Дорогами Судьбы

До своей остановки я доехал в полном одиночестве. Выйдя на круге, я остановился, задумавшись, что же мне делать. Идти домой или еще немного побродить по знакомым местам, чтобы хмель окончательно покинул мою голову. Был еще и план Б, посетить пивбар в соседнем подвале и похмелится там по-серьезному. Но проверив свои карманы, я обнаружил, что кроме проездного в них ничего нет. А вчера вечером там точно были деньги. Я слегка расстроился от этого факта, но теперь план Б отпадал сам собой и я решил пойти домой, где как известно и стены лечат. Даже такая страшная болезнь, как похмелье, дома переносится как-то легче. Как сказал Юра, похмелье – всего лишь реакция организма на сильное отравление. Когда ты отравился, ты сидишь дома, поближе к туалету, а не спешишь совершать подвиг черт знает где.

Пока я шел домой, совесть моя окончательно отошла от паров спирта и принялась терзать меня с новой силой. Как ты мог не помочь товарищам. Ладно, проспал. Но коль уже встал – дуй на работу, хоть несколько часов, но поможешь им. По крайней мере, это честно. А честно ли подставлять свою невесту, которой пришлось соврать, чтобы тебя выгородить? Этот аргумент вдруг родился в моей голове, и он мне понравился. Точно. Как я мог пойти на работу после того, как Оксана сказала Игорю Викторовичу, что я заболел. Я выставлю начальника дураком, а свою невесту – обманщицей. Очень благородно с моей стороны подыграть Оксане. Какой я молодец.

Придя домой, я принял теплый душ. От приятной неги я начал очень быстро кунять, поэтому решил немного полежать да так и уснул до самого утра. Что сделано уже не исправить, лучше подготовить силы для будущего дня.

– Как твое здоровье? – спросил Коля.

Я хотел пошутить, мол, лучше, чем вчерашним утром. Но во время спохватился. Коля был уверен, что я провалялся вчера с температурой. Может быть, он обо всем догадался и сейчас просто проверяет меня. Он тоже не лыком шит, в людях разбирается и до сего момента мне он полностью доверял.

– Спасибо, сегодня получше.

Коля смерил меня взглядом. Как мне показалось, даже с каким-то сочувствием.

– А чего поперся на рынок после температуры? – спросил он. Но по тону было понятно, что это уже не проверка, а скорее участие.

– Должен же кто-то идти, – ответил я неопределенно.

– Не надо было с тобой холодное пиво пить, – криво улыбнулся он.

– Да-да, – согласился я.

– Ну как вы там вчера? – решился я все-таки спросить. Мне было ужасно стыдно, но в то же время интересно.

– А ты не знаешь? – ответил Коля. – Я теперь безработный.

– Н-не понял…

– А что тут понимать, – сказал бывший мастер. – Заказ сорван, виновные наказаны, руководство пьет коньяк и строит планы на будущее.

– Так что стряслось? – мне было теперь просто необходимо узнать подробности. Что же там могло произойти в мое отсутствие.

– Ничего экстраординарного не стряслось. Банальное похмелье помноженное на усталость. Мало того, что даже половина бригады не собралась, так еще все, как сонные мухи. Такое ощущение, что деньги выдали специально днем, чтобы праздник удался.

– Не могу я один за всех работать, – наконец сказал он. – Раньше, может быть, и мог, а сейчас уже не могу. Возраст не тот. Нужен хоть кто-то толковый на подхвате. Честно говоря, очень тебя не хватало. Я это без претензий, – вдруг спохватился он. – Я понимаю с температурой в холодном цеху – это воспаление легких гарантировано. Но мне тебя не хватало. Мы с тобой уходили вечером самые трезвые, я еще подумал, Костя точно не станет догоняться, даже если утром придем вдвоем – все равно справимся. А пришел, считай, один. Понимаешь, что обидно, и людей вроде бы хватает, а все как зомби еле ногами двигают. Весь день в пене и мыле, даже не обедал, а результат тот же. Лучше бы еще с утра заявление написал, хоть с ребенком бы день рождения провел. Надеялся на что-то, наивный. А начальник, будто бы, только этого и ждал. Уговор наш помнишь, говорит, так что не обессудь. Знаешь, я когда заявление написал, мне аж легче стало. Как груз с плеч свалился. С одной стороны не знаю, что делать дальше, а с другой – не думаю, что будет хуже. Потому что нельзя работать, когда над тобой висит этот…

– Домовклов меч, – подсказал я.

– Вроде того, – кивнул Коля.

– Что дальше делать думаешь? – поинтересовался я.

– Детей буду воспитывать, а то забыли, как отец выглядит. Если зимой с голоду не сдохнем, летом работу найти можно. – Он из-под бровей взглянул на меня и сказал, – ты беги, а то еще больше простудишься. Я потопал искать дешевое молоко.

– Сынок, там пройти хоть можно? – спросила она. – А то хлеб уже закончился.

– Можно, – ответил я и, поглядев на ее неуверенную походку, добавил.– Если вам тяжело, давайте я схожу и куплю.

– Нет, сынок, я сама схожу. Отродясь, никому не доверяла своих денег.

– Даже сберкассе? – решил я пошутить.

– Даже ей, – ответила старушка, – да не было у меня никогда таких денег, чтобы положить на книжку.

– Понятно.

– Ты, ступай сынок. Спасибо на добром слове.

Я пожал плечами и через ступеньку побежал вверх. Через мгновение я уже был у знакомой двери. Раньше я с радостью звонил сюда, ожидая какого-то чуда. Когда-то за этой дверью мне было хорошо и легко, меня там ждали. В том, что меня и сейчас там ждут, я не сомневался, но только радости это уже не прибавляло. Что-то поменялось. Но возвращать время назад мне не хотелось. Это как прочитанная книга, как упавшая капля дождя. Так как было в первый раз, никогда уже не будет. Чем не причина поворачивать время вспять?

Оксана открыла дверь, и в лицо мне пахнул запах свежезаваренного кофе. Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку, будто мы расстались полчаса назад.

– Привет!

По ее тону я понял, что она совершенно не обижается за то, что произошло вчера. Я шагнул в прихожую и услышал мужские голоса у нее за спиной. На вешалке висели две телогрейки.

– Папа и Игорь Васильевич заехали в гости, – прояснила мне ситуацию Оксана.

Я разделся и прошел в комнату. Мой начальник и мой потенциальный тесть сидели в креслах и пили кофе. Их лица были раскрасневшиеся после длительного пребывания на морозе. Судя по их довольному виду, охота сегодня удалась.

– Ну, здравствуй, больной, – обратился ко мне Игорь Викторович. – Как твое здоровье?

Он смотрел на меня с насмешкой, всем своим видом показывая, что прекрасно понимает причину моего вчерашнего отсутствия. Под его проницательным взглядом я невольно съежился. Он поставил чашку на стол и протянул мне руку.

– Спасибо за беспокойство, мне уже получше, – ответил я, пожимая его влажную ладонь.

– Главное, чтобы подобная болезнь не стала хронической, – хищно улыбнулся мой начальник.

Я пропустил его комментарием мимо ушей и подошел поздороваться с Иваном Ивановичем. Тот, к моему удивлению, молча, потряс мою руку. Что-то произошло, понял я. Слишком серьезное лицо было у Оксаниного отца. Как знать, может быть, я тоже уже безработный.

– Костя, ты кофе будешь? – услышал я за спиной голос невесты. Она радостно улыбалась, и хоть это внушало надежду.

– Нет, спасибо.

Я стоял посреди комнаты под перекрестным огнем оценивающих взглядов своих «покровителей». С трех сторон меня изучали. Изучали самым беспардонным образом, как микроба под микроскопом. Присесть мне не предложили, а сам я почему-то сразу не решился, а теперь уже как-то было не с руки. Хотя в этой квартире мне предстоит прожить еще многие годы, я не чувствовал себя здесь хозяином. Я не мог по-хозяйски сейчас развернуться и пойти в спальню прилечь на диван или выйти на балкон подышать свежим воздухом. Мне оставалось только стоять и ждать, что мне предложат истинные хозяева положения. Захотят – прогонят отсюда, захотят – приласкают, как бездомную собаку. И что бы они не сказали мне сейчас, я буду рад выслушать их вердикт, каким бы суровым он не был. Здесь я был бесправным гостем, полностью зависимым от воли этих людей. Я стою и жду, а они сидят и рассматривают меня. Пауза затягивается, и я понимаю, что сказанное будет очень важным и возможно даже судьбоносным для меня и моей дальнейшей судьбы. Я жду.

– Пап, ну скажите же вы ему, наконец.

– Присаживайся, чего стоишь, – милостиво предложил он.

– Я очень надеюсь, что вчерашнее больше никогда не повторится, – начал Иван Иванович. – Если такое войдет в систему, сам понимаешь, что моей дочери тебе не видеть.

– Не войдет… – промямлил я себе под нос.

– Очень на это надеюсь. Мы тут с Игорем Викторовичем долго думали, какой же подарок сделать вам на свадьбу и вот что решили, – он поднял палец вверх, привлекая внимание.

– Твой вчерашний поступок, конечно, заставил нас призадуматься… – вступил в разговор Игорь Викторович. – А сможешь ли ты по достоинству оценить его. Но сам того не зная, ты помог нам разрешить одну небольшую проблему, – он сделал паузу и они хитро переглянулись с Иваном Ивановичем. – Поздравляю тебя, с завтрашнего дня – ты мастер цеха. Готовьтесь к новым свершениям, Константин Евгеньевич.

