Во времена преследования гугенотов во Франции, в небольшом городке Ардеш, что лежит в расселинах гор недалеко от Пон-д’Эспри, там, где, кипя пеною, Ардеш впадает в Рону, находилась маленькая протестантская община, численностью человек в семьдесят. До сего времени простые сельские жители вели тихую и мирную жизнь. По крайней мере, какие-либо серьезные преследования не коснулись их; их жизнь и свобода пока не подвергались опасности. Главой и предводителем маленькой общины был Якоб Ормонд, почтенный человек и преданный последователь своего Господа, который старался верно исполнять наставление апостола: „Итак, доколе есть время, будем делать добро всем, а наипаче своим по вере."
Однажды дорога привела его в уединенное горное местечко. Его позвали к пострадавшему в лесу дровосеку, чьи часы на земле были уже сочтены. Спустя немного времени больной мирно почил. На обратном пути, чтобы выиграть время, Ормонд выбрал самую короткую дорогу через горные расщелины, проходившую через островерхие скалы и дикие ущелья, которыми так богаты Севанны.
Внезапно он остановился. Ему показалось, что он слышит тихие, болезненные стоны. Он прислушался и действительно... он не ошибся. Где-то рядом невидимый голос звал на помощь.
„Господи, - пробормотал он, - когда Петр ослабевал, Ты протягивал тогда Свою могущественную, всесильную руку и спасал его. Укрепи же теперь и меня, чтобы я смог оказать попавшему в беду ближнему истинную помощь."
И он поспешил на зов о помощи, пока не добрался до места, где склон резко обрывался, и внизу, прямо под ним, он увидел распростертого на самом краю темной расселины человека. Он внимательно огляделся вокруг, чтобы понять, как ему добраться до несчастного, потом удовлетворенно покачал головой. Гам, напротив, ему удастся сделать это. Однако дело было не совсем простым и безопасным. Но Ормонд хорошо знал горы. И хотя он был уже достаточно пожилым человеком, он, не раздумывая ни мгновенья, рискнул спуститься. В считанные минуты он добрался до несчастного. К своему удивлению, он узнал в нем господина Мудреля, одного из первых и влиятельнейших граждан Ардеша и к тому же непримиримого врага протестантского дела.
Обрадованный, что ему суждено сделать добро человеку, ненавидевшему и преследовавшему его и его единомышленников по вере, он поднял сорвавшегося со скалы и, напрягая все силы, перенес его с опасной площадки в удобное место, где его удобно уложил. Здесь он чистым носовым платком старательно перевязал ему рану на голове, из которой бежала кровь. Несчастный потерял сознание. Ормонд несколько раз назвал его по имени, однако не услышал ответа. Из ближайшего ручейка он зачерпнул ладонью немного холодной воды для потерявшего сознание, и через некоторое время тот открыл глаза. Болезненный стон сорвался с бескровных губ. Ормонд спросил, где у него болит.
„Все члены болят невыносимо", - выдавил из себя несчастный.
Он с трудом рассказал, как на охоте, сломя голову преследуя дичь, он сорвался со скалы.
„Не бросайте меня на произвол судьбы, - прошептал он, схватившись за руку Ормонда и умоляюще глядя на него. - Я хорошо знаю, что не заслужил подобной милости ни у вас, ни у ваших братьев. Бог и Святые - свидетели, что я не оставлю неоплаченной вашу доброту!"
Ормонд заверил, что для него очень важно выполнять завет своего Господа: насколько это в его силах, творить добро всем людям. Затем он вновь поднял совсем обессилевшего раненого и стал подниматься с ним по крутому склону. Это было невероятным напряжением для Ормонда, и вскоре его силы были на исходе. Как велико было его облегчение, когда он, наконец, встретил двух знакомых мужчин из его общины! Они помогли ему перенести эту тяжелую ношу в город.
Благодарность, доставшаяся человеку, готовому прийти на помощь, за его самаритянскую службу, была щедрой и искренней; но еще более проникновенной была хвала Богу, наполнявшая его сердце, Который подарил ему достаточно силы, чтобы совершить этот отважный поступок.
Прошли годы, но время не могло стереть воспоминание о случившемся из головы спасенного. В суде Ардеша Мудрель, как только ему удавалось, занимал место судьи, смягчал жестокие карающие меры, принимаемые против протестантов, и защищал их от всякой несправедливости.
