– Они восхищались не музыкой, они восхищались битлами – парнями с гитарами. Все хотели быть такими. Это парадокс современной культуры, когда образ деятеля культуры важнее его творчества.
– Не буду с вами спорить, тем более на это уже нет времени.
– Да, время позднее, – сказал Игорь. Он глянул часы и хлопнул себя по лбу, – черт, совсем забыл, извините мне пора.
Любовь Васильевна только открыла рот, чтобы что-то спросить, но он опередил ее.
– А проведет вас Алехин. Он парень крепкий, сам справится. Справишься? – обратился он ко мне и убежал.
– Надеюсь, Алехин, вы не убежите следом?
– Не убегу. Я же обещал, что проведу вас. А я слово держу.
Пока она собирала на столе бумаги, я сидел, рассматривая носки своих ботинок. Поднять на нее глаза у меня не хватало смелости. Я боялся встретиться с ней взглядом, не зная как себя повести.
– Пойдемте, Алехин!
Я даже не заметил, когда она успела одеть шубу. В тот вечер я вообще мало что замечал.
***
Когда мы вышли из метро, с неба трусил все тот же мелкий снег. Ветер стих и снежинки падали, грациозно паря в воздухе, неспешно приближаясь к земле. Снег искрился со всех сторон, отражая блики фонарей. Все вокруг было белым. Белым и чистым. Спокойным и умиротворенным. Было как-то непривычно тихо, очень тихо, будто мы попали в другой город, другой мир. Даже гул машин тонул в белой пелене, окружавшей нас. Я не помнил в этом сумасшедшем городе такой чуткой тишины. Хотелось дышать полной грудью, вдыхать морозный воздух, наслаждаясь этой тишиной и забытым ощущением умиротворения.
От этого непривычного ощущения я остановился и огляделся по сторонам. Оказалось, что мы здесь одни. Я не видел, сколько людей вышло вместе с нами из дверей станции. Не видел или не замечал. Но я был рад, что мы сами попали в этот мир – чистый и безмятежный.
Широкая аллея, обсаженная молодыми деревья, была слабо освещена редкими фонарями. Она начиналась возле дверей станции и превращалась через какую-то сотню метров в улочку, зажатую высокими многоэтажками. Они высились над дорогой, освещая ее своими яркими окнами. Домов было немного, за ними угадывался парк.
Снег на аллее еще не был затоптан, и мы ступали по белоснежной целине. Мне вспомнился мой родной дом, где я обычно первый торил дорожку от подъезда на улицу.
– Тихо, – сказал я, – как у вас здесь тихо.
Любовь Васильевна кивнула:
– У нас очень спокойный район. Его иногда называют Профессорский уголок. Раньше здесь давали квартиры только преподавателям ВУЗов. Место отличное – парк рядом и речка. Вроде бы и центр, а аура своя, особенная. Те, кто здесь родился, не хотят уезжать, стараются подыскать новое жилье тут же. Считай, все время здесь живут одни и те же люди. Это и уберегает нас от лишних потрясений и шума. Чужие сюда редко попадают. Мы тут будто законсервированы от всех внешних неприятностей, – улыбнулась она.
Я подал ей руку, помогая преодолеть несколько скользких ступенек. Сердце в груди забилось сильнее, когда ее рука сжала мою ладонь. Какое приятное, но забытое ощущение – прикосновение любимой женщины. Стыдно признаться, но я даже ощутил дрожь в коленях.
– Вы тоже здесь родились? – спросил я, чтобы сбросить с себя оторопь.
– Конечно, у меня отец профессор.
– А на какой кафедре преподает? – поинтересовался я.
– Он сейчас за границей. А раньше преподавал физическую химию на химфаке.
– А-а. Без физики даже химиками трудно.
Она засмеялась.
– Вы так любите физику, Алехин, что готовы восхвалять ее по любому поводу.
– Не люблю, боготворю. Звучит, конечно, глуповато. В наше время люди давно потеряли уважение к фундаментальной науке, а зря…
Я замолчал, надеясь, что моя спутница поддержит разговор, но она хранила молчание, глядя под ноги. Похоже, она о чем-то задумалась. Некоторое время мы шли молча по аллее, покрытой пятнами света. Я знал, что нужно о чем-то говорить, чтобы она не чувствовала неловкости, но никак не мог подобрать нужных слов. Я снова был робким мальчишкой, не знающим, как подступиться к понравившейся девочке. Чем больше я пытался заставить себя найти нужные слова, тем сильнее сопротивлялся мой мозг выдавать хоть что-то.
В одном месте на снегу были видны следы, пересекающие наш путь. Они тянулись поперек аллеи, и было непонятно, куда они могут привести. Увидев их, Любовь Васильевна сказала:
– Алехин, а вы знаете легенду о следах на снегу?
– Не знаю. – Я даже немного обиделся. Вроде бы это я должен ее развлекать, а не она меня. Как-то странно выходило.
– Это такая старая легенда о тех, кто долго что-то ищет и никак не может отыскать. Когда-то давно жил один охотник. Он был влюблен в дочку шамана или какого-то местного царька. Девушка то же ему симпатизировала, но жениться они не могли, потому что она была просватана еще в младенчестве за сына такого же царька из соседней деревни.
– Или шамана, – вставил я.
– Да, – согласилась моя спутница, – но это не важно. Настала очередная осень – пора свадеб, и девушка узнала, что со дня на день должен явиться ее жених, чтобы навсегда увезти ее с собой. Она умоляла своего отца разорвать помолвку, но он был непоколебим, и тогда она решила убежать из дома. Молодой охотник, ради которого она это делала, в это время отсутствовал.
– Проверял капканы, – ляпнул я и прикусил язык. – Извините, вырвалось.
Любовь Васильевна улыбнулась:
– О том легенда умалчивает, но в нужный момент его не оказалось. Конечно, если бы он был вместе с ней, то показал, где можно надежно спрятаться в тайге от людских глаз и жить вдвоем долго и счастливо. А так она, девушка голубых кровей, которая ни разу сама в тайгу не ходила, вынуждена была бежать неизвестно куда. И естественно, что она заблудилась и потерялась. Отец, несмотря на то, что был деспотом, дочку свою любил, и послал всех своих людей на ее поиски. Однако время шло, а найти ее никак не могли. Когда ударили первые морозы, старик совсем отчаялся и объявил, что отдаст дочку за любого, кто ее отыщет. Наш молодой охотник понял, что для него это единственный шанс жениться на любимой девушке. Но как ее найти? Он, как и все местные уже прочесал все округу вдоль и поперек. Он бродил по лесу уже без всякой надежды. И тут с неба посыпал снег. Первый снег. Он падал, а парень все брел по лесу, не зная куда. И тут он увидел на снегу следы. У него даже не возникло сомнений, кто их оставил, он поспешил по ним и…
– … нашел ее, и они жили долго и счастливо, – предположил я простой и банальный конец истории.
– Там было все намного трагичнее. Девушка уже замерзла, а кто оставил следы, так и осталось загадкой.
– Грустно как-то.
– Грустно, но с тех пор говорят, что на первом снегу всегда можно увидеть следы, которые ведут к тому, что долго искал. А вы, Алехин, что хотели бы найти?
– Вы можете звать меня по имени, – предложил я.
– Так вы не ответили на мой вопрос, Костя.
Мы уже миновали аллею и теперь шли по улочке.
– Найти? – конечно, я знал ответ на этот вопрос. Вот только, поймет ли она меня?
Она смотрела на меня, ожидая ответа. В последнее время я привык отвечать на все вопросы неопределенно, но теперь, наверное, настала пора говорить искренне.
– Я хочу понять природу времени.
– Но ведь это невозможно, – удивленно сказала Любовь Васильевна.
– Отчего вы так считаете?
– Это одна из фундаментальных основ мироздания, не доступных нам.
– Давайте посмотрим на это с другой стороны. Вы знаете, отчего яблоко падает на Землю или отчего светит Солнце.
– Яблоко притягивается силой гравитации, а на счет Солнца я точно не помню, – растерялась моя спутница.
– На Солнце идет термоядерная реакция, – подсказал я, – но давайте оставим его в покое. Поговорим о яблоке. Еще лет триста ответить на вопрос, отчего падает яблоко, не мог ни один человек. Пока Ньютон не обнаружил, что тела притягиваются. Сейчас это кажется банальным и понятным даже шестикласснику. Именно с этого начинают изучение физики в школе. Нам кажется странным, что никто не мог долго додуматься до этого простого и логичного вывода. А ведь до Ньютона не одно столетие люди наблюдали за звездами на небе, знали точно законы их движения, могли рассчитать траектории планет, но не могли ответить лишь на один простой вопрос: почему? Почему планеты движутся именно по этим траекториям? А яблоки падали на голову наверняка не одному человеку за это время.
Любовь Васильевна внимательно меня слушала, я видел по лицу, что заинтересовал ее.
– Я думаю, что то же самое и со временем. Люди уже давно изучили его, научились измерять с большой точностью временные промежутки, даже знают, как можно изменять его ход, но никто не может ответить на вопрос: почему. Почему существует стрела времени, направленная из прошлого в будущее? А ответ, скорее всего, банален и лет через триста каждый школьник будет его знать и удивляться, почему же никто не мог столетиями до этого додуматься.
– Интересно, – сказала моя спутница и замолчала, над чем-то задумавшись. – Вас послушать, и, кажется, все так просто. Но ученые и, правда, уже сколько лет ломают голову над этими вопросами, а ответить не могут. Строят сложные теории, экспериментируют, открывают какие-то эмпирические законы, но не могут приблизиться к пониманию времени.
– А должен найтись простой и, возможно, очевидный ответ.
– И вы считаете, что сумеете его отыскать? – она хитро прищурилась.
– Очень на это надеюсь.
Она снова задумалась. Мы шли некоторое время, молча. Строй домов уже почти закончился, впереди чернели силуэты деревьев, там начинался парк. Снег прекратился, но поднялся легкий ветерок.
– Вот и мой дом, – сказала Любовь Васильевна. Мы подошли к широкой арке, открывающей проход во двор. Над аркой кто-то граффити нарисовал знак кирпич, немного коряво, но идея неплохая. Нечего ехать в чужой двор.
В полумраке арки маячили три фигуры. Судя по силуэтам – мужчины или парни. Они стояли возле одной стены курили и о чем-то разговаривали, но увидев нас, замолчали. Это отчего-то меня насторожило. Любовь Васильевна, будто и не замечая их, смело двинулась мимо. Мне ничего не оставалось делать, как следовать рядом. Раз вызвался сопровождать – надо довести хотя бы до подъезда. Тем более другой дороги в ее двор я не знал.
– Эй, земляк, закурить дай, – обратился кто-то из них ко мне. Двое других довольно загыгыкали в предвкушении предстоящей забавы.
– Не курю, – автоматически бросил я.
Любовь Васильевна наконец поняла, что вечер перестает быть томным, и ускорила свой шаг. В данной ситуации это была ошибка. Ни в коем случае нельзя показывать, что испугался, это может только подзадорить.
– Мне плевать куришь ты или нет. Сгоняй за сигаретами, а мы пока с твоей барышней пообщаемся, – продолжил тот тип по радостный хохот дружков.
– Не могу, мне мама не разрешает, – ответил я.
Мы прошли уже половину расстояния отделяющего нас от двора. Если у этих ребят кроме желания поострить, были какие-то другие идеи, то самое время себя проявить. Хотя мне всегда была непонятна эта логика – пытаться грабить человека возле собственного дома. Дома ведь и стены помогают.
– Вы их знаете? – спросил я Любовь Васильевну. Мало ли, подумал я, вдруг это ребята из их двора. Увидели, что соседку провожает какой-то тип, и решили над ним подшутить. Такое тоже возможно.
– Нет, – испуганным голосом ответила она.
Краем глаза я увидел, что тени отделились уже от стены и следуют за нами, ускоряясь с каждым шагом. Значит, предстоит развлечься в этот вечер по-взрослому.
– Вы идите, а я сейчас догоню.
Я резко остановился, развернувшись к ним лицом, и усмехнулся, показывая им, что ни капли не боюсь. Я уже и забыл, когда дрался по-настоящему последний раз. Наверное, еще в школе, в младших классах. После того, как я начал заниматься айкидо, как назло никто не хотел со мной конфликтовать, и проверить свои навыки в реальной жизни у меня не было еще возможности. Что ж, сейчас проверим.
Но тут Любовь Васильевна совершила еще одну ошибку. Я прекрасно понимал, что она не шутку испугалась, поэтому и предоставил ей возможность отсюда уйти. Но стресс был силен и она побежала со всех ног. Если бы она этого не сделала, возможно, все бы сложилось иначе. Мы бы постояли с милыми ребятами глаза в глаза, да и разошлись. А теперь они почувствовали преимущество. Один из них с громким свистом бросился следом за ней. Он сделал настолько резкий рывок, что я не успел никак среагировать, когда он промчался мимо меня. У меня оставался только один выход. В длинном прыжке я бросился ему в ноги и повалил на землю. Плохо то, что я и сам оказался в снегу. Его друзья уже оказались рядом, пытаясь ногами достать меня. Жаль, в айкидо нет техники борьбы лежа. Я с трудом увернулся от ударов, но зато мне удалось эффектно вскочить на ноги.
– Крутой каратист? – бросил мне тот, который все мечтал покурить за мой счет. – Сейчас проверим.
В полумраке блеснуло лезвие ножа. Я сделал шаг назад. Тип, которого я повалил на землю, не спешил подниматься, скорее всего, зашиб колено при падении. Но он мог ухватить меня за ноги или полы куртки, поэтому я отодвинулся от него подальше. Двое его друзей стояли напротив меня. Немного поразмыслив, они разошлись, пытаясь подобраться ко мне с разных сторон. Пришлось сосредоточить свое внимание на том, который держал нож. Я боялся, что первым нападет безоружный, отвлекая меня, но ошибся. С резким выдохом парень с ножом сделал выпад. Это было глупо с его стороны. Я легко ушел от удара отшагом в сторону, перехватил руку и вывернув запястье его обезоружил. Нож упал в снег без всякого звука. Теперь, когда я держал его руку, вариантов у меня было множество. Можно плавно уложить соперника лицом в землю, можно повалить с болевым удержанием, а можно сделать бросок. Времени размышлять у меня не было. Я резким движением бедер развернулся вокруг своей оси. Его рука сразу оказалась с другой стороны. Что-то хрустнуло и он, завопив от боли, скрючился на снегу.
