Дорога в страну четырёх рек

Юлия Михайловна Сысоева

ДОРОГА В СТРАНУ ЧЕТЫРЁХ РЕК

роман

Предисловие

Когда задумывался сюжет этого романа, я вспомнила один эпизод, связанный с отцом Даниилом. Однажды он, как обычно, работал за компьютером — что-то увлеченно писал. Потом вдруг оторвался от монитора и обернулся ко мне:

— Я за роман взялся. Давай напишем его совместно.

Я удивилась его предложению. Единственное, что он мне рассказал про свою новую задумку, — то, что прототип главного героя Игнатия — он сам.

Этот разговор был скоро забыт, как мимолетный. У отца Даниила не хватило времени, чтобы продолжить работу над романом.

И вот по прошествии лет, когда свою книгу задумала писать уже я, мне вдруг вспомнилась наша беседа. Пересмотрев материалы батюшки, я нашла и эту начатую им работу, совсем короткий отрывок. Было совершенно непонятно, что именно задумывал отец Даниил, но в голове у меня не переставали звучать его слова:

— Давай напишем совместный роман. Знаешь, прототип моего Игнатия — это я сам.

Я еще раз внимательно перечитала отрывок под названием «Дорога в Страну четырех рек» и решила, что вплету его в сюжет своего романа. Игнатий станет одним из моих главных героев, а заголовок, придуманный отцом Даниилом, станет названием всей книги. Так сбудется то, о чем говорил батюшка: наша общая книга, совместный роман…

То, что писал отец Даниил, по стилю сильно отличается от написанного мною. И все же это единое произведение, где герои отца Даниила живут вместе с моими героями.

Глава 1

Узкий коридор. Много коридоров, бесконечный лабиринт. Духота невыносимая — и пыль, всюду мелкая пыль, словно липкий абразив, забивает ноздри, легкие, засыпает глаза. Жанна бежит по бесконечно длинному коридору. Она не знает, куда бежать, но ей ясно одно: отсюда надо выбираться — срочно, во что бы то ни стало. Духота наваливается, дышать становится все труднее, воздух, если эту адскую смесь можно назвать воздухом, становится густым, словно кисель. Он с трудом проникает в гортань и комом сворачивается в легких, заполняя их, как цементная жижа. Жанна понимает, что сейчас умрет и останется здесь навечно, ноги отказываются подчиняться ей… Но надо бежать. Она все время куда-то поворачивает, вот еще один коридор, света почти не видно. Появляются двери, какие-то люки… Жанна в изнеможении пытается ускорить бег, двери бесшумно хлопают у нее за спиной, а те, что впереди, пытаются преградить ей путь, поймать, остановить.

— Дайте света, дайте воздуха! — Жанна кричит из последних сил, но, увы, рот ее раскрывается в безмолвном вопле. Здесь нет звуков, вокруг абсолютно пустая, мертвая тишина. Это какая-то бездна, состоящая из множества уровней. И повсюду эти лабиринты, хаотичными клубками перепутанные между собой. Главное — не оказаться еще ниже, но как выбраться наверх, если нет никаких ориентиров? Кажется, что поднимаешься выше, а на самом деле падаешь. Шеол — призрачная, но реальность…

Жанна совсем выбилась из сил, сегодня она попала на сто десятый уровень, а может быть, на миллион двести тысяч пятый, какая разница. Она не первый раз попадает сюда и всякий раз с ужасом понимает, что у нее нет ключей для выхода из Шеола, нет пароля: она сама не позаботилась, чтобы запастись им там, в той жизни. Где раздобыть его теперь? Мозг взрывается от нахлынувшего ужаса. Жанна летит, она проваливается в открывшийся под ногами люк.

— Нет, только не это! — кричит Жанна, какая-то сила увлекает ее на другой уровень. И там ей будет еще страшнее, чем прежде.

…Мартовское солнце заливало комнату. От его ослепительного света ожил даже незатейливый белесый рисунок на старых обоях грязно-розового цвета. Жанна открыла глаза, на минуту ей показалось, что она проснулась в саду, среди пышно цветущих персиковых деревьев. Но видение, не успев начаться, исчезло. Жанна лежала на своем старом продавленном диване и смотрела на стены в таких до боли знакомых вылинявших обоях.

«Слава Богу, я выбралась оттуда», — подумала Жанна с облегчением. Как бы ей хотелось думать, что это просто очередной ночной кошмар, быть может, даже последний. Надо успокоиться, это всего лишь результат сильного переутомления. Просто она давно не была на природе, на воздухе… Она ведь творческая личность, а у творческой личности всегда особенное, бурное воображение, взять хотя бы Сальвадора Дали. Откуда он брал сюжеты для своих картин? Да все оттуда же — ему подсказывал их мозг, воспаленный от беспрерывного творческого процесса. Жанна от природы одарена не меньше, она тоже должна творить, ваять для потомков, для будущих поколений, для мирового творческого потенциала…

— Нет, все, хватит! Довольно этого бреда! — Жанна почти прокричала это, вскакивая с постели. Она прекрасно знала, что за ее ночными кошмарами стоит Реальность. И ей еще не раз предстоит побывать в этом омерзительном месте, чтобы снова и снова изображать его на своих картинах. Даже не умывшись, Жанна, как была в своей старой трикотажной пижаме, кинулась к мольберту, стоящему посреди комнаты. Ей нужно срочно набросать то, что она видела. Ванна, кофе, сигареты — все это потом. Жанна торопилась, она знала, что, если не сделать этого сию минуту, потом будет поздно.

Глава 2

Да, пожалуй, таких клиентов у Николая — менеджера рекламного агентства еще не было. Он заметно волновался — долго стоял под душем, плескал на себя воду, фыркал… И все думал, какую рекламную стратегию предложить новому клиенту. Требовалось что-то оригинальное и сногсшибательное, но в голову лезла сплошная чепуха, обычные рекламные штампы.

«Петерс на это не клюнет, — думал Николай, намыливая голову. — А клиент крупный, нельзя упускать. Он капризный, несколько агентств с ним пытались работать и не смогли договориться. А тут такая удача — сам пришел, сам попросил полный пакет для своей колдовской конторы».

— Коля! Ты будешь кофе или чай? — послышался из кухни звонкий голос Олечки. — Коля, ты очень долго, мы опоздаем к этому, как его? Петерсу? Тебе гренки поджарить?

— Кофе с гренками, сейчас выхожу, — крикнул Коля сквозь шум воды.

Вот уже два месяца, как Олечка переехала к нему, и Коля был рад этому. Спокойная, сексуальная, красивая и, главное, не стерва, ну что еще надо для полного счастья? Они работали в одном агентстве, целый год словно не видели друг друга, а тут на новогоднем корпоративе, когда все агентство перепилось в хлам, Коля наконец заметил Олечку. Роман с ней развивался стремительно, такого с Колей еще не случалось. Ни с кем прежде он не заводил длительных отношений. Может, девушки ему попадались неинтересные, может, еще причина какая была, но очередная Колина подружка начинала надоедать ему уже через неделю. Он терпеть не мог дамские капризы или дешевые уловки, которые девушки пускали в ход, чтобы заполучить деньги и подарки. И потому предпочитал мимолетные связи, которые ни к чему не обязывали: провели вместе пару-другую приятных вечеров игтак же быстро и непринужденно разбежались. А тут появилась Оля, и Коля потерял голову. Она не была похожа на всех его предыдущих знакомых: не капризная, не алчная, простая и открытая, без ужимок и тошнотворного притворства.

Коля выбрался из ванной, на ходу вытирая голову полотенцем, и пошлепал на кухню, откуда уже доносился упоительный аромат хорошего кофе и поджаренных гренок. Оля была в шелковом халатике, наброшенном на голое тело.

— Ты сама не готова и не одета совсем, — замурлыкал Коля, обнимая Олечку и целуя ее шею и волосы. Руки его уже скользили под халатиком, пробираясь все ниже. Оля захохотала.

— Уйди, противный, мы к колдуну опоздаем. — Девушка играючи отбивалась, делая вид, что пытается вырваться из крепких объятий возлюбленного.

— Колдун подождет, — страстно прошептал Коля, поднимая Ольгу на руки и относя ее в комнату.

Через двадцать минут они пили на кухне разогретый кофе.

— Весна какая на дворе, солнце сияет, — мечтательно произнесла Ольга, глядя через окно куда-то вдаль. Кухня была залита пронзительно ярким мартовским солнцем. — Я так хочу увидеть цветущие персиковые деревья. Давай поедем куда-нибудь в Грецию или на юг Италии? Я устала от Москвы, от этой работы. Каждый день одно и то же: пробки, офис, город, смог. А, Коль, ты меня слышишь? Поехали куда-нибудь, где море и солнце, такое, как сегодня?

— Давай лучше подумаем, как мы этого Петерса пиарить будем, стратегию какую ему предложим. Мне ничего в голову не приходит, чушь одна. А потом и о море можно помечтать.

Оля отпила кофе и, не отводя от окна глаз, задумчиво сказала:

— Колдунов рекламировать мне еще не доводилось, даже не знаю, что мы ему предложим. Наверное, как всегда, как всем… Слушай, Коль, а ты веришь в колдовство? — внезапно спросила Оля. Глаза ее стали серьезными, даже слишком.

— При чем здесь веришь — не веришь? Ты не о том думаешь. Он наш потенциальный клиент, я надеюсь, станет реальным клиентом, а для этого нам надо ему понравиться. Очень сильно понравиться, потому что бабки он платит большие и реальные, он известный на всю страну человек. Помнишь, он в прошлом году вел на АСТВ шоу «Непознанное и невероятное»? Оно имело огромный рейтинг. И реклама во время этого шоу была прайм-таймовая. Скоро с ним запускают новый проект, «Непознанное и невероятное — 2», так говорят. И если наше маленькое агентство его хорошо пропиарит, нам еще долго можно будет почивать на лаврах. Агентство сможет стать уже не маленьким, а крупненьким. Ну, и нам, соответственно, достанутся неплохие бонусы…

— Нет, ну скажи, ты в колдовство веришь? — не унималась Ольга, не желая думать о делах раньше начала рабочего дня.

Они работали вместе, и это, пожалуй, единственное, что не устраивало Олю в отношениях с ее другом. Потому что о работе они говорили круглые сутки, даже во время секса. Ольга пыталась наложить табу на эти разговоры вне офиса, но на Колю это не действовало. Среди ночи он мог начать бегать по комнате и сочинять вслух какой-нибудь дурацкий слоган, чтобы потом разбудить девушку и спросить ее мнение. Коля был очень увлечен рекламным бизнесом, и Оле порой казалось, что на нее он обращает гораздо меньше внимания. В самую пору было приревновать друга к работе.

К колдуну подъехали ровно к десяти, как было назначено мэтром, вернее, его неотразимой секретаршей. В ее визитке готическим шрифтом было написано: «Ведьма Криста».

Коля напряженно продумывал предстоящий разговор, а Олю больше разбирало женское любопытство: общаться с известными на всю страну черными магами ей еще не приходилось. Ей можно было и не напрягаться, за нее все мог сделать Коля, а она должна была только поддакивать, кивать и время от времени вставлять умные фразы. Ольге и самой хватало креативности, и все же Коля превосходил ее в профессионализме многократно.

Колдовская контора располагалась на втором этаже старинного особняка, затерянного в переулках Замоскворечья. Дом этот отличался от типичных московских особняков. Украшенный лепными нетопырями, между которыми парадоксальным образом вклинивались пятиконечные звезды и серпы с молотами, он производил двойственное и даже отталкивающее впечатление.

Машину удалось пристроить у самого входа, табличка у которого гласила: «Стоянка только для клиентов Центра биоэнергии черной магии вуду Карма-морте».

— Ничего себе название забабахали, язык сломаешь. Я бы попроще предложил, но такое, чтобы сразу цепляло. Хотя видно, что и с таким названием у этого Петерса дела идут неплохо, — произнес Коля, разглядывая особняк и бдительную охрану у входа.

— Да уж, нехилое место для офиса, — согласилась Ольга. — Но у него и клиентура соответствующая: депутаты там всякие, артисты, министры. — Петерс — это тебе не какая-нибудь ворожея бабушка Люба, — размышляла она вслух.

Офис колдуна встретил гостей таинственной полутьмой. После яркого солнечного света Николай и Ольга несколько минут не могли привыкнуть к столь мрачной обстановке, чувствуя себя полуслепыми котятами.

Казалось, окна в помещении не были предусмотрены вовсе. Холл больше напоминал большущую залу, сплошь завешанную тяжелыми черными гардинами, создававшими впечатление сакральности и необъятности пространства. Пол был застелен каким-то особо мягким ковролином, практически полностью поглощавшим любые звуки. Ноги утопали в нем, как во мху на болотах.

Откуда-то из темноты выскользнула тонкая и гибкая тень — перед гостями возникла молодая женщина с черными, почти до самого пояса струящимися волосами. Ее туфли на высоченных тонких шпильках таинственно сверкали многочисленными стразами. «Как на этих каблуках она ходит по такому ковролину?» — промелькнула у Ольги мысль. Одета хозяйка офиса была в черное блестящее трико, плотно облегавшее фигуру, от чего казалась обнаженной. В руках она держала маленький блокнотик и ручку.

— Проходите, уважаемые гости, господин маг скоро изволит вас принять. Меня зовут Криста, я секретарь господина Петерса. Впрочем, я уже имела честь вам представиться. Следуйте за мной, — промурлыкала гибкая Криста и, словно по воздуху, поплыла куда-то вглубь помещения.

Ольга и Николай переглянулись и направились за своей провожатой. Вскоре стало понятно, что постороннему человеку из этих хором выбраться невозможно, это был настоящий лабиринт из бесчисленных помещений и коридоров. Было душно, словно здесь никогда не проветривали. А может, воздух в этом месте казался каким-то густым, не таким, как везде. Ольгу охватило смутное беспокойство, а Николай был невозмутим, он все еще обдумывал стратегию предстоящей рекламы столь необычной конторы.

Шли долго — впрочем, время здесь текло каким-то особенным образом.

— Проходите в переговорную, — произнесла Криста, указывая рукой вглубь очередного полутемного пространства, где едва просматривались очертания нескольких кресел.

— Присаживайтесь, господин маг скоро изволит вас принять.

Криста исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Николай с Ольгой опять переглянулись.

— Тоже мне переговорная, — пробубнил Николай, садясь в кресло. В ту же секунду он почувствовал, что падает. Или это кресло оказалось таким глубоким? С Ольгой произошло то же самое.