Наступил роковой для гугенотов 1685 год, год выхода Нантского Указа Людовика XIV, а с ним и времени новых беспощадных преследований протестантов. Как-то вечером Ормонд и Брюне, один из старейшин общины, вели серьезный разговор. Распространился слух, что на этот раз и отдаленному Ардешу угрожала опасность. Предстояли гонения, каких здесь еще не знали.
С тяжким сердцем говорили о своих заботах двое мужчин. Брюне, пылкий, энергичный человек, страстно доказывал свою готовность умереть за веру, которую он любил. Рассудительный Ормонд склонялся к побегу.
„Не все предназначены Господом, - говорил он, -носить венец мученика, но лишь те, кого Он посчитал достойными этого, и для них Он уже определил час. Нам же Господь укажет путь, как избежать опасности, и я считаю нашим долгом следовать по этому пути, доверившись Богу. Кто предан своей вере, кто постарается сохранить в зависимости от Господа свою жизнь и жизнь тех, кто ему доверился, тот может рассчитывать на всеблагость Господа, на Его покровительство и помощь во всех ситуациях. Поэтому, брат, я советую тебе, смирись, как требует того час. Это время тяжких испытаний. Сделай то, что уже давно делали наши братья: приготовься к побегу. Уже сегодня может наступить такой час."
Когда Брюне покинул дом Ормонда, на улице бушевала непогода. На небе не было видно звезд. Только ветер завывал в широких трубах. Он качал деревья так, что они со стоном клонились к земле. Тот, кого необходимость не вынуждала выйти на улицу, оставался в этот вечер дома, у уютного очага.
Предостерегающие слова Ормонда не напрасно прозвучали для Брюне. Остальные члены общины уже давно приготовили все к возможному побегу. Все, что необходимо для дальнего странствия: деньги, продукты, теплая одежда - все было упаковано, и каждый только ждал знака к отъезду, часа, когда будет приказано оставить любимую родину и, возможно, навсегда лишиться нажитого имущества. И Брюне в этот вечер не замедлил действовать так же, как и его единомышленники.
После того, как Брюне ушел, Ормонд еще долго стоял на коленях. Он был уверен, что развязка приближалась, и в мыслях искренне молил Господа о содействии, силе и покровительстве для себя и своего маленького стада.
Было уже далеко за полночь, как вдруг в дверь осторожно постучали. Ормонд открыл, думая, что какой-нибудь бездомный искал пристанища. Торопливо поздоровавшись, вошел закутанный в длинный плащ человек.
„Закройте дверь и погасите свет! - прошептал незнакомец. - Никто не должен видеть меня в вашем доме и даже догадываться, что я здесь разговаривал".
„Господин Мудрель! - удивился Ормонд. - Вы, конечно, принесли мне плохую весть..."
„Действительно, я принес Вам недобрую новость, мой друг, - печально подтвердил Мудрель, - и я поступаю, придя сюда, вопреки моему долгу. Однако поступить иначе я не могу. Я пришел предупредить Вас. Сегодня вечером в городскую ратушу поступило тайное сообщение с известием, что завтра утром в Ардеш должны прибыть интендант Бавиль и аббат де Шела с восемьюдесятью драгунами, чтобы выявить в городе еретиков и тех, кто откажется отречься от ереси, предать костру. Допрос будет коротким, и кроме того, формальным, поскольку много людей отправлено готовить дрова для костра. Поэтому спасайтесь сейчас же, сию минуту! Для побега есть еще время. Направляйтесь в горы, а это возьмите, чтобы кормиться в дороге!"
С этими словами Мудрель положил на стол сверток с деньгами, сердечно пожал старику руку, плотнее завернулся в свой плащ и торопливо покинул дом, тихо проговорив: „Господь с Вами!"
Какое-то мгновенье Ормонд стоял со сложенными руками. Вот и настал тот час, которого так давно боялись. „Господи, да будет воля Твоя!" - прошептал он. Затем упал на колени и просил:
„О Боже, приди теперь к Своему маленькому стаду и спаси его, Господи, сжалься, Господи, помоги и пошли избавление!.."
А теперь нельзя было терять время. Дорога была каждая минута. Старик схватил шляпу и плащ и поспешил к другой двери. „Вставайте, - торопил он, -час настал! Берите все, что сможете унести, мы собираемся в доме Брюне!"