Наслаждаться победой, однако, у меня не получилось. Оставался еще третий тип, а он оказался самым подкованным бойцом. Я и сообразить не успел, как возле моего лица просвистел его ботинок, а еще через мгновение он-таки достал меня хуком прямо в нос. Я вроде бы и успел отклониться, но все-таки поздно среагировал. Удар получился не сильный, но болезненный. Я почувствовал, как по верхней губе стекает кровь. Мой соперник стоял напротив меня в боксерской стойке и довольно улыбался. Его глаза горели каким-то сумасшедшим огнем. Я увернулся еще от нескольких ударов. Он бил одиночными. Я боялся, что сейчас будет серия и я, наверняка, пропущу.
– Что ж ты, двоечник, бить не научился, – бросил я ему.
Он только захрипел в ответ. Уклоняясь от ударов, я пытался поймать момент, чтобы перехватить его руку, но он бил резко и хлестко. Ситуация казалась патовой, но в этот момент наконец нашел в себе силы подняться первый быстроногий. Не оценив ситуацию, он бросился на меня. Мне не надо было даже ничего выдумывать. Такой соперник – просто подарок судьбы. Я сделал шаг навстречу и просто сшиб его предплечьем правой руки. Он тяжело рухнул на спину. Слава Богу, что в арку ветер намел достаточно снега, иначе он бы рисковал разбить затылок об асфальт. А так он довольно мягко приземлился.
– Ну, так и будем стоять? – обратился я к боксеру, который продолжал стоять в стойке, отрезав мне дорогу во двор.
– А ты попробуй, пройди, – пытался он подстегнуть меня.
Мы снова стояли друг напротив друга, готовые к бою. Я сделал шаг в его сторону, он ответил ударом. На этот раз мне удалось перехватить руку. Я продолжил движение вперед, опрокинув его, и опустил свои руки вниз. От этого он казался на коленях, безвольно следуя за мной. Я протянул его несколько шагов почти до самого выхода из арки. В тот момент, когда я уже почти поверил в свою победу, сильный удар сзади повалил меня. Я даже не успев сгруппироваться, рухнул, как тюфяк, разжав хватку. Мой соперник и в этот раз был проворней, он вскочил на ноги и со всей силы пнул меня, не глядя, под дых. В спину тоже ударила чья-то нога. Я попытался вскочить, но сзади кто-то удержал меня. Снова рухнув, я приготовился отбиваться лежа. Но в этот момент раздался резкий свист.
– Уходим! – бросил тот, который был за спиной. Боксер пнул меня для верности еще раз. Но это оказалось его ошибкой. Я сумел поймать его ногу. Он попытался вырваться, но безуспешно. Тогда он, просто наклонившись, дернул липучку и его ботинок остался в моей руке, а он побежал босиком. Его товарищ уже помог подняться любителю холодного оружия со сломанной рукой и тащил его прочь из арки на улицу.
Я вскочил на ноги и оглянулся. За моей спиной стояло человек десять крепких парней. Почти все они были в одних футболках, от которых валил в морозном воздухе пар. Было похоже, что их сорвали прямо с тренировки с каком-то тренажерном зале. За их спинами стояла Любовь Васильевны. Ее глаза испуганно смотрели на меня. Увидев, что я жив-здоров, она поспешила ко мне.
– Костя, с вами все в порядке?
– Вроде того, – улыбнулся я. В моих руках оставался ботинок. Я покрутил его и бросил подальше в сторону улицы.
– Успели? – спросил один из парней. Он стоял впереди этой странной толпы и явно был их лидером. Одетый в дорогой спортивный костюм, он источал силу и уверенность.
– Да, Леша, – ответила Любовь Васильевна. – Спасибо, ребята.
– Без проблем, все нормально, – ответил Леша и, развернувшись, потопал во двор. Остальные последовали за ним.
Моя преподавательница достала из кармана платок и принялась вытирать кровь у меня под носом. Она тяжело дышала, лицо ее было красным, и я почувствовал себя неловко.
– Маленькому мальчику воспитательница сопли вытирает, – попытался я пошутить.
Но Любовь Васильевна почему-то обиделась на это. Она резко отстранилась и посмотрела мне в глаза. Я увидел в ее взгляде то, что заставило мое сердце забиться сильнее. Я потупил взор, понимая, что сделал большую ошибку, неудачно сострив. Мы стояли молча, я не знал как смягчить ситуацию. Снова я не мог подобрать нужных слов. Простых, искренних.
– Это ваши друзья? – наконец я спросил, что первое пришло на ум.
– В основном. Хотя некоторых по имени не знаю. Знаю только, что с нашего района. У нас в подвале ребята организовали тренажерный зал, и я всех в лицо уже знаю, – ее тон был деловым, будто она читает лекцию. Потерялась та интонация, с которой она пересказывала мне легенду.
Все-таки я ее сильно зацепил своим дурацким сравнением. Конечно, я не хотел акцентировать внимание на различии в возрасте или социальном статусе. Оно получилось как-то само собой. И как это можно было понять? Училка закрутила роман со своим учеником – байка из второсортной желтой газеты. Я думаю, что она больше всего боялась именно такого восприятия со стороны наших отношений. А если об этом она услышала даже от меня, то это уже слишком. Я догадывался, что за этим может последовать. Ничего. Просто ничего. Никаких отношений не будет. Зачем девушке нужны компрометирующие ее поклонники. Проще избавиться от них сразу, пока еще чувство не окрепло, пока это лишь интерес и симпатия. Кому хочется, чтобы на тебя смотрели с усмешкой, а за спиной шушукались коллеги и подруги. Пока я не озвучил эту мысль вслух, пока она лишь скреблась в подсознании, можно было надеяться на что-то серьезное. Теперь же это был конец. А я, дурак, вместо того чтобы просто извиниться, решил завести светский разговор ни о чем, будто все нормально.
Что ж самый романтичный вечер моей жизни заканчивался, похоже, ничем. И виной тому мой длинный язык. Наверное, что-то исправлять уже поздно. Что написано на роду – не изменить. Не заслужил еще большой и светлой любви, не дорос.
– Ну что, кавалер, – сказала уже с издевкой Любовь Васильевна, – пойдем. Уже недолго осталось.
Мы вошли в большой просторный двор. Здесь было все аккуратно и как-то по-домашнему. Вдоль дома угадывались под снегом клумбы, огороженные невысоким деревянным забором, выкрашенным в приятный зеленый цвет. Посреди двора было большое футбольное поле, огороженное высокой сеткой, рядом детская площадка, окруженная березками. Вдали чернели гаражи, возле которых пристроились несколько высоких тополей.
Возле подъездов стояли плотными рядами присыпанные снегом автомобили. Мы молча прошли мимо них. Любовь Васильевна достала из сумочки пряжку магнитного ключа. Замок пискнул и дверь открылась. Я вопросительно поднял на нее глаза, не зная следовать мне за ней или возвращаться домой.
– Проведите уж до квартиры, Алехин, – сказала Любовь Васильевны. – День сегодня какой-то сумасшедший. А то вдруг настигнет очередная неожиданность.
В подъезде было чисто и светло. Сразу за входной дверью лежал кусок ковролина все еще ярко-красного цвета, несмотря на весьма затоптанный вид. Мы поднялись на первый этаж. Любовь Васильевна нажала кнопку лифта.
– Знаете, Алехин, бывает, что в один день происходит столько разных событий, а в итоге оказывается, что все они в купе ничего не значат. Каждое последующее напрочь стирает или отвергает предыдущее, и результат в итоге нулевой. У вас такое бывает?
– Нет, мне вообще не везет на события. Все как-то однообразно в жизни и бесперспективно.
– Ничего, Алехин, вам непременно повезет. Не отчаиваетесь. У вас еще все впереди. Вам сколько лет – семнадцать, восемнадцать?
– Двадцать три.
– Да? – удивленно переспросила она, но затем продолжила в том же духе, – Я думаю, из вас получится хороший ученый, вы умеете разглядеть суть.
Лифт бесшумно открыл створки дверей. Я пропустил девушку вперед.
– Шестой этаж, – подсказала она.
Больше никто из нас не проронил ни слова до того самого момента, пока не настало время прощаться.
– Спасибо вам, Алехин, – сказала Любовь Васильевна. – Спасибо, что защитили.
– Не за что, – ответил я, – извините, что задержал.
– Не боитесь назад идти? Вдруг вас там уже поджидают.
– Значит, не повезло.
– Вы такой смелый?
– Не смелый, просто глупый.
– Не наговаривайте на себя, ступайте. Удачи!
– До свиданья!
Я не стал ждать, пока она откроет квартиру, а потопал по ступенькам вниз.
Возле подъезда на лавочке сидело несколько парней и курило. Они будто материализовались из неоткуда прямо с этой лавочкой. Когда мы входили в подъезд, я ее не заметил. Странно. В одном из сидящих я узнал Лешу, того самого который практически спас меня пять минут назад. Не знаю, чем бы все закончилось, если он не подоспел бы со своими ребятами. Пройти мимо ничего не сказав, было с моей стороны непростительным свинством. Я подошел к ним. Леша подвинулся, уступая мне место на лавочке рядом с собой. Я присел на нагретое место.
– Леша, – он протянул мне руку, знакомясь.
– Костя.
Рукопожатие его оказалось не крепким, каким-то формальным. Так здороваются руководители с подчиненными, благосклонно давая им возможность подержаться за начальственную длань, как в старину разрешали ее облобызать. Ребята, сидящие рядом с ним, меня проигнорировали.
Он протянул мне раскрытую пачку сигарет. Не знаю почему, но я вытащил одну и принялся ее задумчиво крутить в руках. Этот человек обладал интересной энергетикой, он подавлял всякую волю, заставляя человека делать то, что самому не хотелось. Я это понял, когда он щелкнул перед моим лицом дорогой зажигалкой, а я поднес сигарету ко рту.
– Вообще-то, я не курю, – сказал я, пытаясь побороть оцепенение.
Леша спрятал зажигалку в карман, а я смял сигарету и бросил в урну рядом с лавочкой.
– Они уже давно паслись в нашем районе, – сказал он, глядя куда-то впереди себя. – Позавчера у Людки сумку отняли, вчера Семену физиономию разукрасили. Но ты их здорово сделал, – он повернулся ко мне, подмигнув.
Надо было отвечать той же монетой.
– Без вас, ребята, они бы меня сделали.
– Ладно, считай, что мы помогли друг другу, – доброжелательно произнес он. – Мы бы их все равно рано или поздно отловили, а так все само собой разрешилось.
– Думаю, они больше сюда не сунуться, – подал голос парень рядом с ним.
– Будем надеяться, – сказал Леша задумчиво.
Мы посидели еще пару минут молча. Приличия были соблюдены, и я встал, собираясь уходить.
– Ладно, ребята, я пожалуй пойду. Еще раз спасибо.
– Уходишь? – удивленно спросил меня Леша. Он посмотрел на меня, презрительно скривив губы. – Ребята, нам надо переговорить с глазу на глаз, – обратился он к своим сотоварищам. Те, даже не споря, поднялись и поплелись куда-то вглубь двора.
Я посмотрел им вслед и спросил:
– Такое чувство, что ты тут главный дрессировщик.
– Приходится, – пожал он плечами. В его голосе не бахвальства, ни сожаления, просто констатация очевидного и набившего оскомину факта.
– Хочешь меня подрессировать?
– Это как получиться. Присаживайся.
Из протестного чувства хотелось продолжить стоять, но я решил, что это глупо и присел.
– У нее больное сердце, – сказал Леша, снова глядя куда-то не в мою сторону.
– У кого? – сразу не понял я. Хотя тут же сообразил, о ком он говорит.
– У Любы, – пояснил он уже очевидное.
– Я не знал.
– Это нормально. Она об этом не любит никому рассказывать.
– А ты откуда знаешь?
Я почему-то догадывался о том, что он может ответить. Мол, мы с ней долго встречались или, еще хуже того, встречаемся сейчас. Любим друг друга до беспамятства или что-то в этом роде. Так что радуйся, кавалер, что мои ребята тебе морду не начистили, а наоборот помогли. Помогли уже понятно почему. Враг моего врага – мне друг. Временный, ситуативный, вынужденный, но друг. А сейчас враг повержен и ты уже никто. Так что, дуй к себе в общагу, нечего тут лазить, здесь и без тебя все хорошо было и будет. А с тобой только лишние проблемы. Очень надеюсь, что мы тебя здесь больше никогда не увидим. А если увидим, приготовься к трепке. Я тебя предупредил. На сегодня разговор закончен, вали и не возвращайся.
Короче говоря, я ожидал услышать угрозы или последнее китайское предупреждение и внутренне приготовился отвечать что-то колкое и едкое, чтобы спровоцировать его, а, может быть, и самому лезть в драку. Не боялся ни его, ни его ребят, ни его авторитета. Да и казался он мне каким-то странным, достойным взбучки. Но его ответ оказался совершенно в другом русле.
– Мой отец дружил с отцом Любы еще с самого детства. Они были друзья не разлей вода. Знаешь, что самая крепкая это детская дружба, она искренняя и сто раз проверена жизнью. В зрелом возрасте не можешь уже настолько чисто, с открытой душой воспринимать другого человека. Разве что, если влюбишься. А представь, что они вместе росли на одной улице, вместе учились в одном классе, вместе служили в армии, потом вместе занимались наукой и в итоге получили квартиры в одном подъезде. Так что мы с Любой росли на две квартиры, на две семьи. Поэтому я о ней знаю практически все. Она мне, как старшая сестра. Только пойми правильно.
Он дружески хлопнул меня по плечу.
– Да все понятно, – сказал я.
– Подожди, я не договорил то, что хотел сказать с самого начала. – Он сделал паузу, закуривая сигарету. – У нее больное сердце и ей нельзя бегать. Но сегодня ей пришлось побежать.
– Она испугалась, – пояснил я. – Для нее было шоком, что практически в родном дворе на нее может кто-то напасть. Она испугалась и убежала.
