Драмы

А д р и а н в а н д е р В е р ф — бургомистр Лейдена.

М а г д а — его дочь.

Я к о б в а н д е р К л е е ф — купец, член магистрата.

П е т е р — его сын.

Б р о о м — слуга Верфа.

В и к а — нянька Магды.

Т и л ь У л е н ш п и г е л ь.

Л а м м е Г у д з а к, по прозвищу Лев.

Н е л е — невеста Тиля.

П а л а ч.

Л о ц м а н.

С т р а ж н и к и, ж и т е л и города Лейдена, г ё з ы, и с п а н ц ы.

Действие происходит в городе Лейдене в 1574 году.

Набатные удары колокола. Трубы.

Страница тысяча пятьсот семьдесят четвертая книги «История планеты под названием «Земля»… Осажденный со всех сторон врагами, стоял Город. В него били из орудий, в него посылали огонь и смерть. Город стоял. Болезни и голод посетили его. Вооруженные, как дьяволы в аду, враги окружили его и требовали, чтобы Город упал на колени. Город стоял. Враги подсылали туда лазутчиков, провокаторов. Вместе с трусами и малодушными они требовали, чтоб Город покорился. Город стоял. Весь мир удивлялся, глядя на этот город. Чего он ждет? Ведь ему трудно, как не было трудно никому. Ведь ему плохо, как никогда не было плохо. Каждый день, встав с постели, люди по всей земле спрашивали: «Как Город? Покорился ли он? Говорят, вчера он сдался?» Но это была неправда. Город стоял. И плакали от бессилия помочь ему друзья, и негодовали враги, и удивлялись равнодушные. Город стоял. И весь мир, затаив дыхание, смотрел на него. Он стоял как памятник. Город свободы. Город-воин. Слава тебе, Город. Слава твоим разломанным набережным, твоим сожженным домам, твоим обагренным кровью улицам, твоим темным от ненависти глазам, твоим сжимающим оружие рукам, твоим детям, боящимся показать взрослым, что они дети, твоим женщинам, спорящим в мужестве с мужчинами, твоим сыновьям и отцам, достойными так называться. Слава твоим рекам и мостам, слава твоему воздуху, слава небу над тобой, слава тебе, Город. Слава!

Трубы. Набат. Открывается занавес.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Через широкое окно видна панорама Лейдена. Заплесневевшие зубцы городской стены. Древняя, полуразрушенная, заросшая в середине дубами башня Генжиста. Она возвышается над флюгерами на крышах, над колокольнями, над перекинутыми через каналы мостами, над кронами старых лип.

Взволнованное, похожее на океан небо Нидерландов.

В комнате камин, кресла и тюльпаны. Тюльпаны всюду: на подоконнике и на подвешенной к верху окна оранжерейке, на балконе, выходящем на площадь, на полке, рядом с тяжелыми кожаными фолиантами.

Голуби влетают в распахнутое окно, клюют насыпанный им возле тюльпанов корм.

М а г д а В е р ф, светловолосая, стройная и очень юная. П е т е р в а н К л е е ф, жених Магды.

М а г д а (у окна). Сторожевой! Мейнхеер! Что там внизу? Не видите ли вы помощи? Не идут ли к нам войска Молчаливого?

Г о л о с с т о р о ж е в о г о. Внизу только враги.

П е т е р. Что он говорит?

М а г д а (как эхо). Внизу только враги…

П е т е р. Два месяца один и тот же ответ… Пой же дальше, пой, Магда.

Магда поет. Петер ей аккомпанирует на лютне.

П е т е р. Эту песню я написал только для тебя. Ты будешь петь ее, когда меня уже не будет в Лейдене.

М а г д а. Сегодня ты уходишь?

П е т е р. Если до вечера не вернется твой брат, сегодня в ночь я и еще шестнадцать пойдем ему на выручку.

М а г д а. Год назад, когда испанцы обманом заставили славный Гаарлем сдаться, там был мой старший брат Иоганн. Солдаты Филиппа Кровавого убили его. Три дня назад пропал мой младший брат. Если и ты погибнешь, Петер, как мы будем жить, я и мой отец?.. Ведь он любит тебя как сына. А потерять третьего сына…

П е т е р. Завтра вернется Эбергард, живой, веселый. Я верну Верфу сына, а тебе брата. Но кто знает, что будет завтра! Вот поэтому я принес тебе, Магда, все, что у меня осталось на свете. Смотри сюда… Когда ты родилась, мне было семь лет, и первый мой тюльпан — отец привез его из Испании — я назвал «Магда». Посмотри, он желтый, как солнце, с красным отливом, с серебряными краями. Когда тебе исполнилось десять, а мне семнадцать лет, я вывел этот тюльпан и назвал его «Магда и Петер». Из Гаарлема приезжали люди смотреть на это чудо. Молочно-белый тюльпан с голубым рисунком. Приезжие турки предлагали за него пятьсот флоринов. Вот тюльпан — «Звезда Лейдена», — он распустился, когда тебе исполнилось четырнадцать лет. А в день нашей помолвки, когда испанские войска ворвались в Нарден и герцог Оранский — принц Вильгельм Молчаливый — снова поднял знамя восстания, я стал выращивать луковицу совершенно оранжевого тюльпана. Три года я сушил семена, подогревал, смачивал в растворах, закалял на солнце. Через семь месяцев в этом горшке распустится оранжевый тюльпан. Такого нет ни в Турции, ни в Испании, ни у кого в Нидерландах. А оранжевый цвет — цвет освободителей, цвет Оранского. И если мне не суждено вернуться, пусть напоминает этот тюльпан обо мне.

М а г д а. Тюльпан… слабая память о человеке.

П е т е р. О человеке должен напоминать человек… Я хотел бы, чтоб памятью обо мне был наш сын, Магда. Он был бы ровесником оранжевого тюльпана, и тюльпан защищал бы его от невзгод… Ах, Магда, слишком поздно мечтать нам о сыне! А что если сегодня же тебе стать мевроу ван Клееф? Магда, скажи, ты хочешь этого? Скажи, Магда, и счастливее меня не будет никого в Нидерландах. Счастливее, храбрее, преданнее…

М а г д а. А если наши отцы не согласятся? Несчастнее и трусливее тебя не будет никого в Нидерландах?

П е т е р. Ты смеешься, Магда?

М а г д а. Нет, я только боюсь, что ван дер Клееф и мой отец… Они так озабочены судьбою города… Они скажут, что легкомысленно и не время. Горожане подумают, что у бургомистра только и дел, что заниматься сейчас свадьбами.

П е т е р. Но мы можем это сделать тайком. Никто не будет знать.

М а г д а. Нет, Петер, без согласия отца я никогда ничего не делаю.

Входят бургомистр А д р и а н в а н д е р В е р ф и Я к о б в а н д е р К л е е ф. Верфу шестьдесят лет. Он высок, грузен, опирается на палку. Широкополая войлочная шляпа надвинута на самые брови, будто тоже сделанные из тяжелого голландского войлока. Клееф слегка прихрамывает. Он небольшого роста, худ и подвижен, весел и разговорчив.

В е р ф. Зачем вы здесь, дети?.. Опасно быть так близко от городского вала. Испанцы снова стали палить из пушек по башне Генжиста. Следует ожидать штурма.

К л е е ф. Одно ядро попало в церковь святого Петра во время богослужения. Ядро врезалось в стену собора и застряло в ней. Богослуженье ни на минуту не прервалось. Еще жарче стали молиться горожане.

В е р ф. Уходите отсюда, Магда и Петер. Идите на Коровью улицу, туда не долетают ядра. Если и с вами что-нибудь случится…

М а г д а. Мы уйдем… Только ты… Я уверена, что Эбергард вернется. Завтра или даже сегодня вечером… Может быть, сейчас он уже подходит к нашему дому…

В е р ф. Эбергард никогда не вернется, Магда… Час назад пришли воины из его отряда. Ушло двести, вернулось одиннадцать. Эбергард мертв и лежит во рву у городской стены. Те, кто не были убиты в бою, повешены за ноги на деревьях против главных ворот. Помощнику Эбергарда, толстому ван дер Глюку, они обрезали нос, уши и, всунув в руки письмо, перебросили через стену. Вот письмо, Петер, прочти его нам.

П е т е р (читает). «Город Лейден! Один за другим сдаются нам восставшие города. Уничтожены очаги восстания в Цутвене, Нардене, Гаарлеме, Гааге, Масслендейсе. В последней битве при Мооке нами окончательно разбито войско Вильгельма Оранского, убиты братья его Людвиг Нассау и Генрих. Оранский болен и беден. Без войска и без средств он не в силах помочь тебе, Лейден. Не надейся на помощь короля Англии, помощи не будет. У тебя мало войск, в двенадцать раз меньше, чем у осадившего тебя Вальдеца. У тебя нет запасов оружия и продовольствия. Вернись в объятия нашей матери святой церкви, открой свои ворота войскам наместника короля Испании Филиппа Второго — великому командору Кастилии, губернатору Милана Цуниге Луису де Реквезенсу, и ты будешь прощен, Лейден».

Пауза. Ван дер Клееф тяжело вздыхает, вытирает глаза платком.

В е р ф (неожиданно засмеялся). «Сладко свирель распевает, птицу маня в западню». Так часто любил говорить мой учитель Эразм Роттердамский. Сладко распевает! Броом!

Входит Б р о о м.

Снеси это письмо военачальнику ван Доэсу. Пусть ударят в набат и на площади Лейдена это письмо прочтут Лейдену.

Броом уходит.

П е т е р. Я хотел вас просить, мейнхеер…

В е р ф. Ну, Петер, сын мой, — мне теперь некого так больше называть, — о чем ты хочешь просить?

М а г д а. Не надо сейчас, Петер.

П е т е р (взглянув на Магду). Я прошу отправить меня не ночью, а сейчас же, немедленно, на вылазку против испанцев, чтобы отомстить им за смерть Эбергарда и достойно ответить на это письмо.

В е р ф. Иди.

К л е е ф. Погоди, Петер… Нельзя же так… сразу… ты должен проститься с матерью, со мной… Да и рано. Мы не знаем, что скажет Лейден, прочтя это письмо…

П е т е р. Я не знаю, что скажет Лейден, но я знаю, что он должен сказать. Прощай, Магда… Я хотел бы сказать, мевроу ван Клееф… Но говорю, прощай, Магда ван Верф. Прощайте, мейнхеер. (Целует руки Верфу и Клеефу.) Прощайте, отец.

Глухой гул набата. Петер уходит. Магда провожает его.

В е р ф. Сейчас на площади ван Доэс читает письмо этих бессовестных негодяев.

К л е е ф. Но они обещают мир.

В е р ф. Он столько же похож на мир, сколько жизнь на смерть. Им верил и я. Двести пленников отпустил на свободу, в ответ они убили моего сына.

Входит Б р о о м.

Б р о о м. Там привели двоих взятых в плен. На них костюмы фламандцев, по виду они нищие, но наши солдаты уверены, что это переодетые лазутчики Вальдеца. На все вопросы они отвечают молчанием. Они хотят видеть только вас, мейнхеер бургомистр. Зная вашу доброту, они, наверно, будут просить у вас пощады.

В е р ф. Они знают мою доброту? Мейнхеер ван Клееф! Допросите пленных от моего имени, и, если окажется, что это испанцы, вздерните их на виселицу. Пусть они знают мою доброту! (Уходит во внутренние комнаты.)

К л е е ф (Броому). Введите пленных.

Броом уходит и возвращается, ведя д в о и х о б о р в а н ц е в. Один веселый, стройный, худой, с петушиным пером на шляпе. Другой толстый, низенький, добродушный, грустный.

Станьте на лестнице, Броом, и никого не впускайте сюда. Если понадобится, я крикну.

Броом уходит.

Кто такие?

1-й о б о р в а н е ц. Дети счастливого случая и несчастного стечения обстоятельств. Гороховые шуты или шуты из гороха, перца, ослиной кожи, заячьего носа, птичьего слуха, рыбьей чешуи. Дворяне среди бродяг, бродяги среди дворян, старики среди младенцев, юнцы среди разбитых параличом, дураки среди умных, мудрецы среди глупцов.

К л е е ф. Немного вы о себе рассказали.

1-й о б о р в а н е ц. Вы рассказали о себе еще меньше.

К л е е ф. Вы мои пленники, а не я ваш.

1-й о б о р в а н е ц. О, если бы вы были нашим пленником, то через минуту на этом столе появились бы жареные куропатки, начиненные рублеными перепелками, фазаны в сливках, кабаньи головы, колбасы из молочных телят и прозрачный рейнвейн.

К л е е ф. Довольно болтовни!

2-й о б о р в а н е ц. Правильно! Довольно болтовни, пора приниматься за еду.

К л е е ф. Кто такие?

1-й о б о р в а н е ц. Не раньше, нем мейнхеер скажет, кто он и где бургомистр ван дер Верф.

2-й о б о р в а н е ц. У нас к нему письмо.

1-й о б о р в а н е ц. Тсс… ты.