Это было ужасное ощущение — сидеть так, что колени оказались едва ли не выше головы. Еще более ужасно чувствовала себя Ольга: ее короткая и узкая офисная юбка задралась чуть ли не до самого пояса. Ощущение было препротивнейшее.

«Блин, надо было джинсы надеть», — произнесла она, удивившись тому, что думает вслух.

Сидели очень долго, боясь пошевелиться. Непонятно было, где здесь выход и можно ли вообще встать и уйти. Николай попытался было подняться, но кресло, словно болотная трясина, только втянуло в себя его тело еще глубже. Ольга сидела ни жива ни мертва, все думая о том, как бы поправить задравшуюся юбку.

— Кажется, мы попали в историю, — многозначительно произнесла она, в очередной раз пытаясь пошевелиться и хоть немного сменить позу.

— Не каркай, прорвемся, — прошептал Николай, хотя и он был порядком обескуражен.

— А ведь так хорошо начинался сегодняшний день. И какое яркое солнце сейчас светит на улице…

— Оля, прекрати истерику, — ответил Коля. Однако и у него самого голос почти дрожал.

Глава 3

Внезапно часть переговорной осветилась неприятным тускло-желтоватым светом. Ольга с Николаем, все ожидавшие, что в комнату кто-то войдет, вдруг увидели огромных размеров письменный стол, сплошь уставленный магическими атрибутами: черепами и хрустальными шарами. Но самым неожиданным оказалось то, что за столом уже сидел человек, своей неподвижностью напоминавший мумию. По-видимому, он находился там и до появления в комнате гостей, а значит, слышал все их реплики. От этого Ольге с Николаем еще больше стало не по себе.

Вид черного мага был еще более неприятным, чем вся окружающая обстановка. Николая удивило то, что по телевидению медиум выглядел совершенно иначе. Сейчас ему казалось, что перед ними восседает некое человекоподобное чудовище. Голова, обритая наголо, с глубокими черными провалами глазниц, больше напоминала череп мертвеца. Облачен хозяин переговорной был в широкую мантию, наподобие судейских. Огромная брошь, усыпанная изумрудами и бриллиантами, украшала грудь мага, на толстых коротких пальцах громоздились бесчисленные перстни разных цветов и размеров: от самых маленьких до огромных, почти на всю фалангу.

— Итак, уважаемые господа, перейдем к делу, — произнес колдун подобающим ему загробным голосом. — Позвольте представиться: эзотерический парапсихолог, профессор Высшей академии магии, почетный член гильдии испанских колдунов, магистр международного класса — Петерс Лонгус Черный.

Глава 4

На железнодорожных путях, где стояло несколько старых платформ, шныряли с десяток молодых парней и девушек. Яркий свет фонариков то тут, то там выхватывал из темноты ржавые остовы заброшенных вагонов. Ребята шепотом переговаривались, быстро перемещаясь от одной платформы к другой. Наиболее проворные залезали под вагоны, светя фонариками, что-то искали. Несколько человек, быстро переговорив между собой, побежали через подтаявшие мартовские сугробы в сторону дороги, где, мигая аварийками, их дожидались несколько иномарок. Минут через пять еще четыре человека, словно по команде, помчались к шоссе.

— Эй, Крот, сколько кодов взяли?

— Пока только три.

— Блин, что-то не везет сегодня, четвертый никак не возьмем.

— Серый, ты четвертый взял? — обратился парнишка в вязаной шапочке, по имени Егор, к приятелю, усердно ползавшему под платформой с фонариком в зубах.

— Какой, к черту, четвертый, — прохрипел перепачкавшийся в ржавчине Серый. — Жалко, Вальки нет сегодня, она бы уже отыскала, это точно.

— Все, ребят, закругляемся, — подскочил к товарищам Крот. Он только что разговаривал с кем-то по мобильнику и все еще держал трубку возле уха. — Мохитосы обещали четвертый скинуть, как только в Инет выйдем. Четвертая локация на Энтузиастах. Мохитосы сказали, уже все там, одни мы тут топчемся, — возбужденно тараторил Крот.

— Серый, погнали, до конца уровня десять минут осталось! — крикнул Егор и неприлично выругался.

— Погодь, щас, отолью. Ребят, идите, я догоню. Крот, возьми пока четвертый у мохитосов, — крикнул Серый, выключая фонарик и убирая его в задний карман потрепанных джинсов.

— Я с тобой, — отозвался Егор и вприпрыжку помчался за Серым.

В тот же момент он споткнулся в темноте обо что-то мягкое и упал. А когда поднялся, увидел распластавшегося на рельсах мужчину, застывшего в неестественной позе.

— Серый, стой, здесь человек прямо на рельсах! Помоги его отодвинуть, а то электричка идет, — заорал Егор что было сил, хватая лежащего за плечи.

Впереди прямо на них, слепя ярким прожектором, уже летел ночной электропоезд. Подскочивший Серый взялся за ноги мужчины, и вдвоем они отбросили его от путей. В следующую секунду в ужасающей близости с грохотом и воем пронесся железный монстр.

— Нас же чуть не задавило! — Серый ругался на чем свет стоит. — Егор, ты в своем уме, что ты колупаешься с этим бомжом?! Погнали, там Крот ждет! Бросай его… мы всю игру пропустим!

— Серый, он мертвый, надо ментов вызывать.

Глаза Серого налились яростью.

— Ты охренел? Тем более бросай этого трупака. Тебе приключений на свою задницу захотелось? Да нас же сразу в обезьянник! Еще и всю игру сольем. Ты забыл, как прошлый раз джеммеры слили? Их менты сняли — и всех в обезьянник до утра.

— Вы чего здесь возитесь? — навстречу, перепрыгивая через рельсы, бежал разъяренный Крот. — Мохитосы четвертый скинули, я уже в чат вошел. Короче, нам недалеко, на Энтузиастов. Погнали?

— Ментов надо вызывать, — повторил Егор, поправляя съехавшую с головы шапку и доставая мобильник, — здесь мужик мертвый.

— Ты озверел? Валим отсюда по-быстрому, — почти хором заорали Крот и Серый. — Игру слить захотел и к ментам?!

— Да вы сами озверели! Здесь все истоптано нашими следами, и на платформах написаны коды. Да менты вполщелчка вычислят, кто здесь играл! Тогда мы не только игру, но и наших всех сольем, — крикнул Егор, набирая 112 на мобильном.

— Да пошел ты… Сиди здесь, а мы погнали отсюда. Идем, Серый, — прошипел Крот.

— Ладно, Егор, ты его нашел, ты и ментов встречай. Давай, неохота ребят подводить. Мы помчались, — хлопнув Егора по плечу, уже миролюбивее сказал Серый.

— Все равно менты тряханут всех, тут платформа наша рядом, — прокричал вдогонку уходящим приятелям Егор.

Глава 5

Итак, господа, перейдем собственно к делу. Я пригласил вас для взаимовыгодного сотрудничества, но прежде пару вступительных фраз, — произнес колдун, потирая ладони.

— Да-да, очень рады знакомству, надеемся, что сможем быть полезными… — начал было Николай.

— О нет, не надо лукавить, — перебил его Петерс. — Я вижу, что вам не очень понравилось у меня в гостях. К сожалению, люди постоянно лгут и этим портят свою карму. Ложь, извините за емкое выражение, загаживает астрал, а нам, избранным и посвященным, приходится его регулярно чистить. Вот вы сейчас, молодой человек, соврали, что рады знакомству, а я вижу, что вы и ваша спутница испытываете совсем обратные чувства. Не нравится вам у меня, а зря. Вы не понимаете, в какое чудное и прекрасное место вы попали. Но об этом позже.

Вернемся к астралу и карме. Итак, вы соврали, совсем немного — просто для приличия, просто потому, что это ваша работа. Вы ведь очень хотите получить от меня этот заказ, поскольку я великий и известный человек, а вы простые смертные менеджеры малоизвестного агентства. Так вот, совсем небольшая ложь — а единое информационное поле из-за нее уже претерпело изменения. Кстати, ваша подруга очень неловко чувствует себя в этой юбке. — При этих словах лицо колдуна изогнулось в мерзкой похотливой улыбке. Глаза сверкнули нечистым светом и мгновенно потухли.

— Кстати, вы очень подходите друг другу в сексуальном плане, а вот психологически с вашей кармой надо бы поработать, очень много там всякого хлама накопилось.

Как же человек загаживает свою карму? Вот вы соврали сегодня, завтра соврали… Кстати, у вас сегодня был очень неплохой секс. — Рот колдуна опять изогнулся в кривой улыбке, и Ольга почувствовала, что ее начинает тошнить.

— Таким образом, — продолжил вещать колдун, — ваша карма засоряется, и вы меняете свою линию судьбы. Вам кажется, соврать — это мелочь, а оказывается, солгав, вы изменили будущие события своей жизни. Да-да, меняется ваша судьба, и заметьте, далеко не в лучшую сторону. В астральном пространстве стало еще больше мусора, словно вы выбросили пакет из-под сока в окно своего автомобиля. Вы едете дальше и забыли, что сделали минуту назад, ведь у вас под ногами ничего не валяется и вам не мешает. Однако тот самый пакет продолжает лежать на обочине, и, поверьте мне, он обязательно призовет вас на то же место. Рано или поздно вы к нему вернетесь, и тогда вам точно понадобится помощь такого специалиста, как я. Потому как теперь уже жизнь выбросит вас на обочину, как поступили вы с не нужным вам мусором… Карма — это очень хрупкий механизм, и каждый человек, поверьте, сам держит его в своих руках. Люди подчас вообще об этом не задумываются, не понимают, какая это серьезная вещь, а зря.

Вот вы сегодня о чем думали? О том, как бы заполучить вожделенный заказ. Хотя это не главное. А что главное, спросите вы. Главное — то, что не требует отлагательства. Человек получил в руки важнейший механизм, а как распорядиться им, он не знает. Знаем об этом мы, посвященные, больше того, нам известно, как изменить события в ту или иную сторону. Нам дана власть над этим бренным миром. Мы отличаемся от других людей тем, что постоянно подключены к единому информационному пространству и можем черпать оттуда силу, власть и знания. Все остальные живут, как слепые котята, и не знают ничего. Вернее, и знать не хотят. Поели, поспали, поразмножались, поработали… Хотите стать подобными нам?

Колдун усмехнулся, и глаза его в очередной раз вспыхнули злым светом.

— О нет, не подумайте, я не предлагаю вам стать моими учениками. У меня их достаточно. Более того, одними из нас могут стать только способные к этому. Предназначенные для сего избранничества, медиумы по рождению. Но вам я могу приоткрыть кое-какие секреты… Впрочем, это вопрос времени, а сейчас перейдем собственно к делу.

Николай с Ольгой сидели ни живы ни мертвы, не понимая ничего из того, что внушал им медиум. Слова его казались им полным бредом. Они даже забыли о цели своего визита и о том, что несколько минут назад хотели покинуть это странное место, хотели уйти туда, где светило яркое солнце и кушались в лужах мокрые взъерошенные воробьи. Мир, где они жили прежде, исчез, стал иллюзией. Им трудно было понять даже то, кто они и откуда.

— Но перейдем к делу, — вдруг крикнул колдун и вскочил с места.

Николай с Ольгой чуть не подпрыгнули от неожиданности и, пожалуй, вскочили бы, если бы не глубокие кресла, которые не давали пошевелиться.

— Вот полюбуйтесь!

И маг швырнул в лицо Николаю какую-то газету. Это оказалось обычное рекламное издание, одно из тех, что в изобилии бросают в почтовые ящики.

Николай развернул газету.

— Да-да, прочтите, уважаемый, что там написано, — прикрикнул на него колдун. — Все, что там есть, — это фикция и дешевка. Дешевая грязная шлюха, которая стоит у обочины и предлагает себя всем проезжающим. Реклама тоже может быть дешевой шлюхой, поверьте мне.

Николай взглянул на ту страницу, где после объявлений об абортах и кодировании от алкоголизма шла колонка «Оккультные услуги».

«Госпожа Миранда — приворожу любимого, верну неверного мужа, ваш муж сможет заниматься сексом только с вами. Заговор на удачу и на бизнес. Эффект 500% процентов в день обращения. Если не подействует — возвращаем деньги. Номер лицензии…» «Колдунья в пятом поколении — приворот-отворот, эффект в день обращения». «Настоящая деревенская магия. Бабка-знахарка. 70 лет. Уникальный дар».

— Ну и что? Обычные объявления, — произнес обескураженный Коля, который никак не мог понять, что происходит.

— Обычные объявления?! — прокричал колдун в ярости. — Да это порнуха, фикция! Они понятия не имеют о настоящем привороте! У меня серьезная организация, обладающая реальной властью, поэтому, имейте в виду, подобная чушь мне не нужна. Если я заказываю у вас рекламу, я хочу получить настоящий продукт, ане нечто типа того, что вы держите в руках. С этим нужно идти только в одно место — подтираться, не больше.

— А почему вы считаете, что мы предложим вам нечто низкопробное? — спросил Николай, который силился взять себя в руки. — Наше агентство не занимается подобными дешевками, у нас креативные специалисты. Реклама нашего агентства действительно работает, она цепляет, согласитесь, это главное…

— Мы способны превратить ваш продукт в бренд, — продолжил Николай, стараясь говорить увереннее. — Так что вы обратились по адресу. Это будет такой креатив, который сделает вашу фирму легендой.

Кстати, о легенде; именно с нее я предложил бы начать формировать рекламную стратегию. То есть нужна сильная легенда, красивая и фееричная, что-то вроде модного завораживающего фэнтези.

— Стоп. — Петерс резко перебил Николая. — Молодой человек, вы, кажется, не поняли, с кем имеете дело. Мы и так бренд, мое агентство — бренд по определению. Если другие нуждаются в создании некоего искусственного ореола, то это потому, что они сами по себе пустышки, ноль без блестящей обертки. Бренд — это бутафория, не больше. А за мной стоят истинные силы, которые не нуждаются в глянцевых обложках.

— Да, но тогда мы не нужны вам. Мы лишь придумываем приятную глазу упаковку, а ваши истинные силы не нуждаются в ней. Если я вас правильно понял, — попытался поддеть мага Николай.

Колдун засмеялся:

— Настоящая сила вообще не нуждается ни в чем, кроме безотлагательного действа.

— Тогда зачем мы вам?

