Дракон на границе

Глава 19

Хижина, в которую они зашли, оказалась довольно примитивным убежищем от непогоды – дверь, четыре стены и крыша с дымоходным отверстием, расположенным над вырытой в земляном полу ямой для костра.

Внутри было нечисто и скверно пахло, – впрочем, Джим уже привык к такой обстановке, встречавшейся в эту эпоху и в более роскошных жилищах, даже в замках. Однако длительное, – вероятно, в течение нескольких месяцев отсутствие обитателей ослабило зловоние, состоявшее из смеси запахов человеческого тела, сырых шкур и еще неизвестно чего. А отсутствие чистоты означало лишь присутствие обычной грязи, и Джим решил, что ему повезло, поскольку на полу могло оказаться и нечто более неприятное. Они привязали своих коней к специальным кольям, вмазанным в глиняную стену хижины, и занесли вещи внутрь. Лахлан первым делом опутал длинной веревкой ноги Ивена Мак-Дугала.

Вождь клана Мак-Дугалов на протяжении почти всего пути хранил молчание.

Очевидно, он немного оправился от потрясения, которое испытал, узнав, что попал в плен к Рыцарю-Дракону. Однако он по-прежнему соблюдал осторожность, стараясь не попасть впросак, и отвечал только на прямо поставленные вопросы.

Они развели огонь в очаге; к счастью, благодаря легкому ветерку снаружи большая часть дыма уходила через дымоходное отверстие, так что он почти не ел глаза. Все уселись поближе к огню и приступили к трапезе, состоявшей из мяса и хлеба. Джим велел поделиться с Мак-Дугалом, хотя Лахлан заявил, что это пустая трата продуктов.

Покончив с едой, Джим сделал попытку завязать беседу со своим пленником.

– Милорд виконт, – начал он, щурясь от дыма, так же как и Мак-Дугал. – Нам нужно кое-что обсудить. Это поможет нам обоим. Я знаю, куда вы направлялись и почему везли с собой золото. Мне известны все ваши планы. Им не суждено осуществиться. Они обратятся в прах подобно дому, охваченному пламенем. Но ваша судьба зависит от того, насколько вы готовы разговаривать и сотрудничать со мной.

Он немного подождал, но Мак-Дугал ничего не сказал.

– Итак? – продолжал Джим. – Намерены вы говорить со мной откровенно или нет?

– О, ты зря тратишь с ним время! – заметил Лахлан с отвращением. – У него не хватает мозгов понять, о чем ты ему толкуешь. Он воображает, будто ведет себя очень благородно; его гордость не позволяет ему говорить.

– Не может быть, – возразил Джим, примирительно взглянув на Мак-Дугала.

– Убедись сам! – фыркнул Лахлан. Он открыл дверь и вышел из хижины, хотя снаружи не светила даже луна и делать там было совершенно нечего, кроме отправления естественных надобностей, – впрочем, именно для этого он, скорее всего, и вышел.

Джим вновь попытался заговорить с Мак-Дугалом. Но тот не отвечал. Он явно очень боялся Джима, но разговаривать по-прежнему не желал. Между тем вернулся Лахлан, и Джим обратился к нему:

– Лахлан, мне нужно поговорить с тобой наедине. Ты заботишься, чтобы этот человек не наделал глупостей, если мы оставим его одного?

– Это можно, – кивнул Лахлан. Воспользовавшись различными подручными средствами, включая подпругу с седла Мак-Дугала, он привязал виконта к кровати, которая представляла собой нечто вроде деревянного помоста с охапкой сена для мягкости.

– На несколько минут хватит, – сказал Лахлан, поднимаясь. – Но надолго я бы его не оставлял – улизнет.

– Хорошо, – согласился Джим, и они вышли, прикрыв за собой дверь.

Над деревьями, окружавшими луг, показалась луна. Она была еще далеко не полной и давала мало света, но все же больше, чем звезды. Джим отошел на несколько шагов от хижины и повернулся к смутной фигуре Лахлана, который остановился перед ним.

– Как мне заставить его заговорить? – спросил Джим. – Ведь я должен изучить его. Мне нужно знать, как он говорит, как ходит, какие делает жесты, и тому подобное. Но если так будет продолжаться, я от него ничего не добьюсь.

