Дорогами Судьбы

– Тяжело, – покачал я головой, глядя в ящик.

– Пускай девушка сама выберет, – предложила продавщица.

– Алехин, ты не против?

– Если хочешь успеть на поезд, то не против.

Должен признаться, я был в глубоком шоке от этого всего. От этого обилия побрякушек у меня начинала кружиться голова. Если бы я сразу знал, что это настолько сложно, купил бы Любе какой-нибудь другой подарок. Не знаю, что именно, например хорошую книгу или какую-то статуэтку, красивый сервиз, в крайнем случае. Но идея подарить ювелирное украшение казалась мне более романтичной. Первый подарок должен быть изысканным, это потом можно дарить набор кастрюль или мясорубку. Но на то он и первый, что в него нужно вложить свою душу, чтобы человек почувствовал, что подарок покупался специально для него от всего сердца. Это не дежурный презент, это подношение. Он должен быть таким, чтобы его всегда можно было видеть и вспоминать: а помнишь ты подарил мне тогда… Так что отступать было уже поздно. И помощь Натальи Сергеевны была мне как нельзя кстати.

– Не спи, Алехин, я тут несколько отобрала, недорогие, но симпатичные, – вырвала она меня из оцепенения.

Наталья Сергеевна положила на стекло витрины четыре колечка. Я сразу глянул на бирки – цена меня устраивала. Все они были неширокими, но с небольшими камешками. Одно я сразу отложил в сторону – слишком грубо смотрелась розетка камня. Три оставшиеся были слишком похожи, чтобы однозначно остановить свой выбор на каком-то одном. Плоская дужка занимала около двух третей кольца, а верхняя треть была выполнена легким ажурным узором в виде листочков или просто какой-то неопределенной вязи.

– Вы померяйте, станет понятней, – подсказала продавщица.

Наталья Сергеевна, кокетливо склонив голову, протянула руку. Я взял одно из колец и с силой навинтил его на ее мизинец. От неожиданности, она вскрикнула.

– Осторожно! Оставишь без пальца!

– Ты бы лучше помогла.

– Ничего-ничего, тренируйся.

Второе я одевал аккуратнее, оно само село на палец, будто там было всегда.

– Это берем, – сказал я.

– Не хотите другие примерять? – спросила продавщица.

– Нет.

– Ура! – закричала вдруг радостно Наталья Сергеевна, – я согласна! – и бросилась мне на шею.

Продавщица деликатно склонилась над ящиком, собирая назад выложенные украшения.

– Наталья Сергеевна, скромнее надо быть, – сказал я.

– Не надо останавливать девушку в ее естественных порывах, молодой человек, – назидательно проговорила мудрая женщина, увлеченно перекладывая кольца в ящике и не глядя на нас. – Думаю, вы ей не каждый день покупаете золотые украшения.

– Никогда не покупает, – подтвердила Наталья Сергеевна.

– Кому деньги давать?

– Касса возле входа. Девушка, вы снимать кольцо будете? Или давайте, я бирку обрежу, – продавщица уже достала ножницы.

– А у вас есть маленькие такие коробочки, бархатом оклеенные? – поинтересовался я.

– Мы такое не продаем. Если нужно, купите на первом этаже. А зачем вам коробочка, девушка пойдет домой в нем.

– Этого и боюсь, – тихо сказал я и пошел расплачиваться.

Наталья Сергеевна с моим приобретением расставаться не спешила. Пока мы шли к выходу, она крутила ладонью в разные стороны, любуясь игрой света на миниатюрных гранях мелких камешков. Когда мы вышли на улицу, она даже не стала надевать перчатки.

– Руки замерзнут, – предупредил я.

– Меня любовь греет, – ответила Наталья Сергеевна.

– Смотри, не перегрейся.

– Грубый ты, Алехин.

– Это у меня стресс. А вообще я добрый.

– Знаем, слышали.

– Ты колечко-то отдать не забудь. А то так и уедешь домой.

– А что, неплохая идея. Скажу, кавалер подарил. Жениться зовет, а я все думаю. А то мне мама все бурчит, замуж давай, внуков хочу. А так, глядишь, праздники пройдут спокойно.

– Наталья Сергеевна, я, конечно, хочу, чтобы у тебя праздники прошли хорошо. Но для меня это слишком накладно.

– Все-таки ты жлоб, Алехин.

– А что поделать, достоинств не спрятать.

Когда мы вернулись в общежитие, я вспомнил, что красивую бархатную коробочку купить забыл. Придется еще раз бежать.

– Ну, показывай, что прикупил, – сказал Игорь, как только открыл дверь.

– Наталья Сергеевна, продемонстрируй, – попросил я.

– Ничего, мне нравится, – одобрил он покупку, когда наша соседка покрутила рукой у него перед лицом. – А девушка идет в комплекте?

– Девушка идет домой, – обиженно изрекла Наталья Сергеевна.

– Стоять, – крикнул я, когда она попыталась выйти. – Поносила и хватит.

– Да ладно, пошутить уже нельзя, – она сняла кольцо и положила в мою ладонь, – успехов тебе, Алехин, – она развернулась и, громко хлопнув дверью, вышла.

Я неспешно разделся и полез в тумбочку в поисках еды. После недавнего банкета в нашу комнату снова вернулась привычная гастрономическая пустота. Я намазал хлеб вишневым вареньем и налил в чашку остывшей заварки.

– Слушай, Костя, есть к тебе одно деликатное дело, – начал Игорь и тут же замолчал.

– Говори, не стесняйся. После похода в ювелирный магазин, меня ничем не проймешь.

– Я хотел спросить, где ты будешь встречать Новый год?

– У Любови Васильевны. Где же еще?

– Ты там долго будешь?

– Действительно, деликатный вопрос. А тебе что-то от меня нужно?

– Нужно, – кивнул Игорь, он выдержал паузу, а потом выпалил, – ты не мог не возвращаться хотя бы до десяти утра.

– Я вряд ли раньше вернусь. А какая тебе разница?

– Я хотел пригласить Ирэн в гости…

– Ты бы сразу сказал. О чем разговор, могу хоть до вечера не приходить.

– Думаю, до десяти будет достаточно.

– Как скажешь.

Я сделал себе еще один бутерброд. Холодная заварка была противного горького вкуса, но времени, чтобы кипятить чайник у меня не было. Нужно купить коробочку, без нее подарок – не подарок, а так недоразумение.

– А если зайдет кто? – спросил я.

– Кто зайдет? Вчера вечером почти все разъехались. Только что чайник ставил, ни одного человека не встретил. Мы с тобой одни остались на всю общагу.

– Ого, – удивился я, – а ты и не показывал раньше свою коллекцию.

– Могу и тебе одолжить один. Выбирай.

– Не, спасибо. У меня и имидж не тот, и костюма отродясь не было.

– А зря. Костюм способен преобразить любого.

– Я и так красивый.

– Возможно, – сказал Игорь, – я в этом вопросе несведущ. Мне больше девушки нравятся.

– Как думаешь, какой лучше подойдет?

Пришлось вылезть из-под теплого одеяла, чтобы получше рассмотреть. Вопрос, конечно, был из разряда, пойди туда, не зная куда. Но коль он был задан, нужно хоть что-то ответить.

– По-моему, с белым лучше всего будет смотреться вот этот темно-бордовый.

– Уверен?

– Вроде того.

– Хорошо, – согласился со мной Игорь. Он аккуратно сложил остальные, оставив лишь один галстук. – А ты галстуки завязывать умеешь?

– Только пионерские.

– Жаль, думал – поможешь.

– А ты что не умеешь?

– Умею, но не всегда красиво выходит.

– Тогда иди без галстука.

– Нельзя. Костюм без галстука – это моветон.

– Лучше уж совсем без костюма, – согласился я.

В это время в дверь кто-то постучал. Игорь стремглав бросился к своей рубашке. Но к счастью заходить к нам никто не собирался.

– Ребята, ваш чайник там закипел, – сказал неизвестный доброжелатель.

– Совсем забыл, – Игорь сунул мне вешалку с рубашкой и побежал на кухню.

Я покрутил в руках его рубашку. Нет, это не по мне. Белая рубашка – это что-то из далекой школьной юности. Какой-то дурак придумал, что белый – это праздничный цвет, а остальные теперь мучаются. Когда кто-то решил, что каждый цвет несет только определенный смысл? Никто уже и не знает, а придуманные стереотипы живут и прекрасно себя чувствуют.

Игорь вернулся с чайником и, пока я заваривал чай, облачался в свое праздничное убранство. С галстуком он долго возился, бормоча себе под нос какие-то гадости, а потом все-таки попросил меня поработать болванчиком.

– Когда видишь со стороны – легче, – пояснил он.

– Извини только, у меня шея не мытая.

Он накинул на меня свою темно-бордовую удавку и принялся совершать какие-то манипуляции. Перед моим носом мелькали его руки, и я лишний раз одобрял себя за нежелание носить такую непрактичную одежду. Свитер и джинсы – просто и всегда к месту. Зачем выдумывать для себя сложности там, где их можно легко избежать.

– Вроде ничего так получилось, – одобрил Игорь свою работу. Он стянул с моей шеи аркан и повесил на свою. Узел на галстуке, действительно, получился красивый – ровный, большой, симметричный.

– Ты будешь чай в галстуке пить? – спросил я.

– А что тебя смущает?

– Абсолютно ничего, – уверил я. – Пей на здоровье. К чаю все равно ничего нет. Даже испачкаться нечем. Последнее варенье вчера доели. Кстати, чем ты гостью потчевать собираешься?