– Она испугалась, – кивнул Леша, – но она испугалась не за себя.
– А за кого?
– За тебя, дурак.
– Чего за меня боятся? Я и в худших передрягах бывал, – не задумываясь, соврал я. Но мои слова не впечатлили нового знакомого.
– Ни черта ты не понял, – махнул он рукой в мою сторону. – Она не убегала, она побежала за нами, чтобы тебе помочь.
– За вами? – с сомнением переспросил я.
– Конечно, она прекрасно знает, что в нашем подвале тренажерный зал, где занимаются только ребята из нашего района. Они все ее знают, если что помогут. Тем более, я же тебе уже говорил, мы этих подонков уже давно хотели отловить. А тут и случай представился. Жаль, конечно, что они ушли. Но теперь они вряд ли к нам еще сунутся.
Я задумался. В этом новом свете события сегодняшнего вечера выглядят несколько по-другому. Но уже ничего не поменять. Дурак я, дурак с длинным языком, что теперь поделать. Завтра обязательно пойду и извинюсь, чего бы это мне стоило. Я прекрасно знаю, что одно неосторожное слово может испортить отношения, а самое страшное, что может погубить их навсегда, но почему-то не всегда думаю, что говорю.
– Я ее хорошо знаю, но такой взволнованной ни разу не видел, – решил добить меня Леша.
Я молча закивал в ответ. Что теперь говорить, если у времени нет обратного хода. Ошибки, конечно, нужно исправлять сразу, но не всегда это получается. Если бы я сразу извинился, возможно, все закончилось иначе. А завтра все мои слова будут уже не своевременными. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Вернуться в подъезд я уже не смогу, он закрыт, ключа у меня нет. Пытаться поговорить по домофону? Услышав мой голос, она может и не захочет говорить. Да и говорить я предпочитаю глаза в глаза. Если не видишь собеседника – это не разговор по душам, так деловые переговоры. Лучше уж писать длинные письма, в них больше романтики.
Я встал и протянул новому знакомому руку, прощаясь, но вместо руки он вложил в мою ладонь магнитный ключ от подъезда. Маленький черный пластмассовый брелок с шайбой магнита. Маленький ключ, способный много что изменить в моей жизни. Завтра может быть поздно.
На мой вопросительный взгляд Леша лишь подмигнул.
– Это у меня запасной, – сказал он, как ни в чем не бывало. – Отдашь, когда получится.
Он встал с лавочки и, демонстративно повернувшись ко мне спиной, куда-то пошел. Все-таки интересный человек. Как я не хотел попасть под его влияние, а попал. Интересно, как бы я поступил, не будь его на лавочке. Сейчас ехал бы в метро и ругал себя за нерешительность и глупость. А этот человек дал мне шанс все исправить. И дело даже не в ключе. Если бы я сильно хотел попасть в подъезд, все равно что-то придумал. А он сначала грамотно меня подготовил морально, а затем легонько подтолкнул. Страшный человек, если глубоко задуматься. Или очень мудрый. С такими лучше не иметь дела, если не хочешь в конце концов стать послушным исполнителем. Или я сгущаю краски?
Можно на это взглянуть и под другим углом. Это перст Судьбы. Если что-то должно произойти, то оно произойдет, как бы ты сознательно или неосознанно не сопротивлялся этому. Это я уже понял для себя. Ты думаешь, что решения принимаешь ты сам, а на самом деле, все уже предрешено высшими силами и ничего не поделать. Ты можешь лишь изменить сценарий, последовательность действий, которые непременно приведут к одному и тому же итогу.
Я покрутил в руках ключ, все еще раздумывая, как правильно поступить. Хотя чего тут думать, таким шансом грех не воспользоваться. Важно ли сейчас твое это собственное решение или кто-то тебе помог? Главное, что есть шанс все исправить. Это нужно делать сейчас, и радоваться, что есть такая возможность. Запасной ключ. Хорошо, когда у кого-то находится запасной ключ, открывающий нужные двери. Если нет своего, придется пользоваться чужим. Один раз из открытых дверей уже вышел, теперь пользуйся чьим-то запасным ключом.
Я приложил ключ и дверь открылась. Но это не я ее открыл. Из подъезда вышел пожилой мужчина с большой овчаркой на поводке. Он подозрительно посмотрел на меня, размышляя, наверное, а не захлопнуть ли дверь перед моим носом. Но увидев в моей руке маленький черный брелок, лишь сказал:
– Добрый вечер!
– Добрый вечер, – ответил я и зашел в подъезд.
Теперь всякие сомнения у меня пропали. Это не Леша играет моей судьбой и принимает за меня решения, это происходят вещи, которые должны произойти, хочешь или нет. Я сунул ненужный ключ в карман и поднялся на первый этаж.
Несмотря на уверенность и решимость, которые были у меня еще секунду назад, какое-то неприятное ощущение начало точить мне душу. Да что же это такое. Я опять превращался в робкого мальчишку. Я не знал, что сказать. Не знал, какие слова извинений, нейтральные, но точные, помогут мне не усугубить ситуацию. Вот черт! Хоть бери и возвращайся.
Я поднялся на первый этаж и остановился возле лифта. Куда мне сейчас спешить. Нужно время, чтобы все обдумать. Спешка ни к чему. Я решил подняться пешком. Шестой этаж – не двадцать шестой. Не устанешь, не запаришься, зато успеешь подумать. Подъезд чистый, светлый – милое дело пройтись по лестнице. Чем-то он напомнил мой родной подъезд, наверное, ухоженностью. В нашем городе это большая редкость, в столице, как я понял, нормальная практика.
Я поднимался и думал. Вот она точка бифуркации. Уже вторая в моей жизни. Первая была там на крыше многоэтажки. Там я почувствовал, что моя жизнь сошла с накатанной дороги и устремилась по какой-то неизвестной колее. Обалденое ощущение, оно зарядило меня энергией, считай, на год. Сейчас я чувствовал, что приближаюсь ко второй узловой точке. Я не знал, что будет через несколько минут – полный разрыв и жестокое разочарование или обретение второй половины. Чтобы не случилось – это должно произойти сегодня. Это я уже знал наверняка. Все выстроилось, все совпало, осталось дождаться результата. Любовь Васильевна сказала, что день прошел безрезультатно, но она не знала, что день еще не окончился. По крайней мере, не закончился для меня.
Я старался не думать о том, что может произойти. Если она не захочет со мной говорить или будет вести подчеркнуто-официальный разговор, то это будет означать, что у нас никогда не сложатся никакие отношения. Негатив от этого велик, но я постараюсь не впадать в депрессию. А если нет… Я даже не мог и догадываться, во что может вылиться разговор. Главное, что он должен состояться.
Я поднялся на третий этаж. Ноги шли легко и быстро, а слова, простые и правильные, никак не хотели приходить на ум. Все мысли вертелись вокруг другого. Точка бифуркации. Чтобы не произошло, вероятность любого из исходов равновероятна. Но произойдет только что-то одно. Одно, единственное, одно из двух. Это можно считать перстом Судьбы? Или неведомые силы тебя подводят к развилке, а затем подбрасывают монетку. Орел или решка? Направо или налево, да или нет. Бог не играет в кости. Не верить старику Эйнштейну оснований нет. Гениальный физик не может быть плохим теологом.
Уже четвертый этаж. Итак, я скажу просто, без всяких лишних прикрас: извините, Любовь Васильевна, дурака. Я ляпнул лишнее, но мне стыдно, я не хотел вас обидеть. Чем обидеть, спросит она. Идиотским сравнением. Я вообще считаю, что в отношениях не может никаких социальных условностей. Главное самому в это поверить. Когда любишь, не хочешь замечать препон, тем более таких нелепых, как несоответствующие социальные статусы. А если вы считаете, что у нас большая разница в возрасте, так это вообще ерунда. Кстати, мне вообще кажется, что мы с ней одногодки. Она учится в аспирантуре, значит, окончила институт недавно, а я, если бы поступил после школы, тоже уже был дипломированным специалистом. Конечно, говорить об этом не стоило, женщины не любят разговоров о возрасте. К тому же, я уже сказал ей о своих немолодых годах, и время обдумать эту информацию у нее было.
Пятый этаж. То что я придумал, никуда не годится. Нельзя акцентировать внимание на тех словах. Она должна о них не вспоминать. Просто сказать: добрый вечер, мне показалось, что мы с вами не договорили о чем-то важном. О чем важном, Алехин? скажет она, ступай домой, я устала и хочу спать. Нашелся ухажер. Двойки сначала исправь. Да, что-то с идеями у меня не очень. Придется действовать по обстоятельствам, тем более, что я уже поднялся на шестой этаж.
Вот ее дверь. Обитая черным дермантином, с резной деревянной ручкой. Квартира номер восемнадцать. Звони, чего же ты мнешься. Если ждешь неприятностей, то лучше ускорь их наступление. А если не неприятности…
Звонок пропел какую-то знакомую мелодию. Я даже не успел вспомнить, откуда именно ее знаю, как дверь открылась. Я не ожидал такой быстрой реакции и сразу растерялся. Любовь Васильевна еще не успела переодеться и была в том же костюме. Как он ей идет. У нее было красное лицо, я вспомнил слова Леши о больном сердце, и мне стало ее жаль. Просто по-человечески. Не хотелось сейчас ей доставлять неприятности.
Она смотрела на меня с интересом и, как мне показалось, с надеждой, ожидая чего-то, каких-то слов или действий, а я оторопевший стоял, не в силах ничего сказать.
– Вы что-то забыли, Алехин? – наконец спросила она, устав от затянувшейся паузы.
Мою грудь наполнило что-то теплое. Сердце колотилось, растворяясь в этом тепле, ускоряясь с каждой секундой. Точка бифуркации. Если ты промолчишь сейчас, через секунду будет поздно. В голове у меня по-прежнему не было ни одного нужного слова. Не понимая толком, что делаю, я опустился перед ней на колени и сказал:
– Я тебя люблю.
Просто и искренне.
Ее глаза налились слезами и не в силах сдерживаться, она зарыдала. Размазывая слезы по лицу, она улыбнулась и тихонько прошептала, так что еле я разобрал ее слова:
– Я знала, что ты не сможешь уйти.
***
Громкий, навязчивый писк. Монотонный и бесконечный. Я открываю глаза, врываясь в реальность прямо из глубокого сна. Будильник пищит на тумбочке, вокруг темнота. Я отказываюсь понимать, где я. Глаза мои открыты, но голова все еще спит, организм требует отдыха после бессонной ночи. Еще хотя бы пять минут. Я лежу, стараясь не обращать внимание на будильник, который прямо в ухо мне пронзительно повторяет: вставай, вставай. На табло шесть тридцать. Зеленые цифры хорошо заметны в темноте, она заставляют меня задуматься – спешу ли я или еще могу полежать немного. Будильник пищит, и я не знаю, как его выключить. Где же у него та кнопка?
Я потер пальцами глаза, пытаясь проснуться, но это вызвало лишь зевоту. Я несколько раз сладко зевнул, а затем все-таки протянул руки к будильнику. Он меня достал окончательно. Сейчас бы разбить его. Наверное, поняв мои мысли, он вдруг замолчал. Тишина неожиданно наполнившая темноту комнату меня больше взбодрила, чем все будильники мира. За стеной угадывалось шипение масла на сковороде. Черт! Чего это я разлегся, нужно вставать. Люба бедная встала уже и теперь готовит завтрак, а я сплю без задних ног.
Дверь отворилась, впуская свет и запахи кухни.
– Проснулся? – улыбнулась Люба. – А я слышу, будильник трезвонит-трезвонит, а его никто не выключает. Выспался?
– Да вроде того.
– Тогда пошли завтракать, тебе через полчаса нужно выходить.
– Куда?
– Не знаю, наверное, на занятия. Ты сам сказал, что у вас на первой паре коллоквиум, который никак нельзя пропускать.
Точно. Я совсем забыл, сегодня коллоквиум по механике. Только, что мне там делать, если я совершенно ничего не учил.
– Вставай– вставай, – подбадривала меня Люба, видя что я не могу никак собраться. –Я жду, – она вышла, щелкнув выключатель. Комната налилась желтым электрическим светом.
Я вскочил с кровати, но прыти в моих движениях было немного. Мышцы ныли, голова все еще была тяжелой. Я потянулся, окончательно отгоняя от себя сон, и оделся, поспешив на кухню, не хотелось заставлять себя ждать.
Люба стояла возле буфета. Она рылась на верхней полочке, пытаясь что-то найти. На ней был теплый махровый халат оранжевого цвета, на ногах – теплые вязанные носки.
– Не могу чая найти, – пояснила она.
– Бог с ним.
Я обнял ее. Она уткнулась лбом мне в грудь и тихо сказала:
– Яичница немного подгорела.
Я рассмеялся:
– Разве это важно?
– Я хотела тебя накормить полноценным завтраком, а у меня даже чая нет. Ты будешь думать, что я плохая хозяйка.
– Не буду. Я никогда не подумаю о тебе плохо.
– Честно?
– Конечно. Мне приятно есть из твоих рук все, что бы ты не приготовила.
– Тогда давай кушать подгоревшую яичницу, – она чмокнула меня в щеку и, выскользнув из моих объятий, принялась расставлять тарелки.
Я уселся на табуретку, наблюдая за ней. Движения ее были лишены привычной проворности, было видно, что куховарит она нечасто. Мне вдруг стало так приятно, что она готовит сейчас ради меня. Старается, как может. Даже если не все получается, это неважно. Главное ее искреннее желание накормить любимого человека. Её, преподавателя кафедры философии, нельзя упрекать в неумении жарить яичницу. Если захочет – научится, всему можно научиться со временем, главное чтобы не пропало это желание готовить завтрак.
– Мама месяц назад уехала к отцу в Америку, а я сама никак не могу привыкнуть. Постоянно что-то забываю купить, – говорила она, пытаясь вилкой переложить яичницу в тарелку. Непрочный блин рвался и снова падал на сковороду.
Я мягко отстранил ее от плиты, простелил на стол кухонное полотенце и поставил на него сковороду.
– Есть молоко, – извиняющимся тоном, сказала Люба, – Будешь?
– Давай.
Она налила в стакан холодное молоко и уселась напротив меня.
– А ты почему не ешь? – спросил я.
