Дракон и Джордж

2

Одного мельком брошенного взгляда на трейлер-корт Бельвью оказывалось достаточно, чтобы отбить у проезжающих мимо любопытных автомобилистов желание взглянуть на загон для трейлеров во второй раз. Ничего удивительного: последние лет двадцать ни один из прежних хозяев даже на попытался изменить к лучшему внешний вид трейлер-корта.

Нынешний в свои пятьдесят был внешне столь же «упитанным», как Джим Эккерт. Отличие состояло в том, что с годами некогда упругая плоть свалялась, а кожа съежилась в складки и морщины и, стянувшись к лицу, лишила его физиономию даже намека на выразительность. Тройной подбородок снизу подпирался воротником – рубашка берлинской лазури раздувалась пузырем вокруг колышущегося, как студень, торса. Черный ремень, как немой садист, жестоко стягивал на талии выгоревшие темно-бордовые штаны; пояс так глубоко впивался в живот, что брюки скорее напоминали модную юбку со сборками. Дышал менеджер как тот пес: мало того, что утомлен длительной бессмысленной погоней за муляжной уткой, так еще и пахло от него так, будто перед самым разговором он закусил рокфором с чесночной приправой. В прогретом солнцем небольшом объеме автоклетушки, которую он шепеляво нахваливал Джиму и Энджи, это его сомнительное достоинство было невероятно трудно игнорировать.

– Хоромы! Настоящие хоромы! – приговаривал морщинистый менеджер, театрально взмахивая руками и очерчивая тесное пространство. – Я на некоторое время оставлю вас наедине: смотрите, советуйтесь, решайте. Когда созреете, милости прошу ко мне в офис.

И он вышел, закрыв дверь за собой и за своим тяжелым рокфоро-чесночным амбре.

Джим посмотрел на Энджи, которая нервозно водила пальчиком по растрескавшейся лакировке одной из дверец навесного шкафчика над раковиной.

– Изрядно паршиво? – то ли спросил, то ли подытожил Джим, раздавив каблуком не то крупного муравья, не то мелкого таракана.

Все выглядело на порядок хуже, чем «изрядно паршиво». Трейлер доживал последние и отнюдь не лучшие дни.

Джим опустил глаза: пол под его башмаками вздыбливался и горным кряжем тянулся через весь трейлер до противоположной стены, где стояла Энджи. Она изучала раковину, которую никогда не мыли, зато периодически посыпали серым шершавым песком.

Джим, сделав пару шагов к стене, безуспешно попытался выглянуть наружу – запыленные окна и рамы, несуразно сжимаемые тончайшими стенами, света не пропускали. Да, они были слишком тонки, чтобы, кроме чувства вселенской обособленности, давать еще и тепло.

– Когда придет зима, вагончик в лучшем случае будет напоминать палатку альпинистов, занесенную снегом, – констатировал Джим.

Он поежился при мысли о морозно-ледяном безумии январской Миннесоты, о скользких зимних дорогах, о болячках Оглоеда: облысении резины, хроническом бронхите мотора, оспе кузова, экземе сидений…

Затем он представил палящую жару июльской Миннесоты, и его прошиб пот. Джим с четкостью галлюцинации увидел потоки горячего воздуха, колышущегося внутри наглухо запаянного металлического склепа, и их самих, едва живых, но по-прежнему вносящих бесчисленные поправки в контрольные работы бездарных студентов.

Энджи промолчала. Она настойчиво открывала-закрывала дверь ванно-душевого закутка-заморыша в дальнем углу трейлер-камеры. Точнее сказать, Энджи открывала дверь, а затем, навалившись всем телом, старательно пыталась ее закрыть. Но скрюченная жизнью деревянная доска – инородное тело в вагончике – не стремилась вставать на место. Плечи Энджи под голубым жакетом сжались и стали по-детски угловаты. Самое разумное решение, подумал Джим, – вернуться в Добровольное бюро расселения студентов и в сотый раз изучить списки вариантов квартир неподалеку от колледжа. Но Энджи не привыкла сдаваться без боя: уж Джим-то ее знал. Не стоит даже надеяться переубедить ее. К тому же сегодня последний день свободного поиска, завтра они будут связаны по рукам и ногам жестким расписанием занятий.