Вскоре можно было видеть, как люди поспешно направляются по узким тихим переулкам городка к дому Брюне. Они пробирались молча и радовались неистовству бури, так как она заглушала всякий шум. Никто не заметил их, большинство жителей спали глубоким сном, а тот, кто еще бодрствовал, ни за что бы не подумал выйти в такую погоду из дому или хотя бы открыть окно. Каждый из приходящих к Брюне бесшумно открывал дверь и тотчас же тихо закрывал ее. Как только все собрались в задней части дома, в помещении, которое служило им местом собраний, в последний раз они все вместе опустились на колени, чтобы призвать Господа защитить их и вымолить у Него силу и помощь.
После этого короткого собрания с общей молитвой они так же бесшумно покинули дом, как и вошли в него. Через сад, находящийся позади дома, они быстро вышли на проселочную дорогу, которая вела к пенящейся речке Ардеш. Торжественно серьезной и спокойной была процессия. После того, как они прошли приблизительно один час по большой дороге, они повернули влево в горы и шли, пока, совершенно обессиленные, не были вынуждены совершить небольшую остановку. Старые люди со страхом смотрели в будущее. Выдержат ли они лишения, которые на них обрушились? А молодые ухаживали за детьми и младенцами.
Спустя некоторое время они вновь пошли дальше. Все выше поднимались они в горы. Ормонд, который вместе с Брюне взял на себя руководство, был с детских лет знаком с особенностями гор и знал дорогу и тропы. Разными окольными путями - темной ночью невозможно было пользоваться обычными узкими горными тропами - вел он беглецов в глубокое ущелье, из которого когда-то он спас господина Мудреля и которое он позднее еще раз посетил вместе с ним. При этой возможности мужчины обнаружили вблизи удобную, совершенно скрытую кустами пещеру. Эта пещера казалась ему теперь самым лучшим местом для убежища. Она предоставляла укрытие от бури и дождя и уж, наверное, надежно укрывала от преследователей.
„Здесь мы можем оставаться долго, - объяснил Ормонд, - пока первые гонения не пройдут стороной. Однако мы не должны зажигать огонь и в этом отношении должны быть крайне осторожны."
Усталые люди с готовностью подчинились этим жестким требованиям. Быстро был раскинут лагерь, и люди, так жестоко лишенные дома и двора, в глубоком тяжелом сне на миг забыли печаль, страхи и беды.
С наступлением дня Бавиль и его всадники вошли в Ардеш. Мудрель, заменивший заболевшего главу городской управы, всеми способами старался задержать обыск в домах, чтобы беглецы выиграли как можно больше времени, но из-за усердия Бавиля ему удалось это лишь наполовину. Дома подозреваемых были тщательно оцеплены. Кто опишет разочарование и ярость преследователей, когда они обнаружили, что их добыча ускользнула от них! Но потом они скоро успокоились, совершенно уверенные, что смогут быстро настичь беглецов и привести их обратно, так как все приметы показывали на то, что они оставили свои жилища не раньше прошедшей ночи.
Теперь Мудрель показал себя одним из ревнителей в преследовании беглецов. Послав Бавиля и его драгунов в другом направлении, полагая, что они ни в коем случае не выйдут на протестантов, сам он, во главе отряда людей, блуждал по лесам, которые он, как заядлый охотник, знал ничуть не хуже, чем Ормонд. Он догадывался, что бежавшие с его помощью нашли дикое, уединенное ущелье и временное укрытие в горной пещере, которая, как он надеялся, была известна только ему и Ормонду. К его радости, он не был разочарован в этой надежде; никто из спутников не упомянул о пещере, и он незаметно смог отвести людей в другое место.
Благодаря милосердному провидению Божию, около девяти часов утра выпал снег и полностью скрыл все следы беглецов.
В течение двух дней горы были тщательно прочесаны, прежде всего в том направлении, в котором бежали протестанты. Затем рвение преследователей мало-помалу иссякло. По совету Мудреля они еще какое-то время искали на берегу Роны, а затем все заглохло. Через несколько дней Бавиль и его драгуны покинули Ардеш, чтобы искать где-нибудь новые жертвы.
После того, как в течение двух дней бушевала буря и шел снег, наступила теплая весенняя погода. Снег растаял, и на небе засияло солнце. И все же еще око-ло двух дней беглецы прятались в своей пещере. Лишь на четвертый день вечером Ормонд и Брюне выбрались под прикрытием темноты на свежий воздух и, соблюдая все меры безопасности, спустились в долину Роны. Около получаса ходьбы вверх по Роне на берегу реки лежал одинокий крестьянский двор, владельцем которого был один из единомышленников. Туда и отправились они оба.