2-й о б о р в а н е ц. Зачем делать тайну, Тиль, когда ясно, что он и есть бургомистр! (Поет жаворонком.) Тивиль-виль-виль…

К л е е ф. Довольно паясничать! Где письмо?

1-й о б о р в а н е ц (Т и л ь). Как, мейнхеер, пенье жаворонка вы считаете паясничаньем?!

2-й о б о р в а н е ц. Да разве вы не знаете, что…

Т и л ь. Молчи, Ламме!

2-й о б о р в а н е ц (Л а м м е). Ну, чего там! Ведь это и есть ван Верф — славный бургомистр непреклонного города. Он просто не знает еще условного знака гёзов. Когда, мейнхеер, вы услышите пение жаворонка, вам должно кричать петухом. Это значит, что идут патриоты и вы тоже патриот и готовы помочь нам. Спой ему нашу лесенку, Тиль!

Л а м м е. Теперь вы понимаете, как должно отвечать вам? Тивиль-виль-виль…

К л е е ф. От кого письмо?

Л а м м е (пожимая плечами и показывая на Тиля). Тивиль-виль-виль.

Т и л ь (желая, чтобы Клееф ответил ему условным знаком). Тивиль-виль-виль…

К л е е ф (оглядываясь, без всякого удовольствия). Ку-ка-ре-ку! Ку-ка-ре-ку!

Т и л ь. Вот так, мейнхеер! Письмо от самого принца Оранского.

К л е е ф. От Оранского?

Т и л ь. Мы идем из Дельфта. Принц побоялся послать это письмо с голубем. Чтобы нас не узнали, мы переоделись нищими и примкнули к вашим солдатам.

Л а м м е. Его зовут Тиль Уленшпигель, сын Клааса.

Т и л ь. А его Ламме Гудзак, по прозвищу Лев. (Разрывает на себе одежду, вынимает письмо и вручает его Клеефу.)

К л е е ф (отходит в сторону и про себя читает письмо). «…эти двое, мейнхеер Верф, мои верные люди, расскажут вам, что я снова собираю свое разбитое войско на помощь Лейдену… С горечью я узнал, что среди лейденцев есть люди, готовые продать религию и честь свою иноземцам. Случайно, через верных людей, стало известно, что член магистрата влиятельный купец Якоб Клееф состоит в переписке с Филиппом Вторым и его наместникам Реквезенсом, от которых он получил приказание тайно подготавливать в городе восстание, сея слухи и недовольство вашим управлением. Через подставных лиц он скупил все продовольствие и, создав голод, будет добиваться сдачи города. Сам он, как и всякий опытный шпион, предпочитает оставаться в тени…»

Л а м м е. Что пишет вам принц, мейнхеер?

К л е е ф. Ваше письмо попало в руки, как нельзя более подходящие для него.

Л а м м е. И мы так думаем. (Увидев, что Клееф разрывает письмо на мелкие кусочки.) Зачем вы его рвете? Его, наверное, надо прочитать Лейдену!

К л е е ф. Я прочел, и этого достаточно. Вы никому не показывали письма?

Т и л ь. Мы даже сами не читали его, мейнхеер. Мы честные посланники.

Л а м м е. И главное, мы не умеем читать.

К л е е ф. Простите, друзья, но для того, чтобы доказать вашу невиновность и оградить от расправы толпы, думающей, что вы переодетые испанцы, я должен до утра продержать вас под арестом. Зато завтра вы получите угощенье по заслугам, мейнхееры. Эй, Броом!

Входит Б р о о м.

Отведи арестованных в комнату на лестнице и никого к ним не пропускай. У дверей поставь двух часовых.

Л а м м е (Тилю). Странный прием гостей. В моем животе играют трубы и звенят литавры… Ох, и не нравится же мне этот ван Верф.

Т и л ь. Ничего, Ламме, терпи! Если хочешь быть дипломатом, не удивляйся, когда тебе ни с того ни с сего вдруг отрубят голову.

Тиль, Ламме и Броом уходят. Со стороны улицы слышен шум, многоголосый говор людей, приближающихся к дому. Из комнаты выходит В е р ф.

В е р ф. Что за шум на улицах?

К л е е ф. Граждане Лейдена идут к ратуше. Очевидно, ван Доэс прочел им письмо испанцев, и они хотят узнать, как ответил магистрат.

Вбегает М а г д а.

М а г д а. Отец! Весь Лейден идет сюда. Даже древние старики и старухи плетутся. Больных несут на носилках их родственники. Детишки сидят на плечах у отцов. Все хотят знать, что ты ответил Реквезенсу.

К л е е ф. Лейден требует, бургомистр, чтобы вы вышли на балкон и поговорили с гражданами.

М а г д а. Разнесся слух, что ты и все члены магистрата бежали из Лейдена подземными путями. Сорок валлонцев перелезли по веревочной лестнице через стену и сдались испанцам. В городе пропало мясо и молоко. У городских ворот задержано несколько переодетых горожан, забравших с собой все свое золото и драгоценности, чтобы подкупить испанскую стражу и бежать на восток.

Вбегает П е т е р.

П е т е р. Мейнхеер! Командир патруля у Бургундских ворот бросил их и убежал домой. Команду принял солдат из патруля. На окраинах начались грабежи.

В е р ф. Немедленно ты со своим отрядом установи порядок в городе. Всех толпящихся у городских ворот отправь по домам. Грабителей убивать на месте.

Петер убегает. Снова ударил набат. Верф выходит на балкон.

Город Лейден!

Сразу тишина. Умолк набат. Затихла толпа.

Как видишь, Лейден, я с тобой и клянусь богом, что буду здесь до последнего моего смертного вздоха! Ты читал письмо испанского полководца о том, что нас простят, если мы откроем ворота. Такое же письмо они написали Гаарлему. Гаарлем поверил и после семимесячной осады сдался на милость победителя. Весь гарнизон и почти все мужское население его были казнены. Двести сорок тысяч гульденов внесено как откуп от грабежа, однако не было ни одного дома, не оскорбленного захватчиками. Город был зажжен с четырех сторон. Пять палачей день и ночь казнили гаарлемцев, пока сами не сошли с ума. Тогда тех, кого не успели казнить палачи, привязали спина к спине и утопили в озере. Теперь Филипп Второй прощает нас. За то, что мы не верим его обещаниям и боремся за счастье своих детей, он нас прощает! За кровь, пролитую им, за убийства и беззакония, творимые его солдатами, он нас прощает. Но мы не прощаем его. И никогда не простим! Слушай меня, Лейден! Без твоего согласия, но уверенный в нем, я уже послал ответ Реквезенсу. Там только один стих: «Сладко свирель распевает, птицу маня в западню». Мы будем держаться, пока у нас хватит сил. А когда у нас не хватит сил, мы тоже будем держаться. Так отвечает захватчикам Лейден!

Крики за окном. Торжественный гимн Лейдена. Верф входит в комнату и к нему подходит ван дер Клееф.

К л е е ф. Таким бургомистром может гордиться любой город. Будь же теперь непримирим, Верф. Забудь доброту и жалость! Вот указ о казни двух испанских лазутчиков, пробравшихся в город. Я допросил их. Подпиши указ.

В е р ф (подписывая указ). Вы допросили их, мейнхеер? Я вам верю… (Уходит.)

За ним идет М а г д а.

К л е е ф. Броом! Введите сюда арестованных.

Б р о о м возвращается с Т и л е м и Л а м м е.

Ну, друзья, я все уладил. Завтра утром вы получите обещанное угощенье. На площади Лейдена на рассвете вы оба будете повешены.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Площадь. Ночь. Очертания недостроенной виселицы. Пустынно, Перекликаются часовые. Две женские фигуры крадутся по площади. Лица их закрыты вуалями. Это М а г д а и ее нянька В и к а.

В и к а (сторожевому на башне). Что в лагере у испанцев, мейнхеер? Не видно ли помощи? Не идут ли гёзы?

Г о л о с с т о р о ж е в о г о. Вокруг только враги.

М а г д а. Что он говорит?

В и к а. Вокруг только враги.

М а г д а. Не кричи, няня, так громко. Вдруг нас заметят…

В и к а. Ну зачем ты надумала ночью идти к каким-то висельникам? Узнает отец…

М а г д а. А он не узнает, юфроу. И это не простой висельник. Это знаменитый колдун. Когда ван Клееф вчера допрашивал его, он превращался то в птицу, то в паука, пел жаворонком, кричал петухом. Слуга у двери видел и мне сказал. Если такой колдун что-нибудь предскажет — обязательно сбудется. Ну прошу тебя, няня, пойдем со мной. Они заключены в башне Генжиста. Мы упросим часового, и колдун мне погадает. Это так важно, няня…

Они проходят. С другой стороны, неся огромную перекладину для виселицы, входят Т и л ь, Л а м м е, п а л а ч. Во время разговора они, как обезьяны, лазают по виселице, достраивая ее.

Л а м м е. Прекрасные порядки в этом городе! Приговоренный сам себе строит виселицу. А когда нас повесят, мы должны будем сами вести лошадей под уздцы на кладбище. И сами себе рыть могилы! Хорошо еще, что не придется снимать шляпы у своей могилы, потому что голов уже не будет.

П а л а ч (хохочет). Вот это шутники, ей-богу! Первый раз у меня такие веселые… гости!

Т и л ь (прилаживая перекладину). Это еще что! Вот когда мы подскочим до перекладины, задергаем ногами и высунем языки, ты просто умрешь со смеху. Эй, Ламме, что приуныл?

Л а м м е. Кажется, я начинаю понимать, что значит «юмор висельников». Тебе, конечно, не впервой, Тиль. Тебя уже столько раз хотели сжечь, повесить, отрубить тебе голову. А я еще новичок в этих делах!

Т и л ь. Сегодня, после того, как тебя повесят, и ты привыкнешь. Практика! Интересно знать, кого из нас повесят раньше?

Л а м м е. Вот уж неинтересно, совершенно неинтересно. Ох, Ламме, Ламме, зачем ты связался с этим бродягой Уленшпигелем! С его гёзами, с их песнями! Зачем ты прошел всю Фландрию, Брабант, пол-Голландии и теперь будешь повешен вдали от родного дома и любимой женушки. Тиль! Надо послать голубя принцу, сообщить, что мы в опасности.

Т и л ь (ходит по вершине виселицы и вместе с палачом осматривает ее). Ответ придет через два дня, а нас казнят на рассвете.

Л а м м е. Но надо же сообщить ему, что здешний бургомистр предатель или сумасшедший, если вешает друзей.

П а л а ч (спускается по веревке вниз). Не надо, мейнхеер, пользоваться тем, что вас повесят, и говорить так грубо о нашем бургомистре.

Л а м м е. Когда же говорить правду, как не перед смертной казнью? Нас лишают, Тиль, последнего удовольствия.

П а л а ч. Нет, мейнхеер, вы получите все, что я смогу дать. Веревка будет жирно намылена, перекладина чисто обстругана, это будет хорошая работа, и, клянусь костями, вы получите удовольствие.

Т и л ь (прыгает вниз с виселицы). Слушай, палач, слушай внимательно! Мы хотели бежать, но это невозможно. Вокруг враги, мы безоружны, и нас все равно убьют по дороге. Единственный человек в городе, у которого можно просить о помиловании, это бургомистр, но он-то и приговорил нас к казни. Нам надо написать принцу, но ответ придет после нашей смерти. Вот (расстегивает сорочку) мешочек с пеплом. Папские изуверы сожгли на костре моего отца Клааса. Пепел его я всегда ношу на сердце. И когда я слышу, как стонет моя земля и плачут на ней дети, когда под видом закона совершаются беззакония, пепел Клааса стучит в мое сердце. На юге, в прекрасной Фландрии, я оставил невесту. В странствиях, в битвах мы потеряли друг друга. Но я знаю, что слух о несправедливой казни обойдет все Нидерланды и дойдет до моей Неле. Она явится сюда узнать о моих последних днях и найдет палача. Отдай ей пепел Клааса и скажи, что я и Ламме умерли, защищая Нидерланды. А казнил нас ван Верф — бургомистр Лейдена.

П а л а ч (берет мешочек). Ладно, давай, я скажу. Уж очень вы веселые смертники.

Л а м м е. Прощай, Лейден, — высокие башни, черепичные крыши!.. Прощай мой дом и мягкая теплая перина! Прощай, моя толстенькая женушка и сплетники соседи. Прощай, мой конь, которого у меня никогда не было и которого заменял старый пес Барбара. Тебя, наверное, съели соседи, наделав колбас и студня. Прощайте мои сбережения, которых я не делал потому, что был глуп и легкомыслен. Когда в доме заводились деньжата, мы тратили их с друзьями на ярмарках. Разве думали мы, что война наступит так скоро, разорит и разбросает нас по всему свету, отделит жену от мужа, мать от сына, сестру от брата! Прощайте, бархатное черное пиво и горячие пирожки, форель в масле и взбитые сливки! Прощайте, расписные ставни и виноградники с сочными и мясистыми, как щеки монаха, гроздьями! Прощайте, друзья, неужели мы не свидимся больше?! Неужели мне не суждено дождаться часа, когда в большой клетке по широким улицам разоренных городов повезут главного палача?!

