Дорога на Компьен

ОЛЕНИЙ ПАРК

В эти полные неприятностей и напряжения дни короля утешали только тайные прогулки в маленький домик в Оленьем парке, где его появления с нетерпением ждали одна, две, а то и три очаровательницы.

Как же приятно было входить в этот домик под видом скромного аристократа, выкрикивать имя Луизы, Жанны, или кто там еще пользовался в данный момент его благосклонностью и слышать легкие, стремительные шаги, видеть это очаровательное дитя — а все они были еще очень юными, — видеть, как расцветает в улыбке хорошенькая мордашка, как бросается это чудо ему в объятия.

Очень хорошо, что этих девчушек набирают в беднейших парижских кварталах — тем более они благодарны. Ле Бель был настоящим знатоком, он непрестанно кружил по улицам, выискивая новых кандидаток на место в Оленьем парке.

Слухи о счастливой судьбе тех, кто уже покинул Олений парк, быстро распространились по Парижу, и матери задавались вопросом: как же добиться того, чтобы их дочери попали в дом, где их прекрасно кормили, одевали в хорошие платья, где они жили в довольстве и даже роскоши, а потом, когда в их услугах больше не нуждались, отправляли обратно с прекрасными подарками или даже устраивали им выгодные браки.

И недостатка в новых претендентках у Ле Беля не было, поэтому что в Оленьем парке никогда не жили более трех девушек: Во-первых, для большего количества здесь просто не было места, а во-вторых, король вовсе не хотел, чтобы домик этот напоминал гарем. Три — хорошее число, поскольку, когда девушка начинала приедаться, ее отправляли, а следующая, поступившая на ее место, сулила новые радости.

В домике была одна особенно милая девица, и король проводил с ней много времени. Он даровал ей новое имя — он называл ее Луизон, он обожал давать прозвища, к тому же, если его маленькие подружки не знали истинного имени своего благодетеля, то зачем ему знать их имена?

У Луизон были умные глазки, она была наблюдательна — качество не такое уж приятное, однако оно искупалось ее красотой. Она могла быть очень страстной, когда он этого хотел, а могла казаться совсем неопытным ребенком. Она любила садиться к нему на колени и внимательно разглядывать его камзол — она знала толк в красивой одежде, потому что по понедельникам ходила на Гревскую площадь и глазела на выставленное на продажу поношенное платье.

Склонив набок голову, она щупала ткань его костюма.

— Это наверняка очень дорого стоит, — говорила она, — ткань очень хорошая. Мой господин, вы, должно быть, очень богаты.

Что было совершенно очевидно — только очень богатый человек мог позволить себе содержать такой домик в Оленьем парке.

Как-то раз король явился при ордене Cordon blue, Луизон заметила это, но вида не подала.

Она ужа знала, что ее покровитель не любит, когда ему задают много вопросов, а если его раздражать, он вполне может послать за другой девушкой. И в результате Луизон дадут отставку.

А этого бы Луизон не перенесла. Ей очень нравилась ее новая роскошная жизнь, но еще больше радовала ее привязанность покровителя, потому что она действительно страстно его полюбила.

Она даже и представить себе не могла, что могут быть такие люди. Да, он не молод, но возраст его скрашивался его нежностью и прекрасными манерами. А голос, какой музыкальный, красивый голос! И то, как он брал ее руку и как он эту руку целовал, заставляло ее верить в то, что она навсегда покинула ужасный мир трущоб.

И как здесь все было красиво и романтично! Перебраться из лачуги в маленький дворец, спать не на мешках, как спала она, а на роскошной, в форме раковины постели, отделанной розовым шелком, носить красивые платья, иметь драгоценности, пищу и вино, достойные благородной дамы, и быть любимой таким галантным и очаровательным кавалером, который казался пришельцем из какого-то другого мира. Луизон была более впечатлительной, чем ее компаньонки, и порою думала, что умерла и попала в рай. Как-то раз она сказала мадам Бертран:

— Если б люди знали, что после смерти они попадут в такое место, они все бы хотели поскорее умереть.