Оксана радостно зааплодировала в ладоши, а я, потупив взор, молчал. Конечно, они не ожидали, что я буду целовать им руки и клясться в вечной преданности, но слова благодарности сказать надо было. У меня же как назло отняло дар речи. Я молчал, как истукан, даже не зная, что теперь делать. Радоваться мне точно не хотелось.

– А как же Коля? – наконец смог я выдавить из себя.

– Какой Коля? – спросил Иван Иванович.

– Коля – бывший мастер, – пояснил ему мой начальник. – Что тебе сказать? – Он смерил меня многозначительным взглядом. – Каждый человек делает свой выбор сам. Коля выбрал водку, а мог выбрать работу. Кстати, это очень показательный урок для его последователей.

– Вы что-то путаете, – сказал я. – Николай Николаевич не пил. Он-то как раз и работал больше всех.

– Может быть, он и работал, – вмешался Иван Иванович. – Но мастер цеха в первую очередь должен суметь организовать работу других, чтобы все работники цеха были вовлечены в процесс. Если же он сам за них работает, значит, не справляется со своими прямыми обязанностями.

– А если сам провоцирует людей на пьянки, то грош ему цена, как руководящему работнику, – продолжил Игорь Викторович. – Нужно четко держать дистанцию и ни в коем случае не допускать панибратства. Даже если ты вышел из простых рабочих, ты должен правильно понимать свое положение, свою должность. А если ты пьянствуешь после смены со своими подчиненными, они никогда не будут тебя уважать. И в итоге случится то, что произошло с Колей. Руководство поставило перед ним задачу, а он с ней не справился. Пил он сам или не пил, работал или не работал – это не суть важно. Важно, что он не мастер. Он – работяга, но не руководитель. Я очень хочу, чтобы ты меня правильно понял. Коля остался без работы не от того, что он лентяй и бездельник. Как начальник цеха я хочу тебе сказать, что нам не хватает хорошего мастера, способного организовать людей. Поэтому мы делаем на тебя большую ставку. Справишься?

Я молчал. Оксана сидела у меня на руках и играла моими волосами, не вникая в мужской разговор.

– Конечно, он справится, – ответил за меня Иван Иванович. – Я знаю, что ты мечтаешь поступить в институт, – он хитро посмотрел на меня, мол, ничего не скроешь, – я думаю, что и с этим мы что-то решим. У меня есть знакомый в политехе. Поможет тебя устроить на заочный, через шесть лет станешь дипломированным инженером. А дальше сам понимаешь – множество перспектив. Опыт руководящей работы, высшее образование, можно и на директора завода метить.

Он рассмеялся, Игорь Викторович засмеялся вместе с ним. Оксана тоже улыбнулась.

– Ладно, молодые, не будем вам больше мешать. А то вы какие-то напряженные, вам наверняка нужно побыть наедине, чтобы все обсудить. Мы сейчас пойдем.

Они вышли в коридор, Оксана побежала следом, я остался сидеть подавленный и ошарашенный такими неожиданно хорошими новостями.

– Ну, пока, Костя, – крикнул мне в дверях Иван Иванович.

– До свидания, – пробурчал я под нос.

– Чего ты такой грустный, – спросила она. – Ты на меня за что-то дуешься?

– Нет-нет, просто задумался.

– Ну, хорошо. Ты пока посиди здесь и подумай. А я пошла на кухню. Папа зайца подстрелил. Сейчас попробую жаркое сделать. Ты знаешь, я еще ни разу сама не делала жаркое из зайчатины. Из кролика делала, а из зайца – нет. Как думаешь, зайчатина намного жестче? Или такая же?

Я пожал плечами. Она что-то еще болтала, а сидел и слушал ее и все ее слова казались какими-то неважными. Сейчас я понимал, что дождался того, чего не ждал. Как говорил кто-то из великих – судьба желающего ведет, нежелающего – тащит. Сейчас меня тащили. Тащили грубо, но уверенно. Пока я о чем-то мечтал, меня уже пристроили. Карьерный рост, высшее образование, заманчивые перспективы – все было в наличии. Было только одно но – я об этом и не помышлял. Коль ты сам не делаешь шагов – их сделают за тебя, но уже в ту сторону, какую посчитают нужным. Я ленился взять свою судьбу в свои руки, и ее взяли другие. Дождался. Смиренно опусти голову и скажи спасибо.

– Как ты думаешь можно ли строить свое счастье на несчастье других? – спросил я.

– Что ты говоришь? – отозвалась Оксана с кухни. Пока я погружался в себя, она что-то начала колдовать у мойки.

– Я говорю, что счастье за чужой счет – это нечестно, – сказал, заходя в кухню. Я присел на табуретку и зачем-то принялся крутить в руках пустую чашку.

– Это ты к чему?

– Отбирать у человека то, что тебе не нужно – это подлость, – сказал я, проигнорировав ее вопрос.

– Что-то я тебя не могу сегодня понять, – сказала она.

– Можно подумать, ты в другие дни понимала.

– По крайней мере, я была уверена, что знаю, чего ты хочешь.

– Того же, что и любой нормальный парень моего возраста.

– А ты вдруг решил, что ты какой-то особенный. Или ты уже в душе – крутой руководитель?

– Как раз наоборот, я не хочу быть руководителем.

– А я не хочу быть женой простого рабочего.

– Но когда мы познакомились с тобой, я был самым обыкновенным банальным рабочим, и им оставался до вчерашнего дня.

– Ты бы и оставался им, если бы отец не помог тебе,– сказала Оксана, расставляя все точки.

– Но ведь ты смогла влюбиться в простого работягу.

– Да, я этого не отрицаю. Я сейчас люблю тебя. Но я не хочу отказываться от предоставляемых возможностей из-за твоей мнительности.

– Какая еще мнительность, – обиделся я. – Ты ведь ничего не знаешь. Нашего мастера уволили, чтобы освободить место для меня. Игорь Викторович специально поставил перед ним невыполнимую задачу, это очевидно.

– Насколько я поняла, он сам виноват в том, что напоил рабочих, вместо того, чтобы организовать их. Так чего его жалеть?

– У него семья осталась. Кто ее кормить будет?

– Тебя это не должно волновать, у тебя скоро своя будет, – ответила Оксана. – И вообще, на то и мужик, чтобы думать, как прокормить семью. А добиваться популярности у рабочих, потакая им – это в любом случае неправильно.

– А правильно выставлять человека на улицу?

– А если ты такой правильный, почему ты надрался до беспамятства со своим Васей, а не подумал, как бы помочь любимому начальнику?

Не зная, что ответить, я замолчал. Оксана всегда знала, как меня поставить в тупик. Она била меня в самое больное место, а крыть мне было нечем. Что теперь говорить о подлости начальства, коль сам даже пальцем не двинул.

– Ты еще скажи спасибо, что Игорь Викторович с отцом дружит, а то бы вместо повышения случилось бы что-то похуже.

– Так что мне теперь перед ним на колени стать и молитву прочесть.

– Хотя бы сказать спасибо. Он тебе все в жизни устроил. И должность организовал, и с поступлением в институт поможет. Он-то от тебя взамен ничего не просит, а ты этого не понимаешь.

– А может быть, я не хочу такой помощи.

– А чего ты хочешь? Пахать в пылище и грязище всю жизнь, надираться с дружками и рассказывать всем, что мечтаешь поступить в ВУЗ и стать большим человеком. А время идет, если ты этого не знаешь. Перспективным быть вечно нельзя.

– Я хочу учиться, но я не хочу работать всю жизнь на заводе, я хочу заниматься наукой.

– Кому сейчас нужна наука? Это если бы ты в столице учился, тогда другое дело. Можно на что-то надеяться.

– А я хочу учиться в столице, – выложил я сокровенное, – хочу поступить в университет на физический факультет.

– Костя, не болтай ерунду. Какой еще физический факультет? Что ты там делать будешь? И что мне делать, пока ты будешь там учиться?

– А ты поедешь со мной. Найдешь себе работу в столицу.

– Нет, – отрезала Оксана. – Даже не думай. Меня-то все и здесь устраивает.

– Неужели ты не хочешь жить в столице?

– Хочу – не хочу, какая разница. Ты что-то себе напридумал и думаешь, что я на это соглашусь. Давай лучше сменим тему, я думаю все и так понятно.

– Ничего не понятно, – вспылил я. – Просто ты эгоитска.

– Это ты – эгоист, – отреагировала Оксана, но без злобы. – Иди лучше прогуляйся, остынь, подумай, заодно хлеб купишь. А то ты меня отвлекаешь.

– Что тебе здесь надо? Тебе что места мало? – услышал я не сильно дружелюбные крики из окна.

Какая-то толстая тетка, высунувшись по пояс из окна второго этажа, махала кулаками, и явно хотела на расстоянии десяти метров достать меня.

– Сейчас милицию вызову, – пригрозила она.

– Ты мне еще похами, – распалялась все сильнее доброжелательная женщина.

Вот так и посидел в тишине, наедине со своими мыслями. Надо было топать домой, там никто не будет вызывать милицию, если я присяду на лавочку.

– Все ты меня достал, сейчас выхожу, – применила она самый сильный в своем арсенале аргумент.

Конечно, никто не выйдет. Но испугаться из уважения к ее возрасту все-таки надо. Я молча встал и под клекот в спину пошел в сторону дома.

Или все-таки пойти к Васе и пьянствовать с ним неделю, а там глядишь и на работу уже и выходить не придется. Хороший выход, веселый и простой, но не эффективный. Кому в итоге я этим сделаю хуже? Только себе. А докажу что-то другим? Только то, что мы с Васей законченные алкаши, с которыми не стоит связываться. Останусь точно без работы и почти точно без Оксаны. Вроде бы то, чего и хотел, но как-то по-глупому. Выход без выхода. Нет в этом ни вызова, ни геройства, одно свинство. Возможно, этим я сожгу мосты в привычную жизнь, но смогу ли построить мосты в будущее. Придется идти искать другую работу, а, значит, нет надежды летом получить отпуск и ехать в столицу поступать в университет. И снова замкнутый круг, без всякого выхода.