– Я обычно не завтракаю.
– Ну, хотя бы за компанию.
Она ковырнула вилкой маленький кусочек и принялась задумчиво жевать, не сводя с меня глаз. Усталый, но счастливый взгляд. Как можно не влюбится в эти глаза?
– Ты мне сразу понравился, – сказала она. – Еще в тот день, когда опоздал на занятия. Ты был не такой, как все. У тебя были самые живые глаза, несмотря на то, что ты был ужасно рассеянным.
– Это потому что я был влюблен, – пояснил я.
– Влюблен? – удивилась Люба.– Ты же видел меня первый раз в жизни.
– Не первый, а второй. Но это ничего не меняет. Называй это любовь с первого взгляда или просто судьба, как хочешь. Я увидел тебя и понял, что ты будешь моей.
– Настолько категорично? – улыбнулась она.
– А как иначе?
– А когда ты увидел меня в первый раз? Почему я этого не помню?
– Это было тридцатого августа, ты шла от университета к метро. Я увидел тебя и влюбился. Ты была в белом платье, вся такая светлая. Я пошел за тобой, но потерял в толпе.
– Я даже не помню, что делала в тот день, но мне все равно очень приятно, что ты все так хорошо запомнил.
– Я же тебе говорю – это любовь с первого взгляда.
– А я тебя сначала даже побаивалась, – призналась Люба. – У тебя всегда такой блеск в глазах…
– Сумасшедший?
– Нет, скорее одержимый. Глаза выдают человека, одержимого идеей. Он не видит на своем пути препятствий и смотрит на все как бы сквозь. Ты не обижаешься?
– Почему обижаюсь, это скорее комплимент.
– По тебе сразу видно, что ты – мечтатель и романтик. Ты стараешься больше жить в своих мечтах, чем на бренной земле. Поэтому я вчера так за тебя испугалась.
– Спасибо, ты успела вовремя, а то бы мне несладко пришлось.
– Я рада, что все хорошо закончилось.
Я бросил взгляд на часы – пора бежать. Мне еще нужно успеть зайти в общежитие за конспектами. Я быстро проглотил холодное молоко.
– Спасибо за завтрак.
– На здоровье, – она пошла следом за мной в прихожую. Пока я одевался, она смотрела на меня, ничего не говоря. Когда же я наклонился, чтобы поцеловать ее, тихо спросила:
– Ты сегодня придешь?
– Давай я зайду за тобой на кафедру.
Она покачала головой:
– Приходи вечером, я буду ждать.
– Хорошо.
Я выскочил на улицу. Солнце еще не встало, но темнота уже отступила. Я пробежал через двор, который сегодня мне показался намного меньше. В арке не осталось следов вчерашней драки – всю ночь сыпал снег, и ветер мел его прямо в проем. Оно и к лучшему, подумал я. Зато ботинок, которого вчера лишился один из нападающих так и валялся перед входом в арку. Похоже, что ребята убегали так, что пятки сверкали в прямом смысле.
На аллее, ведущей к станции метро, было полно народу и я так и не смог разглядеть, где же здесь были таинственные следы. Я с трудом втиснулся в вагон. Люди ехали на работу, кто-то дремал, кто-то читал книгу. Я смотрел на них, вспоминая себя еще год назад, понимая, насколько все изменилось в моей жизни. Невольно всплыла в голове Оксана, я не хотел ее сравнивать с Любой. Я гнал эту мысль. В конце концов, вкусный завтрак – не самое главное в жизни. Хотя Оксана готовила замечательно, она не вкладывала в это душу. Слава Богу, объявили мою станцию.
Игорь как ни в чем не бывало пил чай с печеньем, когда я вбежал в комнату.
– У тебя куртка порвана, – вместо приветствия сказал он.
– Где? – я покрутился перед зеркалом. Точно, рукав был немного надорван, как я не заметил.
– Наталья Сергеевна тебя вчера несколько раз пыталась найти.
Я переставлял на полке тетради, пытаясь найти конспекты по механике.
– И что ты ей сказал? – спросил, не оглядываясь.
– Правду.
– Какую правду?
– Что ты сегодня ночуешь у любовницы.
– С чего ты взял? – я скинул тетради в рюкзак и обувался.
Игорь усмехнулся:
– И скажи, что я ошибся. Кстати о птичках, чая хочешь?
– Некогда, через двадцать минут – коллоквиум. Надо уже бежать.
– Ну, ни пуха тебе, Ромео.
***
Зимой бывает так мало солнечных дней, когда лучи, отражаясь от белоснежного зеркала снега, ярко освещает все словно в летний полдень. Я очень любил в такие дни, особенно если это как сейчас суббота, сидеть дома и читать книгу у окна. Как приятно, что можно лишний раз не включать электричества, а насладиться солнечным светом. Одно плохо – вместе с ясной погодой зимой обычно приходит и сильный мороз, который заставляет задуматься каждый раз о выходе на улицу.
Вот и сейчас я сидел за столом и пытался решить очередную задачу по механике, идти сегодня мне никуда не нужно. Я решил, что сначала справлюсь с задачей и только тогда возьмусь за книгу. Игорь принес несколько дней назад «Хроники Амбера», я взял полистать и остановился, когда уже прочел полсотни страниц. Сейчас закончу с механикой и немножко почитаю. Игорь ушел еще с утра, сказал, что погода просто располагает к прогулке. Ему как выходцу с севера наверное такой мороз привычен, мне же некомфортно.
За ночь температура в комнате опустилась до пятнадцати градусов, я натянул сверху на рубашку свитер, а Игорю – хоть бы что бегает в одной тельняшке, как и осенью. Утром мы предприняли попытку законопатить окна, но эффекта это не дало никакого, все равно холод ровными волнами катился оттуда через всю комнату.
Покончив наконец с задачей, я закутался в одеяло и взялся за книгу. Сегодня у меня день лени – идти некуда не надо, можно просто поваляться. Люба уехала еще вчера вечером на юбилей своего дяди, приедет она только в понедельник утром. Конечно, я скучал, но неожиданно появившееся время одиночества, не сомневаясь, решил потратить на интересную книгу. Я вроде бы и сказки не люблю, но если написано увлекательно, оторваться сложно.
Пока я читал, солнце медленно прятало свои лучи за крышами высоких домов. Что ты хочешь – начало декабря – время убегающего дня. Что-то ностальгическое накатилось, но я тут же отмел всякие ненужные мысли. Когда читать стало совсем невыносимо, я наконец оторвался от книги и включил свет. Скинув с плеч одеяло, я вздрогнул от соприкосновения с неожиданно холодным воздухом. Надо бы чаю горячего выпить, подумал я, да и кушать пора бы приготовить.
Только я взял в руки чайник, как дверь распахнулась и в нашу комнату ввалилась девушка в норковой шубе. Вслед за ней с счастливой улыбкой на лице вплыл Игорь. Гостья молча уставилась на меня, мне же ничего не оставалось, как тоже рассмотреть ее. Лицо живое, но черты неправильные – вздернутые брови, слегка раскосый разрез серых глаз, небольшой нос с горбинкой, левый уголок рта слегка скривлен вниз. Но общее впечатление все равно позитивное – минимум косметики и какой-то непередаваемый словами шарм.
– Знакомьтесь, – наконец-то вывел нас из оцепенения Игорь. – Это Ирэн, а это Костя.
– Здравствуйте, – улыбнулась девушка, говорила она с акцентом.
– Привет, – сказал я в ответ.
Игорь помогал гостье снять шубу. Когда она повернулась ко мне спиной, я одними губами тихонько спросил:
– Иностранка?
Игорь довольно кивнул:
– Ирэн приехала из Франции, учится в Академии Художеств, – сказал громко, чтобы гостья нас тоже услышала.
– Франции? – удивился я. – А я-то думал, что все художники едут в Париж. И как вам наша зима?
Девушка ничего не отвечала, она стояла и улыбалась. Улыбка у нее была приятной, но складывалась впечатление, что она совершенно не понимает.
– Подожди-ка, – сказал я.
Через секунду я уже был в комнате Натальи Сергеевны.
– Выручай!
– Что случилось? – она недовольно подняла на меня глаза. Она сидела на кровати, поджав ноги, и что-то вязала. Возле кровати у нее стоял масляный обогреватель, поэтому покидать свою норку она не спешила.
– Ты французский учишь?
– Да, – кивнула она.
– Тогда помоги.
– Да что же там случилось? – недовольно ворча, она одевала тапки.
– Увидишь, поймешь. Пошли.
– Не могу тебе отказать, Алехин. Иду.
Когда мы вошли в нашу комнату, Ирэн сидела на моей кровати, а Игорь рядом на стуле и говорил ей что-то о музыке на смеси русского с английским. Наталья Сергеевна вопросительно глянула на меня.
– Привел Игорь в дом француженку, – пояснил я.
Наталья Сергеевна оценила ситуацию и сказала небольшую тираду, которая осталась без ответа, подождав немного, она что-то сказала еще. На этот гостья ответила, но по-английски и обращаясь к Игорю. Смысл ее фразы «вери бэд» я тоже понял.
– Что она сказала? – переспросила Наталья Сергеевна, обращаясь к Игорю.
– Она говорит, что ты очень неправильно говоришь и ей легче понимать мой русский, чем твой французский.
– Да знаешь что, – разозлилась Наталья Сергеевна и выдала абсолютно нелитературную тираду.
– Не ожидал от тебя такого, – изумленно сказал Игорь.
– Главное, чтобы она меня правильно поняла, – ответила обиженно наша соседка и, гордо подняв голову, удалилась.
– Вы тут общайтесь, а я пойду поставлю чайник, – сказал я. – Только у нас к чаю ничего нет.
– Мы купили печенье, – ответил предусмотрительный Игорь.
– Ну и хорошо.
Пока чайник закипал, я стоял на кухне возле окна и смотрел, как в сумерках куда-то спешат сотни и тысячи огоньков. Несмотря на мороз и субботний вечер у всех есть какие-то дела. Если бы Люба не уехала, я сейчас бы тоже ехал к ней или бы уже приехал. На душе стало как-то неприятно. Да мне не хватает ее сейчас. Днем это не так ощущается, но когда заходит солнце одиночество становится невыносимым.
Игорь своим появлением на кухне вывел меня из оцепенения:
– Где ты так долго?
– Еще минутку. А где Ирен?
– Чая ждет.
– А когда ты успел с ней познакомиться?
– В прошлые выходные.
– Силен. Ладно, потом расскажешь.
– Нечего рассказывать.
Я только кивнул в ответ. Я-то знал, что Игорь все равно расскажет все, не сегодня и не завтра, но непременно до нового года.
Ирен ждала нас за столом, который она успела уже сервировать тремя пустыми чашками и одной глубокой тарелкой с печеньем.
– Должна быть еще банка варенья, – сказал Игорь, открывая холодильник.
– Извини, я не знал, что будут гости, – сознался я.
– Да, ладно.
Я быстро выпил чай, натолкал полный рот печенья и ретировался из комнаты, чтобы не смущать гостью и Игоря.
***
– Одна я осталась непристроенной, – грустно сказала Наталья Сергеевна, выпивая из своей большой чашки вино.
Мы вдвоем с ней сидели за столом в ее комнате и выпивали. Точнее сказать, выпивала она, а я цедил чай, налегая на сыр и печенье. Я первый раз видел, чтобы наша соседка так плакала. Рыдала навзрыд. Железная леди тоже иногда дает слабину. Даже после нашего с ней неприятного разговора в тот раз она лишь не надолго потеряла самообладание, а сейчас расклеилась, словно сентиментальная девчонка в период полового созревания. И что именно ее расстроило мне так и не удалось до конца понять – то ли слова нашей гостьи о ее лингвистических способностях, то ли ее неопределенный социальный статус.
Увидев меня, слоняющегося без дела по коридору, она предложила:
– Давай выпьем что ли, Алехин.
– Спасибо за приглашение, – ответил я, – но мне бы лучше чего пожевать.
Она горько вздохнула и кивком пригласила меня в гости. Из еды у нее оказались лишь кусок сыра, печенье непонятной свежести и овсянка. От аристократической каши я сразу отказался, как и от вина.
– А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, – бурчала Наталья Сергеевна, наблюдая, как я поедаю ее припасы. – Нет у тебя сердца, Константин.
– Сердце есть, просто желудок безразмерный.
– Вот я и говорю, корми его, корми, а толку никакого.
– Наталья Сергеевна, хватит брюзжать. Могу уйти, если последнее доедаю.
– Оставайся уж, лучше провести вечер с таким бесчувственным типом, как ты, чем самой напиваться.
– Спасибо, уважила.
– С тебя, как с гуся вода. Налей лучше даме вина.
Я не знаю, сколько было в этой бутылке в начале вечера, но когда я зашел, она была уже почата на треть, сейчас в ней осталась едва ли четверть. Я плеснул немного в ее чашку.
– Слушай, ну что он в ней нашел? – продолжила свою грустную песню Наталья Сергеевна.
– Ты еще скажи, что ревнуешь.
– Да, ревную! Игорь – мой друг, я не согласна отдавать его какой-то первой встречной.
– Наталья Сергеевна, прекрати так говорить. Лучше порадуйся за друга.
– Не могу я радоваться, сердце у меня болит за нашего Игоря.
– Ты еще скажи, что имела на него виды.
– Да вы оба – бесчувственные чурбаны, но ты самый большой, Алехин.
– Я уже это слышал, печенья у тебя больше не осталось?
– Посмотри в тумбочке.
Я полез в ее закрома. Но там остались только соль, сахар и овсянка.
– Что не наелся, кавалер? – игриво спросила Наталья Сергеевна.
– Да ладно, переживу.
– Подожди минутку, – она встала и нетвердой походкой вышла из комнаты. Откровенно говоря, мне уже хотелось вернуться к себе и почитать спокойно книжку, но обстоятельства сегодня были явно против меня. Я взял в руки бутылку и принялся внимательно изучать этикетку, надо было чем-то занять себя в отсутствии гостеприимной хозяйки.
Хозяйка вернулась быстро, торжественно неся перед собой блюдо с домашними коржиками.
– Видишь, Алехин, я для тебя готова на все, а ты…
– Надеюсь, ты их приворотным зельем не взбрызнула.