Мрачная железная твердость автодома окатила душу Джима суровым ветром безысходности. На мгновение у Джима засосало под ложечкой от отчаянного голода по тому образу жизни, который был принят в школярских кругах средневековой Европы. В ту пору все проблемы сводились к принципу плоти-и-крови, тогда как ныне среди преподавателей получила гораздо большее распространение новая игра – предлог-и-повод. А ведь в те далекие времена затянувшийся спор с Шорлзом запросто решался с помощью изысканно точного взмаха шпаги. Вряд ли он стал бы тогда ссылаться на экономическое положение в стране и уж точно даже не заикнулся бы о политическом балансе сил на кафедре всеобщей истории…

– Ладно, Энджи, – вздохнул Джим и сдался. – Мы зря приехали. Найдем что-нибудь получше.

Та резко обернулась, карие глаза под копной темных волос блестели более чем решительно.

– Ты же сам сказал, что эта неделя – последняя и решение приму я!

– Я знаю…

– Два месяца мы бегали по адресам, которые ты подбирал неизвестно где. Завтра на всех кафедрах будут собрания, и нам выдадут расписания занятий на следующий семестр. Так что свободного времени у нас не останется. Сегодня последний день, чтобы найти квартиру.

– Но после занятий, вечерами…

– Я сказала – нет. Сегодня последний день. Возвращаться в общежитие я не собираюсь. Я хочу иметь собственную квартиру. Пусть никудышную, главное

– собственную!

– Энджи! – взмолился Джим. – До колледжа двадцать три мили! Оглоед может окочуриться в любой момент. Хоть завтра, прямо посреди дороги.

– Сходишь на свалку и пригонишь Оглоеда-два. Сейчас мы соглашаемся на этот трейлер, а со временем найдем себе что-нибудь получше. Ты что, сомневаешься, что мы все равно своего добьемся?

Джим кисло вздохнул, но промолчал. Они мирно вернулись в офис и предстали перед менеджером.

– Берем, – сообщила ему Энджи.

– Не сомневаюсь, домик пришелся вам по вкусу, – улыбнулся менеджер.

Он достал из письменного стола папку: пересчитав бланки, разложил их перед собой.

– Кстати, как вы узнали, что трейлер освободился? Я ведь еще не давал объявления в газету.

– Прежний квартирант, точнее, подружка брата моего приятеля, – витиевато отвечал Джим, – с которым мы играем в одной волейбольной команде… Словом, ей пришлось срочно переехать в Миссури, и она сообщила нам, что освобождает домик.

– Вот, значит, как… – кивнул менеджер. – Считайте, что вам повезло.

– Он подтолкнул бумаги к сидящим напротив него Энджи и Джиму. – Если я не ошибаюсь, вы преподаете в колледже?

– Не ошибаетесь, – ответила Энджи.

– Хорошо. Тогда вам нужно заполнить всего несколько граф. И расписаться… Да, вот здесь. Вы женаты?

– Если вас интересуют наши семейные проблемы, – сердито ответил Джим,

– то я могу сообщить вам, что мы собираемся пожениться, как только переедем.

– Меня интересуют только мои проблемы. Раз вы еще не женаты, в договоре должен расписаться каждый из вас. Или пусть распишется один, а другой будет внесен в договор как субарендатор. Но для простоты оформления я советую расписаться вам обоим. Останется только внести плату за два месяца вперед. За первый – как положено, а второй – депозит на случай непредвиденной ситуации. Итого двести восемьдесят долларов.

– Две… восемьдесят? – растерянно переспросила Энджи. – Но Шерил платила сто десять в месяц. Мы рассчитывали именно на эту сумму.

– Все правильно. Но неделю назад хозяин позвонил мне, а вчера прислал письменное уведомление о повышении арендной платы.

– На тридцать долларов в месяц?! За такую рухлядь?!

– Ежели вам не нравится, – менеджер пожал плечами и встал из-за стола, – силком вас никто в трейлер не тянет.