– Я мог бы сказать заранее, – ответил Лахлан. – Ты никогда не увидишь того, что тебе нужно, в этом шейлинге. Мак-Дугал может показать себя только в той обстановке, к которой он привык: при дворе или в подобных местах; а поблизости нет таких мест, кроме замка де Мер. Но если ты хочешь увидеть все его ужимки, придется предоставить ему почти полную свободу, поставив только охрану у наружных ворот, чтобы он не сбежал из замка.

– Но тогда он узнает де Меров! Этого-то я и не хочу!

– У тебя нет выбора. Если ты хочешь того, о чем говоришь, это единственный способ достичь цели. Дай ему сыграть роль благородного пленника, и тогда увидишь все, на что он способен – он будет даже говорить комплименты Лизет, раз уж она единственная дама в замке.

Джим молчал и думал, но ничего иного придумать не мог.

– Я бы с самого начала сказал это, – продолжал Лахлан, – если бы сразу понял, чего ты от него хочешь. Здесь он ни за что не покажет себя. Такая жалкая пастушья лачуга не место для него. К тому же тут нет того общества, в котором он привык красоваться. Его нужно везти в замок, и пусть он все узнает. А потом мы решим все проблемы одним ударом кинжала.

Джим поморщился в темноте. Такое решение его не очень устраивало.

– Я еще не… – начал он.

– Будь же благоразумен! – раздраженно перебил Лахлан. – Ведь это попугай, а попугаи танцуют только на подходящей жердочке. Больше они вообще ничего не умеют делать. Неужели тебе никак этого не понять?

Джим уже не раз оказывался в подобной ситуации. Ему следoвaлo постоянно напоминать себе, что он толком не знает людей четырнадцатого столетия. Даже после двухлетнего пребывания здесь он плохо разбирался в мотивах их поступков.

В данном случае оставалось только поверить Лахлану и надеяться на то, что позднее, может быть, удастся найти решение, которое сохранит жизнь Мак-Дугалу и в то же время убережет де Меров от мести короля Шотландии.

– Хорошо, – сказал он. – Тогда поедем в замок завтра.

– Вот это другое дело, – обрадовался Лахлан. Он повернулся и пошел обратно в хижину. Джим последовал за ним.

Мак-Дугал не сделал попытки освободиться от своих пут, чем заслужил не одобрение, а скорее презрение Лахланна.

– Он всегда был жалким трусом. Побоялся, что мы пойдем и заметим, как он пытается удрать; ведь кто-нибудь из нас мог рассердиться и перерезать ему глотку. Ну а пока надо поспать. Хоть он и не пытался ничего сделать, пока мы разговаривали снаружи, лучше спать по очереди. Кто ляжет первым: ты или я?

– Ты, – ответил Джим. Прежде всего, ему не хотелось ложиться на эту кишевшую, вероятно, вшами солому. Кроме того, его мозг продолжал лихорадочно работать, пытаясь найти реальный способ воплощения безумного плана. Джим имел пока лишь самое общее представление о том, что собирался сделать: от перевоплощения в Мак-Дугала до сбора всех полых людей в месте, найденном Снорлом. Однако конкретные детали еще скрывались за целой тучей вопросительных знаков.

Джим сел у огня – или, скорее, поблизости от него, где жар и чад были терпимыми, – а Лахлан забрался на ворох сена и через несколько секунд засопел.

Дважды за ночь у Джима появлялась возможность поспать, когда приходила очередь Лахлана караулить пленника. Джим заворачивался в свой плащ, объяснив Лахлану, что по причинам, связанным с магией, не может пользоваться чем-либо напоминающим кровать, и дважды снова садился, глядя на неподвижного и, судя по всему, спящего Мак-Дугала. Однако до самого утра у Джима так и не появилось ни одной новой идеи.

Когда поднялось солнце, они доели съестное, перерезали путы Мак-Дугала и позволили ему немного размяться и восстановить нарушенное кровообращение, чтобы он мог по крайней мере держаться в седле.

Около полудня они достигли замка де Мер, где их радостно встретила вся семья, и тут же сели за высокий стол, уставленный кушаньями и вином. Там же по просьбе Джима и приказу Геррака посадили Ивена Мак-Дугала.