– Не успела. Спешила к тебе, боялась, что уйдешь.
Она уселась за стол, вырвала из моих рук бутылку и вылила остатки себе в чашку.
– Эх, Алехин, ничего ты не понял. Мне Игорь – как младший брат, я же вижу, какой он наивный, чистый. Мне его жалко, окрутит его какая-то…
– Это его жизнь, сам должен научиться выбирать.
– Знаешь, я как увидела, что она меня не понимает, подумала, что она какая-нибудь Галя с Тверской, которая корчит из себя иностранку.
– Теперь понятно, почему ты ее так обложила.
– Да, – с гордым лицом подтвердила мою догадку Наталья Сергеевна, – именно поэтому.
– Хорошо, что она тебя не поняла.
– Жаль, что не поняла. Француженки, они же все – что та Галя. Ты лицо ее видел?
– Симпатичная…
– Все вы мужики слепые. Ты кожу ее видел?
– Наталья Сергеевна, я не галантерейщик.
– А зря. Она же лет на десять его старше.
– Да ладно, это ты из зависти говоришь.
– Ха-ха, – она обиженно выпятила губу. – Чему я завидую?
– Ты сама говорила, молодой наивный…
– Ты меня не правильно понял. Этому я не завидую. Лично мне не нужен такой наивный, я вообще не рассматриваю мужчин младше меня, как потенциальных ухажеров.
– Как хорошо, что я на две недели тебя младше.
– Не джентльмен ты, Алехин. А я-то думала, ты из последних рыцарей.
– Самый последний, хуже не бывает.
Наталья Сергеевна отвечать не стала. Допив вино, она заметно погрустнела, хотя мысли ее становились все более разумными, чего не скажешь о ее взгляде. Воспользовавшись паузой в разговоре я принялся уплетать не очень вкусные, но явно свежие коржики. Кто-то решил сэкономит на сахаре, но для голодного студента в самый раз. Я допил из своей чашки остатки остывшего чая.
– Уже уходишь? – спросила Наталья Сергеевна, когда я съел последний коржик.
– Выгоняешь?
– Да нет. Посиди еще немного. Давай просто помолчим. Так не хочется сидеть в тишине одной.
Тишина в общежитие – понятие абстрактное. Она вроде как и должна существовать, но никто ее никогда не слышал. За дверью были слышны чьи-то шаги, кто-то за стеной слушал музыку, с кухни доносился грохот кастрюль. Наталья Сергеевна откинулась на спинку стула и пристально смотрела на меня. Не надо было быть тонким психологом, чтобы понять, о чем она думает. Я изобразил на лице ухмылку, чтобы показать свою несерьёзность. Впрочем, наша соседка отличалась сильным характером и если она и позволила себе сказать лишнего в начале разговора, было понятно, что сейчас она уже контролирует себя, несмотря на выпитое вино. Мы молча смотрели друг на друга несколько минут.
– А как зовут твою девушку, Алехин, – вдруг спросила Наталья Сергеевна.
– Любовь, – ответил я.
– Все шутишь?
– Нет, нормальное имя. Люба. Любовь.
– Наверное, я уже пьяная. Любовь. Любовь Васильевна – наша по культуре. Чего-то я и не подумала, что и девушку могут звать, как преподавателя.
– И преподаватель может быть чьей-то девушкой, – почему-то ляпнул я.
– Люба. Любовь. Красивое имя. Хочу назвать свою дочку Любой, – сказала Наталья Сергеевна. – Хотя с такими кавалерами замуж выйти мне не светит. Ладно, Алехин, иди. Буду спать ложиться. Спасибо, что помог скоротать вечер одинокой женщине. Передай своей Любе, что я очень хочу с ней познакомиться.
Я усмехнулся, представив ее реакцию на такое знакомство.
– Не смейся, иди уже. Я устала от вас всех.
– Спасибо за чай, – сказал я, вставая.
– Не за что, – не глядя в мою сторону, она дошла до кровати и свалилась на нее. – Выключи свет, – бросила она через плечо.
– Спокойной ночи.
***
В воскресение мы традиционно устраивали длительные чаепития в обед. На приготовление полноценного обеда возможностей не было, а чай заменял первое блюдо. На борщ или тем более рассольник он походил мало, но для студентов, бедных и вечно голодных, всякая жидкость служила супом. Хорошо еще, когда к чаю было какое-то печенье или хотя бы белый хлеб, который хорошо сочетался с любым вареньем. Сегодня у нас были остатки вчерашнего печенья, и это было роскошно.
За чаем Игорь невзначай спросил меня:
– Тебе понравилась Ирэн?
– Даже не знаю, что тебе ответить, – честно признался. – Чисто внешне – симпатичная девушка, хотя ее излишняя худоба мне совершенно не по вкусу. А в общем… Мы же с ней практически не общались. А как можно сложить впечатление о человека, не разговаривая с ним, не узнав его внутренний мир.
– Она очень интересный человек…
– Я не сомневаюсь в этом. Ты не мог себе выбрать просто красивую пустышку.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
Игорь призадумался, он даже поставил чашку на стол, что означало крайнюю степень заинтересованности.
– Костя, вот ты говоришь, что нельзя узнать человека, не поговорив с ним. И вроде бы ты прав. И при этом рассказываешь о любви с первого взгляда, о судьбе, о встрече двух половинок. Ты-то сам влюбился в нашу Любовь Васильевну, даже не перекинувшись с ней и парой слов.
– Так бывает. Влюбляешься сразу и на всю жизнь. Я думаю, это редкость, скорее даже исключение из правил. Но чаще бывает, что влюбляешься сильно, безумно, а через некоторое время понимаешь, что рядом с тобой совсем не тот человек.
– Что ты этим хочешь сказать?
– То, что уже сказал. Уверен, что ты сделал правильный выбор.
– Ты уходишь от прямого ответа. Ты считаешь, что мне не стоило знакомиться с Ирэн?
– Игорь, ты уже взрослый, чтобы отвечать на такие вопросы самостоятельно. Я ни в коем случае не пытаюсь предостеречь или разубедить. Скорее наоборот. Влюбляйся, общайся, ошибайся, в конце концов. Ведь если тебе повезет – это отлично, а если нет – ты приобретешь полезный житейский опыт и в следующий раз будешь осмотрительнее. Я надеюсь, что удовлетворил твое любопытство?
– Ну, более или менее.
– Вот и отлично. Я думаю, что все будет хорошо.
Я встал из-за стола, с твердым намерением почитать конспект, но в этот момент к нам ввалилась Наталья Сергеевна. Она держала в руках кастрюлю.
– Извините, что без стука. Мальчики, суп будете. Вкусный, с фрикадельками.
Мы с Игорем переглянулись.
– А в чем подвох? – прямо спросил я. Наша соседка просто так, без причины угощала нас редко. Что-то ей от нас нужно было и сейчас.
– Никакого подвоха, просто хочу посидеть с вами, поболтать.
– Конечно, это никакой не подвох, – сказал я. – Ты просто не знаешь, как бы расспросить Игоря про его новую подругу. Или я не угадал?
– Угадал, – не стала спорить Наталья Сергеевна. Она уже поставила кастрюлю на стол и вопросительно смотрела в сторону Игоря.
– За конфиденциальную информацию плата, конечно, небольшая, – сказал он. – Но фрикадельки я люблю. Садись, Костя, покушаем суп. – Он достал из тумбочки три глубокие тарелки. – Только у нас половника нет.
Наталья Сергеевна быстро сбегала к себе и разлила суп, накладывая Игорю побольше мясных шариков. Себе же она плеснула немного юшки. Свежий суп паровал над тарелками, вызывая обильное слюноотделение.
– Ну, давай, рассказывай, – попросила наша соседка.
– А что тебе рассказывать?
– Все рассказывай. Кто такая, кто родители, где познакомились, какие планы.
– Наталья Сергеевна, на счет планов повремени, – попросил я.
– Да, ладно, мне всегда было интересно, как это выходить замуж за иностранца.
– Так, кто тебе мешает? Тут полгорода иностранцы.
Она отмахнулась от меня, продолжая забрасывать Игоря вопросами:
– Куда потом ехать думаете – к тебе или к ней? А она, вообще, богатая? Или такая же лимита бесправная, как мы?
Игорь не спешил отвечать на ее вопросы, он вылавливал из супа фрикадельки и быстренько их кушал.
– С чего же начать? – спросил он у гостьи.
– А сколько ей лет? – поинтересовалась Наталья Сергеевна самым животрепещущим.
– Не знаю, – честно признался Игорь. – Для меня это неважно.
– А на каком курсе она учится?
– На четвертом.
– Значит, она минимум на четыре года тебя старше, – злорадно сказала наша соседка.
– Ну и что? Наталья Сергеевна, возраст это ерунда.
– Если бы оно так и было…
– Игорь, не слушай ее, – вмешался я. – Расскажи лучше, как она к нам попала.
– Тут все очень просто. У нее прадед из России. Эмигрировал после революции. В Париже женился на такой же эмигрантке, правда, из Прибалтики. Так что тяга к Родине у нее в крови.
– Что же она, такая патриотка, русского языка не знает?
– Знает, только очень плохо. Сама прикинь, сколько поколений уже во Франции живет. Конечно, они не разговаривают по-русски. Ни к чему им это.
– А семья богатая?
– Я не знаю, но думаю, что не очень. По крайней мере, денег, чтобы снять собственное жилье, у Ирэн денег нет.
– И где она живет, неужто в общаге? – Наталья Сергеевна не скрывала злорадства. Мне было даже отчего-то стыдно за нее. Я-то понимал, что и суп она сварил, чтобы показать, какая она хорошая, и как мы, поганцы, ее не ценим. А эта иностранка ничем не лучше, если не хуже. Игорь, к счастью, не замечал ее настроения.
– Сейчас она снимает квартиру с двумя подругами, а на первом курсе жила в общежитии.
– А что за подруги?
– Одна из Нигерии, вторая из Камеруна.
– Негры? – брезгливо сморщилась Наталья Сергеевна.
– А ты что расистка?
– Нет. Просто как-то непривычно.
– Ну, ты даешь. Я их видел, общался даже. Они по-русски неплохо говорят.
– Ладно, это не так интересно. А брата у нее нет, который тоже в России учится?
– Брат у нее старший, и он – военный, к тому же женатый. И в Россию совсем не собирается.
– Нет, военных я не люблю. А может, кузен какой есть холостой?
– Я не знаю, но могу поинтересоваться специально для тебя.
– Да уж постарайся не забыть.
– Суп совсем остыл, – вмешался я. – Кушайте, а то мне вас слушать уже надоело.
– А ты, Алехин, не мешай, – сказала Наталья Сергеевна. – Мы еще не договорили. Игорь, ты не ответил, а как вы вообще планируете свое будущее?
– Мы еще ничего не планируем. Рано еще говорить.
– Да, брось. Ты уже, наверняка, все придумал. Она закончит учиться, у нас останется?
– В принципе, она планирует поступать у нас в аспирантуру. Но говорит, что это сложно. Много желающих, иностранцев принимают неохотно.
– Значит, уедет через пару лет на родину, – довольно кивнула злорадная гостья. – Это даже хорошо. Ты к тому времени немного поумнеешь. Думаю, сильно не расстроишься. А если что – можно и переписываться.
Игорь в очередной раз пропустил мимо ушей ее слова.
– Думаю, что она поступит. Она очень талантлива. Она такие картины пишет. Вы бы видели.
– Мы бы посмотрели, – сказала Наталья Сергеевна, – только вот как?
– Давайте, я договорюсь с Ирэн, и она покажет вам свою студию.
– Давай, попозже, после сессии. Сейчас не до высокого искусства.
– Наталья Сергеевна, ты уже все свои вопросы задала? – спросил Игорь. – Кушать уже хочется. Костя, я гляжу, уже вторую тарелку доедает, а я все говорю-говорю.
– Так, бенефис у тебя, – пояснил я. – А в большой семье, сам знаешь…
Наша гостья недовольно пыхтела, глядя, как он медленно с чувством кушает. Ей хотелось еще о чем-то с ним поговорить.
– Наталья Сергеевна, дай человеку поесть нормально, – попросил я.
– Пускай ест, я же не мешаю. А ты, Алехин, мог бы хоть спасибо сказать.
– Спасибо, было вкусно. Жаль, что так мало.
– Тебе все мало.
– Да, – согласился я. – Что поделать, кушать люблю все подряд. Ты лучше посмотри на Игоря, как он ест. Сразу видно, что человек серьезный и вдумчивый.
Игорь между тем все больше бросал взгляд на часы и начинал ускоряться.
– Мне пора бежать, – сказал он, доев суп.
– Ну вот, еще один сбежал, – сказала Наталья Сергеевна.
***
Я с интересом наблюдал, как Игорь вешает на стену картину. Настоящую картину, написанную на настоящем холсте настоящими масляными красками. Даже запах у нее был какой-то специфический – мне он напоминал огуречный лосьон из далекого советского детства. Игорь уверял, что так пахнет натуральное льняное масло, а, значит, это придает картине особую ценность. Сейчас мало кто умеет хорошо писать маслом. Поверить ему было не трудно, особенно глядя на произведение искусств, которое волей судьбы оказалось в нашей скромной обители.
Картина была почти квадратной, метр на метр или немногим меньше. Конечно, холст, просто набитый на деревянный каркас, без рамы казался более скромным, чем полотна в вычурном позолоченном обрамлении. Но все равно рядом с постерами рок-групп выглядело это величественно. Даже то непонятное нечто, которое было изображено на картине. На черном фоне прямо из центра разлетались во всех направлениях линии-сполохи синего цвета. Чем дальше они удалялись от середины, приближаясь к периферии, тем светлее становился их тон. На краях светло-голубой превращался в белый. И из этих сполохов как бы выступало лицо. Схематическое, без каких-либо узнаваемых черт. Но в моем понимании именно это лицо помогало правильно сориентировать картину на стене. Без нее понять, где тут верх, где тут низ, было практически невозможно.
Глядя на это произведение искусства, я убеждался, что ни черта не понимаю в современной живописи. Да, какие-то позитивные эмоции вызывали цвета, их сочетание, но не больше. Написать сочинение по картине, как это мы делали в школе, я бы не смог. То ли я уже такой ретроград, то ли искусство ушло так далеко, что я от него отстал.