– Да нет, – не унималась Энджи, – я понимаю, что вам пришлось поднять арендную плату, учитывая скачок цен. Но мы просто не в состоянии платить сто сорок в месяц.

– Остается лишь посочувствовать вам. Но сегодня этот дом-мобиль стоит ровно сто сорок долларов. Я не хозяин трейлер-кэмпа, я только наемный служащий. Не я назначаю цены… Я только выполняю приказы хозяина.

Итак, результат налицо, теперь уж ничего не поделаешь. Забравшись в нутро Оглоеда, Джим и Энджи окончательно распрощались с мечтами о собственном домике.

Джим резко повернул ключ зажигания, Оглоед заглотил порцию горючего и ожил. Джим погнал машину по автостраде номер пять в направлении колледжа. Обратный путь проделали молча.

– Все нормально, не бери в голову, – сказала Энджи, когда Джим парковался у столовой. – Что-нибудь найдем. Счастливый билет выпадает, когда его не ждешь. Что-нибудь получше и поудобнее обязательно подвернется. Надо только искать и не унывать.

– Угу, – кивнул Джим.

За ленчем они старательно подбадривали друг друга.

– Понимаешь, мы сами сглазили, – объясняла Энджи. – Мы слишком уж надеялись на этот дом-мобиль, тем более что о нем, кроме нас, не знал никто. Теперь я ни на что даже гроша ломаного не поставлю, пока мы действительно не въедем в свой дом.

– Я тоже, – угрюмо согласился Джим.

Они расправились с ленчем, времени оставалось в обрез. Джим подвез Энджи до самых дверей Стоддард-Холла.

– К трем освободишься? – спросил он. – Или мне опять придется ждать тебя?

– Нет, – ответила Энджи. – Сегодня не застряну, – уточнила она сквозь открытое окно. – Когда ты подъедешь, я уже буду тебя ждать, – голос ее звучал приглушенно и ровно.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Джим и проводил Энджи глазами.

Она быстро взбежала по ступенькам и исчезла за огромной дверью.

Джим пустил Оглоеда галопом, и минут через пять машина затормозила у стоянки неподалеку от кафедры всеобщей истории. Он ничего не сказал Энджи, хотя сам все уже решил во время ленча. Джим собирался «сесть на уши» Шорлзу и не слезать до тех пор, пока тот без всяких оговорок, отсрочек и обещаний не даст ему места преподавателя. Он вихрем пронесся по трем лестничным пролетам и решительно затопал по мраморным плитам, покрывавшим пол коридора, по обе стороны которого располагались кабинеты всех «шишек» и «шишечек» кафедры.

Глава кафедры Шорлз старался держаться с коллективом на дружеской ноге, но не более, чем на одной. Он был настолько демократичен, что его личный кабинет был смежным с общей приемной. В приемной трудилась «общая» секретарша. От безделья она не маялась, ведь вторая секретарша по штату не полагалась. В результате Мардж трудилась исключительно на Шорлза.

Когда Джим ворвался в приемную, девушка уже в третий раз перепечатывала свежий манускрипт Шорлза об этрусских корнях современной цивилизации.

– Привет, Мардж… Он у себя?

Джим недвусмысленно кивнул на плотно закрытую дверь в кабинет Шорлза. Он не сомневался, что в кабинете вершатся дела вселенской важности.

– Просил никого не впускать, – запротестовала Мардж – подтянутая, с песочными волосами девушка лет тридцати. – У него Тед Джеллами. Но они скоро освободятся. Будешь ждать?

– Обязательно.

В приемной стояли два жестких стула для упрямых посетителей. Джим после некоторого раздумья решил испытать судьбу сидя. Мардж продолжала печатать.