— Только затем, что каждый должен делать свою работу. Двор метет дворник, хотя в принципе это может каждый. Вот зачем. О нас должны знать. Тот, кто правит миром, тоже нуждается в пиаре. Конечно, его истинные пиар-менеджеры — это мы, посвященные, но распространять информацию о нас должны вы, простые смертные. Так устроен бренный мир.

— Тогда, если о вас должны просто знать, вам достаточно дать объявление, где вы находитесь и чем занимаетесь. — Николай заметно осмелел. Впрочем, ему все меньше хотелось получить заказ от этого колдуна. Больше всего он желал поскорее уйти из этого места. Туда, где много солнца и воздуха, наивные воробьи моют перышки в грязных лужах, тает снег после долгой зимы и бегут ручьи…

— Дать объявление? Это несерьезно для таких людей, как мы.

— Тогда что вы хотите, как вы видите наше сотрудничество? — Голос Николая выдавал усталость.

— А это я должен у вас спросить. Предлагать варианты — ваша работа. Только не вздумайте пропихивать мне какую-нибудь лабуду, как я уже говорил, лукавство и всякого рода притворство чреваты большими неприятностями. Человек накапливает негатив вокруг себя, а потом удивляется, почему с ним происходят те или иные события. Знаете, какая из наших услуг пользуется самым большим спросом? Женщины просят вернуть их неверных мужей. Сами в свое время изгадили себе карму так, что места живого не осталось, а потом к нам: мол, верните гулящего самца. Но извините, за все надо платить, и платить не деньгами…

Разговор окончательно зашел в тупик. У Николая взмокли ладони, он ерзал в трясиноподобном кресле и думал, как завершить оказавшийся бесперспективным разговор. Очевидно было, что на любое его предложение у колдуна найдется масса возражений. Николай уже решил ретироваться по-английски и размышлял, как будет искать выход из лабиринта бесконечных коридоров, как в разговор внезапно вмешалась Ольга.

— Платить, вы сказали? — спросила она, обращаясь к Петерсу. — А чем надо платить?

— О, какая пытливая девочка, — произнес колдун, буравя Ольгу взглядом. — А я-то думал, когда же эта цыпочка заговорит?

Голос его стал приторно-сладким. Николаю показалось даже, что его и Ольгу обволакивает какой-то липкой дрянью, наподобие той, которой мажут полоски для мух.

— А вы верите в колдовство? — продолжил маг и посмотрел на девушку так, словно видел ее насквозь.

Ольга на мгновение лишилась дара речи. Совсем недавно она сама задала этот вопрос Коле, а сейчас ей задавал его колдун — с Ольгиными интонациями! Петерс по-прежнему не сводил с девушки глаз.

— А вы знаете, Оля, — ласково продолжил он, — что у вас есть медиумические способности? Вы никогда не думали о своем особом предназначении? А родимое пятно на своей левой лопатке вы в зеркале видели? То самое, в виде бабочки? Может быть, вы знаете, что это знак? Метка того, кто дает нам власть. — И колдун многозначительно поднял вверх указательный палец. — Такие пятна не появляются просто так — это свидетельство избранничества. Если пройдете посвящение, получите шля Олимпия. Вы получите власть и силу, которые приносят огромное упоение… Подумайте.

И колдун протянул руку в сторону Ольги.

Девушка, как завороженная, встала с кресла:

— Я хочу пройти посвящение, потому что оно дает власть и силу.

Пораженный Николай не узнал ее голос.

— Что здесь происходит?! — закричал он, позабыв о правилах приличия. — Прекратите это шоу, какие медиумические способности?

Ему наконец удалось выбраться из мерзкого кресла, и он рванулся навстречу колдуну.

Дикий хохот сотряс все вокруг. Что было дальше, Николай не помнил: как оказался на улице, как добрался до дома… И главное, он никак не мог понять, почему с ним больше нет его Олечки.

Глава 6

Грозовой вестник

Мощные дождевые струи с шипением хлестали по раскаленному асфальту. Толстые, покрытые бугорками и небритой щетиной ветви тополя с наслаждением расправляли клейкие листья навстречу небесному омовению. Их старые стебли источали острое и насыщенное, как пение скрипки, благоухание. Прохожие старались бегом укрыться в ближайших подворотнях. Лишь один молодой человек с видимым удовольствием стоял под дождем и слушал, как молнии и удары грома создают удивительную светомузыкальную композицию над плавящейся от весеннего жара Москвой. Удивительным образом в небесную симфонию вплеталась музыка, льющаяся из дома с колоннами. Роскошный хор исполнял ораторию Генделя «Мессия»: «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя…».

Игнатий почувствовал вдруг какой-то незаметный сдвиг в структуре пространства. Некие изменения, слишком могучие, чтобы их можно было сравнить с чем бы то ни было, коснулись его органов чувств. Игнатию показалось, что в него ударила одна из тех небесных стрел, которые пронзали небеса. Его тело и дух словно превратились в воду. Подняв глаза, молодой человек увидел странное существо, как бы сотканное из молний. Оно неслось на запредельной скорости и в то же время — источало необыкновенный покой. Но самым удивительным оказался голос сущности. Было непонятно, поет дух или говорит: звучал очень древний, то ли григорианский, то ли византийский хорал. Грохот небесных тамбуринов вплетался в это вечное славословие Бодрствующего…

Игнатий не помнил, сколько он простоял перед чудесным видением. Прошла то ли секунда, то ли год. Как вдруг утихли все звуки — казалось, тишина воцарилась над Вселенной. В этом всемирном молчании Игнатий услышал слова, обращенные к нему:

— Ты, носящий на себе имя Богоносца, должен искать Страну четырех рек. В ней ты найдешь драгоценный камень, в котором заключена суть твоей жизни. Иди, Господин рассвета открыл для тебя путь.

— Но почему я? Я не готов. Сейчас у меня много дел. Лучше как-нибудь потом… — Игнатий едва нашел в себе силы хоть что-нибудь ответить.

— За тебя просил святой Игнатий, и ты должен идти сейчас же. Все времена сошлись в это мгновение. Да и какое дело может быть сравнимо с бессмертием?

— А если я не захочу, что мне будет?

— Если не захочешь, вода твоя обратится в пыль, сердце будет пронзено черным мечом и все радости обратятся в величайшую беду.

— Но что мне делать? Где дорога в эту страну? Я не встречал упоминаний о ней на картах. И в исторических книгах тоже… Идти туда, не знаю куда, чтобы найти неизвестно что?..

— Посмотри, что у тебя в руках. Возьми и читай. Действуй, и Верховный Властелин будет с тобой.

С этими словами вестник исчез так же внезапно, как и появился. Слух Игнатия снова заполнил привычный пгум большого города. Во время видения у него не было ни малейшего сомнения в реальности происходящего. Но сейчас внутренний голос стал взывать к здравому смыслу.

«Уж не схожу ли я с ума? Вроде и не пил ничего такого, — подумал Игнатий. — Ну ладно, сейчас вернусь домой, глотну коньяка, успокоюсь, приду в себя. А завтра, хоть и не хочется, покажусь врачу».

В тот же момент он ощутил, что держит что-то в руках. Игнатий отказывался верить собственным глазам: это был старинный свиток.

Странный манускрипт

Гроза уже отшумела. Последние дождинки взбивали пузыри на лужах. А Игнатий все еще стоял около тополей, не решаясь потянуть за ленту, опоясывавшую свиток. Воплощение мягкости на ощупь, она в то же время была необычайно прочной. Украшали ее причудливые изображения диковинных цветов. Но самым удивительным был, конечно, пергамент самого свитка: он явно был выделан из кожи каких-то неземных овец. Багряный по краям, в середине он сверкал ослепительной белизной. Казалось, от него исходит некий отсвет…

Наконец Игнатий решился и потянул за конец ленты. Свиток развернулся — внутри он оказался еще чудеснее, чем снаружи. Фон манускрипта был цвета лазурита, вверху страницы то появлялись, то исчезали золотые буквы. Причем весь текст увидеть было нельзя: свиток настойчиво сворачивался, оставляя открытой лишь ту часть, которую следовало прочесть.

Вот что было адресовано Игнатию:

«ВЗЫСКУЮЩИЙ СТРАНЫ ЧЕТЫРЕХ РЕК — ВСТАНЬ И ИДИ. ПУТЬ ТВОЙ ВЕДЕТ НЫНЕ НА ЗАПАД. НАЙДИ НА СКАЛЕ ЗА ГЕРКУЛЕСОВЫМИ СТОЛПАМИ ПУСТЫННИКА ПАВЛА. ОН СКАЖЕТ ТЕБЕ, КАКИЕ ДОЛЖНО НАЙТИ ПРИМЕТЫ, ПО КОТОРЫМ СМОЖЕШЬ ОТЫСКАТЬ ПУТИ ЗА ПРЕДЕЛЫ МИРА».

Когда Игнатий перечитал написанное трижды, слова исчезли — и на их месте засиял облик пламенного серафима. Но уже через мгновение свиток оказался свернут и завязан лентой. Странное дело: только что бывший шириной с локоть, манускрипт вдруг оказался размером с карманный блокнот и легко поместился в нагрудный карман. Игнатия это не удивило: за последний час произошло столько чудес, что впору было перестать удивляться.

Обманные тропы

Над Москвой вновь засияло вымытое солнце. Нужно было что-то делать, но непонятно, куда идти.

— Как же мне добраться до пустынника? — вслух спросил у себя самого Игнатий.

Ответа на свой вопрос он не получил и медленно пошел в сторону Пятницкой улицы. Повернув сразу за башенкой, чей шпиль как будто указывал на сверхнебесные сферы, он, недолго думая, побрел к виднеющимся вдали главам Климентовской церкви. Но не успел он пройти и половины пути, как около морского ресторанчика его настиг странный молодой человек. Выглядел он весьма необычно: темные волосы покрывал бордовый берет, на плечи было накинуто лиловое пончо. Даже джинсы были не традиционно синие, а какие-то фиолетовые, с красным отливом.

— Привет, братан, — крикнул он, подойдя сзади к Игнатию.

Игнатий слегка растерялся:

— Не имею чести быть знакомым…

— Вот как? Ну, раз считаешь, что мы незнакомы, я представлюсь. Зови меня Ариман.

— И что вам от меня нужно? — спросил Игнатий, желая поскорее отделаться от развязного прохожего.

— Да почти ничего. А тебе от меня нужно многое. Например, слышал я, что нужно тебе попасть к некоему персонажу, который знает то, что тебя интересует. Так вот, я могу продать тебе эту информацию прямо в Москве.

«Вот оно, продолжается», — промелькнула у Игнатия мысль.

— Продать? — переспросил он. — И какая же будет цена?

— Узнаешь, но позже, это пока секрет. Но ты не црогадаешь.

Странный прохожий обхватил Игнатия за плечи и повлек его тесными переулками в сторону Ордынки. Хватка у человека в бордовом пончо была странной: и мягко, и не вырвешься.

Между тем Игнатий все меньше узнавал окрестности. Стены зданий были испещрены граффити вперемешку с непонятными значками и надписями на иврите. Все вместе они сливались в жутковатую фреску, автор которой явно стремился произвести на зрителя тягостное впечатление. Чтобы отвлечься, Игнатий решил посмотреть, который час. С Пятницкой он вроде бы ушел лишь минуту назад, с другой стороны, позади осталось столько улиц и проулков… Но часы Игнатия стояли.

— Да, у нас так. Со временем мы накоротке. Наш правитель — «архонт зона», то есть нынешнего века, — будто подслушал мысли Игнатия Ариман. — Потому и говорят, что в преисподней мука вечная. Не в том смысле, что длится она долго, а потому, что времени там нет вовсе.

За углом дома, к которому Ариман увлекал Игнатия, вдруг засветились огни бара. То ли уже наступил вечер, то ли в этом закоулке он никогда и не заканчивался. В сумеречной мгле окрестные здания расплывались неясными очертаниями, и только вывеска «Валгалла» кричала о себе ярко-багровым цветом.

Бар располагался в подвале старинного дома, в лепнине на фасаде которого нетопыри соседствовали с пятиконечными звездами, серпами и молотами. Вниз вели тринадцать ступеней. Ариман толкнул тяжелую чугунную дверь — и втолкнул Игнатия внутрь;

В зале царил полумрак. Совсем темно здесь не было из-за свечей, горевших разным цветом. Пламя их то вспыхивало сильнее, то угасало, освещая странное убранство помещения. Во всех углах зала и в центре его стояли кадильницы в форме грифонов и драконов, источавшие сладковатый и дурманящий аромат. Еще здесь были столы, покрытые парчовыми скатертями, напомнившими Игнатию церковь: их для чего-то расставили в форме греческой буквы омега.

«Странные хозяева у этого места, — подумал Игнатий. — Даже столы правильно поставить не могут».

— Не странное место, а дорога в странность, — возразил Ариман. — Правда, только в нашу странность. Есть и другая, но о ней лучше не знать. А столы стоят как раз правильно. Если «А» сказал Один, то «Я» скажем мы. Впрочем, давай выпьем. Ведь как говорят персы, любое дело надо обсуждать дважды: на трезвую и на пьяную голову.

Игнатий нехотя присел у одного из стоявших слева столов. Тут же, как по мановению волшебной палочки, на нем возникли две чаши, подножие которых украшали непонятные письмена, напоминавшие скандинавские руны. В чашах плескался напиток золотистого цвета, издававший приятный, хотя и необычный аромат. В качестве закуски подали себя (никакой обслуги не было и в помине) грибы, подозрительно напоминавшие пантерные мухоморы.

Ариман, взяв чашу левой рукой, напыщенно и в то же время фамильярно сказал:

— Ну, для начала давай выпьем за успех нашего предприятия. Да послужит оно для строительства великой башни. И драгоценный изумруд пусть украсит ее венец.

Игнатий не понял из тоста ни слова. Но и спрашивать было бессмысленно: Ариман уже дал понять, что всему свое время. Оставалось ждать дальнейшего развития событий.

Игнатий пригубил из кубка. Дух его в ту же минуту содрогнулся. В голове молоточком застучала запоздалая мысль: бежать отсюда, надо бежать…

Но Ариман видел Игнатия насквозь. И отпускать никуда не собирался. Его лицо скривилось в недоброй усмешке.

— Ты что, сдрейфил? Разве ты слабак, что трусишь перед настоящим делом? Ты же не такой, как все. Мы и условия еще не обсудили, а ты уже лыжи намылил. Так нельзя. Ну, ты кто, вошь на гребешке или повелитель своей судьбы?