– Ну, уж точно не вареньем, – рассмеялся Игорь. – Сейчас зайду за Ирэн, и вместе пойдем и купим все, что она захочет.

Я хотел сострить по поводу лягушек, которых не продают в наших магазинах, но передумал. Сосед мой был очень серьезен в это утро и мою шутку мог принять всерьез и поехать искать жабьи лапки для изысканного фрикасе. Для своей девушки он был готов на все.

Я разлил чай по чашкам, насыпал себе две полные ложки сахара. Обычно я предпочитаю настоящий, терпковато-горький вкус крепкой заварки, который можно оттенить кусочком чего-то сладкого. Но пить пустую воду натощак тоже глупо. Покупать сладости накануне праздника вчера не хотелось, а сегодня я об этом пожалел. Пришлось хлебать сладковатый сиропчик. Игорь был слишком сосредоточен на предстоящем вечере, поэтому молчал все время чаепития. Он выпил одну чашку и налил себе вторую.

– Может, не стоить на морозе-то? – спросил я.

– Задумался, – ответил он, поставив чашку, и принялся одеваться.

Облачившись в отутюженный костюм, он глянул в мою сторону, ища поддержки. Я показал ему большой палец:

– Жених!

– Да брось.

– Серьезно. Именно так и должен выглядеть счастливый влюбленный джигит.

– Ладно тебе, – он даже покраснел от смущения. – Костя, пожелай мне лучше удачи, а то я распереживался.

– Ни пуха, ни пера!

– Катись к черту!

– Уже собираюсь, – я допивал чай. – Не волнуйся, все будет хорошо.

– Надеюсь, – сказал Игорь и вышел.

Пришла моя очередь собираться. В отличие от соседа у меня не было богатого выбора парадной одежды. Можно выбирать только между черным свитером и черным свитером с белой полосой. Если исходить из известных стереотипов, то следовало одевать тот, который с полосой. Поэтому я его одевать и не стал. Праздник он не в одежде, а в душе, в сердце, в словах, в поступках. Для Игоря праздник Нового года совпал с праздником большой влюбленности. Думаю, не просто большой, а еще и первой. Ему можно только завидовать. У меня влюбленность как-то быстро ушла, на смену ей пришла какая-то сытая уверенность. Уверенность в том, что меня ждут, меня любят. Я знал из своей предыдущей жизни, что это очень зыбкое чувство. Оно может вспыхнуть новым накалом, а может тихонько перегореть. И честно говоря, я этого очень боялся. Но мягкость, преданность и какая-то трепетная нежность Любы позволяли мне верить в то, что все будет хорошо. Когда я видел ее влюбленные глаза, у меня не оставалось сомнений, что наши чувства навсегда. Мне так легко и хорошо с ней, что я боялся пресытиться, но все равно быстро пресытился этим чистым и искренним отношением. Теперь я чувствовал себя жирным и ленивым котом, спящим на диване в ожидании, когда его позовут лакать из миски сметану. Я понимал, что за любовь женщины нужно бороться каждый день, что завоевать ее куда легче, чем удержать, но причин для борьбы не было, мне не нужно было никому ничего доказывать, меня принимали таким, какой я есть. И я ни в чем не сомневаясь, наслаждался жизнью. Вот такая исповедь влюбленного лентяя.

Я быстро собрался и пошел к метро, по дороге купив в булочной свежего хлеба. Помню, лет семь или восемь назад в зиму после распада Союза, чтобы купить хлеба на Новый год пришлось выстаивать очередь в несколько сотен человек. Несмотря на мороз люди всех возрастов стояли упорно и терпеливо, ожидая завоза. А потом, когда хлеба всем не хватило, толпа человек в сто бегом бежала, толкаясь и падая на неубранном снегу к гастроному в другом конце микрорайона. Я тогда бежал вместе со всеми и почти всех опередил, в результате купил две булки белого хлеба, больше в одни руки не давали. И это был праздник. Сейчас же просто нужно зайти в супермаркет, без спешки, без ажиотажа. Все стало немного проще и немного площе.

Так за своими воспоминаниями я и доехал до нужной станции, ставшей мне родной в последние два месяца. Все вокруг было знакомым и аллея, и парк вдали, и даже этот двор с большой футбольной площадкой посередине. Все знакомое, все родное. Все вокруг вызывает лишь самые лучшие чувства и эмоции. Место, где я счастлив, где меня ждут. Будто возвращаюсь домой после долгой отлучки, хотя не был здесь всего один день.

Я набрал на домофоне две заветные цифры: один, затем восемь. Длинные гудки. Один, второй, третий. Наверное, Люба возится на кухне. Сейчас подойдет. Еще один гудок, наверное, уже восьмой. Из динамика я услышал усталый голос:

– Кто это?

– Сова открывай, медведь пришел, – радостно прокричал я в микрофон фразу из любимого мультфильма.

Там на другой стороне ничего ответили. Только тишина и тяжелое дыхание. Домофон пискнул сигналом отбоя и отключился. Дверь осталась не открытой.

Я еще раз набрал знакомые цифры. Ошибиться номером я не мог – вот горят на табло две зеленые цифры – один и восемь. Восемнадцать. Номер Любиной квартиры. Может быть, в первый раз я нажал случайно другие цифры. Я даже не смотрел, какие цифры зажгло табло, так был уверен, что не ошибся. Но теперь точно все правильно. Вот они горят. Домофон посылает на шестой этаж сигналы, к вам пришли, открывайте.

– Люба, это я.

Снова тишина. Она длится несколько бесконечных секунд, потом домофон снова отрабатывает сброс. Вас не хотят впускать, извините. Что за чертовщина, подумал я. Наверное, из-за морозов чувствительная электроника забарахлила. Люба не слышит меня, а открывать наугад не хочет, не для того домофон ставил на подъезд. Ладно, это все не проблема, можно в конце концов попробовать еще раз. Мало ли вдруг получится.

Я снова нажал холодные от мороза металлические кнопки: один и восемь. Ну теперь-то точно должно получиться или придется кричать в окно. На это раз на той стороне трубку домофона сняли сразу, не дожидаясь многочисленных гудков-вызовов. Будем надеяться, что это хорошая примета.

– Люба, это я. Открывай, а то я уже замерз.

– Уходи и больше никогда не приходи, – ответила мне Люба.

– Чего вам, Алехин? – тихим голосом спросила она.

– Люба, что случилось?

– Да какая разница. Разве тебе это важно.

– Конечно, важно. Люба, что может быть для важнее твоего состояния.

– Ты не хочешь, чтобы я зашел? – я был удивлен.

– Это ни к чему.

– Но почему? Что поменялось за тот день, что мы не виделись?

– Как я понимаю, в твоей жизни кое-что поменялось.

– Люба, я тебя не понимаю. О чем ты говоришь?

– А разве ты меня раньше понимал?

Это походило на истерику. Бессмысленные вопросы по кругу. Много ненужных и некрасивых слов, которые вырываются сами и за которые потом стыдно. Хотя Люба и не повышала голоса, даже напротив, говорила тихо и как-то даже устало, я не люблю этого. Можно развернуться уйти, если одумается – позовет. Я так и поступил. Я уже в свое время наслушался риторических вопросов. Теперь лучше просто не ввязываться в это. Ей нужно остыть, какая бы не была причина истерики, разговаривать лучше об этом потом.

– Я приду через часик, – сказал я. – Тогда спокойно поговорим.

– Не надо, – также тихо ответила Люба. – Не приходи больше, я тебя прошу. Ступай к своей Наташе, хватит мне голову морочить.

– Какой Наташе? – не понял я.

– С которой ты к свадьбе готовишься.

– Какая свадьба? Люба, что ты выдумала.

– Ничего я не выдумала, я все вчера видела.

– Ты неправильно поняла, – попытался я рассмеяться.

– Я правильно все поняла, – произнесла она без злобы, устало и подавлено.

– Я тебе все объясню.

– Это ни к чему, – она закрыла дверь.

– Люба, открой, нам надо поговорить. Люба, выслушай меня.

– Не хочу тебя больше видеть.

Я услышал громкие всхлипы и удаляющиеся шаги. Она не хотела ничего слышать. Ей не нужны были объяснения, она все видела своими глазами. Это не досужие сплетни, не глупые домыслы, не беспочвенные подозрения – это факты упрямые и однозначные. Ничего с ними не поделаешь. Если бы я оказался на ее месте, то неизвестно, как бы себя повел, но уж точно не стал бы слушать никаких оправданий. Тяжело и больно осознавать, что тебя предали. Но я ее не предавал, я не мог поступить так с любимой девушкой. Я всегда знал, что предательство – самый страшный грех. Это хуже убийства, потому что наносишь удар человеку, который тебе доверяет.

Нет, я не хочу, чтобы так все заканчивалось. Я ни в чем не виноват, нам нужно поговорить. Прямо сейчас, немедленно. Мы должны объясниться, чтобы успеть провести вместе этот день и эту праздничную ночь. Я принялся кулаками громко тарабанить в дверь. На весь подъезд разносились эхом звуки ударов.

– Люба, открой, пожалуйста! Люба!

За дверью не было слышно ни звука, она даже не думала подходить к дверям. Что делать?

– Молодой человек, прекратите безобразничать! А то сейчас вызовем милицию, – из соседней двери вышла женщина в большом засаленном фартуке поверх халата. Из ее квартиры пахнуло тем самым шоколадным тортом.