Минуты ползли нестерпимо медленно… Но время, совершенно некстати, выкинуло фокус – прошло полчаса; тут же, поверх них, наслоилось еще пятнадцать минут…

Неожиданно дверь распахнулась и из кабинета, животом вперед, буквально выпятился Шорлз. Вплотную за ним семенил Тед Джеллами в ковбойских башмаках и куртке из «рифленой собачины». Они не останавливаясь пересекли комнату, причем Шорлз на ходу отдавал Мардж распоряжения:

– Мардж, сегодня я уже не вернусь. Мы направляемся в факультетский клуб. Если позвонит моя жена, пусть ловит меня там…

Стоило двери открыться, Джим вскочил на ноги и как робот шагнул навстречу вышедшим из комнаты профессорам. Они змейкой прошуршали по приемной, но Шорлз заметил Джима и благожелательно помахал ему рукой.

– Замечательная новость, Джим! – воскликнул он. – Тед согласился остаться с нами еще на год…

И дверь шумно захлопнулась за учеными мужами.

Джим ошеломленно уставился в пустоту, затем растерянно оглянулся на Мардж, которая смотрела на отпихнутого просителя с искренней симпатией и сожалением.

– Он лягнул, не подумав, – произнесла Мардж.

– Ха! – воскликнул Джим. – Да он просто злорадствует, и ты прекрасно это понимаешь!

– Нет, – Мардж покачала головой. – Нет, в самом деле – нет. Ты ошибаешься. Они с Тедом давние и очень близкие друзья. На Шорлза постоянно давят, чтобы он выпроводил Теда на пенсию. Наш колледж – частное заведение. При нынешней инфляции пенсия Джеллами, без побочного заработка, составит сущий мизер. Тед прикладывает максимум сил, чтобы удержаться. Скажу больше – не Тед решил остаться! Шорлз уговорил начальство оставить Теда. Он он никогда не скажет об этом вслух. Шорлз действительно так обрадовался за друга… Он забыл, что означает эта новость для тебя.

– Ммм, – то ли зарычал, то ли застонал Джим и выскочил в коридор.

Направляясь к стоянке, он вдруг вспомнил о времени и посмотрел на часы. Почти два тридцать. Через полчаса он обещал прихватить Энджи. Времени для аналитической работы – будь то самостоятельные статьи или ассистентство у Шорлза – не оставалось; желания делать хоть что-либо на благо шефа было еще меньше.

Джим забрался в нутро Оглоеда, громко хлопнул дверцей и поехал куда глаза глядят.

Сначала он вывернул на Хай-стрит, потом, сделав еще один левый поворот, очутился на Уоллес-драйв, а затем, через пяток минут, каким-то непонятным маршрутом вывернул на Олд Ривер-роуд, тянувшуюся вдоль Элинг-ривер. Старая двухполосная асфальтовая лента соединяла Ривероук-колледж и небольшой городок Биксли.

Параллельной трассой по полям мчалась и неслась недавно накатанная автострада номер пять, поэтому Ривер-роуд была почти пуста. Дорога пролегала по заболоченной местности, и глаза Джима не мозолили ни постройки, ни вспаханные поля. Он долго гнал машину в абсолютной тишине и пустоте, не задумываясь над тем, кто он, что он и куда он. Но тут к обочине дороги внезапно подкрался берег реки и вывел его из забытья.

Джим неторопливо прокрутил в памяти весь разговор с Марджи и почти согласился с ее доводами. Тед Джеллами не меньше Джима озабочен собственным будущим, иначе говоря – банальной мыслью о средствах к существованию.

Джим с явным облегчением пришел к этому выводу и успокоился: Тед Джеллами – единственный преподаватель кафедры, который ему действительно импонирует. Оба они индивидуалисты… но знающие себе цену.

Только идиотская бедность, господствующая на факультете, заставила Теда и Джима вступить в соперничество; при более удачных обстоятельствах они подружились бы через три минуты.

Словом, нет смысла валить все шишки на Теда Джеллами, дело не в нем, а в кошмарной экономической ситуации…

И все же Джим опять поймал себя на том, что ему хочется решать свои жизненные проблемы как можно более прямыми, радикальными способами.

Он взглянул на часы: без четверти три. Самое время дуть за Энджи. На перекрестке Джим развернул Оглоеда и помчался в обратном направлении. К счастью, пока Джим ехал «туда», он не слишком давил на газ, поэтому «обратно» оказалось не таким уж долгим.