Что-то такое было в его интонации… Она завораживала, сулила неведомые прежде соблазны, пробуждала дремавшее где-то в глубине тщеславие: «Ну, ты же можешь попробовать. Тебя не зря так уговаривают, это шанс всех обставить». Эта же интонация заглушала собственный внутренний голос, который просил, умолял Игнатия не слушать Аримана…

Победило страстное желание не быть как все. И Игнатий ответил:

— Я ничего не боюсь. Мне только хотелось бы понять, почему вам понадобился именно я…

— Ну, раз так, — оживился Аримай, — тогда, пожалуй, и можно поговорить о том, почему, зачем и как. Я ведь сразу понял, что ты не какая-нибудь ботва, а серьезный мужик.

Теплая волна удовольствия разлилась в груди у Игнатия после этих слов. Да и кому не приятно, когда его ценят и уважают. Ариман же хорошо разбирался в людях. Он легко поддел Игнатия на крючок самолюбия.

— Да-да, — продолжил Ариман. — Мы всегда говорим, что нужно бороться за свои права. Вот у тебя сколько достоинств! А кто-нибудь о них помнит? Нет, все распоряжаются тобой, как своей собственностью, приказывают… Никакой декларации прав человека и гражданина. Но давай ближе к делу.

Тут он наклонился над столом и таинственно зашептал прямо Игнатию в ухо, хотя никакой нужды в этом не было. Шум от тяжелого рока (играли, кажется, «Раммштайн») был такой, что трудно было слушать даже свои мысли.

— Суть в том, что тебе нужен камень. Нам он тоже нужен. Так почему бы не скооперироваться? Мы знаем, где камень, но попасть туда не можем. Ты же, наоборот, не знаешь, но можешь пробраться куда нужно. Так что давай баш на баш. Ты добываешь нам камень, а мы тебе даем взамен… да что угодно, хоть бессмертие, хоть вечную молодость.

— А вам-то он зачем? — спросил Игнатий.

— Я же сказал, для башни. Без него нельзя прорвать пространство, уже пробовали. А нам надо ворваться в небеса. А хочешь, мы тебя сделаем одним из мастеров башни? Ты даже не представляешь, какие это возможности…

— А как же вода, ставшая пылью, черный меч и так далее? — все еще сомневался Игнатий.

— Да пропаганда это все. Да и не нужна тебе будет вода. Пить будешь лучшие вина. А уж о черном мече и о сердце мы точно сможем позаботиться.

— Ну, если так, то давайте попробуем, но помните, что вам я ничего не обещал. — Игнатий старался оставить себе хоть небольшую лазейкудля отступления.

— Обещал, не обещал, какая разница? Все равно решаешь не ты. Главное — согласие. У них все получится. Ну, пойдем, ты же обещал не трусить, ты же сильный. Пошли, пошли.

И с этими словами Ариман приобнял Игнатия и повел к задней стене зала, на которой висело огромное зеркало, обрамленное золотой, инкрустированной рубинами рамой.

— Вот и дорога в странность, — не без удовольствия сказал он и вдруг резко толкнул Игнатия прямо внутрь зеркальной поверхности:

— В путь!

Полет к бездне

Удар оказался сильным. Игнатий на мгновение потерял сознание. А когда пришел в себя, удивился, что не болят руки и лицо, которые, казалось, должны были порезаться о зеркало.

Место, в котором он очутился вместе с Ариманом, было еще менее уютным, чем недавняя «Валгалла». Какая-то хмарь вместо света. Серо-бурые то ли стены, то ли слои тумана. Время от времени рядом слышался звук лопнувшей гитарной струны. Земля точно мертвая, ни травинки на ней. Да и земля ли это? Ноги стоят твердо, а топнуть или хотя бы провести ботинком черту невозможно. В воздухе — стойкий запах застарелой пыли.

— Какая-то странная у вас странность. Неуютная. Могло бы здесь быть и потеплее, — заметил Игнатий.

— Будет, будет и потеплее, — с недоброй усмешкой ответил Ариман. — Но, собственно, странность такой и должна быть. Тем более что путешествие только начинается.

С этими словами Ариман сплюнул через правое плечо. Слюна зашипела, как кислота на куске мела.

И вот прямо над ними стали проявляться очертания коракла — лодки древних ирландцев, такие Игнатий видел в книжках. В него были запряжены два грифона, чьи бока лоснились, а из алых пастей вился дымок. В глубинах исполинских грудей чудищ застыл рык. Однако, увидев Аримана, они тотчас завозили хвостами, как побитые дворняги…

И на этот раз Жанна очнулась вся в холодном поту. Пижама ее липла к телу, руки тряслись, как в лихорадке. Жанна чувствовала жар, ей казалось, что она только что бредила. За окном опять радужно сиял мартовский день, часы показывали одиннадцать. Жанна оглядела комнату, посреди которой стоял мольберт с не дописанной вчера картиной. На холсте извивались бесконечные пыльные коридоры. С чего начать писать увиденное в сегодняшнем сне? Коракл с двумя грифонами, бар со странным названием «Валгалла», свечи, столы и Ариман в лиловом пончо…

Но больше всего ее поразило новое знакомство: Жанне показалось, что Игнатий — человек, которого она хорошо знает. Или знала прежде… А может быть, он из ее будущего? Но будущего нет, а прошлое уже прошло, возможно, когда-то она знала этого Игнатия, и потому он ей приснился.

Жанна прикрепила ватман к мольберту и начала быстро, крупными штрихами набрасывать грифона.

Глава 7

В следственном комитете при прокуратуре начинался обычный рабочий день.

Шныряли из кабинета в кабинет сотрудники, хлопали двери, пахло только что заваренным кофе, отовсюду доносился запах табака. Сквозь не мытые после зимы окна пробивалось яркое, ничем не утолимое весеннее солнце.

— Когда нам окна мыть будут? — недовольно произнесла Валя, помощник следователя, разливая крепкий кофе по чашкам. — Скоро белого света не видно будет.

— Так это были ребята с ночной игры? — спросил Вася, системный админ, забежавший к следователям на утренний кофеек.

— Ну да, — ответил следователь Константин за Валю.

Валя была сегодня без настроения, и ее лучше было не трогать.

— Как эта игра называется? — продолжал допытываться Вася, размешивая пятую ложку сахара в кружке.

— Да фиг их знает, «Ночные снайперы» вроде, — произнесла как можно равнодушнее Валентина. — Вась, а у тебя не слипнется? Ты хоть бы раз сахару принес к чаю или печенья. Каждый день здесь трешься, а еще ни разу ничем не угостил.

На работе она тщательно скрывала, что была заядлым игроком, и уж тем более никогда не призналась бы, что ребята, нашедшие с субботы на воскресенье труп на путях, — это приятели из ее команды «Строго фиолетово». В тот вечер она пошла в ночной клуб с подругой и теперь благодарила за это судьбу. Иначе ей пришлось бы объяснять свое присутствие там, а афишировать свое увлечение, прямо скажем, странное для человека из органов, она никак не хотела.

— Какие «Ночные снайперы»? «Ночной поиск», Валь, ты же должна знать, — обратился к ней Константин.

— Да мне фиолетово, как они называются, хоть «Ночные бабочки», — огрызнулась Валя. — Сути дела это не меняет, а только прибавляет работы нашей замечательной конторе. Теперь у нас не три трупа, которые якобы по пьяни угодили под электричку, а четыре. И этот последний говорит о том, что трупаки эти на пути не сами притопали. Им помогли, и очень сильно помогли.

— Ну, это ежу понятно. — Костя отхлебнул кофе из чашки. — Судебные эксперты нашли у одного из них дырку в сердце — от тонкого и острого предмета…

— Помогли так помогли, только непонятно, кому понадобились несчастные бомжи. Да еще дырявить их таким способом, — проворчала Валя, включая компьютер. — Вася, у меня комп виснет уже неделю, может, как раз ты мне его сделаешь? А то только кофе пить приходишь. — В ее голосе слышалось явное раздражение.

— Валюха, о чем речь, конечно! Для тебя я сама доброта, щас все наладим, — заискивающе пообещал системщик.

— Ну, может, еще не объединят в одно дело? — спросила Валя, уже обращаясь к Константину.

— Объединят, как пить дать, голову даю на отсечение, — сказал Константин, закуривая очередную сигарету.

Глава 8

Николай проснулся от телефонного звонка. Брать трубку не хотелось, но на том конце были настойчивы.

— Алле, — произнес Коля осипшим голосом.

— Николай Андреич, а что это вас на работе нет уже третий день? — послышался ехидно-недовольный голос начальника.

— Я приболел, — прохрипел Коля в трубку.

— Ну-ну, я заметил, как вы приболели. Вы знаете, что у нас разговор короткий, без церемоний, поэтому считайте себя уволенным за прогулы. Кстати, передайте своей подруге Ольге, что она тоже уволена. За трудовыми книжками можете зайти, когда поправитесь. Всего доброго.

Послышались короткие гудки.

— Да пошел ты! — закричал Коля и бросил мобильник в стену. Трубка жалобно хрустнула и разлетелась на несколько частей. Коля бессильно повалился на диван и застонал.

— Господи, что происходит? Это бред, сон, это просто сон…

Больше всего ему хотелось проснуться утром и увидеть рядом с собой Ольгу. Они поедут вместе на работу и навсегда забудут сон про страшного колдуна.

Глава 9

Несколько месяцев назад.

— Я недоволен тобой, Петерс!

— Но, мой Господин, я делаю все, чтобы быть достойным твоего избранничества. Я твой раб, Господин, тебе поклоняюсь и тебе одному служу. Я ни разу не был неверен тебе.

Тело Петерса пронзила дикая боль, он изогнулся от мучительной судороги. Его рвало так, что ему казалось, он выплюнет на натертые паркетные полы свои собственные кишки. Еще ни разу контакт с Господином не был столь мучителен, как сегодня.

— За что, мой Господин? — прорычал Петерс, валяясь в собственной блевотине.

Он пытался подняться, но ноги скользили, а тело снова и снова пронзала боль такой силы, что Петерс в очередной раз падал лицом прямо в рвотные массы, размазывая их по шикарному паркету. Петерсу уже начинало казаться, что ему пришел конец.

— Пощади, Господин мой, я больше не могу терпеть эту муку, — прохрипел, весь изгибаясь от страшнейшей боли, Петерс.

— Чем ты занимаешься, Петерс? Разве для этого ты подписывал со мной договор?

— Но, мой Господин! Я все делаю по заповедям. Но я теряю силы, мне недостаточно власти! — завопил Петерс, пытаясь встать на колени. Его тело била крупная дрожь, хотя боль несколько отступила и стало немного легче.

— Мне нужны жертвы.

— Но я жертвую!

— Мне нужны человеческие жертвы.

— Но это не так просто.

— Если для тебя это не просто, ты будешь уничтожен. Мне не нужны никчемные рабы.

— Я сделаю все, как скажешь, мой повелитель. — Петерс простер руки к своему владыке. — Но мне нужны для этого силы от моего Господина.

— Ты получишь власть, разве я обманывал тебя когда-либо?

Глава 10

Темная ноябрьская ночь. Огромный костер посередине лесной поляны, казалось, вот-вот взметнется до небес. Пламя было такой силы, что обжигало обнаженные тела женщин, кружившихся в бешеной пляске. Их танец с каждой минутой становился все быстрее. Женщины кричали в трансе, их тела причудливо извивались, распущенные волосы прилипали к мокрой от пота коже. От разгоряченных тел шел пар. Казалось, что участницы шабаша должны были давно упасть от бесконечного кружения, но, напротив, танец продолжал ускоряться. Неподалеку от костра на сооружении, напоминавшем трон или престол, восседала грузная фигура с металлическим жезлом в руках. Перегни, увенчивавшие толстые, похожие на сосиски пальцы, сверкали и переливались в отблесках огня. Обритую голову обрамляло некое подобие короны самого несуразного вида.

Колдун поднял жезл и громовым голосом, перекрикивая вопли ведьм, в бешеном ритме кружащих у костра, рявкнул:

— Наш владыка и повелитель узрит свою жертву!

Женщины как по команде застыли, словно изваяния, приняв самые неестественные позы.

— Наш владыка и повелитель желает узреть свою жертву!

Колдун ударил жезлом о подтаявшую от жара костра землю. Воцарилась гробовая тишина, лишь треск поленьев нарушал ее.

Жезл колдуна стал медленно клониться в сторону одной из ведьм. Никто из них при этом не проронил ни звука и не шелохнулся, словно их всех разбил паралич.

— Итак, владыка повелел узреть жертву, — повторил колдун, но в следующее мгновение со стороны леса послышался треск сухих веток. На поляну, прикрывая глаза рукой от яркого света, буквально вывалился тщедушный мужичок. Темное лицо его обрамляла густая щетина, пряди грязных волос выбивались из-под рваной вязаной шапки, за спиной болтался засаленный до блеска брезентовый вещмешок.

— Ребят, пустите погреться, а то приблудился я, — заплетающимся языком произнес бомж. Покачнувшись на неверных ногах, он попытался разглядеть происходящее на поляне.

Обнаженные ведьмы по-прежнему не двигались. Колдун медленно поднялся с трона и, указывая на все еще щурившегося бомжа, прохрипел:

— Владыка, благодарю тебя за твою превеликую милость! Наш повелитель узрел себе жертву! Слава великому повелителю!

Подойдя к ничего не понимавшему мужику, Петерс ткнул ему жезлом в грудь.

— Царицы мои, у нас начинается брачный пир! Властелин повелел приготовить ему жертву! Возьмите его! — заорал колдун.

Мужик в ужасе замотал головой и отшатнулся, с ужасом бормоча одно и то же:

— Ребят, я тока погреться, замерз весь, заблудился. Ребят, вы чего?

В следующую секунду ведьмы с визгом налетели на бомжа и содрали с него одежду, обнажив жалкое, худое и сморщенное тело.

Ноги несчастного подкосились, рот его широко беззвучно открывался, показывая редкие гнилые зубы.

— Я, я, — стонал бомж, — я тока…

— Жертву! — завопил колдун, снова и снова ударяя жезлом.

В ту же минуту ведьмы подхватили несчастного и водрузили на престол, где недавно восседал Петерс.

Мужик неистово мотал головой и надрывно мычал. Руки и ноги его были крепко связаны, рот заткнут кляпом.

Колдун подошел вплотную и занес над ним руку — блеснула длинная и острая игла, похожая на вязальную спицу.

— Во имя владыки нашего могущественного! — С этими словами Петерс пронзил грудь своей жертвы.

Предсмертные судороги сотрясли тело, затем оно мелко задрожало и резко обмякло.

