Дракон на границе

Глава 21

Когда Джим и Геррак подошли к большому залу, оттуда донеслись чрезвычайно странные звуки, заглушавшие даже шум на кухне. Джим услышал звон какого-то струнного инструмента и топот, регулярно сопровождавшиеся чем-то вроде воинственного клича.

Джим взглянул на своего спутника в поисках объяснения. У Геррака был не очень довольный вид.

– Мои сыновья пляшут, – пояснил он. – Конечно, их подбил Мак-Дугал; и я не удивлюсь, если приложил руку и Лахлан, этот дикий скот!

Они вошли в большой зал и поднялись на возвышение, на котором стоял высокий стол. В тот момент за столом оставались только трое. Среди них была Лизет, безмолвная и неподвижная, словно выточенная из льда. Напротив нее сидел Дэффид, а немного ближе к центру стола, на той же стороне, что и Лизет, Мак-Дугал, лицо которого выражало смесь снисходительного удивления и презрения, словно при виде какого-нибудь блошиного представления.

Возле низкого стола, простиравшегося до парадного входа, Кристофер играл на лютне, а Лахлан плясал под его музыку.

Джима несколько удивило это зрелище. Он видел прежде шотландских плясунов на праздниках и ярмарках. Тогда танцевали в основном молодые девушки, но даже их танцы произвели на Джима большое впечатление. Они словно парили в воздухе, едва касаясь земли; при этом их ноги выделывали сложные па, одна рука упиралась в бок, а другая была поднята над головой.

Лахлан делал то же самое. Он снял сапоги, и, хотя его ноги со стуком опускались на дощатый пол зала, он также, несмотря на свой вес и габариты, казалось, парил, исполняя танец. Тут же полукругом стояли остальные сыновья Геррака. Время от времени то один, то другой из них начинал подергиваться, словно тоже желал пуститься в пляс.

Геррак занял свое обычное место в центре стола, оказавшись ближе к Мак-Дугалу, чем к Лизет, и с безучастным видом наблюдал за происходящим.

Наконец Лахлан остановился и подтолкнул вперед одного из молодых де Меров, который тут же пустился в пляс, в то время как Кристофер продолжал играть. С точки зрения Джима, второй танцор двигался совсем неплохо; однако его братья принялись хохотать. Он густо покраснел, но продолжал танцевать, временами испуская воинственный клич, подобный тому, который был слышен несколько минут назад и исходил, очевидно, от Лахлана.

Джим, занявший место между Герраком и Дэффидом, поглядывал на Лизет и Мак-Дугала. Последний потихоньку придвинулся по своей скамье ближе к Лизет и обратился к ней вполголоса. Джим услышал его слова только благодаря тому, что сидел достаточно близко.

– Если мне удастся уговорить вашего великолепного юного брата сыграть для нас что-нибудь более спокойное и изящное, – сказал Мак-Дугал Лизет, – не соблаговолит ли миледи пройти со мной пару кругов?

Лизет не повернула головы.

– Милорду уже известно, – ответила она с явной неприязнью, – что меня не интересует какое-либо общение с ним, выходящее за рамки моих обязанностей хозяйки замка.

Мак-Дугал тяжело вздохнул и отодвинулся – однако, как заметил Джим, не на свое прежнее место, а гораздо ближе к Лизет.

Поскольку шотландский посланник, похоже, не собирался делать ничего такого, что можно было бы заметить, запомнить и затем попытаться воспроизвести, Джим решил пока заняться другими делами.

Он наклонился к Дэффиду и прошептал ему несколько слов на ухо – совсем тихо, чтобы никто, кроме него, не услышал:

– Дэффид, можешь выйти со мной на минутку? Мне надо с тобой поговорить.

Дэффид молча кивнул и так же молча встал из-за стола. Вместе с Джимом они покинули большой зал, миновали кухню и вышли в пустой коридор, который вел в комнатy, где Джим беседовал с Герраком.

Убедившись, что их не подслушивают, Джим остановился и повернулся к лучнику.

– С чего вдруг эти пляски? – с любопытством спросил он, прежде чем перейти к делу, которое он хотел обсудить с Дэффидом.

– Милорд Мак-Дугал поинтересовался, нет ли в замке лютни или какого-нибудь другого музыкального инструмента, – ответил Дэффид; по его невозмутимому тону невозможно было определить, осуждает он или одобряет поступок Мак-Дугала. – Он предложил всем послушать несколько песен, если инструмент найдется. Оказалось, что у Кристофера – того, самого молодого…

– Да, я знаю Кристофера.