Купить хлеба и идти назад к Оксане? Этот парадоксальный и неожиданный вариант тоже пронесся в моей голове. А почему нет? Обиды – это обиды. А если рационально подумать, то другого выхода все равно у меня уже нет. Рано или поздно все эти уходы-приходы придется прекращать. Семья есть семья, и убегать от семейных проблем – это не по-мужски. Нужно взять свою гордость, свои амбиции в кулак, крепко его сжать и стукнуть по столу. В конце концов, проблемы сами собой не решатся, нужно говорить, обсуждать, пытаться понять и донести свою точку зрения. Вернуться как ни в чем не бывало с булкой хлеба и букетом цветом – это сильно, это по-мужски. Но я на такое не способен. Не потому что слабак, а потому что это будет с моей стороны неискренне. А я привык быть искренним в отношениях. Думаю, Оксана бы оценила такой поступок и, возможно, поменяла бы свое отношение ко мне в лучшую сторону. Любой женщине приятно, когда после конфликта вместо угроз и проклятий осыпают цветами.

Идти за цветами? Где же их искать морозным вечером. Я уже и забыл, когда их покупал в последний раз. Нет. Букет цветов – это дорога в новую правильную жизнь, но это не для меня. Надо сделать что-то неправильное. Чтобы показать свою позицию, доказать свое право на независимость, бросить вызов миру, в который скатываюсь или даже уже скатился.

Дорога забиралась все выше и выше между домами и я поднимался вместе с ней. Приближался мой родной район. Ровный строй пятиэтажных хрущевок, правильные квадраты дворов и вписанных между ними прямоугольники палисадников. Все четко и чинно и только один дом выбивается из этого торжества симметрии – тринадцатиэтажка, единственный дом, построенный в нашем городе в постсоветское время. Отчего такое символичное количество этажей, мне всегда было непонятно. Фасад его обложенный белыми и синими кафельными плитками, сплетенных в геометрический узор, своим видом конфликтовал с серо-бесцветными хрущевками. Дом стоял на углу квартала независимо и одиноко.

Я смотрел на него, и в моей голове теплилась дурацкая мысль. Тринадцать этажей – это очень высоко, если один этаж – три метра, то получится тридцать девять, плюс цоколь, плюс чердак, в любом случае не меньше сорока метров. Я прикинул: джи тэ квадрат на два. Лететь около трех секунд. Испугаться можно и не успеть. Задрав голову, я обошел дом вокруг, убеждаясь в исключительной высоте.

Единственный подъезд был гостеприимно раскрыт на распашку. Внутри кислый запах мусоропровода и свежей мочи. Больше народа – больше мусора. В нашем подъезде – всегда прибрано, все следят за чистотой. Хотя это уже и не важно. Изрисованный разными скабрезными шутками лифт, скрепя и пошатываясь, доставил меня на последний этаж. Здесь грязи было еще больше. Возле шахты мусоропровода валялись шприцы вперемешку с окурками. Я равнодушно посмотрел на них и, поднявшись по ржавой металлической лесенке, толкнул дверь на чердак. Она была не заперта и, даже не скрипнув, легко поддалась.

Я на секунду замешкался, моя идея показалась мне на какое-то мгновение абсурдной и совершенно бредовой. Ты был слабаком, жил слабаком, а теперь не можешь сделать единственный в жизни поступок, говорил мне внутренний голос. Ты и не жил, за тебя жили, ты не принимал решений, за тебя все решали. И сейчас за тебя все решили. Ты хочешь дальше так жить, быть просто куклой на веревочках хороших кукловодов? Зачем жить, если живешь не так, как хочешь и даже не так, как можешь? Ты хочешь такой жизни? Докажи им всем, что ты не согласен быть марионеткой бессовестной, бессловесной, безвольной. Не надо будет завтра прятать глаза, не надо будет всю жизнь терпеть. Все решается быстро и просто. Слишком просто и слишком быстро. Три секунды. Физика помогла мне все правильно рассчитать, законы механики действуют, несмотря на угрызения совести также правильно и четко, как и всегда. Жаль только, что не стать мне уже физиком. Теперь уже точно никогда. И не так, и не так. Да ладно, разве это важно?

Преодолев колебания, я, подтянувшись на руках, оказался на чердаке. Здесь было тепло и сыро. Отопительные трубы, обернутые неравномерными клочьями стекловаты, источали тепло вместе с запахом затхлости. Пока глаза не привыкли к полумраку, я стоял и ждал, чтобы не набить в темноте шишку или не подвернуть ногу. Хотя разве это важно? Я тяжело дышал, сердце бешено колотилось в груди. Такое волнение как перед важным экзаменом. Хотя сейчас наверное самый важный экзамен в жизни. И переэкзаменовки не предвидится. Говорят, что самое страшное – остаться калекой, бездвижным овощем без эмоций и мыслей. Хотя сорок метров – это все-таки высоко. Есть надежда, что все будет, как надо.

Я осмотрелся, пытаясь найти выход на крышу, но за сплетением труб было трудно что-то увидеть. Что, стоять и чего-то ждать? Я нагибался, пролазил под трубами, царапал лицо и руки о стекловату и неровные края сварки. Как безумный, я лазил в сыром полумраке, пачкался в ржавчину и многолетнюю пыль. Вот оно последнее испытание на пути к цели – лабиринт, который дает время одуматься или сдаться. Нет, теперь меня не удержать. Я ударился головой о выступающий кран, от боли сжал зубы, но меня уже было не остановить. Выход на крышу оказался почти сразу над входом на чердак. Мне нужно было просто поднять сразу голову вверх и присмотреться. Десять минут, в течение которых я облазил весь чердак, лишь укрепили меня в правильности моего поступка. Всегда, когда я видел какие-то трудности, это подсказывало мне на верность выбранного пути. Только истинный путь может быть тернист. Если нет препятствий, нет преодолений, тихая дорога ведет в никуда.

Морозный ветер хлестнул мне в лицо. Здесь, на высоте, только он был истинным хозяином положения. Разгоряченный лазанием по трубам душного чердака, я инстинктивно запахнул, расстегнувшуюся куртку. Не хватало еще подхватить воспаление легких, мелькнула дурацкая мысль. Какое воспаление? Разве это сейчас важно? И я нарочно расстегнулся навстречу ветру. Сейчас мне уже все равно. Все равно. Я дышал полной грудью и не мог надышаться. Ощущение неимоверной радости захлестнуло меня – я нашел выход из лабиринта и вот наконец вышел на последний рубеж, отсюда есть только один путь, короткий, но чрезвычайно важный. Я был рад возможности доказать всем, что я не такой бесхребетный хиляк, который может только пить водку и мечтать о чем-то несбыточном. Я докажу им всем. Всем, кто не хотел понять меня, кто хотел все решать за меня.

Счастливый и уже почти полностью свободный я стоял на крыше самого высокого дома в городе. Солнце уже спряталось за крыши хрущевок, зимний вечер обволакивал дома морозным полумраком. Я дышал морозом, я не боялся заболеть, мне уже было плевать на все. От цели меня отделяла лишь пара шагов. У Васи была хорошая песня о том, как бывает трудно иногда сделать один единственный шаг, песня новая, и слов я точно не помню, жаль. Надо будет попросить у Васи написать мне слова, хочется знать наизусть ее. Хотя о чем это я? Это уже все не важно.

Под моими ногами растрескавшийся черный битум. Ветер, который ломал внизу деревья и наметал сугробы, сеял хаос и смятение, здесь на высоте в своих владениях чисто все прибрал. Ни капли снега. Ничто не напоминает о заносах прошедшей недели. Вот ведь обидно, внизу люди с ног сбиваются, убирая, а здесь все чисто и красиво. Надо будет рассказать об этом Коле. Не рассажу уже.

Я пробирался через частокол антенн поближе к краю. Ветер крепчал, вился вокруг меня, пытался сорвать с меня шапку. Мне так хотелось в этот момент поверить, что ветер не просто турбулентный поток воздуха, вызванный разницей давлений, а одухотворенный посланник высших сил, который пришел мне на помощь, чтобы остудить меня. Или помочь мне сделать шаг, последний шаг. Не я шагнул, сильный порыв ветра сбил с ног дурака, который полез гулять по крышам, возомнив себя местным Карлсоном и проигнорировав элементарные требования безопасности. А ведь кромка крыши может оказаться скользкой да и сила ветра на высоте гораздо больше, чем внизу. Если все это сложить, то получатся все условия для неосторожной смерти по глупости. Так и будут все думать обо мне – неосторожной глупец. Ну и черт с ними, пускай думают. Кому надо, тот правильно все поймет. Как может человек за день до своего назначения на престижную должность покончить с собой? Или это его от большой радости потянуло на подвиги. Или он забыл, что у него скоро свадьба? Жених, конечно, может сбежать со свадьбы, это иногда бывает. Но это в любом случае не повод для суицида, даже если жениться не хочется. Точно, неосторожный глупец. Люди покрутят пальцем у виска, и все. В тот момент, когда нужно радоваться навалившемуся счастью, только дурак помышляет о том, как от него избавиться. Не нужно мне ваше счастье. Не хочу жить по вашим правилам. Свобода рядом, только сделать шаг. Но так хочется насладиться этим последним видом вечера. Куда спешить?