— Свершилось, совершилось! — завопил Петерс нечеловеческим голосом.

В ту же секунду он упал на землю и забился в конвульсиях.

— Блаженство, какое блаженство, — рычал как зверь колдун, катаясь по земле. Ведьмы окружили его, прикрывая своими телами, и дьявольские пляски продолжились.

— Благодарю тебя, мой повелитель, я чувствую, как силы наливают все мои члены, — будто в оргазме, стонал колдун.

Костер догорал, из леса повеяло холодным, могильным дыханием.

Через несколько часов ночная электричка, словно острым ножом, рассекла бездыханное тело несчастного бездомного, брошенного на полотно железной дороги.

А ранним утром в занимавшемся сером осеннем рассвете на месте происшествия работали криминалисты из следственного комитета. По предварительным данным, смерть наступила в результате несчастного случая. Смертельно пьяный бомж упал на рельсы и не смог подняться. Останки были настолько обезображены, что никому и в голову не пришло проводить специальную экспертизу. Пострадавший был одет и обут, в нескольких метрах от рельсов валялся засаленный брезентовый вещмешок.

Бомж он и есть бомж, никто его и искать не будет. После всех необходимых следственных процедур зароют в казенном могильнике и поминай как звали. Да и как звали, толком никто не знает. Ну поспрашивали у местных бомжей, что в этом районе отираются да на ближайшей оптовке, и выяснили, что «погоняло» у погибшего было Ерофеич, жил он где придется. В холода обретался на теплотрассе, а летом сооружал с другими, такими же, как сам, бедолагами, шалаш недалеко от железки — вот и все, что знали о несчастном. А на кострище в тысяче метров от железнодорожного полотна никто и внимания не обратил. Мало ли кострищ в наших лесах. Вот и все.

Глава 11

У ведьмы Кристы шел прием.

Молодой мужчина приятной внешности в дорогом костюме нервно курил, стряхивая пепел в огромную пепельницу в виде зелено-коричневой жабы. Жаба смотрела на него выпученными черными глазами, словно приглашая к диалогу. Мужчина не сводил глаз с пепельницы, казалось, она была заколдованной, как, впрочем, и все остальное в окружающем интерьере. Чувствовал гость себя некомфортно и подумывал уйти. Зачем он здесь? Андрей (так звали мужчину) уже не раз задавал себе этот вопрос. Но взгляд вновь приковывала к себе жаба, которая всем своим видом говорила: тебе надо, очень надо, ты. пришел, сиди смирно и смотри. И Андрей доставал следующую сигарету…

Криста была похожа на черную пантеру: гибкая, тонкая, в обтягивающем трико, черные волосы струились по плечам и спине. Длинные худые пальцы, унизанные перстнями, двигались, словно в такт некой таинственной мелодии, понятной только ей — запредельной и окутанной таинственным мраком. Ведьма сидела перед хрустальным шаром и сосредоточенно в него вглядывалась.

— Фотографию принесли? — Криста резко вскинула голову и впилась взглядом в Андрея.

Тот вздрогнул от неожиданности и оторвался от жабы.

— Да, конечно. — Он полез во внутренний карман пиджака.

— Давайте ее сюда, — приказала Криста и протянула длинную костлявую руку. Андрею на секунду показалось, что сейчас она превратится в огромную змею и обовьется вокруг шеи. А затем начнет его душить, и Андрей станет задыхаться, хрипеть и биться в предсмертных конвульсиях. Потом он дернется последний раз в смертельной судороге и затихнет навсегда.

— Я жду, — томно произнесла Криста.

— Да, сейчас. — Андрей достал слегка помятую фотографию своей любимой.

Это был обычный портрет. Веселое, молодое, улыбающееся лицо на фоне цветущего жасминового куста. Светлые вьющиеся волосы, милые ямочки на щеках… От фотографии веяло весной, солнцем и чем-то еще — ярким и свежим.

В ту же секунду ледяные пальцы Кристы вырвали фотографию. Андрею показалось, что он ощутил прикосновение мертвеца. От колдуньи и в самом деле веяло могильным холодом и мраком. Казалось, открой она сейчас рот — и оттуда польется смрад мертвечины. Андрею почудилось, что ведьма, как в фильме ужасов, и впрямь покрывается сине-зелеными трупными пятнами. Вот-вот кожа начнет сползать с нее гнилыми лоскутами, обнажая склизкие серые мышцы…

К счастью, через мгновение жуткое видение прошло. Криста по-прежнему восседала на своем троне, усердно делая пассы вокруг хрустального шара, перед которым лежала фотография его возлюбленной.

Андрей снял очки и потер переносицу, затем водрузил их обратно.

«Брр, жуткая все-таки вещь эта чертовщина», — подумал он про себя, а вслух нарочито бодро произнес:

— Вообще-то, я атеист, ни в Бога, ни в черта не верю.

На последних словах Андрей запнулся, словно подавился костью. Уже в следующий миг ему показалось, что он проглотил дурно пахнущую тряпку. Ею мыли когда-то посуду, а потом забыли возле раковины, и она, покрывшись слизью, начала вонять помоями.

Теперь же попала ему в горло и больно давила на кадык. Мерзкая жаба смотрела на него и посмеивалась.

— Чего же ты тогда сюда приперся? — услышал Андрей клокочущий голос.

Глаза его округлились: это не мог быть голос Кристы, она полностью погрузилась в транс. Больше же в кабинете никого не было. Тряпка тем временем медленно сползла по пищеводу и плюхнулась в желудок, зашипела, как таблетка растворимого аспирина, испустив помоечный запашок, и растворилась, оставив после себя болотного цвета тину. Андрея чуть не стошнило.

— Если ты здесь блеванешь, госпожа Криста будет в гневе. Она не любит, когда блюют в ее кабинете, — со злобной улыбкой проклокотала жаба.

Андрею стало совсем худо: видно, он совершенно не в себе, раз с ним разговаривает жаба-пепельница. Лоб его покрылся холодным потом, сердце застучало так, что, казалось, оно уже не в груди, а там, в кармане, из которого молодой человек минуту назад извлек фотографию своей любимой.

Криста, прикрыв глаза, что-то бормотала и мерно, как маятник, раскачивалась взад и вперед. Казалось, она не слышит диалога пепельницы с клиентом.

Тем временем жаба продолжала:

— Значит, говоришь, ни в Бога, ни в черта? А чего ж тебя сюда принесло? Отвечу: пришел любимую девку приворожить. Значит, веришь кое в кого, не верил бы — не пришел. Вера — великая сила, правда, смотря во что верить… Веришь ли, что Криста поможет затащить ее к тебе в койку?

— Я не в койку затащить ее хочу, — возмутился Андрей.

— А куда же, если не в койку? — И жаба засмеялась, обнажив безобразные десны.

— Я люблю ее и хочу быть с ней, только с ней! — крикнул Андрей, схватив пепельницу. Больше всего ему хотелось шарахнуть ее об пол, чтобы она разлетелась вдребезги.

— Спасите, убивают! — завизжала жаба.

— Поставьте пепельницу на место и сядьте, — приказала Криста, выйдя из транса. — Матильда, ты опять поссорилась с клиентом? Будешь себя так вести — займешь место в самом дальнем углу нашего сортира.

— Ой-ой, госпожа, простите, я больше не буду, — пропищала жаба.

Андрей уже поставил ненавистный предмет на стол, жаба молча уставилась на него немигающим взглядом.

— Я уже начала работать с ней, — обратилась к нему Криста. — Девочка у вас непростая… Обычным приворотом здесь не обойтись, и одной фотографии будет недостаточно. Думаю, в ближайшее время я пойму, в чем тут дело, эта тайна будет мне открыта. Но как вы понимаете, сильный приворот будет стоить дороже…

«На бабки разводят, — подумал Андрей, — надо же, как все банально». В тот же момент жаба посмотрела на него таким испепеляющим взглядом, что ему показалось, будто он попал на раскаленную сковороду. Сквозь подошвы кожаных дорогих ботинок он почувствовал сильнейший жар, а подмышки взмокли и дурно запахли.

— Деньги? Не вопрос, — поспешил заверить Андрей.

— Тогда к следующему сеансу мне понадобится прядь ее волос и кровь.

— Кровь? — воскликнул пораженный Андрей. — Но где я ее возьму?!

— Именно кровь, — подтвердила ведьма. — Не думала, что для вас это проблема.

— Да она меня к себе на пушечный выстрел не подпускает, даже руки не дает! Допустим, волосы я возьму с расчески, она ее на своем столе оставляет, когда из офиса уходит, а кровь… Нет, это невозможно, если только она не расшибется где-то поблизости и я не стану оказывать ей первую помощь: Это же бред какой-то!

Криста засмеялась, словно не расслышала его последнюю реплику:

— Ого, вы еще и фантазер! А хотите мы и правда устроим вам романтическое спасение вашей принцессы? Она попадет под машину, кровищи будет — хоть литрами бери.

— Нет, нет, я не хочу причинять ей боль, — поспешил отказаться от жуткой перспективы Андрей. — Да я и сам в обморок падаю от вида крови, мне плохо делается, даже когда берут анализ из пальца… — Он не знал, что еще придумать, только бы отговорить кровожадную Кристу от ее затеи.

Криста покачала головой:

— Ох уж эти мужчины! Поручи принести крови женщине — в лепешку разобьется, но принесет и глазом не моргнет. А с вами начнешь работать — только и слышишь: это не могу, то не могу… Тогда принесите свою сперму — это тоже очень сильное средство. Я прочитаю заклинание, а вы потом добавите в питье. Я надеюсь, уж к ее чашке с кофе у вас есть доступ? Только в чай не добавляйте, а то видно будет. Или в сок с мякотью, тоже незаметно…

— Сперму?

— И это смущает? Или в этом смысле у вас проблемы? — В глазах ведьмы снова сверкнула усмешка.

Жаба на столе давилась от смеха.

— Ой-ой, сейчас живот сведет, не могу больше, — квакала пепельница.

— Матильда, не надо смеяться над клиентами, иначе твое место точно будет в сортире, — пригрозила Криста.

Глава 12

Жанна лежала на диване и смотрела в потолок. Прямо посередине его медленно полз большой серочерный паук. Такой же, как во сне, только там он был размером с лошадь.

«Где грань между сном и реальностью? — думала Жанна. — И что есть реальность на самом деле?» Она больше не думала, что сны — плод ее воспаленного воображения. Скорее уж параллельный мир, в котором она с удручающим постоянством вынуждена бывать.

Вскоре Жанна почувствовала сильный приступ голода. Пришлось вставать и отправляться на кухню. В комнате на мольберте остался почти законченный портрет Игнатия. А рядом стояла картина, на которой текла таинственная река и из густого потустороннего тумана выплывал коракл, запряженный грифонами. Страна призраков… И единственный живой человек в ней — Игнатий. Жанна вчера целый день работала над его портретом, словно отвоевывая у забвения, которое похищает образы сна. Она боялась забыть его облик. Теперь работа была почти готова: Игнатий смотрел на нее добрым, ласковым взглядом. У Жанны было такое чувство, словно он вообще был единственным светлым пятном в ее жизни.

Холодильник был пуст. Он смотрел на хозяйку голым желтоватым нутром и издавал специфический мерзкий душок — тот самый, который заводится в старых холодильниках и который ничем невозможно вывести. Жанна с раздражением захлопнула дверцу.

— Должно же здесь быть что-то съедобное, — возмутилась Жанна вслух, обыскивая пятиметровую кухню. Она нервно открывала жестянки, гремела крышками, заглядывала в шкафчики. Но, увы, кроме горстки гречки и жалких остатков вермишели в пластиковом пакете ничего не нашла. Даже чайная заварка вся вышла. Кофе тоже кончился, она уже не помнила когда. Последнюю сигарету Жанна выкурила вчера…

Она вспомнила, что не выходила на улицу уже неделю, ничего не покупала, почти ничего не ела. Питалась тем, что оставалось на кухне.

Жанна поставила чайник на плиту, выгребла ложкой остатки варенья из банки и бессильно опустилась на табурет:

— Господи! Как я устала от всего этого! Ненавижу эту кухню, эту квартиру, эти проклятые сны…

Она обхватила голову руками и заплакала. Так плачется в детстве, когда кажется, что весь мир против тебя и ты один на один со своей болью и бедой.

Вдруг Жанна вскочила, помчалась в прихожую, достала из сумки кошелек… Но и он был пуст, с трудом мелочью набралось тридцать рублей.

— Надо срочно звонить Женичу, — сказала она. Жанна часто разговаривала сама с собой, это была привычка, выработанная за годы одиночества.

Женич был барыга, толстый одышливый парень, до ужаса жадный. Он скупал картины у художников и ловко перепродавал их на Арбате и других уличных вернисажах. Платил очень мало, однако всегда сразу, никогда ничего не брал на реализацию. Может, именно поэтому многие художники предпочитали иметь с ним дело. Все же деньги сразу — это намного приятнее, чем ждать, пока картины продадутся и посредник соизволит расплатиться за них. К тому же многие из скупщиков не торопились расплачиваться, а всячески Оттягивали выплаты, утаивали и прочее.

Трубку сняли сразу.

— Женич, привет. Это я, Жанна.

— А, привет. Давно тебя не слышно, — произнес очень высокий тенор, почти фальцет.

— Женич, у меня для тебя два натюрморта есть. Возьмешь? — как можно ласковее и даже заискивая произнесла Жанна. С Женичем всегда нужно было заискивать, он это любил.

В трубке послышалось сопение.

«Одьппка у него усилилась, — подумала про себя Жанна, — двести кило как никак. Боров, хоть бы на диету сел».

— Женич, слышишь меня? — Жанна хотела сказать, что ей позарез нужны деньги, но осеклась. Если Женич просекал, что автор сильно нуждается, он платил еще меньше.

— Натюрморты? Натюрмортов у меня много. Сейчас пейзажи спрашивают и мистику всякую, а натюрморты пока нет, — пропыхтел в трубку Женич.

— Ну, Женич! Мои же натюрморты всегда хорошо шли. Именно мои, ты же знаешь, я не малюю вазы с яблоками. У меня фэнтези немного. Второй вообще со старыми музыкальными инструментами, очень интересный. Заедешь посмотришь? — почти умоляла Жанна.

В трубке опять послышалось тяжелое дыхание.

— Интересный, говоришь? Тогда на следующей неделе загляну.

У Жанны упало сердце. До следующей недели она точно не дотянет, у нее даже чая нет.

Был у нее еще один знакомый барыга, но он брал только на реализацию.