– Вызывайте, – спокойно предложил я.

– Я не знаю, что там у вас стряслось с Любашей, это не мое дело. Но хочу вам сказать, что она прорыдала всю ночь. Мне было все прекрасно слышно через стенку.

– Вот черт, – вырвалось у меня.

– Ай-ай-ай, молодой человек. Нельзя доводить до такого состояния девушку, а потом приходить на следующий день, как ни в чем не бывало с батоном хлеба и думать, что бедняжка вас давно простила.

– Так я хочу поговорить с ней, объясниться.

– А извиниться не хотите?

– За что? – резко бросил я. Эта дама начинала меня быстро утомлять.

– Молодой человек, послушайте мудрую женщину, которая уже двадцать семь лет замужем, – извинитесь, особенно если не чувствуете за собой вины.

– Если бы вы еще уговорили ее открыть дверь.

– А это бесполезно, – махнула она рукой. – Поверьте, я знаю Любашу с пяти лет. Никому сегодня она не откроет – ни мне, ни вам. Мой вам совет – приходите через день. И она успокоиться и вы.

– Вы уверены?

– Будьте мудрее, не пытайтесь переспорить упрямую женщину. Приходите послезавтра. Я вас уверяю, она успокоиться и поговорит с вами.

– Хорошо.

Но уходить прямо так сразу мне не хотелось. Я топтался в нерешительности.

– Молодой человек, если вы не знаете, куда теперь деть булку хлеба – отдайте ее мне. Думаю, она вам сегодня не понадобится.

Я послушно протянул ей запотевший от дыхания свежеиспеченного каравая полиэтиленовый пакетик.

– Ступайте, ступайте, – вместо благодарности сказала она.

Я еще раз глянул на немую черную дверь и медленно поплелся по ступенькам вниз.

– Яша, раздевайся, я уже принесла хлеба, – услышал я за спиной.

Ситуация складывалась идиотская. Не знаю, что именно Люба видела вчера, но конечно проделки Натальи Сергеевны со стороны можно было истолковать только единственным образом. И Люба для себя сделала логичный вывод, а другого толкования и не придумать. Парень с девушкой приходят в торговой центр, девушка примеряет свадебное платье, потом они идут в ювелирный, примеряют кольца, а в заключение она кричит на весь магазин, что она согласна. Кто поверит, что эти двое пришли выбирать кольцо для любимой девушки этого незадачливого кавалера. Смешно и глупо. Я злился на Наталью Сергеевну, злился на себя. Только от этого проку уже никакого. И не суть важно, что именно видела вчера Люба, главное что я вел себя глупо, потакая идиотским выходкам своей соседки.

Я вышел из подъезда, тихим щелчком за моей спиной захлопнулась дверь. У подъезда на лавочке сидел Леша. Он задумчиво курил, разглядывая снег под ногами, даже не повернув голову в мою сторону, когда клацнул магнитный замок. Обойти его не представлялось возможным, а пройти и не поздороваться тоже как-то неправильно.

– Привет, Леша, – я протянул ему руку.

– Присаживайся, – гостеприимно предложил он.

– Сегодня ночью мороз сильный будет, – сказал он.

– К чему ты это?

– Увидел, что ты легко одет, вспомнил.

– Ничего, я вечером оденусь потеплее.

Разговор на этом и закончился. Я достал из кармана магнитный ключ и, повертев его в пальцах, протянул Леше.

– Тебе нужней, – отрицательно мотнул он головой.

– Как знать…

– Все будет хорошо, – подмигнул он мне.

Я бы очень хотел ему поверить, но почему-то не получалось. Как-то паршиво было у меня на душе, неприятно. Я боялся, что разговор с Любой не состоится. Даже если она захочет меня выслушать, поверит ли она и тем более простит ли?

Леша поднялся с лавочки и, хлопнув меня по плечу вместо прощания, молча пошел домой. Я посмотрел, как за ним закрылась дверь, и тоже решил идти. Куда идти я не знал. В принципе, в такой день идти можно было куда глаза глядят, всюду праздник. Чем ближе новогодняя ночь, тем больше будет мероприятий в парках и на площадях. Скучать точно не дадут. Гулять можно до самого утра. Тем более что гулять до утра нужно. По крайней мере часов до десяти. Я взглянул на часы – сейчас без пяти два. Времени у меня еще двадцать часов. Конечно, я не собирался все это время провести на улице – это было равносильно самоубийству. Можно кататься на метро, посидеть на лавочке в каком-нибудь торговом центре, в конце концов зайти в гости к Малому. Он и нальет и накормит. Только вот настроения для подобного мероприятия никакого нет. Хочется просто медленно куда-то брести и спокойно думать. Нужно попытаться себя успокоить, и настроиться на серьезный неприятный разговор, который непременно состоится. Не сегодня, и не завтра. Но тянуть дальше, чем до послезавтра тоже смысла нет. Не выяснять же отношения на зачете по культурологии. Милые бранятся, только тешатся. Развлечем всю нашу группу своим выяснением отношений. Я прекрасно знал, что Люба на такое не пойдет никогда. Поэтому поговорить нужно раньше.

Я шел и шел, не замечая, как день постепенно угасает, и ему на смену спешит ночь. Вокруг праздник неумолимо входил в свои права. Взрывались оглушительные петарды, небо хлестали яркие хвосты фейерверков, россыпями разноцветных огней светились гирлянды на деревьях. Несмотря на мороз улицы быстро наполнялись людьми. Они веселыми компаниями куда-то спешили, на ходу они пели песни, пили шампанское, смеялись и выкрикивали поздравления. Пирамиды новогодних елок соперничали в своем стремлении достать небеса со шпилями сталинских высоток. Выше, ярче, громче. Праздник разгорался с каждой минутой все сильнее и сильнее.

Я шел и шел. Мне не хотелось останавливаться. Я надеялся, что смогу подумать, как следует, но внутри меня была абсолютная пустота. Мои мозги зашторились от меня самого, не желая ни на что реагировать. От этой странной внутренней пустоты раскалывалась голова. Я давно уже забыл, что голова может так сильно болеть, а ее будто что-то изнутри разрывало. Я старался не обращать на боль внимания, но она давила все сильнее. Наверное, это от голода, подумалось мне. Я зашел в ближайшую кафешку и купил чашку чая с пирожным. Отпил несколько глотков и почувствовал, как меня начинает знобить и трясти. Ощущения, что я замерз, у меня не было. Странно, значит это нервное. Надо себя успокоить, нельзя же так себя не контролировать. Я собрался и попытался сосредоточиться на чем-то отвлеченном, но ничего у меня не выходило. Меня продолжала бить мелкая неприятная дрожь. Я решил, что лучше выйти снова на улицу, там ощущения были комфортнее. В ночном небе отчетливо видимое полыхало зарево – над городом сиял во всей своей красе праздник. Я взглянул на часы. Была половина девятого. Да, мне еще гулять и гулять, но почему-то это меня не пугало.

– С праздником, Алехин, – крикнул он громко, так что я чуть не вздрогнул.

– Спасибо, вас также.

Наш комендант слегка покачивался, но взгляд, как ни странно, имел ясный. Довольно улыбаясь, он спросил:

– Испугался?

– Вроде того.

– Ха! А ты думал, все вымерли? Нет, самые крепкие еще остались. Нас так просто не прошибешь. Настоящий мужик не падает никогда, – он стукнул себя кулаком в грудь. – Пошли, выпьем по сто грамм и я, пожалуй, отправлюсь баиньки.

– Я лучше чайку.

– Ну как знаешь, – он осмотрел мой неподобающий кухне наряд и спросил, – а ты уходишь или приходишь?

– Прихожу.

– Это хорошо. Пошли, выпьем по пятьдесят за мягкую посадку.

– Ставки снижаются? – спросил я, но счастливый комендант меня не понял.

– Не снижаются, – уверенно заявил он. – Ишь ты, взяли моду, каждый новый год ждать снижения. Прошли те времена, когда на каждый Новый год трудящимся был подарок от заботливого правительства.

Я понял, что он лыка не вяжет и решил не продолжать разговор. Сейчас подождет немного, послушает тишину, а потом пойдет к себе в кабинет отсыпаться. Интересно только, с кем это он так набрался. Чтобы не встречаться с ним взглядом, я отвернулся к окну, надеясь, что и он быстро потеряет ко мне интерес. Но Валентин Иванович не собирался так просто расставаться с неожиданно возникшим собеседником.

– Вот скажи мне, Алехин, почему все физики, серьезные и вдумчивые люди, не любят серьезных разговоров? Избегают компаний нормальных мужиков, жмутся по своим коморкам. Не знаешь? А я тебе скажу. Вы, хотя и умные ребята, не умеете по настоящему думать, а для того чтобы вести разговор, нужно уметь осмыслить слова собеседника.

На слове «осмыслить» он несколько раз запнулся, но все-таки сумел победить свой голосовой аппарат.

– А вообще, я вам, стервецам, завидую, – сделал неожиданное признание Валентин Иванович.

– Это еще отчего? – спросил я.

– Вас красивые бабы любят, – пояснил он.

– Они еще любят певцов, капитанов дальнего плавания и всех подряд миллионеров. Причем последних больше других.

– Не-а. Вас ученых они любят сильнее. Самые красивые всегда вьются вокруг всяких очкариков без денег и без нормальной рожи.

– Лестно, конечно, что вы так думаете. Но мне кажется, что шансы у всех равны.