П а л а ч. Но, но, не трогайте палачей! Найдите себе другое сравнение.

Л а м м е. …Главного разорителя и убийцу. Ради этой минуты хочется, еще очень хочется жить на свете Ламме Гудзаку!

Т и л ь. Браво, Ламме Гудзак, по прозвищу Лев! Браво!

Входят М а г д а и В и к а.

М а г д а. Вот он! Постой здесь, няня, поговори с теми двумя. (Тилю.) Мейнхеер колдун, сегодня ваши слова должны решить мою участь. Погадайте мне, мейнхеер!

Т и л ь. Мне некогда, красавица, я собираюсь в далекое путешествие, а у меня еще не уложены вещи.

М а г д а. Ну, пожалуйста, мейнхеер! Мне это очень важно. (Умоляюще смотрит на Тиля.)

Тиль, не обращая на нее внимания, возится с виселицей.

П а л а ч. Отойдите от арестантов!

Вика подходит к палачу и Ламме. По другую сторону виселицы Тиль и Магда.

В и к а (дает палачу кошелек). Нам нужно поговорить с ними только пять минут. Возьмите.

П а л а ч. Заберите ваши деньги, крошка. Быть сразу взяточником и палачом слишком много для одного человека.

Л а м м е (кричит Тилю). Зачем ты подпускаешь к себе эту пьяную старуху, Тиль?

В и к а. Да вы ослепли, мейнхеер. Это Магда, моя воспитанница, красавица — пьяная старуха?! В восемнадцать-то лет старуха!

Л а м м е (подходит к Тилю и тихонько ему говорит). Зовут Магда. Восемнадцать лет. Девица. (Отходит снова к Вике.)

Т и л ь. Что вам нужно от меня, юфроу? (Смотрит на нее.) Звезды говорят, что они дали вам имя М… А… Г…

М а г д а. Да! Как вы прочли?

Т и л ь (глядя на звезды, таинственно). Восемнадцать весен вы прожили на свете… Нет, нет, вы еще не замужем.

М а г д а (в восторге). Но ведь вы никогда раньше меня не видели! Откуда же…

Т и л ь. Звезды, юфроу, звезды. У них нет от меня секретов.

М а г д а. Скажите же, мейнхеер, решиться мне на это или нет? От вашего предсказания все зависит.

Л а м м е (Вике). Зачем вы подпустили девочку к разбойнику?!

В и к а. Она хочет узнать, выходить ли ей замуж за одного молодца, ученого, любителя тюльпанов.

Л а м м е (громко). Эй, арестант! Как строишь?! Поправь-ка столб. (Подходит к Тилю и что-то шепчет, затем отходит к Вике.)

Т и л ь (Магде). Ох, юфроу! Звезды смотрят на вас и покачивают головами. Разве можно быть такой неуверенной в своих чувствах? Вас любит молодой ученый… Стойте… Его звезда похожа на тюльпан. Какое отношение он имеет к тюльпанам? Он их выращивает?

М а г д а (в ужасе). Да от вас ничего нельзя скрыть…

Т и л ь. Выходите за него замуж, выходите без колебаний. Вы молоды, он любит вас, давно, сильно. Так чего же вы ждете, девочка?! Смерти, старости?.. Разве можно жить нелюбимой и не любя? Зачем тогда нужна жизнь, юфроу? Вот посмотрите… Светает, меркнут звезды, и утренний туман закрывает вершину городской стены. Слышите, поют птицы на рассвете? Это любовь. А за стеной просыпаются испанцы, чистят оружие, точат лопаты… Навстречу им идут храбрецы, почти без оружия, они идут с отвагой в крови, идут на верную смерть, и ведет их любовь… В городе просыпаются люди. Первый взгляд их на окно, на небо, на облака… И в глазах их изумление перед жизнью и любовь. Жадно приникает ребенок к груди матери, она не ела два дня, но в груди еще осталось немного молока, и на лице матери счастливая улыбка, и это тоже любовь… Я не колдун, юфроу, я обыкновенный путешественник, бродяга, Тиль Уленшпигель, сын свободной Фландрии. Судьба разбросала передо мной паутину дорог, и я пошел по этим дорогам с песней и с куском хлеба — больше у меня ничего не было. По дороге я встретил гёзов — свободный народ — и пошел за ними. Война, конечно, гадость, юфроу, но она открыла мне пути, по которым я раньше не ходил, столкнула с людьми, которых я не знал, показала то, что было глубоко спрятано во мне самом. Как жаль, юфроу, что нас с Ламме завтра казнят, что война, и город осажден… Иначе мы взяли бы вас с собой в наш далекий путь. Мы бы спали под тенистыми деревьями, купались в прозрачных ручьях, собирали ягоды, расставляли силки для птиц и жарили на кострах пойманную нами рыбу… Как хорошо, юфроу, когда воздух, и свобода, и птицы, и много всяких тропинок, и светит солнце… Ламме! Неужели нам суждено с тобой видеть сегодня восход солнца и не видеть заката его?..

М а г д а. Но в чем вы виноваты?

Т и л ь. Мы сами не знаем.

М а г д а. Я увижу бургомистра, я умолю его простить вас. Тот, кто так говорит, как вы, не может быть преступником. Я спасу вас, клянусь звездами, по которым вы мне гадали!

Т и л ь. Звезды скрылись, юфроу, наступает утро…

П а л а ч. Время прошло. Пленникам надо удалиться.

Л а м м е (Вике). Прощай, мышка!

М а г д а (Тилю). До свидания, мейнхеер, до скорого свиданья!

Палач уводит Тиля и Ламме. На сцене только Магда и Вика.

Няня… Если бы ты слышала, няня, что он говорил, если бы ты видела, как горели его глаза, как сладко звучал его голос!.. Разве ты не видишь, что он невинен, что я должна его спасти…

В и к а. Горе нам! Сюда идут — бургомистр, твой отец, и господин ван Клееф. Бежим!

М а г д а. Нет, я останусь, я должна с ним говорить.

По площади проходят В е р ф и К л е е ф. Видно, что они очень устали, их ночь была без сна, они медленно идут, кутаясь от утреннего ветра в плащи.

В е р ф. Как понять, мейнхеер, что купленная вчера магистратом еда сегодня вся уничтожена? Пятьдесят дойных коров издохли. Сыр покрылся плесенью. Зерно исчезло. Стража убита.

К л е е ф. Я сам не пойму, мейнхеер. Нас хотят заставить голодом сдать ключи. Но это не удастся! Мы будем голодать, но не откроем ворот.

В е р ф. Зачем же голодать, если у нас было достаточно запасов?

К л е е ф. Но их больше нет! По городу ходят сторонники Реквезенса. Я запретил ходить ночью. Сегодня здесь будут казнены два шпиона.

М а г д а (бросается к Верфу). Отец, пощади пленных!

В е р ф. Почему ты здесь, Магда? (Клеефу.) Зачем ты ходишь ночью по улицам, просишь о милости к предателям?

М а г д а. Мы были у пленников и просили их нам погадать. Они не предатели, не шпионы.

К л е е ф. Чем они могут доказать это?..

М а г д а. А чем вы, мейнхеер, докажете, что они шпионы?

К л е е ф. Тем, что они не могут доказать обратное. (Верфу.) И мне кажется неудобным, мейнхеер, что Магда, пользуясь тем, что она дочь бургомистра, нарушает указы магистрата и просит пощады врагам. Указ о казни подписан вами, и изменить его вы не в силах.

В е р ф. Он прав, Магда. Иди домой. Я очень недоволен тобой. (Вике.) И тобой.

Верф и Клееф проходят.

В и к а. Как плохо иногда быть дочерью большого человека.

М а г д а. Ты слышишь, няня, ты слышишь, их казнят! Ведь я же поклялась их спасти!.. И они невиновны, и я бессильна, няня…

В и к а. Это часто бывает, моя девочка, что человека сперва казнят, а уж потом разбирают, виноват ли он.

Уходят. На городской стене и на башне Генжиста перекликаются часовые: «Передать военачальнику, что в лагере испанцев движение. К Южной стене они подвозят две большие кулеврины и три кулеврин-батарды». — «Передать военачальнику, что испанцы готовятся к штурму!» — «Передать военачальнику…». По площади бежит м а л ь ч и ш к а. Ему навстречу в военной форме с мушкетом на плече идет П е т е р К л е е ф.

С т р а ж н и к (гонится за мальчишкой, хватает за шиворот). Поймал я тебя наконец!

М а л ь ч и к (Петеру). Спасите меня, мейнхеер.

С т р а ж н и к. Он подослан испанцами! Перелез через городскую стену. Я сам видел. Два раза стрелял в него, да промахнулся.

П е т е р. Отпусти мальчика. Я сам отведу его к военачальнику.

С т р а ж н и к. Хорошо, мейнхеер. Вам я могу доверить его. (Уходит.)

М а л ь ч и к. Вы спасли мне жизнь, мейнхеер… Спасибо вам.

П е т е р. Куда же ты уходишь? (Кладет руку на голову мальчика.)

Шапка падает, и из-под нее вываливаются две большие косы.

Э-э, да ты девочка… даже девушка… и прехорошенькая притом. Как ты попала в наш город? Кто ты? Как зовут?

Д е в у ш к а. Неле… Я иду, мейнхеер, из Фландрии, из города Дамме.

П е т е р. Пешком?

Н е л е. На лодках, на лошадях, пешком. Я ищу моего жениха. В Дельфте мне сказали, что он направился в Лейден. Тогда я переоделась в мальчишеское платье и пробралась сюда.

П е т е р. Кто твой жених?

Н е л е. Тиль Уленшпигель, гёз.

П е т е р. Я не знаю такого.

Н е л е. Помогите мне разыскать его, мейнхеер.

П е т е р. Вот тебе флорин, дитя, купи себе женское платье и пойди к моей невесте Магде Верф, дочери бургомистра. Она поможет тебе разыскать жениха… И скажи Магде, что Петер Клееф будет разить врага шпагой, на эфесе которой портрет любимой! (Быстро уходит.)

Неле идет по площади. Навстречу ей д в е ж е н щ и н ы.

1-я ж е н щ и н а. Эй, малый! Казни еще не было?

Н е л е. Не знаю, юфроу. А кого казнят?

2-я ж е н щ и н а. Двух предателей. Хотели взорвать весь Лейден.

Н е л е. Ну, туда им и дорога.

Проходят д в а с т р а ж н и к а.

1-й с т р а ж н и к. Освобождайте место казни! За веревку!

2-й с т р а ж н и к. За веревку! Шире круг! Занимайте места поближе к веревке. Сейчас начнется потеха.

Неле и женщины уходят. Стражники обносят веревкой площадь так, что местом казни является вся сцена. За веревками невидимые зрителю толпятся любопытные. Мерный звук колокола. Стражники стоят по бокам площади, отгоняя любопытных, покрикивая на толпу. «Идут!» — «Ведут их!» — «Внимание!». К виселице подходит в а н К л е е ф, за ним Т и л ь и Л а м м е с веревками на шеях; концы веревок держит идущий сзади п а л а ч. С другой стороны идет, тяжело опираясь на палку, в а н В е р ф.

С т р а ж н и к и. Дорогу смертникам!

— Дорогу палачу!

— Дорогу бургомистру!

К л е е ф (Верфу). У нас все готово.

В е р ф. Из лагеря испанцев тревожные известия. Они готовятся к штурму. Кончайте это скорее, мейнхеер.

К л е е ф (всходит на помост). Слушай, Лейден! Верные твоим законам и твоим свободам, мы без жалости будем расправляться с врагами. Именем Соединенных штатов свободных Нидерландов, по приговору магистрата, здесь будут казнены два лазутчика, обманом пробравшиеся в город, с тем чтобы взорвать главные ворота и ратушу, убить военачальника и бургомистра, слухами и клеветами возбудить недовольство нашим управлением. Магистрат приговорил повесить лазутчиков за шею и мертвые их тела бросить в лагерь испанцев. Всякий, кто будет просить об их помиловании, будет казнен вместе с ними. (Палачу.) Приступайте, мейнхеер.

Т и л ь. Прощай, Лейден! Невинными умирают здесь Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак!..

К л е е ф (палачу). Скорее!

Палач поправляет веревки на приговоренных, конец закидывает на верхнюю перекладину, сам забирается туда же. Барабанная дробь. К Верфу подбегает Б р о о м.

Б р о о м. Мейнхеер! Испанцы подвезли двенадцать орудий к Восточной стене. Туда же прибыл сам Вальдец. Наши лазутчики донесли, что Филипп Второй назначил на сегодня штурм Лейдена. Через три дня в город должен вступить Реквезенс творить суд и расправу над непокорными. Стражи у ворот в десять раз меньше, чем у наступающих.

В е р ф (Клеефу). Кончайте казнь!

Броом уходит.

Т и л ь (Ламме). Кто из них бургомистр?

Л а м м е. Теперь мне это уже все равно.

Т и л ь. Одно слово! Кто же из вас ван дер Верф?

