Он медленно, но верно погружается в воду. Сначала по колено, потом по пояс. Затем она доходит до горла, так, что опусти голову и заденешь воду подбородком. Но страха нет. Не приходит он и тогда, когда вода смыкается над макушкой: ласково, будто мать, касаясь Луки тёплыми струями. Он словно сроднился с ней, став частью единого целого.
Лука делает вдох, словно вокруг не вода, а привычный воздух, и выдыхает несколько небольших пузырей. Стайкой прозрачных рыбок они поднимаются вверх, спешно удаляясь от того, кто стал виновником их появления. Лука оглядывается, но вокруг всё та же вода. Насколько хватает взгляда только она: прозрачная, но в итоге сливающаяся в синий фон, словно нарисованная акварелью.
Вода проходит между пальцами, когда Лука её зачерпывает. Поддерживает, не давая погружаться глубже, хотя он почти не перебирает ногами.
Мимо, совсем рядом с лицом, проплывает стайка мелких радужных рыбок. Лука тянется к ним пальцем и успевает коснуться хвоста последней прежде, чем они оказываются вне досягаемости. Солнечным зайчиком прыгает яркое пятнышко, словно отражение чего-то большего. Завораживает, переливаясь всеми оттенками рыжего в толще воды, однако, шмыгнув за спину, бесследно исчезает, словно его и не было. Маленькое пёстрое перышко, попадающееся на глаза следом, однако, исчезать не спешит. Хороводит с так же тонким берёзовым листком. По крайней мере, Луке кажется, что зелёная резная капелька похожа именно на берёзу. Он оглядывается в поисках новых изменений, но вокруг всё снова пусто и нет больше ничего кроме воды. Только двигаться становится тяжелее. Словно что-то опутывает руки и ноги и тянет вниз.
Вода больше не ласкает кожу. А мокрая пижама пеленает, мешаясь и сковывая движение. Лука пытается расстегнуть пуговицы, чтобы скинуть рубашку, но пальцы не слушаются. Его больше ничто не поддерживает. Лука хмурится, поднимая голову вверх. Впереди чудится свет, желтоватый, каким рисуют солнце, тёплый.
Дрожь проходит по телу. Лука сглатывает и силится всплыть, но что-то жёстко удерживает, тянет за собой вниз, дальше от яркого света впереди. От тепла. Кто-то хватает за штанины. Скользкий холод касается голых щиколоток и Лука силится закричать, но изо рта вырываются только немые пузырьки воздуха.
Он опускает взгляд вниз и сердце замирает, чтобы в следующий момент ухнуть о рёбра.
Бледные, почти белые, костлявые руки тянут Луку за собой. Пустые глазницы обтянутого кожей черепа смотрят осуждающе, а беззубый рот открыт в таком же, как и у самого Луки, немом крике. Только нет никаких пузырьков. Мертвецам не надо дышать.
Лука брыкается и тянется вверх, пытаясь вырваться из мёртвых пальцев. Загребает ладонями, ставшую густой, как кисель, неподвластную воду не желающую опускать свою законную добычу. Свет становится всё тусклее и дальше. Лука тянет руку в бессмысленной попытке ухватиться за него и получает внезапную помощь.
Полупрозрачная, но удивительно тёплая ладонь обхватывает его запястье и неожиданно сильно тянет вверх. Склизкие пальцы мертвеца соскальзывают с щиколоток, постепенно теряя над ним свою власть. Окончательно стряхнув их, Лука цепляется за полупрозрачную руку изо всех сил и перебирает ногами, помогая вытягивать себя из водной толщи.
Когда солнечный свет становится всё ближе и ярче Лука, не сдержавшись, опускает взгляд вниз. Туда, где остался незнакомый безглазый мертвец, что хотел забрать его с собой. И вздрагивает. Там, под ногами, словно плантация водорослей, стоят, задрав иссохшие головы, родственники того, первого. Их полупрозрачные лица смотрят укоризненно, словно Лука сделал что-то неправильно, словно должен был остаться и его желание выжить их оскорбляет.
Хватка на запястье становится сильнее и Лука поднимает взгляд в попытке рассмотреть единственного, кто решил ему помочь в этом непонятном месте.
— Ещё не время, — уверенно произносит смутно знакомый голос, но Лука никак не может вспомнить, кому именно он принадлежит. Это знание крутится в голове, но каждый раз ускользает, словно не хочет быть пойманным.
Лука уже открывает рот, чтобы спросить, но не успевает. Новый рывок выталкивает его на поверхность.
Лука хватает ртом воздух и просыпается. Одеяло, в котором он запутался во сне, давит, не давая нормально пошевелиться. Лука дёргается, силясь выпутаться, и шумно скатывается с постели на пол. Тело неприятно ломит, но это определённо не из-за падения.
Он замирает, привалившись боком к дивану, хрипло втягивая воздух и больше не пытаясь выбраться из кокона, в который превратилось одеяло. Лука совершенно не помнит, как уснул. Так же как не помнит, как перебрался обратно в комнату с кухни, куда ушёл после странного инцидента. Видимо отчим перенёс, хотя Лука далеко уже не маленький. И укрыл, так надежно спеленавшим сейчас одеялом, наверняка, тоже он.
«Привидится же…»
Лука вспоминает, что читал накануне и хмыкает. После мифологии странно, что какой-нибудь гремлин не приснился или, скорее, домовой. Ведь именно о последнем Лука читал перед сном.
«Русалки?» — всё-таки принимаясь выпутываться из одеяла, прикидывает Лука. Хотя видовая принадлежность тех утопленников из сна его, признаться честно, мало волнует. Гораздо больше заинтересовал голос спасителя. Такой знакомый, что ответ, кажется, вертится где-то совсем рядом. Протяни руку и дотронешься. Только он, как и рыбки во сне, ускользает.