Несмотря на вино и хорошую еду, а также относительно удобную скамью, прошло больше получаса, прежде чем Мак-Дугал, пролежавший всю ночь связанным на земляном полу, начал вести себя так, будто был в чужом замке в гостях.

Он вступил в беседу с де Мерами и особое внимание уделил Лизет, очевидно считая ее более юной и менее умной и опытной, чем она была на самом деле. Он так распушил перед ней хвост, что на лицах братьев появилось угрожающее выражение. Лишь благодаря многозначительному взгляду Джима, адресованному Герраку, который сразу все понял и успокоил своих сыновей, удалось предотвратить ссору.

– Ни на миг не забывайте, дети мои, – сказал Геррак, выбрав подходящий момент, – что, хотя милорд Мак-Дугал наш пленник, он также дворянин и гость в нашем замке, поэтому мы должны быть учтивыми с ним. Уверен, что вы так и поступите.

Сыновья поняли если не предшествующее объяснение, то, по крайней мере, приказ, содержавшийся в последней фразе.

Вскоре Джим, выпивший и съевший уже более чем достаточно, заявил о своем намерении поговорить с Лизет о Брайене и взглянуть на друга. Джим выразил надежду, что сэр Геррак простит их с Лизет и позволит им выйти из-за стола.

Геррак не возражал, и Лизет поспешно поднялась со своей скамьи. Они вышли из зала, провожаемые разочарованным взглядом Мак-Дугала, сосредоточенном, конечно, на Лизет, а не на Джиме.

– Я в самом деле хочу узнать о Брайене, – сказал Джим, когда они начали подниматься по винтовой лестнице. – Но я хотел бы обсудить с тобой еще кое-что.

Сначала, конечно, о Брайене. Как он себя чувствовал после моего отъезда?

Удалось ли тебе менять ему повязку каждый день и как выглядела рана?

– Мы меняли повязку каждое утро, в точности как вы показывали, милорд, ответила Лизет. – Рана затягивается быстро, просто с чудесной скоростью – и это, конечно, только благодаря вашей магии, сэр Джеймс. Кровь теперь почти не идет, когда мы снимаем повязку, – совсем не так, как было всего два дня назад.

И еще вокруг раны нет никакой красноты, о которой вы говорили. Теперь сэр Брайен чувствует себя бодрее; он все настойчивее требует вина и чего-нибудь еще кроме супа, которым мы его кормим. Вы уж теперь сами решите, как с этим быть.

– Спасибо, что предупредила. – Джим нахмурился. Похоже, Брайен становился все более беспокойным пациентом, независимо от состояния своей раны. – Я поговорю с ним и, может быть, даже позволю давать ему немного вина, мяса и хлеба. Но прежде всего я должен взглянуть на его рану, только после этого я смогу решить.

– Мы нашли немного лука возле стены замка, – сообщила Лизет. – Наверно, его тоже можно дать сэру Брайену. Ведь это первый весенний овощ.

Когда она сказала про лук, у Джима потекли слюнки и он пришел в восторг от спокойного предложения Лизет. Не только она – каждый обнаруживший молодой зеленый лук и каждый, кто услышал о нем, должен был проявить железную выдержку, чтобы не броситься за этой первой съедобной зеленью, поскольку припасенные на зиму овощи давным-давно кончились.

Как человека двадцатого столетия, Джима всегда удивляло, каким образом в средние века люди обходились без овощей, – по крайней мере, свежих – почти девять месяцев в году. А когда сезон овощей наконец начинался, он мог оказаться слишком коротким.

Джим мог себе представить, какое большое внимание уделяли в замке огороду, когда приходило время первого урожая. Слуги, первыми обнаружившие лук, конечно, не решились бы тут же выкопать и съесть его, опасаясь сурового наказания.

Зато Лизет проявила подлинную самоотверженность, ведь именно она раньше всех услышала про лук и предложила отдать первые ростки сэру Брайену. Впрочем, чувство чести было присуще Лизет в не меньшей степени, чем остальным членам семьи.