– Нет! – Он поднял вверх указательный палец, привлекая мое внимание к своим словам. – Я тебе сейчас открою одну большую и страшную тайну. Я-то знаю точно. Я давно тут работаю и все вижу.

– Ну и в чем подвох?

Валентин Иванович выдержал паузу и торжественным голосом произнес сокровенную истину:

– Это все подстроено высшими силами.

– Я так и думал.

– Ты зря смеешься. Я тебе говорю, что так оно и есть. Как только ученый побирается к какой-нибудь тайне, ему – бац! – подсовывают смазливую барышню, чтобы обо всем забыл, кроме нее.

– Вот ты мне не веришь, а я правду говорю. Это высшие силы подстраивают, точно говорю.

– Что ж они Эйнштейну бабу не подсунули?

– Морально устойчивым оказался, – объяснил он, ни капли не сомневаясь в своих словах.

Довольный своим гениальным прозрением Валентин Иванович стоял, пошатываясь в дверном проеме. Я, конечно, в душе лишь посмеялся с его слов, но чтобы не обижать нашего коменданта, сказал:

– Приму во внимание.

– Смотри мне, Алехин! – погрозил он мне пальцем.

Чайник закипел, и я хотел бежать с ним в комнату, чтобы заварить липового цвета. Но на моем пути стоял Валентин Иванович.

– Убегаешь? – спросил он обиженно.

– Чайку заварить хочу, – пояснил я.

– Чай это хорошо, – задумчиво изрек он. – Пойду тоже попью чая, а потом баиньки. – Он подмигнул мне и по синусоиде поплелся по коридору к лестнице.

Горячий настой обжигал, но не согревал. Я глотал его, уже не ощущая вкуса обожженным языком. Закутавшись в одеяло, я сидел на кровати, грея руки о кружку. Меня время от времени била мелкая дрожь. Хотелось, наконец, нормально согреться, чтобы ушел озноб. В голове крутилась мысль, что лучший способ отогреться – прижаться к человеческому телу. Инфракрасное излучение, которое исходит от каждого, – лучшая печка. Прижаться мне сейчас не к кому, оттого и мерзну один в пустой комнате. Видать не посчитали высшие силы меня достойным к награждению смазливой барышней. Вся надежда только на горячий отвар. Я налил себе еще кружку кипятка. В горле что-то заскребло, и я закашлялся.

– Будь здоров! – в комнату ввалился цветущий Игорь.

– И тебя с праздником!

Он принялся раздеваться, искоса поглядывая меня. Судя по его хитрому взгляду, он хотел что-то спросить или сказать. Но он решил выдержать паузу, и я его понимал. Не торопясь мой сосед налил кипятку в свою чашку и бросил туда щепоть заварки. Прикрыл сверху тетрадью. Его глаза горели, я понимал, что больше держать паузу он не сможет.

– Костя, ты не представляешь, как я счастлив, – наконец взорвался он. – Это сказка. Это просто чудо. Такого праздника у меня еще ни разу в жизни не было. Никогда не было. Какое счастье, что я все-таки решился с ней познакомиться. Она необыкновенный человек. Она столько знает, она такая потрясающая. Она… Я решил сделать ей предложение. Да, черт возьми, я сделал ей предложение.

От этой новости я подавился отваром. Вот те раз. Оставил парня одного на вечер без присмотра, а он сразу жениться. Или я что-то важное пропустил?

– Так собрался или уже сделал? – уточнил я.

– Сделал, – радостно закивал Игорь. – Она сказала, что ей нужно подумать до утра.

– Посоветоваться с адвокатом и психоаналитиком или как там у них принято, – добавил я.

– Ты циник, Алехин.

– Я знаю, но не могу исправиться. Честно скажу, я тебе завидовал, а сейчас мне тебя жаль. Ты же ее знаешь месяца полтора, не больше. Ты не мог за это время ее хорошо узнать. Это просто влюбленность, а она может пройти. Не спеши, мой тебе совет. Если она тебя любит, то тоже не станет торопиться. Поверь мне.

– Нет, Костя, я женюсь на ней этой весной. Я не хочу потерять ее. Если у нее не получится с аспирантурой, она уедет летом на родину и все, я ее никогда больше не увижу.

– Можете переписываться, перезваниваться или ездить друг другу в гости на каникулах.

– А Новый год встречать в одиночку, закутавшись в одеяло? – он явно хотел меня поддеть, потому что ему надоели мои замечания.

– Извини, не хотел обидеть, – сказал мой сосед после паузы.

– Да я и не обиделся.

Он снял тетрадь с чашки и стал громко сербать горячий чай. В комнате повисла тишина. Мы никогда не конфликтовали с Игорем. Он был очень обходительным для этого, а я слишком толстокожим.

– Я понимаю, что у тебя праздник не удался? – наконец спросил он.

– Вроде того. Зато я побывал на всех городских елках.

– Гулял всю ночь? – поднял брови Игорь.

– Надо прийти к нам, посидели бы втроем.

– Третий лишний.

– Да ты не подумай, мы пили вино, болтали, ты бы не помешал.

– Игорь, я уже достаточно взрослый, чтобы лезть в чужие отношения.

– А советы даешь.

– Так у нас страна такая, ничего не поделать.

Горло опять сдавил кашель. Начинала болеть голова, ныли суставы. Хотелось поскорее избавиться от этого дискомфорта и физического и душевного. Сейчас бы заснуть до утра, сон лучшее лекарство от всего. Я поставил кружку на тумбочку и, не раздеваясь, улегся на кровати.

– Полежу немного, – сказал я. – Не хочешь спать?

– Поспать надо бы, – согласился мой сосед. – Сейчас только чай допью.

Я закрыл глаза, и постарался отогнать от себя все мысли, чтобы быстрее расслабиться.

– А ты счастлив? – услышал я сквозь дрему вопрос Игоря.

– Знаешь, несмотря на вчерашний вечер, да.

– Так что у вас произошло вчера?

– Ладно, отдыхай, – донеслись до меня слова моего соседа, и я провалился в сон.

– О, а ты опять в любимой позе? – засмеялся он.

– Нет, у меня тогда вместо тапочек ботинки на ногах были.

– Значит, не совсем отморозился. Допивай свой чай, сейчас продолжим праздновать.

– Чтобы ты не говорил, что остался в этом году без праздника, – пояснил он.

– Здравствуйте, – решил я первым проявить такт.

– Привет.

– А чего у тебя глаза так блестят? – спросил меня Игорь. – Что, плачешь, когда никто не видит?

– Вроде того. Наверное, заболел немножко.

– Таблетки пил?

– Пил.

– И как?

– Никак. Сейчас допью чай, полежу немного.

– Ладно, отдыхай, а я пока стол накрою. Кушать-то ты будешь?

– За чей счет банкет? – поинтересовался я. – Никак банк под шумок ограбили?

– Ирэн продала вчера одну свою картину, так что мы гуляем.

– Ты посмотри еще на десерт, – сказал Игорь и извлек большую коробку с тортом.

– Разбалует она нас, – покачал я головой.

– Но отказываться-то нельзя.

Игорь извлек из тумбочки батон хлеба и принялся нарезать бутерброды. Ирэн сидела рядом и даже не пыталась ему помочь. Было странно наблюдать подобную картину. Игорь готов был перед ней вывернуться наизнанку. Признаться, мне не по душе такие отношения. Но мой сосед не скрывал свою радость, а значит его все устраивало.

Я прилег и почти сразу отрубился. Проспал я недолго, и проснулся от прикосновения к моему лбу холодной ладони. Ирэн стояла возле меня и что-то говорила Игорю по-английски.

– Все-таки нашел способ прогулять сессию? – спросил он.

– Думаешь, получиться?

– Ирэн говорит, что у тебя жар.

– Я и сам это знаю.

– Может, тебе лекарств каких-то купить.

– Не надо. Сейчас немного перекушу и спать лягу, авось до утра пройдет.

– Уверен?

– А думаешь, есть варианты?

– Нерадостное у нас застолье, – сказал Игорь. – Я думал тебя развеселить, а вижу тебе не до нас.

– Ребята, честное слово, я бы с удовольствием с вами посидел, но мне так плохо.

– Ну десерт ты хоть будешь? – Игорь кивнул на торт.

– Маленький кусочек попробую.

– И куда это все девать?

– Завтра съедим.

Все-таки хорошо, когда есть друзья, готовые устроить тебе праздник, даже если ты его совершенно не заслуживаешь. Я был благодарен Игорю, что он попытался развеять мою тоску. Оставалось только верить, что завтра у меня улучшиться и самочувствие и настроение. Завтра я обязательно должен поговорить с Любой твердил я себе, даже с температурой надо поехать и увидеться с ней. Надо все ей объяснить, она должна перестать на меня дуться. В конце концов, нужно подарить ей подарок, из-за которого все и случилось. Заветная коробочка красного бархата все еще лежит во внутреннем кармане моей куртки, ждет своего часа. И он настанет завтра. Когда же еще? Что может остановить меня? Что должно произойти, чтобы завтра я не поехал к ней? Простуда – это не причина. Она пройдет за день-два. Оденусь потеплее и поеду. Завтра.

Я заснул, не дождавшись десерта. Стоит отдать должное Игорю, он не стал меня будить, рассудив, что сон всегда был лучшим лекарством.

– Видать, грипп у тебя, – предположил Игорь.

