоже молчал, наконец, добавил, — Мой голос звучит в твоей голове!

— А вот этому я уже не поверю! — возмутился я. — Когда ты грозил мне Асклепием, твой голос слышал Карлтобрильян! Он точно его слышал, потому что вмешался в наш разговор и подтвердил сказанное тобою!

— Конечно, он всё слышал! И все остальные, тоже слышали. Потому что мой голос звучит и у них в головах тоже! Чтобы убедиться в этом, можешь попробовать ответить мне мысленно.

Я мысленно и ответил: «Будь так добр и сказочно любезен: вали отседа!» На что мой невидимый тут же отозвался: «Не хами! Не то ты сам свалишь туда, куда совсем не рассчитываешь попасть!»

— Ладно-ладно, мне уже страшно, — огрызнулся я; признаюсь, фокус с чтением мыслей несколько сбил меня с толку. — Ты, кто вообще такой, друг сердешный?

— Я — Бог этого места.

— А-а-а, понятно. Я тут недавно побывал в дурдоме по случаю. Правда, случилось это в двадцатом веке, ну да ты, Местный Бог, наверное, это знаешь. Так вот в тамошней «дурке» я видел сразу нескольких богов. Один называл себя оживающим Озирисом, симпатичный такой дядька, кстати, египтолог по образованию. В туалете мочился на пол и струёй, пардон, мочи, рисовал знаки демотического письма. Это не шутка, чистая правда! А другой бог…

— Заткнись, придурок! В моей власти — управление законами этого места. Впрочем, принимая во внимание скудость твоего воображения, ты, наверняка, пожелаешь это проверить.

— Да, было бы неплохо отменить навскидку пару законов.

Едва я произнёс эту фразу, как ощутил лёгкий, но явственный толчок крови в голове — верный признак невесомости. Я поднял руку перед собой и не почувствовал веса «чекумаши», пристёгнутой к предплечью. Здорово! Ещё секунду назад притяжение существовало, теперь — исчезло. Трюк интересный, хотя, в принципе, объяснимый.

— Отлично, фокус допускается к демонстрации в местах массового скопления людей, — прокомментировал я случившееся.

— Вот что, умник, выстрели-ка из своей «чекумаши» в мишень, что находится позади тебя! — приказал мне голос.

Я был готов поклясться, что позади меня не было никакой мишени, но повернувшись, обнаружил обычную ростовую мишень человека. Отдал мысленный приказ, доводчик бросил мне в правую ладонь пистолет, я вскинул руку и нажал на курок. Выстрела не последовало. Я отдал мысленный приказ левому пистолету, он упал мне в ладонь, я вскинул левую руку и нажал на курок. Опять ничего!

Чертовщина! Я ведь стрелял из «чекумаши» в стеклянную стену! И всё прекрасно работало… И потом… не могут же два пистолета выйти из строя одновременно. Признаюсь, тут мне действительно сделалось не по себе.

— Похоже, в инверторах обоих пистолетов не возбуждаются электромагнитные обмотки, — с едким сарказмом проговорил голос, — Некоторые проблемы с релевантностью закона Фарадея в этом месте и времени, не находишь, умник? Но ты не волнуйся, на Даннеморе всё у тебя получится нормально.

— Ага… на Даннеморе, говоришь? Стало быть, ты меня туда вернёшь?

— Верну, верну, тебе от этого не отвертеться. Только никогда больше не смей прыгать в транс-темпорный переход, без особого на то разрешения. Понял?

— Понял-понял. Я может, и похож на идиота, но на самом деле я просто кретин. Так что сказанное понимаю с двадцать третьего раза запросто.

— Молодец, значит, ты не совсем потерян для будущего счастья. Тогда выскажу более сложную мысль: скажи мне, Пафнутий, в чём проблема твоих отношений с Натальей?

— С Натальей? Тихомировой, что ли?

— Что ли, да.

— Никаких проблем нет.

— А в чём же дело?

— Ты про что?

— А ты не понимаешь? Ты всё-таки туповат для своего вполне зрелого… если не сказать, преклонного, возраста.

Я промолчал. Ну, туповат, так что ж! что есть, то есть, хотя, конечно, это с какой кочки на вершину моего интеллекта смотреть.