Ветер окончательно доконал меня. В горле запершило, хотелось выпить горячего чая. С медом и теплой сдобной булочкой. Какие, к черту, булочки. Забудь. Мысли в бешеном темпе неслись по кругу. Свадьба, Оксана, работа, Коля, университет, Иван Иванович, Вася. Кто говорил, что перед смертью человек видит всю свою жизнь. Я хотел вспомнить что-то приятное из детства, но не мог. В голове мелькали только события последних дней. Какая разница, что была когда-то, если сюда привели совсем другое. Черт, а ведь действительно холодно, я чихнул, и хотел было сам себе пожелать здоровья, но подумал, что это будет глупо. Какая уже разница?

Я вдохнул в грудь побольше воздуха и стал на самый край крыши. Сердце билось размеренно и спокойно, я не испытывал ни капли волнения. Почему я успокоился? Неужели, уже настала пора. Широко раскинув руки, словно птица – крылья, я закрыл глаза и принялся в уме вести обратный отсчет: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре…

– Что ты здесь делаешь? – вдруг услышал я за своей спиной голос.

– Посмотри вокруг, – ответил он.

Я стушевался, не в силах уразуметь, что он хочет этим сказать. Я бросил на него недоверчивый взгляд.

– Я не шучу, не утрирую. Просто посмотри вокруг, все-таки мы на самой высокой точке города. Что ты видишь?

Несмотря на то, что сумерки уже зашторили горизонт, прозрачный морозный воздух позволял видеть далеко. То, что было плохо видно, еще легко угадывалось по силуетам. Внизу у наших ног – резали белый снег на ровные ломти правильные квадраты дворов-колодцев. Пятиэтажные серые от времени дома-хрущевки, выстраивались вдоль улицы в шеренги, которые тянулись несколькими нитями, намотанных на клубок дорожного кольца на площади Ленина. От которой широкий проспект убегал к окраине, где огромные и несуразные корпуса заводов, ощетинившиеся дымящимися трубами, тянулись до горизонта, заслоняя собой перспективу. Каждый день я проделывал этот путь, вместе с тысячами людей, спешащих на работу.

– А ты посмотри в другую сторону, – подсказал мне Иваныч.

Там где ровный строй домов заканчивался, стояли гаражи, спускаясь ступенями в балку. Внизу протекал ручей, вечно грязный. Противоположный склон балки зарос густым кустарником, который непроходимой стеной отделял город от леса, который начинался прямо у самой балки. Лес был пронизан широкими шрамами просек, которые шли параллельно балке. Где-то на самой линии горизонта светилась быстрыми огоньками автострада, убегающая на запад.

– Увидел теперь?

– Это мой мир, – сказал мой новый знакомый. – Мой, только мой, понимаешь? Я вижу каждый день то, что хочу видеть. Я не читаю договоров, не порчу зрения изучением прайс-листов конкурентов, не наблюдаю ежедневно кислые мины сотрудников. В молодости я чуть не потерял зрение, пытаясь рассмотреть на плохеньком мониторе в НИИ никому не нужные пики осциллографа.

– Ты работал в НИИ? – я был искренне удивлен.

– Это не важно. Важно то, что тратя свое время и здоровье на выполнение якобы полезной работы, ты ничего не приобретаешь. Твой мир растворяется в обыденности и все. Ты работаешь и этим гордишься, тебя не в чем упрекнуть – ты не дармоед, ты полноценный член общества. После работы ты с друзьями, такими же трудягами, выпиваешь по сто грамм, иногда и больше. Но тебя нельзя в этом упрекнуть – это признанный обществом отдых. Ты молодец. Где-то в глубине души тебя точит червь сомнения – а правильно ли ты живешь? И в один прекрасный момент ты понимаешь, что есть твой мир, а есть другой, навязанный тебе обществом.

– И ты становишься отщепенцем, – подсказал я продолжение.

– Ты продолжаешь смотреть на мир через призму общественной морали, – устало ответил на это он. – Пойми, что есть в мире какие-то вещи, от которых ты действительно получаешь истинное удовольствие. Я не говорю о бутылке холодного пива в жару.

– Для себя я узнал, что могу часами созерцать природу, при чем получаю от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Как-то один раз по весне я просто вместо того, чтобы идти на работу, сел на электричку и поехал в лес. С тех пор у меня появился мой мир. В этом мире я устанавливаю законы, я решаю, что будет завтра и мне плевать на правила окружающего мира. Я хочу сидеть среди зимы в шезлонге и загорать, и мне нет никакого дела, как это воспримут окружающие.

– Уверен, ты никогда не пробовал сделать такое посреди улицы, – сказал он.

– Зачем? – удивился я.

– Чтобы понять себя.

– На самом деле, я тебе хотел показать этим нечто другое.

– Ты, конечно, мне не поверишь, но я ни разу в жизни не пробовал выделывать такие чудеса. Это был экспромт ради тебя.

– Спасибо, но я не очень люблю цирк, – скривился я. – Вырос, наверное, из того возраста.

– Это хорошо, значит, с тобой можно говорить, как со взрослым.

– Я сейчас скажу одну странную вещь, попытайся ее сразу не отвергать. Принять ее ты наверняка не сможешь, поэтому хотя бы не спеши отрицать.

– Говори, – попросил я.

– Человек умеет летать.

– Другой реакции я и не ожидал, – спокойно на это отреагировал Иваныч. – Знаешь, почему ты смеешься?

– Потому что ты надо мной глумишься, – ответил я.

– А вот и нет. Я хочу тебе помочь. Ты живешь в мире людей, а пора бы уже обзавестись собственным миром.

– И у тебя есть для этих целей пара сильных таблеток.

– У меня нет. Они есть у тебя, в твоем сердце и твоем мозгу. Только ты о них знаешь.

– Спасибо за все. Я, пожалуй, пойду, – сказал я. Мне становилось неуютно на крыше в обществе этого странного типа, показавшегося мне поначалу очень интересным и вполне адекватным.

– Ты никогда не сможешь понять природу времени, если будешь жить законами большого мира, – негромко сказал мне вслед Иваныч.

– Не бойся, я лишь хочу помочь тебе, – усталым голосом сказал он. – Я возможно не совсем нормальный, но абсолютно адекватный. Присядь, договорим.

– Самое главное, что ты должен понять, уходя отсюда это то, что лишь перешагнув через привычные правила, ты можешь добиться своего. Ты знаешь, что такое солипсизм?

– Это что-то из философии, – неуверенно предположил я.

– Солипсизм – это крайняя форма идеализма. Мир такой, каким ты его ощущаешь, не больше, не меньше. Объективных законов описывающих мироустройство не существует. Каждый человек видит окружающее по своему. И ты никогда не сможешь доказать обратное. Если ты уверен, что можешь летать, то ты полетишь. И неважно увидят ли окружающие твой полет. В твоем мире правила устанавливаешь ты.

Он рассмеялся тихим грудным смехом и, как мне показалось, повис на мгновенье в воздухе в нескольких сантиметрах над своим шезлонгом. Иваныч подмигнул мне.

– Помни, что ты видишь, только то, что можешь увидеть в своем мире, – сказал он. – Нет ничего, что могло бы доказать или опровергнуть истинность увиденного. Хочешь создать что-то новое, просто поверь, что оно реально существует, и оно явится тебе. А самое главное – ничего не бойся. Препятствия существуют лишь во внешнем мире.

Мы молча просидели еще пару минут. Темнота окончательно поглотила город. Сквозь обрывки туч кое-где мелькали яркие всполохи первых звезд.

– Тебе пора идти, – наконец нарушил тишину бомж с крыши. – Если ты правильно все понял, препятствий на твоем пути не будет.

– Привет. Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя, – сказал я зло.

– А больше никого не будет, – ответила Ольга.

– Посчитали, что тебя достаточно?

– Более чем.

– Тогда я готов тебя выслушать. – Я придал лицу как можно более насмешливое выражение, мол, меня не проймешь.

– Не валяй дурака, – одернула меня Ольга.

– А что я должен сейчас потупить взор и густо покраснеть?

– Прекрати паясничать, а не то я развернусь и уйду.

– Не уйдешь, ты ведь не за этим сюда шла.

– Знаешь что… – она развернулась и действительно стала уходить.

Пришло время мне еще раз удивиться. Неужели мне так легко удалось сбить атакующий пыл. Вот уж не ожидал. Хотя с другой стороны, ей тоже наверняка не хотелось вести душеспасительные беседы о смысле жизни. Все-таки я в ней не ошибся. Хоть что-то хорошее в том мире осталось. И мне стало стыдно, ведь я ее действительно обидел. Она не заслуживала такого моего поведения, какую бы сторону она представляла в этот момент. Я сделал уже было несколько шагов, чтобы догнать ее, но она сама развернулась и снова шла в мою сторону.

– Извини за мое хамство, но я не вижу смысла в нашей беседе, – сказал я.

– Но ведь ты даже не знаешь, что я хотела сказать.

– Я догадываюсь.

– Боюсь, что нет.

– Давай я попробую начать за тебя.

– Попробуй.

– Ты скажешь, что я нехороший человек, что я поступаю непорядочно по отношению к доверчивой и любящей меня девушке. Правильно?

– Продолжай.

– Я поступаю просто некрасиво по отношению к вашему отцу, мало того, что отвергаю протянутую руку помощи, я еще и этим выставляю его дураком в глазах других. Я правильно излагаю?

– Правильно. Продолжай.

– Я изначально втерся в доверие ко всем, навязал себя, ничего при этом не предложив, но готов был сам получать по максимуму, а теперь так легко от этого отказываюсь, не имея ни капли благодарности. Подлец, и все. Ну и много еще чего в том же духе.

– Ты, действительно, все правильно сказал. Оксана тебя любила, отец тебе доверял, а ты ничем на это не ответил. Хотя ответил. Черной неблагодарностью.