Я не стал спорить и, выпив таблетку, завалился спать. Отчего-то днем мне спалось лучше, чем ночью. Я перестал думать о разговоре с Любой, понимая, что с такой температурой никуда не пойду. Хотя бы до завтра оклыгать. Завтра не лучший день, но лучше поздно, чем никогда. Я засыпал, просыпался и так прошел весь день. Когда за окном стемнело, в нашей комнате появилась Наталья Сергеевна. Я в очередной раз проснулся, а она уже сидит за столом с Игорем и пьет чай со вчерашним тортом.

– Хорошо время провел? – спросила она.

– Вроде того.

– Как колечко? Подошло, понравилось?

– Тебе виднее.

– Что ты имеешь в виду?

– Кроме тебя его никто не оценил.

– Алехин, не говори загадками.

– Да, Костя, может быть, скажешь наконец, что произошло, – поддержал ее Игорь.

– Да что тут говорить. Женился я раньше тебя, сам того не зная.

– И это все? – спросила Наталья Сергеевна. – Очень лаконично изложил, спасибо. Только ясности никакой нет.

– Как это нет? Все тут ясно. Ты же кричала на весь магазин, что согласна.

– А это при чем? – удивилась она.

– Услышали тебя.

– Вот те раз… – она даже поменялась в лице. – Ты серьезно или опять шутишь?

– А как ты думаешь?

– Извини, Алехин, я не думала, что все так получится. Ну не злись, пожалуйста, кто мог подумать, что она тоже в это время будет там.

– Да ладно, не злюсь я на тебя. Сам виноват, надо такие покупки делать без посторонних. Все нормально, не бери в голову.

– Да-а, – протянул Игорь. – Вот так история. Теперь знаешь, Наталья Сергеевна, к чему может привести твой длинный язык.

Наша соседка отставила чашку и посмотрела на меня серьезным задумчивым взглядом.

– Давай сделаем так, – сказала она. – Я все-таки виновата, я исправлюсь.

– И как ты это себе представляешь?

– Я пойду с ней и поговорю. Все объясню. А чего ждать? Ты тут больной лежишь, а она где-то сидит, дуется на тебя. Думает, бросил гад. А пусть лучше за тобой поухаживает. Давай ее номер, я прямо сейчас позвоню.

– Думаю, что это ни к чему.

– Я умею общаться с ревнивыми подругами, – заверила Наталья Сергеевна, – у меня в этом богатый опыт.

– Успокойся, я сам с ней поговорю.

– Уверен?

– Да.

– Хорошо. Раз такое дело, давай тогда я хоть за тобой поухаживаю. Чайку сделать?

– А варенья малинового у тебя нет?

– Сейчас принесу.

– А она ничего не знает? – спросил Игорь

Я покачал головой. Кроме моего соседа никто в университете и не подозревал о нашем романе. Люба не хотела никакой огласки, по крайней мере, пока она преподавала у нас.

– Не будешь ей говорить?

– Чем позже узнает, тем лучше.

Наталья Сергеевна, похоже, подслушала наш разговор. Когда она вернулась с банкой варенья, сразу напала на меня.

– Это все потому, Алехин, что ты свою Любу прячешь от всех. Если бы ты нас познакомил, то не возникло бы такого недоразумения.

– Не уверен.

– А я уверена. Если бы она знала, что я твоя соседка, что мы учимся вместе, она бы не стала ревновать.

Доводы Натальи Сергеевны не казались железными, особенно если учесть, что Люба ее и так прекрасно знала и, похоже, именно поэтому ревновала еще сильнее.

– Я тебя растрою. Она тебя знает.

– Почему расстроишь, обрадуешь, – оживилась Наталья Сергеевна. Она колотила в моей чашке варенье с кипятком. – Возьми лучше, выпей.

– Спасибо.

– Ты ей рассказывал обо мне? А что именно?

– Не задавай много вопросов. Просто говорил, что есть соседка, которая в меня влюблена по уши.

– Дурак ты, Алехин. Навыдумывал о себе невесть что, – Наталья Сергеевна так бурно отреагировала на мою фразу явно из-за Игоря.

– Шучу. Не помню я, что о тебе рассказывал. Да разве это важно.

– Конечно, важно. Ты разве не понимаешь, что любая девушка из твоего рассказа – потенциальная соперница для нее.

– Ты сгущаешь краски. Я ведь могу и гадости рассказывать о девушках.

– Так ты обо мне гадости рассказывал?

– Наталья Сергеевна, я же тебе сказал, не помню.

На этом разговор и закончился. Наша соседка вскоре ушла к себе, а Игорь снова мне подсунул градусник. Температура не спадала.

– Подводишь ты нас… – покачал он головой.

– Это еще почему?

– Ирэн хотела пригласить вас с Любовью Васильевной завтра на выставку. Там ее работы будут. Но думаю, вы туда не попадете.

– Надо врача вызывать, – авторитетно заявила наша соседка, ковыряя чайной ложкой большой кусок торта, который они никак не могли доесть уже два дня.

– Давай до завтра подождем, – предложил Игорь.

– Если температура держится три дня – значит пора антибиотики назначать.

– Так что мы сами их купить не можем?

– Ты большой специалист в фармации? – ответила ему на это Наталья Сергеевна.

– Большой или небольшой, какая разница. Зайду в аптеку, спрошу.

– А ты и диагноз знаешь?

– Простуда, тут не ошибешься.

– Точнее некуда.

– А думаешь, врач что-то другое определит?

– А вдруг какие-то осложнения начались. Мы не знаем.

– Наталья Сергеевна, не паникуй раньше времени, – подал и я свой хриплый голос. – Не люблю я врачей. Лучше полежу еще денек, глядишь, само пройдет.

Наша соседка сделала глоток чая, положила на стол ложечку и твердо сказала:

– Я, как самая старшая среди вас…

– Наталья Сергеевна, это даже не я сказал.

-… и по возрасту, и по статусу, – продолжила она уже с официозом в голосе. – Так вот я настаиваю, что надо вызывать врача. Что я сейчас и сделаю. А как староста потока, скажу, что тебе, Алехин, все равно нужна будет справка, потому что зачет сегодняшний ты пропустил.

– Да Бог с ним, – скривился я. – Сам как-то решу. Не надо врача.

– Надо, – еще раз твердо повторила Наталья Сергеевна. – Даже не думай, – она встала из-за стола. – Все, я пошла звонить, – и она покинула нас.

– А чего ты нервничаешь, – удивился Игорь. – Придет врач, послушает. Подскажет, чего выпить надо. Быстрей выздоровеешь.

– Ладно, уговорили, – смирился я. Мое самочувствие меня и самого уже начинало беспокоить. Даже при всем недоверии к врачам, я уже готов был на все, лишь бы поскорее прийти в себя. Этой ночью меня особенно донимал кашель – сухой и навязчивый, мешающий нормально спать.

– Хочешь, я зайду к Любови Васильевне, скажу, что ты заболел, – предложил Игорь.

– Не надо. Выздоровею, сам приду. Все равно зачет сдавать надо.

– Думаешь, не поставит тебе просто так?

– Не знаю. Сегодня увидим. Ты главное, постарайся поговорить с Натальей Сергеевной, чтобы она с этой новостью не пошла. А то и ей достанется.

– Это будет весело.

– Да уж, – согласился я.

Игорь не успел еще убраться после завтрака, как в комнату влетела счастливая Наталья Сергеевна:

– Скажите мне спасибо.

– Спасибо, а за что?

– Как за что, я врача вызвала. Сказали, ожидайте в течение часа, так что, Алехин, не спи тут, пока мы в университете.

– Буду ждать с нетерпением.

– Попроси, чтобы выписал рецепт, а я потом куплю что надо.

– Спасибо большое, Наталья Сергеевна, век помнить буду.

– Не паясничай, – она скорчила мне рожу. – Ты лежи тут, а мы уже и так опаздываем.

Игорь глянул на часы и тоже заторопился. Он бросил немытыми чашками и быстро одевшись, убежал.

Я закрыл глаза и попытался расслабиться. Озноба уже не было, была сильная слабость и головная боль, которая усиливалась после каждого приступа кашля. Я и не понял, сколько прошло времени, когда в дверь кто-то громко постучал.

– Войдите, – пригласил я, – открыто.

В комнату вошла молодая девушка. Она тихонько прикрыла дверь и расстегнула шубу, под которой было яркое цветастое платье.

– Вы – Алехин? – спросила она, испуганно осматривая нашу обитель.

– Вроде того.

– А куда сумку можно поставить?

– На стол, наверное.

Девушка, аккуратно подвинула грязную посуду в сторонку и примостила свою поклажу. Оттуда она извлекла толстую тетрадь, ручку и фонендоскоп.

– На что жалуемся?

– Температура высокая уже третий день.

– Сколько?

– Тридцать девять и еще чуть-чуть.

– Нехорошо. Что еще – кашель, насморк, горло?

– Кашель сухой.

– Понятно. Давайте, буду вас слушать.

Она минуты две тщательно прикладывала холодную мембрану то к моей спине, то груди, то снова к спине. Потом полистала тетрадь и сказала:

– Я вам выпишу антибиотики, если до послезавтра температура не спадет, еще раз вызовите врача. Понятно?

– На чем можно написать рецепт?

– Возьмите на тумбочке любую тетрадь, там сзади есть место.

Она что-то долго писала в моей тетради по матанализу, потом протянула мне:

– Есть кому за лекарствами сходить?

– Найдем.

– Выздоравливайте. – Она собрала свой саквояж и удалилась.