– А тебе не кажется, что это нонсенс? – спросил я.
– Что именно?
– Картина, наверняка недешевая, висит в общаге на стене. От этого веет моветоном.
– Если не нравится, а ее потом домой отвезу, – предложил Игорь.
– Почему не нравится? Нравится. Только она здесь совершенно не лепится. Ты хотя бы свои постеры поснимай.
– «Алису»? Не за что. Даже не думай.
– А соседство Кинчева с этим произведением тебя не смущает?
– Меня? Абсолютно не смущает.
– Ну, тогда, ладно. Пускай повесит.
Игорь спрятал молоток в шкаф и довольный уставился на результат своего труда.
– Может быть, ты мне все-таки пояснишь, что там нарисовано, – поинтересовался я. – Ужасно любопытно. А то сейчас придет Наталья Сергеевна или кто-то еще и спросит: что это за фигня на стене, а мне надо ей грамотно ответить.
В этот момент открылась дверь – зашла Наталья Сергеевна:
– Чего стучите, на ночь глядя? – недовольно буркнула она, потом ее взгляд упал на картину и она громко спросила, – а что это за фигня?
Мы с Игорем покатились со смеха.
Наша соседка скривилась от обиды и покраснела.
– Чего смеетесь? Алехин, что ты опять выдумал? Говорите уже, не тяните, где я прокололась?
Мы продолжали смеяться, не в силах остановиться. Наталья Сергеевна постояла с минуту, а потом гордо развернулась и ушла.
– Обиделась, – сказал Игорь, сквозь смех.
– Ничего страшного. Вернется через несколько минут, любопытство превыше всего.
Я оказался прав, когда она вернулась, даже пяти минут не прошло. Наталья Сергеевна зашла молча и уселась на стул, глядя на нас предано и кротко, ожидая пояснений.
– Ладно, для эстетически неподкованных субъектов поясняю, – начал Игорь. – Эта картина называется «Предчувствие встречи». Ее Ирэн написала месяц назад. Она рассказывала, что на нее нашло вдохновение, и она буквально за день ее создала. Как видите, предчувствие ее не обмануло.
– Какая романтичная история, – умилилась Наталья Сергеевна. Она подошла к картине и стала рассматривать проступающее сквозь сполохи лицо. – А знаешь, чем-то даже на тебя похоже. Определенно, какое-то сходство есть.
– Не может этого быть, – отмахнулся Игорь.
– Да ты присмотрись, – настаивала наша соседка.
– Наталья Сергеевна, это ты свое лицо по два часа в день в зеркале видишь, а нормальный мужик себя на картинке может и не узнать, – сказал я.
– Тогда ты скажи, Алехин. Похож или нет.
Я посмотрел на Игоря. Он подбоченился, счастливый таким неожиданным вниманием. Лицо его приобрело напускную серьезность, от чего стало казаться глуповатым. Я стал рядом с Натальей Сергеевной, уставившись в лицо на картине, которое до этого казалось мне лишь маской, абстракцией. Чем дольше я смотрел, тем больше знакомых черт угадывал. Они были прорисованы вскользь, и рассмотреть их можно было только на очень близком расстоянии. Я смотрел на то, что раньше считал бездушной маской и видел лицо моего соседа, не такое, какое он пытался сделать сейчас, а привычное – добродушное и веселое. Те же глаза, тот же рот, даже та же ямочка на щеке. Я сделал шаг назад, и лицо снова потеряло индивидуальность. Я взглянул на Наталью Сергеевну, она тоже была шокирована.
– Так что, похож? – спросил Игорь, не поняв нашей странной реакции.
– Похож, – признали мы хором. Большего говорить мы ему не стали.
– Так чего застыли. Давайте хоть чая выпьем по этому поводу, – радостно предложил он.
– Давайте, – согласилась Наталья Сергеевна. – Возьми чайник у меня, он недавно кипел, чтобы на кухню не бегать.
– Ладно, – согласился мой сосед и вышел.
Как только дверь за ним закрылась, она тихо сказала:
– Но этого не может быть.
– Наталья Сергеевна, ты слишком рационально мыслишь, а любовь – это иррациональное чувство по определению.
– Тебе все шуточки, Алехин. Ну, не может человек настолько точно нарисовать того, кого ни разу не видел.
– Не нарисовать, а написать, – поправил я ее.
– Не придирайся. Ты же понимаешь, о чем я говорю.
– Понимаю, но не пытаюсь найти этому объяснение.
– А может быть, она дорисовала лицо позже? – предположила Наталья Сергеевна.
– Возможно, только не очень похоже. Краска одинаково просохла по всей картине.
– А может быть тогда…
Но высказать очередное предположение она не успела – в комнату вошел Игорь с чайником – и она замолчала.
– О чем вы говорили? – спросил он.
– Картиной восхищаемся.
– Я же говорил, что Ирэн очень талантлива.
– Очень, – согласилась Наталья Сергеевна.
Чай мы пили молча. Наша соседка то и дело бросала взгляды на картину на стене, теперь в них к интересу примешался испуг. Странное лицо на картине отчего-то зацепило ее. Игорь тоже поглядывал на картину, но в его взгляде была теплота. Было непонятно, чем он так упивается своим образом на изображении или фактом того, что ему любимая девушка подарила картину.
К чаю у нас кроме засахарившегося меда ничего не было, поэтому чаепитие как-то быстро закончилось. Наталья Сергеевна поспешила к себе, оставив нас с картиной. Игорь же задумчиво спросил:
– Не знаешь, где можно достать денег?
– В банке или копилке. Некоторые в тумбочке прячут.
– Я серьезно спрашиваю, – обиделся он, чего за ним обычно я не замечал.
– Смотря, сколько тебе надо.
Игорь пожал плечами:
– Понимаешь, Ирэн подарила мне картину. Я думаю, она стоит немалых денег, и мне теперь нужно ей как-то ответить. Тем более Новый год уже не за горами.
– Сделай ей тоже что-то своими руками, выпили лобзиком физическую формулу.
– Боюсь, она не поймет тонкого русского юмора.
– А зря. Это сэкономило бы твои финансы. Так все-таки что ты хочешь купить?
– Думал, что-то типа золотых сережек.
– Аппетит у тебя неплохой. Уважаю. Признаться, я сам хотел купить Любе… Любови Васильевне, – поправился я под ехидным взглядом Игоря. – Хотел ей купить небольшое колечко. Без всяких камней, на них все равно никаких денег не хватит. А подарить хочется что-то памятное, что можно постоянно носить с собой. Колечко, по-моему, лучший выбор. Как думаешь?
– А я хочу сережки, золотые с камушками.
– Ты представляешь, сколько они могут стоить?
– Представляю. Поэтому и спрашиваю тебя, где можно заработать денег?
Тут долго думать не приходилось.
– Есть у меня один хороший знакомый. Надеюсь, он обо мне не забыл и подсобит с работой.
– А что делать надо?
– Фуры грузить.
– А ты грузил, это тяжело?
– Тяжело первый месяц, а потом втягиваешься.
– Сколько же ты грузил?
– Не важно.
– А платят хорошо?
– Перед праздниками особенно. Только есть оно условие.
– Какое?
– Работать придется в ущерб занятий. В выходные там слишком много желающих, а по будням не очень, так что думаю, нам обрадуются.
– И когда пойдем?
– Давай завтра, чего тянуть.
Игорь задумался. Пропускать занятие, тем более в канун сессии было не очень умно. Я и сам сомневался, а нужен ли будет такой подарок? Но для себя я не видел другого способа заработать деньжат. Я мог бы пойти поработать и в субботу, что и планировал сделать, откровенно говоря. Думаю, что мне бы не отказали. Другое дело Игорь, даже если бы его привел я лично, не факт, что в выходной день его взяли бы.
– Знаешь, Костя, наверное, мне придется согласиться. Деньги нужны позарез, а учеба никуда денется. Я и так весь семестр без единого пропуска, как самый честный студент. Думаю, настало время слегка подмочить репутацию.
– За деньги подмочить.
– И это немаловажно, – согласился Игорь.
– Тогда ложись спать. Завтра ранний подъем.
***
Грязный снег скрипел под ногами. Я вдыхал полной грудью воздух, наполненный испарениями и выхлопными газами. Солнце лениво поднималось над величественными силуэтами сталинских небоскребов. Их шпили тонули в облаках пара. Пар поднимался из многочисленных труб и растекался по небу плотной пеленой. Утро выдалось морозным и тихим. Не тихим – безветренным. К сожалению, тишины здесь не было. Люди, толкаясь и переругиваясь, толпились у входа в метро. Они бежали, спотыкаясь, залазили в переполненные троллейбусы, суетливо пили кофе из пластиковых стаканчиков, орали что-то в черные прямоугольники мобильных телефонов, пытаясь перекричать уличный шум. По дорогам, отчаянно ревя клаксонами, пытались двигаться машины, увязая все больше в заторах. Им было тесно в плотном строю даже на широких проспектах.
Конечно, я представлял столицу немного иначе. Я иначе представлял ее ауру, ее дух, ее атмосферу. Город, в котором рождаются и множатся великие идеи, в котором творят художники и ученые, писатели и режиссеры, не может быть таким равнодушным. Я надеялся окунуться во что-то приятное, открытое, гостеприимное. Вместо этого я увидел огромные толпы людей, спешащих по своим делам, которым было плевать на окружающих, на мир вокруг и, по большому счету, даже на этот прекрасный город. Для них он был надоевшей обыденностью, не сулящей ничего нового, никаких перспектив, никаких изменений. Эти люди несчастны, им невозможно скрыться в мире иллюзий, потому что лучшее для них, возможно, уже давно наступило.
Этот неожиданный вывод я сделал в свое первое утро в столице. Я был единственным, кто никуда не спешил. Во-первых я просто не спешил, а во-вторых спешить мне было некуда. У меня не было никаких определенных планов. Сейчас мне просто хотелось насладиться этим городом, пока не пришлось снова утонуть в рутине большого города. Да, нужно найти хоть какое-то жилье. Тем более, деньги пока есть. А затем искать себе работу, присматриваться к городу и, конечно, готовиться к вступительным экзаменам. В моем рюкзаке лежало два учебника, которые мне предстояло вызубрить на зубок.
Город шумел и кипел вокруг меня. Ничего общего с моим родным городком не было. Очень много людей вокруг, очень. Даже трудно представить себе, что было бы у нас, если такую толпу вдруг в миг выплеснуло на улицу Ленина. Они бы там просто не поместились. Хорошо, что в такой толпе легко затеряться, но трудно встретить знакомого. Чем больше людей, тем менее выразителен каждый. Тех, кто ездил в троллейбусе одновременно со мной на работу, я знал в лицо. Можно запомнить сотню лиц, но десятки тысяч – лучше и не пытаться.
– Эй, студент, работа нужна? – услышал я сзади громкий окрик. В первый момент я даже не понял, что это обращаются ко мне. Со студентом себя я еще никак не ассоциировал.
Я обернулся. Небольшого роста парень в потертом кожаном пальто зябко пританцовывал. У него было большое круглое лицо с узкими щелками прищуренных хитрых глаз. Трехдневная небритость почему-то вызвала у меня неожиданное расположение к этому человеку. Как узнать авантюриста и мошенника? По располагающей внешности. Небритых людей обычно сторонятся.
– Или у тебя тоже сегодня зачет?
– Сегодня нет.
– Тогда пошли быстрее. А то я уже замерз здесь мордой торговать.
Не дожидаясь моего ответа, он развернулся и быстрой походкой, покачиваясь из стороны в сторону, пошел в сторону каких-то строений. Я поспешил за ним, пытаясь на ходу вникнуть в ситуацию. Похоже, мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте. Здесь рядом были общежития и студенты спешили на занятия, не очень-то реагируя на крики таких вот зазывал – они к ним уже давно привыкли. Тем более, в преддверии близкой сессии работа, даже сулящая приличный заработок, отходила на второй план. Сроки сдачи курсовых поджимали, лабораторные не отработаны, а еще нужно пересдать двойки по практике. Тогда я не совсем понимал специфику этих понятных, но непривычных слов.
Мы петляли между большими ангарами и стоящими вокруг них многотонных фур. Надписи на ангарах сообщали, что мы попали в царство оптовых продаж продуктов питания. Алкоголь и бакалея, кондитерка и мясо, колбасы и молочка. Здесь не нужны были большие витрины или красивые вывески. Кратко и емко, главное, чтобы буквы были читаемы. Заполненные фуры разгружались и тут же становились под погрузку у соседних ворот. Привезенные откуда-то ящики с колбасой сменялись коробками с шампанским или мешками с крупами.
– Почти успели, – бросил через плечо мой провожатый, кивая на длинномер, пытающийся сманеврировать на небольшом пяточке между других машин.
– Блин, это же тебе не во что переодеться, – вдруг сказал он.
– Что грязная работа? – спросил я.
– Не грязная, но попотеть придется.
– Что-то придумаю.
– Смотри.
Возле ворот, к которым мы подошли, стояли двое парней. С равнодушными лицами они наблюдали за маневрами машины.
– Я же говорил, Малый, что ты успеешь, – обратился один к моему проводнику.
– Сами бы справились, – скептически оглядывая меня, сказал второй.
– Сегодня будет еще две, – ответил ему Малый. Плюнув в сторону, он скрылся в воротах.
– Ты переодеваться будешь? – спросил меня первый.
Я только сейчас обратил внимание, что одеты оба они были лишь в теплые куртки прямо на голое тело, несмотря на мороз.
– В машине – душно, а в складе – мороз, – пояснил он мне. – В свитере моментально вспотеешь, выскочишь на мороз – и воспаление легких. А куртку – одел-снял, удобно.
Я понимающе кивнул.
– Там в сторожке можно раздеться, – он указал мне на крохотное кирпичное здание возле ворот. – Давай быстрее, там открыто.
В сторожке места было только для одной кровати. Она была застелена грязным серым одеялом, сверху лежали аккуратно сложенные в две стопки вещи. Я последовав примеру своих напарников, снял теплый свитер, но решил остаться в майке, как-то оно так приятней. Здесь же оставил и рюкзак с деньгами.