– Можешь всем передать, что мне стыдно.

– Им уже все равно.

– Не понял.

– Я надеюсь, что они быстро о тебе забудут.

– Я тоже на это надеюсь.

– Я тебя не совсем понимаю, – она смотрела мне в глаза, пытаясь увидеть хоть каплю неуверенности. – Ты не был раньше таким.

– Не был. Стал, пришлось. Не надо только читать мне мораль.

– Я и не собираюсь. Просто я хотела с тобой поговорить.

– Ну, вот мы с тобой и говорим. Что я еще могу сказать? – Я старался быть жестким, но мне это удавалось с трудом.

– Скажи, почему ты так поступил?

– Ты все равно не поймешь.

– Пойму. В нашей семье я тебя лучше всех понимала.

– Любые мои слова могут быть использованы против меня, поэтому я лучше оставлю их при себе, – ответил я цитатой из какого-то детектива.

– Тогда я скажу за тебя. Ты встречался с Оксаной, вы любили друг друга, и все было хорошо. Вы были счастливы, а когда человек счастлив, он слеп и немощен.

– Надо будет запомнить эту мысль.

– Пока было все хорошо, тебя все устраивало, – как ни в чем не бывало продолжала она, сделав вид будто не заметила моего укола. – Но у Оксаны характер – не подарок, да и запросы у нее не маленькие. Я-то ее хорошо знаю. А вот, когда любовное ослепление прошло, ты это заметил. Но отказаться от нее было тяжело. Вторая фаза любви называется привычкой.

– Не могу не согласиться.

– Пока ты был влюблен и счастлив, ты и думать забыл о своей главной мечте – понять природу времени. Ты думал, что всегда успеешь свернуть с натоптанной другими дороги на свою тропу. Пока обстоятельства не заставили тебя совсем отречься от мечты, ты не сильно-то стремился ее достичь. Надеялся, что все само собой решиться. А ведь о твоей мечте мало кто знал. Даже Оксане ты об этом не говорил. Все считали, что ты обыкновенный парень, без лишних запросов, без непомерных амбиций, порядочный и работящий. Ты ведь не думал, что если ты живешь, как все, кто-то догадается о вынашиваемых тобой планах. Понимаешь?

– Поэтому, и это естественно, ты должен был бы жениться, осесть. Отец помог бы тебе с карьерным ростом. Чего-то ты бы достиг. Жил бы как все, ведь и отец и Оксана были уверены, сделают тебя счастливее. Они были искренни в своих побуждениях. Я хочу, чтобы ты понял именно это.

Неожиданно я ощутил, что на глаза наворачиваются слезы. Ольга молчала и смотрела на меня. Клиент готов. Можно брать голыми руками. Сейчас появиться Оксана, и я уже не смогу сесть в поезд. Если в этот раз вернусь, то завтра точно буду опять на крыше. Не смогу я уже жить, как жил раньше. Я посмотрел Ольге в глаза. Они были такие же красивые, как у Оксаны, но помимо оценивания в них было что-то еще. Ее молчание сейчас было для меня страшнее всего. Она меня надломила, но не спешила добивать. Надо было перехватить инициативу.

– Хорошо, я полностью осознал свою вину. Почему же ты замолчала, сейчас логичным будет сказать – вернись в семью, и мы тебя простим. Да?

– Нет. Я не хочу, чтобы ты возвращался в семью после того, что случилось.

– Недостоин, понятно. Или думаешь, я буду упрашивать?

– Я думаю, будет лучше, если все так и закончится. К тому же ты не всё знаешь. Но это не важно.

– А что важно?

– Важно, что ты твердо стал на свой путь и уже не свернешь.

– Зачем же тогда весь этот разговор?

– Знаешь, в жизни самое страшное – разочаровываться в людях.

– Ты хотела узнать, мучает ли меня совесть? Довольна результатом?

– Вполне.

– Тогда прощай, – я развернулся и пошел. Не очень-то красиво, но что поделать. Предательские слезы наполнили мои глаза. Я сцепил зубы, чтобы не всхлипнуть, как девчонка.

– Костя, подожди, – Ольга нагоняла меня, но я не останавливался.

– Остановись ради Бога, – она ухватила меня за плечо.

– Чего еще? – спросил я раздраженно, поворачиваясь.

– Это тебе, – она сунула мне в руку конверт.

– Что там? – мне не хотелось сейчас читать трогательных Оксаниных писем.

– Деньги, – лаконично ответила Ольга.

– Удачи тебе, – она поцеловала меня в щеку и быстро побежала сквозь снующую толпу к остановке.

Я так и простоял некоторое время с открытым ртом. Потом машинально взглянул в конверт. Там, действительно были деньги, причем довольно приличная сумма и маленькая записочка всего из четырех слов: «Я верю в тебя».

– Полку складывать не буду. У меня больное сердце, мне нужно лежать.

Я молча кивнул. Сидеть или лежать, какая разница, хотел сказать, но передумал. Столик, в который можно было превратить ее полку, мне был ни к чему. Продуктов с собой я не взял никаких. Об этом я подумал, только когда поезд тронулся. Двое суток впереди мне предстояло лежать и думать. Теперь, когда у меня были деньги, я мог сходить и в вагон-ресторан, но лучше ограничиться горячим чаем с сахаром.

Верхняя боковая возле туалета. Мне еще ехать и ехать. Я лег на спину и глубоко вздохнул.

– Вам помочь? – спросил я.

– Напугал… – выдохнула она. – А вы по какому вопросу?

– Мне в общежитие сказали, что нужно сегодня к часу подойди в деканат. – Я поднял с пола папку и положил наверх.

– Первокурсник? – снисходительно улыбнулась она. Оказавшись рядом, я смог ее рассмотреть. Возраст неопределенный, лицо приятное, фигура…

– А что вы на меня пялитесь? – спросила она.

– Простите. У вас здесь плохое освещение, а я зашел с яркого света, вот и щурюсь.

– А-а-а… – протянула она и последовала на свое рабочее место. Усевшись, она еще раз переспросила, – так кто вам нужен?

– Да я толком и не знаю, – начал не очень уверенно я. – Сегодня у нас было поселение, комендант, когда выдавал мне ключи, сказал, чтобы подошел в деканат. Вот собственно и все. А по какому вопросу и к кому он не говорил.

– Ага, все понятно, – закивала секретарь. – Вам надо к Юрию Дмитриевичу, заместителю декана по воспитательной работе. Его сейчас на месте нет, вы можете найти его найти на кафедре экспериментальной физики, это на пятом этаже.

– Спасибо. Всего доброго.

– До свидания.

После сумрака деканата августовское солнце, льющееся сквозь большие окна в коридоре, ослепляло. Лето заканчивалось, последние дни подарили нетипичный для этого времени зной. Залитый солнечными лучами воздух обволакивал и в миг превращал одежду в мокрую тряпку. Я шел по длинным коридорам университета, вдыхая полной грудью спертый воздух помещения – так вдыхают аромат вожделенной мечты, от непонятного волнения я даже прикрыл глаза. Я даже не шел – летел на крыльях, вот она мечта сбылась, я здесь на физическом факультете университета, я иду на кафедру экспериментальной физики, одно название которой приводит меня в трепет. Только сегодня, тридцатого августа, после того, как ключи от комнаты общежития оказались у меня в кармане, я поверил, что сбылась моя мечта. Даже списки поступивших не так обрадовали меня, как этот маленький железный ключ. Странно. Кто-то мне говорил, что человек, достигший своей мечты, непременно остынет и разочаруется. Честно говоря, я этого ужасно боялся, но к моему удивлению ничего подобного со мной и в помине не произошло. Я кайфовал, я хотел кричать счастья. Жизнь определенно наладилась.

Я поднялся на пятый этаж. Вход на этаж мне преградила решетка, которая полностью перекрывала все пространство лестничного марша, не давая возможности ни подняться выше, не зайти на этаж. Очень даже гостеприимно, а ведь выше еще три этажа, как же туда попасть. Я внимательно осмотрел решетку, она имела небольшую дверь, которая была изнутри закрыта на засов, я протиснул руку сквозь прутья и открыл его. На этаже царила какая-то нереальная тишина, мои шаги отдавались от стен коридора громким эхо. Я отыскал дверь с вывеской «преподавательская» и толкнул дверь, она оказалась закрыта. Я громко постучал, подождал минуту, толкнул дверь еще раз – результат тот же. Не зная, как правильно поступить, я стал ломиться во все двери. Шесть подряд оказались закрытыми, седьмая гостеприимно открылась. Я попал в просторный кабинет, заставленный стеллажами, полки которых были забиты электроприборами непонятного мне назначения. Стеллажи разделяли комнату на две неравные части, в первой из мебели был один платяной шкаф, во второй, побольше, стоял стол. На нем громоздился компьютер с неимоверно большим монитором, в который пялился рыжий парень невысокого роста.

– День добрый, – приветствовал я его.

– Привет, – ответил он, не отрываясь от снующих на экране монстров.

– Не подскажешь, как мне найти Юрия Дмитриевича, – спросил я, приняв парня за профессорского сынка, пришедшего поиграть на хорошем компе у папы на работе.

– Первый курс?

– Вроде того.

Он обернулся. Рассматривая меня, он сморщил лоб и стал выглядеть лет на десять старше:

– Я тебя слушаю.

– Вы Юрий Дмитриевич? – спросил я, немного смутившись.

– Вроде того, – ответил он мне моими же словами.

– Комендант общежития сказал, что мне нужно зайти в деканат. А уже там я узнал, что мне нужно обратиться к вам.

– Понятно, – он сделал многозначительную паузу. – Сколько тебе лет?

– Двадцать два.

– В армии служил?

– А чем занимался четыре года?