Я медленно встал и уселся за стол похлебать чайку, пока чайник совсем еще не остыл. Я заколотил себе малинового варенья с кипятком и принялся потихоньку пить. Несмотря даже на то, что я два дня не ел, вид торта не вызывал аппетита. Я поковырял ложкой крем, но есть не стал. Жаль, конечно, но придется остатки сегодня выкидывать, два дня прошло. Уже прошло полных два дня нового года. А я еще ничего не сделал. И к сессии не готовился, и с Любой не говорил, и вообще лежу и все, будто дел никаких нет. Я взял в руки тетрадь, в который доктор записала рецепт и начал штудировать основы математического анализа: пределы, дифференциалы, производные. Я листал страницы, что-то легко вспоминая, что-то перечитывая, будто впервые.

– Попробуйте, – предложил я, ожидая увидеть кого-нибудь из своих одногруппников, но в комнату вошла та же милая тетя доктор.

– Вы за мной соскучились? – спросил я.

– Я рассказала про вас Надежде Георгиевне, и она выписала вам направление в больницу.

– Отлично. А кто такая Надежда Георгиевна?

– Ваш участковый врач.

– А вы тогда кто?

– Я у нее стажируюсь. Она сказала, что вам нужно срочно в инфекционку. Подозрение на воспаление легких.

– Я в больницу не поеду. У меня сессия началась.

– Поедите, если вам дорога ваша жизнь.

– Девушка, давайте без этого пафоса.

– Это не пафос, а суровая реальность. Я бы на вашем месте не хорохорилась, а собрала вещи, и поспешила в больницу. Чем раньше начнете лечиться, тем скорее попадете на свою сессию.

– Я не дойду, – честно признался я. – Сил нет.

– Тогда вызывайте «скорую».

– Зачем «скорую», я же не умираю. А вдруг кому-то нужнее.

– Ладно, если вы такой честный, я сама вызову вам машину, а вы пока собирайтесь и спускайтесь вниз.

Собирать мне было нечего, я сунул в свой рюкзак смену белья, пару носков и полотенце. Больше все рано брать нечего. В больницу мне ужасно не хотелось. Я с детства боялся попасть в больницу. Я знал о ней только гадости – там колют уколы, ставят капельницы и вообще делают с тобой что хотят. Бр-р. Представить страшно, что это будут делать со мной. Я всю жизнь надеялся избежать подобной участи, но вот это произошло и со мной.

Я одел верхнюю одежду и спустился в холл. Там наш комендант что-то возбужденно рассказывал молоденькой врачихе, активно жестикулируя.

– Что, Алехин, догулялся? – спросил он, увидев меня.

– Вроде того, – ответил я и поехал в больницу.

– Алехин, просыпайся, к тебе пришли, – меня кто-то тряс за плечо.

Я открыл глаза и увидел медсестру – пожилую женщину в белоснежном халате и с грустными добрыми глазами.

– Кто пришел? – поинтересовался я.

– Девушка какая-то. Давай-давай, поторапливайся, через полчаса прием посетителей заканчивается. Закрываем отделение на ключ и никого больше не пускаем.

– Уже бегу.

Я поднялся со скрипучей кровати и под завистливыми взглядами моих новых соседей потопал к двери. В палате кроме меня было еще пять человек, в основном молодые ребята моего возраста или немного постарше. Все попали сюда с подозрением на пневмонию, и все мечтали отсюда побыстрее убежать по домам. В нашей палате горела одна шестидесятиваттная лампочка, под которой невозможно было ничего почитать. Поэтому главным развлечение было радио, которое целый день напролет передавало веселые новогодние песни, от которых на душе становилось тоскливо.

В больнице царило межпраздничное настроение. Врача, который должен был меня лечить, сегодня не было. Говорят, он отпросился еще тридцатого, чтобы смотаться на выходные к родственникам в Читу, но немного задержался. Меня уверили, что завтра он непременно должен появиться. Медсестры же по отработанной годами схеме отправили меня сначала на рентген, результат которого должен быть готов только завтра, потом поставили капельницу с каким-то антибиотиком, от которого я вырубился. Такое вот серьезное лечение, лучше бы я остался в общаге.

В коридоре усталая санитарка драила полы, я прошел по-над самой стеночкой, чем заслужил от нее хорошие слова:

– Хоть один нормальный нашелся. А то ходят тут и топчут, ходят и топчут, изверги!

Не знаю, какой гадостью меня накачали, но состояние мое ничуть не улучшилось. Меня все также покачивало, когда я шел, и голова совсем не хотела соображать. Навстречу мне по коридору шли такие же пациенты, как и я. С серыми небритыми физиономиями и запавшими глазами. Некоторые выглядели посвежее, но таких были единицы. В руках они несли сумки и пакеты с передачками. Как мне уже успели рассказать, кормили здесь не ахти, и поэтому всех подкармливали родственники. Я, конечно, не мог и рассчитывать на такое. Кому я тут нужен. Я и не надеялся, что Игорь или Наталья Сергеевна навестят меня, тем более с тормозком. Поэтому мне сразу стало интересно, кто же решил ко мне наведаться. Раз сказали, что девушка, значит, это Наталья Сергеевна, кто же еще. Вот уж не ожидал от нее такой заботы.

На выходе из отделения еще одна медсестра с добрыми глазами предупредила:

– Спиртное и скоропортящиеся продукты в отделение не нести.

Я кивнул и открыл большую застекленную дверь, за ней располагался предбанник, по периметру которого были расставлены длинные скамейки. На них сидели и пациенты и посетители, которых за порог отделения категорически не впускали. Людей было много, и я даже немного растерялся, потому что никак не мог увидеть среди них Наталью Сергеевну.

Но меня ждал сюрприз. На одной из скамеек сидела Люба, она что-то перекладывала из одной сумки в другую и меня сразу не заметила. Я подошел и сел рядом. Ко мне снова вернулось ощущение умиротворения и спокойствия. Сердце радостно забилось. Ну, слава Богу! Она пришла, значит, не злится на меня или по крайней мере, переживает за меня. А коль переживает, значит не все еще потеряно в наших отношениях. Может быть, и про Наталью Сергеевну она сейчас не вспомнит.

– Привет, – сказал я.

Она посмотрела на меня, и я понял, что рано праздную победу. Взгляд у нее был другой, не тот к которому я привык. Холодный, спокойный, сосредоточенный.

– Привет, – ответила она. – Мне сказали, что ты заболел…

– И ты решила проверить, а не уловка ли это, чтобы не являться на зачет.

– Вроде того.

Чтобы понять, как твои слова-паразиты раздражают окружающих полезно иногда их услышать из чужих уст. Меня аж передернуло, когда я услышал это неопределенное «вроде того» от Любы.

– Тогда можно было не приезжать, просто позвонить в приемный покой.

– А я так сначала и сделала. Но там сказали, что ты действительно в больнице и я решила тебя проведать.

– Спасибо, но это не обязательно.

– Обязательно. Я просто знаю, что здесь плохо кормят. Моя мама прошлой зимой была в этом гостеприимном месте. Поэтому я привезла тебе кое-что из продуктов. Извини, что в кулинарии купила, а не сама приготовила, но времени не было. Зачеты, знаешь ли. А то думаю, Наташа твоя вряд ли что-то привезет, она-то не знает, что сюда нужно каждый день тормозки таскать, да и не до того ей, учиться надо. А так хоть на пару дней хватит.

– Спасибо, – выдавил я из себя.

– Кушай на здоровье, поправляйся. На счет зачета не беспокойся, я тебе его поставила автоматом. Думаю, что культурологию ты изучил отлично и стал по-настоящему культурным человеком. Так что свой зачет получил совершенно заслуженно. Можешь даже меня не благодарить, я просто была объективной. Мне вообще понравилось работать с вашим потоком, ребята все грамотные, начитанные. Даже если в чем-то не очень порядочные, то в остальном очень способные. Всем с удовольствием поставила зачеты. Только одному человеку не поставила, – выделила она небольшой паузой последнюю фразу.

Я слушал и только кивал, говорить мне было тяжело, перед глазами время от времени проплывал туман.

– Тебе не интересно, кто это? – спросила Люба.

Я не знаю, было мне интересно или нет, я уже не соображал. Перед глазами все поплыло, и я начал куда-то проваливаться, я хотел попросить глоток воды, но не успел, меня накрыла темнота.

Горький обжигающий запах аммиака вернул меня назад в реальность. Я лежал в полный рост на той же скамейке. Надо мной махала ваткой медсестра с вахты.

– Что, кавалер, эмоции переполнили? – спросила она. – Ничего страшного, полежи минутку и иди в палату, будем давление измерять.

– Что ж ты, Алехин, меня все время пугаешь? – сказала она.

Я видел, что она не знает как себя повести. Она волнуется и в тоже время старается не показать вида, что переживает; пытается держаться строго, но боится переиграть. Ей сейчас не позавидуешь. Я должен понять, что коль она сюда приехала, это означает, что она все еще не равнодушна ко мне. Она не должна сейчас показывать своих чувств и в то же время оставаться совсем равнодушной она не может.

– Девушка, вам лучше уйти, – обратилась медсестра к ней.

Люба, возможно, именно этого и ждала. Она не знала, как выйти из разговора, выйти из этой ситуации. И задерживаться не хотелось, и оставить в таком непонятном положении вроде бы нельзя. А здесь предоставлялся такой удобный случай.

– Да-да, я уже ухожу. Пакет с едой возле скамейки, – указала она куда-то в сторону моих ног. – Выздоравливай, Костя.

– Ты придешь еще? – спросил я.

– А надо?

– Конечно, надо.