У Луки так и не получается вспомнить кому же принадлежит голос из сна. Ни тогда, когда он обшаривает комнату в поисках мобильника, ни когда переступает порог, выходя в коридор и словно бы попадая в другой мир.
Здесь сумрачно и тихо. Тусклый свет просачивается со стороны кухни, рассеивая сгустившуюся в коридоре тьму, и нет ни единого намёка на то, что в квартире ещё кто-то есть.
Поёжившись от неприятного холода, Лука оглядывается на соседнюю комнату, но из-за двери не доносится ни единого звука.
И можно предположить, что отчим просто всё ещё спит, но у выхода нет его обуви.
«Вернулся, но снова вызвали?» — самое разумное предположение, но часы на кухне показывают всего лишь шесть утра. Можно пойти, лечь и ещё заснуть. Сделать вид, что и не просыпался. Не думать о том, как он мог попасть с кухни в комнату.
«Сам дошёл».
В носу неприятно щекочет и Лука оглушительно чихает, на мгновение забывая о повисшем в воздухе вопросе. Потом, правда, всё это возвращается. И голос в пустой комнате, и холодное прикосновение к лицу, и непонятное перемещение.
— Я слишком крупный предмер, чтобы меня мог перенести полтергейст. Даже если предположить, что он существует, — выходит непривычно сипло, а горло тут же начинает саднить, так что глотать больно. И стоит, наверное, помолчать, но не хочется слушать тишину. Слишком уж неприятной она сейчас кажется. Нет даже посторонних звуков со стороны соседей, вроде разговоров или бормотания телевизора, ещё слишком рано. За окном едва пробивается рассвет, а солнце даже и не думает пока показываться из-за крыши соседнего дома.
Телефон находится сразу, стоит только опустить взгляд на стол, рядом с тем местом, где Лука сидел ночью. Тот висит на самом краешке, глядя экраном вниз. Того и гляди свалится, разлетевшись на части от встречи с полом.
Позади что-то громко шуршит, отчего Лука резко оборачивается, едва успев подхватить мобильник. Вот только в коридоре никого нет.
«Соседи проснулись?»
— Тих?
Кот не отзывается, но вскоре появляется из-за угла. Плетётся, высоко задрав пушистый хвост, словно делает одолжение. Однако до кухни так и не доходит. Замирает почти на пороге, оборачиваясь на звук открываемой двери.
Фраза: «Ты уже встал? Или ещё не ложился?» не выбивает из колеи лишь потому, что Лука и так уже начал сомневаться в причастности отчима к его перемещению. Тот, похоже, так со вчерашнего дня и не возвращался.
Лука вспоминает подозрительный прищур и недовольно поджатые губы, прежде чем с тех срывается: «Что-то мне не нравится румянец на твоих щеках. Температуру мерил?»
А потом градусник предательски показывает тридцать восемь с лишним. Зато сразу становятся понятны и ломота в теле, и першение в горле. Как и странный холод, что преследует его едва ли не с пробуждения.
Поморщившись, Лука осторожно, так чтобы не спугнуть разлегшегося на его спине кота, подтягивает одеяло. Внутри бок обок с неприятным раздражением от теряемого впустую времени соседствует тихое беспокойство. Отчего-то не верится в собственный лунатизм. И самое логичное объяснение неприятно скрипит, как несмазанные петли двери.
Вот только другие варианты тоже не подходят. И нет никого, к кому можно было бы обратиться с этим разговором. Обсудить не только происходящее, но и того носатого из спортзала.
Лука на мгновение представляет, как подходит с чем-то подобным к кому-то из своих и морщится. Даже отчим, что ушёл отсыпаться, ничем не поможет.
«На базе ещё меньше меня о мистическом знают…»
Он снова лезет в интернет, решив положиться в этом вопросе на него, как на единственный доступный источник информации.
Вот только на запрос: «Сколько могут поднять полтергейсты?» поисковик выдаёт общую статью в википедии, отсылки к какому-то старому сериалу, да играм.
Домовые, если верить всё тому же интернету, тоже лишь буянят, передвигая и роняя вещи, но хозяев на руках не носят.
Лука невольно представляет, как маленький человечек тащит на себе взрослого высокого парня и качает головой, морщась от абсурдности возникшей картинки. Голова тут же начинает неприятно кружиться, даже попытка зажмуриться не помогает.
— Фигня какая-то, — уткнувшись лбом в прохладную подушку, ворчит он. А потом снова лезет в поисковик, на этот раз с запросом про человека-невидимку. Правда и в этот раз ничего толкового не находит кроме ссылок на фильмы и книгу.
«Ну и ладно».
Думать о том, что в квартире, за время их отсутствия, поселился невидимый посторонний человек, не хочется. Хотя его было бы гораздо легче выдворить, чем что-то сверхъестественное.
— Не пори чушь. На полках пыль, спальных мест мало. Продукты не пропадают. Откуда тут взяться посторонним людям? — чтобы разбить установившуюся тишину, вслух замечает Лука.
«Тут скорее уж потусторонние. Прикосновение-то было прохладным».
— Может всё-таки домовой?
По бедру прилетает вполне ощутимый шлепок. Лука вздрагивает, едва не скидывая кота, и только затем понимает, что это именно он и сделал. Ровно в тот момент, когда под недовольное мяу с другой стороны прилетает точно такое же прикосновение. Кот просто мотает хвостом, да так сильно, что это чувствуется и через одеяло.
— Всё-всё, не двигаюсь. Сплю я, — капитулирует Лука, отложив телефон на пол и осторожно укладываясь на подушку.
«Огонь, холод, непонятные существа… Кто следующий? Бэтмен? Супермен?»