Жанна уже хотела было сказать Женичу, что у нее полная квартира нужной ему мистики, но посмотрела в сторону холстов, аккуратно выставленных у стены, и передумала.

«Эти картины не продаются», — подумала Жанна. И не заметила, что сказала это вслух.

— Что ты сказала? Что не продается? — спросил навостривший уши Женич.

— Да ничего, тебе показалось. Я говорю: заезжай раньше, а то я другому продавцу отдам. У меня просили, я тебе первому предложила, потому что тебя давно знаю. Так что давай, сегодня подгребай.

Это сработало: Женич от своей жадности даже не понял, что Жанна блефует. Конечно, как он мог упустить Жанну конкуренту? Он прекрасно знал, как берут ее работы. Только выпендривался для порядка, чтобы она сама не поняла, какую ей нужно просить за картины цену. Но показать свою озабоченность он сразу не мог, только еще сильнее запыхтел в трубку, послышалась возня.

— Ну, сегодня точно не получится, — растягивая слова, важничал Женич. — Давай завтра с утречка, идет?

— Ну, хорошо, идет, но только с утречка. Иначе в обед у меня их уже заберут, — подстраховалась Жанна.

— Идет, заметано. Пока.

— Пока, пока… — произнесла Жанна, положила трубку и в голос закричала: — Как я это все ненавижу, ненавижу!

Она ощущала такое бессилие, словно разгрузила вагон угля. Чтобы заработать хоть что-нибудь, ей каждый раз приходится вот так врать, уламывать, зазывать… И себя Жанна ненавидела в такие минуты.

— Почему нет просто чистого творчества, почему надо так унижаться, лезть из шкуры вон, чтобы получить кусок хлеба?! Надоела эта нищета. У меня нет еды, нет нормальной одежды, последние кроссовки в дырках, свитер истерся до неприличия. Нет ни косметики, ни стиральной машины. Постельное белье давно расползается, диван продавлен. Вся остальная мебель образца шестидесятых тоже давно просится на помойку.

Дыры в зубах не на что залечить. Я мою голову мылом. Меня никто не любит, я забыла, когда последний раз спала с мужчиной, не говоря уже о простом свидании…

«Продать бы эту халупу, — думала Жанна чуть позже, упав на диван и заложив руки за голову. — Любая халупа в Москве стоит денег, даже в пятиэтажке на пятом этаже, даже на пыльной заводской окраине. Продать — и дело с концом. Взять гитару — и вперед, тусить с неформалами по полям и весям. Колесить с автостоперами по дорогам, малевать этюды на природе. А может, лучше купить на вырученные деньги маленькую хижину в горах среди скал и водопадов? И ходить с мольбертом писать небо и орлов, парящих в свободной вышине. Наслаждаться ветром, засыпать под шум дождя и треск поленьев в маленькой закопченной печурке. Или махнуть в Венецию…»

Жанна не заметила, как заснула. Ей вновь снился Игнатий.

Глава 13

Несколько лет назад

Кристина провалила все экзамены. Театральный, вуз, в который она так мечтала попасть, захлопнул перед ней свои двери. Девочка из провинции, она мечтала стать артисткой. Да-да, непременно артисткой, а не бухгалтером или экономистом, как прочила ей мать. Та хотела сделать из единственной дочери самое себя. Всю жизнь проработавшая в бухгалтерии и дослужившаяся до должности главбуха на одном из крупнейших липецких предприятий, властная и принципиальная, она видела свою дочь такой же, какой была сама. Но Кристина и не думала идти по стопам матери, она страстно желала стать артисткой. Со скандалом она покинула родной дом, с уверенностью, что если вернется туда, то только знаменитой, как Гурченко или Мордюкова. Сколько было таких, кто убегал из дома, шел против воли родителей и все равно становился великим и признанным! И с ней, Кристиной, будет так же. Еще девчонкой она грезила видеть свои портреты на плакатах и афишах. Толпы поклонников у ее дома, автографы и интервью, свет софитов и звук фанфар… Но все мечты рухнули. Кристина банально не сдала вступительные.

Декорации сменились в одно мгновение. Казавшаяся бесконечной июльская жара вдруг сменилась холодом, зарядил беспрерывный дождь с порывистым ветром. Кристина, вся промокшая и продрогшая, сидела на перроне и ждала поезд. В кармане у нее лежал плацкартный билет на боковушку возле туалета, купленный на последние деньги. В животе урчало от голода, непокрытые руки покрылись гусиной кожей. Длинные черные волосы, утром аккуратно собранные в хвост, теперь растрепались и свисали мокрыми скользкими прядями. Но Кристина почти ничего не чувствовала и думала только о том, что скажет мать.

Хотя известно что: скажет, что она тысячу раз была права, что дочь ее всегда не слушается и поэтому получает по заслугам. Потом мама позвонит куда надо и кому надо и отправит свою непутевую дочку учиться на бухгалтера. Пять лет Кристина проходит в ненавистный институт, а потом мама устроит ее на свое родное и не менее ненавистное предприятие. И уже сюда Кристина будет ходить долгие и долгие годы, чтобы просиживать в душном кабинете с девяти утра и до шести вечера. Здесь же Кристина превратится в унылую толстую тетку с типично бухгалтерским выражением лица. Мечты были разбиты, да что там — разбита судьба.

От этой мысли Кристине стало еще холоднее. Ею овладело отчаяние. Нет, она не поедет назад в Липецк. Терпеть унижение от матери, видеть ее самодовольное лицо, слышать нотации, какая она, Кристина, никчемная и ни на что не способная?.. Ну нет. Она бросится под поезд, сейчас и здесь. Пусть лучше мать рыдает над ее изуродованным телом, рвет на себе волосы и голосит с соседками о потере единственной дочери, чем будет унижать ее, Кристину, и обвинять в полном ничтожестве…

Кристина уставилась немигающим взглядом на тонкие, блестящие от дождя рельсы, как вдруг из ступора ее вывел вкрадчивый, даже убаюкивающий баритон. Девушка повернула голову и взглянула на обладателя столь приятного голоса. Это был грузный мужчина с небольшой бородкой типа «плевок», закутанный в черный, до самого пола плащ. У него были странные глаза: они притягивали к себе, чтобы больше не отпускать.

«Паук, — подумала про себя Кристина. — И глаза паучьи».

— Такая милая девушка — и хочет броситься под поезд. Ай-яй-яй, — проворковал паук, а потом разразился ехидным смешком.

В следующее мгновение из-под плаща вынырнула толстенная, с большим количеством перстней на пальцах рука. Ручища приблизилась к лицу Кристины, сделала какое-то неуловимое движение…

Кристина, как завороженная, смотрела на незнакомца немигающим взглядом. Он же еще раз провел рукой вдоль ее лица и словно стряхнул на землю что-то невидимое.

Как она оказалась в доме колдуна, Кристина помнила с трудом. Ей очень захотелось с ним пойти. В ту же ночь она оказалась в его постели. Ее больше ничего не удивляло и не смущало, она не задавала вопросов. Через неделю она поняла, что ей выпало высшее предназначение. Она стала ведьмой Кристой — любимой и самой молодой ученицей великого и знаменитого на всю страну черного мага Петерса.

Март, наши дни

У Кристы вновь шел прием. Она уже изрядно устала, когда в кабинет вошел последний посетитель. Это был Андрей. Молодой человек неуверенно топтался у входа и никак не решался ни пройти, ни что-то сказать.

— Присаживайтесь, дорогой Андрей. — Криста сделала царский, полный достоинства жест в сторону кресел. — Вы принесли сперму?

Андрей густо покраснел и еще больше замялся, словно школьник, которого застукали за постыдным занятием в туалете.

— Да-да, у меня получилось, — запинающимся голосом произнес Андрей.

— Давайте ее сюда.

— Сейчас. — Молодой человек стал трясущимися руками расстегивать замок дорогого кожаного портфеля. — Одну минуту, простите… Вот она. — И он протянул колдунье склянку с небольшим количеством белесоватой жидкости.

— И это все? — сморщившись от отвращения, спросила Криста. Она разглядывала баночку на свет: — Свежая?

— Конечно. — Андрей поперхнулся и кашлянул в кулак. Ему нестерпимо захотелось курить, и он уже полез в карман за сигаретами, как вдруг поймал на себе цепкий взгляд старой знакомой — пепельницы. Жаба смотрела на него немигающими глазами и смеялась.

— Долго дрочил? — спросила жаба.

Андрею стало плохо, он судорожно смял пачку сигарет.

— Курите, не стесняйтесь, — сказала ведьма. — Я вас быстро не отпущу, я ведь говорила, что это не простой заговор.

— Курите, курите, — передразнила жаба. — Он от страха пачку раздавил.

— Вы можете взять мои сигареты, — сказала колдунья.

— Нет-нет, спасибо, мне расхотелось, — соврал Андрей. Терпеть издевки жабы-пепельницы, которая начинала вести с ним похабные беседы, не было никаких сил.

«Что вообще со мной такое? Разве здравомыслящий человек пойдет к колдунам для того, чтобы любимая женщина обратила на него внимание? Нет, право, я схожу с ума, — думал Андрей, ерзая в кресле и стараясь не смотреть на жабу-пепельницу. — Все, пойду к психиатру, психоаналитику, куда угодно, только не сюда. В конце концов, можно и забыть эту Олесю! Из сердца вон ее долой. Сколько девушек вокруг, которые с превеликим удовольствием будут со мной, только поманю пальцем».

У него ведь довольно преуспевающая фирма. Пусть подаренная еще более преуспевающим папой, но своя. Он красив и молод, даже очень красив. Он носит дорогие фирменные шмотки, отдыхает на Мальдивах и Канарах в пятизвездочных отелях. У него прекрасная квартира в центре города, под окнами этой чертовой конторы красуется его «порше-кайен». А он, вместо того, чтобы брать от жизни все, сохнет по этой Олесе, девочке из бедной учительской семьи, ботаничке, окончившей МГУ с красным дипломом и теперь сидящей у него в конторе в финансовом отделе. А Наташа, а Кира, а Лариса, а секретарша Анечка? Все они глаз не сводят со своего начальника, млеют от каждого его появления в офисе, когда он пробегает мимо, обдавая их благоухающим потоком дорогого мужского парфюма. И только Олеся не поднимает головы от компьютера, строчит и строчит свои прогнозы и финансовые анализы рынков. Кажется, Луна или Венера доступнее, чем она…

Андрей поднял глаза. Криста уже вошла в транс и что-то бубнила над пузырьком, принесенным Андреем. Андрей опять углубился в свои размышления: «Ну, раз я пришел сюда, надо довести дело до конца, даже если это полный бред, то, что она сейчас делает. Да скорее всего, это бред. Я никогда не верил ни в какую подобную чертовщину, всегда высмеивал людей, которые верят в приметы, заговоры… Да и те, которые ходят по церквям, бьют там свои поклоны, целуют иконы, тоже бредят. Все одно. Нет ничего потустороннего и сверхъестественного. И кто придумал всю эту мишуру? Впрочем, это неплохой бизнес — зарабатывать на суевериях. Что эти знахарки, что чумаки всякие с экстрасенсами, что попы, все одно отродье. Моя фирма торгует ценными бумагами и производными инструментами, а эти приторговывают чудесами. Да, но при этом — что я здесь делаю?»

Андрей хлопнул ладонью по лбу, словно хотел привести себя в чувство.

— Что шумишь? Кристе мешаешь работать своими грязными мыслями, — злобно прошипела жаба, сверля Андрея глазами. — Ты возьми и попробуй: зелье-то работает.

— Ну что ты лезешь ко мне? — произнес Андрей умоляюще-примирительным тоном. — Ну, достала уже, заткнись, наконец, безмозглая скотина! — простонал он, внутренне закипая и из последних сил стараясь не смотреть на жабу, чтобы не вести навязанных ею диалогов.

— Ну вот, опять я разговариваю с жабой, — с досадой произнес Андрей. — Получу это чертово зелье — и все, ноги здесь моей больше не будет. Сработает, не сработает — плевать. Валить отсюда надо, а то так и до психушки недалеко.

— Пятнадцатая психиатрическая на Каширке подойдет? — обрадованно захихикала жаба. — Там один такой, как ты, уже ошивается. Недавно привезли: алкогольная деменция, белая горячка, галлюцинации, поступил в тяжелом состоянии. Пришел на днях к нашему шефу рекламный контракт заключать. — И жаба расхохоталась так, что у Андрея в ушах едва не полопались перепонки.

— Ты смотри, здесь шутки плохи. Если пришел, делай, что говорят, а иначе и правда на Каширку увезут. Или в Белые Столбы — кому что нравится, — продолжала жаба свой гнусный монолог.

Андрею опять стало нехорошо. Ему стало душно, в воздухе запахло застарелой пылью, по всему телу прокатилась волна слабости. Теперь Андрею показалось, что в комнате кроме него, Кристы и проклятой жабы еще кто-то есть. Присмотревшись повнимательнее, он увидел в дальнем углу силуэт молодого человека. Сложив на груди руки, он так же пристально разглядывал Андрея. Парень этот был весьма странно одет — лиловое пончо, штаны с фиолетово-красным отливом… А на голове — берет, наподобие тех, какие носили художники в прошлом веке.

— Имею честь представиться: Ариман, — произнес незнакомец, не вставая с места и не расцепляя рук.

— А-н-ндрей… — Ответить без запинки у владельца фирмы и дорогущего «порше-кайена» отчего-то не получилось.

— Я смотрю, вы совсем запутались в своих мыслях. Люди с путающимися мыслями неблагонадежны — запомните это. И если вы сюда пришли, вы должны играть по нашим правилам. Такова традиция, не нарушайте ее, иначе… — С этими словами молодой человек исчез.

— Архонтом зона, — послышался утробный голос Кристы. — Архонтом зона!

— Я закончила, — почти торжествующе проговорила ведьма и поднялась со своего места. — Вот, возьмите. — И Криста протянула Андрею пузырек с зельем. — Подмешайте ей в кофе или сок, только сок с мякотью, чтобы непрозрачный был. И не забудьте проследить, чтобы выпила она это все сама и до конца.

Глава 14

Подлить зелье в питье Олесе Андрею оказалось очень непросто.

На следующий день он вызвал девушку к себе в кабинет — якобы посмотреть отчеты по рынкам. От одного ее появления у Андрея закружилась голова и взмокли ладони.

«Черт знает что такое. Надо взять себя в руки, наконец. Что я, как девчонка, право», — досадовал на себя Андрей, щелкая мышью и делая вид, что внимательно смотрит на экран монитора.