Опаздывать, пожалуй, не стоило. Энджи вряд ли обрадуется, тем более сам Джим постоянно ворчит, что она позволяет Гроттволду измываться над собой, а он, несчастный, ждет ее по два часа…

Перед Стоддард-Холл он затормозил без двух минут три. Джим заглушил мотор и принялся ждать, но успокоиться так и не удалось. Теперь он терялся в мыслях, как лучше сообщить Энджи о своем очередном фиаско. Утром сорвалась аренда трейлера, а в середине дня он угостит Энджи вместо яблочного пирога очередной тошнотворной новостью.

Пораскинув мозгами, Джим решил, что не стоит даже заикаться о своем «триумфальном» визите в приемную Шорлза.

Нет, хуже не придумаешь. Когда Энджи узнает, что случилось, она обязательно поинтересуется, почему он промолчал, и будет совершенно права. Если они, отталкиваясь от ущербного понятия доброты, возьмут привычку скрывать друг от друга плохие новости, то ничего хорошего из этого не выйдет.

Джим мельком глянул на часы и был поражен: пока он тут шевелил извилинами, прошло десять минут. Энджи, несмотря на свое обещание, опять занимается бессмысленной благотворительностью.

Что-то словно оборвалось внутри Джима, и его затопила холодная, тупая злость. Вечно этот Гроттволд путается у него под ногами! Джим пулей вылетел из Оглоеда, захлопнул дверцу, взлетел к массивным дверям Стоддард-Холла. Внутри здания почти от входа поднималась главная лестница, серые гранитные плитки, покрывавшие низкие ступени, за долгие годы были протерты чуть ли не до дыр бесчисленными башмаками студентов. Джим летел вверх, перескакивая разом через три ступеньки.

Три пролета вверх, тридцать футов по коридору. За матовой стеклянной дверью находилась лаборатория, где Хансену выделили секцию в десять квадратных футов. Джим ворвался в помещение – дверь в закуток Гроттволда была закрыта… Всего три-четыре шага и…

Гроттволд стоял справа от двери перед контрольной панелью. Он испуганно завертел головой, то ли не видя Джима, то ли не соображая, кто и зачем ворвался во время «эксперимента»…

Энджи сидела у дальней стены в кресле «от дантиста», лицом к Джиму. На голове был какой-то кожух, скрывающий лицо девушки, – то ли шлем, то ли фен из парикмахерской.

– Энджи! – в ужасе выкрикнул Джим, но вместо ответа его невеста вздрогнула и растворилась в воздухе.

Девушка попросту исчезла…

Лишившись на какой-то миг границ пространства и времени, Джим застыл, уставившись на покинутый стул и пустоту под шлемом.

ЭНДЖИ НЕ МОГЛА НИКУДА ИСЧЕЗНУТЬ!

Исчезнуть так быстро, что Джим даже глазом не успел моргнуть!

Того, чему он только что стал свидетелем, попросту быть не могло! Поэтому он стоял как вкопанный и ждал, когда с глаз спадет пелена и он вновь увидит Энджи, сидящую в кресле…

– Аппортация!

Изумленно-восторженный вопль Гроттволда выдернул Джима из состояния остолбенения.

Джим резко повернул голову и впился глазами в высокого, худого, всклокоченного Хансена, психолога, совсем недавно получившего степень… Очень скоро ее окантуют черным бархатом. Тот таращился, изучая опустевшее кресло. Джим в эту опасную для своей психики секунду отметил, что в лице Гроттволда не было ни кровинки.

Жизнь всколыхнулась в Джиме одновременно с вопросом:

– Что это такое? Что происходит? – заорал он на Хансена. – Куда исчезла Энджи? Где она сейчас находится?

– Она аппортировалась! – восторженно таращась, сообщил Гроттволд, но взгляда от кресла, на которое, надо полагать, усадил Энджи и с которого она исчезла, не отвел. – Она действительно аппортировалась! И я надеюсь, что… И я… Я старался отправить ее в астральную проекцию…

– Что? – Джим повернулся и, набычившись, шагнул к нему. – Что ты пытался с ней сделать?