– У Кристофера есть лютня, – продолжал Дэффид. – К тому же он умеет на ней играть. Он взял ее, настроил, и милорд Мак-Дугал спел нам несколько песен в довольно странной манере, почти не открывая рта, так что мы не разобрали половины слов. Он назвал это любовными песнями; и в самом деле они были очень печальными, вероятно, подобно любовным чувствам таких, как он.

– Понятно, – кивнул Джим.

– Потом, пропев несколько песен, он предложил, чтобы кто-нибудь другой взял инструмент и тоже спел, но на лютне умел играть только Кристофер, а петь он не умел. Тогда встал Лахлан и сказал, что он, возможно, и не умеет петь, но готов исполнить танец, если Кристофер сыграет. Кристофер согласился. А потом пришли вы.

– Понятно, – повторил Джим. – Тогда все ясно. Мне просто интересно, что происходит. Во всяком случае не из-за этого я вытащил тебя из-за стола, Дэффид.

Есть гораздо более серьезное дело.

– В самом деле, Джеймс?

– Да. Как ты знаешь, я думаю собрать всех полых людей в одном месте, где на них должны будут напасть объединенные силы приграничных жителей и маленьких людей. И еще я хочу принять облик Мак-Дугала.

Джим замолчал. Дэффид кивнул.

– Так вот, – продолжил Джим, – все должно идти в строгом соответствии с планом, я не могу позволить себе ни малейшей задержки при подготовке сражения.

Например, намеченное на завтра нужно обязательно сделать именно завтра, чтобы осталось время на прочие дела.

– Если не успеешь сделать завтра, так сделаешь в другой день, – возразил Дэффид. – Извини, Джеймс, я давно заметил у тебя одну особенность. Ты придаешь слишком большое значение времени и постоянно опасаешься, что тебе его не хватит. Видишь ли, о таких вещах лучше не беспокоиться. Ведь если завтра не произойдет то, чего мы ждем, значит, произойдет что-нибудь другое. У нас только одна жизнь, и ее путь нам неведом.

Джим внезапно ощутил мучительную беспомощность. В очередной раз ему пришлось столкнуться с различием в образе мышления в четырнадцатом и двадцатом столетиях. Осуществлению замыслов средневекового человека препятствовали столь многие обстоятельства, что он считал редкой удачей, если ему все-таки удавалось исполнить задуманное в намеченном месте и в намеченное вpeмя. Вследствие такой неопределенности люди, как правило, вообще старались не строить планов на будущее и безропотно отдавались во власть судьбы.

– Возможно, ты прав, Дэффид, – сказал Джим, – но мне бы очень хотелось, чтобы полые люди были уничтожены, а маленькие люди сражались бок о бок с приграничными жителями и признали друг друга. Я думаю, это будет очень хорошо.

Разве ты так не считаешь?

– Конечно, так и будет, если этому суждено быть.

– Видишь ли, в том-то все и дело – это может произойти, а может и не произойти. Но я хочу сделать все, чтобы это произошло, и поэтому нельзя терять времени. Завтра волк Снорл должен быть здесь; он отведет нас к маленьким людям.

Мы с Лизет рано утром встретимся с ним. С нами пойдет также Геррак, он будет говорить с маленькими людьми от имени приграничных жителей, если Снорл согласится взять нас всех, а я думаю, он согласится. Лизет говорила, что он ей никогда ни в чем не отказывал. Я хочу, чтобы ты тоже был с нами.

– Я всегда рад сопровождать тебя. Но для чего я могу понадобиться тебе завтра?

– Видишь ли… – Джим почувствовал, что ответить не так-то просто. – Ты, кажется, произвел особое впечатление на маленьких людей, когда мы с ними встретились. И мне кажется, твое присутствие послужит для них доказательством того, что мы замыслили хорошее дело. Конечнo, если ты по какой-нибудь причине несогласен…

– Но я согласен. – В голосе Дэффида прозвучал легкий упрек. – Как ты мог подумать иначе? Ведь я говорил, что считаю твои замыслы хорошими, а главное, мы – соратники со времени сражения у Презренной Башни, даже еще дольше, и значит, останемся соратниками до конца наших дней. Разве не так?

– О, конечно, так! Просто я не хотел ничего навязывать тебе, пользуясь нашей дружбой…

– Джеймс, между нами не может быть и речи о навязывании. Я бы хотел, чтобы ты больше не произносил этого слова, обращаясь ко мне с просьбой.