В е р ф. Я Верф!

К л е е ф (тихо Верфу). Слышите! Они снова хотят, пользуясь вашей добротой, вымаливать прощенья.

Т и л ь. Но этот господин (указывая на Клеефа) нам сказал, что он бургомистр.

В е р ф. Он допрашивал вас по моему поручению. (Палачу.) Почему вы медлите?

Т и л ь (отчаянно). Но мы ему передали письмо!

В е р ф. Какое письмо?

Т и л ь. От Оранского.

К л е е ф. Выдумка! Они слышат движение у испанцев и оттягивают казнь, надеясь, что их освободят.

За городской стеной выстрелы.

Слышите? Нам некогда с ними разговаривать. Надо быть у городской стены.

В е р ф (поднимает платок). Казнь!.. Казнь!..

Затихают барабаны. Палач, ухватившись за конец веревки, прыгает вниз. Неожиданный женский крик: «Стойте!» Палач выпускает из рук веревку. На помост, расталкивая стражу, вбегает М а г д а В е р ф. На ней белое венчальное платье, фата, венок на голове. Движение в толпе.

М а г д а. Стойте! Я беру его в мужья!

Шум на площади. Хохот. Свистки. «Ай да дочь бургомистра!». — «Славного женишка присмотрела». — «Браво, девушка!»

В е р ф, К л е е ф. Магда?!

М а г д а. Да! Я беру его в мужья, и по законам Нидерландов вы не можете его казнить. (Набрасывает на Тиля фату.)

В е р ф. Что за шутки!

М а г д а. Вы же знаете, что, если девушка в минуту казни берет осужденного в мужья, — казни не будет. Это закон, и вы не властны отменить его. Я беру Тиля Уленшпигеля в мужья.

К л е е ф. Вы — невеста моего сына Петера Клеефа.

М а г д а. Невеста, но не жена.

В е р ф. Пока еще я твой отец.

М а г д а. Я достигла совершеннолетия и сама могу выбирать себе мужа. Ведь я же просила вас, отец, помиловать его. Я умоляла вас… Мне не помогли мои слезы, пусть помогут законы, против которых вы бессильны.

В е р ф. Но есть и другой закон, по которому я могу любого человека изгнать из города. И вот по этому закону я изгоняю вас из Лейдена.

М а г д а. Но куда же мы пойдем? Город в кольце врагов.

В е р ф. Не мое дело. И если до заката солнца вы не покинете город, я сам выброшу вас с городской стены.

К л е е ф. Горе! Клеефы не прощают измен! Даже семье друга.

В е р ф. Отныне она не Верф. Я отказываюсь от нее. Еще недавно у меня было трое детей. Теперь нет ни одного.

К л е е ф (палачу). Казните же другого негодяя, пока его тоже не взял кто-нибудь в мужья.

П а л а ч. Он сбежал, мейнхеер!

Действительно, во время общей суматохи Ламме исчез.

К л е е ф. Куда сбежал?!

П а л а ч. Не знаю… сбежал с моей лучшей веревкой на шее! Кто мне теперь заплатит за веревку?!

Вбегает Б р о о м.

Б р о о м. Испанцы идут на штурм с трех сторон! Военачальник ван Доэс у Северных ворот принял на себя удар. У Восточных Петер ван Клееф. У Южных ворот только женщины.

В е р ф. Хорошо. Южные ворота буду защищать я. Броом! Оружие мне! (Магде.) Через семь часов чтобы тебя не было в Лейдене. (Уходит.)

Броом за ним.

М а г д а. Семь часов — недолгий срок, но эти семь часов наши. (Тилю.) Идемте, жених мой.

Т и л ь (свистит). Вы перехитрили звезды, юфроу! Они предсказывали совсем другое. Но… взошло солнце, и оно говорит, что от помолвки на виселице до брака так же далеко, как от приговора до казни. Что за судьба твоя, Тиль Уленшпигель! Никак тебе не удается умереть! (Посылает воздушный поцелуй палачу.) Извини, дружок, что не смог посмотреть сегодня на твою прекрасную работу! Извини! (Уходит с Магдой.)

К л е е ф (палачу). Бездельник! Зачем ты так долго копался. Я же тебе велел при последнем слове приговора затянуть веревку.

П а л а ч. Но, мейнхеер, во время чтения приговора они мне тихонько щели песни и так прекрасно пели, что я заслушался…

Входит Н е л е в женском платье. Подходит к Клеефу.

Н е л е. Как найти мне, мейнхеер, Магду Верф — дочь бургомистра?

К л е е ф. Вон она шествует со своим женихом в церковь.

Н е л е. С Петером Клеефом? Но он ведь ушел в бой.

К л е е ф. Петер Клееф не может быть женихом потаскушки. Она нашла себе другого жениха, как раз ей в пару — висельника, бродягу и жулика Тиля Уленшпигеля.

Н е л е. Тиля… Уленшпигеля!

К л е е ф. Вы побледнели, юфроу… Вы знаете его?

Н е л е. Нет… такого я не знаю…

К л е е ф. Как бы и я хотел никогда не знать его.

Вбегает Б р о о м.

Б р о о м. Мейнхеер Клееф! Враг пробил брешь в Южной стене. Только десять храбрецов защищают ее. Ван дер Верф ранен. Идите туда, мейнхеер!

С т о р о ж е в о й н а б а ш н е. Все к Южной стене! Все к Южной стене!

К л е е ф. Я не могу идти, Броом! У меня подкашиваются ноги… Я стар, Броом…

Н е л е. Дайте мне вашу шпагу, мейнхеер. Женщины Лейдена! За мной к Южной стене! Мы завалим брешь песком, камнями. А если не хватит камней, мы своими телами преградим путь врагу! (Берет шпагу у Клеефа.)

Неле бежит через площадь, за ней женщины. Бьет набат.

С т о р о ж е в о й. Все к Южной стене! Все к Южной стене!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Та же площадь. Виселицы уже нет. Но высокий помост сохранился. Площадь пуста. Полуденное солнце бросает красноватые блики на раскаленные камни домов, на городскую стену, на солому, разостланную на мостовой у дома бургомистра.

В дом Верфа стучит П е т е р К л е е ф. Он похудел, оброс бородой. Под рваным, залитым кровью плащом — шпага и мушкет.

П е т е р (стучит). Отворите! Отворите же! (Стучит.) Неужели здесь все умерли? Магда, открой! (Стучит.) Ван дер Верф… Мне нужно видеть бургомистра. (Стучит.) Пустите меня к ван дер Верфу!

В это время из-за двери голос: «Что вам надо? Разве вы не видите соломы на мостовой? Бургомистр болен! Уходите… Бургомистр умирает! Не стучите так!.. Вот я возьму сейчас палку…» Петер стучит. Дверь открывается. За ней стоит К л е е ф.

К л е е ф. Петер!

П е т е р. Отец!

К л е е ф. Мой мальчик, ты жив! Ведь мы же два месяца днем и ночью ждем тебя… Два месяца никаких вестей… Ты был дома?..

П е т е р. Нет, нет, я прямо пришел сюда. Два месяца мы с моим отрядом скрывались в камышах, ночами набегали на испанцев, захватывали их обозы с едой, убивали их офицеров… Тщетно нас разыскивали… Но третьего дня нас неожиданно окружили… Мы бросились к городским воротам. Тут стража города, думая, что переодетые испанцы хотят штурмом взять Лейден, открывает по нас огонь. Испанцы настигают. Одна половина моего отряда перебита, другая отрезана. Полтысячи врагов гонится за нами… И вдруг под нами разверзается земля, и из ямы выскакивают один за другим семеро нидерландцев. Они зажигают мину, и между нами и противником взвивается стена огня и черного дыма… Семеро увлекают нас за собой в яму, и по подземным ходам мы проникаем в город.

К л е е ф. Но кому же, сын мой, мы обязаны твоим чудесным спасением. Кто командир этих семерых храбрецов?

П е т е р. В том то и дело, что они были в масках… А на шляпах развевались лисьи хвосты.

К л е е ф. Лисий хвост — знак гёзов.

П е т е р. Когда мы достигли города, они покинули меня, так и не назвав своих имен… Но где же ван Верф? Что с ним, отец?

К л е е ф. В городе голод, болезни… Боюсь, Петер, как бы чума не посетила и этот дом.

П е т е р. Этот дом? Значит, бургомистр…

К л е е ф. Он еще жив, но к нему нельзя. Жесточайшая горячка приковала его к подушкам…

П е т е р. А Магда? Магда с ним?

К л е е ф. Подготовься к дурным вестям, Петер.

П е т е р. Скорей, отец!

К л е е ф. Она никогда не будет твоей женой и моей невесткой. У виселицы, обручившись со смертником, она, проклятая отцом и мною, покинула Лейден вместе с своим новым мужем. Иначе ван Верф сам сбросил бы их в лагерь испанцев… В тот же день бургомистр был ранен. Истекая кровью, он защищал ворота святого Петра… Сейчас он умирает, брошенный друзьями и дочерью…

П е т е р. Но кому же она предпочла нас, отец? Кто мой соперник? Дворянин, солдат, ученый?

К л е е ф. Оборванец! Испанский шпион! Безвестный бродяга! Тиль Уленшпигель!

П е т е р. Тиль Уленшпигель… Я слышал это имя. Ну, да! Два месяца назад девушка, одетая в мальчишеский костюм, сказала, что ищет своего мужа… или жениха, Тиля Уленшпигеля.

К л е е ф. Оборванец, шпион и двоеженец! Прекрасная пара для Магды! Нет, Петер, ты должен забыть, забыть навсегда это имя… Куда ты?

П е т е р. К Верфу.

К л е е ф. К нему нельзя. Когда он приходит в сознание, он строго приказывает никого не впускать. Иди домой, мой мальчик… Отдохни, выспись проведай свои тюльпаны. Я должен пока быть здесь, охранять Верфа от непрошеных гостей… Думаю, что к вечеру мне охранять будет уже некого. (Входит в дом.)

П е т е р (один). Домой? Ну, нет! Ее зовут Неле… Она должна знать, где ее Тиль Уленшпигель, который знает, где Магда… Магда… Звезда Лейдена… (Быстро уходит.)

Часть стены дома отодвигается. Комната ван Верфа. Б у р г о м и с т р лежит на кровати. Возле камина в кресле дремлет В и к а.

В е р ф. Вика…

В и к а. Что?! Что?!

В е р ф. Кажется, стучат.

В и к а. Нет, нет… Это ван Клееф ходит по пустой кухне.

В е р ф. Говорю тебе, это идут горожане с новостями, идут проведать своего бургомистра, ведут к нему докторов, несут хлеб и вино…

В и к а. И-и, мейнхеер… У вас опять начался бред. Вот уже две недели, как ни один живой человек, кроме ван Клеефа и меня, не заглядывал в эти комнаты.

В е р ф. Почему все покинули меня, Вика?

В и к а. Я сама не понимаю, мейнхеер… Кто-то распустил слух, что у вас чума, вот все и обходят наш дом… Испанцы прекратили нападения на город, они ждут, что мы сдадимся сами из-за голода и болезней, что у нас не хватит сил сопротивляться. В городе не осталось ни одной коровы, ни одной свиньи и курицы… Люди едят крыс, да, да, мейнхеер, грязных крыс и растапливают печи заборами… Ячменный сухарь стоит пятьдесят флоринов…

В е р ф. Откуда же у меня здесь на столике ежедневно свежие фрукты, вино, мясо?.. Или ты тоже меня кормишь жареными крысами?

В и к а. Что за мысли, мейнхеер? Мы и сами ума не приложим, откуда вся эта прелесть. Такая еда только во сне встречается… И каждый день на этом столике что-нибудь новое. Не иначе, вы вошли в дела с дьяволом, потому что человек не может проникать через стены и, невидимый мною и ван Клеефом, оставлять превосходные завтраки, обеды и ужины… Если бы не они, вы были бы уже высоко над Лейденом…

В е р ф. Это Клееф приносит мне еду! Я знаю, это Клееф тайком от тебя, старая.

В и к а. Не похоже это на мейнхеера Клеефа… Он и сам высох, как палка, от забот и голода…

В е р ф. Неужели за все время нет ни одной весточки от генеральных штатов, от принца Вильгельма?..

В и к а. Не ездят больше почтовые кареты по дорогам Нидерландов… Не бегут гонцы… Даже голуби, мейнхеер, веселые голуби не залетают к нам больше с вестями. Испанцы выпускают против них своих соколов. Ни один голубь не может улететь от них… Ах, мейнхеер, в нашей большой, светлой комнате, где к тюльпанам всегда прилетали голуби и клевали насыпанный Магдой корм, стало так пусто… Стаи ворон летают над городом, кружат, кружат тучей над площадями.

В е р ф. Клееф сказал мне, что тело Магды нашли в городском рву…

В и к а. Ван Клееф сам видел, как белое тело голубки моей терзали черные вороны…

В е р ф. Перестань, нянька! Молчи…

В и к а. Молчу, мейнхеер…

В е р ф. Стучат?!