– Астральная проекция! Астральная проекция! Не более того! – выкрикивал психолог. – Мы предполагали спроецировать ее астральную сущность из тела. Я не пытался воздействовать на физическую сущность, только на астральную! Все, на что я надеялся, на что рассчитывал, незначительный астральный сдвиг, который можно зарегистрировать микроамперметром. Если установить контактные пластинки вдоль спинного мозга… вдоль позвоночника, они фиксируют ответ. Но Энджи вместо этого аппортировалась. Она…

– Куда она? Где она? – взревел Джим.

– Я не знаю! Клянусь, не знаю! – голос высокого худого ученого взметнулся стократ выше него самого. – У меня нет пока логичных вариантов объяснения, куда…

– Будет лучше, если объяснения появятся!

– Я не знаю! Я не в курсе характеристик настройки моих приборов, но…

Джиму хватило трех шагов, чтобы поймать тощего психолога за лацканы рабочей куртки и всадить Гроттволда в стену, чуть левее приборной панели.

– Верни ее обратно!

– Я же сказал тебе, что не могу! – взвизгнул Хансен. – Я не предполагал, что она может выкинуть нечто подобное, поэтому оказался НЕ ГОТОВ к такому эффекту! Чтобы вернуть ее обратно, мне потребуется минимум несколько дней или даже недель. Необходимо восстановить картину происшедшего, изучить причины… Только тогда я смогу всерьез оценить и прикинуть, а лучше рассчитать теоретически, как повернуть процесс аппортации в обратную сторону… Какая оригинальная и перспективная мысль

– адаптировать переход к регрентно-модулятивной последовательности…

Гроттволд зачарованно задумался и начал впадать в «логарифмический» транс, но стоило Джиму встряхнуть психолога, тот спешно продолжил тарабарские оправдания:

– Даже если я быстро восстановлю ход событий и вычислю энергетический модуль аппортации, к тому времени… может оказаться поздно. Слишком поздно, если Энджи покинет пределы объема физического пространства, в которое она аппортировалась.

Голова у Джима пошла кругом, фактическое безумие – он вынужден стоять и выслушивать всю эту чушь несусветную, вместо того чтобы тщательно ровным слоем размазать Гроттволда по стене. Но термины, срывающиеся с водопада Хансена, звучали чертовски правдоподобно; как ни крути, а Энджи исчезла.

Но Джим никак не мог поверить, что все это произошло НА САМОМ ДЕЛЕ.

Даже несмотря на то, что он ЛИЧНО видел, как Энджи ИСЧЕЗЛА.

Джим зарычал, еще сильнее вцепился в лацканы пиджака и сообщил Гроттволду свое решение:

– Вот что я тебе скажу, индюк! Либо ты сейчас же вернешь ее, либо я начинаю неторопливо разрывать тебя на мелкие кусочки.

– Я же сказал, что не могу! Сто-оп!.. – выкрикнул Хансен, чувствуя, как Джим потянул его на себя, и понимая, что вся эта груда мышц вот-вот начнет размазывать его по стенке с удвоенной энергией.

Но ученый ошибался – в планы Джима входило лишь пробить стену насквозь, используя для этой благородной цели голову психолога.

– Подожди! У меня появилась идея!

Джим остановился, но хватки не ослабил.

– Ну, так что за идея?! – заорал он.

– Есть шанс. Не слишком надежный, но все же шанс, – проскрипел Гроттволд. – Тебе потребуется моя помощь. Но это может сработать. – Он оживился. – Да, это действительно может сработать!

– Ну хорошо! – рявкнул Джим. – Выкладывай, в чем суть, да поживее!

– Я могу послать тебя за ней… – Гроттволд заткнулся, почувствовав повисшую в воздухе незримую угрозу. – По…подожди! Я совершенно серьезно! Я действительно считаю, что идея того стоит…

– Ага, ты постараешься избавиться от меня, – сквозь зубы процедил Джим. – Надеешься устранить единственного свидетеля, который может дать против тебя показания?!

– Нет, нет! – заспорил Гроттволд. – Идея сработает. Я уверен, что идея сработает! Чем больше я над ней думаю, тем более уверен, что все получится. Я окажусь прав… Несомненно, я окажусь прав! И тогда я стану знаменит! Это станет новым шагом в науке!