Конечно, свежую зелень следовало предложить единственному раненому в замке. Но все же можно было найти предлог, чтобы не делать этого: например, предположив, что лук повредит Брайену в его нынешнем состоянии.

– Ха! – быстро воскликнул сэр Брайен, когда Джим и Лизет вошли в его комнату. – Ты вернулся, Джеймс! Иди сюда, дай я поцелую тебя!

Джим стоически перенес этот ритуал. Хотя Брайен и был близким другом, из его рта, как у всякого человека четырнадцатого столетия, исходил довольно тяжелый дух, отнюдь не улучшившийся от того, что он пролежал несколько дней в постели. И конечно, он не брился.

– Теперь расскажи мне обо всем, что произошло, – потребовал Брайен, отпуская его.

Джим начал рассказывать, одновременно разбинтовывая ранy. Повязка отошла без особых затруднений, и в открытой ране почти не оказалось крови. По краям раны Джим не обнаружил признаков воспаления.

Он постарался скрыть свое изумление. Конечно, разрез, хотя и довольно длинный, едва ли затронул что-нибудь, кроме кожи. Но кожа растягивалась при малейшем движении, и заживление подобной раны в столь короткий срок казалось совершенно невероятным, особенно в таких антисанитарных условиях.

А может быть, на здешних людях раны вообще заживали как на собаке? Но ведь Лизет тоже удивилась. Джиму пришло на ум более правдоподобное, хотя и недостаточно убедительное объяснение. В средние века, как в этом, так и в других мирах, зрелых лет достигали лишь те, кто мог выжить; на одного взрослого приходилось от четырех до пяти детей и подростков, которым не удавалось дожить до двадцати лет.

Джим знал, что наследственность и привычка позволяли людям успешно противостоять инфекциям, чувствительным для других. В его собственном замке люди спокойно пили воду из колодца, хотя обычно предпочитали за неимением лучшего хотя бы слабое пиво. Джим хорошо помнил, как худо ему стало, когда он в первый и последний раз отведал этой жидкости. Поэтому Энджи всегда кипятила воду, которой они с Джимом пользовались не только для питья, но и для приготовления пищи.

Словом, Брайен поправлялся и несомненно знал об этом.

– Ну, что скажешь, Джеймс? – радостно говорил Брайен. – Я уже совсем здоров, правда? Почему бы мне не встать и не присоединиться к остальным? Если хочешь, я воздержусь денек-другой от верховой езды, но в этом нет особой необходимости. Я вполне способен сесть на коня уже сейчас.

– Не сомневаюсь, – сказал Джим, который уже закончил свой рассказ о захвате Мак-Дугала. – Ты мог бы сесть на коня, даже если бы тебе отрубили руки и ноги. Но это ничего не значит. Ты нужен мне целый и невредимый недели через две или даже раньше, и я не хочу, чтобы у тебя от излишней активности открылась рана. Так что никакой верховой езды, пока я не увижу, что ты в полном порядке.

– Но послушай, Джеймс… – начал Брайен.

– Нет, Брайен! – перебил Джим. – Ты понадобишься мне менее чем через две недели! Ты очень пригодишься мне, если только сможешь сопровождать меня. Даю слово рыцаря и мага, что тебе надо еще полечиться!

Брайен бессильно опустился на постель.

– Джеймс, – жалобно проговорил он, – если бы ты знал, что значит лежать тут часами с этими слугами… – Он умолк и повернулся к Лизет:

– Простите, миледи, я не хотел сказать ничего плохого о ваших людях. Просто мне нужно встать, иначе я сойду с ума!

Джим внезапно понял, что так, вполне возможно, и будет, и его решимость поколебалась.

– Вот что, Брайен, – сказал он, – если ты полежишь спокойно до обеда с новой повязкой, мы придем и снесем тебя…

– Меня не надо носить! – заявил Брайен.

– Я сказал, снесем тебя. – Джим повысил голос. – Дай мне закончить. Вниз по лестнице, чтобы ты мог с нами пообедать, а после обеда ты, вероятно, можешь немного погулять. Но кто-то все время должен находиться рядом с тобой на случай, если ты неожиданно ослабеешь.

– Я? – возмутился Брайен. – Ослабею? Пролежав несколько дней в постели?

Этого не может быть и никогда не будет!