– Работал. Пять лет.

– А почему решил поступать?

Я пожал плечами, выворачивать наизнанку свою душу перед первым встречным не хотелось. Мой собеседник смотрел на меня, ожидая более внятного ответа.

– Это так важно? – наконец сказал я.

– Важно, не важно, это мне решать, – ответил он.

– Мечтаю жениться удачно в столице, – ответил я и уставился на него наглыми глазами.

– И для этого поступил на физика-теоретика, – кивнул он.

– Хорошо, отложим в сторону лирику и матримониальные тонкости, – после почти минутного размышления изрек он. – У меня к тебе деловое предложение.

Я молча ждал, что же он скажет. Из одной тумбы стола он достал пластиковую бутылку с соком и неторопливо отпил. Он явно зачем-то тянул время.

– Так вот, каждый год одного из первокурсников мы назначаем старостой потока. Обычно, выбираем самого старшего. Дембеля к нам на факультет поступают крайне редко, поэтому приходится отдавать предпочтением тем, кто не поступил с первого раза. Они нюхнули хоть немного жизни. Сам понимаешь, основной наш контингент – ботаники, очкарики и мечтатели. Найти нормального, взрослого, я бы сказал, зрелого человека очень сложно.

– Деканат выбивает для старосты потока именную стипендию со второго семестра, это почти вчетверо выше повышенной. Плюс к этому, сессия у тебя всегда будет сдана, деканат об этом позаботится. Плюс три раза в год путевка от профсоюза в профилакторий, а там отличное питание за символическую цену. И главное, – он сделал многозначительную паузу, – тебя это наверняка заинтересует, в общежитие ты получишь отдельную комнату. Я думаю, грех отказываться, – его лицо выражало барское пренебрежение к холопу, который сейчас броситься лобызать руку.

– Я вам не подхожу. Видите ли, я – мечтатель. – Не услышав ничего в ответ, я продолжил, – если это все, я, пожалуй, пойду. Всего доброго.

– Мечтатели вылетают после первой сессии, – в спину мне крикнул мне заместитель декана по воспитательной работе.

– Ты, наверное, Алехин? – спросил он робко, когда я начал открывать дверь.

– Вроде того, – я уже заходил в комнату.

– Это хорошо, а то комендант побежал искать запасные ключи.

– Какие ключи?

– От нашей комнаты.

– Нашей…

Я начал соображать. От красивой должности я отказался, теперь ко мне подселяют соседа. Тогда все понятно, оперативно, ничего не сказать.

Мой новый сосед между тем, уже ухватив обеими руками ручки одной сумки, пытался втолкнуть ее в комнату, я посторонился, давая ему проход. Потом помог занести вторую, она была неподъемной.

– Ты что кирпичи с собой возишь?

– Запас еды плюс одежда на полгода, раньше зимних каникул домой вряд ли попаду, – пояснил он.

– Далеко живешь?

Он назвал какой-то город, о котором я знал только то, что он находится за полярным кругом.

– А ты откуда? – спросил он.

– Уже отсюда, – ответил я.

– Ну ты, Алехин, заставил меня побегать, – начал он раздраженно. – Запомни раз и навсегда, когда уходишь куда-то, ключи должен оставить на вахте. Надеюсь, это не сложно. Я не собираюсь каждый раз искать ваши ключи, у меня полтысячи комнат, думаешь, я знаю, какой ключ от какой двери.

– Извините, пожалуйста, Валентин Иванович, – сказал я.

– Извините это мне слишком много, – огрызнулся он.

– Вот возьмите, пирожки с черникой, мама в дорогу пекла, – предложил он коменданту. Тот пробурчал что-то под нос, но несколько пирожков взял и сразу же принялся их жевать. – Еще рыбка есть вяленная, – предложил мой сосед.

– Спасибо, одну возьму, – довольный неожиданным тормозком Валентин Иванович заулыбался. Погрозив мне пальцем, он вышел.

Я улегся на кровати, глядя в потолок, ничего не хотелось делать. Мой сосед тем временем выкладывал на стол припасы. Большой пакет с пирожками, которые уже успел продегустировать наш комендант, еще один такой же с орешками. Три пакета поменьше с конфетами, печеньем и баранками. Рядом он положил, завернутую в газету рыбу. И напоследок извлек завернутую в фольгу запеченную курицу.

– Есть хочешь? – спросил он.

– А у тебя есть лишнее?

– Лишнего нет, но на двоих вполне достаточно.

– К слову, меня зовут Игорь, – он протянул мне руку.

– Костя.

– А ты уверен, что на двоих достаточно?

– Я думаю, да, – вполне серьезно ответил Игорь. – Хотя… судя по твоим глазам, ты и сам бы все это стрескал за милую душу.

– Неужели такой голодный взгляд? – усмехнулся я.

– А ты давно на себя в зеркало смотрел?

– Утром, – я даже слегка растерялся.

– Видать, с утра ты ничего не ел.

– К слову, курицу нужно доесть сегодня да и пирожки тоже, так что налетай, не стесняйся, а то я все сам поем. Аппетит у меня всегда хороший.

– Тут и в зеркало смотреть не надо.

– Чайку бы.

Я прекрасно понимал, что теперь моя очередь хоть что-то предложить на стол, да хотя бы кипяток. Ни чайника, ни тем более заварки у меня не было.

– Сейчас что-то сообразим, – ответил я.

Хороших людей в мире много, только не все знают, что они хорошие. Сейчас мне предстояло в этом убедиться. Ни капли не сомневаясь, я постучался в дверь напротив.

– Да, – отозвался женский голос.

Я смело вошел в комнату. Обстановка была спартанской, голая мебель, ни занавесок, ни ковриков, только большая не разобранная сумка возле одной кровати. Тоже первый курс, понял я. Хозяйка комнаты сидела на другой кровати и листала книгу. На столе я увидел вожделенный электрочайник.

– Привет, меня зовут Костя, я из соседней комнаты, – попытался я включить обаяние.

– Привет, Костя из соседней комнаты, чего ты хотел?

– Ты не могла бы одолжить на полчасика чайник, а то мы еще своим не обзавелись.

– Не могла бы, – ответила девушка.

– Понятно. А сдать его в аренду за пару вкусных пирожков.

В ответ она кивнула на тумбочку, на которой лежал такой же по объему пакет с пирожками, как и в нашей комнате.

– У нас с черникой, а у тебя с чем?

– С капустой.

– Так что договорились?

– Нет.

– Отлично, продолжаем разговор. Может быть, зайдешь к нам в гости на чай?

– У вас же нет чайника.

– Зато есть у тебя.

– Нет, не зайду. У тебя еще есть вопросы?

– Как тебя зовут-то?

– Наталья Сергеевна. Надеюсь, теперь я полностью удовлетворила твое любопытство?

– Нет, Наталья Сергеевна, – мне надоело уже топтаться в дверях, я уселся на единственный в комнате стул.

– Я не приглашала тебя в гости, Костя из соседней комнаты.

– Приглашала. Ты сказала «да», когда я постучал в дверь.

– Но теперь я не хочу тебя видеть.

– Я тоже не собираюсь задерживаться, только возьму чайник и сразу уйду.

– Ладно, бери, только оставь меня в покое.

– Благодарю, кстати, предложение зайти в гости остается в силе. Мы всегда рады гостям.

Чайник оказался практически полным, и вода в нем была горячей. Похоже, его хозяйка недавно уже чаевничала. Пока я добывал чайник, Игорь достал пачку черного чая, аромат которого уже разнесся по комнате.

– Надеюсь, ты не чефирист, – усмехнулся он.

Из всех предметов для чаепития у меня нашлись лишь кружка и пачка рафинированного сахара кубиками. Сладкий чай я не любил, но сахаром на всякий случай обзавелся. Игорь сразу же кинул себе в чашку пять кусочков.

– Сахар улучшает экстракцию кофеина, – пояснил он.

Я не стал спорить, налегая больше на пирожки. За домашней выпечкой я соскучился.

– Ты не куришь? – спросил Игорь.

– Это не наши методы.

– Я тоже, хотя мне дома говорили, что сейчас все курят.

– Врут люди, – успокоил я его.

– Это хорошо.

– Заходите, – крикнул я.

– Пришла в гости, пирожков с черникой попробовать, – объявила она.

– Присоединяйтесь, – пригласил Игорь, – пока что-то осталось.

Мы допоздна пили чай и разошлись, когда было уже глубокая ночь. В отличие от меня Игорь очень быстро нашел общий язык с нашей гостьей. Наталья Сергеевна оказалась весьма разговорчивой натурой и с удовольствием поведала нам о своей жизни. Она три раза проваливала вступительные экзамены в университет, при чем каждый раз по разным дисциплинам. Первый год не добрала одного балла из-за физики, во второй раз умудрилась получить двойку по математике, при чем была уверена на сто процентов в отличных результатах; на третий год подвел диктант по русскому языку – снова не хватило одного балла. Другой человек на ее месте уже бы сдался, но Наталья Сергеевна оказалась дамой с характером и в четвертый раз предприняла решительную попытку, которая увенчалась долгожданным триумфом. Впрочем, учеба ей уже и не казалась такой нужной. За четыре года она успела поработать менеджером по продажам электроники и добилась на этом поприще определенных успехов, по крайней мере к ней стали обращаться в офисе по имени-отчеству и она к этому быстро привыкла. Еще она успела побывать замужем. Стремительный роман с офицером из местного гарнизона через месяц закончился пышной свадьбой. В пору оставить наивные мечты о столичном университете и заняться строительством крепкой семьи. Однако, как выяснилось позже, новоиспеченному супругу нужна была больше жилплощадь, чем сама молодая жена. Разочарование дало ей сил в четвертый раз брать приступом приемную комиссию и четверка оказалась для нее счастливым числом.