– Эх, Алехин, Алехин, – сказала она и развернувшись пошла к выходу.

Медсестра помогла мне подняться. Даже взяла пакет с тормозком, несмотря на мои протесты.

– Невеста твоя? – спросила она.

– Вроде того, – не задумываясь, ляпнул я. И самому стало противно от этой фразы, уже во второй раз за короткое время.

– Кстати о птичках, – рассказывал он. – Любовь Васильевна твоя не на шутку обиделась на бедную Наталью Сергеевну. Вот никогда не подумал бы. Знаешь, что она сделала?

– Откуда я знаю. У меня новости только от русской службы новостей, а там про физиков не любят говорить.

– Извини, не подумал. Так вот, только представь себе, она поставила всему потоку зачеты, даже тем, кто не явился…

– Что за грязные намеки, – улыбнулся я.

– А я и не тебя имею в виду, было еще несколько кадров, которые не смогли вовремя найти себя после праздников. Так она им зачет все равно поставила. А Наталье Сергеевне не поставила. Единственной. Весело? У Натальи Сергеевны ни одного пропуска, ни одной тройки, не то что неотработанных двоек. А Любовь Васильевна у нее что-то спросила такое из философии, что та не смогла ответить. И все. Зачета нет, готовьтесь на отчисление.

– Быть не может такого, – возмутился я. Я начал вспоминать, что Люба пыталась привлечь мое внимание к одному человеку с потока, не сдавшему зачет. Тогда мне было непонятно, зачем она это говорит, но теперь стало понятно. – И что Наталья Сергеевна?

– Ты же знаешь нашу старосту потока, она – человек-кремень. Маргарет Тэтчер отдыхает. Она сидит и зубрит наизусть конспект. Кстати, передавала привет. Сказала, как получит зачет по культурологи, сразу навестит.

– Она ни о чем не догадалась?

– Конечно, нет. Хотя отнеслась к этому, как к кармическому наказанию за твой испорченный праздник.

– Если бы знала в чем причина, была бы удивлена.

– Женщины испокон веков ведут свою борьбу без всяких правил.

– Да ладно. Если бы Люба пришла, я бы ей все объяснил. Жалко Наталью Сергеевну. Хоть она сама и виновата, но все равно жалко. Черт, мне еще больше недели куковать здесь.

– Я понял, Любовь Васильевна к тебе не приходила.

– Приходила в самый первый день, но думаю, больше не придет.

– Вы поссорились?

– Нет, просто не сумели поговорить. Она ждала от меня каких-то слов, а мне было так нехорошо, что я вообще в итоге сознание потерял, – я грустно усмехнулся. Было бы о чем вспоминать.

Мы помолчали некоторое время. У меня в голове все крутилась какая-то мысль, но никак не могла вербализироваться. Что-то, что могло бы помочь Наталье Сергеевне. Я чувствовал себя виноватым перед ней. В конце концов, личные отношения – это одно, а учеба – другое. Не могут же ее теперь выгнать. Точно, именно об этом я и хотел спросить.

– Когда Гномик пытался меня завербовать на ее должность, то говорил, что деканат решает все проблемы старосты потока по учебе. Не думаю, будто что-то поменялось.

– И что ты этим хочешь сказать? – спросил Игорь.

– Наталье Сергеевне нужно не конспект зубрить, а идти к Гномику. И кроме тебя эту идею ей никто не может донести.

– Это плохая идея. Она никогда не согласится просить у него помощи. Гордость не позволит. Да и быть у него в должниках тоже не лучшая перспектива, я думаю ты это тоже понимаешь.

– А еще я понимаю, что без помощи нашего замдекана ей не видать зачета. Кстати о птичках, как ты говоришь. Я взял справку, отдай ее, пожалуйста, в деканат. Насколько я понимаю, мне должны разрешить продлить сессию.

– Отдам, конечно.

Я сходил за справкой, а когда вернулся Игорь сидел сосредоточенный и напряженный. Он молча сунул бумажку в карман, посмотрел на меня искоса и сказал:

– Костя, ты меня извини, конечно, но мне придется вмешаться.

– Что значит вмешаться, во что вмешаться? – не понял я.

– Я понял, что мне придется поговорить с Любовь Васильевной, – отчеканил он в ответ. – Мне надоело смотреть, как двое моих лучших друзей страдают.

– И как ты себе это представляешь? Думаешь, она станет тебя слушать. Она не будет воспринимать твои слова в серьез. Извини, конечно.

– Тогда я попрошу Ирэн поговорить с ней.

Я тяжело вздохнул. Благородные порывы моего друга меня трогали, но идеи у него были утопичными, как ни крути. Что может объяснить иностранка, едва изъясняющаяся по-русски, обиженной женщине. Как это будет выглядеть? Более нелепой ситуации и не представить. Нет, справлюсь как-нибудь сам.

– Ты же говорил, что Любовь Васильевна прекрасно говорит по-английски. Это хорошо. Это просто отличный шанс покончить с этой историей. Ирэн с ней поговорит, она знает что сказать, а Любовь Васильевна вряд ли сможет отказать ей.

– Откуда такая уверенность?

– Не знаю. Просто мне так хочется. А если я чего-то хочу, то оно непременно сбывается. Главное верить, и все получится. Вот увидишь.

– Очень надеюсь.

Игорь был серьезен и всем видом показывал, что сомневаться в его словах не стоит.

– Забыл спросить самое главное, – сказал он после небольшой паузы. – Может быть, тебе что-то надо привезти или купить?

– Я бы не отказался от домашних котлет или хотя бы палочки колбасы, – ответил я.

– Пошутил я. Мяса тут, конечно, не дают, но пережить можно. Я-то понимаю, что денег у тебя все равно нет.

– Я могу банк ограбить, чего для друга не сделаешь.

– Даже не думай. Лучше привези мне конспекты, они все в моей тумбочке лежат. А то смотрю, что не успею к сессии подготовиться.

– Завтра привезу. И колбасы могу купить.

– Богатым стал?

– Ирэн продала еще одну картину вчера. Она говорит, что никогда раньше такого не было. Две картины за одну неделю – это невероятное везение. Она считает, что это я приношу ей удачу.

– Поздравляю, ты стал талисманом, как олимпийский мишка.

– А вот не надо завидовать, – усмехнулся Игорь. – Ты можешь не верить, но я думаю, что у Ирэн началась в жизни белая полоса. Оно звучит нелепо, но это факт. Поэтому я и говорю, что у нее получится плодотворно поговорить с Любовь Васильевной.

– Слушаю тебя и не могу понять, что ты такой суеверный на физфаке делаешь?

– Я же тебе говорил, что самое важное место в физике занимает эксперимент.

– Тебе нужно хорошо питаться, чтобы скорее выздороветь, – говорила она на это.

Я так и не узнал, о чем говорила с ней Ирэн. Люба не сказала мне, какие именно слова подобрала талантливая художница, но они точно попали в цель. Ирэн пришла к ней прямо на кафедру и со свойственной ей прямотой на чистом английском завела разговор.

– Ты знаешь, я тебе даже немного завидую, – сказала мне потом Люба, – у тебя хорошие друзья.

Это был единственный комментарий, который я услышал от нее по поводу их разговора.

В наших отношениях все вернулась в обычное русло, будто и не было этого недоразумения. Никто не просил ни у кого прощения, никто никого ни в чем не упрекал, никто не оправдывался. Изменилось лишь одно – Люба решила, что меня надо баловать. Меня это поначалу повергало в изумление, но потом я привык. Стыдно сказать, я поправился на несколько килограмм, на щеках появился румянец, а на боках – жирок. Лечение пошло на пользу.

Все вещи, с которыми я покидал больницу, как всегда, поместились в мой рюкзак. Да еще пакет пустых банок и судочков, в которых Люба приносила мне еду. Не знаю, когда она успевала все это готовить, но продуктов было так много, что я даже угощал своих соседей. Поэтому, когда я выписался, они не хотели меня отпускать.

Я бросил пакет на заднее сидение, а рюкзак примостил у себя на коленях. В машине было тесновато, но все равно уютно. Магнитола играла кассету с классикой.

– Как я соскучился по нормальной музыке, – признался я. – От попсы уже уши болят.

– Поедим сразу ко мне? – предложила Люба.

– Давай заедим в общежитие, я хотя бы переоденусь после больницы.

– Хорошо.

Я и не думал, что она согласится туда ехать. Я и предложил это, не подумав, просто желание сменить одежку было у меня сейчас идеей фикс.

– Можешь подождать на улице, не заезжая во двор, – сказал я.

– Зачем я тогда брала машину? Подвезу под самую дверь.

– Уверена?

– Не волнуйся, я уже победила в себе комплекс учительница и ученик. У меня было время переосмыслить все. Так что за меня не беспокойся. Тем более, кроме вашего потока меня там все равно никто не знает.

За то время, которое я провел в больнице, снега только прибавилось. Сугробы по обочинам делали движение по дорогам еще более сложным. Люба, вцепившись двумя руками в баранку, с напряженным лицом глядела вперед, даже не проронив за всю дорогу ни одного слова. Было видно, что вождение для нее серьезный стресс, и она не чувствует себя за рулем комфортно. Несколько раз она даже заглохла, но к счастью быстро сумела завести машину снова.

– Я пару минут…

В холле я столкнулся с Валентином Ивановичем. Наш комендант окинул меня недовольным взглядом и спросил:

– А ты куда, Алехин?

– К себе, куда же еще, – я поспешил мимо него, но он словил меня за рукав.