– А что грузить будем? – спросил я у парней, когда фура, наконец выровнявшись, медленно сдавала назад.
– Разгружать, – поправил меня первый. – Конфеты. Если повезет, будет еще и арахис.
– А его легче разгружать? – удивился я.
– Проще отнести мешок, чем таскаться с коробками.
– Какой арахис, – вмешался второй, – через неделю новый год – одни шоколадные конфеты будут. Могу поспорить.
Они поспорили на килограмм этих самых шоколадных конфет. Фура подъехала, и из ворот выскочил Малый. Он деловым взглядом осмотрел пломбу на машине и пошел к водителю за бумагами.
– Он кладовщик? – спросил я.
– Кто? Малый? Двоечник он, а не кладовщик. Его в прошлом году выгнали, так он теперь тут каждый день зависает. На родину ехать не хочет, там его повестка ждет. А на складах его каждая собака знает, он и сам грузит и бригаду собирает. Приторговывает пересортицей. В общем, хорошо пристроился. Говорят, денег уже насобирал на квартиру.
– Шоколад, – торжественно произнес Малый, проходя мимо нас с накладными. – Пятнадцать тон.
– Не густо, – скептически сказал мой собеседник. – Всего-то полторы тысячи коробок.
– Бывает больше? – спросил я.
– Обычно двадцатка. Но тоже неплохо. Если еще будет одна фура, то на праздничный стол хватит с головой. – Ответил он– Кто первый полезет в машину?
***
До Нового года оставалось всего несколько дней, и город в преддверии праздников весь преобразился. Он наполнился яркими огнями, веселыми песнями, пестрыми витринами. Всюду продавались елки. Их сладковатый запах вытеснил с улиц привычный душок гари и копоти. Дети, под верхней одеждой которых угадывались карнавальные костюмы, спешили на утренники, оттуда они возвращались счастливыми с карманами, полными конфет. Родители несли следом за ними пакеты с подарками. Каждый из них был в эти дни сказочным Дедом Морозом, готовый исполнить любой каприз своего ребенка. На улицах встречались и настоящие сказочные персонажи, одетые в тяжелые красные полушубки, они таскали с собой большие мешки с игрушками и сладостями. Все вокруг дышало наступающим праздником, и мы не могли уже никак удержаться, поддавшись его влиянию.
Игорь опередил меня и в этом. Он помчался покупать подарок для Ирэн, как только получил из рук Малого деньги. Два дня мы самоотверженно разгружали фуры вместо посещения занятий. Наша помощь пришлась очень кстати, и Малый даже с удовольствием принял нас и в субботу. Тяжелее всего пришлось в первый день, когда на нашу радость приехало сразу четыре длинномера. Мы разгружали их одиннадцать часов к ряду и домой приплелись поздно вечером, не в силах даже приготовить ужин. Утром я еле смог разбудить Игоря, он двигался, словно на заржавевших шарнирах. Тело, не привычное к таким нагрузкам, ныло и болело. Я его прекрасно понимал, но идти надо было. К счастью, во второй день было лишь две фуры и мы даже успели на последнюю пару, хотя там откровенно куняли.
Малый, у которого был хронический недобор работников перед сессией, приглашал Игоря приходить хоть каждый день, но мой сосед сказал, что подумает. Больше всего ему не понравилось то, что деньги Малый обещал дать в субботу за всю неделю. Он очень переживал, что все жертвы будут напрасны. Я успокоил Игоря, объяснив, что деньги перечисляют на карточку нашему работодателю в конце недели, обычно вечером в пятницу, беспокоиться нечего, так бывает всегда.
В субботу пришла лишь одна фура, а к ней толпа жаждущих работы студентов. Мы с Игорем и не собирались работать, мы пришли сюда за деньгами, но отказаться от лишней копейки было сложно. Работа спорилась. Игорь, два дня перед этим стонавший и жаловавшийся на негнущиеся ноги и деревянную спину, кидал коробки легко и уже почти профессионально, он спешил. Ему не терпелось получить в руки честно заработанное, чтобы затем потратить их в ближайшем ювелирном магазине. Мы справились буквально за пару часов.
– Мне даже понравилось сегодня, – сказал Игорь, когда мы переодевались.
– Еще пару раз и станешь профессионалом.
Малый отсчитывал деньги не спеша, постоянно сверяясь со своими записями в блокноте и щелкая на калькуляторе одному ему понятные цифры. Он перекладывал их из одной в стопки в другую, нажимал клавиши на калькуляторе и снова что-то перекладывал. Увидев нетерпение на лице Игоря, он сказал:
– Да ладно, забирайте все. Осталась только ваша доля. Поделите пополам сами.
Он сгреб все в одну кучу и кивнул нам, делите. Игорь быстро пересчитал деньги и очень обрадовался.
– Даже больше, чем я надеялся, – удивился он.
– Наверное, я обсчитался, – спохватился Малый. – А ну, давай пересчитаю опять.
– Э нет, – ответил мой сосед. – Все правильно.
Он отсчитал мою половину и умчался. Малый лишь посмотрел ему вслед:
– Надо бы бухгалтера нанять, – сказал он задумчиво.
Когда в кармане много денег, хочется устроить праздник любимому человеку. Я знал, что Люба – большая сладкоежка, поэтому купил пражский торт и коробку конфет. Но праздник показался мне не полным без цветов. Я купил скромный букетик белых роз. Я не очень большой специалист в выборе цветов, знаю лишь, что гвоздики принято дарить на похороны, а розы во всех остальных случаях. Продавец, немолодой выходец с Кавказа, предлагал мне разные виды всевозможных оттенков, оперируя названиями, которых я даже никогда не слышал, но я все-таки остановился на белых розах.
Возле подъезда я повстречал Лешу, он помогал выйти из подъезда какой-то старушке. Увидев меня, он коротко кивнул, давая понять, что нет времени на разговоры. Он крепко и деликатно поддерживал ее под руку, пока она спускалась по ступенькам. Затем повел ее по расчищенной дорожке, сам при этом увязая в сугробах.
Люба открыла дверь и удивленно спросила:
– Цветы? Сегодня праздник?
– Просто я ни разу не дарил тебе цветов. Решил исправить эту оплошность.
– Трогательно, – сказала она. – Мне очень приятно.
– Я рад.
Когда я снял верхнюю одежду, она посмотрела на мой взмыленный вид:
– Ты что машины грузил?
– Вроде того.
– Тогда беги в душ, работник. А я пока чайник поставлю. Или будешь суп есть?
– Давай суп.
Пока я купался, она успела открыть торт и даже съесть небольшой кусок.
– Откуда ты знаешь, что я люблю именно пражский?
– Ты сама говорила.
– Когда? Не могу припомнить.
– Не важно. Главное, что я суть запомнил.
Она насыпала мне тарелку супа и принялась заваривать чай.
– Костя, а когда у вас зачет по культурологии? – вдруг спросила она.
– Третьего января. А что?
– Ты придешь со всеми?
– Как скажешь.
– Приди, пожалуйста.
– Приду.
Она подошла ко мне и взъерошила мои мокрые волосы.
– Ты такой хороший. Мне с тобой спокойно. Хотя мы и знакомы недолго, но я в тебе уверена на сто процентов. Ты настоящий. Даже, когда ты приходишь грязный и усталый, я все равно тебе рада. Мне нравится, что приходишь не по графику. Не по дням недели, не через день. Всегда спонтанно, неожиданно, но от этого я радуюсь тебе еще больше. Жаль только, что это бывает не каждый день. Я за тобой так скучаю. Приходи чаще, хорошо?
– Хорошо.
Она поцеловала мою макушку и уселась напротив.
– Костя, а где собираешься встречать Новый год?
– Еще не думал. Впрочем, вариантов у меня немного. Или общага, или… – что еще не хотел говорить вслух. Конечно, мне бы хотелось провести праздник в ее обществе. Но она могла уехать к родственникам, к ней могли приехать родители. Мне не хотелось навязывать ей свое общество.
– Хочешь у меня?
– Ты остаешься на праздники дома?
– Да. Я хочу встречать Новый год вдвоем с любимым человеком.
– Хорошо, только предупреждаю – я люблю много оливье.
– Я приготовлю тебе оливье.
– Большую миску.
– Самую большую.
– Тогда точно приду.
Она рассмеялась. В ее смехе была радость искренняя, непритворная.
– Мы вместе нарежем большую миску, – предложил я. – В детстве я очень любил резать салаты. Поэтому, с удовольствием помогу.
– Договорились, – кивнула Люба. – Буду ждать тебя. Сама не начну.
Она разлила чай и порезала торт.
– А давай сейчас сходим и купим елку, – вдруг предложила она. – Я так люблю, когда в доме пахнет хвоей. Это запах детства, запах ожидания праздника. Помню, ходишь и ждешь, когда же родители положат под елку подарок, считаешь минуты до Нового года, а время будто замерло.
– Я тоже любил елку. Правда у нас чаще ставили сосны, они дольше стоят и не так осыпаются. У меня были большие стеклянные шары – красные и синие. Я их хранил в коробке, завернутыми в тряпки. Всегда радовался, когда наступал момент, и их можно было опять распаковать. У меня праздник ассоциируется с этими шарами.
– У меня тоже сохранились старые шары. Поставим елку и повесим их. Будет, как в детстве, настоящий Новый год.
– А подарки положим под елку, – предложил я.
– Это будет здорово, – согласилась Люба. – Я уже хочу бежать за елкой.
– Сейчас голова обсохнет и пойдем.
***
В это воскресенье наше обычное чаепитие язык не поворачивался назвать традиционным. Хотя было бы неплохо каждую неделю потреблять шоколад, а к чаю вместо одного только сахара предлагать и конфеты, и сыр. Мы с Игорем, не сговариваясь, накупили разных сладостей, хорошо хоть разных. Теперь у нас были и шоколадные конфеты, и шоколад в плитках, и печенье в шоколаде и даже грильяж в шоколаде – мое любимое детское лакомство. В чем мой сосед пошел дальше меня, так это в покупке сыра. Продукта безусловно вкусного и полезного, но невинно позабытого студенческим братством. Игорь нарезал сыр тонкими треугольными ломтиками и выложил веером на блюдце, которое определил в центр стола. В самую большую тарелку он насыпал все сладости, купленные нами, и поставил ее рядом.
Посмотрев на эту роскошь, я предложил позвать в гости Наталью Сергеевну. Она-то иногда подкармливала нас, а мы обычно отделывались лишь устной благодарностью. А хотя бы иногда нужно сделать человеку адекватный ответный шаг. Кто знает, когда в нашей обители науки снова заведутся деньги.
Наталья Сергеевна как обычно сидела на кровати, поджав под себя ноги, и читала конспект. Когда я зашел, в ее глазах была грусть.
– Ничего не могу понять, – пожаловалась она. – Наверное, меня выгонят в первую же сессию.
– Твой оптимизм и самокритика мне нравятся, но думаю, старосте потока помогут как-то сдать хотя бы первую сессию. По крайней мере, мне это обещали.
– Кто обещал?
– Гномик, кто же еще. Когда пытался меня завербовать на твою должность, он так и говорил, не беспокойся про учебу – деканат похлопочет. Наталья Сергеевна, ты же теперь единица бюрократического аппарата, а его в нашей стране никогда никто не трогает. Так что не беспокойся.
– Тебе легко говорить, у тебя одни пятерки по контрольным, а у меня, стыдно признаться, только одна четверка.
– Наталья Сергеевна, тройка – это гос.оценка. Государство согласно иметь ученых и инженеров– троечников. Так чего тебе переживать?
– Ты опять прикалываешься надо мной?
– Да как я могу.
Она посмотрела на меня и покачала головой, выражая сомнение в искренности моих слов.
– Ладно, Алехин, мне надо учиться, не отвлекай.
– Отвлекать не буду. Я собственно зашел, чтобы предложить тебе пополнить запас глюкозы в организме. Говорят, от этого мозги лучше функционируют.
– Давай попозже?
– Нет, Наталья Сергеевна, давай сейчас.
Я подошел и бесцеремонно вырвал из ее рук тетрадь.
– Алехин! – взвилась она.
– Чай остывает, – я закрыл ее тетрадь и бросил на стол. – Мы ждем! – и вышел.
Наталья Сергеевна появилась в нашей комнате через несколько секунд. Судя по ее лицу, она не очень расстроилась, что ей не дали заниматься.
– Ух, ты! – удивилась она. – По какому случаю праздник?
– Репетируем Новый год, – ответил Игорь.
– Хороша репетиция. А деньги откуда?
– Бутылки по общаге собрали, – небрежно бросил он.
– А если серьезно?
– В казино выиграли, – пояснил я.
– Понятно. Правды от вас двоих не дождешься.
– Наталья Сергеевна, не будь занудой, кушай конфеты, пока они есть.
Приглашать ее дважды необходимости не было. Мы дружно набросились на гору сладостей, только обертки шуршали, да время от времени Игорь подливал в наши чашки заварки и кипяток.
– Я тут недавно читала, что шоколад – наркотик, – сказала Наталья Сергеевна, разламывая плитку.
– От одноразового приема зависимость не возникает, – успокоил ее Игорь. – Только тяжелые синтетические наркотики вызывают быстрое физиологическое привыкание, а природные алколоиды – никогда. Так что кушай на здоровье.
Лакомства в тарелке таяли прямо на глазах. Кто сказал, что много сладкого есть вредно? Этот человек никогда не был голодным студентом. Как можно отказать молодому организму в глюкозе, повышающей и настроение, и работоспособность, и интеллектуальный потенциал. Чем можно еще поддержать свой тонус в условиях постоянного стресса, которым бесспорно является учеба? Что может принести простое доступное удовольствие, как не этот кусочек шоколада, тающий во рту горьковато-сладким переливом.
Когда со сладостями было покончено, Игорь поднял палец вверх, призывая нас к вниманию. Он долго рылся в кармане брюк, пока не извлек маленькую коробочку оклеенную красным бархатом.
– Что это? – спросила Наталья Сергеевна.
– Это я купил для Ирэн. Хочу вам показать.
– Хвастаешься?
– Чего греха таить, да. Наталья Сергеевна, ты как женщина, скажи свое мнение.
Он раскрыл свою коробочку.
– Неплохо, – прокомментировала наша соседка.