Крестьянин радостно приветствовал их. Как же испугался он, когда услышал о том, что произошло в Ардеше - ведь для него и его семьи это было не менее угрожающим, чем для беглецов! Очень скоро друзья уговорили его присоединиться к ним и бежать, и вскоре трое мужчин договорились о совместном плане; маленькими группами беглецы, следуя друг за другом, должны были перебраться через реку, на другом берегу которой простирались обширные леса. Разожженный в условном месте огонь должен был служить путеводителем к общему месту сбора. План можно было осуществить только в темноте.
Крестьянин и его жена сердечно приветствовали все следовавшие друг за другом маленькие группки терпящих лишения братьев и сестер, подкрепляли их, снабжали их горячей пищей и напитками. Все, что было припасено на кухне и в погребе, с радостью отдавалось им. Какая противоположность - этот гостеприимный дом с его уютным огнем в очаге и сырая, дикая пещера; которую они оставили несколько часов назад!
Это были последние мирные моменты перед временем больших невзгод и лишений, которые им предстояли.
Поскольку имеющаяся весельная лодка была мала, спешно сколачивался плот. В течение трех ночей продолжалось на крестьянском подворье угощение и последующая переправа через воды Роны. Как только все оказались на другом берегу, последним перебрался на своем челне крестьянин, предварительно уничтожив плот. Челнок же был хорошенько спрятан в кустарнике.
Удачный переход через реку дал много преимуществ. Вероятно, задание Бавиля выслеживать еретиков распространилось также и на область Роны, однако вряд ли следовало этого опасаться, ведь преследование в этой дикой негостеприимной лесной глуши, где находилось совсем мало людских поселений, было почти безнадежным.
День за днем продолжали беглецы свой поход через бесконечные девственные леса. Они шли то днем, то ночью, как казалось им безопаснее, а солнце и звезды освещали им путь и указывали направление. Осторожность все еще заставляла их отказываться от огня; это означало горькую нужду. Еще хуже было то, что запас продуктов питания быстро таял. И вскоре они уже не могли позволить себе наедаться досыта. Особенно скверным это было для стариков и маленьких детей. Печаль и горе становились все сильнее. Часто отцы довольствовались лишь корнями, которые они выкапывали по обочинам дороги, оставляя имеющийся хлеб своим детям, пока не удавалось то в деревне, то на одиноко стоящем крестьянском дворе купить немного пищи. А поскольку они отваживались ходить в деревню только в одиночку, того, что они добывали, хватало совсем не намного. Прежде всего заботились о стариках и
самых слабых, тогда как те, кто был покрепче, приняли на себя голод и лишения.
В самом деле, сильная отеческая рука Бога чудесным образом направляла их. В том долгом утомительном странствии никто не ослабел до такой степени, чтобы вместе с остальными не смог продвигаться вперед. Никто не свалился от болезней и никто не роптал об оставленных удобствах, доме и дворе. Все были мужественны, благодарили за заботу Бога, Который направлял их Сам, если чувствовали себя в безопасности, пели благодарственные гимны Его имени.
Недели прошли с того времени, как маленькое стадо покинуло родину и начало свои странствования. Чем больше приближались они к границам страны, тем больше росла в них надежда найти в чужой земле покой и новую родину. Теперь уже на своем пути они не страдали от враждебности. Там, где они встречали людей, их принимали за цыган, которые бродили в те времена во Франции большими толпами и которых в суеверном страхе избегали жители. Такой опыт приносил беглецам успокоение. Теперь они могли без страха разжигать огонь и позволять себе в большом количестве закупать продовольствие, в результате чего их лишения уменьшились. Постепенно привыкнув к лишениям и закалившись от ветра и непогоды, они имели возможность ежедневно проделывать большие переходы и легче переносить тяготы побега. Слово Божие было светилом в их пути, их утешением и их повседневной пищей. Никогда, ни утром, ни вечером, за общей молитвой они не забывали возблагодарить своего верного Хранителя, и особенно воскресенья были посвящены Его восхвалению. Часто леса разносили эхо их хвалебных песнопений.
Таким образом они добрались до Эльзаса, а оттуда вскоре и до Рейна. После того, как они переправились с различными трудностями на другой берег, впервые они вздохнули свободно. Непосредственная опасность была теперь позади, однако навалились новые заботы. На чужбине мало кто принимал немногие оставшиеся у них деньги. Кроме того, никто из них ни слова не говорил по-немецки. Однако и здесь Бог проявил Себя как верный и могущественный помощник. Снова и снова посылал Он на их пути честных, добросердечных людей, которые им дружески помогали.