Она держалась с достоинством, не смущалась при виде начальника, не была скована или, наоборот, развязна, не ерзала и не суетилась. Просто присела на краешек офисного стула и внимательно смотрела на своего босса. Андрей привык к восторженным взглядам дам, кокетливым, заискивающим, зазывающим, обещающим — каким угодно. Тут же просто был взгляд коллеги, не выражающий ничего, кроме заинтересованности в работе.

Олесе невозможно было задать банальный вопрос из разряда «что вы делаете сегодня вечером». И Андрей это прекрасно понимал.

Он сел напротив, нащупал пузырек у себя в кармане. Ему показалось вдруг, что зелье внутри склянки было горячее и даже жгло пальцы.

— Кофе или сок? — спросил Андрей, делая вид, что внимательно смотрит в отчет, а остальное — лишь дань этикету.

— Спасибо, Андрей Анатольевич, ничего не надо, — с вежливой улыбкой произнесла Олеся.

— Ну, раз вы отказываетесь от кофе, то я попрошу принести сок. — И Андрей деловито нажал кнопку селектора.

— Анечка, принеси, пожалуйста, два яблочных сока, — проговорил он, стараясь всем видом не показать, что знает, где секретарь на самом деле. Буквально десять минут назад он лично выпроводил секретаршу из офиса по якобы срочному делу.

— Ой, совсем забыл, я же секретаря на почту отправил, — фальшиво и наигранно произнес Андрей.

Впрочем, Олеся не заметила и этого: она перелистывала бумаги, которые следовало подать начальнику во вторую очередь.

— Я сейчас сам принесу сок, — скороговоркой сказал Андрей и буквально вылетел из-за стола. В холодильнике приемной уже стояла заранее припасенная коробка яблочного сока с мякотью. Андрей быстро нашел два стакана, трясущимися руками вскрыл упаковку. Затем достал склянку с зельем. Крышечка поддалась не сразу, Андрей занервничал, боясь, что в приемную кто-то зайдет. От переживаний он буквально взмок. Наконец, крышка поддалась, и зелье отправилось в стакан с соком, предназначенным для Олеси.

— Вот, пожалуйста, ваш сок, — произнес раскрасневшийся начальник, вернувшись в кабинет и протягивая стакан подчиненной.

— Ой, ну что вы, Андрей Анатольевич, не стоило себя так утруждать, — произнесла Олеся, оторвав взгляд от бумаг. Для приличия она пригубила и отставила стакан в сторону.

Андрей от волнения чуть было не выпил залпом весь свой сок, но остановился, глядя на сотрудницу почти в упор. Она перелистывала бумаги и, казалось, забыла про питье. Андрей заерзал, думая, как заставить ее выпить зелье полностью.

«Не забудьте проследить, чтобы она выпила это все сама и до конца», — крутились у него в голове слова колдуньи.

— Так, а котировки по акциям «Россеверкредитбанка» я не вижу. Олеся, они у вас? — опять наигранно спросил Андрей.

Котировки его давно не волновали, его волновали только сок и зелье, зелье и сок. Он ничего не видел перед собой, кроме стаканчика с зеленовато-бурой жидкостью, которую непременно должна выпить его возлюбленная.

— Нет, Андрей Анатольевич, «Россеверкредитбанк» у вас, посмотрите на третьей странице. Я там выделила, акции упали на полпроцента.

— Ах да, да, вижу, вижу, — пробормотал Андрей, делая вид, что углубился в чтение бумаг.

— Олеся, пейте сок, а то мне неудобно, я свой уже почти выпил, — произнес Андрей, тут же поняв, что большей глупости, чем эта фраза, и придумать было нельзя.

«Дурак, ой, дурак, ну что я несу, — произнес про себя с досадой Андрей. — Нет, ну она тоже хороша, стакан сока выпить не может. И что, мне в глотку ей вливать? А если не выпьет, пропало зелье. Хоть сам пей. Нет, я ее заставлю».

И он почти со злостью посмотрел да девушку.

Олеся даже не подняла глаз в сторону начальника, только проронила тихим голосом:

— Да, да. — Взяв в тонкие пальчики стакан, она сделала еще один маленький глоток и поставила его на место.

Андрей в этот момент чуть не зарычал от злости и досады.

«Черт возьми, ну как ее еще заставить выпить это проклятое зелье?» Он вскочил и зашагал по кабинету.

— Полпроцёнта, полпроцента! — забрал Андрей от отчаяния. — Да вы понимаете, Олеся, что это много? Что мы на них теряем.

— Да, но вы посмотрите, как поднялся «Экономстройбанк», — попыталась возразить внезапно рассвирепевшему боссу Олеся. — А «Россеверкредит» в последнее время постоянно лихорадит. Я предлагаю…

Что предлагала Олеся, Андрей уже не слышал. Он готов был заорать на весь кабинет: «Да выпейте вы, наконец, свой сок и валите отсюда», как вдруг в углу своего кабинета он увидел того самого Аримана, которого вчера повстречал у Кристы. Андрей чуть не упал. Это невероятно. У него еще и галлюцинации начались!

Андрей схватился за голову.

— Возьми себя в руки, не будь тряпкой. Если пропадет зелье, тебе будет плохо, с этим не шутят. Если сам соблазнить девчонку не можешь, то хотя бы сумей напоить ее. — С этими словами Ариман исчез.

— Да-да, сейчас, — забубнил насмерть перепуганный Андрей.

— Что вы сказали? — Олеся вскинула на него встревоженный взгляд.

— А, что? Нет, ничего, вам показалось. Все в порядке, пейте сок. Да, и принесите мне отчет за прошлый и позапрошлый год по «Россеверкредиту», мне интересно взглянуть на их динамику.

Олеся покорно выпила сок и удалилась.

Андрей с облегчением вздохнул. Снял очки, вытер платком пот со лба и, переведя дыхание, с наслаждением закурил.

— Ну ничего себе! Никогда не думал, что такую простую вещь так сложно сделать, — произнес он, потирая переносицу и переводя усталый взгляд в окно.

Глава 15

У него было необычное имя — Игнатий. Ничего другого особенного в нем, пожалуй, не было. Как и многие в наше время, он был крещен, но вся вера его заключалась в посещении службы на Пасху да зажжении свечей в трудные минуты в жизни. Всем остальным Игнатий тоже не слишком выделялся из толпы. Роста среднего. Брюнет, но не жгучий кавказец, а обычный обитатель Волго-Окского междуречья. Историк по образованию, человек неопределенных занятий. Сколько таких в многомиллионном московском муравейнике? Но, соглашаясь с известным утверждением, что нет одинаковых людей, а есть только стертые, как лапти, характеры, скажем, что кое-что уникальное в Игнатии все-таки было.

Желание быть как все, столь часто охватывающее обывателя, не смогло до конца овладеть душой Игнатия. И самым главным в его жизни было смутное ощущение своей инородности по отношению ко всему происходящему. И потому, когда странная музыка воздушных сфер напомнила Игнатию о том, что дом его еще не найден и ему надо идти куда-то очень далеко, чтобы обрести покой, он нимало не сомневался, что это начало тех перемен в его жизни, которых он долго и порой мучительно ждал.

Игнатий проснулся — нет, скорее, очнулся ото сна.

Такой сон он видел впервые. Перед глазами до сих пор стоял ирландский коракл, обжигали огненным дыханием грифоны и маячила хитрая рожа Аримана. Игнатий нащупал на тумбочке очки: с его слабым зрением это было первое, с чего он начинал свой день. Он надел очки и босиком пошлепал на кухню, налил в стакан воды и принялся жадно пить. Во рту у него давно пересохло, еще с того момента, когда он выпил в баре с Ариманом странную, ни на что не похожую жидкость. Игнатию показалось, что он никак не очнется, не выйдет из сна.

«Приснится же такое», — подумал Игнатий, глядя в окно. За окном буйствовало мартовское солнце.

— Наконец-то пришла весна. Солнце-то сегодня какое! И лекции начинаются с третьей пары, можно пока не спешить, — думал вслух Игнатий.

«Взыскующий Страны четырех рек — встань и иди. Путь твой ведет ныне на запад. Найди на скале за геркулесовыми столпами пустынника Павла. Он скажет тебе, какие должно найти приметы, по которым сможешь отыскать пути за пределы мира», — опять возникла в голове фраза из сна. Сон был настолько явным, что никак не хотел забываться, настолько он впечатлил Игнатия.

— Странная фраза: Страна четырех рек… Что бы это могло значить, — продолжал Игнатий размышлять над ночным видением, глядя в окно на залитые сияющим солнцем городские улицы. — А может, ну его, сон этот? Какие-то приметы, какой-то путь за пределы мира… Пойду лучше к лекциям подготовлюсь.

Игнатий вот уже год как преподавал историю в педагогическом университете. Ему нравилось то, чем он занимался, хотя и мать, и отец, и братья его считали, что такое занятие исключительно для блаженных. Мол, дохода оно никакого не приносит, то ли дело бизнес — занятие для настоящего мужчины. Его отец на заре перестройки начинал с простого автосервиса. Теперь у него было семейное предприятие: он и два старших брата Игнатия владели сетью нескольких крупных автосалонов. Отношения с ними давно были напряженными, Игнатия в семье никогда не понимали. Особенно сильно вражда обострилась, когда Игнатий объявил, что будет поступать на исторический факультет МГУ.

— Зачем становиться историком, выбирая нищенскую профессию? Мне нужны продолжатели дела, свои люди! Вся семья занимается хорошо налаженным бизнесом! — кричал тогда отец.

Он орал так, что, казалось, если бы родительский загородный коттедж имел тонкие панельные стены и был расположен где-нибудь между этажами типичного многоквартирного дома, на его крик сбежались бы все соседи. Но ближайшее жилье, к счастью, было как минимум в гектаре от папиного дома, поэтому жаловаться никто не пришел. Только Игнатию пришлось затыкать уши.

— Пошел вон отсюда, историк хренов! — крикнул напоследок отец.

Записав его в иванушки-дурачки, на Игнатии поставили жирный крест. На него махнули рукой, отвернулись и предоставили самому себе. И он был даже рад этому: его больше не дергали и не призывали заняться делом — тем делом, к которому с детства не лежала душа. Он жил один в квартире покойной бабушки и занимался исключительно тем, что ему было интересно. Не важно, что это занятие не приносило огромных денег. Игнатию они были не нужны. На жизнь ему всегда хватало, он был неприхотлив, почти до аскетизма. Он имел одну куртку, один плащ, две пары обуви: зимнюю и летнюю. Ему было все равно, как он выглядит, главное, чтобы в одежде было тепло и удобно. Это был его принцип, который так и не смогли понять братья и отец. Игнатий был посмешищем в семье, а ему было все равно. Пусть смеются: у них своя жизнь, у него — своя, главное, что его оставили в покое.

Игнатий все еще стоял у окна, вникая в смысл пережитого во сне. Ему казалось, что произошедшее очень важно для его будущей жизни. Этот сон словно таил некую разгадку, ключ к нему самому. Он давно хотел понять, почему стал чужим для этого мира. Вот и семья — казалось бы, самые родные и любимые люди — категорически не приемлет его инаковости. Словно он слеплен из другого теста или инопланетный житель. Этот его пожизненный поиск иных сфер, эта жажда свободы от земных оков и его постоянное ощущение родины, которая находится не здесь, а где-то там… Но что же значит сегодняшний сон?.. Игнатий сварил кофе, включил ноутбук и зашел в поисковик.

Глава 16

Андрей держал Олесю в объятиях и неистово, словно в исступлении, целовал ей глаза, волосы, губы. Он сжимал ее все сильнее и сильнее, ласки его становились все более страстными. От этого ее собственное желание становилось нестерпимым, оно жгло каждую клеточку, каждую молекулу тела, становилось невыносимым. Олеся понимала, как сильно хочет отдаться ему. Еще чуть-чуть, вот он берет ее на руки…

— Олеся, проснись! Олеся, ты меня слышишь? Ты идешь на службу? — Мама стояла над дочерью и трясла ее за плечо. Девушка медленно открыла глаза, еще не понимая, где сон, а где явь, и посмотрела на мать мутными, словно в истоме, глазами.

— Да, мамочка, сейчас встану, — пробормотала Олеся, словно сомнамбула.

— Олесенька, мне кажется, ты очень много работаешь. Деньги деньгами, но так нельзя переутомляться, тем более с твоим здоровьем. Я тебя еле добудилась.

— Мам, я плохо спала ночь, — пробубнила Олеся и поплелась в ванную.

Она долго стояла под контрастным душем, чтобы прогнать остатки страстного сна, и пыталась понять, что происходит.

Вот уже вторую ночь ей снился начальник Андрей Анатольевич, да не просто снился, а самым неприличным образом, о чем Олесе и вспомнить было стыдно. Но наваждение терзало ее не только ночью.

В пятницу вечером по заданию своего босса она готовила отчет. Тогда ей в голову и полезли всякие непристойности. Больше всего ей захотелось отдаться начальнику прямо в его кабинете. Мысль была настолько навязчивой, что Олеся никак не могла с ней справиться. Она уткнулась в монитор и попыталась сосредоточиться, но работа не шла.

Как назло, искуситель кружил где-то рядом. Он как будто специально заглянул к ним в отдел, уселся рядом с Мариной — старшим менеджером по стратегическому планированию и стал нарочито громко шутить и смеяться. Он вспоминал свою зимнюю поездку в Куршевель, как он там упал и чуть не сломал ногу во время катания на горных лыжах… Сначала Олесе хотелось просто заткнуть уши, потом она поймала себя на мысли, что ее раздражает то, что ее начальник сидит, развалившись в кресле, и ржет с этой Мариной. А Марина соответственно вся расфуфырилась и что есть силы кокетничала с боссом. Олеся, конечно, стала внушать себе, что ей нет дела до личных отношений начальника с кем бы то ни было… Как в ответ получила целую порцию самых неприличных мыслей по поводу Андрея. Девушка попыталась еще раз углубиться в работу, но мешал веселый голос начальника, который вещал на всю контору о преимуществах Аston Маrtin и об уникальном механизме часов Jaegег.

— Олесенька, как там наш отчет по банкам за прошлый год? — вдруг крикнул Андрей, повернувшись в ее сторону.

Олеся вздрогнула, в глазах у нее помутилось, сердце готово было выскочить из груди.

— Андрей Анатольевич, можно я пойду домой? — только и сумела ответить она. — У меня голова разболелась. Отчет за выходные я сделаю.