Его панический страх исчез как не бывало. Хансен распрямил (правда, лишь вдоль стены) плечи и предпринял (надо отметить, неудачную) попытку отпихнуть от себя Джима.

– Отпусти меня! – громко, но без истерики произнес он. – Я должен вернуться к приборам, иначе я не смогу помочь Энджи. А я не хочу, чтобы она попала в беду! Я хочу вернуть ее обратно в целости и сохранности! Ты ведь не станешь возражать?

Джим осторожно выпустил «собеседника», но по-прежнему не спускал с него глаз, держа правую руку наготове так, чтобы в любую секунду Заграбастать Хансена.

– Давай шевелись да объясняй, что делаешь, – скомандовал Джим. – Но только быстро.

– Я двигаюсь так быстро, как только могу. – Гроттволд повернулся к контрольной панели, бормоча себе под нос: – Да, да, именно в этом положении… да, именно на этом уровне, да… иначе и быть не могло…

– Ты чего там лопочешь? – для острастки прикрикнул Джим.

Хансен посмотрел на Джима через плечо, которое буквально выпирало из-под пиджака.

– Ну, пока мы не догадаемся, куда именно она аппортировалась, мы не придумаем, как вернуть ее обратно, – сообщил он.

– Совершенно точно известно одно – я попросил ее сконцентрировать внимание на любом событии или образе, который придет ей в голову. Она сказала, что сконцентрировалась на драконах.

– Каких драконах? Где драконы?

– Я уже сказал, что не знаю ГДЕ! Может, останки драконов в археологических музеях. Но скорее всего, где угодно! Вот почему мы обязаны хоть приблизительно локализовать ее местонахождение и почему требуется твоя помощь… Иначе у нас вообще ничего не выйдет!

– В таком случае уточни, что делать мне, – попросил Джим.

– Садись в кресло… – Гроттволд замолчал, стоило Джиму сжать кулак и сделать «шаг навстречу» психологу-экспериментатору. – Ну, не хочешь садиться – не садись! Выйди из лаборатории и захлопни за собой дверь. А заодно попрощайся с надеждой вернуть Энджи обратно.

Джим поджал губы и задумался. Затем медленно и неохотно повернулся к пустому креслу «дантиста», на которое указывал ученый.

– Будем считать, что ты прав, – вздохнул Джим, подошел к креслу, опустился в него. – Итак, что ты намерен делать дальше?

– Тебе не о чем беспокоиться! – засуетился Гроттволд. – Все контрольные приборы выставлены на те же уровни, что и в момент аппортации Энджи. Я лишь слегка уменьшил общее напряжение цепи. Я думаю, что сила тока – единственная причина, вызвавшая физическое перемещение Энджи в астральную проекцию. Ее вытолкнул из нашего пространства слишком сильный энергетический импульс. Я уменьшу силу заряда с таким расчетом, чтобы ты спроецировался, но ни в коем случае не аппортировался.

– Что это значит?

– Это значит, что твое физическое тело никуда не переместится. Ты останешься сидеть в кресле, а в путь двинется исключительно твой разум и спроецируется туда же, куда аппортировалась Энджи.

– Ты уверен?

– Конечно. Твое тело останется здесь, в этом кресле. Твоя астральная сущность, напротив, отправится в путь, чтобы встретиться с Энджи и помочь ей. Возможно, девушка слишком сильно сконцентрировалась на…

– Даже не думай валить всю вину на нее!

– Нет, нет, я и не… Просто… Я стараюсь настроить тебя на полное сосредоточение. У Энджи, что ни говори, солидный опыт. У тебя такого опыта нет, поэтому тебе предстоит совершить единственно возможное – сконцентрироваться на… Думать об Энджи. Сконцентрироваться на ней. Сосредоточь внимание на Энджи, не забывай, что в ее астральной проекции драконы абсолютно реальны.

– Ну хорошо! – прорычал Джим. – Что дальше?!