Чтобы не привлекать внимания, они по возможности избегали городов и крупных населенных пунктов, передвигались большей частью по ночам и предпочитали леса для отдыха и покоя. Очень кстати было для них то, что весна была ранней, и погода была хорошая.
Особенные трудности представляло для них то, что никто из них хорошо не ориентировался в немецкой земле; они совсем не знали, находились ли они среди протестантов или представителей иных верований, и вначале они не отваживались оставить берег Рейна. Лишь со временем набрались они смелости. Их чужестранная одежда, темные лица и совершенно непонятный язык вызывали на немецкой земле впечатление, что они имеют дело с кочевыми цыганскими таборами; однако, хотя население их сторонилось и не допускало, чтобы они проводили ночь в их селении, люди были в основном дружелюбны и снабжали их продовольствием, не беря денег. И это было большим счастьем, так как их деньги тем временем почти кончились, так что новая тревога вкралась в их сердца. Когда они дошли до Майна, денег у них было ровно столько, чтобы оплатить переправу. Но на этом их средства были исчерпаны, и у них не было теперь ничего, кроме немногих украшений, которые они носили на себе. Что станет, если и их они также отдадут за хлеб? Куда им направиться, где искать новое начало?
Только Ормонд и Брюне не унывали.
„Тот, - утешали они остальных, - Кто чудесным образом, сжалившись, довел нас досюда, Кто спас нас от рук врагов наших, Кто с любовью заботился о нас, как когда-то об Израиле, когда выводил его из Египта, разве может Он забыть нас и бросить? Нет, Спаситель Израиля не спит и не дремлет. Когда беда возрастает, помощь Божия тут как тут!"
Вера этих двоих верных мужей увлекла остальных. Их ободряющая речь вдохновила малодушных, укрепила доверие, вновь направила все взоры к Тому, в Котором все обещания Бога - это „да" и „аминь".
И все же они медленно продвигались вперед. Пища, которую они зачастую могли добывать в лесу и в поле с большим трудом, была недостаточно питательной и очень скоро после такой скудной трапезы начинал мучить голод. Но они неутомимо шли дальше, только куда?..
Между тем приближалась Пасха. Вечером в первый пасхальный день они заблудились в холмистой местности - возле Дианабурга в лесу Браунфельс - и не находили выхода из леса. Уставшие больше, чем когда-либо, они раскинули в чаще свой лагерь и изможденно опустились на свои постели из мха. Их нестерпимо мучил голод. У них осталось лишь несколько хлебных корок, которые они хранили для детей. С грустью вздыхая от горя и забот они вспоминали о любимом празднике, который в эти дни наполнял миром и радостью многие сердца. Они не знали, ни где они находились, ни что должен принести им грядущий день.
На заре следующего утра, еще прежде, чем полностью рассвело, они собрались недалеко от лагерной стоянки на открытой лесной поляне. Все опустились на колени, и Ормонд молился с такой силой и усердием, как никогда раньше. Все взоры были направлены на него, все сердца замерли, и на всех глазах навернулись слезы. Он изливал Господу свою великую беду, он напоминал Ему о Его обещаниях и согласии, и Его всемогущей силе, а в конце благодарил и превозносил за помощь, которая, конечно же, была недалеко. При этих проникновенных словах на несчастных лицах появилась новая надежда. Вера древних духовных пастырей была удивительной. Позже он утверждал, что совершенно точно знал, что Господь придет к ним и протянет Свою спасительную руку в тот миг, когда они в этом особенно нуждались. Когда он завершил свою речь радостным „аминь", он запел хвалебный псалом, и вскоре радостное пение вновь обретшей уверенность маленькой христианской общины вознеслось к сияющему небу и зазвучало в просторном соборе леса.
Затем Ормонд прочитал один отрывок из Библии и непосредственно после этого рассказал о прекрасном послании о смерти и воскресении распятого за грехи Спасителя. Едва он закончил с уверенностью, что каждый, кто принимает Его крест и последует за своим Господом, однажды получает венец жизни и от горьких страданий входит в высочайшую радость, как вдруг громкий собачий лай прервал благоговейную минуту.
Был ли это Божий ответ на его веру? Страх и ужас охватили измученных людей.