– Завтра приходите в гости ко мне, – сказала она на прощание. – Только чайник не забудьте.

– Она тебе понравилась? – спросил Игорь, когда Наталья Сергеевна вышла.

– Даже не знаю, что ответить. А с чего ты вдруг спросил?

– Она отнюдь не красавица. Неужели ей было не понятно, что влюбиться в такую можно только ради жилплощади. Вот ты бы женился на ней ради квартиры?

– Не задавай глупых вопросов перед сном.

Я уже улегся и закрыл глаза. Спать еще не хотелось, но обсуждать разные глупости тоже не тянуло. Я вспомнил незнакомку, промелькнувшую мимо меня. Я не знал смогу ли узнать ее, если еще раз встречу в толпе. Ее лицо так и осталось для меня нераскрытой тайной. Я был уверен, что непременно наши пути еще раз пересекутся, ведь даже в многомиллионных городах люди находят друг друга, нужно только захотеть этого. Я прокручивал с памяти все события сегодняшнего дня, река времени несла меня вперед, теперь уже не остановиться. Я ощущал, что моя жизнь насыщается все новыми красками, становится ярче и интереснее. Впервые за несколько лет мне снились красочнее сны.

– Доброе утро, ребята, – выдавил один из них, наверное, предводитель этой компании.

– Доброе, – ответил я, не вылезая из-под теплого одеяла.

– Вы проходите, – говорил он при этом.

– Пройдем-пройдем, – кивнул тот, который начал разговор. Он плюхнулся на стул с неким облегчением. Двое его товарищей остались стоять в дверях. – Меня зовут Дмитрий Матвеев, я председатель студсовета нашего общежития.

– Я – Игорь, а это – Костя, – поддержал разговор мой сосед. Он уже оделся и теперь стоял рядом с нашим гостем, протягивая ему свою ладонь. Тот небрежно пожал ее и уставился теперь на меня.

– Ребята, хочу довести до вашего сведения, что в нашем общежитии заведен определенный порядок, я бы сказал даже внутренний режим, – слова давались ему с трудом, язык не хотел ворочаться в пересохшем рту. – Мне как председателю студсовета поручено следить, чтобы везде был порядок.

– Отлично, – сказал я. – Мы тебя поняли. Игорь, там в чайнике вода осталась? Налей Диме чашечку, пожалуйста.

Игорь выцедил из чайника полчашки холодной воды. Наш гость одним залпом осушил ее, глаза его немного ожили от этого. Пришедшие с ним товарищи по вчерашнему веселью теперь смотрели на него с завистью.

– Поддерживать порядок на этажах должны сами проживающие, за этим следят старосты этажей. Если случаются эксцессы, они обращаются ко мне, и мы на заседании актива решаем, какие меры принять. Вот, – он сделал паузу.

– Что-то случилось? – спросил Игорь, помогая ему вести монолог.

– Да, случилось. Началось все с поселения первого курса, хочу заметить, селили в основном на ваш этаж. – Он поднял указательный палец вверх, привлекая наше внимание, – а вечером кто-то разбил зеркало в коридоре.

– А там было зеркало? – удивился я.

– Уже нету.

– Логично, – согласился я.

– Логично, – передразнил он меня. – Ребята, мы закроем глаза на этот инцидент, если вы честно во всем признаетесь и купите новое зеркало. Иначе придется искать жилье за пределами общаги. Я думаю, вы меня поняли.

– Раз надо – тоже скинемся на зеркало, – сказал Игорь.

– Что значит – «тоже скинемся»? – раздражено спросил наш гость. – Вы разбили – вы купите.

– Ребята, вы что-то путаете, – в голосе моего соседа был испуг.

– Мы ничего не путаем, – вдруг подал голос один из стоявших в дверях, – тебе понятно?

– Думайте, ребята, у вас времени до полудня.

– А что произойдет в полдень?– уточнил я.

– Декан придет в общежитие поздравлять первокурсников.

– Расстроится декан, – продолжил я его мысль. – Неприятность-то какая.

– Ты из себя комика не корчи, деньги доставай.

– Этот кого угодно достанет, – сказал я. Пока он переваривал мои слова, я добавил. – Иди лучше в другую комнату разводить наивных первокурсников.

– А ну вставай, пошли, поговорим.

– Пошли, поговорим, – не стал я спорить.

– Ты зря веселишься, – сказал он, когда мы оказались лицом к лицу. – Сегодня утром гномик, тьфу, Юрий Дмитриевич (я надеюсь, ты знаешь кто это) был здесь. Не хочу тебя пугать, но у него здесь хватает стукачей, которые с удовольствием рассказывают обо всем, что в общаге происходит. И раз он сказал, что это были вы, значит, так и было. Тебе понятно, – кричал он мне в лицо.

– Понятно, зубы надо чистить, когда в гости идешь.

– Да я тебя сейчас…– он угрожающе надвинулся на меня.

– Давай, я жду.

Однако, пускать кулаки он не спешил, то ли испугался моего спокойствия, то ли действительно был мудрым человеком

– А ты сам откуда? – вдруг спросил он.

– Почти земляки, – хмыкнул он. – Так это не вы разбили зеркало?

– Ты думаешь, я такая свинья, что не признался бы?

– Ничего не понимаю, – он потер морщины на лбу. – Какого чёрта гномик просил тебя попрессовать?

– Я вчера отказался быть старостой потока.

– У-у-у, – протянул он. – Смелый, но глупый, – поставил он мне диагноз. – Никогда не заедайся с ним, это очень коварный тип. Ладно, – он дружески хлопнул меня по плечу, – у тебя похмелиться нечем?

– Только чай.

– Не сейчас.

Когда мы вошли комнату, двое членов студсовета сидели на моей кровати и внимали Игорю, который жестикулируя, что-то возбужденно рассказывал.

– Пошли, – сказал им Дима. – Это не они.

– Диаграммы Минковского – это просто фикция, – убеждал меня Игорь. – Они могли бы существовать и сами по себе, не будь Эйнштейн другом этого типа. К тому же идея построения графиков в неэвклидовом пространстве тоже к тому времени была не новой.

Мы неспешно шли вдвоем по аллее, возвращаясь в общежитие после торжественной части непонятного мероприятия, громко именуемого посвящение в студенты. Из-за обилия народа и шума лично я мало что разобрал. На высоких ступенях появлялись разные люди, что-то говорили, им аплодировали, потом их сменяли следующие, и так в течение часа. Формальное торжество.

Когда всё закончилось, все как-то быстро разошлись, и многочисленные лавочки, раскиданные по краям аллеи, заполнились гомонящей молодежью. Разбившись группками по интересам, они пили пиво, играли на гитарах и о чем-то громко спорили.

– Вот оно, настоящее погружение в студенчество, – сказал Игорь, обводя широким жестом, заполненные лавочки.

– Зря ты пошел на теоретика, – сказал Игорь. – Теоретическая физика уже давно утратила своё научное лидерство. После создания квантовой механики она просто выродилась. Признав, что миром управляют вероятностные процессы, она перечеркнула свое фундаментальное предназначение. Мир же после этого не стал понятнее, вопросов только прибавилось. Кстати о птичках, единая теория поля, которую вот-вот готов был создать Эйнштейн, так и осталась головной болью физиков двадцатого века.

– И к чему ты это ведешь?

– Самое важное место в физике занимает эксперимент, – он с важным видом выпятил грудь.

– Спорить не буду. Но сам понимаешь – каждому свое.

– У теоретиков сейчас слишком урезанное поле для деятельности, – продолжал Игорь. – В начале века и даже в середине – да, но сейчас – это для зануд или спятивших романтиков.

– Ну, спасибо на добром слове, – усмехнулся я.

– Только не говори, что ты обиделся. Я наблюдал за тобой и вчера и сегодня – тебя сложно зацепить, – сказал мой сосед вместо извинения.

– Любого можно зацепить, если поставить за цель. Только, уважаемый экспериментатор, не пробуй этого делать со мной.

– Теперь точно попробую, – ответил Игорь.

– Попытка – не пытка, как говорил товарищ Сталин.

Вокруг шумел людской поток. Даже жара последнего летнего дня не снижала его скорости. Все как обычно. Утро рабочего дня, полного забот и работы, неотложных дел и ненужной спешки.

– Конечно, я утрирую, – признал Игорь. – Для теоретиков тоже хватает работы. Просто для построения любой теории нужны экспериментальные данные, достоверные и корректные. Почти все громкие и красивые эксперименты сто раз обговорены и объяснены. Не хватает смелых неординарных практиков для того, чтобы подбросить теоретикам несколько новых головоломок.

– Тебе и карты в руки.

– Для начала нужно сдать первую сессию.

– Ну что, Алехин, – сказал он. – Опять все тебя ждут.

– Как приятно, – ответил я. – Но в нашей комнате вроде бы две кровати.

– Все шутишь. Дуйте в красную комнату, там общее собрание первого курса.

– А где это? – спросил Игорь.

– На девятом этаже. Поднимитесь на лифте, а там сориентируетесь.

– Интересно, а если бы мы сейчас пошли по городу гулять, нас бы тоже ждали? – спросил Игорь, когда мы садились в лифт.

– Ты думаешь, нас кто-то ждет? – ответил я вопросом на вопрос.

Красная комната, она же бывшая ленинская комната занимала все северное крыло девятого этажа. По сути это был огромный зал, заставленный рядами складных кресел и украшенный плакатами патриотического содержания. Здесь проводили все собрания и заседания. Говорили, что раньше здесь стояла трибуна, обтянутая красным бархатом с большим бронзовым гербом Страны Советов. После распада Союза герб тихонько свинтили и сдали на цветмет, бархат ободрали на тряпки для полов, а саму трибуну разломали свободолюбивые члены студенческого братства. Сейчас от тех времен остались лишь сваленные в угол плакаты по гражданской обороне да непонятное название, образованное от симбиоза красного уголка с ленинской комнатой.