Мне пришлось встать и подойти, чтобы лучше рассмотреть. Игорь, как и собирался, купил для своей девушки сережки – золотые змейки с изумрудными глазками.
– Нравиться? – спросил он.
– Симпатично, только тебе надо было выбирать сережки вместе с твоей девушкой, – сказала Наталья Сергеевна.
– Почему?
– Нужно примерять, смотреть. Даже если они красивые сами по себе, они могут не подойти к ее прическе, ее форме лица, цвету глаз.
– Боже, как все сложно, – удивился Игорь. – Я такого и не знал.
– Значит, будет тебе информация на будущее. Для женщины процесс выбора и покупки украшений, тем более таких дорогих – вопрос деликатный, мотай на ус, пока я подсказываю по старой дружбе. К тому же это событие, праздник, который надо правильно обставить, если ты не собираешься дарить ей золотые побрякушки каждый день. Хотя… если девушка тактичная и неизбалованная, то будет рада любым украшениям. В конце концов, для нее самым важным является внимание. Поняли, мужики?
Игорь задумался над ее словами, он спрятал свою коробочку назад в карман и весь погрузился в себя. У меня же возникла одна весьма прагматичная мысль.
– Наталья Сергеевна, а покажи-ка мне свою правую руку.
– Гадать будешь? – она протянула мне правую ладонь.
– Как-то не так, – я осторожно повернул ее тыльной стороной. – Так лучше.
У нашей соседки были аккуратные ухоженные руки. Длинные тонкие пальцы пианистки, коротко остриженные ногти, покрытые бесцветным лаком. Я представил руки Любы – пальцы у нее тоже тонкие, но, на мой взгляд, тоньше, нежнее. Мизинец на руке Натальи Сергеевны наверное как раз соответствовал ее безымянному.
– Чего уставился? – не выдержала наша соседка.
– Наталья Сергеевна, ты мне нужна, как женщина, – сказал я.
– Алехин, ты вгоняешь меня в краску.
– Да ладно, брось. А что ты делаешь завтра вечером?
– Ты приглашаешь меня на свидание? – ответила она вопросом.
– Вроде того. Пройдемся с тобой по ювелирным магазинам, поможешь мне кое-что купить. Боюсь, без тебя я никак не справлюсь.
– А я говорила, Алехин, что без меня тебе будет плохо.
– Ну, так что, идем завтра?
– Ты же знаешь, что я не могу тебе отказать. Только я ни завтра, ни послезавтра не могу.
– Не хочешь, так и скажи.
– Как это не хочу, я полгода ждала, когда ты меня на свидание позовешь. Просто не могу я. Хвосты надо сдавать, я же не отличница, как вы. Долгов много, а сессия на носу. Поможешь разобраться с тензорами – и пойдем.
– Боюсь я твоих тензоров, Наталья Сергеевна, – сказал я.
Она от моих слов покраснела и подскочила со своего стула:
– Дурак ты, Алехин.
Но выскочить из комнаты я ей не дал, став на дороге.
– Наталья Сергеевна, сядь, успокойся.
– Да что с тобой? – удивился Игорь.
– Не обращай внимания, просто вспомнилось кое-что, – она села на стул, но глаза ее были на мокром месте.
– Давай я тебе объясню тензоры, – предложил он.
– Сама разберусь, – зло бросила она.
– Наталья Сергеевна, давай решим все по-любовно, – сказал я, присаживаясь рядом с ней. – Я объясню тебе тензоры, а ты поможешь мне.
– Никак колечко решил купить для своей барышни? – спросила она.
– Точно, – согласился я. – Видишь, какая ты проницательная.
– Так ты бы лучше спросил у нее размер пальца и по размеру купил.
– А у пальцев есть размеры? – спросили мы с Игорем в один голос.
– А вы не знали? – засмеялась Наталья Сергеевна. Наша неосведомленность рассмешила ее. Смеялась долго, прогоняя стресс, а потом сказала:
– Ладно, давай сходим тридцатого, раньше у меня никак не получится.
– Не поздно?
– Даже наоборот, попадешь под праздничные скидки.
– Спасибо.
– Это вам спасибо. Столько сладостей не ела уже несколько лет.
Она встала.
– Ну что, Алехин, пошли объяснять.
– Уговор дороже денег, пошли.
***
Тридцатого декабря сразу после занятий мы отправились с Натальей Сергеевной в ближайший торговый центр. По ее уверениям там было несколько небольших ювелирных магазинов. Она призналась, что и сама туда иногда заходила, но больше для того чтобы посмотреть и расстроиться.
– Ты, Алехин, будто с луны свалился. Не знаешь, где продаются украшения, и это в одном из самых богатых городов мира.
– Мне важнее знать, где продукты подешевле.
– Не романтик ты, – покачала головой Наталья Сергеевна.
– Тебе виднее.
– Цену себе набиваешь?
Я не стал отвечать. Мы прошли по сверкающему праздничной иллюминацией первому этажу. Всюду нам пытались всучить какие-то рекламные листки симпатичные девчонки в красных мини-юбках и куцых полушубках, больше напоминающих топики.
– Тоже мне снегурочки, – сквозь зубы процедила Наталья Сергеевна.
– Да чем они тебе не угодили?
– Как же это нужно себя не уважать, чтобы в таком виде разгуливать в общественном месте. Срам!
– Чего за деньги не сделаешь. Кушать-то надо.
– Лучше с голоду сдохнуть.
– Да, ладно. Не брюзжи, Наталья Сергеевна. Работа, как работа. Не всем же сидеть в теплых офисах и писать статьи об успешной карьере. Кому-то достается грязная и неприятная работа. Если бы все себя так сильно уважали, как ты, не было бы ни шахтеров, ни сантехников, ни тем более проктологов. Ты думаешь, я работал на химическом заводе из большого самоуважения. Да за мою работу большинство боялось браться, а я проработал там почти пять лет.
– Ты меня не понял, – махнула рукой наша соседка, давая понять, что не хочет больше разговаривать на эту тему.
Первый этаж торгового центра представлял собой лабиринт всевозможных бутиков и магазинов. Очень ярко, очень броско, очень шумно. Наталья Сергеевна уверенно вела меня среди этого хитросплетения стекла и металла. На меня со всех сторон глядели пустыми глазами манекены, разодетые по последнему писку моды. Мужские, женские, даже детские. Все они безликие, безотказные и безупречно одетые звали сквозь стекла витрин зайти к ним. Возле одной витрины Наталья Сергеевна остановилась.
– Нравиться? – спросила она меня, кивнув на одетую в свадебное платье безликую фигуру.
Платье с роскошной пышной юбкой, глубоким декольте, отороченным серебристым мехом какого-то несчастного животного смотрелось бы наверное хорошо, если бы было на живой девушке. Ярко-розовые пластмассовые руки торчали безжизненными палками из кружевных рукавов-фонариков, оживить их не могли даже россыпи мелких переливающихся страз на длинных белоснежных перчатках.
– Убожество, – честно сказал я.
– А мне нравиться.
– Знаешь, Наталья Сергеевна, если бы в этом платье была ты, тогда мне, возможно, оно бы и понравилось.
– Это предложение? – рассмеялась она.
– Не дождешься.
– Да ладно, Алехин. Давай зайдем на секундочку, я примеряю. Посмотришь, оценишь.
– Наталья Сергеевна, я по таким магазинам не ходок.
– Слабо?
– Слабо.
– Ладно, тогда я сама пойду. Подождешь пару минут?
– Только давай быстрее.
Она исчезла за дверью, а я остался стоять снаружи. От скуки я прогуливался туда-сюда, предвкушая завтрашний день. Вчера мы с Любой наряжали елку. У нее и вправду оказались большие стеклянные шары разных цветов, такие же как в моем детстве. Мы вешали их на пахнущие хвоей ветви и любовались игрой света на выпуклых боках. Помимо шаров нашлись еще электррическая гирлянда и серебристая мишура дождика. Люба заботливо раскладывала его на ветвях, пока я пытался разобраться с гирляндой. Под елкой мы поставили пластмассового Деда Мороза.
– Вот здесь тебя будет ждать подарок, – сказала Люба, указывая на него. – Только, чур, до Нового года не открывать.
– Хорошо, – согласился я. – Будем смотреть подарки только после боя курантов, договорились.
– Договорились.
Я погасил свет в комнате и включил гирлянду. Огоньки разноцветными сполохами забегали по ветвям. Сказка снова пришла к нам в гости, как в детстве. Такое забытое, но такое родное и приятное ощущение праздника. Настоящего праздника, которым можно насладиться без всяких условий и условностей.
– Молодой человек! Молодой человек! – выскочившая из дверей магазина девушка явно обращалась ко мне. – Зайдите, пожалуйста. Ваша невеста хочет у вас что-то спросить.
– Невеста? – удивился я, но послушно последовал за ней.
Наталья Сергеевна крутилась перед огромным в два ее роста зеркала. На ней было то самое платье с витрины, или по крайней его брат-близнец.
– Ну а теперь нравится? – спросила она.
Платье действительно смотрелось на ней лучше, чем на манекене. Но все равно оно было явно не для нее. Сшитое для хрупкой и миниатюрной дамы, на крепко сбитой фигуре моей соседки оно смотрелось несколько комично. Фигуру оно облегало и даже выгодно подчеркивало и грудь, и талию, но крепкие плечи Натальи Сергеевны и какая-то тяжеловесность ее стати полностью перечеркивали все плюсы.
Я покачал головой.
– Тебе не угодишь, Алехин, – обиженно сказала она.
– Примеряйте другую модель, – тут же предложила продавщица, которая без особых эмоций смотрела на Наталью Сергеевну в платье.
– Нам некогда, – сказал я и вышел.
– Оно и к лучшему, – вслед мне говорила продавщица, – нельзя смотреть на невесту в платье до свадьбы.
Наталья Сергеевна выскочила через пару минут, не смотря ни на что, у нее был довольный вид. Глаза горели, щеки раскраснелись.
– Свадебное платье надо шить на заказ, – сказала она. – Вот у меня было шикарное платье. Придем в общагу, я покажу тебе свои свадебные фотографии.
– Это не обязательно. Думаю, что смогу пережить без этого.
– Тебе не интересно увидеть, какой я была два года назад.
– Абсолютно.
– Тю на тебя, Алехин, – сказала она беззлобно.
Первый ювелирный магазин, который встретился нам на пути, был всего в нескольких шагах. Наталья Сергеевна уверенной походкой прошла мимо охранника в черной униформе и потопала мимо ярко освещенных витрин. Я следовал за ней. Миновав несколько, она указала мне пальцем на одну из витрин:
– Выбирай. Здесь только золотые.
Я склонился над стеклом. В глазах зарябило от обилия всевозможных колец и перстней. Я даже растерялся, почему-то мне процесс покупки представлялся проще.
– Наталья Сергеевна, помоги, пожалуйста.
– Ничего без меня не может, – сказала она громко, явно пытаясь привлечь внимание других покупателей. – Смотри сюда, вот эти явно обручальные. Если ты на днях не женишься, то сюда лучше не смотреть. Лучше обрати внимания на эти перстни, камушки здесь небольшие, цена должна быть доступной.
– А это точно камни?
– Алехин, запомни простую вещь, в золото обрамляют только драгоценные камни. Стекляшек здесь никто не продает.
– Тогда мне нравится вот тот с красным камешком.
– Цену сначала глянь.
Я внимательно присмотрелся к бирочке и скривился. Таких денег у меня не было. Если этот простенький перстень так дорого стоит, то сколько же может стоить соседний с большим камнем. Я прочитал цену и закивал. Конечно, этого и следовало ожидать.
– Чего кривишься? – спросила Наталья Сергеевна.
– Дороговато.
– А ты чего ждал, это тебе не булочная, это ювелирный магазин. Выбирай что-то поскромнее, попроще. Здесь неплохой выбор. Я думаю при должном желании можно что-то подыскать и по твоему карману.
– Наталья Сергеевна, а ты говорила, что здесь еще какие-то магазины.
– Их здесь хватает, но здесь самый большой ассортимент.
– И цены, судя по всему.
– Никогда не думала, Алехин, что ты такой жлоб.
– Я очень многогранная личность, Наталья Сергеевна, если ты еще не успела это заметить. Ладно, веди меня к другому ювелирному. Посмотрим, что там есть.
– Зря я с тобой связалась, Алехин, – сказала она, когда мы вышли. – Я с тобой еще на поезд опоздаю.
– Уезжаешь сегодня? – удивился я.
– А что тут делать?
– Ну да. А в котором часу?
– В двадцать три ноль пять.
– Успеем, – успокоил я.
– Очень на это надеюсь, – ехидно ответила Наталья Сергеевна.
Мы поднялись на эскалаторе на второй этаж, и моя провожатая снова смело устремилась сквозь лабиринт к цели. На этот раз она уже не смотрела по сторонам, а топала целенаправленно в нужном направлении. Людей здесь было чуть меньше, но быстро идти мешали расставленные прямо по проходу столики, за которыми пили кофе и ели миниатюрные пирожные длинноногие дамы в дорогих шубах.
Остановились мы перед какой-то невзрачной дверкой, над которой светилась неоном надпись «Ювилирный».
– Мне кажется тут какая-то ошибка, – глядя на горящие буквы, задумчиво сказал я.
– Не обращай внимания, – подтолкнула меня Наталья Сергеевна, – здесь самое дешевое золото.
– Ты уверена?
– Алехин, еще один глупый вопрос, и я уйду.
– Никуда ты не уйдешь, пока я не куплю, что хотел.
– Хорошо, только давай быстрее.
В магазине было немного посетителей. Я прошел мимо витрин с цепочками и браслетами, сережками и остановился, увидев кольца. Яркого освещения здесь не было, обстановка была камерной, располагающей. Продавщица, немолодая дама явно неславянской наружности, увидев мой интерес, сразу поспешила к нам:
– Чем могу вам помочь?
– Колечко присматриваем, – ответила Наталья Сергеевна за меня.
– Для вас?
– Вроде того, – ответил я вместо нее.
Продавщица вытащила из витрины квадратный пластиковый ящик, в котором навалом лежали кольца, переплетшиеся ниточками с бирками. Понять цену какого-то конкретного изделия в таком хаосе было сложно.