Из леса к ним скакали несколько человек. Первый, очевидно, предводитель, знатного происхождения человек, обуздывая лошадь, громко спросил:
„Что здесь происходит?"
Обнажив свою серебристо-белую голову, Ормонд встал перед всадником. В нескольких словах он поведал, кто они такие, откуда пришли, и попросил, если можно позволить им удалиться с миром. Напоследок он спросил, не мог ли прежде господин дать пищи голодным странникам, которые вот уже три дня ничего не ели.
Искренние слова старика произвели глубокое впечатление. Всадник взволнованно посмотрел на собравшихся. Глубоко тронутый, он ответил почтенному старцу на французском языке:
„Благословен Господь, Который привел вас сюда! Я - владелец этой земли, Вильгельм Мориц, граф Зольмский. Лесники сообщили мне, что цыганский табор, представляющий угрозу для жителей, расположился в этом лесу. Я отправился сюда, чтобы самому во всем убедиться, и вот - нахожу христиан, преследуемых братьев по вере! „Блаженны вы, если вас хулят и преследуют из-за Меня", - говорит наш возлюбленный Господь! Вашему горю пришел конец. Если вы пожелаете, можете оставаться у меня. Дома и имущество, которые вы потеряли ради истины, я вам дам. Потерпите еще немного, и страдания ваши уменьшатся."
Затем граф поскакал прочь, сопровождаемый всадниками.
Да, это был граф Вильгельм Мориц, владелец близлежащего замка Грейфенштейн, флаг которого с изображением древней легендарной птицы грифа несколько столетий, как флюгер, развевался над долиной Дильталь в Вестервальдвинде.
Невозможно описать впечатление, которое произвели на беглецов слова графа, говорившего на их родном языке. Они бросались друг другу на шею и плакали от радости. Ормонд стоял, словно отрешенный от мира, с опущенными руками и обращенным к небу взором, в то время как его губы шептали молитву. Брюне же затянул, ликуя, хвалебную песнь, к которой друг за другом присоединились все. Как только песня была спета, раздался голос Ормонда, начавшего молитву благодарения, и искренняя слава и восхваление вознеслось из переполненных счастьем сердец к Богу, Который не покинул, не бросил на произвол судьбы свой народ.
Вскоре к лесу приблизилась длинная процессия добровольных помощников, прежде всего из близлежащей деревни Даубхаузен, с мешками и корзинами, полными продовольствия, чтобы накормить голодающих.
Еще несколько дней оставался в этой деревне сам граф. Он велел созвать жителей, поведал им то, что он увидел и услышал, и спросил, готовы ли они продать ему свои дома и обстановку, если он переселит их куда-нибудь в другое место и им на благоприятных условиях будут предоставлены для застройки хорошие земли. Когда крестьяне увидели, что это дело по сердцу их хозяину, они без промедления показали свою готовность исполнить его желание. Договорились о цене и тотчас рассчитались. А чуть позднее в распоряжение беженцев была предоставлена часть жилищ, так что теперь у них не было нужды раскидывать лагерь под открытым небом.
Граф самолично проводил в деревню своих французских братьев по вере и ввел их в их новые жилища. Но поскольку деревенька была недостаточно большой для всех, то он предоставил в распоряжение приезжих двор, что находился западнее, в получасе ходьбы отсюда, на месте которого через несколько дней выросла деревня Грейфентхаль.
Так ответил Господь на молитвы и просьбы и не устыдился веры тех, кто ради Него бросил все. Беглецы из юго-восточной Франции, рыбаки, чулочники, земледельцы, чесальщики конопли, сапожники, купцы, которые при всех своих различиях полагались в своей вере и преданности на своего небесного Господина, после долгого скитания по чужой земле по Его воле встретили такой прием, какого они и не ожидали. Встреча в лесу осталась для всех незабываемой. Когда они в первый раз собрались в маленькой деревенской церкви Даубхаузена, чтобы услышать Слово Божие и вместе славить подаяние Господа, у них появилось сердечное желание поблагодарить благородного графа, которого Бог послал в момент наивысшего горя как друга и спасителя, и вымолить себе Божие благословение. И как славили они своего великого Бога на небе, Который спас их от смертельной опасности и позволил им обрести желанный покой на чужой земле! Он Сам вывел их на путь истинный, чтобы они добрались до селений, и теперь у них была прекраснейшая привилегия - славить Его за Его доброту и за Его чудесные дела.