— Хорошо^ — невозмутимо произнес Андрей Анатольевич, — идите. Только к понедельнику отчет мне на стол. — Олесе показалось, что последнюю фразу он произнес как-то заискивающе.

«Да, конечно, мне это показалось, — успокаивала себя Олеся. — Он ведь только что кокетничал с Мариной. Просто не успел сменить тон, такое бывает. — К тому же он начальник, может себе позволить, да и пятница, вечер, наверняка у него уже всякие нерабочие планы…»— продолжала свои рассуждения Олеся, выключая компьютер и складывая бумаги в сумку.

И тут на девушку накатила еще и волна ревности. Она увидела, как Андрей удаляется с Мариной, ей стало страшно обидно, в душе заговорила злоба.

«Отчет мне на стол», — вспомнила она последнюю фразу, брошенную боссом. И тут же на ум пришла совершенно развратная фантазия на тему начальника и его стола. Олеся схватилась за голову от ужаса. Из офиса она почти бежала.

На улице стемнело, свежий мартовский ветер немного отрезвил девушку. Олеся полной грудью вдохнула теплый влажный воздух, взглянула на синеющее небо и быстро зашагала к метро, читая про себя «Богородицу». Выйдя из метро, она зашла в храм, куда обычно ходила с родителями. Вечерняя служба уже закончилась, народу почти не было. Пахло ладаном, робко горели, мирно потрескивая, свечи. Олеся подошла к своей любимой иконе «Утоли моя печали», помолилась Богородице. Наваждение вроде бы прошло, растрепанные чувства пришли в норму…

Но ночью все началось сначала. Всю субботу девушка металась как в бреду. Пыталась убирать квартиру, а думала только об Андрее, пробовала доделать отчет, но и с ним ничего не вышло. Субботнюю всенощную службу она простояла в храме как во сне, ничего не слыша и отгоняя от себя одни и те же мысли. Даже ушла она раньше и не пошла на исповедь. Родители остались до конца службы, а Олеся все бродила по скверу возле храма, задумчиво вертя в руках мобильный и думая, под каким бы предлогом позвонить начальнику. Потом звонить она все же передумала и отправилась домой. Родители уже ужинали на кухне и странно переглянулись, когда дочь отказалась от еды. И вот уже вторую ночь Олеся не могла нормально спать.

— Олеся, почему ты так долго? Мы на службу опоздаем. Ты будешь причащаться? Мы с папой собирались, батюшка не любит, когда причастники на службу опаздывают, — беспокойной скороговоркой проговорила за дверью мама.

— Мам, идите с папой вперед, я подойду за вами, — крикнула из-за двери Олеся. Больше всего ей сейчас не хотелось видеться с родителями, вести с ними привычные разговоры, идти вместе в церковь. Ей хотелось побыть одной, но и оставаться наедине со своим наваждением она боялась.

Олеся вышла из ванной. Родители были уже почти одеты.

— Олеся, что происходит? — тихо спросила мама. — С тобой что-то не так, ты в пятницу с работы с такими глазами пришла…

— С какими еще глазами?! — оборвала ее Олеся. Внутри у нее закипало раздражение.

— Такими, Олеся, ты меня не обманешь, я сердцем чую. Дочка, может, ты влюбилась? А? — Мама попыталась заглянуть дочери в глаза. — Я так хочу, чтобы ты наконец вышла замуж, внуков бы нам родила. Ну что с тобой происходит, дочка? — Мама явно не находила себе места от беспокойства.

— Мама, отстань! Какие внуки? Не влюблялась я ни в кого! — негодуя на всех сразу и прежде всего на саму себя, крикнула Олеся, натягивая блузку.

— Ну, может, у тебя кто-то появился? Я же вижу, что ты не такая, как всегда. Я так хочу тебе счастья… — Мама уже чуть не плакала.

— Мам, я прошу тебя: не лезь ко мне в душу, дай одно утро спокойно провести! — почти заорала Олеся.

Такого с ней никогда не случалось, голос на родителей дочь не повышала даже на полтона.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не вмешался отец.

— Лариса, пойдем! — строго сказал он матери. — Опаздываем, а ты тут затеяла… Ты же, Леська, прекрати хамить.

Отец развернулся и вышел на лестничную площадку. Мать посеменила за ним, слышно было, как она стала истерично всхлипывать у лифта. Отец еще долго ей что-то выговаривал.

Олеся упала на диван, обхватив голову руками.

— Господи, ну что происходит? — в отчаянии прошептала она.

Глава 17

Следующего дня Жанна дождалась с трудом. Ей зверски хотелось есть, а еще больше курить. Она сварила остатки вермишели и гречки, приправила их кетчупом, который отыскала в одном из дальних уголков кухни, все это съела и поняла, что искать больше нечего. Надо было ждать, пока появится Женич и купит у нее две картины. К сожалению, больше предложить она ему ничего не могла. Да и эти картины были, что называется, из НЗ. Она берегла их на черный день. В последнее время ведь Жанна увлеклась совсем другим — рисовала свои видения, продавать которые совершенно не собиралась.

Зачем и почему она это делает, Жанна и сама не знала. Сейчас она отдаст барыге свой НЗ, деньги вскоре кончатся, и надо будет вновь что-то придумывать. Но она непременно придумает. В конце концов, если будет совсем невмоготу, продаст квартиру и махнет куда глаза глядят. Жанна была из тех людей, которые никогда ничего не планируют, особенно собственную жизнь. Художница не задумывалась, на что она будет жить дальше. Ее правилом было: будет день — будет пища. Кое-как собрав волю в кулак, Жанна заставила себя работать — дописала портрет молодого человека по имени Игнатий.

«Может, я схожу с ума? — думала Жанна, стоя у мольберта, размышляя над происходящим и смотря в карие глаза Игнатия. — Нет, конечно, настоящий художник должен быть немного не от мира сего, но даже у этого должны быть определенные пределы. Может, в сумасшествии есть даже какой-то смысл, удовольствие, наконец. Мы же не знаем, что это за состояние, может, это состояние истинного блаженства или нирваны. Ты сходишь с ума, все окружающие крутят тебе пальцем у виска, а ты счастлив, блаженствуешь и не знаешь никаких страданий мира сего. Можешь довольствоваться хлебными крошками, бегать босиком по снегу, не стесняться наготы. И тебе абсолютно по фигу общество, мнение людей, плоды цивилизации. Нет, наверное, в этом что-то есть. Состояние высшего блаженства есть умалишенность. И наоборот».

Жанна подошла к зеркалу и стала разглядывать в нем свое бледное, осунувшееся лицо.

— Нет, я точно скоро сойду с ума, — уже вслух продолжала она свой монолог. — Надеюсь, я не стану городской сумасшедшей, которая бегает по площадям и улицам и выкрикивает нечленораздельные фразы. А впрочем, в этом наверняка есть какой-то свой особый кайф. — Жанна усмехнулась.

Вскоре девушка уже не находила себе места. Женич может просто не приехать, забыть или еще что. Его обещания выеденного яйца не стоят. А денег нет, и есть больше нечего. Рвануть на вернисаж самой? Но там надо платить за место, а если работы не продадутся, рассчитываться будет нечем, придется отдать картину за так. А это еще хуже.

Жанна всегда панически боялась заниматься сбытом собственных работ. Во-первых, продажа картин казалась ей чем-то вроде предательства по отношению к выстраданному детищу. Во-вторых, она часто влипала в неприятные истории. Ее откровенно надували, а она совершенно не умела от всего этого защищаться. Она не умела ни торговаться, ни держать цену, ни идти на принцип. Бывали случаи, когда у нее забирали картины, обещая отдать деньги позже, давали ей телефоны для связи… При этом Жанна чувствовала, что ее обманывают, но все равно давала себя облапошить. Конечно, деньги никто не привозил, а телефоны оказывались левыми, несуществующими. Либо отвечала прачечная или похоронное агентство.

К двенадцати дня наконец раздался звонок и долгожданный одышливый фальцет сообщил, что будет у ее подъезда через пять минут. Женич никогда не поднимался к ней в квартиру. Его вес и одышка не позволяли ему преодолеть пять этажей. Художница и посредник всегда встречались у него в машине. Через пять минут Жанна нетерпеливо топталась у своего подъезда, когда во двор, наконец, въехал очень грязный серый «вольво». Это была старая модель, которая напоминала Жанне огромный квадратный чемодан. Впрочем, хозяин был под стать своему авто.

— Привет. Садись. Что там у тебя? — Женич опустил стекло.

Барыга смотрел холсты, чмокал, пыхтел и поминутно вытирал платком пот со лба. Он всегда потел: и зимой и летом. Ладони его были всегда влажные и холодные, и руку Жанна подавала ему с непреодолимым отвращением.

— Ну, не знаю, — пропыхтел Женич. — Я, конечно, возьму, хотя говорю, что натюрморты сейчас не очень идут. Хотя в твоих, ну да, что-то есть, цепляет. Но ты же понимаешь, бизнес есть бизнес. — Женич, как обычно, важничал, неимоверно растягивая слова. — Спрос-то не мы устанавливаем, а покупатель. А покупателю подавай то, что сегодня в моде. Иногда такую безвкусицу берут, а шедевры, бывает, месяцами продаться не могут. И крутись тогда как знаешь, будто вошь на гребешке. Я вот все кручусь, кручусь, а денег на новую машину так и не заработал.

Жанна сидела ни жива ни мертва, слушала привычный бубнеж Женича и боялась, как бы он не отказал ей совсем.

— Я говорю, мистика сейчас пошла. Запредельщину всякую, чертовщину спрашивают, а натюрморты — это прошлый век уже, на любителя.

Жанна отвернулась к окну.

«Если бы ты знал, что у меня этой запредельщины полная квартира, — подумала Жанна, кусая себя за палец. — А может, показать Женичу — пусть берет?»

— Ну ладно, — решился наконец барыга. — Так и быть, я эти натюрморты возьму. На вот, держи. — И он протянул Жанне конверт.

— Сколько здесь?

— Семнадцать. Говорю же, больше не могу, спроса пока нет. Сам, понимаешь, рискую.

— Ну ладно, Женич, давай, пока. — И Жанна пулей выскочила из его машины. Боясь показать свою радость, она сделала вид, что зашла в подъезд, едва дождалась, пока Женич уедет, — и рванула со всех ног в магазин.

— Йес! Живем! — кричала она, перепрыгивая то одну, то другую лужу, пока не поймала на себе разгневанный взгляд какой-то бабульки, которая покрутила ей вслед пальцем у виска.

«Ну вот, теперь я точно похожа на городскую сумасшедшую», — подумала Жанна и радостно перемахнула через еще одну лужу.

Глава 18

Олеся пришла в храм к Херувимской. Всю оставшуюся службу она провела в раздумьях, подходить ли ей к священнику. В этом храме, куда они ходили всей семьей, служил их духовник отец Михаил, добрый и отзывчивый батюшка. Седовласый и согбенный, он напоминал своим видом старца, сошедшего с древней литографии.

Как только неподалеку от их дома открыли храм, отец и мать Олеси стали в него ходить и постепенно воцерковляться. Случилось это около десяти лет назад. Олесе тогда было шестнадцать, и все эти годы она ходила на службы вместе с родителями, живя активной церковной жизнью. Каждую неделю Олеся ходила к батюшке Михаилу на исповедь, за советом, а иногда и просто поплакаться или пожаловаться на что-либо. Батюшка утешал, давал дельные советы, которые всегда оказывались кстати. Мама Олеси вообще души в духовнике не чаяла и ничего не делала без его благословения. Отец относился к этому сдержаннее, тем не менее вся семья уже не мыслила существования без храма и своего любимого духовника, который воспринимался одним из самых близких людей на свете.

Олеся была поздним и долгожданным ребенком. Лариса долгое время не могла родить, возможно, поэтому всю жизнь тряслась над единственной дочерью. К тому же Олеся родилась слабенькой и болезненной. Бывали моменты, когда она оказывалась на грани жизни и смерти, а Лариса — на грани помешательства. Несмотря на свою болезненность, Олеся оказалась очень одаренной. Училась она всегда на одни пятерки, еще в школе в совершенстве выучила английский и немецкий. Легко без взяток и блата поступила в МГУ на один из самых престижных факультетов — экономический, окончила его с красным дипломом… Затем отучилась в аспирантуре, защитила диссертацию. Родители всю жизнь проработали учителями, жила их семья всегда скромно, без изысков. Как только родители вышли на пенсию, Олесе пришлось пойти работать. Сидеть на шее у отца с матерью стало невозможно, да и стыдно бы было. Одно беспокоило Ларису: дочь никак не могла выйти замуж. Она ни с кем не встречалась, и даже, казалось, не собиралась этого делать. Она была так увлечена вначале учебой, затем работой, что ей было не до мальчиков. Ну а время шло, и вопрос о замужестве дочери Ларису стал терзать особенно сильно.

Олеся стояла на Литургии и напряженно думала о том, что с ней происходит в последние дни. Она опять не слышала ни молитв, ни пения хора, ни возгласов священников, полностью уйдя в свои переживания. Перед самым причастием батюшка Михаил вышел доисповедовать тех, кто не успел это сделать накануне. Олеся стояла как вкопанная, но в последний момент, когда священник уже поднял было с аналоя крест и Евангелие и собрался уходить в алтарь, решилась подойти к нему.

Она рассказала ему все, начиная с событий вечера пятницы.

— Да, вот дела, — задумчиво произнес отец Михаил, поглаживая пальцем лежавший на аналое крест.

— Ты вот что — причастись сегодня.

— Но, батюшка, я не готовилась, не читала ничего! — недоуменно воскликнула Олеся.

— В таких случаях благословляется причащаться без подготовки, как болящим. Считай, что у тебя экстренный случай. Это явное нападение бесовское, такое бывает. Все, давай, потом поговорим, а то народ ждет. — И отец Михаил осенил ее крестом.

После причастия Олесе стало легко-легко. Все гадкие мысли ушли, словно растворились или развеялись, как дым. Девушка помирилась с мамой. Все вместе они шли из храма и весело щебетали ни о чем.

— Так хочется чего-нибудь вкусненького, воскресенье как никак, — весело сказала мама. — Олесенька, тебе что приготовить?

— Мне пирожков с капустой и креветочный салат. Хорошо, что сегодня креветки разрешаются, — весело ответила Олеся.

— А мне блинчиков со сметаной, — вмешался папа.

— Ишь какой, потерпи до конца поста. Сметанки он захотел! — пошутила мама, приобняв мужа за плечи.