В и к а. Нет, мейнхеер, это мыши бегают под полом.

В е р ф. Ты же слышишь, что меня зовут!

В и к а. Нет, мейнхеер, это ветер воет в трубе.

Пауза.

В е р ф. Тут на столике еда, почему ты не ешь, нянька?

В и к а. Что вы, мейнхеер, я сыта, я очень сыта… только вот устала немного…

За окном темнеет. Сумерки. Верф заснул на кровати. Вика дремлет в кресле. Из трубы камина слышен свист жаворонка: тивиль-виль-виль… На веревке опускается корзинка, за ней кувшин, а затем в камине появляется и сам Т и л ь У л е н ш п и г е л ь. На нем полумаска и шляпа с лисьим хвостом. Он отвязывает веревку, осторожно ставит корзину и кувшин на ночной столик возле кровати. Из трубы сверху слышен снова свист жаворонка. Тиль влезает в камин, обвязывается веревкой, и невидимая рука поднимает его наверх. В тот же момент в комнату входит К л е е ф, громко стукнув дверью, отчего просыпаются Верф и Вика.

В е р ф (взглянув на Клеефа, затем на ночной столик). А-а! Поймал я вас, мейнхеер! Теперь я вижу ваши проделки. Говорил же я тебе, Вика, что это штуки Якоба, а ты спорила со мной… Зачем же мейнхеер скрывает, что ежедневно приносит еду? Посмотри-ка, что сегодня принес наш добрый аист.

В и к а (открывает корзину). О! Да тут пирог с угрями, клянусь небом! Сливы, испанское вино…

В е р ф. Ах, ван Клееф, с каким же трудом вы добываете это для меня…

К л е е ф (скромно). Стоит ли об этом говорить… Но умоляю вас, Адриан, прячьте это получше. Беда, если кто-нибудь из горожан увидит… Вас растерзают, подумают, что вы завели сношения с испанцами… Каждый день мы находим на улицах умерших от голода детей и взрослых…

В е р ф. Тогда зачем вы мне приносите все это? Возьмите, мейнхеер, скорее возьмите и раздайте детям. Я не буду есть.

В и к а. Но если вы не будете есть, вы никогда не встанете с постели.

К л е е ф (забирая еду). Хорошо, если вы так настаиваете…

В е р ф. Бесчестен взрослый, который ест при виде голодного ребенка.

К л е е ф (закрывает корзину и ставит ее по ту сторону двери). Испанцы назначили новый штурм на утро. Боюсь, мейнхеер, что у Лейдена не будет сил отбить его.

В и к а. Не время сейчас говорить о делах. Разве вы не видите, больного опять мучает жар… Вот-вот снова начнется бред… Откиньтесь на подушки, мейнхеер, выпейте воды, вам будет легче.

Действительно, у Верфа снова начинается припадок. Глаза его закрыты, он тяжело дышит, стараясь превозмочь боль. Клееф видит, какое впечатление произвели его слова, и, пользуясь этим, продолжает.

К л е е ф. Город не вынесет нового штурма. Когда вы почти умирали, к дому шла толпа бить окна и требовать сдачи города… С большим трудом удалось не допустить этих людей к вашему дому. Горожанам все равно, кто будет управлять ими после их смерти. Люди хотят жить. Вы берете громадный грех на душу, обрекая смерти все население города.

В е р ф. Чего же вы хотите, ван Клееф?

К л е е ф. Чтобы вы выполнили волю народа, а не веление нескольких человек… Вот обращение, под которым вам надо поставить свою подпись и… Нет, нет, это не я писал… Эта бумага вам прислана именитыми гражданами Лейдена.

В е р ф. Хорошо… Оставьте… я прочту… Идите, мейнхеер… Иди и ты, Вика, я должен быть один.

Вика послушно уходит, бросив негодующий взгляд на ван Клеефа.

К л е е ф. Нам нельзя медлить, мейнхеер. Сегодня мы еще можем выставлять требования, завтра они не будут слушать ничего…

В и к а возвращается, она в ужасе.

В и к а. Там у нашей двери, мейнхеер… опять труп. И такой худой, истощенный… А на груди записка…

К л е е ф (берет у нее записку, читает). «Спасибо нашему бургомистру ван дер Верфу…» (Уходит.)

Вика за ним. Верф лежит без движения… Затем берет бумагу, приподнимается, берет со столика гусиное перо, читает.

В е р ф. «Город Лейден… Брошенные на произвол, мы не в силах нести ответственность за твою судьбу…»

Перо падает из рук бургомистра. Рыдания сотрясают его тело. Превозмогая боль и слабость, Верф встает с постели и старается дойти до двери. Но, не дойдя, падает на пол, увлекая за собой посуду со столика, розы, фарфоровые часы. В дверь просовывается, затем исчезает голова в а н д е р К л е е ф а.

Стена дома закрывается. Освещается площадь. На башнях перекликаются часовые: «Что у испанцев?» — «Молитва! Они готовятся ко сну». — «Не видишь ли ты, солдат, Оранского вдали?! Не идут ли войска Молчаливого?» — «Вдали только враги…» Сумерки. Из дома Верфа выходит К л е е ф, навстречу ему П е т е р.

П е т е р. Я нашел ее, отец!

К л е е ф. Что? Почему ты не отдыхаешь, Петер?

П е т е р. Я нашел ее, невесту Тиля Уленшпигеля! Ее зовут Неле, она родом из Дамме и пешком пришла оттуда в поисках жениха… Здесь стала начальником женского отряда и сейчас охраняет ворота святого Бенедикта. Ей нельзя было со мной разговаривать — она на часах, но как только ее сменят, мы будем знать все про Уленшпигеля и Магду.

К л е е ф. Зачем нам знать о них?.. Что говорят у ворот святого Бенедикта?

П е т е р. Много рассказывают про отряд семерых с лисьими хвостами… Сегодня, когда испанцы молились, семеро тайком пробрались к орудиям и заклепали стволы. Когда испанцы кончили молитву, они увидели, что порох их подмочен, кулеврины сбиты с повозок, фальконеты забиты, а у коней перерезаны поджилки. И всюду были разбросаны лисьи хвосты.

К л е е ф. Кто же эти «хвосты»?!

П е т е р. Никто не знает. Они исчезают так же неожиданно, как и появляются…

К л е е ф. Я прошу тебя, Петер, пойти к военачальнику Доэсу и сказать, что мне нужно сообщить городу последние слова бургомистра.

П е т е р. Разве ван дер Верф?..

К л е е ф. Нет, но боюсь, что до утра он не дотянет. Пусть военачальник прикажет колоколом собрать всех на площади.

П е т е р. Иду, отец! (Уходит.)

К Клеефу подходит п а л а ч.

П а л а ч. Простите, мейнхеер! Я слышал, как вы говорила о бургомистре. Умоляю, мейнхеер: что с ним?

К л е е ф. Бургомистр почти мертв. Мейнхеер палач, я знаю, что у вас последнее время совсем не было работы. С завтрашнего утра у вас ее будет много. Сзывайте людей, я сообщу лейденцам кое-что новое…

Набат. Площадь за помостом, внизу, наполняется н а р о д о м. На помосте К л е е ф.

Нестерпимы страдания твои, Лейден! Прикованный к смертному одру, бургомистр твой ван Верф согласен подчиниться любой твоей воле. Мы одни, Лейден! Нас бросил Оранский, нас забыли генеральные штаты. Пусть слово твое, Лейден, прозвучит сейчас. Победителями нам обещаны милость и прощенье.

Неожиданно звонкий женский голос из толпы.

Г о л о с. А вам, мейнхеер, что обещано?

К л е е ф. Я рискую больше, чем кто-нибудь другой! Я должностное лицо, испанцы ненавидят меня…

Т о т ж е г о л о с. За что же вы их любите?

К л е е ф. Кто говорит о любви!

Т о т ж е г о л о с. Вы им верите! Верите их словам и обещаниям. Вот я и спрашиваю, что обещали вам за эту речь?

К л е е ф (заметно смутился). Я говорю не от себя, от бургомистра…

Т о т ж е г о л о с. Ложь!

К л е е ф. Умирая, ван дер Верф мне сказал…

Т о т ж е г о л о с. Ван дер Верфу далеко до смерти.

К л е е ф. Кто мне не дает говорить?!

Т о т ж е г о л о с. Дочь ван дер Верфа!

М а г д а вскакивает на помост.

К л е е ф. У него нет дочери! На этой площади он отрекся от нее.

М а г д а. Но я не отреклась от него! Ван Клееф убеждал всех, что у отца чума, но это ложь! Он говорил отцу, что лейденцы хотят испанцев, а горожанам говорит, что бургомистр хочет сдать город… Ложь!

К л е е ф (вне себя). Кто говорит это? Объявленная вне закона! Женщина, нарушившая обет невесты ради низменной страсти к испанскому шпиону! Проклятая отцам и осужденная на изгнание. Скрывающаяся тайком в городе! Но есть еще власть в Нидерландах! Стража! Взять ее!..

С т р а ж н и к и приближаются к Магде.

М а г д а. Ко мне, Тиль!

На помосте появляется с обнаженной шпагой в руке Т и л ь У л е н ш п и г е л ь. Клееф в испуге прячется за стражника.

К л е е ф. На помощь! На помощь!

С другой стороны на помост вскакивает со шпагой П е т е р К л е е ф.

П е т е р. Я здесь, отец!

К л е е ф (бросился к сыну). Вот, вот тот самый Тиль Уленшпигель! Он похитил у тебя невесту! А теперь хочет убить твоего отца!

П е т е р (Тилю). Держите крепче вашу шпагу, сударь, вам придется сейчас ею воспользоваться.

Тиль на мгновение отворачивается и, пока Петер, пересекая помост, бежит к нему со шпагой, надевает полумаску и шляпу с лисьим хвостом. У Петера падает из рук шпага.

Мой спаситель! (Клеефу.) Отец! Ведь это же командир тех самых храбрецов, которым я обязан своим спасеньем!

Подходит к Тилю, который снял маску и улыбаясь смотрит на Петера, жмет ему руку.

Как мне благодарить вас, мейнхеер, за чудесный ваш подвиг?!

Т и л ь. Вам следует благодарить не меня, а вот… Магду Верф.

П е т е р (видит ее). Магда… (Голос его срывается.)

К л е е ф. Броом, пойдите к воротам святого Бенедикта и прикажите начальнице женского отряда немедленно прийти сюда. Ее зовут Неле…

Броом уходит.

Т и л ь. Неле?! Какая Неле?!

К л е е ф. Ваша невеста из Дамме.

Т и л ь. Она здесь?! Моя Неле?

П е т е р. Разве вы не знали?

Т и л ь. Откуда же мне знать, если мы днем скрывались от городских властей, а ночью от испанцев.

К л е е ф. Значит, вы признаетесь, что у вас две невесты? Не известив одну, что порываете с ней, вы обручаетесь с другой?

Т и л ь. Это и так и не так, мейнхеер!..

К л е е ф. Сейчас мы узнаем, как это.

Входит Б р о о м, за ним Н е л е в военном костюме, за плечами мушкет, на боку шпага.

Н е л е. Вот ваша шпага, мейнхеер! Она честно служила мне два месяца. (Отдает шпагу.)

К л е е ф. Так это ты, дитя… Тебя зовут Неле? Броом, вот моя шпага. Вам я приказываю взять командование стражей. Окружить этот помост. Никто не сойдет отсюда без моего разрешения.

Броом выполняет приказ. Неле замечает Тиля. Магда смотрит на них обоих.

Т и л ь (радостно). Неле?! Это ты, Неле?!

Н е л е (не глядя на Тиля, обращается к Клеефу). Вы звали, меня, мейнхеер. Я явилась.

К л е е ф. Смотри сюда. Ты знаешь этого человека?

Н е л е (смотрит на Тиля. Строго и решительно). Нет, мейнхеер, я не знаю такого.

Т и л ь. Неле! Ты не узнаешь меня, своего Тиля!

Неле молчит.

П е т е р. Позвольте, юфроу, но два месяца назад здесь, на этой же площади, вы, сказали, что разыскиваете своего жениха Тиля Уленшпигеля.

Н е л е. Это слышал еще кто-нибудь, мейнхеер?

П е т е р. Нет.

Н е л е. Вы ошибаетесь, я вижу впервые и вас и того господина, который называет себя неизвестным мне именем Тиля Уленшпигеля.

К л е е ф. Опять чертовщина! Этот негодяй снова всех околдовал.

Т и л ь. Неле, дитя мое, ты боишься выдать меня и поэтому отрекаешься?

Н е л е (с силой). Я просто не знаю вас, мейнхеер. И знать не хочу.

Т и л ь (склонив голову). Вот оно что…

На помост вскакивает п а л а ч.

П а л а ч. Э-э, нет, юфроу, так не годится! Ведь вы же сами сказали мне, что вы та самая невеста, о которой рассказывал этот висельник. Я вам отдал мешочек с пеплом его отца, а теперь оказывается, что невеста не вы. Тогда отдавайте ладанку.