– Что-то не так, Валентин Иванович?

– Что-то не так, Алехин. Пошли-ка со мной.

Он подвел меня к доске объявлений и указал пальцем на одну из многочисленных бумажек, приколотых к ней ржавыми кнопками. Приказ, прочитал я. Дальше было еще интереснее. Отчислить Алехина Константина Евгеньевича за прогулы двух экзаменов в период сессии без уважительной причины. Из общежития выселить, за документами явиться в деканат.

– Так что, сюда тебе больше нельзя.

– Что за бред, Валентин Иванович. Вы-то сами видели, что меня на скорой в больницу увозили.

– Видел и Юрию Дмитриевичу об этом говорил, когда он приказ сюда цеплял.

– И что он сказал?

– Что ты должен был хотя бы справку передать в деканат. А теперь уже поздно.

Неужели Игорь забыл отдать справку? подумал я. Нет, такого быть не может, парень он ответственный, не мог так меня подставить. Игорю я доверял как себе. Тут что-то другое.

– Вещи я могу свои хотя бы забрать? – спросил я.

– Извини, Алехин, но посторонним вход воспрещен. Ничего личного, просто такой порядок. – Он подошел ко мне ближе и доверительно прошептал так тихо что я с трудом расслышал, – Юрий Дмитриевич здесь. Он меня предупреждал, что если тебя пропущу – будут проблемы.

– А вещи свои как мне теперь взять?

– Приходи вечером, что-то придумаем.

– Если заходить нельзя, позовите, пожалуйста, Игоря, мне поговорить с ним нужно.

– Его сейчас нет, он ушел с полчаса назад.

– А Наталья Сергеевна никуда не уходила?

– Ната есть.

– Ее можно позвать?

– Ты же порядок знаешь. Будет кто-то идти на этаж, позовет. Ожидай.

– Хорошо, я подожду.

Ждать пришлось минут двадцать. Наталья Сергеевна выбежала, запыхавшись, в накинутой поверх халата шубе.

– Ты главное на Игоря ничего не подумай, – вместо приветствия начала она.

– Я и не думал, – сразу успокоил я ее.

– Это какое-то недоразумение. Справку твою Игорь отдал мне, а ее лично отдала в руки деканатской секретарши. Что там произошло, сама понять не могу.

Я махнул рукой. Что произошло, то произошло. Заместитель декана слов на ветер не бросает. За что стоит уважать злопамятных людей, так это за их последовательность. А что здесь еще говорить. Все понятно и прозрачно.

– Наталья Сергеевна, у меня будет к тебе одна просьба.

– Ты же знаешь, Алехин, для тебя – что угодно.

– Попроси, пожалуйста, чтобы Игорь собрал все мои вещи, я за ними позже заеду.

– А тебе есть сейчас куда идти?

– Приютить хочешь?

– Нет, Алехин, уже не хочу.

– Вот и хорошо. Ладно, Наталья Сергеевна, я пойду. Извини, если что-то не так.

– Ты так прощаешься, будто в последний раз видимся.

– Кто знает.

– Да ну тебя, Алехин. Пока! Приходи в гости.

Я еще раз взглянул на приказ о моем отчислении и пошел к машине. Люба удивленно посмотрела на меня.

– Что-то у тебя лицо грустное…

– Появился повод.

– И что произошло?

– Ты к бомжам хорошо относишься?

– Плохо. Они грязные и воняют.

– Вот и я о чем…

– А при чем здесь бомжи? – спросила Люба. Она улыбалась, думая, что я ее разыгрываю.

– Бомжи, это так к слову. Хотя… Короче говоря, отчислили меня, и уже из общежития выгнали.

– Что соседи уже кровать в коридор выставили? Перебирайся ко мне.

– Люба, я серьезно. Меня действительно отчислили.

– И я серьезно. Перебирайся ко мне. Не хочу тебя больше терять.

– Привет, нелегал. Открывай, я тебе вещички принес и привет от нашей диаспоры.

– А диаспору отчего не привел?

– Как это не привел? – услышал я Наталью Сергеевну. – Давай уже, впускай, холодно ждать.

Я был рад гостям. Пока они поднимались на лифте, я думал, чем бы их угостить. Люба обещала купить чего-нибудь вкусного после работы, а пока в холодильнике оставалась лишь недоеденная пицца.

– Да, Алехин, хорошо устроился, – вместо приветствия сказала Наталья Сергеевна. Она хозяйским взором окинула прихожую и удовлетворенно закивала. – Круто.

– Хорошо, когда есть крыша над головой. – Он протянул мне сумку, в которой легко уместились все мои вещи. – Может, что-то пригодиться.

– Спасибо. Надеюсь, тараканов не принес.

– Они по дороге вымерзли.

– Ты хоть чаем угости, – подсказала Наталья Сергеевна.

– Сейчас, только у меня к чаю ничего нет.

Мы прошли на кухню. Я порылся на полочках и нашел какие-то конфеты в запечатанной коробке. Судя по дате изготовления, о ней давно благополучно забыли.

– А говоришь, ничего нет. – Наталья Сергеевна продолжала по-хозяйски осматривать теперь уже кухню. – А сколько здесь квадратов?

– Откуда я знаю.

– Так пора бы узнать.

– Ты меня пугаешь, – сказал я ей на это. – Я рад, что меня приютили. Какое мне дело до квадратных метров.

– Ты что жить здесь не собираешься? – удивилась Наталья Сергеевна.

– Откуда я знаю. В любом случае, это не мой дом, я здесь гость, как и вы.

– Недальновидный ты парень оказался, Алехин, – покачала она головой.

– Я – романтик.

– Ладно, романтик, чайник уже закипел.

Пока чай заваривался, Игорь рассказывал об Ирэн. Какая она талантливая, сколько картин написала за это время, и какие радужные перспективы рисуются у нее после возвращения на родину. Наталья Сергеевна слушала и кривилась.

– И ты поедешь за ней? – спросила она.

– Закончу университет и уеду, – уверенно заявил Игорь.

– Да что же вы все разбегаетесь. А я на кого меня оставляете?

– Мы подберем тебе миллионера. Солидного и без вредных привычек, – усмехнулся Игорь. – Сейчас возле метро купим газету с брачными объявлениями.

Мы рассмеялись. Я разлил чай и открыл конфеты. Наталья Сергеевна продолжала осматривать помещение даже во время чаепития. Все вызывало у нее восторг – и огромный японский холодильник, и итальянская люстра, и немецкий смеситель.

– Зависть – недостойное чувство, – сказал я ей.

– Я не завидую, я восхищаюсь.

– Не сильно похоже.

– А пожевать чего-нибудь серьезного в этом доме нет? – вмешался Игорь.

– Наталья Сергеевна сейчас приготовит, – ляпнул я.

– Ладно, Алехин, вей из меня веревки. Хотя ты мне уже даже не сосед. Только не мешайте, что-то придумаю.

– Что думаешь дальше делать? – спросил он.

– Не знаю. Пока не знаю.

– Работать пойдешь?

– Придется.

– Разгрузочно-погрузочные работы?

– Вроде того.

– Понятно. Домой не хочешь вернуться?

– Нет, – твердо сказал я.

– Ко мне, наверное, кого-то подселят в следующем семестре, – задумчиво изрек Игорь

– Не переживай, это ненадолго, я через полгода вернусь.

– Вернешься? Ты-то сам в это веришь?

– Конечно, – уверил я, – я же в столицу учиться приехал.

– Не об учебе речь…

Я понял, о чем он говорил. За эти несколько месяцев мы стали почти родными людьми. У меня никогда не было таких друзей. Разве что Вася, который остался в прошлой жизни. Но даже с ним я не чувствовал такого родства душ.

– Да, ладно. Приходи в гости хоть каждый день.

– Ты тоже приходи. Думаю, в общагу тебя пустят.

– О! Я вижу у нас гости, – удивилась она. – Сейчас что-то приготовлю, не накормить студента – грех.

– Там Наталья Сергеевна что-то пытается сделать, – сказал я.

– Посмотрим, – Люба открыла дверь на кухню.

– Борщ?

– Не успела бы, – возразил я и оказался неправ.

– Научите меня, Наташа, такую вкуснятину готовить, – попросила Люба.

– Да это проще простого, тем более у вас все заготовки есть.

И они принялись обмениваться кулинарными советами. Игорь уплетал борщ за обе щеки, а у меня аппетита не было. Напала какая-то слабость, хотелось лечь и заснуть. Я слушал, о чем говорят женщины, как им что-то невпопад подсказывает Игорь. Голоса сливались в монотонный гул, от которого я задремал прямо за столом. Хорошо еще, что не плюхнулся лицом в горячий борщ. Не знаю, сколько я спал, но когда я открыл глаза, уже потемнело, а гости, естественно, ушли. Я сидел один, подперев голову рукой за обеденным столом. Я встал и заглянул на кухню. Люба мыла посуду.

– Совсем плохой стал, – признался я. – Они хоть не обиделись?

– У тебя очень хорошие друзья, – ответила она. – Иметь таких понимающих друзей – это счастье.

– А я счастлив. Счастлив вдвойне, ведь у меня есть ты.

На город опускался вечер. Загорались одно за другим окна домов. Не останавливаясь не на секунду, кипела за окнами столичная жизнь. А где-то все также текла река времени, непонятная и недоступная. Она ждала того, кто первый оставит следы на ее берегу, и я верил, что это буду я, но немного позже. А пока… Пока я был просто счастлив.