– Если ты сможешь правильно направить свое сознание, то спроецируешь разум в ту же точку, куда аппортировалась Энджи. Материально ты в том месте не очутишься, – пообещал Гроттволд. – Все твои ощущения и впечатления останутся субъективными. Но ощущать самое себя ты будешь так, будто действительно оказался там. Поскольку Энджи находится в заданных координатах «настройки», она догадается, что твоя астральная сущность рядом с ней, даже если она и не заметит твоего физического присутствия.

– Ну хорошо, хорошо! – оборвал Джим. – Предположим, я окажусь рядом с ней. Как мне вернуть ее обратно в лабораторию?

– Ты заставишь ее сконцентрироваться на возвращении, – ответил Гроттволд. – Помнишь, я учил тебя гипнотизировать ее?

– Да уж, помню!

– Тогда постарайся загипнотизировать ее. Когда ее сознание полностью сольется с обстановкой лаборатории, она аппортируется в кресло со шлемом. Овладей ее вниманием и заставь сконцентрироваться на лаборатории. Когда она исчезнет из астральной проекции, ты можешь быть уверен, что она вернулась обратно.

– А я? – спросил Джим. – Что со мной?

– Твое возвращение проще пареной репы, – заверил Гроттволд. – Ты просто закроешь глаза и пожелаешь вновь оказаться здесь. Поскольку твое тело останется в лаборатории, то есть в начальной точке, ты автоматически вернешься обратно, как только подумаешь об этом.

– Ты уверен?

– Уж в этом-то я уверен на все сто! А теперь закрывай глаза… нет, нет, подожди… сначала накинь капюшон…

Гроттволд шагнул к креслу и опустил на голову Джима шлем. Неожиданная темнота, наполненная легким ароматом духов Энджи, сжала Джиму горло.

– А теперь концентрируй внимание, – донесся как будто издалека голос Хансена. – Энджи – Драконы. Драконы – Энджи. Закрой глаза и думай только об этом…

Джим закрыл глаза.

Ничего особенного, казалось бы, не происходило. Внутри шлема жила лишь темнота, да и за его пределами пространство не рождало ни звука. Чертовски знакомый запах волос Энджи буквально сводил с ума. «Думай об Энджи, думай об Энджи, – настойчиво внушал себе Джим. – Концентрируйся на Энджи и драконах…»

Но ничего не происходило…

Голову начало ломить…

Джим чувствовал себя огромным и неуклюжим, особенно сейчас, сидя с закрытыми глазами под этим невероятным астральным феном. Мешал и навязчивый, щекочущий ноздри и такой знакомый аромат духов и лака для волос. Джим услышал биение пространства, понял, что это стучит его собственное сердце, пульсируя в артериях, сосудах и капиллярах тела…

Медленная и приторная, густая и тяжеловесная поступь приближающихся шагов.

Голова Джима начала сама по себе легко поворачиваться вправо-влево. Ему показалось, что он едва ощутимо соскальзывает куда-то вниз по наклонной плоскости. Соскальзывает сквозь темноту и мрак, а тело его при этом увеличивается до гигантских размеров…

Потом в его мозгу начала прорастать непонятная первобытная дикость. Он услышал какой-то шелест, какое-то неведомое шуршание и порхание огромных крыльев; появилось желание вскочить и разнести в клочья первое, что попадется под руку. Для начала, конечно же, предпочтение будет отдано незабвенному Гроттволду Вейнеру Хансену. О-о-о! Сколь сладостный для души Джима процесс! Он узлом завяжет идиота-психолога, прижмет визжащее тело к каменному полу и неторопливо, один за другим, пооткусывает пальцы… Нет, лучше – фалангу за фалангой…

Незнакомый мощный голос раскатами грома призывал Джима очнуться, но Джим игнорировал зов, запутавшись и потерявшись в собственных мыслях…

Что может быть прекраснее, чем вонзить ногти в грудь, а челюстями перекусить тонкую шею столь ненавистного джорджа…

Челюсти? Джордж?..

О чем это он думает?

Ну уж нет – это чушь собачья! Джорджу это с лап не сойдет! Сейчас, сейчас. Сейчас он откроет глаза и разберется!

Джим открыл глаза.