Н е л е (не выдержала, заплакала тихо). Отойдите от меня, мейнхеер. Эта ладанка предназначалась мне…

Т и л ь (подходит к ней). Неле, желанная моя… Я так долго ждал тебя. Двенадцать голубей полетели в Дамме с вестями от меня… Ты, наверное, услышав о моей помолвке с Магдой Верф, решила, что я… Подойди сюда, Магда Верф. Вот Неле, о которой я столько говорил тебе. Неле, с которой мы обручились еще детьми и были верны друг другу всю жизнь.

М а г д а. Это правда, юфроу. Не Тиль меня, а я полюбила его и поклялась спасти от виселицы. Много дней, пока мы скрывались, он рассказывал мне о вашей красоте и прекрасном сердце. Не всегда мне было сладко слушать его объяснения в любви к другой, но мы с ним не были — клянусь! — ни мужам и женой, ни женихом и невестой, ни возлюбленными… Вот и все, юфроу…

Н е л е. Я верю вам, Магда.

К л е е ф. Довольно! Приговоренный магистратом к смертной казни Тиль Уленшпигель был помилован потому, что девица Верф взяла его в мужья. Вот приговор! Слова девицы Верф не более как обман, вы все это слышали. Теперь пусть хоть тысяча девиц берет его в мужья — приговор будет свершен. Начальник стражи! Вам я приказываю разоружить Уленшпигеля и предать в руки палача. Палач города Лейдена, вам я приказываю исполнить приговор.

М а г д а. Не вас выбрал Лейден бургомистром! Пусть решает ван Верф.

К л е е ф. Он уже решил. Вот подпись его. (Палачу.) К делу!

П а л а ч. Но у меня нет виселицы.

К л е е ф. Ею будет любое дерево. Вот хоть это… (Магде.) А вам, юфроу, я приказываю выполнить другой приговор — немедленно покинуть город.

М а г д а. Или ты ослеп, Лейден, что не видишь, как именем твоим свершаются черные дела?!

Глухой ропот толпы.

К л е е ф. Увести ее!

П е т е р. Но Уленшпигель спас мне жизнь.. Неужели же вы, отец…

К л е е ф. Отойди, Петер, не мешай мне быть справедливым и судить, как велит совесть, а не родство с тобой или благодарность за твое спасение. (Палачу.) Если вы и сейчас будете медлить, я прикажу вас вздернуть рядом.

Н е л е (Магде). Значит, я, я причина его казни?!

За сценой голос Ламме:

К л е е ф. Вот и второй висельник, его приятель.

П а л а ч. Ну, теперь все.

Входит Л а м м е, нагруженный четырьмя громадными мешками, под тяжестью которых он сгибается, и двумя бочонками.

Т и л ь. Ламме, беги!

К л е е ф. Схватить его!

Стража окружает Ламме.

Л а м м е. Я никуда не собираюсь бежать, мейнхеер. Я так нагружен, что далеко убежать не смогу, а бросить все это не соглашусь и болтаясь на самом высоком суку… Да и зачем убегать оттуда, куда стремишься?! Тиль! И ты здесь, ребенок мой! И ван дер Клееф! И даже палач! Какое избранное общество! Вам не хватало только меня для полноты картины, вот я и пришел. Эти люди держат меня за руки и, если я не ошибаюсь, меня снова хотят повесить? Это становится однообразным. Нельзя столько раз пытаться повесить одного невинного, когда по улицам ходит столько достойных виселицы.

К л е е ф. Ведите его к дереву.

Л а м м е. Как? Неужели вы так негостеприимны, что не хотите выслушать последнего слова осужденного? Тем более, что мне будет менее интересно говорить его, чем вам слушать.

Г о л о с а. Говори, человечек!

— Говори, толстяк!

— Говори, Ламме!

— Торопиться некуда! Повесить всегда успеем!

Л а м м е. Тиль, мой козлик, я тебя целый день искал по всем подвалам и погребам Лейдена, лазал по подземным ходам и изнемогал от голода, жажды и желания видеть тебя…

К л е е ф. Говори скорей свое последнее слово, дурак…

Л а м м е. У дурака не может быть последнего слова. Последнее слово всегда говорит умный. Сейчас я его скажу, мейнхеер! И вот в поисках Тиля мой голодный нос услышал незнакомый запах.. Нос Ламме-Льва, первого гастронома Фландрии! Я увидел потайную дверь, заваленную камнями… Я думал, что там-то и скрывается мой друг… Отвалив камни, я очутился в подвалах, набитых едой! Да, да, едой! (Клеефу.) Вы побледнели, мейнхеер? Вы не верите, что, пока здесь, наверху, люди умирают от голода и платят двадцать флоринов за поганую крысу, там, внизу, какой-то злодей гноит хлеб и колбасы… Я не лгу, мейнхееры! (Страже.) Освободите мне руки, и вы не раскаетесь.

Г о л о с а. Отпустить его!

— Развязать руки!

Стража отпускает Ламме, он хватает мешки, разрывает веревки и вываливает содержимое на помост. Из мешков, как из рога изобилия, вылетают сырные головы, копченые рыбы, бруски грудинки, сало, хлебы… Ламме расстегивает куртку, он обвешан копчеными колбасами, на груди — ожерелье из сосисок. Из карманов он вытаскивает яблоки и лук. Все это вырастает в огромную кучу на помосте, к которому стремится толпа.

Л а м м е. Ни шагу! Стража, охраняй меня и мое богатство! Терпение, мейнхееры, терпение, это все будет роздано вам… ни одного движения вперед! Все будет цело, ибо клянусь вам, что, как ни голоден и каким не считаюсь обжорой, я ни кусочка не испробовал из всей этой райской кухни. (Страже.) Хорошенько смотрите, чтоб никто не вышел из круга и не зашел в него.

Т и л ь. Меньше болтай, Ламме! Кто хозяин подвалов?

Г о л о с а. Кто хозяин?

— Кто гноил добро?

Л а м м е. Наш строгий судья Якоб ван Клееф.

Яростный рев толпы.

Я не лгу тебе, Лейден! Пока сыновья твои сражаются с врагами, а смерть на плечах Филиппа Второго разъезжает по Нидерландам, купец Клееф прячет продовольствие…

П е т е р. Скажи, что он лжет, отец, что подвалы принадлежат не тебе!

К л е е ф. Конечно, не мне. Я легко могу доказать, что подвалы эти…

Г о л о с а. Чьи?

— Чьи?

К л е е ф. Ван Верфа, бургомистра Лейдена!

Л а м м е. Враки! Второй ход из них ведет прямо в дом Клеефа.

Т и л ь. Где они, эти погреба? Веди нас туда, Ламме! Мы съедим все, что там находится, а Клеефа заставим есть до тех пор, пока он не околеет от обжорства, как Карл Пятый, отец его покровителя.

К л е е ф. Это погреба ван Верфа… В его доме чума, но если кто-нибудь пойдет туда, все обвинения немедленно спадут с меня.

П а л а ч. Я пойду, мейнхеер! Чумы я боюсь, но палач должен раньше всех знать, кого ему придется повесить. А кого-нибудь из вас я обязательно сегодня повешу. (Идет к дому Верфа.)

К л е е ф (ему вслед). Возьмите на кухне первое, что попадется вам на глаза, и принесите сюда.

П а л а ч. Хорошо. (Заходит в дом бургомистра.)

М а г д а. Вы слышите, как он уговаривает всех, что у Верфа чума! Его слова заразнее чумы.

П е т е р. Он мой отец, Магда, и ты не смеешь так говорить.

М а г д а. Смеет же он говорить так о моем отце — самом честном и благородном человеке Лейдена?!

П а л а ч выбегает из дома бургомистра. В руках у него корзинка, которую оставил Тиль Уленшпигель у Верфа.

П а л а ч. Вот корзинка, наполненная едой, великой едой!.. Там то же, что нашел Ламме в подвалах ван дер Клеефа.

К л е е ф. Вы видите теперь, что мы делились с бургомистром. Я давно, давно хотел раздать все народу, но он не позволял мне. Он заставлял меня ежедневно приносить ему корзинами самую вкусную и жирную еду, обрекая вас на голодную смерть.

Г о л о с а. Долой такого бургомистра!

— Смерть ему!

Т и л ь. Значит, эту корзинку принесли ему вы?

К л е е ф. Конечно. Он сам охотно подтвердил бы, если б мог. И нянька Вика подтвердит.

Т и л ь. Значит, вы знаете, что в корзине?

К л е е ф. Разумеется. Пироги с угрями, мясо, плоды…

Т и л ь. А что на дне корзинки?

К л е е ф. Бумага…

Т и л ь. А под ней?

К л е е ф. Глупый вопрос! Дно.

Т и л ь. Под бумагой лисий хвост! Правильно, палач?

П а л а ч (вываливает продукты в общую кучу). Да… Вот хвост… Действительно.

Т и л ь. Эту еду приносил ему я, я — Тиль Уленшпигель, командир отряда «Лисий хвост». Эту еду мы отняли сегодня ночью у испанцев. И каждую ночь мы отбивали у них обозы с продовольствием и тайком приносили больным, детям, старикам… И всюду мы оставляли свой знак — лисий хвост!

Л а м м е. Ответь нам, Лейден, почему, когда мы принесли письмо от Оранского, Клееф выдал себя за бургомистра и разорвал письмо? А нас он приговорил к смертной казни!

Т и л ь. Почему он уговаривал тебя, Лейден, сдаться?

В е р ф (неожиданно появившись на помосте). Потому, что мой друг и помощник ван Клееф предатель и враг Нидерландов!

Г о л о с а. Верф!

— Бургомистр с нами!

— Бургомистр здоров!

— Виват бургомистру!

В е р ф (бледен, стоит с трудом, опирается на трость, говорит твердо, но очень тихо). Я снова с тобой, Лейден… Разве мог я расстаться с тобой в твой тяжкий час, расстаться из-за такой чепухи, как смерть?!

Восторженные голоса: «Виват бургомистру!» — «Слава нашему бургомистру!» — «Слава нашему Верфу!» — «Мы с тобой, бургомистр!»

Ван Броом, и стража, и вы, мейнхеер палач, уведите этого господина. Мы найдем ему достойную казнь. Ему и его друзьям.

Л а м м е. Постой, палач, вот твоя веревка, с которой я убежал тогда с виселицы.

П а л а ч. Давай сюда! О, если бы все отдавали свои долги так вовремя! (Уводит Клеефа.)

Г о л о с а. Он бледен, бургомистр!

— Пусть сядет, ему трудно стоять!

— Садись, бургомистр!

В е р ф. Я не привык сидя разговаривать со своим городом.

Г о л о с а. Ура ван дер Верфу!

В е р ф. Подойдите ко мне, Тиль Уленшпигель, Магда Верф, Ламме Гудзак и ты, девушка. Станьте здесь, мне будет легче говорить, если вы будете рядом. Мы выполнили свое обещание принцу Оранскому, продержавшись два месяца с пищей и еще два месяца без пищи. Мы отрезаны от Оранского и не знаем, помнит ли он о нас. Каждое утро на порог моего дома подбрасывают мертвеца с запиской: «Спасибо бургомистру». Чего хотят Клееф и его друзья? Открыть ворота и сдать город? Мы не откроем их! Они могут разрубить на куски мое старое тело и съесть его, но не смогут заставить сдать город… Ламме Гудзак, раздайте горожанам эту еду. А у погребов Клеефа поставьте вооруженных солдат! Эту пищу мы разделим на много дней для всех граждан.

Л а м м е. Ловите, друзья!

С помоста в толпу летят колбасы, сыры, сосиски, хлебы, бутылки с вином, жареные цыплята, утки, рыбы, пироги. Народ, стража и все стоящие на помосте жадно едят.

Т и л ь. Отдайте приказ, бургомистр, зажечь факелы, много факелов, пусть ночь в Лейдене будет светлей дня и испанцы видят, что Лейден не унывает, Лейден может вынести еще десять месяцев осады.

В е р ф. Сделайте это!

Тиль отдает приказание, и постепенно вся площадь наполняется горящими факелами.

Т и л ь (Верфу). Разрешите мне, мейнхеер, осушить на городской стене стакан вина?

В е р ф. Дайте ему три стакана. Он их заслужил.

Т и л ь влезает на городскую стену со стаканом вина в руке. Под стеной стоят Магда, Неле, Ламме. В руках у них: лютня (у Магды), свирель (у Неле), барабан (у Ламме). Тиль поет песню, трио аккомпанирует ему и повторяет слова припева.

Тиль осушает три стакана вина. И пока по эту сторону стены раздаются аплодисменты, из лагеря испанцев стреляют в Тиля. Он ловко пригибается, и пули пролетают мимо.

Т и л ь. Выстрелы врагов иногда слаще аплодисментов друзей!

Снова аплодисменты и снова выстрелы.

Подождите!.. Они что-то кричат снизу. Они называют нас собачниками, кошкодралами и крысоедами. Спрашивают, где наш нищий принц.

В е р ф. Скажи им, что, пока они будут слышать лай собак и мяуканье кошек, это значит — наш город держится. Когда же у нас не будет больше кошек и собак, мы скорее съедим свои левые руки, сохранив правые для спасения наших женщин, чем оставим город.