– Да, конечно! – пробормотал Джим, чувствуя, что совершил грубую ошибку, и в то же время не понимая, в чем именно она заключается. – Я просто хотел спросить… черт подери, Дэффид, я стараюсь, как могу, никому не причинить неприятностей; и все так перепуталось… Во-первых, надо держать это дело в секрете от Брайена; иначе он захочет быть с нами.

– Он в любом случае будет с нами или отправится вслед за нами, когда узнает, что мы уехали. Придется ему все рассказать до отъезда.

– Да, я собирался поговорить с ним до отъезда. Я объясню ему, что хочу взять его с собой в день сражения, если он к тому времени сможет держаться в седле. Поправляется он превосходно и, возможно, скоро почувствует себя так хорошо, что оставлять его просто не будет нужды.

– Наверно, так и будет, – согласился Дэффид. – Хорошо. Хочешь, чтобы я разбудил тебя утром, или ты сам меня разбудишь?

– Ты умеешь просыпаться рано утром. И главное, ты умеешь просыпаться в нужное время. Будь добр, разбуди меня, когда небо начнет светлеть. А потом мы подождем в моей комнате Лизет или… – Внезапно ему в голову пришла новая мысль. – Может, лучше сначала разбудить Геррака, а потом подождать Лизет?

– Так и сделаем. – Дэффид вдруг улыбнулся Джиму:

– Не надо так хмуриться, милорд. Завтра все получится. А если не получится, не наша вина. Чего еще ожидать человеку?

– Возможно, ты прав.

– Конечно, прав. Но что теперь? Останемся здесь, пойдем еще куда-нибудь или вернемся в большой зал?

Джим вспомнил о текущих делах.

– Вернемся в зал, – сказал он. – Я должен наблюдать за этим проклятым Мак-Дугалом, пока он не сделает чего-нибудь такого, что я смог бы воспроизвести, когда приму его облик.

Они пошли по коридору.

– Я вижу, милорд начинает ругаться, как все англичане, – заметил Дэффид. И, надо сказать, это тебе идет. Проклятия помогают избавиться от дурного настроения, потому-то сэр Брайен так часто к ним прибегает, а у тебя, Джеймс, нет недостатка в поводах для дурного настроения.

– Зато ты не часто ругаешься. – Джим искоса посмотрел на Дэффида. Они уже входили в зал.

– Это оттого, что я родом из Уэльса, а у нас, валлийцев, как и у маленьких людей, другие потребности и другие привычки.

Они заняли свои места за высоким столом, где их радостно встретил Геррак, который до того сидел в полном одиночестве и пил с мрачным видом, поскольку больше делать было нечего. Теперь он сразу наполнил кубки Джима и Дэффида.

Внизу тем временем танцевал – или пытался танцевать – другой из братьев де Мер, а Лахлан давал ему советы и указания. Шотландец явно невысоко ценил хореографические способности этих парней.

Джим сидел и наблюдал за Ивеном Мак-Дугалом. Однако Лизет по-прежнему оставалась ледяной девой, что вызывало у Джима серьезное недоумение. Он ждал от нее вовсе не такого поведения. К счастью, он вовремя вспомнил слова своей жены Энджи, которая однажды сказала ему примерно то же, что хозяйка замка де Мер: верь мне, даже если тебе покажется, будто я веду себя совсем не так, как ты ожидал. Очевидно, Лизет выбрала наиболее надежный, с ее точки зрения, способ овладеть вниманием Мак-Дугала.

И в самом деле, как заметил Джим, наблюдая за ним, поведение Лизет оказалось весьма действенным. Чем ближе к вечеру, тем больше старался Мак-Дугал ухаживать за ней. И постепенно Лизет как будто начала оттаивать под его мощным натиском.

В конце концов она согласилась станцевать с ним какой-нибудь танец поизящнее. Как выяснилось, Кристофер знал лишь одну мелодию, подходящую для такого рода танцев. Он заиграл; Мак-Дугал картинно повел Лизет по залу, объясняя ей фигуры, которые делал. Джим не мог определить, нуждается ли Лизет в этих объяснениях; во всяком случае она довольно точно следовала указаниям Мак-Дугала.

Однако, когда танец закончился, она снова превратилась в ледяную деву и молча просидела в своем углу до конца обеда, а потом встала и отправилась спать.

Джим последовал ее примеру. Хотя он уже немного приспособился к образу жизни в четырнадцатом столетии, он с ужасом думал, что нужно будет встать paно утром. Джим знал, что после того вина, которое он не мог не выпить, не обидев хозяина, он будет спать мертвецким сном, когда Дэффид придет будить его пepeд рассветом.