Рассчитанная вместить при необходимости все население общежития, красная комната была сейчас едва наполнена и на четверть. Первокурсники, многие почему-то с родителями сидели на первых рядах и внимали речам Гномика. Он сидел за столом в президиуме, рядом с ним сидели Дима и еще пара незнакомых мне парней с серьезными лицами. Возле стола стояла, потупив взор, Наталья Сергеевна.

Незамеченными нам с Игорем проскочить не удалось. Дверь предательски хлопнула за нами и все обратили взоры в нашу сторону.

– Здрасьте, – попытался улыбнуться Игорь.

– И все-таки я не ошибся, предложив на место старосты потока Наталью, – закончил заместитель декана речь. Глянув в мою сторону, он добавил, – к сожалению, найти ответственного и дисциплинированного человека, абсолютно не зная кандидатов, очень сложно, но я уверен, что она прекрасно справится. Увы, зрелого и надежного молодого человека в этом году не удалось подыскать. Что ж, Наталья, приступай к исполнению своих обязанностей. Дима тебе все объяснит. А мне пора идти.

Он поднялся и направился к двери. Тут же следом за ним повскакивали родители, перебивая друг друга, они принялись что-то ему рассказывать.

– Хорошо-хорошо, – ответил им Гномик. – Давайте через час все в деканате, а сейчас у меня еще дела.

Он выскочил за дверь, а родители так и остались стоять, продолжая что-то кричать ему вслед. Наталья Сергеевна стояла ни жива, ни мертва, ошарашенная навалившейся ношей.

– Поздравляю, – сказал я ей.

– Что-то я ничего не поняла, – задумчиво произнесла она.

– А что тут понимать – отдельная комната, именная стипендия и прочие блага цивилизации, включая туалетную бумагу за счет фирмы, – пояснил я.

Народ постепенно расходился. Многих я помнил в лицо еще со вступительных экзаменов. Некоторые кивали мне, встречаясь взглядом, некоторые делали вид, что впервые видят. Мне в принципе было все равно, рано или поздно придется раззнакомиться со всеми.

– Ну что, пошли чай пить? – предложил Игорь.

– Почему бы и нет. Наталья Сергеевна, чая будешь?

– Позже, – она все еще была в замешательстве.

– Надо ее забрать, – сказал я Игорю, – она сейчас сама дорогу назад не найдет.

– Костя, постой, поговорить надо, – позвал меня Дима.

Наталья Сергеевна постепенно отходила от ступора, и вместе с Игорем они были уже в дверях. Все остальные как-то быстро поспешили разбежаться. В комнате остались лишь серьезные парни из президиума во главе с Димой и я.

В противоположность своему утреннему виду сейчас он имел вид свежий и бритый. Да и белоснежная отутюженная рубаха смотрелась на нем лучше спортивного костюма. В таком виде он больше походил на председателя студсовета. Серьезное лицо, открытый взгляд, опрятный внешний вид – хоть сейчас в офис.

– Да ты не бойся, – ляпнул один из двух серьезных парней.

Я усмехнулся в ответ. Эти солидные ребята были младше меня, а пытались выглядеть умудренными годами хозяевами положения. Они наблюдали за мной, пытаясь понять, что можно от меня ожидать. Поскольку они продолжали сидеть на своих солидных местах, я уселся прямо на стол. Мне не хотелось вести разговор, склонив голову.

– Знаешь, я был против того, чтобы старостой потока назначали девчонку, – начал Дима. – К сожалению, мое мнение Гномика не интересует. В этом году в основном все первогодки, довериться не кому, а тут еще и ты закобенился.

– А ты меня пристыди, глядишь, передумаю, – ответил я. Начало разговора мне уже не очень нравилось. А утром этот парень показался мне вполне нормальным мужиком.

– Я не буду тебя стыдить, ты сам принял решение и несешь за него ответственность. Если тебя легко переубедить, то на фига нужен такой администратор.

– Слушай, Димон, зачем ты его вообще оставил? Пускай катится к себе, – внес предложение второй из солидных парней.

– Это успеется.

– Подожди, – окликнул меня Дима, догоняя меня возле двери. – Давай все-таки договорим, – предложил он. – Для начала давай познакомлю тебя с ребятами. Это – Виктор, мой заместитель, – представил он первого из солидных парней.

Рукопожатие его было крепким, да и привстав он оказался крепко сложенным спортсменом. Широкие плечи, бычья шея, если бы не аккуратный пробор на голове можно было принять за братка, а так интеллигентный парень.

– А это – Степан, ночной комендант общежития.

У второго солидного парня была влажная ладонь и обручальное кольцо на безымянном пальце. Вид у него был замученный и грустный. Солидности ему придавали лишь белая рубашка и бордовый галстук.

– Присаживайся, – предложил мне Дима свой стул. Сам он уселся на кресло в первом ряду. – Разговор будет короткий, и я не хочу, чтобы говорил да или нет. Мне кажется, это лишнее. Я хочу, чтобы ты помогал Наталье. По-человечески, неформально. В принципе, это все.

– Можно было этого и не говорить.

– Говорить надо, – вставил свое слово Степан. – У нас не принято назначать девчонок. Мы боимся, что она не справится.

– Наталья Сергеевна справится, – успокоил их я. – И без моей помощи даже лучше.

– Понимаешь, здесь в общаге, как в армии, есть формальные лидеры и неформальные, – пояснил мне ситуацию Степан. – Нужно, чтобы ты занял место неформального лидера.

– А отчеты в письменной форме вам писать не нужно? – спросил я.

– Ты нас неправильно понял, – покачал головой Дима. – Иногда для наведения порядка приходится прибегать к грубой физической силе, а девушки на это не способны.

Виктор потряс сжатым кулаком, показывая как нужно наводить порядки. Не понятно только, почему утром Дима не взял своего заместителя для общения с нами. Понадеялся на себя? Этот бы сумел убедить поделиться деньгами.

– Это все? – спросил я.

– Тогда я не отвечу ни да, ни нет.

– Я живу в 324 комнате, – сказал он мне вслед. – Подходи вечером, будет небольшая вечеринка. Познакомишься с ребятами.

Я вышел в коридор. На душе было противно. Почему все думают, что мне по душе руководящая работа. Если я старше по возрасту, это еще не означает, что я хочу управлять теми, кто помладше. Эти пацаны играются в серьезных людей, даже не задумываясь, нужна ли их работа кому-то, кроме них самих. Конечно, в будущем им пригодится подобный опыт. Если способен управлять небольшим коллективом, то справишься и с большим. Даже, если думаешь, что управляешь. Ведь зачастую-то и управлять ни кем не надо, люди прекрасно самоорганизовываются, и им не к чему при этом формальный руководитель. Чаще даже наоборот он лишь нарушает сложившуюся структуру.

Надо было спросить у Димы, чем он занимается, кроме того, что считает себя руководителем. На какие дела нужно организовывать студентов, которые и так прекрасно знают, зачем оказались в университете. Какие у него вообще полномочия, кроме права на отдельную комнату. Этот важный пункт я уже усвоил. Хочешь жить сам – иди руководи. Мне лично это ни к чему. Всегда приятно рядом видеть живого человека, с которым можно перекинуться словом или поделиться куском хлеба.

Вот тебе и храм науки, подумал я и потопал по лестнице вниз в свою комнату.

– Тяжело, – поделился я со своим соседом первыми впечатлениями.

– Да ладно тебе, это только начало. Втянешься.

– Ты сразу пытайся вникнуть, – посоветовал мне Игорь. – Тогда станет интересно, и время быстрее пойдет и усваивать по свежему проще.

– Попробую, – согласился я.

Рядом со мной на стол громко приземлился поднос, из неглубокой тарелки брызнул во все стороны суп. Я еле успел увернуться.

– Прости, Костя, – услышал я.

-Да ладно, ты же не попала.

– Я вас еле нашла, ребята, – радостно сообщила она.

– В следующий раз будем осмотрительней, повесим флаг или еще какой знак.

– Ну как вам лекции? – спросила девушка. Никак не реагируя на мой сарказм, она принялась аппетитно обедать. Глядя на нее, я понял, что поскромничал. Наталья Сергеевна взяла себе и первое, и второе, и ту же булочку только с компотом. Я сглотнул слюну.

– Мне нравится, а Косте – тяжело, – ответил Игорь.

– Я тоже чуть не заснула, – призналась наша соседка.

– Ну, вы даете, – удивился он. – Зачем было поступать в университет, чтобы с первого дня так мучиться?

– Это риторический вопрос, – ответил я. – Тебе не понять.

– Конечно, вас стариков мне понять, – сказал Игорь.

– Я тебе дам стариков, – обиженно взвилась Наталья Сергеевна, чуть не опрокинув стакан с компотом.

– Игорь, ты разве не знаешь, что любая девушка априори младше тебя, – пояснил я соседу его тактическую ошибку.

– Теперь знаю. Плохо, лишь то, что это всего-навсего самообман.

– Да знаешь что…

– Ладно-ладно, ухожу.

– Есть хочешь?

– Прикармливаешь? – ответил я вопросом на вопрос.

– Нет, просто много набрала, не выбрасывать же.

– Я лучше булочку съем, – скромно попросил я.

– Обычно мужики предпочитают мясо.

– А я не мужик, я студент. Это такие бесполые голодные существа.

– Ты студент первый день, – усмехнулась Наталья Сергеевна, – а уже вошел в роль.