Дорога в Рождество

-11-

Вот и деревня. Там, на краю, — домик Наташиной мамы. Алексей подходил к нему сзади. В глаза сразу бросились высокие сугробы у старенького покосившегося забора. Голубая краска сильно облезла, открывая серое дерево. Кое-где доски и вовсе были сломаны.

«Что ж, мужчины тут явно нет», — как-то спокойно констатировал Алексей, оглядывая эту картину. И тут же испытал новый страх: — А что если здесь вообще никто не живет?!» Он чувствовал, что сил на новые поиски, новое ожидание может не хватить. Однако, свернув, он увидел дымок, поднимавшийся над кирпичной трубой, и открытые ставни, и милые вышитые занавески на окнах. Он подошел к калитке и замер.

Дорожка от калитки до крыльца была расчищена. По сторонам высились сугробы. Возле одного из них стоял маленький — ниже сугроба — мальчик, одетый в теплый синий комбинезон и вязаную шапочку. В руке у него была игрушечная лопатка. Малыш сосредоточенно прокапывал в сугробе норку, очевидно, для пластмассового лисенка, который сидел рядом. Норка получалась замечательная: вход с овальной аркой, по краям — окошки.

Мальчик казался удивительно знакомым. Алексей ни разу прежде не видел его, но такими близкими были и его нетерпеливый жест, поправляющий съезжавшую на глаза шапку, и сосредоточенно закушенная нижняя губа.

«Сын!» — понял Алексей. Сердце стучало так оглушительно, что он устало оперся на калитку, продолжая наблюдать за ребенком. Мальчик был таким маленьким, беззащитным… Алексею показалось, что силы покидают его.

И тут калитка предательски скрипнула. Малыш резко поднял голову, и взгляд синих глаз под пшеничной челочкой смутил Алексея. Что было в этом взгляде: испуг, недоумение?

— Папа? — неуверенно спросил мальчик. — Ты же папа?! Ты приехал?! — уже то ли спрашивал, то ли утверждал он.

Алексей резко открыл калитку. Неуверенно шагнул. А ребенок уже бежал к нему. Подхватив малыша на руки, Алексей бережно прижал его к себе.

— Папа… — шептал тот, неуверенно трогая небритое мужское лицо.

— Как ты меня узнал? — спросил Алексей.

— Ну ты же совсем такой, как на фотографии. И я знал, что ты приедешь!

— Откуда же ты мог знать?

— Ну, я просто верил, а не знал. Это было перед Новым годом. В детский сад на утренник должен был прийти Дед Мороз. И воспитательница сказала, что он принесет нам подарки и еще можно будет ему сказать по секрету, что мы мечтаем получить в новогоднюю ночь. И сказала посоветоваться с мамой. — Мальчик торопливо рассказывал, сидя на руках у отца, и крепко обнимал его за шею.

— Я пришел домой вечером и стал думать, о чем я больше всего мечтаю. И я подумал, что мне очень нужен папа. — Алексей сглотнул ком в горле и сильнее прижал к себе сына, пряча лицо. — Я сказал маме, что хочу попросить Деда Мороза, чтобы мой папа приехал.

— И что же мама?

— Мама сказала, что такое Деду Морозу не под силу. Такие чудеса только Бог совершать умеет. И тогда я решил просить Бога. Я его просил ночью, когда ложился спать, я Ему говорил, что мне очень сильно нужен папа. Что мой папа хороший, умный, сильный и что я тоже постараюсь быть хорошим… А потом ты мне приснился, потому что Бог ведь слышал меня. И вот ты приехал.

Алексею все трудней было сдерживать слезы. Он ничего не говорил, только прижимал к себе мальчика.

— Сережа! — Они оба не слышали, как открылась дверь. На крыльце стояла Наташа, набросив на плечи теплый шарф. Ошеломленно смотрела она на сына с отцом. Алексей осторожно поставил малыша на землю, опустил голову. Взрослые молчали, не находя нужных слов.

— Мама, мамочка! Папа приехал! Ты видишь, я верил, и он приехал, — с сожалением выпустив отцовскую руку, Сережа подбежал к матери.

— Проходите в дом. Обедать пора, — тихо сказала Наташа.

В доме было уютно, тепло. Здесь почти ничего не изменилось, лишь ощущалось присутствие ребенка: там и тут сидели плюшевые звери, у дверей выстроилась целая автоколонна, на тумбочке у окна лежали яркие книжки.

Наташа помогала раздеться сыну. Алексей снял куртку, разулся. Ноги были мокрые, и это смутило его.

Посреди комнаты был накрыт праздничный стол.

— Мама, а для папы надо еще тарелку достать и вилку, — оживленно щебетал Сережка.

— Пойди, сынок, поставь, — ответила она.

Мальчик побежал на кухню. Алексей с Наташей остались вдвоем. Он несмело поднял глаза.

Жена почти не изменилась. Золотые волосы были заплетены в косу. Глаза были все те же — ослепительно голубые и в то же время теплые. В уголках глаз он заметил морщинки, и чувство вины снова наполнило его сознание.

Наташа молчала. Она была удивительно спокойна и лишь вопросительно смотрела на него.

— Наташенька! Сможешь ли ты простить меня? — он заставил себя задать этот самый главный вопрос.

— Бог простит. Что ж мне тебя судить? Ты сам себя наказал. Такого счастья себя лишил — не видел, как Сережка подрастает…

За печью скрипнула кровать.

— Наташа? Кто там к нам в гости пришел? — послышался старческий голос.

— Это не гости, мамочка. Это Алеша… вернулся, — последние слова она то ли произнесла, то ли выдохнула, и быстро пошла хлопотать у стола.

Алексей все так же стоял у двери.

«Я вернулся. Я дома. Она простила…» — Он не верил, боялся верить неожиданному счастью.

— Папа, мой руки, пора обедать, — тянул его за свитер Сережка.

Алексей переступил порог комнаты, поставил сумку в уголок. Вымыл руки над звонким жестяным умывальником, ополоснул и лицо студеной водой.