– Во всяком случае, таковы условия. Ты согласен? Джим затаил дыхание. Он чувствовал, что пойдет на новые уступки, если Брайен продолжит в том же духе: в таком случае рыцарь несомненно причинит себе большой вред, и его выздоровление сильно затянется.

– Хорошо, Джеймс, – пробормотал сэр Брайен, – клянусь, я предпочел бы оказаться под пыткой, чем провести еще один вечер в этой постели и с этой компанией!

– Отлично! – Джим с облегчением выдохнул.

– Теперь как насчет того, чтобы мне дали приличного вина? поинтересовался Брайен.

– Да-да, ты можешь выпить вина. Но только немного, потому что ты ведь обязательно будешь пить и за обедом, и надо еще посмотреть, как оно на тебя подействует. Ты понимаешь?

– Слава Господу и святому Стефану! – воскликнул сэр Брайен. – Пошлите же скорее за вином одного из этих баранов, не то, клянусь, я умру от жажды прежде, чем он вернется, как бы быстро ни бежал.

– Ты! – Лизет указала на одного из слуг. – Кувшин…

– Полкувшина, – быстро вставил Джим.

– Полкувшина для сэра Брайена!

Человек, на которого она указала, выбежал из комнаты.

Джим и Лизет остались у Брайена, пока он не сделал первый оценивающий глоток принесенного слугой вина. Потом Джим извинился за себя и за Лизет, и они снова стали спускаться по лестнице.

А теперь, – сказал Джим, когда они оказались наедине, – слушай, что ты должна сделать в замке и что должен сделать я за его пределами в течение ближайших двух дней. От этого зависит будущее – твое и мое.

– Да, милорд! – с воодушевлением ответила Лизет.

Глядя на ее ясное юное лицо с темно-карими глазами, Джим думал, что оно слишком резко контрастирует с недовольной физиономией прикованного к постели Брайена. Похоже, появление в замке Джима вместе с Брайеном и Дэффидом и особенно деятельность Джима приятно оживили повседневную жизнь семьи де Мер.

Вероятно, тем более это относилось к Лизет, которая, несмотря на свое высокое положение, была достаточно юна, чтобы приходить в восторг по малейшему поводу.

– Мне нужна твоя помощь, – продолжал Джим. – Речь идет о нашем пленнике, э-э… Ивене Мак-Дугале.

– Да, милорд.

– Я не помню, была ли ты с нами, когда я объяснял, что собираюсь с помощью магии приобрести его внешность и занять его место. Тогда я смог бы пойти к полым людям и уговорить их собраться в одном месте, чтобы приграничные жители вместе с маленькими людьми могли уничтожить их всех раз и навсегда.

– О, я все это знаю, милорд. Что же я могу сделать для вас?

– Вот что. Я воспользуюсь магией и стану внешне похожим на Мак-Дугала.

Кроме того, мне нужно научится вести себя как он. Поэтому я хотел бы понаблюдать за ним в различных ситуациях, и особенно когда он общается с другими людьми. Ты ему нравишься…

– Вы так думаете? – невинным тоном спросила Лизет.

– Ну конечно. Его привлекает твоя красота и молодость. А кроме того, твой ум и способность выполнять роль хозяйки в замке произвели на него большое впечатление.

– Вы в самом деле так думаете?

– Да. И знаю, что так оно и есть. Я хотел бы, чтобы ты заставила его разговориться. Во всяком случае, он будет искать твоей благосклонности.

Пожалуйста, сделай так, чтобы он добивался ее с наибольшим рвением. Пусть он старается…

Джим не смог подобрать средневековый эквивалент выражению «приударить» и запнулся.

– Мне кажется, я поняла, – сказала Лизет. – Вы хотите, чтобы он разговорился, чтобы он искал моей благосклонности и показал себя со всех сторон.

– Именно так! Ты все правильно поняла. Я надеюсь, что Мак-Дугал распустит хвост, как павлин. Тогда я смогу понаблюдать за ним; и тут еще одно преимущество: когда я приобрету его внешность, я попробую вести себя перед тобой как он, а ты скажешь, что я делаю правильно, а что – не правильно. В общем, тебе надо очаровать его…

– Сэр!