Т и л ь (на стене). Эй вы, испанские собаки! Ме́хор, комие́мос нос ма́нос исикиэ́рдас деха́ндо лас ма́нос дера́ час па́ра сальва́р нос мухе́рос, ке деха́мас нуэ́стра сиуда́д син резисте́нсия!

Л а м м е (тоже влез на стену). Слушайте вы, испанские свиньи! Нам подвезли еды на три года! Вот… (Поднимает над головой окорок.) Окорок! У нас их двенадцать тысяч триста пятьдесят два.

М а г д а (она тоже очутилась на стене рядом с Тилем и Ламме). Нам некуда девать еду! Мы бросаем ее вам. (Бросает в лагерь испанцев хлеб.) Жрите, завидуйте нам! (Бросает колбасу.) Мы задыхаемся от обилия хлеба и мяса! Мы завтракаем яичницей с сардинами, а ужинаем индейками с орехами!

В е р ф. Тиль!

Тиль спрыгнул со стены, подошел к бургомистру.

Скажи им, Тиль, что мы получили письмо от Оранского. Он пишет, что скорее затопит всю Голландию, чем уступит Лейден. Скажи им, Тиль, что Молчаливый решил взорвать все плотины и привести к стенам города океан, который затопит захватчиков, проложит дорогу флоту гёзов. Скажи им, что, хотя мы отрезаны от Оранского, мы верим ему, как самим себе, как земле, по которой мы ходим, как небу над нами. Мы будем держаться столько, сколько будет нужно.

Т и л ь. Я лучше скажу это все самому принцу Оранскому, мейнхеер!

В е р ф. А проберешься к нему?

Т и л ь. Я — Тиль Уленшпигель, мейнхеер. Разве мне не удавалось когда-нибудь то, что я хотел?

В е р ф. Тогда иди, Тиль Уленшпигель…

Т и л ь (подходит к Неле). Вот, Неле моя, только мы увиделись, как снова должны расставаться…

Н е л е. Я пойду с тобой, Тиль.

Т и л ь. Нет, ты должна остаться в городе и ждать меня. Смотри на горизонт и, если среди кораблей Вильгельма ты увидишь оранжевый парус, знай — это мой корабль… До свиданья, Магда Верф… Только что я получил разрешенье жить в Лейдене, как пришлось уходить отсюда… Прощай, мой великий друг Ламме-Лев… (Верфу.) Не обижайте его, мейнхеер, он самый невыгодный, ибо может съесть сразу быка, но самый терпеливый, ибо может не есть месяц, житель Нидерландов… Подай мне мои доспехи, Ламме…

Л а м м е. Вот они: шляпа с лисьим хвостом, щит и медаль с сумой и кружкой…

Т и л ь. Я готов в путь… (Запевает.)

П е т е р (Верфу). Нельзя ли и мне пойти с Уленшпигелем к Оранскому?

В е р ф. Идите… Вам надо очистить загрязненное отцом имя Клеефов, защищая Лейден…

Т и л ь. Ждите нас, мейнхеер… (Взбирается на стену и, пригибаясь от пуль, летящих в него из испанского лагеря, бежит по городской стене. За ним Петер.)

Верф стоит на помосте, высоко подняв над головой горящий факел.

В е р ф. Иди, Тиль Уленшпигель, сын Клааса… Мы будем ждать тебя…

Слышна удаляющаяся песня Тиля.

З а н а в е с.

Слышно пение жаворонка: тивиль-виль-виль… Отовсюду ему отвечают крики петухов. Играет труба, поет свирель, бьет барабан. Десятки, сотни голосов.

— Что перед нами? Не Лейден ли?

— Перед нами только враги.

— Что за огни там? Не машут ли нам фонарями жители Лейдена с городской стены?

— На фортах Ланд-Шейдина укрепились испанцы. Это горят их факелы, блестит их оружие…

— Какой ветер?

— Норд-ост, два балла…

— Дондер эн бликсем! — Кто за вами? — «Фрисландец!» — Что за бродяги на палубах? — Триста пленников, освобожденных принцем. — Кто идет? — Капитан ван Ступель на «Лесном Гёзе», с ним восемьсот зеландцев! — Мы бросили свои леса, адмирал…

— Не виден ли Лейден? — Кто идет? — «Брабант!» — Вестовой к принцу Оранскому и к адмиралу! — Пропустить вестового! — Кто идет? — «Белый Лебедь!..»

— Мы жители деревень по Маасу и Иселю. Мы открыли шлюзы, взорвали плотины. Наши дома и сады под водой. Мы идем на помощь Лейдену…

— Не видно ли Лейдена? — Что за мальчишки на вашем корабле, капитан? — Это сироты убитых в Гаарлеме. Они бежали от испанцев, они пешком пришли к нам, написав кровью на знаменах: «Умрем за Оранского». — Сколько воды? — Восемь футов. — Нужно восемнадцать! — Кто идет? — «Эгмонт», «Горн», «Анна-Мария», «Вильгельм Молчаливый»…

— Пропустить к принцу Оранскому! — Почему на вашем корабле столько женщин, капитан? — Это вдовы убитых при Моокергейде… Они сражаются, мой принц, страшнее самых свирепых гёзов… Не видно ли там Лейдена? Не опоздать бы нам к Лейдену…

— К Лейдену… К Лейдену… К Лейдену…

— Я так полагаю, что здесь расстояние до Лейдена не больше пятнадцати трубок. Пятнадцать раз успеешь выкурить трубку, и будет Лейден. — Но впереди испанцы… — А какой он, Лейден? — Бей ден дондер! Семь футов…

— Кто стреляет, адмирал Буазо?! Кто смеет стрелять без моего приказа? — Это испанцы, мой принц! Вы видите черные молнии над Ланд-Шейдином? — Поднимите паруса! — Но там стена огня! Там испанцы!..

— Патриоты Нидерландов! Каждая минута промедления грозит смертью нашим братьям в Лейдене. Враги стреляют, желая нас запугать. А там, изнемогая от голода и болезней, Лейден. Он зовет нас… Он исходит кровью! Курс на Ланд-Шейдин. Огонь из испанских пушек осветит нам путь…

— Да здравствует принц Оранский!

— Да здравствует гёз!

К Лейдену… К Лейдену… К Лейдену…

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Нос корабля. Ночь. Полная луна. Ветер качает фонарь на мачте. На верхушке мачты д о з о р н ы й. Его не видно. У борта с шестом в руке л о ц м а н. Возле пушки П е т е р. На носу капитан корабля Т и л ь У л е н ш п и г е л ь.

Л о ц м а н (у него громадная черная борода, сбегающие по плечам волосы. Шестом он измеряет глубину). Клянусь кишками Филиппа Кровавого, девять футов! Ни один корабль нельзя провести по такой глубине… Вода убывает с каждой минутой… Клянусь подагрой Карла Пятого, что мы будем сидеть здесь до снега, если испанцы нас не перебьют раньше. Дует восточный ветер и гонит воды обратно в океан.

П е т е р. Стоило взрывать плотины, открывать шлюзы, затопить половину Голландии, чтобы потом три недели валяться на палубах и играть в кости!

Л о ц м а н. Мою семью всю, кроме меня, уничтожили. Испанец с серьгой в ухе, я узна́ю его даже и на том свете, клянусь громом и молнией, горбатый и длиннорукий, зарезал мою жену, изнасиловал и убил дочерей… С тех пор я ушел в гёзы и сказал, что не буду стричь волосы, пока хоть один живой испанец останется на нашей земле… Семь лет я не стригусь… скоро буду путаться в своей бороде, клянусь ею же!

Т и л ь. Чего же вы хотите, храброе мое войско?

П е т е р. Бросить к чертям эти посудины, не дожидаться ветра, пешком пойти к Лейдену…

Т и л ь. И быть перебитыми испанцами, у которых в четыре раза больше войска и оружия! Наша сила только на воде…

П е т е р. Тогда сбить паруса, пересесть на шлюпки и идти на веслах.

Т и л ь. Много ли мы пройдем так! И кто будет сражаться, если половина войска будет сидеть на веслах? И где мы возьмем четыре тысячи шлюпок? Чепуха все это, Петер Клееф!.. Адмирал Буазо предупредил всех капитанов, что сегодня ночью испанцы попытаются напасть на наш флот. Когда они будут пробираться — ни выстрела, «и громкого слова! Притаиться и ждать. Пусть они думают, что мы спим и ничего не подозреваем. И только по сигналу «Лейден!» мы бросимся на врагов.

Г о л о с д о з о р н о г о (с верхушки мачты). На флагмане сигнал: «Быть наготове».

Т и л ь. Быть наготове! У вас расставлены люди, Петер Клееф?

П е т е р. Пушкари на местах, матросы с абордажными крючьями лежат вдоль бортов, всем остальным розданы топоры.

Л о ц м а н. Клянусь червями, им несдобровать сегодня.

Г о л о с д о з о р н о г о. По правому борту лодка!

Тиль, Петер, лоцман бросаются к борту, вглядываются в темноту.

Т и л ь. Опознавательных фонарей нет!

П е т е р. Плывет бесшумно.

Л о ц м а н. Весла обмотаны тряпками.

П е т е р. Это первая из испанской флотилии.

Л о ц м а н. На ней только один человек. Разведчик.

П е т е р. Разрешите снять его? (Вскидывает мушкет к плечу.)

Т и л ь. Нам запрещено стрелять до сигнала.

Л о ц м а н. С меня достаточно топора.

Выстрелы.

П е т е р. Его заметили с того корабля.

Т и л ь. Зачем они стреляют, обезьяны!

Еще залп.

Взять живьем!

Л о ц м а н. Лодка подплыла!

П е т е р. Он спасается от того корабля, плывя к нам.

Л о ц м а н. Вот его руки. Разреши, Тиль, я один раз стукну топориком и оставлю их себе на память.

Поднимает топор. Страшный визг и крик Ламме за бортом: «Ку-ка-ре-ку! Вы оглохли? Тивиль-виль-виль! Я же человеческим языком говорю вам: ку-ка-ре-ку!» Лоцман вонзает топор в борт, рядом с руками Ламме. На палубу вскакивает Л а м м е. Голова его мокра. Штаны сзади горят, густой дым валит от них.

Л а м м е. Воды! Горю! Кукареку! Я свой! Проклятье!

Т и л ь, П е т е р. Ламме?!

Л а м м е. А на кого же еще может свалиться столько ужасов?

Лоцман выливает на него ведро воды.

Кажется, пожар утихает! Дураки, нашли куда стрелять! Тиль, здравствуй, мой листик! Дайте мне скорее есть, будьте все прокляты! Кушать! Скорее!

Т и л ь. Выдать ему баранью ногу.

Л а м м е. Нет, я не вынесу такого блаженства… Я давно, ах как давно не ел ничего… Найденного нами продовольствия едва хватило на неделю… А потом… В городе не осталось ни одной крысы, съедены все листья с деревьев, трава, что росла на мостовой между камнями.

Лоцман приносит баранью ногу. Ламме ест, говорит, вытирает слезы, целует Тиля и снова ест.

Вот я ем, Тиль, а там… у многих нет сил даже подняться на крышу, посмотреть, не плывет ли наш флот.

Л о ц м а н, Т и л ь, П е т е р (одновременно). А Верф? А Неле? А Магда?

Л а м м е. Когда я уходил, они были еще живы… А сейчас… Может быть, там уже никого не осталось.

П е т е р. Так чего же мы медлим? Почему, бросив эти посудины, мы вплавь не стремимся туда? Почему мы валяемся здесь среди этих крыш затонувших домов и верхушек деревьев?!

Т и л ь. Тебе мало жертв Лейдена, ты хочешь, чтоб был уничтожен еще и весь флот?!

Л о ц м а н. Надо попробовать пробиться…

Л а м м е. Эх, не было у меня бочки пороха, когда я прошмыгнул мимо Ланд-Шейдина под самым носом у испанцев. Я бы устроил фейерверк из земли, испанцев и пушечек… Сам бы взлетел на воздух, но открыл бы вам путь на Лейден.

П е т е р. Надо поднять на борт твою лодчонку, Ламме!

Т и л ь. Отдай приказ.

П е т е р. Я сам сделаю это. (Уходит.)

Л а м м е. Я привез письмо от Лейдена к принцу. Нельзя ждать ни минуты. Камни Лейдена источают кровь…

Пауза. Негромкий крик дозорного: «На флагмане сигнал «Пушкари к пушкам!»

Т и л ь (тихая команда). Пушкари к пушкам!

Шепотом проносится приказ: «Пушкари к пушкам!»

Д о з о р н ы й. Погасить фонари!

Л а м м е. Это испанцы идут. Дай и мне топор. Тиль.

Л о ц м а н. Возьми мой. У меня их четыре.

Д о з о р н ы й. Зажечь фитили.

Т и л ь. Зажечь фитили…

Л о ц м а н (шепотом). Нету Петера.

Т и л ь (так же). Он, верно, возится с лодкой Ламме.