Мадам Бертран была шокирована и быстро перекрестилась. За этой девицей, подумала она, нужен глаз да глаз.

После того, как король ушел, Луиза обратилась к мадам Бертран:

— Матушка, — девушки считали мадам своей матерью настоятельницей и обращались к ней соответственно, — матушка, я заметила, что на моем господине была сегодня Голубая лента. — Твои глаза слишком многое примечают, дитя мое, — отозвалась мадам Бертран.

— Но это же была Голубая лента, я уверена!

— Хорошо, ну и что из этого?

— Кто же он такой, если носит Голубую ленту? И мадам Бертран пришла к решению: такая наблюдательна!

девица вполне может сложить два и два и сделать весьма нежелательные открытия/Поэтому она направила любопытстве девушки по ложному следу.

— Он очень богатый и очень важный аристократ.

— Это-то я знаю... — пробормотала Луизон.

— Я скажу тебе даже больше — он приходит сюда из Версаля. Луизон кивнула — она уже и сама об этом догадалась:

— И он большой друг нашего короля. Мадам Бертран искоса глянула на девушку:

— Почему ты так решила?

— Потому что он такой замечательный, что король должен был непременно его заметить и сделать своим другом.

— Это польский граф, — мадам Бертран быстренько придумала объяснение. — И член королевского семейства — польского королевского семейства.

Луизон кивнула, а мадам Бертран заметила, что их разговор слушает еще одна из девушек.

И с этого дня девушки между собой называли своего благодетеля польским графом.

Мадам Бертран немедленно донесла обо всем Ле Белю, тот сразу же проинформировал короля.

Луи немало удивился, а потом обрадовался — пусть его считают придворным его собственной жены, или даже ее родственником.

А как-то раз король провел несколько часов с другой обитательницей Оленьего парка.

Когда такое случалось, Луизон чувствовала себя очень несчастной.

Как бы ни старалась мадам Бертран держать девушек подальше друг от друга, чтобы между ними не возникало ревности и интриг, они всегда знали, что в данный момент их благодетель находится в доме. Это чувствовалось по поведению мадам Бертран, по самой менявшейся в доме атмосфере.

Особенно остро это чувствовала Луизон.

Она выскользнула из своих апартаментов и услышала, что из комнат другой девушки доносятся голоса. Луизон явственно расслышала его голос.

«Ах, если бы это был мой дом, только мой, — думала она, — если бы он приезжал сюда только ко мне...»

Нет, она не могла спокойно сидеть в своих комнатах и тихонечко спустилась в маленькую приемную. Да, он точно в доме, потому что он оставил на столе свой камзол. Она стала гладить и щупать ткань, прижала камзол к губам, и услыхала, как зашелестела в одном из карманов бумага.

Луизон по природе своей была очень любознательной, а за время своего пребывания в Оленьем парке даже научилась немного читать. Она запустила пальчики в карман, достала несколько писем и боязливо оглянулась.

Никто не должен знать, что она вытащила эти письма. Он разозлится, если узнает, что она читала его письма, а мадам Бертран, если она это обнаружит, непременно ему донесет... Луизон понимала это, но противиться искушению не могла.

Писем было два. Она развернула их и, шевеля губами, начала по складам читать.

Оба начинались с обращения «сир» и «Ваше Величество». «Смиренный слуга Вашего Величества», — читала она. Значит, письма предназначались королю! Одно было подписано знакомым ей именем: д'Аржансон. Она знала, что это важный министр, и вот он подписывается: «Смиренный слуга Вашего Величества».

Луизон быстро засунула письма обратно в карман. Она совершила великое открытие: владелец домика в Оленьем парке и ее возлюбленный — вовсе не польский граф, а сам король Франции!

Она помчалась в свои апартаментами плотно закрыла дверь. Она была девушкой необразованной, но уж никак не дурочкой. Луизон представила себе, как в следующий раз, когда он к ней придет, она встанет перед ним на колени и назовет себя его смиренной служанкой.

Но нет, нет... Он же не хочет, чтобы его девушки знали, что он король, поэтому она не должна показывать свою осведомленность.

И у Луизон хватило ума понять, что это секрет должен оставаться при ней.