— Ты знаешь, что такое «стимул»? — неожиданно поинтересовался невидимый обладатель басовитого голоса.

— Мотив, пробуждающий волевой импульс… — предположил я осторожно.

— Это в вашей школе для врождённо-убогих казаков учат таким определениям, — назидательно проговорил мой собеседник. — На самом деле «стимул» — это палка, которую возница втыкает в зад запряженному мулу дабы заставить оного двигаться. Иначе не получается — это ленивое толстокожее животное равнодушно к пинкам, крикам и ударам хлыста. А палка, засунутая в задницу, весьма действенно формирует у мула «мотив, пробуждающий волевой импульс».

— Не знал.

— Теперь знай. Я хочу спросить: чтобы ты повёл себя в отношении Натальи как мужчина, тебе нужен стимул? Если проблема только в этом, то я сумею найти для твоего зада бо-о-о-ольшую палку.

— Не надо мне никакого стимула.

— Ну так давай!

— Извините, любезный Голос-За-Кадром, но я не уверен, что мы понимаем друг друга…

— Да ты совсем туп, как я погляжу! Мозги, видать, окончательно пропил, канализировал, так сказать, из черепа в кишечник по позвоночнику. Я говорю о том, чтобы ты залез на неё и осеменил.

— Ага… — я задумался на секунду. — Немножко ветеринарный термин, но общая мысль понятна.

— Молодчина! Я думал, ты меня сейчас спросишь, что такое «осеменил».

— Ну, нет! Нам в школе рассказывали: аисты, младенцы в капусте, всё такое.

— Немного не так, но по смыслу верно.

— А вам-то, любезный, что за интерес в том, чтобы я её того…

— Это не мой интерес, а твой. Запомни. Без этого у тебя не будет будущего! Вообще никакого.

— Не понял.

— А тебе и не надо понимать. Умом ты не вышел, Пафнутий Чемодуров, до понимания таких категорий. Бегай лучше по прериям, стреляй по всему живому, бери заложников, можешь, кстати, их не освобождать, но вот понимать законы жизни не пытайся. Не твоё это! Каждому — свой удел.

— Ещё умный вопрос можно?

— Нет, вали на Даннемору! — прорычал мой собеседник.

Внезапно помещение, в котором я находился, трансформировалось. Заняло это буквально одну секунду — фокус, достойный сценических эффектов нынешних «звёздных опер». Вокруг меня сделалось темно, хоть глаз коли. Я не удержался и крикнул во тьму «эй!» и мне отозвалось долгое, звучное эхо.

Я поднял «чекумашу» с галогеным фонариком под стволом и посветил вокруг. Оказалось, что теперь я находился во внушительных размеров трубе — диаметром, может, десять метров, а может, и того больше. Труба эта тянулась как вперёд, так и назад неопределённо далеко, во всяком случае, свет фонарика терялся в ватной темноте. Сам я стоял на узком металлическом помосте, видимо, в центре трубы.

— Не дёргайся! — приказал мне голос. — Это ускоритель. Сейчас мы вбросим с двух сторон докритические массы позитрония и они создадут в этом месте сверхкритическую чёрную дыру. Это операция займёт десять в минус тридцатой степени секунды, ты ничего не увидишь, не услышишь и не почувствуешь.

— Как же так, ты же — Бог-Этого-Места, не так ли? Нельзя ли по простому твоему хотению отправить меня на Даннемору и обойтись без всех этих научных ужимок — синхрофазотронов, позитрония… Или кишка слаба, господин Бог-Этого-Места? — я не удержался от язвительного замечания.

— Запомни, дурачок, я — бог этого места, но не бог — того.

И через мгновение я очутился на дне неглубокого овражка на планете Даннемора, того самого, в котором я так ловко скакнул в зев темпорального демодулятора. Наверное между тем, когда я прыгнул в него и вернулся обратно, в местной системе отсчёта минуло секунд десять или пятнадцать. Во всяком случае теперь бледнолицый Ксанф карабкался по стенке оврага наверх, а солдат в тяжёлом роботизированном доспехе кричал ему: «Давай живее, обезьяна!»