Л а м м е (так же). Я стану к его пушке.

Т и л ь. Слышите плеск испанских весел?..

Долгая тишина. Темно. Удары весел о воду. Огоньки тлеющих фитилей у пушек. И, наконец, крик дозорного: «Лейден!»

Лейден!

Залп из пушек.

Лейден!

Залп из пушек.

Лейден!

Залп из пушек.

Д о з о р н ы й. На абордаж!

Т и л ь. На абордаж!

Темнота. И в темноте вспышки от мушкетных выстрелов, стук топоров, крики испанцев и команда: «Лейден!» Выстрел. Сверху падает и тяжело ударяется о палубу тело дозорного.

Л о ц м а н. Дозорный убит!

Т и л ь. На мачту!

Лоцман лезет на мачту. Тиль со шпагой в одной руке и с топором в другой носится по палубе, командует, наносит удары карабкающимся на борт и с п а н ц а м… Но в тот момент, когда Тиль перегибается через борт и, как дрова, рубит головы врагов — видны только взмахи топора, — к нему подползает д л и н н о р у к и й г о р б у н и вонзает в спину кинжал. Тиль со стоном падает.

Л а м м е (бросается к Тилю). Тиль, что с тобой, мальчик мой?!

Сверху с мачты прыгает на испанца, занесшего кинжал над Ламме, лоцман.

Л о ц м а н. Вот мы и встретились с тобой, горбун.

Труп испанца он волочит к борту.

Л а м м е. Тиль! Тиль, ты умираешь, Тиль, приятель мой?!

Т и л ь. Разорви на мне рубаху… Приложи к ране пепел и завяжи…

Л а м м е. Ты отдал ладанку Неле. (Разрывает на себе рубаху, перевязывает Тиля.) Не унять кровь…

Т и л ь. Что ты, Ламме… Ты, кажется, перестал отличать вино от крови… Это рейнвейн, я спрятал под платьем флягу с вином…

Л а м м е. Не смей умирать, Тиль! Кто спасет Лейден?

Л о ц м а н. Вот сердце врага. Приложи его к ране, Тиль.

Т и л ь. Брось за борт собачье сердце. Пусть его грызут раки… Что там, Ламме?.. Говори правду…

Л а м м е. Испанцы захватили «Анну-Марию» и «Лебедя». Как черные муравьи, лезут они через трупы своих на наши корабли…

Т и л ь. Пусть команду кораблем примет Петер Клееф.

Л о ц м а н. Его нету нигде… Я не видел его в битве.

Т и л ь. Искать Петера Клеефа!

Лоцман убегает.

Что там, Ламме?

Л а м м е. Новый отряд испанцев окружает нас. Они подплыли к корме.

Т и л ь. Неужели я не увижу тебя, Лейден?

Л о ц м а н (возвращается). Петера нет. Пропала лодка Ламме…

Л а м м е. Он сбежал от нас! Сбежал к испанцам на моей лодке! Я говорил, что нельзя доверять этому отродью. Сын не лучше папаши.

Сильный взрыв.

Тиль! Ты слышишь меня, Тиль?!

Л о ц м а н. Ланд-Шейдин летит на воздух!

Л а м м е. Ты слышишь, Тиль! Ланд-Шейдин взорван!

Л о ц м а н (опускает шест за борт). Одиннадцать футов! Клянусь западным ветром, вода прибывает!

Труба.

Г о л о с. Сигнал: на весла!

Л а м м е. Тиль! Смотри, как взлетают в воздух испанские паруса! Смотри, как опускаются на дно их корабли у Ланд-Шейдина! Ты слышишь меня, Тиль?!

Л о ц м а н. Он уже не слышит…

Л а м м е. Не смей умирать, Тиль! Не смей!

Труба.

Г о л о с. Вперед к Ланд-Шейдину!

Т и л ь (невидящими глазами смотрит на Ламме). Вперед к Ланд-Шейдину! Никому не говори о моей смерти, Ламме… Закрой мне лицо платком… Если спросят, кто здесь лежит, скажи, матрос, имени которого ты не знаешь… Ламме, ты видишь Лейден?

Л а м м е (отворачивается, стараясь, чтоб Тиль не видел его слез). Да, да, мы проезжаем по Зеленой дороге… Осталось позади озеро Свежей Воды… Миновали Зотермейер и Норт Аа… Вот они, красные кирпичные крыши, высокие сваи, широкие мосты… Серые стены города… Вот Треугольная площадь. Мы плывем прямо по улицам… А вот и дом бургомистра… У окна стоят Неле и Магда. Они ждут тебя… Они заметили наш корабль… Они машут платками… Они зовут тебя: «Тиль Уленшпигель! Ты слышишь, Тиль Уленшпигель? Не умирай! Не смей умирать!.. Ведь ты же душа Фландрии… мы ждем тебя, Тиль!» Ты видишь их, Тиль?

Л о ц м а н. Он уже ничего не видит. Закрой его лицо платком.

Г о л о с. На флагмане сигнал: «К бою! Перед нами главные силы испанцев!»

Труба играет: «К бою!»

Та же, что и в первом акте, комната в доме Верфа. За окном сумрачный, дождливый день. Сквозь сетку косого дождя видны мокрые крыши, купола церквей, башни. Вместо тюльпанной оранжереи на окне стоит только один цветочный горшок. У потухшего камина слепая В и к а. У окна М а г д а и Н е л е. Магда перебирает струны лютни.

В и к а. Что за окном, дочка?

М а г д а. Дождь… Под дождем на всех крышах люди. Они смотрят на запад… Но флота Оранского не видно… Корабли лежат на мели… Едва они прошли Ланд-Шейдин, как вода снова спала и снова подул восточный ветер… Корабли лежат на зеленых пастбищах, на вершинах деревьев, на крышах домов… Вокруг нас по-прежнему только враги… Ты засни, нянька. Засни… А когда проснешься… увидишь, как вдруг повернутся все флюгера на всех крышах… Подует западный ветер… ветер…

Н е л е. Смотри, Магда!.. Пока ты пела, стебель тюльпана еще поднялся. Бутон набух, вот-вот распустится. Я никогда не видела тюльпанов, вырастающих осенью.

М а г д а. Это необыкновенный тюльпан… Его растил Петер Клееф. Такого цветка нет ли у кого в Голландии. Сегодня ровно семь месяцев, как он принес сюда горшок с луковицей… Чем больше я смотрю на этот цветок, тем больше думаю о Петере… Еще детьми мы поклялись, что всю жизнь будем вместе и умрем в один день…

Н е л е. А Тиль? Ты забыла его?

М а г д а. Он не мой, Тиль… В те минуты, когда он говорил о зеленых дорогах Нидерландов, по которым идут влюбленные, о звездах и птицах, он всегда думал о тебе, Неле… Я поняла это… Поняла и перестала слушать его рассказы…

В и к а. Что за окном, дочка?

М а г д а. Дождь… Косой дождь… и восточный ветер… Вот кусок лепешки, съешь его, нянька… съешь… Ведь ты давно уже ничего не ела…

В и к а. Что ты, дочка, я сыта… Я очень сыта… Сама кушай. А я сыта…

Входит В е р ф. Он очень исхудал. Но держится прямо. Чтоб не видели его слабости, он бросил палку и ходит без нее.

В е р ф. Прилетел голубь от адмирала Буазо. Флот гёзов уничтожен. Остатки его бежали к океану. Адмирал пишет, что единственный путь наш — построить все население города в четырехугольник, поставить в середину слабейших, стариков, детей, и попытаться с боем пробиться сквозь ряды испанцев.

Н е л е. Но это путь к верной смерти.

В е р ф. Верная смерть здесь… А там… там, может быть, несколько человек и останутся живы, будут скрываться в лесах, доберутся до гёзов…

М а г д а. Адмирал так советует?

В е р ф. Вот его письмо.

М а г д а. А принц? Что пишет Оранский?

В е р ф. Он не может не знать письма адмирала… Сейчас ван дер Доэс готовится к вылазке… На площади собирается все население города… Идите и вы туда. Мы с нянькой останемся здесь. Нам незачем искать смерть так далеко..

М а г д а. Я не оставлю тебя, отец.

Н е л е. И я не пойду отсюда… Мне Тиль велел ждать здесь…

В е р ф. Твой Тиль убит, девочка… убит при Ланд-Шейдине. Сюда приплыл бородатый лоцман с его корабля… Тиль мертв…

М а г д а. А Петер?

В е р ф. Петер предал нас и перешел на сторону испанцев. В лодке Ламме он бежал, но едва доплыл до Ланд-Шейдина, форт взорвался, и Петер погиб в огне взрыва. Тело его прибило к лодке, на которой плыл лоцман.

М а г д а (закрывая лицо руками). Погиб предателем!..

Н е л е (упрямо). Я не верю, что Тиль Уленшпигель умер… Он много раз был на волосок от гибели, но всегда оставался живым. Он жив и сейчас…

Молчание.

В и к а. Садитесь сюда к камину, бургомистр… Пусть девочки уходят… Мы будем с вами ждать…

Верф садится в кресло у потухшего камина.

Долгая пауза.

Я слышу, как птица бьется о стекло…

М а г д а. Голубь!.. Это мой белый голубь с красным хохолком! (Открывает окно.)

В комнату влетает голубь и садится к Магде на плечо. Магда берет голубя в руки и замечает на лапке кольцо. Снимает кольцо, там записка.

Это мне. «Магде Верф. Я украл у Ламме лодку, взломал пороховой погреб и гребу к Ланд-Шейдину… Через несколько минут испанская крепость взовьется к облакам, а вместе с ней и я… Вспоминай меня, Магда… Ван Верф сказал, что я должен очистить свое имя, защищая Лейден… Я умираю за Лейден и за тебя, Магда… Если Лейдену скажут, что я изменник, — не верь. Если Лейдену скажут, что Оранский не в силах спасти его, — не верь. Если от его имени будут писать письма о том, что надо бежать из города, а город сдать, — не верь…»

Н е л е. Смотри, Магда!.. На окне распустился тюльпан. Он совсем оранжевый!

В е р ф. Мы никуда не пойдем из этих стен… Мы будем ждать тебя, Вилли Оранский… Мы будем ждать…

Темнеет. Ветер воет в трубе. Льет дождь за окном. Люди у камина неподвижны. Бьют часы. И снова тишина. Темно. Молния за окном прорезает тьму. И снова дождь, и ветер в каминной трубе.

Ты здесь, Магда?

М а г д а. Здесь, отец…

В е р ф. А ты, Неле?

Н е л е. Здесь, отец…

В е р ф. А ты, Вика?

Молчание.

Н е л е. Ее нет больше с нами.

Так проходит несколько секунд… А может быть, прошло несколько дней… Бьют часы. Неподвижны люди у камина… Живы ли они?.. Взрыв ветра за окном, и тонкий скрип флюгеров на крышах. Дальняя музыка. Может быть, это только кажется… Или ветер распелся в камине… Взрыв, и звонкий мальчишеский крик: «Гёзы!»

В е р ф (тихо). Гёзы?

М а г д а. Это нам послышалось, отец… Мы просто умираем и видим наш предсмертный сон…

Н е л е (подходит к окну). Нет… Это гёзы… Я слышу их песню… Я вижу оранжевый парус вдали.

Песня ближе. За окном снова молния и отчаянный крик: «Гёзы!»

М а г д а (у окна). Все флюгера повернулись на вест! Дует западный ветер. Плывут гёзы… Выйди на балкон, отец. Внизу весь город… Они приветствуют гёзов… Они бегут им навстречу… Они ломают городские ворота… Дует западный ветер, и океан подходит к самым стенам Лейдена… Вот и первый корабль плывет по каналу… На нем написано: «Дельфтский ковчег». Все бегут к нему. Женщины поднимают своих детей к палубе корабля… Дети подбегают к матросам… А один, смотри, отец, рыжий мальчишка обнимает за ноги огромного капитана… А с корабля летят хлебы, плоды… Гимн Лейдена… Ты слышишь, отец, они поют гимн Лейдена…

За окном раздаются первые слова гимна. Затем все неожиданно смолкает.

В е р ф. Почему смолк гимн? Почему они замолчали?

М а г д а. Они плачут…

В е р ф (выходит на балкон). Здравствуй, Оранский! Лейден долго ждал тебя…

И снова с еще большей силой гимн за окном.

Верф на балконе. Магда и Неле у окна.

М а г д а. Не видишь ты среди них Петера?

Н е л е. Нет… Но я вижу корабль с оранжевым парусом. На палубе стоит Тиль.

М а г д а. Что ты, Неле… Ведь Тиль убит.

Н е л е. Убит? Тиль — сердце и дух нашей родины! Разве можно убить сердце народа? Можно грабить и жечь, можно насиловать людей и топтать их землю, но сердце народа нельзя растоптать. Тиль жив! Вот он, юный и прекрасный, стоит на палубе корабля, и горит за его спиной оранжевый парус… Слышишь песню его?

Н е л е. Тиль! Ты слышишь меня, Тиль Уленшпигель?

З а н а в е с.

1942